Страница:
— Было бы неплохо, но кто же меня отпустит?
— Это не ваша проблема, главное, согласие. Поедете, и не за свой счет, а в командировку. Если решились, я сейчас же заказываю билет на самолет, ближайшим рейсом улетите. А с вашим начальством я договорюсь.
— Я готов.
— Вот и отлично. Но времени у нас мало. Постарайтесь вернуться как можно быстрее. Ну, скажем, в субботу.
Не успел Осипов вечером прийти домой, как в дверь постучали. Стук был слабенький, неуверенный, и он подумал, что так может стучать только ребенок. Так оно и оказалось. На пороге стоял мальчик лет десяти в выцветшей клетчатой рубашке и застиранных шортах. В руке у него болталась большая коробка, перевязанная крест-накрест шпагатом.
— Тебе чего? — спросил Осипов.
— Вам просили передать… — Мальчик протянул ему коробку.
— Кто просил?
— Какой-то дяденька. Я во дворе играл… Подъехала машина. Такси. Он вышел и попросил передать в пятьдесят шестую квартиру. Рубль дал…
— Он какой? Молодой, старый?
— Не молодой, не старый… в темных очках…
Осипов дал мальчику полтинник и недоуменно поднял коробку на уровень глаз. Что там, интересно, внутри? Он встряхнул коробку. Внутри что-то подпрыгнуло.
Он перерезал шпагат, открыл крышку и сначала не понял, что перед ним. Запустил руку внутрь и извлек… человеческую голову, упакованную в прозрачный полиэтиленовый мешок. От ужаса он разжал руки, и голова с глухим стуком упала в ящик. Не в силах заставить себя вновь достать «это», Осипов некоторое время остолбенело глядел на коробку, и тут желудок спазматически сжался и рванулся вверх; зажимая рот рукой, несчастный побежал в туалет.
Минуты три он мучительно содрогался, склонившись над унитазом, потом пошел в кухню, налил стакан воды, судорожно, со всхлипами выпил и поплелся к телефону. На ящик, стоящий на столе, он старался не смотреть.
Трубку подняла Тамара.
— А, Ванечка! — весело прощебетала она. — Как ты там?
Осипов ответил, что вроде ничего.
— Не похоже что-то. Голос у тебя какой-то вялый. Тебе бы жениться, враз повеселеешь. Сейчас, сейчас, вот он.
Трубку взял Илья.
— Какие-то проблемы?
— Тут… Принесли…
— Что принесли?
— Голову.
— Чью голову?!
— Не знаю, не разглядел… В коробке.
— Наверное, голову Ионы? Посмотри внимательно.
— Ты уж сам приезжай и смотри, это скорей по твоей части.
— Ладно, сейчас буду, только перекушу…
Поражаясь способности людей так спокойно реагировать на подобные ужасы, Осипов схватил сигареты и выскочил на балкон, где и просидел до приезда приятеля.
— Где? Показывай! — с порога приказал влетевший Безменов.
Осипов кивнул на стол.
— Слушай, ты что-то бледный, неужели напугался? И это человек, утопивший маньяка в серной кислоте. Никогда бы не поверил.
— Все несколько неожиданно…
— Да, действительно… — Безменов достал голову из коробки и внимательно на нее посмотрел. — Конечно же, это несчастный Иона. Хорошенький подарок тебе преподнесли. Так! Тут еще имеется письмо. На машинке отпечатано. «До скорой встречи», — прочитал он, — конечно, без подписи. Кто же твой любезный почитатель?
— Кончай шутить. Твой цинизм в этой ситуации неуместен.
— Ах, ах! Какие мы нервные. Запугивают тебя, вот что я скажу. Однако что же делать с головой?!
— Увези ее куда-нибудь!
— Увезу, увезу… Надо бы на экспертизу… Хотя я очень сомневаюсь, что она что-нибудь даст. В смысле отпечатков пальцев и тому подобного. Наверняка сработано чисто. И придется объяснять, где я ее взял. Начнутся вопросы. Ладно, скажу, что подкинули к воротам управления.
Он осторожно извлек голову из мешка и взял ее двумя руками. Осипов недовольно следил за его действиями.
— Да иди сюда, не бойся.
Осипов подошел и всмотрелся в умершего. Глаза мертвеца были широко раскрыты, рот разорван в беззвучном крике. Гримаса невыразимого ужаса застыла на синеватом лице. Запекшаяся кровь коркой схватила основание шеи.
— Голову я заберу с собой, а ты успокойся, лучше всего немного выпей и ложись спать. Я бы и сам с тобой за компанию, да не могу, за рулем. Еще раз повторяю: не волнуйся. До завтра.
Некоторое время Осипов курил, потом машинально посмотрел на стол. И хотя коробки уже не было, ему казалось, что она до сих пор возвышается, словно зловещее надгробье.
Вот только кому? Ионе? Или ему — Осипову?
Впрочем, Безменов прав. Нужно взять себя в руки. Он пошел на кухню. Аппетита совершенно не было. Он открыл холодильник, достал початую бутылку водки, налил себе полный стакан, залпом выпил, закусил помидором и, чувствуя, как туманятся мысли и появляется приятная расслабленность, лег в постель.
Он долго не мог уснуть. Возможно, потому, что на дворе было еще совсем светло. Балконная дверь оставалась открытой, и время от времени в комнату врывались тугие порывы прохладного воздуха. Послышались отдаленные раскаты грома, потемнело, запахло дождем, пылью. С соседнего балкона донесся слабый сладковатый аромат душистого табака и еще каких-то неизвестных Осипову цветов.
Он лежал с открытыми глазами и смотрел в окно на небо, на клубящиеся фиолетовые тучи, которые время от времени, словно изнутри, освещались яркими тревожными сполохами. Громовые раскаты становились все сильнее. Первые капли дождя ударили по оконным стеклам, по подоконнику, забарабанили по балкону. Внезапно полумрак пронзила ярчайшая вспышка и за ней последовал удар такой силы, что Осипов на миг оглох. Казалось, содрогнулся весь дом, до основания. Стало совсем темно, дождь превратился в ливень, потоки воды низвергались с неба, словно там прорвало невидимые шлюзы.
Несмотря на выпитое, успокоение так и не пришло. Осипов испытывал некое тревожное ожидание, словно вот-вот должно было случиться нечто очень важное и одновременно столь же неприятное. Тревога не убывала, а с каждой минутой только усиливалась. Он зажмурился, но, казалось, зигзаги молний проникали в самый мозг. Яркие световые пятна вспыхивали и гасли, точно кто-то пытался передать сообщение с помощью азбуки Морзе.
