Аттанасио Альфред Анджело. Пожиратель тени (Доминионы Ирта - 2)

   Он заметил, что совсем не испытывает усталости. Изнеможение, телесные потребности, физическая боль - все это оставило его, когда грудь пронзила гномья стрела. Мертвоходящий, он черпал бесконечную энергию из Ожерелья Душ, а оно - от Извечной Звезды. И все же из-за своей тяги к пустому ничто он понимал, что утомлен сильнее, чем могут подсказать чувства.
   Судьба миров - бремя, подавившее все его существо. Купаясь в чармовом сиянии Лучезарного, он нашел силы признаться самому себе, что ничего в нем не осталось. Все, что он собой представлял, было отдано великой миссии.
   Эта мысль заставила задуматься об иронии положения: после смерти любимой дочери Амары он настолько отошел от сообщества кобольдов, что тогда был более мертвоходящим, чем теперь. Он уже понимал, что значит по-настоящему чему-то себя посвятить. После смерти Амары душевная боль была так сильна, что он ушел в себя как в скорлупу и не мог выйти.
   - Спасибо тебе, госпожа, - шепнул кобольд, обращаясь к Безымянной, призвавшей его из этой страшной отрешенности. На службе ей он утратил жизнь, но гордо носил в груди зазубренную стрелу, ибо она указывала ему дорогу к свободе.
   Освеженный Чармом Лучезарного, кобольд открыл глаза.
   Извечная Звезда смотрела на него поверх изрезанных равнин, подобно тигриному глазу. Азофель прошел перед заходящим диском серебристо-синей искрой, спектральным вихрем, спорой ацетилена, висящей сновидением на фоне пунцовой яркости смутных сумерек. Рик махнул рукой, и струя пламени ответила приветственным жестом.
   Азофель бессмысленно улыбнулся кобольду, хотя и знал, что улыбку не разглядеть в его ослепительном сиянии. Пандемониум сумерек отлично оттенял это чудо - цвета побежалости Лучезарного, поглощающего свет сна. К Азофелю вновь возвратилась сила, и она питала надежду, что скоро он найдет создание тьмы, где бы оно ни пряталось, и прогонит его со Светлого Берега.
   А тогда можно будет и домой податься. Ничего другого он так не хотел с самого начала этой работы, как вернуться в свет.
   По сравнению со смертной алостью Хелгейта свет дома, который ему помнился, сиял какой-то высшей яркостью. Не было там хаоса бродячих звезд и форм жизни, управляемых Случаем - незрячим богом этих миров. Дома отсутствовала слепота, и Случаю там не было места. Там сновидец был сном, и сновидение - сновидцем. И пусть дома он слыл всего лишь стражем, охранником других сияющих сновидцев, через связь с тем, кому виделся он сам - со своей собственной более великой сущностью, но он знал, что не всегда ему быть стражем, что его сияние будет возвеличено стремлением, и в славе избрания и посредством собственного сна оно изменится к лучшему, к более яркому.
   Но все это покрылось тенью, когда безымянная владычица включила его в свой сон. Поначалу вспыхнула ненависть к старому кобольду за то, что тот попросил к себе в сопровождающие Азофеля и внушил эту мысль владычице. Но теперь, восстановив свою прежнюю силу, Лучезарный ощутил неожиданный прилив великодушия к Рику. Ведь что такое сам кобольд, как не осколок сна владычицы? Разве может он не повиноваться своей сновидице? Кобольду, по милости которого Азофель втянулся в глубь этих холодных миров, было прощено причиненное страдание, если вообще не забыто. А судьба самих миров снова показалась не безнадежной. Он найдет это порождение тени и тогда уйдет домой - в свет.
   Дома же все это покажется лишь странным сном. Все эти жизни окончатся смертью - как и его собственная, но его смерть известна ему. Он станет ярче, как все живущее в свете, и его сияние затмит тени, которые суть его мысли, и его "я" воссияет среди теней ярче, чем в тесных рамках времени и пространства, а за пределами "я" ждут другие измерения. Когда-нибудь он там и окажется.
