Арзуманян Ашот. Арагац (Очерки и рассказы)

   Призыв художника, горячо поддержанный Ованесом Туманяном - признанным главой передовой армянской интеллигенции, председателем Общества армянских писателей, - получил широкий отклик в народе, и, действительно, были собраны необходимые средства на сооружение памятника, который был воздвигнут два года спустя, весною 1914 года, на могиле Саят-Нова, в ограде церкви св. Георгия в Тифлисе. Памятник был сооружен по проекту и под наблюдением Башинджагяна. На памятнике высечены гордые строки великого поэта:
   Не всем мой ключ гремучий пить: особый вкус ручьев моих!
   Не всем мои писанья чтить: особый смысл у слов моих!
   Не верь: меня легко свалить! Гранитна твердь основ моих!
   (Перевод В.Я.Брюсова)
   Башинджагян не удовлетворился этим. Прекрасно понимая все значение издания всех песен Саят-Нова, писавшего не только на армянском, но и на грузинском и азербайджанском языках, художник приложил много стараний для издания грузинских песен Саят-Нова, о чем говорит и поэт И.Гришашвили в предисловии к сборнику песен Саят-Нова на грузинском языке, изданном в 1920 году в Тифлисе.
   Внук великого народного певца - Баграт Саят-Нова, зная о роли Башинджагяна в изучении и пропаганде наследия его гениального деда, именно ему вручил сохранившуюся рукопись армянских песен Саят-Нова. Эту рукопись Башинджагян передал великому поэту Ованесу Туманяну, который передал ее Институту литературы имени М.Абегяна, где она бережно хранится и поныне.
   До конца своей жизни Башинджагян, не щадя сил и времени, совершенно бескорыстно делал все, что мог, для собирания и популяризации творчества Саят-Нова, двухсотпятидесятилетие со дня рождения которого широко отметило осенью 1963 года все прогрессивное человечество.
   Гуманист и человек высокой культуры, Башинджагян понимал большое общественное значение воспитания в людях чувства уважения и признательности к великим деятелям культуры прошлых поколений. Он сам принимал деятельное участие в увековечении их памяти. Так, вместе с Ширванзаде и другими он выступил в печати, вскоре после смерти Раффи, с предложением воздвигнуть памятник великому армянскому романисту. Проект памятника, поставленного спустя несколько лет на могиле Раффи на Ходживанкском кладбище (в Тифлисе), был создан Башинджагяном.
   В 1910 году он выступал в печати по вопросу о сооружении памятника Хачатуру Абовяну, который, как известно, был изготовлен скульптором Тер-Марукяном и ныне украшает детский парк в Ереване.
   По проекту Башинджагяна были изготовлены памятники Григору Арцруни (основателю газеты "Мшак") и Геворгу Ахвердяну (первому исследователю и издателю армянских песен Саят-Нова), поставленные на их могилах на Ходживанкском кладбище в Тбилиси.
   Башинджагян считал высшей обязанностью и вместе с тем высшим счастьем для человека возможность полностью отдать свои способности и знания обществу, людям. Об этом он писал в статьях, посвященных памяти глубоко почитаемых им выдающихся деятелей: мариниста Ованеса Айвазовского и ученого-поэта Гевонда Алишана. В некрологе об Айвазовском, умершем 83 лет от роду, Башинджагян писал: "Он сошел в могилу, выполнив полностью все, что было в его силах. И ему уже ничего не оставалось сделать. Счастливый человек!"
   К этой мысли он возвращался и в своих воспоминаниях об Алишане, тоже скончавшемся в глубокой старости: "Гевонда Алишана нет более в живых. Он сошел в могилу, до конца выполнив свой человеческий долг. Счастливец!"
   Башинджагян сам не дожил до такой глубокой старости. Ему не было и семидесяти лет, когда кисть выпала из его рук.
   С тех пор, как Геворг Башинджагян нашел свое последнее успокоение рядом с могилой любимого им поэта Саят-Нова, прошло много лет. За минувшие годы в ограде той же церкви, где похоронен Башинджагян, установлено несколько надгробных плит, достойно увековечивающих память захороненных под ними именитых людей.
   Приближается сорок лет со дня смерти Башинджагяна. Не пора ли подумать об установлении надгробного памятника на его могиле, на могиле человека, умевшего организовать внимание широкой общественности к памяти людей, достойных увековечения, умевшего добиться того, чтобы имена и дела их не были преданы забвению потомками.