И тут Осипов почувствовал чье-то присутствие. Он открыл глаза. На фоне окна стоял некто, чей силуэт казался еще темнее, чем грозовое небо. В неподвижности неизвестного было что-то пугающее, словно в изваянии на могиле. Яркая вспышка молнии на мгновение осветила комнату призрачным сиреневым светом, но этого мгновения оказалось достаточно, чтобы Осипов понял: перед ним стоит Иона Ванин. Ужас сжал сердце Осипова так, что, казалось, оно вот-вот лопнет. Все тело с ног до головы обдало лютым морозом, и оно вмиг превратилось в ледышку. Осипов неотрывно смотрел на черную фигуру у окна, не зная, как поступить. Но что может предпринять замороженный?
И тут гроза внезапно, как по команде, кончилась, и комнату залил яркий мертвенный лунный свет.
«Это сон, — понял Осипов, — не может гроза прекратиться в одно мгновение, да и луна светит так, будто на небе ни облачка. Это сон!» Он прерывисто вздохнул и мгновенно вспотел.
«Мокрый как мышь» — так мама в детстве говорила.
«Конечно, сон! Иона скорее всего лежит сейчас в магаданском морге на холодном цинковом столе, к тому же без головы, а голову унес Илья. Сон… Сон».
Он продолжал взирать на плод своего воображения. Сейчас, в ярком лунном свете, Иона был прекрасно виден. Взгляд его тупо уперся в Осипова. Голова была на месте, только на шее слабо виднелся рваный черный рубец. Из левой стороны груди торчал какой-то предмет, который Осипов вначале принял за авторучку, но потом понял, что именно этой железкой и был убит литературный консультант.
Вдруг Иона издал свистящий вздох. Воздух, как видимо, шел не только изо рта, но и из дыр на шее.
— Я пришел, чтобы предупредить тебя, — изрек труп и неуверенно шагнул к Осипову. От него явственно пахнуло слабым запашком тления.
«Неужели и запахи могут присниться? — подумал Осипов. — А с другой стороны, почему бы и нет?!»
— Ты стоишь на самой границе, — монотонно продолжал Иона, — еще один шаг, и обратной дороги не будет. Остановись. Прекрати бессмысленную охоту. Неужели моего примера тебе мало?! А ведь с тобой случится нечто куда более страшное. Остановись!
У Ионы был странный шамкающий голос, лицо казалось совершенно бесстрастным, и создавалось впечатление, что он даже не открывает рта, словно чревовещатель.
— Я больше не приду, — сообщил Иона, — разрешили лишь один раз. Еще шаг… Тяжело мне…
— Это с непривычки, — успокоил его Осипов, — а скажите, как там?..
Но Иона не успел поделиться своими впечатлениями, потому что исчез. В комнате вновь стало темно.
Проснувшись утром, Осипов вспомнил сон до мельчайших подробностей. Он мысленно прокрутил его снова. Призрак пытался предупредить его. Да! Странные номера иногда выкидывает человеческое сознание. Объяснить сон очень просто. Потрясение, вызванное видом головы, трансформировалось достаточно причудливым образом. Причудливым, но вполне допустимым. Подобные явления описаны в литературе множество раз. Успокоив себя таким образом, Осипов с легким сердцем отправился на работу.
В четверг ничего особенного не произошло, а в пятницу в обед позвонил Безменов.
— Ты готов к поездке в Рязань? — требовательно спросил он. — Я все выяснил. Цирк, а вместе с ним и твой укротитель уже на месте. Так что можно отправляться туда и предъявить ему фотографию Джорджа. Поехали, старик!
В машине почти не разговаривали. Осипов смотрел в окно на проносившиеся мимо желтые поля, перелески, рабочие поселки и думал о разной ерунде. Никогда он столько не ездил на машине, как в этом году. Давно хотел иметь свой автомобиль, но недооценивал проблемы, которые при этом возникают. Уход, запчасти… Плохо он представлял, насколько много случается аварий. А пока доехали до Крыма, встретили их не меньше десятка, вот и сейчас попался лежащий в кювете перевернутый «москвичок». Интересно, кто-нибудь при этом погиб? Внезапно он вспомнил Ванина.
— Ты знаешь, — сказал он Безменову, — я во сне Иону видел.
— Бывает, — отозвался Илья.
— Приходил будто ко мне в квартиру. Приснилось как раз, когда эту голову принесли.
— А он хоть сам-то с головой был?
— С головой. Говорил, чтобы я бросил это дело. Мол, стою на краю пропасти…
— Впечатлительный ты, оказывается, парень.
— Да я и сам не ожидал.
— А как он вообще выглядел?
— Невеселый.
— Уж чему тут веселиться!
— Из груди какая-то железка торчала…
— Заточка. Постой, а разве я говорил, чем его убили?
— Вроде нет, — озадаченно сказал Осипов, — помню, сказал, что закололи.
— Заточкой его прикончили, она и торчала из груди.
— Так ты думаешь, это был не сон?
— Да ничего я не думаю! — в сердцах бросил Илья. — Я вообще уже настолько запутался во всей этой чертовщине, что готов все бросить. Вот и покойник то же самое советует. Ладно, не бери в голову.
В Рязань въехали под вечер. Илья уверенно проследовал по городу и остановил машину у ворот парка культуры.
— Здесь шапито располагается, — сказал он. — Пойдем искать твоего цыгана.
Стоял удивительно теплый вечер. В отдалении играл духовой оркестр, мимо них проносились нарядные парочки, кое-где зажглись разноцветные фонарики, возбужденные голоса, смех слышались повсюду. Осипов слегка удивился общему веселью, потом вспомнил: сегодня же пятница, конец рабочей недели. Он тоже проникся лирическим настроением, повеселел, будто и не было всех этих зловещих тайн.
Брезентовый шатер шапито как раз кончали монтировать. Купол уже возвышался над парковыми деревьями, и только кое-где рабочие подтягивали канаты. Возле цирка было особенно шумно. Сюда сбежалась окрестная детвора, да и взрослые тоже проявляли явное любопытство. В стоявших на улицах клетках нервно метались животные. Шум и суета, видно, сильно беспокоили их.
Поинтересовались у проходившего мимо циркового служителя, где найти Лазаренко. Он неопределенно махнул рукой в сторону стоявшего неподалеку деревянного павильончика.
В павильончике торговали газированной водой, соками и напитками покрепче. Публики здесь имелось в достатке, но они сразу увидели того, кто был им нужен. Капитан Блад сидел у замызганного столика в компании каких-то бурно жестикулирующих юнцов. Перед ним стояли бутылка красного вина и стакан. Похоже, Капитан Блад уже изрядно принял, потому что его лицо имело совершенно отсутствующее выражение.
— Здравствуйте, Гавриил Лазаревич, — сказал Осипов, про себя прикидывая, способен ли укротитель беседовать.
— А, журналист, — произнес он безо всякого удивления, словно они расстались всего час назад. — Как она, жизнь-то?
— Поговорить надо, — сказал Осипов.
— Поговорить? Это можно. А ну, ребята, — обратился он к юнцам, — пойдите найдите себе другое место.
Те поднялись без всяких возражений и, продолжая оживленно беседовать, исчезли.
