В своих руках Караев держал букет компрометирующих Президента материалов. Не столько его самого, сколько его семью. Но какая разница?.. Семья есть семья. Это — реноме Президента. Его белый фрак. А он — в пятнах. Причем дурно пахнущих.
Каждый, так сказать, «цветочек» в этом «букете Иуды» бил по сыну, брату и другим родственникам, но метил в Президента… Зачем это надо было Худиеву? Почему он их собирал и припрятывал? Конечно же, с одной целью. В худший из моментов для Президента воспользоваться ими… Впрочем, что гадать, по-иезуитски предвкушая страшную месть? — думал он. Пусть на эти вопросы полковник ответит сам и самому Президенту…
Именно в тот момент, когда Караев, обуреваемый жаждой справедливого, а главное честного возмездия, лелеял эту мысль, Джилл и накинулась на него. Потом, когда Эм успокоил ее, вколов убойной силы транквилизатор, и они остались втроем, Караев еще долго не мог собраться с мыслями. Словно Джилл поймала его за чем-то постыдным и выставила всем напоказ.
— Майкл, не бери в голову. Забудь, — добродушно рокотал Эм. — Тебе же понятно — синдром шока…
— Конечно, — подхватил Том. — Она, по сути, — ребенок. А тут на ее глазах вдребезги разбивается человек.
— В чем-то она права, — упавшим голосом произносит он.
— В чем-то?! — вдруг резко вскинулся всегда сдержанный и немногословный Ферти. — Это неопределенное «в чем-то» — аргумент хлюпика-интеллигента с повышенной концентрацией лжесовести… Майкл, ничего меня так не бесит, как это «в чем-то»… В чем-то прав убийца… В чем-то прав насильник… В чем-то прав предатель, — на разные лады дразнился Том.
— А что, иметь совесть плохо? — остановил его Маккормак.
— Почему же? Она необходима. Но трезвая. Не мешающая делу и не путающая его.
— Так не бывает, — не соглашается Эм. — Или она есть, или ее нет.
— Бросьте, профессор, — настаивал Том. — Совесть есть у всех. Другой вопрос — управляема она разумом или нет.
И они заспорили. Инцидент, испортивший им настроение, отодвинулся на задний план. Обстановка разрядилась. Вероятно, как позже сообразил Караев, они нарочно затеяли эту бессмысленную перепалку. Майкл в их спор влезать не стал, но мало-помалу снедавшее его неприятное чувство, оставшееся после Джилл, выпало в осадок. Он все больше и больше вникал в разгоревшийся на ровном месте диспут о совести и разумной совести…
— Галиматья! — поймав паузу, резюмировал он.
— Ну да! — хохотнул Маккормак. — Пора к делу, не так ли, Том?
Ферти развел руками.
— Кстати, к тому венку для Иуды, что держишь в руках…
— Что?! Что?! — перебил Караев. — Ты сказал: «венок для Иуды»?
— Нравится? — выпятил грудь Том.
— Да, — ответил Караев, добавив, что он только что про себя называл их «букетом Иуды».
— Тоже хорошо, — оценил Ферти. — Но я просил бы не перебивать. В этот «венок» или «букет» мне есть что вплести такое, что у тебя, Майкл, волосы станут дыбом, а Главу государства, узнай он о существовании такой ягодки, может хватить удар.
И Том выложил на стол магнитофонные кассеты. Подтолкнув одну из них в сторону Караева, он посоветовал обратить на нее особое внимание.
— Для Вас, Майкл, она будет особенно интересной, — пообещал Ферти, доставая из кармана диктофон.
«Наверное, в ней есть что-то касающееся непосредственно его и Инны», — подумал Караев, заправляя кассету в диктофон.
Это было так и не совсем так. Голос прозвучал почти тотчас же. Караев узнал его. И отшатнулся, как от змеи. Он принадлежал Худиеву.
«Моя беседа, — с вкрадчивой замогильностью сообщал полковник, — с руководителем отдела административных органов президентского аппарата в моем служебном кабинете».
— Что это за птица — руководитель отдела административных органов? — поинтересовался Маккормак.
Ферти с явным неудовольствием нажал на кнопку «стоп».
— Это важная птица, Эм, — принялся объяснять советник по науке и культуре. — Он шеф самого влиятельного департамента в президентской структуре. Подчиняется только главе государства. Все министры силовых ведомств, в том числе и Генеральный прокурор, ходят под ним. От него зависит их судьба. И в основном, от него они получают указания Президента. Особенно щепетильные…
— Понятно, — вытянул губы Маккормак.
— Сэр, если не возражаете, я бы попросил вас задавать вопросы после прослушивания, — мягко сказал Том.
— О’кей! — согласился Эм.
Том снова нажимает на кнопку воспроизведения.
… Звук открывающейся двери.
Голос вошедшего:Здравствуйте, полковник.
Худиев:Здравия желаю. (Судя по двигающимся по ковру стульям и предупредительной худиевской реплике: «Здесь будет удобно», они рассаживаются).
Худиев:Чай? Кофе?
Голос:Ни того, ни другого (закуривает)… Чем занимаетесь?…
Худиев:Кобустанскими ребятами.
Голос (требовательно):Доложите.
Худиев:Наш человек вошел к ним в доверие. Ведет нужные нам разговоры.
Голос (недовольно):Сколько можно?! Одни разговоры. Нам дело нужно.
Худиев (шелестит бумагами):Есть и дело. Вот последнее донесение. Генерал дает согласие возглавить бунт.
Голос (оживленно):Вот как! Ну-ка! (берет бумаги. Пауза).Пусть готовит и разрабатывает. Подкинь ему головорезов…
Худиев (смеется):В Кобустанской колонии такого добра хватает.
Голос:Тем более. Главное — не подстегивайте. (после короткой паузы, раздумчиво)Мятеж в тюрьме. Такого у нас еще не бывало.
Худиев:Никогда. (пауза и доверительно)Я хочу ему подбросить двух-трех офицеров. Из тех, кто недоволен нашим Дедом. Чтобы заодно кончить и с ними.
Голос:Хорошая задумка. Дед (смеется)будет доволен.
Худиев:Спасибо.
Голос (предостерегающе):Смотрите, не промахнитесь, полковник…
Худиев:Будьте уверены.
На этот раз запись останавливает Караев.
— Я знаю, о ком и о чем идет речь, — едва слышно сообщает он.
— Мне тоже известно, — буднично произносит Ферти. — В тот день я отмечал годовщину своего прибытия в вашу страну.