   Башинджагяна отличали находчивость и юмор. Вот один из примеров.
   В молодые годы художника навестил немецкий консул в Тифлисе. Геворг, тогда еще холостой, занимал всего одну комнату вдоль длинного общего балкона. Был утренний час воскресного дня, и консул застал Геворга в тот момент, когда он в домашней одежде подметал комнату.
   - Могу я видеть художника Башинджагяна? - осведомился консул, приняв его за слугу.
   - Подождите, пожалуйста, минуточку на балконе, он сейчас выйдет, ответил Геворг, подавая гостю стул.
   Консул уселся, а Геворг вошел в комнату, притворив за собой дверь. Спустя несколько минут он появился в чистенькой пиджачной паре.
   - Я к вашим услугам, сударь, - вежливо обратился Геворг к опешившему было консулу, быстро, однако, оценившему находчивость молодого художника.
   - Молодец! - одобрил он, смеясь. - Таким и должен быть настоящий артист...
   ...На память пришел день 23 мая 1958 года, когда в залах Русского музея открылась выставка произведений Геворга Башинджагяна, чей творческий путь неразрывно связан с Петербургом - Ленинградом. Академия художеств находится не так далеко от Русского музея, но какой большой творческий путь должен был пройти Башинджагян, чтобы удостоиться посмертной выставки своих работ в залах прославленного музея, где бережно хранятся сокровища русского изобразительного искусства!
   Вновь находясь в Ленинграде, я перебирал в памяти полотна моих соотечественников и думал о том, как годы жизни и целеустремленной учебы вооружали их обширными знаниями и профессиональными навыками, необходимыми для самостоятельной художественной деятельности. Они полюбили Петербург, ставший для многих из них второй родиной, и природу Севера, впоследствии не раз воспроизведенную ими на холсте. Но сердце армянских художников принадлежало родному краю, куда они неизменно возвращались и где наряду с полотнами, посвященными Армении, с большой теплотой изображали русскую природу.
   "Как жаль, что Башинджагян не дожил до тех счастливых дней, когда его родина, Советская Армения, превратилась в республику цветущей культуры, когда, приняв по эстафете лучшие художественные традиции своих предшественников, с юношеским воодушевлением возглавляет талантливый отряд своих младших коллег человек большого лучезарного таланта, имя которого Мартирос Сарьян". Такими словами завершалась юбилейная статья "Художник-поэт", опубликованная в "Ленинградской правде" в те дни.
   Из главного подъезда монументального здания Академии художеств выходят студенты - русские, украинцы, армяне... Сквозь туман, словно робкие улыбки, проглядывают лучи северного солнца. Кругом кипит жизнь великого города.
   А сфинксы...
   Сфинксы невозмутимо глядят друг на друга. В каплях моросящего дождя древние изваяния горят зеркальным блеском.
   Богата биография Ленинграда.
   Богаты традиции человеческой любви.
   1963
   НА РОДИНЕ "ТИХОГО ДОНА"
   По пути в Вешенскую я остановился в Ростове-на-Дону. Прежде всего я побывал в Ростовском отделении Союза советских писателей СССР. Оно помещается в здании областной газеты "Молот". Здесь я познакомился с ее главным редактором драматургом и журналистом Александром Михайловичем Суичмезовым, благодаря вниманию и теплому отношению которого Ростов стал для меня дорогим и близким городом.
   Было особенно приятно встретиться с ростовскими писателями Анатолием Калининым, Михаилом Никулиным, Ашотом Гарнакерьяном, а особенно же Михаилом Андриасовым, - с ним судьба нас свела еще в суровые годы Отечественной войны.
   После естественных приветствий разговор коснулся волнующей меня темы. Рассказывая о Шолохове, они с необычайной теплотой и задушевностью припоминали интересные встречи с ним.
   - До войны в Ростове был кабинет рабочего автора, - рассказывал Михаил Никулин, - где состоялась памятная встреча с Шолоховым. Тогда молодых авторов больше всего интересовал вопрос отражения правды жизни, вопрос о социалистическом реализме. Как его решить? У кого и чему учиться? Запомнился простой и ясный ответ Шолохова: "Учиться надо у всех классиков, особенно у русских... Надо знать жизнь... Не зная жизни, разумеется, нельзя ее отобразить".