— Садись, журналист. А это кто? — он вопросительно посмотрел на Безменова.
— Мой товарищ.
— Лады. Пусть товарищ принесет стаканы.
Илья окинул цыгана недовольным взглядом, но отправился за стаканами. Кроме них, он принес еще бутылку вина.
— Понимающий у тебя товарищ, — одобрил Капитан Блад. Он сонно повел глазами по окружающей толпе. — Шумно здесь, поговорить толком не дадут. Может, пойдем ко мне?
Никто не возражал.
Вагончик, в котором жил Капитан Блад, находился на задворках шапито. Рядом стояли клетки с медведями. Цыган открыл вагончик, выволок оттуда небольшой столик, три складных стула. Поставил на стол вино, жестом пригласил садиться.
— Темновато здесь, — сказал Илья.
— Боишься мимо рта стакан пронести? — захохотал Капитан Блад. — Ничего, не промахнешься. А если света мало, я сейчас керосиновую лампу принесу.
Он проворно встал и вернулся с «летучей мышью». Затеплился огонек, и стало интересно и слегка таинственно.
— Давайте, ребята, рассказывайте, зачем пожаловали.
— Требуется ваша помощь, — Осипов выжидательно смотрел на смуглое лицо укротителя, — я хочу, чтобы вы опознали того человека, про которого вы мне рассказывали месяц назад в Крыму.
— Мы же тогда договорились, что будем на «ты», и с другом твоим я тоже хочу быть на «ты». Как его, кстати, звать?
— Илья, — представился Безменов.
— Хорошее имя. Был такой пророк — Илья. Цыгане очень его уважают, потому что он погодой ведает. Ясная погода стоит, ведро, говорят, дедушке Илье спасибо. А того человека, как его опознать? Увидел бы, узнал, конечно…
— А мы фотографии принесли, — сообщил Илья.
— Фотографии? А ты тоже из газеты?
— Нет, я в милиции работаю.
— В милиции?! Ну вот… Везде у нас милиция. Даже нечистую силу ловит. Ты бы лучше попа привлек! — захохотал он. — С попом сподручнее. Хотя, я думаю, и он в этом деле бесполезен.
— Да мы с детства приятели, — пояснил Осипов.
— Все равно. Не люблю я милицию.
— Ну никто нас не любит! — плачущим голосом сказал Илья. — Научные работники, понимаешь, не любят, цирковые тоже… Как в такой обстановке работать?!
— Давай свои фотографии, — протянул руку Капитан Блад. — Это что, все оборотни? — спросил он, держа снимки веером, словно игральные карты. — Уж больно много.
Подкрутил фитиль лампы, отчего она загорелась ярче, и стал внимательно рассматривать лица на фотографиях.
— Вы пейте, — он налил каждому вина и снова взялся за фотоколоду.
Осипов отпил из своего стакана. Вино было, на его вкус, сладковатым, но приятным. Он допил стакан, поставил его на стол, одновременно пристально следя за выражением лица укротителя.
Цыган продолжал пристально всматриваться в снимки, наконец небрежно бросил пачку на стол.
— Нет его здесь.
— Как нет?! — вскинулся Илья. — Должен быть!
— Сказал же — нету!
— А этот, — Илья выудил из пачки фотографию Джорджа, — не он?!
— Не он. Вы думаете, я пьян, что ли? — Он допил свой стакан. — Не пьян пока еще… Может быть, вы расскажете, что к чему?
Осипов вопросительно взглянул на Илью.
— Советская милиция в оборотней не верит… — начал Илья.
— И зря!
— Наверное. Но преступления кто-то совершает… Поэтому я введу вас в курс дела, коли уж вы тоже замешаны в эту историю.
— Гаврила меня звать… Можешь называть Капитан.
— Отлично, Капитан.
Укротитель с равнодушным лицом выслушал невероятную историю, время от времени наполняя свой стакан и стаканы собеседников.
— Эй! Ян! — заорал он вдруг.
На крик из вагончика высунулась лохматая голова.
— Вот деньги. Сгоняй за вином.
Осипов поморщился, но промолчал.
— Знаете, ребята, — сказал Блад, когда рассказ закончился, — теперь у меня нет никаких сомнений, что вы имеете дело с самым настоящим оборотнем.
— Но ведь ты не узнал его на фотографии!
— А почему ты утверждаешь, что именно на нем все сходится? Сомнительно. Того парня, про которого ты рассказывал, охотника этого, мог убить вовсе и не он. Может, подручный его. Слуга.
— Думаешь, у него есть слуги?
— А почему нет? Слуги Сатаны. У настоящего зла всегда есть слуги. Вы, ребята, как-то неуверенно пьете.
— Илья за рулем, — отозвался Осипов.
— А ты-то нет. Вот и пей, и за него тоже. Да и неужели вы на ночь глядя поедете? Ночуйте здесь. Ночуйте, хлопцы! Костер, красное вино, мяса нажарим… Когда вы еще глотнете настоящей воли… Я, признаться, тоже интересовался этой чертовщиной. Как шапито из Крыма снялось, я заехал к своим… В табор. Понимаете, вроде давно не с ними, а тянет. Еще как тянет, вон племянника оттуда прихватил. Яна… Своя кровь. Пусть он за медведями ходит… Глядишь, чему и научится. Так вот. В таборе потолковал со стариками. Рассказал им, что и как. Я думал, не поверят. Однако поверили. Не ожидал прямо. Ну тут и пошли рассказы. Про этих самых оборотней. У нас есть старый дедко, зовут Михель, или Михаил… не барон, для этого он слишком ветхий, но тоже очень уважаемый старичок. Он рассказывал… А ему рассказывал дед, а деду — его дед. Нет! Вы не сомневайтесь. У нас так. Из уст в уста… Хотя и смешно звучит. В прошлом веке в Трансильвании это случилось, в Карпатах. По-нынешнему сказать, в Румынии. Табор стоял возле одной деревушки в горах… Жаль, что вы не бывали в Карпатах. Вот горы! Все лесом покрыты. Кручи, пропасти… На горах замки… Я там тоже кочевал, еще мальчишкой. До войны. Немцы наш табор почти весь под пулеметы поставили. Мало кто остался в живых. Ладно, не стоит вспоминать. — Он налил себе очередной стакан, выпил, вытер ладонью усы… — Так вот, в ту пору в окрестностях оборотень объявился. Пришли наши в деревню, а она почти пустая. Несколько хат, в которых живут. Да и те как ночь — на железные крюки запираются, и никто носа не высовывает. Деревушка пустая, поживиться нечем… Однако остановились. Приходит к ним седой старик, ну весь белый. «Зря, — говорит, — вы тут обосновались!» — «А что?» — спрашивают. «Волкодав вблизи бродит. Оборотень то есть. Трех у нас сожрал в деревне, остальные разбежались от греха… По родственникам разбрелись». Наши старики выслушали… Затеяли совет. Одни говорят: уходить нужно, другие упрямятся: куда идти? Кругом горы. До ближайшего хутора — два дня. Жрать нечего, тут хоть огороды есть. Судили, рядили… Короче, остались. Кибитки в круг