— А что случилось в тот день? — Маккормак вопрошающе смотрит то на одного, то на другого.
— Взбунтовалась Кобустанская тюрьма. Бунт возглавил боевой генерал. Бывший заместитель, а затем и исполняющий обязанности министра Обороны. Он тоже был заключенным, — отвечает Том.
— И чем он закончился?
— Ну чем заканчиваются все мятежи? — вопросом на вопрос отзывается Караев. — Повстанцы обезоружили охрану, овладели тюрьмой, а потом потребовали автобус, чтобы покинуть ее. К тому времени тюрьму оцепили войска. Автобус выехал на дорогу и была дана команда: «Огонь на поражение!». Сначала по автобусу пальнули гранатометом, а потом залили свинцовым ливнем автоматного огня…
— Не понимаю, — пожимает плечами Эм, — вся тюрьма-то не могла поместиться в один автобус.
— Не знаю, — застигнутый врасплох столь простым вопросом, говорит Караев. — Я рассказываю то, о чем писала и вещала пресса. В автобусе вместе с генералом находилось человек десять. Может, больше. Точной цифры ни одна из газет не называла.
Ферти многозначительно хмыкнул.
— Если вас интересуют подробности, могу добавить. Судя по всему, я самый осведомленный.
В решительную минуту мятежа, рассказывал Ферти, генералу изменил пахан уголовников, по слову которого поднялась вся тюрьма. Ему, тому пахану, дали знать: если он не остановит своих людей, то его брата, который отбывал срок в одной из бакинских колоний, немедленно расстреляют. И он дал отмашку…
Тем не менее, генерал больше верил блатным. Они, содержащиеся здесь в нечеловеческих условиях, шли на мятеж от отчаяния… Но генерал совсем не доверял капитану внутренней службы, который усиленно склонял его к побегу и убеждал, что он поможет это сделать.
За день до начала мятежа он по этому поводу поделился с паханом. По его мнению, капитан смахивал на провокатора. Пахан с ним согласился и дал слово не спускать с него глаз…
И совсем мало кто знает о том, что генерал запретил бывшему министру внутренних дел, тоже содержавшемуся здесь, и нескольким военным офицерам, которых недавно перевели в Кобустан, выходить из своих камер и предпринимать какие-либо активные действия.
— Не выходить ни под каким видом, ни под каким давлением. Пока вы не услышите моей команды, — распорядился он.
… На первых порах капитан суетился как надо. Открыл двери камер и сделал так, что заключенные беспрепятственно проникли в караулку и в комнату отдыха надзирателей. Двоих, наиболее ненавистных сторожевиков зэки кончили, не дав им пикнуть… И тут-то капитан исчез.
Пахану нужно отдать должное. Генерал в нем не ошибся. Хотя он и заставил своих людей уйти в камеры, его же ребята привели к генералу провокатора, который пытался скрыться. Его сняли с забора…
С генералом осталось всего девять человек. Он сказал им:
— Вы можете остаться в живых, если разойдетесь по местам… Им нужен я, а не вы…
Оставшимся терять было нечего. И тогда генерал от имени мятежной тюрьмы потребовал автобус. Его им дали. Прихватив с собой шестерых сотрудников тюрьмы, мятежники заняли удобные для себя места. Генерал вошел в салон последним. Впереди себя он вел капитана-провокатора…
— А дальше произошло то, что публиковалось и вещалось прессой… Их положили всех.
— Вместе с заложниками? — засомневался Маккормак.
— Вместе с ними и с капитаном, агентом Худиева, — подтверждает Том.
— Чем же не угодил им генерал? — Эм кивнул на диктофон.
— Был умен, имел свое мнение и держал себя с достоинством. Да притом, генерал назначался и.о. министра Обороны, и назначение это производил бывший Премьер, якобы, без согласования с Президентом… А это, — поморщился Том, — для Деда хуже занозы в заднице.
— Этого уже достаточно, — перебил Тома Караев. — Другое дело, — продолжал он, — я и представить себе не мог, что бунт в тюрьме — дело рук чекистов.
— Запомните, господа, за всеми переворотами, мятежами и политическими убийствами кто-то да стоит. Как правило, это спецслужбы или кучка заинтересованных лиц при поддержке тех же самых спецслужб, — со знанием дела поучал профессионал Ферти.
— Может быть, — с сомнением в голосе протянул Маккормак.
— Так оно и есть! — настаивал Том. — Равно как за покушениями и громкими заказными убийствами.
— Ну тут вы перебрали, дорогой Том, — категорически отмел Караев.
— Перебрал?! — не без ехидства переспросил Ферти.
— Безусловно. И давайте без ядовитостей.
— Что ж, Майкл, спорить не стану, — не унимался Ферти. — В пользу моего утверждения нам далеко идти не придется. Докажу не сходя с места. Аргумент — обезоруживающий! — предупреждает Том и, потянувшись к диктофону, бьет по кнопке «воспроизведение».
Голос (раздумчиво):Хорошо бы… Хорошо бы…
Худиев (участливо):Вы чем-то расстроены?
Голос:Вы прочли стенограмму выступлений сегодняшнего заседания Милли Меджлиса?
Худиев:К сожалению…
Голос (нервно):Что, вам снова их не доставляют?
Худиев:Доставляют. Но сегодня припоздали…
Голос:Непорядок… Ну да ладно… Там, как всегда, много пустой болтовни. Однако есть такое, что испортило настроение Деду…
Худиев (подхалимски):И вам.
Голос (после паузы, раздраженно):И мне… Снова этот хам — академик, Герой Советского Союза, мать его!.. Опять орал о коррупции. На этот раз в министерстве обороны, в армии… Тряс перед всеми бумагами. Вот, мол, факты… Солдаты умирают от дистрофии, заболевают чахоткой. Их кормят консервами, предназначенными для собак и кошек… Высший командный состав во главе с министром занят не боевой подготовкой, а личным обогащением. Проворачивают многомиллионные финансовые махинации…
Военкоматы наглым образом, за приличную мзду, сами предлагают родителям освободить их детей от воинской повинности. Родителям это выгодно. Им в таком случае не приходится за свои деньги кормить, обувать и одевать своих сыновей…
Командиры частей, рот и взводов, вплоть до сержантского состава, погрязли в поборах. Десятки и десятки воинов за деньги, отданные их родителями командирам, проходят службу не в расположении своих подразделений, а у себя дома…
В общем, факты — один грязней другого.