   Невольно вспомнились мне слова старейшего русского писателя А.С.Серафимовича о Шолохове:
   "Дон дает ему массу впечатлений, типов, часто неожиданных проявлений народного творчества, самобытного, оригинального в борьбе с природой. У писателя - большие знакомства и тесные дружеские отношения с рыбаками-казаками. Он у них учится, он их наблюдает, он берет от них сгустки векового народного творчества... Он часто приезжает в какой-нибудь колхоз, собираются старики и молодежь. Они поют, пляшут, бесконечно рассказывают о войне, о революции, о колхозной жизни, о строительстве. Он превосходно знает сельскохозяйственное производство, потому что не со стороны наблюдал его, а умеет и сам участвовать в нем..."
   Михаил Александрович Шолохов в высокой степени одарен и еще одним талантом - радостным, необычайно добрым отношением к труду, к успехам других, работающих в литературе всерьез, от всей души. Анатолий Калинин вспомнил, как на цимлянской стройке Шолохов вдруг сразу насторожился, потемнел лицом, когда один из участвующих в разговоре литераторов, упомянув "Тихий Дон" и "Поднятую целину", сказал, что ничего другого он не может назвать в нашей литературе.
   - То есть как?! - неприкрыто и как-то обидчиво возмутился Шолохов. Что же, я одинок? Ну нет, это совсем не то. Нет, так нельзя, не годится...
   И он так глубоко огорчился, что потом в разговоре еще не раз возвращался к этому и бросал на легкомысленного литератора колючие взгляды.
   - "Разгром" я прочитал одним дыханием, - говорил он однажды в Ростове. - А "Молодая гвардия"?! - И сам отвечает: - Кто еще смог бы так написать о молодежи?
   И он, не тая восхищения, охотно и тепло говорит о творчестве своего товарища по литературному цеху, отдавая должное замечательному таланту А.А.Фадеева.
   Шолохов за то, чтобы работа писателя была согрета и освещена большим, человечным раздумьем о жизни, судьбах людей и чтобы книга давала читателю широкое поле для размышлений.
   Когда в 1956 году М.Шолохов выступал в Ростове перед молодыми писателями Дона, он призывал их не торопиться сдавать в печать "невыношенное". "Вы - великолепные представители великолепного народа", любовно называл он литературную молодежь. И он сказал, что за теми молодыми силами, которые входят в литературу, великое будущее литературы социалистического реализма. "Вы - наша надежда".
   Из Ростова в станицу Вешенскую ехать мне не пришлось - Михаил Александрович находился в Москве. В столице я по телефону связался с ним. Шолохов был занят читкой гранок журнала "Октябрь", который печатал главы второй книги "Поднятой целины". Поэтому он попросил заехать к нему через день, к девяти часам утра.
   Кабинет писателя. На письменном столе - бюсты Льва Толстого и А.М.Горького, скульптура "Собаки охотятся за кабаном", телефонный аппарат, скромный чернильный прибор, пепельница. Здесь же стопка бумаг и несколько пачек ростовских папирос "Беломорканал". На стене висит картина художника Перова "Рыболов". К стене прикреплено чучело глухаря, убитого одним из сыновей в Крыму. В его библиотеке - произведения классиков марксизма-ленинизма, советских и зарубежных писателей. Здесь же хранятся изданные на различных языках "Тихий Дон" и "Поднятая целина". Зная, что эти книги переведены на армянский язык и давно стали любимыми и популярными у меня на родине, я спросил, есть ли у него эти издания. Их не оказалось, отчего мне стало очень неловко за наших издателей.
   Увидя мое замешательство, Михаил Александрович подошел к одному из книжных шкафов и, достав томик в синем переплете, протянул мне. Я узнал знакомую книгу - однотомник избранных произведений Аветика Исаакяна.
   - Этот подарок, - сказал он, - один из самых ценных в моей библиотеке.
   "Самому замечательному и любимому писателю, автору чарующего меня, бессмертного "Тихого Дона" - эта трогательная надпись Исаакяна на титульном листе книги сразу же бросилась в глаза.
   - Передашь на память глубокоуважаемому Исаакяну мой роман "Тихий Дон", хотя я должен был это сделать первым. Расскажешь ему, что донские казаки любят исаакяновскую лирику, читают ее, - сказал Михаил Александрович.