поставили, разожгли костры. Оборотень, он огня боится… В первую ночь ничего не случилось. На другую народ осмелел, стариков не послушались, по вечеру отправились в деревню за кукурузой. Вроде все воротились. Но ночью возле самого табора — вой. Да такой, который живое существо ни в жизнь не издаст. Наши жмутся к кострам, дрожат. Утром недосчитались двоих: молодого парня и мальчонки. Пошли искать, мальчишку нашли в кукурузе. Растерзанный, рука оторвана да бок объеден. Ясно, оборотень постарался. Парня вообще не сыскали. Все в один голос: поехали отсюда… Вроде на том и порешили. А один старик толкует: негоже оставлять божью душу не схороненную, тем паче сгубленную ни за что ни про что. Ей потом покоя не будет, глядишь, и сама превратится в нелюдя. Ромы, конечно, завыли, заскулили: как… что… нам жить охота. Оборотень всех нас тут кончит. Бежим, пока не поздно. Но старика того поддержали… другие. Говорят, негоже. А слово старика — закон. Стали кумекать, как от оборотня избавиться. Вспомнили: серебряной пулей его должно достать, да не простой, а заговоренной, с тремя крестами. Собрали полтинники, отлили десять пуль, цыгане, знаете, по кузнечному делу всегда исправны были, ну и по оружейному тоже, мушкет или карабин запросто починить могут. Ну и боевой припас изготовят. Отлили, значит, пули, но кто их освятит? Ближайший священник в двух днях езды. Выискалась одна старушка. Я, говорит, заклятье знаю. Принесла воды из ручья, собрала у всех таборных нательные кресты, положила их в воду, чего-то шептала. Потом пули той водой окропила. Все, говорит, готово, можете приступать к охоте. Вечером, как стемнело, пять наших хлопцев отправились в засаду. А в таборе разожгли сколько можно костров. Ромы засели в кукурузе. Только стемнело — а дело было осенью, — вой раздался. Да, нужно сказать, что в ту пору полнолуние было. Сидят они в кукурузе, а вокруг светло, как днем. И тут вой! Да жуткий такой. Один хлопец не выдержал бросил ружье и побежал к табору. Только слышит, кто-то его догоняет. Он быстрее. Бежит во все лопатки. Но не убежал… Огромный зверюга напрыгнул на него сзади, ухватил за шею. Тут ему и конец пришел. Правда, и наши храбрецы поспели, выпалили из своих фузей в оборотня и сразили его наповал.
— А может, они добили того беднягу? — невинно спросил Илья.
— При сем не присутствовал, не знаю доподлинно, но так рассказывают. — Цыган усмехнулся, его лицо в свете керосиновой лампы казалось медным, глаза поблескивали и вроде смеялись.
— А еще говорят, — спокойно сказал он, — что ведьмы превращаются в сорок.
— С сороками мы до сих пор не сталкивались, — в тон ему отозвался Илья, — а про медведей ничего не слышно?
— Балакали и про медведей, — сообщил укротитель, — одна старушка мне кое-чего сообщила…
— На медведя тоже подходят серебряные пули?
— Вот про пули она ничего не сказала. На оборотня-волка подходят, а на медведя — не знаю. Можно попробовать.
— У меня есть дома пара бабушкиных ложек, — заявил Илья, — интересно, сколько из них пуль выйдет.
— Старушка, она, между прочим, приходится мне прабабкой, толковала, что медведя-оборотня может убить только другой медведь.
— Тоже оборотень?
— Вроде обыкновенный.
— Довольно странно все это, — сказал Осипов, — сам же говорил, твои мишки этому мужику руку лизали.
— Я тоже был в недоумении, — отозвался цыган, — и примерно о том же спросил старушку. Но она вполне разумно мне все растолковала. Говорит: «Когда оборотень представлен в облике человека, медведи чуют в нем своего и ни за что его не тронут, а если он оборачивается медведем, то они, напротив, чуют человеческую породу, даже не человеческую, а бесовскую…» — такая вот диалектика.
— Да ты философ! — удивился Илья.
— Не я, а та старушка.
— Слушай, а ты в бога веришь? — спросил Осипов.
— В бога? Не знаю. Наверное. Крест ношу. А может, вам, ребята, действительно плюнуть на все это? Себе дороже выйдет. Вот ты журналист — ну и пиши про достижения народного хозяйства, а милиционер пусть ловит жуликов. Мало, что ли, их? Хватает. Так зачем связываться с тем, чего не понимаешь? «Не буди лихо, пока оно тихо» — так ведь русские говорят? Вы все пытаетесь объяснить, как если бы то, с чем вы имеете дело, действовало по человеческим законам. Ладно. Ваши проблемы, в случае чего я готов помочь.
Разговор сам собой угас. Жаркий день сменился теплой, душноватой ночью. Илья пригнал машину к шапито, разложил сиденья и готовился к ночевке. Осипов пытался помогать ему, но больше мешал, и Илья прогнал его. Осипов стоял возле машины и из тьмы смотрел на укротителя, одиноко сидевшего возле фургона и, казалось, дремавшего. Вокруг керосиновой лампы метались ночные бабочки, непонятно зачем ищущие свою смерть в коптящем пламени. Время от времени цыган открывал глаза, наполнял очередной стакан и одним глотком выпивал его.
— Давай-ка спать, — сказал Илья, — или хочешь присоединиться к своему приятелю?
Осипов залез в пахнущую пылью машину, долго ворочался, стараясь устроиться поудобнее. Илья вроде сразу уснул. Он даже похрапывал, а Осипов лежал без сна и тупо размышлял об услышанном. Больше всего ему хотелось выйти на свежий воздух и присоединиться к Лазареву, и так же сидеть перед лампой, горящей теплым неярким светом.
2
— Это не ваша проблема, главное, согласие. Поедете, и не за свой счет, а в командировку. Если решились, я сейчас же заказываю билет на самолет, ближайшим рейсом улетите. А с вашим начальством я договорюсь.
— Я готов.
— Вот и отлично. Но времени у нас мало. Постарайтесь вернуться как можно быстрее. Ну, скажем, в субботу.
Не успел Осипов вечером прийти домой, как в дверь постучали. Стук был слабенький, неуверенный, и он подумал, что так может стучать только ребенок. Так оно и оказалось. На пороге стоял мальчик лет десяти в выцветшей клетчатой рубашке и застиранных шортах. В руке у него болталась большая коробка, перевязанная крест-накрест шпагатом.
— Тебе чего? — спросил Осипов.
— Вам просили передать… — Мальчик протянул ему коробку.
— Кто просил?
— Какой-то дяденька. Я во дворе играл… Подъехала машина. Такси. Он вышел и попросил передать в пятьдесят шестую квартиру. Рубль дал…
— Он какой? Молодой, старый?