Худиев (возмущенно):Откуда он их берет?!.. Месяц назад разоблачал Министерство здравоохранения… Говорил о безобразиях в роддомах и о том, что все клиники обязаны ежемесячно приносить министру лично им установленную сумму — за операции, лечение и так далее, одним словом, за обслуживание больных.
Голос:Вот-вот! Черт бы подрал и его, этого демагога, и доброхотов, поставляющих ему эти так называемые факты.
Худиев (понизив голос):Многие факты, по нашим оперативным сведениям, находят некоторое подтверждение.
Голос (гневно):Да! Находят! Но не орать же на весь мир. Не срать же на голову Деда и страны!
Худиев (вкрадчиво):Этого, конечно, делать нельзя. Мои ребята пытались говорить с ним, так он их послал на три буквы и пинками вытолкал из своего кабинета…
Голос:Плохо говорили.
Худиев:Будь кто другой — мы показали бы ему, где раки зимуют… Но он Герой Советского Союза, академик, депутат…
Голос:Плевать! Советского Союза уже нет… (пауза)
Голос:Хозяин, прослушав видеозапись заседания Милли Меджлиса, сказал: «Неужели нет человека, кто заткнул бы ему рот?…»
Худиев:Кому сказал?
Голос:Как, по-твоему? (пауза)
Голос:Не прикидывайся тупицей, полковник!.. Нам с тобой!
Худиев:Тут я не вижу прямого приказа.
Голос:Хозяин не приказывает. Он дает понять. Приказываю я. (пауза)
Голос (с угрозой):Опять непонятно, полковник?
Худиев:Как прикажете.
Голос:Затем я к тебе и заглянул… (стулья отодвигаются)Продумаешь — доложишь!
Худиев:Есть!
Ферти, первым прослушавший эту запись, внимательно наблюдал за реакцией Караева. Он был в курсе того, что семья Караевых относилась к академику как к родному человеку. Покойную Инну Борисовну академик опекал как мог. А он мог многое. Всегда помогал и ей, и Майклу…
Это убийство состоялось. Оно потрясло Баку. Академик, Герой Советского Союза, прошедший всю войну на передовой, командуя ротой штрафников, был убит на 75-м году жизни, в подъезде своего дома. Убийца цинично намекнул, за что кончает этого гордого, ни перед кем не преклонявшего головы, человека.
…Он выстрелил ему в рот.
— Зверье! Как у них поднялась рука? — простонал Караев. — Мы с Инной думали, что его убил какой-нибудь помешанный наркоман.
— Все делается с их ведома и их руками, — Ферти попытался было вернуться к начатой им теме разговора, но его отвлек телефонный звонок.
Подняв трубку, Том, глядя перед собой, односложно отвечал:
— Да… Да?… Да!.. Обязательно будем… Не спускай с них глаз.
— Наши друзья-прапорщики, — бросив трубку, сообщил он, — пируют в ресторане «Храм огнепоклонников»… Другого удобного момента у нас может не быть…
— Точно. Вряд ли еще представится такое, — согласился Караев.
— А где это? — полюбопытствовал Маккормак.
— Я знаю. В Сураханах… В двадцати минутах отсюда, — объяснил Караев.
Ферти посмотрел на друзей.
— Ну, что, поехали?
— Поехали, Том. И немедля, — Караев решительно поднялся из-за стола.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Каждый, так сказать, «цветочек» в этом «букете Иуды» бил по сыну, брату и другим родственникам, но метил в Президента… Зачем это надо было Худиеву? Почему он их собирал и припрятывал? Конечно же, с одной целью. В худший из моментов для Президента воспользоваться ими… Впрочем, что гадать, по-иезуитски предвкушая страшную месть? — думал он. Пусть на эти вопросы полковник ответит сам и самому Президенту…
Именно в тот момент, когда Караев, обуреваемый жаждой справедливого, а главное честного возмездия, лелеял эту мысль, Джилл и накинулась на него. Потом, когда Эм успокоил ее, вколов убойной силы транквилизатор, и они остались втроем, Караев еще долго не мог собраться с мыслями. Словно Джилл поймала его за чем-то постыдным и выставила всем напоказ.
— Майкл, не бери в голову. Забудь, — добродушно рокотал Эм. — Тебе же понятно — синдром шока…
— Конечно, — подхватил Том. — Она, по сути, — ребенок. А тут на ее глазах вдребезги разбивается человек.
— В чем-то она права, — упавшим голосом произносит он.
— В чем-то?! — вдруг резко вскинулся всегда сдержанный и немногословный Ферти. — Это неопределенное «в чем-то» — аргумент хлюпика-интеллигента с повышенной концентрацией лжесовести… Майкл, ничего меня так не бесит, как это «в чем-то»… В чем-то прав убийца… В чем-то прав насильник… В чем-то прав предатель, — на разные лады дразнился Том.
— А что, иметь совесть плохо? — остановил его Маккормак.
— Почему же? Она необходима. Но трезвая. Не мешающая делу и не путающая его.
— Так не бывает, — не соглашается Эм. — Или она есть, или ее нет.
— Бросьте, профессор, — настаивал Том. — Совесть есть у всех. Другой вопрос — управляема она разумом или нет.
И они заспорили. Инцидент, испортивший им настроение, отодвинулся на задний план. Обстановка разрядилась. Вероятно, как позже сообразил Караев, они нарочно затеяли эту бессмысленную перепалку. Майкл в их спор влезать не стал, но мало-помалу снедавшее его неприятное чувство, оставшееся после Джилл, выпало в осадок. Он все больше и больше вникал в разгоревшийся на ровном месте диспут о совести и разумной совести…
— Галиматья! — поймав паузу, резюмировал он.
— Ну да! — хохотнул Маккормак. — Пора к делу, не так ли, Том?
Ферти развел руками.
— Кстати, к тому венку для Иуды, что держишь в руках…
— Что?! Что?! — перебил Караев. — Ты сказал: «венок для Иуды»?
— Нравится? — выпятил грудь Том.
— Да, — ответил Караев, добавив, что он только что про себя называл их «букетом Иуды».
— Тоже хорошо, — оценил Ферти. — Но я просил бы не перебивать. В этот «венок» или «букет» мне есть что вплести такое, что у тебя, Майкл, волосы станут дыбом, а Главу государства, узнай он о существовании такой ягодки, может хватить удар.
И Том выложил на стол магнитофонные кассеты. Подтолкнув одну из них в сторону Караева, он посоветовал обратить на нее особое внимание.