   Но эти несчастные существа, сплетенные из сновидений владычицы, ждет сомнительная судьба. Мысль о серьезном и верном кобольде, уходящем в пустоту, огорчала Лучезарного, и это его самого удивляло. Почему вдруг эта иллюзия стала ему небезразлична? И все же так стало. Чистосердечный кобольд сам не придавал значения тому, что он - всего лишь сон. Для него этот мир не менее реален, чем сам свет, чем родной дом Азофеля.
   Неуклюжий Бройдо тоже вызывал у Азофеля незнакомые чувства. Кто такой этот эльф, откуда у него такое большое сердце? Зачем он покинул свой клан, чтобы служить какому-то кобольду? На все вопросы был один ответ - любовь. Любовь к этому сну, к стынувшим камням, вращающимся в холоде космоса, согретым лишь слабыми лучиками тлеющих звезд.
   Любовь к темноте - понял Азофель, пораженный, что кто-то может любить эту маленькую и причудливую жизнь. Еще он понял, что жалеет тех, кто заключен внутри создания безымянной владычицы, в извилинах ее прихотливого разума.
   Эти сочувственные мысли боролись в нем с той силой, которая влекла его домой. Азофелю хотелось найти создание тени, удалить его из сна и вернуться домой.
   В свет.
   Поглощенная из великанов энергия настолько оживила его, что он мог бы, если бы захотел, подняться и снова уйти в свет.
   А там, за пределами сна, подождать, пока его опять позовет Рик Старый. Покинуть бы здесь эти иллюзорные жизни, приумножавшие его заботы. Что ему до этих подобий?
   Но когда он понял эти создания, которых в их жалком существовании вела такая же страстная верность, что привязывала и Лучезарного к свету, он восхитился ими. Смехотворное и вместе с тем неодолимо глубокое желание обуревало его - говорить с этим старым кобольдом, с созданием тьмы.
   Видя приближение Лучезарного, Рик Старый вскочил на ноги. Тени ночи отступили. У входа в пещеру стояло ледяное сияние в форме смертного. Форма остывала, и холодный ветер уносил жар клубами разноцветного дыма. Раскаленные тени меркли в ангельски-демоническом сиянии лица Азофеля.
   - Лучезарный! - вскричал Рик Старый, оживленный излишком Чарма, уносимого в воздух. - Ты сразил великанов!
   - Никого я не сразил. - Азофель стоял у входа в пещеру, и она сияла изнутри, как тигель с лавой. - Великаны по своей природе - иллюзия. Как и ты.
   - И ты тоже! - радостно закричал кобольд, опьяненный жизненной силой. Теперь он уже мог смотреть стражу в лицо, потому что Азофель остыл уже до свечения снега под звездами. - Все мы - порождения вечности и Безымянных. Все мы сны!
   - Я - не сон, - твердо возразил Лучезарный. - Я - свет.
   - Другой сон, и все равно сон. - Рик был почти опьянен от счастья, что Лучезарный вновь в полной силе, и весело поддразнивал светоносное существо. - Все мы сделаны из большого ничто. Волны света на черной поверхности этого ничто. Мы распадаемся, ты меркнешь. Ха! Главное, что все мы меняемся.
   - А тогда чего ты вообще мучаешься с этим поиском? - Рассыпав огненные волосы причудливыми нитями, Азофель шагнул ближе. - Брось ты этого, который из тени, и пусть владычица разбудит отца младенца. Сон кончится, и ни тебя, ни других обманок из материи и энергии больше не будет.
   - Так не получится, Азофель. - Старый кобольд храбро смотрел в слюдяные глаза Азофеля. - Здесь на кону стоит нечто большее. Ведь ты это и сам понимаешь?
   - Не понимаю. - Азофель презрительно оглядел оплавленную пустыню. - Но я должен тебе сказать, что кое-что чувствую - к тебе, к этому дураку Бройдо. Я лучше понял, вернув свою силу, что значит быть слабым. Ты слаб. А Бройдо еще слабее. И все же вы боретесь изо всех своих сил. Зачем?