— Не молодой, не старый… в темных очках…
Осипов дал мальчику полтинник и недоуменно поднял коробку на уровень глаз. Что там, интересно, внутри? Он встряхнул коробку. Внутри что-то подпрыгнуло.
Он перерезал шпагат, открыл крышку и сначала не понял, что перед ним. Запустил руку внутрь и извлек… человеческую голову, упакованную в прозрачный полиэтиленовый мешок. От ужаса он разжал руки, и голова с глухим стуком упала в ящик. Не в силах заставить себя вновь достать «это», Осипов некоторое время остолбенело глядел на коробку, и тут желудок спазматически сжался и рванулся вверх; зажимая рот рукой, несчастный побежал в туалет.
Минуты три он мучительно содрогался, склонившись над унитазом, потом пошел в кухню, налил стакан воды, судорожно, со всхлипами выпил и поплелся к телефону. На ящик, стоящий на столе, он старался не смотреть.
Трубку подняла Тамара.
— А, Ванечка! — весело прощебетала она. — Как ты там?
Осипов ответил, что вроде ничего.
— Не похоже что-то. Голос у тебя какой-то вялый. Тебе бы жениться, враз повеселеешь. Сейчас, сейчас, вот он.
Трубку взял Илья.
— Какие-то проблемы?
— Тут… Принесли…
— Что принесли?
— Голову.
— Чью голову?!
— Не знаю, не разглядел… В коробке.
— Наверное, голову Ионы? Посмотри внимательно.
— Ты уж сам приезжай и смотри, это скорей по твоей части.
— Ладно, сейчас буду, только перекушу…
Поражаясь способности людей так спокойно реагировать на подобные ужасы, Осипов схватил сигареты и выскочил на балкон, где и просидел до приезда приятеля.
— Где? Показывай! — с порога приказал влетевший Безменов.
Осипов кивнул на стол.
— Слушай, ты что-то бледный, неужели напугался? И это человек, утопивший маньяка в серной кислоте. Никогда бы не поверил.
— Все несколько неожиданно…
— Да, действительно… — Безменов достал голову из коробки и внимательно на нее посмотрел. — Конечно же, это несчастный Иона. Хорошенький подарок тебе преподнесли. Так! Тут еще имеется письмо. На машинке отпечатано. «До скорой встречи», — прочитал он, — конечно, без подписи. Кто же твой любезный почитатель?
— Кончай шутить. Твой цинизм в этой ситуации неуместен.
— Ах, ах! Какие мы нервные. Запугивают тебя, вот что я скажу. Однако что же делать с головой?!
— Увези ее куда-нибудь!
— Увезу, увезу… Надо бы на экспертизу… Хотя я очень сомневаюсь, что она что-нибудь даст. В смысле отпечатков пальцев и тому подобного. Наверняка сработано чисто. И придется объяснять, где я ее взял. Начнутся вопросы. Ладно, скажу, что подкинули к воротам управления.
Он осторожно извлек голову из мешка и взял ее двумя руками. Осипов недовольно следил за его действиями.
— Да иди сюда, не бойся.
Осипов подошел и всмотрелся в умершего. Глаза мертвеца были широко раскрыты, рот разорван в беззвучном крике. Гримаса невыразимого ужаса застыла на синеватом лице. Запекшаяся кровь коркой схватила основание шеи.
— Голову я заберу с собой, а ты успокойся, лучше всего немного выпей и ложись спать. Я бы и сам с тобой за компанию, да не могу, за рулем. Еще раз повторяю: не волнуйся. До завтра.
Некоторое время Осипов курил, потом машинально посмотрел на стол. И хотя коробки уже не было, ему казалось, что она до сих пор возвышается, словно зловещее надгробье.
Вот только кому? Ионе? Или ему — Осипову?
Впрочем, Безменов прав. Нужно взять себя в руки. Он пошел на кухню. Аппетита совершенно не было. Он открыл холодильник, достал початую бутылку водки, налил себе полный стакан, залпом выпил, закусил помидором и, чувствуя, как туманятся мысли и появляется приятная расслабленность, лег в постель.
Он долго не мог уснуть. Возможно, потому, что на дворе было еще совсем светло. Балконная дверь оставалась открытой, и время от времени в комнату врывались тугие порывы прохладного воздуха. Послышались отдаленные раскаты грома, потемнело, запахло дождем, пылью. С соседнего балкона донесся слабый сладковатый аромат душистого табака и еще каких-то неизвестных Осипову цветов.
Он лежал с открытыми глазами и смотрел в окно на небо, на клубящиеся фиолетовые тучи, которые время от времени, словно изнутри, освещались яркими тревожными сполохами. Громовые раскаты становились все сильнее. Первые капли дождя ударили по оконным стеклам, по подоконнику, забарабанили по балкону. Внезапно полумрак пронзила ярчайшая вспышка и за ней последовал удар такой силы, что Осипов на миг оглох. Казалось, содрогнулся весь дом, до основания. Стало совсем темно, дождь превратился в ливень, потоки воды низвергались с неба, словно там прорвало невидимые шлюзы.
Несмотря на выпитое, успокоение так и не пришло. Осипов испытывал некое тревожное ожидание, словно вот-вот должно было случиться нечто очень важное и одновременно столь же неприятное. Тревога не убывала, а с каждой минутой только усиливалась. Он зажмурился, но, казалось, зигзаги молний проникали в самый мозг. Яркие световые пятна вспыхивали и гасли, точно кто-то пытался передать сообщение с помощью азбуки Морзе.
И тут Осипов почувствовал чье-то присутствие. Он открыл глаза. На фоне окна стоял некто, чей силуэт казался еще темнее, чем грозовое небо. В неподвижности неизвестного было что-то пугающее, словно в изваянии на могиле. Яркая вспышка молнии на мгновение осветила комнату призрачным сиреневым светом, но этого мгновения оказалось достаточно, чтобы Осипов понял: перед ним стоит Иона Ванин. Ужас сжал сердце Осипова так, что, казалось, оно вот-вот лопнет. Все тело с ног до головы обдало лютым морозом, и оно вмиг превратилось в ледышку. Осипов неотрывно смотрел на черную фигуру у окна, не зная, как поступить. Но что может предпринять замороженный?
И тут гроза внезапно, как по команде, кончилась, и комнату залил яркий мертвенный лунный свет.
«Это сон, — понял Осипов, — не может гроза прекратиться в одно мгновение, да и луна светит так, будто на небе ни облачка. Это сон!» Он прерывисто вздохнул и мгновенно вспотел.
«Мокрый как мышь» — так мама в детстве говорила.
«Конечно, сон! Иона скорее всего лежит сейчас в магаданском морге на холодном цинковом столе, к тому же без головы, а голову унес Илья. Сон… Сон».