— Для Вас, Майкл, она будет особенно интересной, — пообещал Ферти, доставая из кармана диктофон.
«Наверное, в ней есть что-то касающееся непосредственно его и Инны», — подумал Караев, заправляя кассету в диктофон.
Это было так и не совсем так. Голос прозвучал почти тотчас же. Караев узнал его. И отшатнулся, как от змеи. Он принадлежал Худиеву.
«Моя беседа, — с вкрадчивой замогильностью сообщал полковник, — с руководителем отдела административных органов президентского аппарата в моем служебном кабинете».
— Что это за птица — руководитель отдела административных органов? — поинтересовался Маккормак.
Ферти с явным неудовольствием нажал на кнопку «стоп».
— Это важная птица, Эм, — принялся объяснять советник по науке и культуре. — Он шеф самого влиятельного департамента в президентской структуре. Подчиняется только главе государства. Все министры силовых ведомств, в том числе и Генеральный прокурор, ходят под ним. От него зависит их судьба. И в основном, от него они получают указания Президента. Особенно щепетильные…
— Понятно, — вытянул губы Маккормак.
— Сэр, если не возражаете, я бы попросил вас задавать вопросы после прослушивания, — мягко сказал Том.
— О’кей! — согласился Эм.
Том снова нажимает на кнопку воспроизведения.
… Звук открывающейся двери.
Голос вошедшего:Здравствуйте, полковник.
Худиев:Здравия желаю. (Судя по двигающимся по ковру стульям и предупредительной худиевской реплике: «Здесь будет удобно», они рассаживаются).
Худиев:Чай? Кофе?
Голос:Ни того, ни другого (закуривает)… Чем занимаетесь?…
Худиев:Кобустанскими ребятами.
Голос (требовательно):Доложите.
Худиев:Наш человек вошел к ним в доверие. Ведет нужные нам разговоры.
Голос (недовольно):Сколько можно?! Одни разговоры. Нам дело нужно.
Худиев (шелестит бумагами):Есть и дело. Вот последнее донесение. Генерал дает согласие возглавить бунт.
Голос (оживленно):Вот как! Ну-ка! (берет бумаги. Пауза).Пусть готовит и разрабатывает. Подкинь ему головорезов…
Худиев (смеется):В Кобустанской колонии такого добра хватает.
Голос:Тем более. Главное — не подстегивайте. (после короткой паузы, раздумчиво)Мятеж в тюрьме. Такого у нас еще не бывало.
Худиев:Никогда. (пауза и доверительно)Я хочу ему подбросить двух-трех офицеров. Из тех, кто недоволен нашим Дедом. Чтобы заодно кончить и с ними.
Голос:Хорошая задумка. Дед (смеется)будет доволен.
Худиев:Спасибо.
Голос (предостерегающе):Смотрите, не промахнитесь, полковник…
Худиев:Будьте уверены.
На этот раз запись останавливает Караев.
— Я знаю, о ком и о чем идет речь, — едва слышно сообщает он.
— Мне тоже известно, — буднично произносит Ферти. — В тот день я отмечал годовщину своего прибытия в вашу страну.
— А что случилось в тот день? — Маккормак вопрошающе смотрит то на одного, то на другого.
— Взбунтовалась Кобустанская тюрьма. Бунт возглавил боевой генерал. Бывший заместитель, а затем и исполняющий обязанности министра Обороны. Он тоже был заключенным, — отвечает Том.
— И чем он закончился?
— Ну чем заканчиваются все мятежи? — вопросом на вопрос отзывается Караев. — Повстанцы обезоружили охрану, овладели тюрьмой, а потом потребовали автобус, чтобы покинуть ее. К тому времени тюрьму оцепили войска. Автобус выехал на дорогу и была дана команда: «Огонь на поражение!». Сначала по автобусу пальнули гранатометом, а потом залили свинцовым ливнем автоматного огня…
— Не понимаю, — пожимает плечами Эм, — вся тюрьма-то не могла поместиться в один автобус.
— Не знаю, — застигнутый врасплох столь простым вопросом, говорит Караев. — Я рассказываю то, о чем писала и вещала пресса. В автобусе вместе с генералом находилось человек десять. Может, больше. Точной цифры ни одна из газет не называла.
Ферти многозначительно хмыкнул.
— Если вас интересуют подробности, могу добавить. Судя по всему, я самый осведомленный.
В решительную минуту мятежа, рассказывал Ферти, генералу изменил пахан уголовников, по слову которого поднялась вся тюрьма. Ему, тому пахану, дали знать: если он не остановит своих людей, то его брата, который отбывал срок в одной из бакинских колоний, немедленно расстреляют. И он дал отмашку…
Тем не менее, генерал больше верил блатным. Они, содержащиеся здесь в нечеловеческих условиях, шли на мятеж от отчаяния… Но генерал совсем не доверял капитану внутренней службы, который усиленно склонял его к побегу и убеждал, что он поможет это сделать.
За день до начала мятежа он по этому поводу поделился с паханом. По его мнению, капитан смахивал на провокатора. Пахан с ним согласился и дал слово не спускать с него глаз…
И совсем мало кто знает о том, что генерал запретил бывшему министру внутренних дел, тоже содержавшемуся здесь, и нескольким военным офицерам, которых недавно перевели в Кобустан, выходить из своих камер и предпринимать какие-либо активные действия.
— Не выходить ни под каким видом, ни под каким давлением. Пока вы не услышите моей команды, — распорядился он.
… На первых порах капитан суетился как надо. Открыл двери камер и сделал так, что заключенные беспрепятственно проникли в караулку и в комнату отдыха надзирателей. Двоих, наиболее ненавистных сторожевиков зэки кончили, не дав им пикнуть… И тут-то капитан исчез.
Пахану нужно отдать должное. Генерал в нем не ошибся. Хотя он и заставил своих людей уйти в камеры, его же ребята привели к генералу провокатора, который пытался скрыться. Его сняли с забора…
С генералом осталось всего девять человек. Он сказал им:
— Вы можете остаться в живых, если разойдетесь по местам… Им нужен я, а не вы…
Оставшимся терять было нечего. И тогда генерал от имени мятежной тюрьмы потребовал автобус. Его им дали. Прихватив с собой шестерых сотрудников тюрьмы, мятежники заняли удобные для себя места. Генерал вошел в салон последним. Впереди себя он вел капитана-провокатора…
— А дальше произошло то, что публиковалось и вещалось прессой… Их положили всех.
— Вместе с заложниками? — засомневался Маккормак.