   - Младенец! - Сморщенное курносое личико озарилось ликованием. - Эти миры созданы не ради прихоти. Они для ребенка владычицы. Игра света и тьмы, пустоты и материи и - да! - добра и зла, вот силы, которые сформируют младенца. Они наполнят его пониманием страдания и сочувствия. Вот почему должны быть эти миры. И мы служим не им, а высшей цели.
   Азофель скрестил руки на груди, прикрыл алмазные глаза и задумался.
   - Откуда ты это знаешь?
   - Я - кобольд-волшебник. - Рик Старый сообщил это как общеизвестный факт. - И моя магия - огонь. Я знаю, почему нет злых тварей внутри света и почему попеременно побеждает тьма. Я знаю, что кто-то очень древний сшивает их вместе победой и поражением. Жизнь каждого из нас - один из множества крошечных стежков, которыми зашивается эта рана - этот разрыв существования, как ты называешь его. Мы создадим свет из тьмы нашим страданием - нашим согласием страдать за то, что есть добро.
   - Великие понятия для такого мелкого существа, - скептически наклонил голову Азофель.
   Рик постучал пальцами по стреле:
   - Я отдал все, чтобы удержать свой стежок между светом и тьмой. А ты, Азофель?
   - Я - создание света. - Лицо его было спокойно, как стекло. - Я верен пославшему меня сюда.
   - Это я знаю, - нетерпеливо отмахнулся Рик. - Я говорю о твоей душе, то есть я хочу сказать, какие у тебя чувства? Как ты соединяешь свой великий свет и обширную тьму этого творения?
   Азофель покачал головой, явно задетый вопросами кобольда.
   - Я хочу домой.
   - В свет, я знаю. - Щеки Рика Старого пылали радостью. - Я отведал этой ночью твоего Чарма, и я бы и сам пошел с тобой, если бы мог.
   - А ты можешь. - Азофель улыбнулся, и вспышкой молнии озарились снизу ночные облака. - Я отнесу тебя в Извечную Звезду. Оттуда вырастет твое лучистое тело. Может быть, наступит время, когда я увижу тебя в полях света, где обитаю.
   - Вряд ли. - Кобольд поскреб узловатый подбородок и рассказал, что видел в трансе, когда Азофель поедал великанов. - Ты к тому времени станешь настолько ярок, что уйдешь из тех полей, где обитают души, уйдешь в яркость бесконечности.
   - Ты знаешь, как устроена моя родина?
   - Я знаю, как устроен огонь. Азофель протянул лучистую руку.
   - Позволь мне отнести тебя в Извечную Звезду.
   - Оставь. - Кобольд отступил, досадливо поморщившись. - Подумай о младенце. Подумай о грядущих веках. Ты это ощущаешь, я знаю. Иначе зачем бы ты вернулся говорить со мной? Ты чувствуешь, к чему стремлюсь я - и Бройдо. Загляни в любое из смертных сердец, и ты найдешь то же стремление. Да, мы живем ради того, что нам кажется реальным. Но не все ради одного и того же. Некоторые хотят больше света...
   - А другие - больше тьмы. - Азофель с пониманием кивнул: пути домой не будет, пока работа не будет сделана. - Я шагну из сна наружу и найду это создание тени.
   Лучезарный быстро погас, и ландшафт вновь окутала угрожающая и таинственная темнота. Рик на ощупь заковылял к пещере в поисках убежища от внезапной ночи.
   Азофель тоже искал убежища от непонятных чувств, которые пробудил в нем кобольд. Безымянная владычица задала Рику Старому работу, в которой Азофелю отводилась роль помощника. Сейчас он мог быть только на подхвате у кобольда, потому что Лучезарный - создание света, а в царстве света нет слепоты, нет смерти, нет случая, и там у справедливости открытые глаза.