Он продолжал взирать на плод своего воображения. Сейчас, в ярком лунном свете, Иона был прекрасно виден. Взгляд его тупо уперся в Осипова. Голова была на месте, только на шее слабо виднелся рваный черный рубец. Из левой стороны груди торчал какой-то предмет, который Осипов вначале принял за авторучку, но потом понял, что именно этой железкой и был убит литературный консультант.
Вдруг Иона издал свистящий вздох. Воздух, как видимо, шел не только изо рта, но и из дыр на шее.
— Я пришел, чтобы предупредить тебя, — изрек труп и неуверенно шагнул к Осипову. От него явственно пахнуло слабым запашком тления.
«Неужели и запахи могут присниться? — подумал Осипов. — А с другой стороны, почему бы и нет?!»
— Ты стоишь на самой границе, — монотонно продолжал Иона, — еще один шаг, и обратной дороги не будет. Остановись. Прекрати бессмысленную охоту. Неужели моего примера тебе мало?! А ведь с тобой случится нечто куда более страшное. Остановись!
У Ионы был странный шамкающий голос, лицо казалось совершенно бесстрастным, и создавалось впечатление, что он даже не открывает рта, словно чревовещатель.
— Я больше не приду, — сообщил Иона, — разрешили лишь один раз. Еще шаг… Тяжело мне…
— Это с непривычки, — успокоил его Осипов, — а скажите, как там?..
Но Иона не успел поделиться своими впечатлениями, потому что исчез. В комнате вновь стало темно.
Проснувшись утром, Осипов вспомнил сон до мельчайших подробностей. Он мысленно прокрутил его снова. Призрак пытался предупредить его. Да! Странные номера иногда выкидывает человеческое сознание. Объяснить сон очень просто. Потрясение, вызванное видом головы, трансформировалось достаточно причудливым образом. Причудливым, но вполне допустимым. Подобные явления описаны в литературе множество раз. Успокоив себя таким образом, Осипов с легким сердцем отправился на работу.
В четверг ничего особенного не произошло, а в пятницу в обед позвонил Безменов.
— Ты готов к поездке в Рязань? — требовательно спросил он. — Я все выяснил. Цирк, а вместе с ним и твой укротитель уже на месте. Так что можно отправляться туда и предъявить ему фотографию Джорджа. Поехали, старик!
В машине почти не разговаривали. Осипов смотрел в окно на проносившиеся мимо желтые поля, перелески, рабочие поселки и думал о разной ерунде. Никогда он столько не ездил на машине, как в этом году. Давно хотел иметь свой автомобиль, но недооценивал проблемы, которые при этом возникают. Уход, запчасти… Плохо он представлял, насколько много случается аварий. А пока доехали до Крыма, встретили их не меньше десятка, вот и сейчас попался лежащий в кювете перевернутый «москвичок». Интересно, кто-нибудь при этом погиб? Внезапно он вспомнил Ванина.
— Ты знаешь, — сказал он Безменову, — я во сне Иону видел.
— Бывает, — отозвался Илья.
— Приходил будто ко мне в квартиру. Приснилось как раз, когда эту голову принесли.
— А он хоть сам-то с головой был?
— С головой. Говорил, чтобы я бросил это дело. Мол, стою на краю пропасти…
— Впечатлительный ты, оказывается, парень.
— Да я и сам не ожидал.
— А как он вообще выглядел?
— Невеселый.
— Уж чему тут веселиться!
— Из груди какая-то железка торчала…
— Заточка. Постой, а разве я говорил, чем его убили?
— Вроде нет, — озадаченно сказал Осипов, — помню, сказал, что закололи.
— Заточкой его прикончили, она и торчала из груди.
— Так ты думаешь, это был не сон?
— Да ничего я не думаю! — в сердцах бросил Илья. — Я вообще уже настолько запутался во всей этой чертовщине, что готов все бросить. Вот и покойник то же самое советует. Ладно, не бери в голову.
В Рязань въехали под вечер. Илья уверенно проследовал по городу и остановил машину у ворот парка культуры.
— Здесь шапито располагается, — сказал он. — Пойдем искать твоего цыгана.
Стоял удивительно теплый вечер. В отдалении играл духовой оркестр, мимо них проносились нарядные парочки, кое-где зажглись разноцветные фонарики, возбужденные голоса, смех слышались повсюду. Осипов слегка удивился общему веселью, потом вспомнил: сегодня же пятница, конец рабочей недели. Он тоже проникся лирическим настроением, повеселел, будто и не было всех этих зловещих тайн.
Брезентовый шатер шапито как раз кончали монтировать. Купол уже возвышался над парковыми деревьями, и только кое-где рабочие подтягивали канаты. Возле цирка было особенно шумно. Сюда сбежалась окрестная детвора, да и взрослые тоже проявляли явное любопытство. В стоявших на улицах клетках нервно метались животные. Шум и суета, видно, сильно беспокоили их.
Поинтересовались у проходившего мимо циркового служителя, где найти Лазаренко. Он неопределенно махнул рукой в сторону стоявшего неподалеку деревянного павильончика.
В павильончике торговали газированной водой, соками и напитками покрепче. Публики здесь имелось в достатке, но они сразу увидели того, кто был им нужен. Капитан Блад сидел у замызганного столика в компании каких-то бурно жестикулирующих юнцов. Перед ним стояли бутылка красного вина и стакан. Похоже, Капитан Блад уже изрядно принял, потому что его лицо имело совершенно отсутствующее выражение.
— Здравствуйте, Гавриил Лазаревич, — сказал Осипов, про себя прикидывая, способен ли укротитель беседовать.
— А, журналист, — произнес он безо всякого удивления, словно они расстались всего час назад. — Как она, жизнь-то?
— Поговорить надо, — сказал Осипов.
— Поговорить? Это можно. А ну, ребята, — обратился он к юнцам, — пойдите найдите себе другое место.
Те поднялись без всяких возражений и, продолжая оживленно беседовать, исчезли.
— Садись, журналист. А это кто? — он вопросительно посмотрел на Безменова.
— Мой товарищ.
— Лады. Пусть товарищ принесет стаканы.
Илья окинул цыгана недовольным взглядом, но отправился за стаканами. Кроме них, он принес еще бутылку вина.
— Понимающий у тебя товарищ, — одобрил Капитан Блад. Он сонно повел глазами по окружающей толпе. — Шумно здесь, поговорить толком не дадут. Может, пойдем ко мне?
Никто не возражал.
Вагончик, в котором жил Капитан Блад, находился на задворках шапито. Рядом стояли клетки с медведями. Цыган открыл вагончик, выволок оттуда небольшой столик, три складных стула. Поставил на стол вино, жестом пригласил садиться.
— Темновато здесь, — сказал Илья.
— Боишься мимо рта стакан пронести? — захохотал Капитан Блад. — Ничего, не промахнешься. А если света мало, я сейчас керосиновую лампу принесу.
Он проворно встал и вернулся с «летучей мышью». Затеплился огонек, и стало интересно и слегка таинственно.