— Вместе с ними и с капитаном, агентом Худиева, — подтверждает Том.
— Чем же не угодил им генерал? — Эм кивнул на диктофон.
— Был умен, имел свое мнение и держал себя с достоинством. Да притом, генерал назначался и.о. министра Обороны, и назначение это производил бывший Премьер, якобы, без согласования с Президентом… А это, — поморщился Том, — для Деда хуже занозы в заднице.
— Этого уже достаточно, — перебил Тома Караев. — Другое дело, — продолжал он, — я и представить себе не мог, что бунт в тюрьме — дело рук чекистов.
— Запомните, господа, за всеми переворотами, мятежами и политическими убийствами кто-то да стоит. Как правило, это спецслужбы или кучка заинтересованных лиц при поддержке тех же самых спецслужб, — со знанием дела поучал профессионал Ферти.
— Может быть, — с сомнением в голосе протянул Маккормак.
— Так оно и есть! — настаивал Том. — Равно как за покушениями и громкими заказными убийствами.
— Ну тут вы перебрали, дорогой Том, — категорически отмел Караев.
— Перебрал?! — не без ехидства переспросил Ферти.
— Безусловно. И давайте без ядовитостей.
— Что ж, Майкл, спорить не стану, — не унимался Ферти. — В пользу моего утверждения нам далеко идти не придется. Докажу не сходя с места. Аргумент — обезоруживающий! — предупреждает Том и, потянувшись к диктофону, бьет по кнопке «воспроизведение».
Голос (раздумчиво):Хорошо бы… Хорошо бы…
Худиев (участливо):Вы чем-то расстроены?
Голос:Вы прочли стенограмму выступлений сегодняшнего заседания Милли Меджлиса?
Худиев:К сожалению…
Голос (нервно):Что, вам снова их не доставляют?
Худиев:Доставляют. Но сегодня припоздали…
Голос:Непорядок… Ну да ладно… Там, как всегда, много пустой болтовни. Однако есть такое, что испортило настроение Деду…
Худиев (подхалимски):И вам.
Голос (после паузы, раздраженно):И мне… Снова этот хам — академик, Герой Советского Союза, мать его!.. Опять орал о коррупции. На этот раз в министерстве обороны, в армии… Тряс перед всеми бумагами. Вот, мол, факты… Солдаты умирают от дистрофии, заболевают чахоткой. Их кормят консервами, предназначенными для собак и кошек… Высший командный состав во главе с министром занят не боевой подготовкой, а личным обогащением. Проворачивают многомиллионные финансовые махинации…
Военкоматы наглым образом, за приличную мзду, сами предлагают родителям освободить их детей от воинской повинности. Родителям это выгодно. Им в таком случае не приходится за свои деньги кормить, обувать и одевать своих сыновей…
Командиры частей, рот и взводов, вплоть до сержантского состава, погрязли в поборах. Десятки и десятки воинов за деньги, отданные их родителями командирам, проходят службу не в расположении своих подразделений, а у себя дома…
В общем, факты — один грязней другого.
Худиев (возмущенно):Откуда он их берет?!.. Месяц назад разоблачал Министерство здравоохранения… Говорил о безобразиях в роддомах и о том, что все клиники обязаны ежемесячно приносить министру лично им установленную сумму — за операции, лечение и так далее, одним словом, за обслуживание больных.
Голос:Вот-вот! Черт бы подрал и его, этого демагога, и доброхотов, поставляющих ему эти так называемые факты.
Худиев (понизив голос):Многие факты, по нашим оперативным сведениям, находят некоторое подтверждение.
Голос (гневно):Да! Находят! Но не орать же на весь мир. Не срать же на голову Деда и страны!
Худиев (вкрадчиво):Этого, конечно, делать нельзя. Мои ребята пытались говорить с ним, так он их послал на три буквы и пинками вытолкал из своего кабинета…
Голос:Плохо говорили.
Худиев:Будь кто другой — мы показали бы ему, где раки зимуют… Но он Герой Советского Союза, академик, депутат…
Голос:Плевать! Советского Союза уже нет… (пауза)
Голос:Хозяин, прослушав видеозапись заседания Милли Меджлиса, сказал: «Неужели нет человека, кто заткнул бы ему рот?…»
Худиев:Кому сказал?
Голос:Как, по-твоему? (пауза)
Голос:Не прикидывайся тупицей, полковник!.. Нам с тобой!
Худиев:Тут я не вижу прямого приказа.
Голос:Хозяин не приказывает. Он дает понять. Приказываю я. (пауза)
Голос (с угрозой):Опять непонятно, полковник?
Худиев:Как прикажете.
Голос:Затем я к тебе и заглянул… (стулья отодвигаются)Продумаешь — доложишь!
Худиев:Есть!
Ферти, первым прослушавший эту запись, внимательно наблюдал за реакцией Караева. Он был в курсе того, что семья Караевых относилась к академику как к родному человеку. Покойную Инну Борисовну академик опекал как мог. А он мог многое. Всегда помогал и ей, и Майклу…
Это убийство состоялось. Оно потрясло Баку. Академик, Герой Советского Союза, прошедший всю войну на передовой, командуя ротой штрафников, был убит на 75-м году жизни, в подъезде своего дома. Убийца цинично намекнул, за что кончает этого гордого, ни перед кем не преклонявшего головы, человека.
…Он выстрелил ему в рот.
— Зверье! Как у них поднялась рука? — простонал Караев. — Мы с Инной думали, что его убил какой-нибудь помешанный наркоман.
— Все делается с их ведома и их руками, — Ферти попытался было вернуться к начатой им теме разговора, но его отвлек телефонный звонок.
Подняв трубку, Том, глядя перед собой, односложно отвечал:
— Да… Да?… Да!.. Обязательно будем… Не спускай с них глаз.
— Наши друзья-прапорщики, — бросив трубку, сообщил он, — пируют в ресторане «Храм огнепоклонников»… Другого удобного момента у нас может не быть…
— Точно. Вряд ли еще представится такое, — согласился Караев.
— А где это? — полюбопытствовал Маккормак.
— Я знаю. В Сураханах… В двадцати минутах отсюда, — объяснил Караев.
Ферти посмотрел на друзей.
— Ну, что, поехали?
— Поехали, Том. И немедля, — Караев решительно поднялся из-за стола.
ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
Месть
Прапорщики вышли из ресторана далеко за полночь. Порядком нагруженные алкоголем, они, преждечем сесть в машину, еще долго обнимались между собой, клялись в дружбе и любви друг к другу.