   Тщетными оказались все поиски Шолохова в книжных шкафах - русского издания "Тихого Дона" там не оказалось.
   - Ну что же, нет худа без добра, - сказал он, - приедете в Вешенскую, увидите наши края - там и найдется "Тихий Дон".
   В библиотеке, рядом с книгами Белинского и Чернышевского, можно увидеть томик произведений земляка Шолохова Микаэла Налбандяна. Михаил Александрович с особым уважением относится к творчеству революционных демократов прошлого века, мужественных борцов против самодержавного режима.
   Необычайная сердечность, простота Шолохова расположили к нему сразу.
   Коснувшись своей литературной работы, писатель сказал коротко:
   - Кончаю вторую книгу "Поднятой целины", остается доработка. К концу года сдам в печать. Потом возьмусь за роман "Они сражались за Родину". Две трети первой книги уже написаны, но работы еще немало.
   Встречи, о которых я упоминал, состоялись накануне празднования пятидесятилетия Шолохова.
   Юбилейный вечер состоялся в концертном зале имени Чайковского. Желающих попасть туда было великое множество.
   Всем нам известно, как тепло и торжественно отметил советский народ знаменательную дату любимого писателя.
   После юбилейных торжеств, 26 мая, мы вновь встретились. На мой вопрос, как он себя чувствует, Шолохов со свойственной ему искренностью ответил:
   - Ну, сами понимаете, сколько волнений! Для чего только нужно было устраивать такой вечер!
   - Народная любовь!
   - Да, но когда обрушивается на плечи одного человека народная любовь и ласка, невольно думаешь: достоин ли, выдержу ли? Еще предстоят встречи в Академии, у воинов - я обещал им. А слову своему нужно быть хозяином.
   29 мая Шолохов с супругой Марией Петровной и внуком выехали с Казанского вокзала поездом "Москва - Ростов" в станицу Вешенскую.
   Тем же поездом, спустя несколько дней, на рассвете я прибыл на станцию Миллерово. С аэродрома этого городка утром вылетел самолет. Он взял курс на северо-восток.
   Здесь я не увидел дымчатого очарования наших высоких неприступных гор. Мой взор приковала мягкая прелесть донских степей, манящих к себе своей необъятной ширью. То там, то тут ярко выделяются крупные массивы сосновых лесозащитных полос.
   Что такое для самолета сто шестьдесят километров воздушного пути? Вот и крутой берег Дона. Мы уже различаем раскинувшуюся среди песков, вытянутую вдоль реки и прижатую к берегу станицу Вешенскую. Самолет плавно садится на небольшой полянке посреди леса. Дорога до станицы невелика. Но машина продвигается медленно, колеса ее тонут в сыпучем песке. Заметив на моем лице некоторое недоумение и словно угадав мои мысли, водитель улыбнулся и сказал:
   - Это еще что! Было время, когда в здешних местах совсем не было лесов. Степной ветер властно гулял, волнами разгоняя пески. След человека исчезал тотчас за ним.
   И мне стало понятно, почему с такой деловитой гордостью, по-хозяйски оглядывал он стройные ряды сосен, разрезающих степь в разных направлениях.
   Станица Вешенская встретила меня бурным пробуждением весны. Весна, так поэтически воспетая Шолоховым в "Тихом Доне", с буйным разливом Дона, со сказочным цветением степи, сплошь покрывающейся фиалками, а вслед за ними тюльпанами, с прелестными стаями птиц, с неутихающим шумом привольного ветра в затопленном полой водой донском лесу, с лебедями, дохнула на нас неукротимой мощью донской природы.
   Прямая улица в центре станицы, названная земляками Шолохова его именем, выходит прямо к двухэтажному дому писателя. Сад тянется до самого крутого берега Дона.
   В Вешенской я познакомился с секретарем райкома партии Василием Алексеевичем Сетраковым. Он с большим уважением говорил о своем великом земляке.
   - Несмотря на свою занятость, Михаил Александрович находит время встречаться с трудящимися, дать вовремя нужный совет, помочь в просьбе. Как-то раз к нему обратился председатель областного потребсоюза письменно, как к депутату, чтобы он помог строительным организациям получить лес для животноводческих ферм. Шолохов написал подробное письмо в Москву, и вскоре просьба депутата была удовлетворена - лес получили. Шолохов как член Вешенского райкома партии принимает активное участие в жизни нашей парторганизации, дает очень нужные и дельные советы. Многие из нас помнят его критические замечания и предложения на партийных конференциях.