— Давайте, ребята, рассказывайте, зачем пожаловали.
— Требуется ваша помощь, — Осипов выжидательно смотрел на смуглое лицо укротителя, — я хочу, чтобы вы опознали того человека, про которого вы мне рассказывали месяц назад в Крыму.
— Мы же тогда договорились, что будем на «ты», и с другом твоим я тоже хочу быть на «ты». Как его, кстати, звать?
— Илья, — представился Безменов.
— Хорошее имя. Был такой пророк — Илья. Цыгане очень его уважают, потому что он погодой ведает. Ясная погода стоит, ведро, говорят, дедушке Илье спасибо. А того человека, как его опознать? Увидел бы, узнал, конечно…
— А мы фотографии принесли, — сообщил Илья.
— Фотографии? А ты тоже из газеты?
— Нет, я в милиции работаю.
— В милиции?! Ну вот… Везде у нас милиция. Даже нечистую силу ловит. Ты бы лучше попа привлек! — захохотал он. — С попом сподручнее. Хотя, я думаю, и он в этом деле бесполезен.
— Да мы с детства приятели, — пояснил Осипов.
— Все равно. Не люблю я милицию.
— Ну никто нас не любит! — плачущим голосом сказал Илья. — Научные работники, понимаешь, не любят, цирковые тоже… Как в такой обстановке работать?!
— Давай свои фотографии, — протянул руку Капитан Блад. — Это что, все оборотни? — спросил он, держа снимки веером, словно игральные карты. — Уж больно много.
Подкрутил фитиль лампы, отчего она загорелась ярче, и стал внимательно рассматривать лица на фотографиях.
— Вы пейте, — он налил каждому вина и снова взялся за фотоколоду.
Осипов отпил из своего стакана. Вино было, на его вкус, сладковатым, но приятным. Он допил стакан, поставил его на стол, одновременно пристально следя за выражением лица укротителя.
Цыган продолжал пристально всматриваться в снимки, наконец небрежно бросил пачку на стол.
— Нет его здесь.
— Как нет?! — вскинулся Илья. — Должен быть!
— Сказал же — нету!
— А этот, — Илья выудил из пачки фотографию Джорджа, — не он?!
— Не он. Вы думаете, я пьян, что ли? — Он допил свой стакан. — Не пьян пока еще… Может быть, вы расскажете, что к чему?
Осипов вопросительно взглянул на Илью.
— Советская милиция в оборотней не верит… — начал Илья.
— И зря!
— Наверное. Но преступления кто-то совершает… Поэтому я введу вас в курс дела, коли уж вы тоже замешаны в эту историю.
— Гаврила меня звать… Можешь называть Капитан.
— Отлично, Капитан.
Укротитель с равнодушным лицом выслушал невероятную историю, время от времени наполняя свой стакан и стаканы собеседников.
— Эй! Ян! — заорал он вдруг.
На крик из вагончика высунулась лохматая голова.
— Вот деньги. Сгоняй за вином.
Осипов поморщился, но промолчал.
— Знаете, ребята, — сказал Блад, когда рассказ закончился, — теперь у меня нет никаких сомнений, что вы имеете дело с самым настоящим оборотнем.
— Но ведь ты не узнал его на фотографии!
— А почему ты утверждаешь, что именно на нем все сходится? Сомнительно. Того парня, про которого ты рассказывал, охотника этого, мог убить вовсе и не он. Может, подручный его. Слуга.
— Думаешь, у него есть слуги?
— А почему нет? Слуги Сатаны. У настоящего зла всегда есть слуги. Вы, ребята, как-то неуверенно пьете.
— Илья за рулем, — отозвался Осипов.
— А ты-то нет. Вот и пей, и за него тоже. Да и неужели вы на ночь глядя поедете? Ночуйте здесь. Ночуйте, хлопцы! Костер, красное вино, мяса нажарим… Когда вы еще глотнете настоящей воли… Я, признаться, тоже интересовался этой чертовщиной. Как шапито из Крыма снялось, я заехал к своим… В табор. Понимаете, вроде давно не с ними, а тянет. Еще как тянет, вон племянника оттуда прихватил. Яна… Своя кровь. Пусть он за медведями ходит… Глядишь, чему и научится. Так вот. В таборе потолковал со стариками. Рассказал им, что и как. Я думал, не поверят. Однако поверили. Не ожидал прямо. Ну тут и пошли рассказы. Про этих самых оборотней. У нас есть старый дедко, зовут Михель, или Михаил… не барон, для этого он слишком ветхий, но тоже очень уважаемый старичок. Он рассказывал… А ему рассказывал дед, а деду — его дед. Нет! Вы не сомневайтесь. У нас так. Из уст в уста… Хотя и смешно звучит. В прошлом веке в Трансильвании это случилось, в Карпатах. По-нынешнему сказать, в Румынии. Табор стоял возле одной деревушки в горах… Жаль, что вы не бывали в Карпатах. Вот горы! Все лесом покрыты. Кручи, пропасти… На горах замки… Я там тоже кочевал, еще мальчишкой. До войны. Немцы наш табор почти весь под пулеметы поставили. Мало кто остался в живых. Ладно, не стоит вспоминать. — Он налил себе очередной стакан, выпил, вытер ладонью усы… — Так вот, в ту пору в окрестностях оборотень объявился. Пришли наши в деревню, а она почти пустая. Несколько хат, в которых живут. Да и те как ночь — на железные крюки запираются, и никто носа не высовывает. Деревушка пустая, поживиться нечем… Однако остановились. Приходит к ним седой старик, ну весь белый. «Зря, — говорит, — вы тут обосновались!» — «А что?» — спрашивают. «Волкодав вблизи бродит. Оборотень то есть. Трех у нас сожрал в деревне, остальные разбежались от греха… По родственникам разбрелись». Наши старики выслушали… Затеяли совет. Одни говорят: уходить нужно, другие упрямятся: куда идти? Кругом горы. До ближайшего хутора — два дня. Жрать нечего, тут хоть огороды есть. Судили, рядили… Короче, остались. Кибитки в круг поставили, разожгли костры. Оборотень, он огня боится… В первую ночь ничего не случилось. На другую народ осмелел, стариков не послушались, по вечеру отправились в деревню за кукурузой. Вроде все воротились. Но ночью возле самого табора — вой. Да такой, который живое существо ни в жизнь не издаст. Наши жмутся к кострам, дрожат. Утром недосчитались двоих: молодого парня и мальчонки. Пошли искать, мальчишку нашли в кукурузе. Растерзанный, рука оторвана да бок объеден. Ясно, оборотень постарался. Парня вообще не сыскали. Все в один голос: поехали отсюда… Вроде на том и порешили. А один старик толкует: негоже оставлять божью душу не схороненную, тем паче сгубленную ни за что ни про что. Ей потом покоя не будет, глядишь, и сама превратится в нелюдя. Ромы, конечно, завыли, заскулили: как… что… нам жить охота. Оборотень всех нас тут кончит. Бежим, пока не поздно. Но старика того поддержали… другие. Говорят, негоже. А слово старика — закон. Стали кумекать, как от оборотня избавиться. Вспомнили: серебряной пулей его должно достать, да не простой, а заговоренной, с тремя крестами. Собрали полтинники, отлили десять пуль, цыгане, знаете, по кузнечному делу всегда исправны были, ну и по оружейному тоже, мушкет или карабин запросто починить могут. Ну и боевой припас изготовят. Отлили, значит, пули, но кто их освятит? Ближайший священник в двух днях езды. Выискалась одна старушка. Я, говорит, заклятье знаю. Принесла воды из ручья, собрала у всех таборных нательные кресты, положила их в воду, чего-то шептала. Потом пули той водой окропила. Все, говорит, готово, можете приступать к охоте. Вечером, как стемнело, пять наших хлопцев отправились в засаду. А в таборе разожгли сколько можно костров. Ромы засели в кукурузе. Только стемнело — а дело было осенью, — вой раздался. Да, нужно сказать, что в ту пору полнолуние было. Сидят они в кукурузе, а вокруг светло, как днем. И тут вой! Да жуткий такой. Один хлопец не выдержал бросил ружье и побежал к табору. Только слышит, кто-то его догоняет. Он быстрее. Бежит во все лопатки. Но не убежал… Огромный зверюга напрыгнул на него сзади, ухватил за шею. Тут ему и конец пришел. Правда, и наши храбрецы поспели, выпалили из своих фузей в оборотня и сразили его наповал.