— Ребята, видимо, голубые, — предположил Маккормак.
— Нет, здесь среди мужчин принято так выражать свои чувства. Это как свидетельство искренности их отношений…
— Да-да, — поддержал Том. — Поцелуи и объятия — знак высшей степени искренности…
Наконец, «волга» пьяных прапорщиков, заурчав, рванулась вперед.
— Слава Богу! — облегченно вздохнул Ферти, трогаясь с места.
Какое-то время, почти до самой автострады, Ферти держался от них поодаль. Он нагнал их именно там, у светофора. «Волга» немного притормозила, но, несмотря на красный свет, останавливаться не стала. Вырулила на магистраль, повернула налево и помчалась в сторону города.
— Упустим, — забеспокоился Караев.
— Ни за что! — с уверенностью обнадежил Том, последовав примеру пьяной троицы.
«Волга» шла под сто, хотя знак, стоявший на этом отрезке пути, требовал ограничения скорости до шестидесяти километров в час. Кроме того, машина чекистов виляла, мешая обгону.
— Нарочно это делают, — заметил Маккормак.
— Тем лучше! — охваченный гоночным зудом, буркнул Ферти.
Чтобы он, водитель высокого класса, да уступил каким-то пьяным прапорщикам? И не простым прапорщикам, а своим зарубежным коллегам… Да ни за что!
Изловчившись, Том стал обходить «волгу» с правой стороны. Чуть ли не впритирку. Он делал все, чтобы сидевшие в ней чекисты обратили на него внимание. И он добился своего. Из открытых окон «волги» на них уставились три пары освирепевших глаз…
Том только этого и ждал. Вытянув из окна руку с выставленным средним пальцем, он четко и громко произнес:
— Козлы!
Такого откровенного оскорбления не перенес бы ни один человек в мире. А тут — всегда уверенный в своей безнаказанности пьяный чекист.
Ферти надавил на акселератор. И сразу вырвался вперед.
— Теперь, ребята, держитесь, — предупредил он, приходя в раж от начавшейся погони.
Караев посмотрел на спидометр. Стрелка трепетала у цифры 110… «Надо быть готовым», — сказал он себе, пристраивая прибор к заднему стеклу машины… «Волга» не отставала. Она шла в трех-четырех метрах от них.
— Не можешь подбавить газу? — спросил Маккормак, помогая Майклу с аппаратом.
— Я — могу, да «волга» не выдержит.
— И не вздумай! Дистанция — то что надо! — по-деловому отрезал Караев.
Промелькнул круг Комсомольского разъезда. Две разъяренные машины одна за другой понеслись к Сабунчинскому мосту.
— Мы на финишной прямой, — дрожащим голосом объявил Караев.
Сначала Ферти, а вслед за ним прапорщики влетели на мост.
— Пора! — сорвалось с губ Маккормака.
Из розетки-антенны, направленной на «волгу», выблеснула пронзительно-яркая искра света. Это было меньше, чем мгновение…
И на их глазах догонявшая их «волга» вдруг вильнула влево, на противоположную сторону моста, невероятнейшим образом накренившись, проскочила высокий тротуар и, протаранив железные перила моста, рухнула вниз…
Ферти уже был далеко, когда до них донесся глухой удар о землю, а затем вспышка огня и взрыв…
— Горите вы вечно в аду, — скрипнул зубами Караев.
— Аминь! — произнес Том.
Маккормак, перекрестившись, как бы самому себе заметил:
— Так погибли Диана и Доди.
— Что вы говорите?! — невольно притормозив, вскрикнул Ферти. — А я не верил…
Теперь они ехали тише. В салоне стояла тишина. Каждый думал о своем.
Мимо, в сторону Сабунчинского моста, празднично сверкая мигалками, не торопясь продефилировала полицейская машина. Они, очевидно, еще не знали о случившейся катастрофе. Дорожной полиции, мыслящей своими стандартами, она странной не покажется. В «волге», как они установят, сидели пьяные люди.
— Едем дальше! — потребовал Караев.
— Мы и так едем, Майкл, — глядя на профессора в зеркало, улыбнулся Том.
— Вы меня не поняли, Ферти, — металлом прозвучал голос Караева. — Я сегодня намерен поставить точку.
— Что значит «точку»? — с недоумением повернулся к нему Маккормак.
— Что вы имеете в виду? — подхватил Том.
— Что имею, то и введу, — не по-доброму усмехнулся он и жестко добавил:
— Сюрприз Президенту.
— Слишком рано. Пятый час утра, — вяло возразил Маккормак.
— Самое время, — заупрямился Майкл.
— Что ж, — после непродолжительной паузы подал голос Том, — в таком случае за сюрпризом надо заехать.
Пакет они собирали все вместе. Караев хотел вложить в него все, что у них имелось. Ферти возразил, сказав, что достаточно будет двух-трех, но сногсшибательных документов. На этом и порешили… Вложили одну из кассет, что они сообща прослушали, и несколько донесений.
В первом Худиев ставился в известность о том, кому, где и как сын Президента просадил пять миллионов долларов. К нему прилагалась копия написанной от руки расписки, по которой Сын брал на себя обязательства расплатиться с выигравшим, оказав ему ряд услуг. В том числе и прежде всего в выделении в центре Баку территории для постройки гостиницы и нескольких игорных домов.
Во втором полковнику сообщали, что брат президента принудил руководителей нефтеперерабатывающих заводов отпускать его заправкам бензин и дизельное топливо по ценам, на треть меньше закупочных…
В третьей, последней, писульке говорилось, что тот же Брат за крупную сумму, полученную им из рук в руки через Президента, такого-то и такого (называлась фамилия) назначил министром таможенного комитета. К бумаге прилагалась видеолента…
— Думаю, видеокассету не следует вкладывать в пакет, — Ферти отстранил руку Караева.
— Почему? — недовольно вскинулся Майкл.
— Во-первых, — стал убеждать Том, — на видеоленте есть другие жареные факты, проливающие свет на оставшиеся документы. Во-вторых, сюрприз получится объемным и будет напоминать бандероль. А бандероль вызовет подозрение — может показаться ему бомбой…
— Резонно, — согласился Караев.
Когда все было готово, Караев вдруг стукнул пятерней себя по лбу. И Том, и Эм как по команде повернулись к нему.
— Вот незадача, — сказал он. — Сейчас слишком рано, и к президентскому дворцу нас и близко не подпустят.