   В Вешенской, где я находился впервые, не пришлось долго искать знакомых. Имя Шолохова помогает людям, не знавшим ранее друг друга, найти общий язык, как старым знакомым.
   Когда я вошел в двухэтажную Вешенскую среднюю школу, заседал педагогический совет. Но вскоре раздавшийся звонок возвестил о начале занятий в классах. Мне повезло: первый учитель Шолохова, шестидесятисемилетний Тимофей Тимофеевич Мрыхин, оказался свободным от занятий.
   Годы на его лице оставили свой отпечаток. Но глубокие морщины разгладились, когда он узнал, что меня интересует.
   - В моей памяти, - начал он, - сохранилось много незабываемых детских образов, озаренных радостью успеха в учении или озабоченных и настойчиво преодолевающих трудности.
   Одним из таких ярких является воспоминание о работе с Мишей Шолоховым. Мише тогда было около семи лет. Перед началом занятий у нас с родителями зачастую возникали интересные беседы, в которых непременно участвовал и Миша. В одной из таких встреч был поднят вопрос о будущем Миши. Когда спросили об этом его самого, то он, не задумываясь, ответил:
   "Я буду военным".
   Мы сперва поинтересовались мотивами этого желания Миши, а потом, как далекие от военных дел люди, стали склонять его на путь научного работника, путь людей, обессмертивших свои имена великими достижениями в области литературы, биологии и других наук и техники. Обсуждение этого вопроса протекало довольно долго и заняло несколько наших бесед. Вначале Миша упорно отстаивал свою точку зрения, но с течением времени стало заметно, что он стал колебаться, и однажды заявил:
   "Ну, Тимофей Тимофеевич, значит, когда вырасту, буду студентом, а там дальше видно будет".
   В начале тысяча девятьсот двадцать первого года в станице Каргинской была создана агитколонна, в которой состоял и Миша Шолохов. Несмотря на свой молодой возраст, Миша был одним из самых активных, самых деятельных членов нашего коллектива. В течение всего периода работы агитколонны он систематически снабжал ее литературой для постановки спектаклей, помогал в подборе нужных людей из молодежи и выполнял разные поручения при художественных выступлениях колонны в качестве декламатора, хориста, актера и докладчика. С особым успехом Миша исполнял комические роли. Однажды мы ставили пьесу "Необыкновенный день" (автора не помню), которая представляла собой довольно удачную пародию на "Недоросль" Фонвизина. В этой пьесе Миша Шолохов с неподражаемым успехом исполнял роль типа Митрофанушки.
   Перед моими глазами прошел его путь от начинающего писателя до выдающегося мастера советской литературы.
   На минуту задумавшись, Мрыхин добавил:
   - Много учеников воспитала школа. Некоторые из них, выйдя в люди, позабыли нас, стариков. Но не таков Михаил Александрович. Он и сейчас такой же простой и близкий человек, уважающий труд большой и малый, любящий своих земляков. Два десятка лет назад как-то раз спросили у Шолохова, почему он не переезжает в Москву. - После паузы, хитро подмигнув живыми глазами, Тимофей Тимофеевич передал нам шолоховский ответ - "Чтобы не ездить в творческие командировки".
   Интересно отметить, что у Мрыхина учились и все дети Шолохова: и Саша, ныне агроном, работающий в Ялте в Никитском ботаническом саду; и Светлана, живущая сейчас со своим мужем моряком-офицером на Камчатке; и Миша - студент третьего курса биологического факультета. Заканчивает 10-й класс Вешенской средней школы ученица Мрыхина - самая младшая из детей Шолохова - Маша.
   В нашу беседу со старым учителем вмешался старожил-казак:
   - Уйма работы у Шолохова в нашей станице. Он не только пишет книги, но и активно участвует во всех делах нашего района. Хорошо знает он наше крестьянское дело, в вопросах сельского хозяйства разбирается не хуже любого агронома. Своими советами и помощью содействует развитию садоводства и виноградарства у нас.
   Много интересного узнал я из рассказов жителей. Было время, когда Москву с югом связывал большой сухопутный тракт. Одна из придорожных вех находилась у переправы через Дон. По этой вехе, или, как говорят, вешке, выросла на левом берегу Дона станица, получившая название Вешенской. Ничем особенным не примечательная, она оставалась неизвестной. До революции о ней писали: "Вешенская кажется бедной, она слабо застроена и имеет пустынный вид".