— А может, они добили того беднягу? — невинно спросил Илья.
— При сем не присутствовал, не знаю доподлинно, но так рассказывают. — Цыган усмехнулся, его лицо в свете керосиновой лампы казалось медным, глаза поблескивали и вроде смеялись.
— А еще говорят, — спокойно сказал он, — что ведьмы превращаются в сорок.
— С сороками мы до сих пор не сталкивались, — в тон ему отозвался Илья, — а про медведей ничего не слышно?
— Балакали и про медведей, — сообщил укротитель, — одна старушка мне кое-чего сообщила…
— На медведя тоже подходят серебряные пули?
— Вот про пули она ничего не сказала. На оборотня-волка подходят, а на медведя — не знаю. Можно попробовать.
— У меня есть дома пара бабушкиных ложек, — заявил Илья, — интересно, сколько из них пуль выйдет.
— Старушка, она, между прочим, приходится мне прабабкой, толковала, что медведя-оборотня может убить только другой медведь.
— Тоже оборотень?
— Вроде обыкновенный.
— Довольно странно все это, — сказал Осипов, — сам же говорил, твои мишки этому мужику руку лизали.
— Я тоже был в недоумении, — отозвался цыган, — и примерно о том же спросил старушку. Но она вполне разумно мне все растолковала. Говорит: «Когда оборотень представлен в облике человека, медведи чуют в нем своего и ни за что его не тронут, а если он оборачивается медведем, то они, напротив, чуют человеческую породу, даже не человеческую, а бесовскую…» — такая вот диалектика.
— Да ты философ! — удивился Илья.
— Не я, а та старушка.
— Слушай, а ты в бога веришь? — спросил Осипов.
— В бога? Не знаю. Наверное. Крест ношу. А может, вам, ребята, действительно плюнуть на все это? Себе дороже выйдет. Вот ты журналист — ну и пиши про достижения народного хозяйства, а милиционер пусть ловит жуликов. Мало, что ли, их? Хватает. Так зачем связываться с тем, чего не понимаешь? «Не буди лихо, пока оно тихо» — так ведь русские говорят? Вы все пытаетесь объяснить, как если бы то, с чем вы имеете дело, действовало по человеческим законам. Ладно. Ваши проблемы, в случае чего я готов помочь.
Разговор сам собой угас. Жаркий день сменился теплой, душноватой ночью. Илья пригнал машину к шапито, разложил сиденья и готовился к ночевке. Осипов пытался помогать ему, но больше мешал, и Илья прогнал его. Осипов стоял возле машины и из тьмы смотрел на укротителя, одиноко сидевшего возле фургона и, казалось, дремавшего. Вокруг керосиновой лампы метались ночные бабочки, непонятно зачем ищущие свою смерть в коптящем пламени. Время от времени цыган открывал глаза, наполнял очередной стакан и одним глотком выпивал его.
— Давай-ка спать, — сказал Илья, — или хочешь присоединиться к своему приятелю?
Осипов залез в пахнущую пылью машину, долго ворочался, стараясь устроиться поудобнее. Илья вроде сразу уснул. Он даже похрапывал, а Осипов лежал без сна и тупо размышлял об услышанном. Больше всего ему хотелось выйти на свежий воздух и присоединиться к Лазареву, и так же сидеть перед лампой, горящей теплым неярким светом.
2
Едва только они в субботу вернулись в Москву, как тотчас узнали, что их настойчиво разыскивает некий гражданин со странной фамилией Хохотва.
— Звонил три раза, — сообщила Тамара, — первый раз часов в восемь утра, поспать не дал, негодяй.
В этот момент снова раздался звонок.
— Это вы, Илья Ильич? — послышался в трубке взволнованный голос Хохотвы. — Есть новости, нужно срочно встретиться.
Илья, собиравшийся искупаться и отдохнуть, в сердцах плюнул и покорно сел за руль.
Хохотва назначил встречу почему-то в здании этнографического музея. В субботу он был открыт, но в залах почти пусто. Хохотва ждал их у входа.
— Прибыл вчера вечером, — доложил он.
— Ну и?..
— Пойдемте ко мне, там поговорим…
Крохотная комнатушка под самой крышей, больше похожая на чулан, служила Хохотве кабинетом и лабораторией одновременно. Втроем кое-как разместились. Осипов уселся на какой-то громоздкий ящик, Илья занял единственный стул. Хохотва остался стоять.
— Звонил три раза, — сообщила Тамара, — первый раз часов в восемь утра, поспать не дал, негодяй.
В этот момент снова раздался звонок.
— Это вы, Илья Ильич? — послышался в трубке взволнованный голос Хохотвы. — Есть новости, нужно срочно встретиться.
Илья, собиравшийся искупаться и отдохнуть, в сердцах плюнул и покорно сел за руль.
Хохотва назначил встречу почему-то в здании этнографического музея. В субботу он был открыт, но в залах почти пусто. Хохотва ждал их у входа.
— Прибыл вчера вечером, — доложил он.
— Ну и?..
— Пойдемте ко мне, там поговорим…
Крохотная комнатушка под самой крышей, больше похожая на чулан, служила Хохотве кабинетом и лабораторией одновременно. Втроем кое-как разместились. Осипов уселся на какой-то громоздкий ящик, Илья занял единственный стул. Хохотва остался стоять.