— Я думал, что серьезное, — перевел дыхание Ферти. — Это мои проблемы.
Цэрэушник есть цэрэушник. Он все продумал. Рядом, чуть ли не стена к стене с президентской резиденцией, находился отель для высокопоставленных гостей и делегаций. В нем остановился один из крупнейших американских бизнесменов, которому почему-то понадобилась помощь Тома. Бизнесмен разыскивал его весь минувший день…
— Сейчас, — засмеялся Ферти, — самое время разбудить его и сказать: «Доброе утро, сэр».
Как ни странно, гость поднял трубку с первого же зуммера.
— Не извиняйтесь, мистер Ферти, я ранняя пташка, — довольно бодро успокоил он «стеснительного» цэрэушника.
— Вы понимаете, — продолжал хитрить Том, — через час я вынужден по делам ехать к границе. Вероятно, задержусь там… Поэтому, если не возражаете, я сию минуту подъеду к вам.
— Буду премного обязан, мистер Ферти.
— В таком случае предупредите администратора о моем приезде, — попросил Том.
— О’кей!
В кабинете Президента кто-то шебуршился. «Уборщица», — догадался Караев. Она была не одна. За ней по пятам шествовал один из телохранителей. Мика его не помнил. Он, если по правде, никого из своих обидчиков не запомнил в лицо. Ему, мягко говоря, тогда было не до этого.
Дождавшись, когда уборщица, а за ней охранник войдут в комнату отдыха, Караев улучил момент и положил в стол свой полный сюрпризов пакет. На нем — так, чтобы она не только бросалась в глаза, но и заинтересовала Президента, — была наклеена набранная жирным шрифтом записка:
Значит, пришел к выводу Караев, уходя за полог реального времени, он оказывался в другом измерении. В иной пространственной среде, где ткань времени более аморфна и потому течет медленнее. А может не аморфна, а, напротив, сжата? Как бы там ни было — эффект весьма любопытный. Надо будет поделиться с Эмом. Об этом стоит поразмыслить…
Караев, верно, сейчас же, не сходя с места, попытался бы найти объяснение этому. И нашел бы. Но его отвлекла вдруг заполнившая салон машины музыкальная фраза из «Лав стори». Мелодию издавал мобильный телефон Ферти. Очевидно, Том, уходя, забыл его… Караев поднес телефон к уху.
— Том?! — услышал он голос Маккормака.
— Это я, — перебил его Караев.
— Ты еще не был?…
— Уже пришел и жду Тома.
— Жаль…
— Почему?
— Ты торопыга и шляпа — вот почему! — проворчал Маккормак. — Ты забыл самое главное. Открытку Премьера.
— Черт! Черт! — от досады Майкл изо всей силы ударил ладонью по сиденью.
— Я приводил бумаги в порядок и наткнулся на нее.
— Что теперь делать?
— Приезжать сюда, а затем снова возвращаться, чтобы положить ее в сюрприз-пакет, — ответил Эм.
— Ребята, видимо, голубые, — предположил Маккормак.
— Нет, здесь среди мужчин принято так выражать свои чувства. Это как свидетельство искренности их отношений…
— Да-да, — поддержал Том. — Поцелуи и объятия — знак высшей степени искренности…
Наконец, «волга» пьяных прапорщиков, заурчав, рванулась вперед.
— Слава Богу! — облегченно вздохнул Ферти, трогаясь с места.
Какое-то время, почти до самой автострады, Ферти держался от них поодаль. Он нагнал их именно там, у светофора. «Волга» немного притормозила, но, несмотря на красный свет, останавливаться не стала. Вырулила на магистраль, повернула налево и помчалась в сторону города.
— Упустим, — забеспокоился Караев.
— Ни за что! — с уверенностью обнадежил Том, последовав примеру пьяной троицы.
«Волга» шла под сто, хотя знак, стоявший на этом отрезке пути, требовал ограничения скорости до шестидесяти километров в час. Кроме того, машина чекистов виляла, мешая обгону.
— Нарочно это делают, — заметил Маккормак.
— Тем лучше! — охваченный гоночным зудом, буркнул Ферти.
Чтобы он, водитель высокого класса, да уступил каким-то пьяным прапорщикам? И не простым прапорщикам, а своим зарубежным коллегам… Да ни за что!
Изловчившись, Том стал обходить «волгу» с правой стороны. Чуть ли не впритирку. Он делал все, чтобы сидевшие в ней чекисты обратили на него внимание. И он добился своего. Из открытых окон «волги» на них уставились три пары освирепевших глаз…
Том только этого и ждал. Вытянув из окна руку с выставленным средним пальцем, он четко и громко произнес:
— Козлы!
Такого откровенного оскорбления не перенес бы ни один человек в мире. А тут — всегда уверенный в своей безнаказанности пьяный чекист.
Ферти надавил на акселератор. И сразу вырвался вперед.
— Теперь, ребята, держитесь, — предупредил он, приходя в раж от начавшейся погони.
Караев посмотрел на спидометр. Стрелка трепетала у цифры 110… «Надо быть готовым», — сказал он себе, пристраивая прибор к заднему стеклу машины… «Волга» не отставала. Она шла в трех-четырех метрах от них.
— Не можешь подбавить газу? — спросил Маккормак, помогая Майклу с аппаратом.
— Я — могу, да «волга» не выдержит.
— И не вздумай! Дистанция — то что надо! — по-деловому отрезал Караев.
Промелькнул круг Комсомольского разъезда. Две разъяренные машины одна за другой понеслись к Сабунчинскому мосту.
— Мы на финишной прямой, — дрожащим голосом объявил Караев.
Сначала Ферти, а вслед за ним прапорщики влетели на мост.
— Пора! — сорвалось с губ Маккормака.
Из розетки-антенны, направленной на «волгу», выблеснула пронзительно-яркая искра света. Это было меньше, чем мгновение…
И на их глазах догонявшая их «волга» вдруг вильнула влево, на противоположную сторону моста, невероятнейшим образом накренившись, проскочила высокий тротуар и, протаранив железные перила моста, рухнула вниз…
Ферти уже был далеко, когда до них донесся глухой удар о землю, а затем вспышка огня и взрыв…
— Горите вы вечно в аду, — скрипнул зубами Караев.
— Аминь! — произнес Том.
Маккормак, перекрестившись, как бы самому себе заметил:
— Так погибли Диана и Доди.
— Что вы говорите?! — невольно притормозив, вскрикнул Ферти. — А я не верил…
Теперь они ехали тише. В салоне стояла тишина. Каждый думал о своем.