   В наши дни преобразилась станица Вешенская. Но известной стала она всему миру потому, что там родились "Тихий Дон" и "Поднятая целина".
   Коммунист Михаил Александрович Шолохов отличается поразительной скромностью. О себе он говорит мало, без охоты. Зато с большим воодушевлением рассказывает об успехах родной станицы, своих земляков.
   Теперь в Вешенской есть электростанция, своя больница, родильный дом, новые общественные здания, придающие станице благоустроенный вид. Педагогическое училище имеет общежитие для студентов, жилой дом для преподавателей.
   Жители Вешенской знают, что во всем этом немалая заслуга их неутомимого и заботливого друга, депутата Шолохова.
   Неустанным, напряженным трудом заполнен день писателя. Уже в пять часов утра он за письменным столом. Михаил Александрович пишет карандашом, иногда и ручкой, и лишь тогда, когда отрывок готов и удовлетворяет взыскательного автора, много раз перечитав написанное, Шолохов садится за машинку сам или ему помогает печатать жена и друг Мария Петровна. Спустя некоторое время он вновь возвращается к рукописи, читает и, случается, по многу раз подвергает правке написанное.
   Он получает обширную корреспонденцию. От рабочих и колхозников, студентов и читателей приходят в Вешенскую многочисленные письма. Молодые писатели посылают свои рукописи к Шолохову с просьбой познакомиться с ними и высказать свое мнение. Несмотря на свою занятость, он находит время лично ответить, лично вести переписку с авторами писем, не прибегая к помощи литературного секретаря, которого у него не было в то время.
   Получив целый ряд дельных замечаний Шолохова о своей рукописи, один из молодых авторов с благодарностью пишет:
   "Дорогой Михаил Александрович!
   Сердечное спасибо Вам за Ваше письмо. Читали и перечитывали его всей семьей. Большую радость оно принесло в наш дом. Ни один отзыв о моей повести не ободрил меня так, как Ваш. Я, безусловно, последую Вашему совету: посижу над рукописью и постараюсь сделать из нее настоящую вещь. Теперь у меня сил прибавилось вдвое..."
   Вдохновенно, любовно работая над каждым образом, каждой строкой, Шолохов требует и от своих товарищей по перу такой же ответственности в труде. Надо полагать, что рукописи, авторы которых стремятся как можно быстрее издать их, получают его суровую оценку.
   Кабинет Михаила Александровича помещается на втором этаже его дома и выходит на большой овальной формы балкон, подпираемый снизу колоннами. Кабинет обставлен скромно, без излишней премудрости: письменный стол, книжные шкафы, на стене висит карта мира.
   Богатая библиотека и архив писателя погибли в дни Отечественной войны, в 1942 году. Во время бомбежки тогда же от осколка бомбы погибла мать Шолохова Анастасия Даниловна.
   На родине "Тихого Дона" все меня волновало. Здесь Михаил Шолохов создал свой большой второй роман, "Поднятую целину", - произведение, в котором он развернул, благодаря своему могучему таланту, картину коллективизации в казачьем краю. Советский читатель сроднился с большевиком-рабочим Давыдовым - одним из самых замечательных образов в советской литературе.
   Размышляя о шолоховских героях и вдыхая аромат донских степей, где происходили события минувших дней, вновь и вновь чувствуешь глубину созданных картин и образов, позволяющих произведениям писателя свободно перешагнуть через границы времени и быть вечно живым источником познания и наслаждения. Естественно поэтому, что первые же главы второго тома "Поднятой целины", опубликованные в газете "Советакан Айастан", с такой жадностью читали трудящиеся Армении на родном языке.
   В 1956 году Аветик Исаакян мне говорил:
   "По-моему, Шолохов - самый блестящий писатель великой эпохи Октябрьской революции. Талант Шолохова - правдивый, непринужденный, смелый. Как настоящий мастер, он пишет уверенно, искренне, не изменяя своей совести. Гениальную шолоховскую эпопею "Тихий Дон" смело можно поставить рядом с "Войной и миром" Л.Толстого. Все, что создано этим удивительно цельным, ясным, мудрым писателем, пронизано огромной любовью к человеку".