Мимо, в сторону Сабунчинского моста, празднично сверкая мигалками, не торопясь продефилировала полицейская машина. Они, очевидно, еще не знали о случившейся катастрофе. Дорожной полиции, мыслящей своими стандартами, она странной не покажется. В «волге», как они установят, сидели пьяные люди.
— Едем дальше! — потребовал Караев.
— Мы и так едем, Майкл, — глядя на профессора в зеркало, улыбнулся Том.
— Вы меня не поняли, Ферти, — металлом прозвучал голос Караева. — Я сегодня намерен поставить точку.
— Что значит «точку»? — с недоумением повернулся к нему Маккормак.
— Что вы имеете в виду? — подхватил Том.
— Что имею, то и введу, — не по-доброму усмехнулся он и жестко добавил:
— Сюрприз Президенту.
— Слишком рано. Пятый час утра, — вяло возразил Маккормак.
— Самое время, — заупрямился Майкл.
— Что ж, — после непродолжительной паузы подал голос Том, — в таком случае за сюрпризом надо заехать.
Пакет они собирали все вместе. Караев хотел вложить в него все, что у них имелось. Ферти возразил, сказав, что достаточно будет двух-трех, но сногсшибательных документов. На этом и порешили… Вложили одну из кассет, что они сообща прослушали, и несколько донесений.
В первом Худиев ставился в известность о том, кому, где и как сын Президента просадил пять миллионов долларов. К нему прилагалась копия написанной от руки расписки, по которой Сын брал на себя обязательства расплатиться с выигравшим, оказав ему ряд услуг. В том числе и прежде всего в выделении в центре Баку территории для постройки гостиницы и нескольких игорных домов.
Во втором полковнику сообщали, что брат президента принудил руководителей нефтеперерабатывающих заводов отпускать его заправкам бензин и дизельное топливо по ценам, на треть меньше закупочных…
В третьей, последней, писульке говорилось, что тот же Брат за крупную сумму, полученную им из рук в руки через Президента, такого-то и такого (называлась фамилия) назначил министром таможенного комитета. К бумаге прилагалась видеолента…
— Думаю, видеокассету не следует вкладывать в пакет, — Ферти отстранил руку Караева.
— Почему? — недовольно вскинулся Майкл.
— Во-первых, — стал убеждать Том, — на видеоленте есть другие жареные факты, проливающие свет на оставшиеся документы. Во-вторых, сюрприз получится объемным и будет напоминать бандероль. А бандероль вызовет подозрение — может показаться ему бомбой…
— Резонно, — согласился Караев.
Когда все было готово, Караев вдруг стукнул пятерней себя по лбу. И Том, и Эм как по команде повернулись к нему.
— Вот незадача, — сказал он. — Сейчас слишком рано, и к президентскому дворцу нас и близко не подпустят.
— Я думал, что серьезное, — перевел дыхание Ферти. — Это мои проблемы.
Цэрэушник есть цэрэушник. Он все продумал. Рядом, чуть ли не стена к стене с президентской резиденцией, находился отель для высокопоставленных гостей и делегаций. В нем остановился один из крупнейших американских бизнесменов, которому почему-то понадобилась помощь Тома. Бизнесмен разыскивал его весь минувший день…
— Сейчас, — засмеялся Ферти, — самое время разбудить его и сказать: «Доброе утро, сэр».
Как ни странно, гость поднял трубку с первого же зуммера.
— Не извиняйтесь, мистер Ферти, я ранняя пташка, — довольно бодро успокоил он «стеснительного» цэрэушника.
— Вы понимаете, — продолжал хитрить Том, — через час я вынужден по делам ехать к границе. Вероятно, задержусь там… Поэтому, если не возражаете, я сию минуту подъеду к вам.
— Буду премного обязан, мистер Ферти.
— В таком случае предупредите администратора о моем приезде, — попросил Том.
— О’кей!
В кабинете Президента кто-то шебуршился. «Уборщица», — догадался Караев. Она была не одна. За ней по пятам шествовал один из телохранителей. Мика его не помнил. Он, если по правде, никого из своих обидчиков не запомнил в лицо. Ему, мягко говоря, тогда было не до этого.
Дождавшись, когда уборщица, а за ней охранник войдут в комнату отдыха, Караев улучил момент и положил в стол свой полный сюрпризов пакет. На нем — так, чтобы она не только бросалась в глаза, но и заинтересовала Президента, — была наклеена набранная жирным шрифтом записка:
«Господин Президент!Когда Караев вернулся к машине, Ферти еще находился в гостях у своего земляка. Он посмотрел на щиток приборов, где тикали часы, и сверил со своими. Его поразила разница во времени. По автомобильным часам он отсутствовал сорок пять минут, а по своим — всего двадцать пять. Расхождение — двадцать минут. Дело не в часах. И те, и другие работали исправно. Не отставали и не спешили…
Как Вы понимаете, лежащие перед Вами документы — всего лишь копии. Оригиналы хранятся в домашнем сейфе начальника следственно-розыскного управления Министерства национальной безопасности полковника Эльхана Худиева.
Судя по материалам, против Вас готовится мощная акция дискредитации. А это похуже покушения.
Не так ли, господин Президент?»
Значит, пришел к выводу Караев, уходя за полог реального времени, он оказывался в другом измерении. В иной пространственной среде, где ткань времени более аморфна и потому течет медленнее. А может не аморфна, а, напротив, сжата? Как бы там ни было — эффект весьма любопытный. Надо будет поделиться с Эмом. Об этом стоит поразмыслить…
Караев, верно, сейчас же, не сходя с места, попытался бы найти объяснение этому. И нашел бы. Но его отвлекла вдруг заполнившая салон машины музыкальная фраза из «Лав стори». Мелодию издавал мобильный телефон Ферти. Очевидно, Том, уходя, забыл его… Караев поднес телефон к уху.
— Том?! — услышал он голос Маккормака.
— Это я, — перебил его Караев.
— Ты еще не был?…
— Уже пришел и жду Тома.
— Жаль…
— Почему?
— Ты торопыга и шляпа — вот почему! — проворчал Маккормак. — Ты забыл самое главное. Открытку Премьера.
— Черт! Черт! — от досады Майкл изо всей силы ударил ладонью по сиденью.
— Я приводил бумаги в порядок и наткнулся на нее.
— Что теперь делать?
— Приезжать сюда, а затем снова возвращаться, чтобы положить ее в сюрприз-пакет, — ответил Эм.