   А за границами сна, в царстве света и в ауре Извечной Звезды, где Лучезарный родился, он стоял стражем. Там он ощущал мир и был рад, что вновь обрел силу и смог вернуться туда, где должен быть. Азофель пришел сюда искать создание тени, и он приступил к поискам.
   Даль и близость смешались в нем, как ветер и огонь. Взревели искры осколки расстояний, пройденных им там, внизу. Он снова увидел Лабиринт Нежити на Краю Мира, и Бройдо, горестно согнувшегося над трупами восемнадцати эльфов своего клана, поднятых из могил демоном Тивелом, и печаль физической болью билась в теле эльфа.
   Азофель смахнул прочь искры огня времени, не желая более видеть это место скорби. Не то чтобы его реальность была менее горестной. Сильные отбирали свет у слабых, и слабые тускнели, темнея иногда до теней и пропадая из виду, немногие собирали свет и разгорались до лучезарности, большинство же влачили существование в тусклой печали. Может быть, подумал Азофель, смерть и небытие добрее.
   Глаза не сразу привыкли к свету - слишком много времени провел он в мире теней. Когда он вновь прозрел, то заметил, что оказался невдалеке от своего поста к югу от сада, над вратами Тьмы Внешней.
   В ночном сиянии растений и насекомых были видны террасы лужаек с прудами и озерцами, по зеркалу которых плавали черные лебеди. Поодаль стояли ворота с серным огнем единственного фонаря. На дальней стороне ворот его ждал пост часового у Начала.
   Азофель был в блаженном восторге оттого, что снова оказался на месте, и, осмотревшись, увидел справа и слева от входа дикую природу над лужайками сада, сгорбленные валуны под пологом ползучих растений. Кожистокрылая сошка взмывала оттуда, подхваченная ночным ветром, и мельтешила оскаленными мордочками. Азофель счастливо ахнул, обнаружив, что ничего здесь не изменилось, и быстрее помчался по извилистой дороге.
   На последнем повороте он гордо выпрямился перед воротами с причудливым фонарем, утыканным железными шипами и пластинами. Лозы и травы оплели ворота, но все равно огромные бревна поддались при его прикосновении.
   Свет.
   Ворота открылись в ослепительное сияние - излучение его самого. Отсюда он сможет заглянуть внутрь сна и найти создание тени.
   Лазурная вода плескалась в паутинке отраженного света у стены с мозаичными дельфинами. Алмазная пена сверкающего плавательного бассейна высветила человека с кошачьими метками зверя - синеватый мех и раскосые зеленые глаза.
   9
   ДАППИ ХОБ
   Котяра вытерся, и просохший мех распушился. Котяра оглянулся, ища, куда положить мокрые полотенца. Потом снова посмотрел на старика в проволочном кресле, уставившегося на него будто дырами глаз, пробитыми в маске сморщенной кожи.
   - Брось их на пол, - велел старик, еле шевеля отвисшей челюстью. - И садись сюда.
   Рука в синих жилах махнула в сторону такого же кресла.
   Человек-зверь сделал, как ему сказали, и сел среди зайчиков утреннего света от поверхности бассейна. Нос его чуял запах разлагающегося тела старика.
   - Так ты Даппи Хоб - почитатель дьявола?
   - Когда-то я поклонялся дьяволам. - Старик сидел совершенно неподвижно в черной рубахе с золотой отделкой, ноги в зеленых сандалиях стояли как мертвые, высохшую кожу усеяли старческие пигментные пятна. - Теперь дьяволы поклоняются мне.
   Котяра поерзал в неудобном кресле, оглядывая подводную камеру в поисках этих дьяволов. За выпуклыми прозрачными стенами вертелись русалки. Внутри, сквозь прозрачное дно бассейна, тоже виднелись русалки.
   - Спокойное место для почитателя дьявола. Ты здесь живешь?
   Мешки под глазами старика были как капли оплавленного воска, и они дважды вздрогнули, а потом он сказал:
   - Ты не хочешь знать, зачем я тебя сюда доставил?
   - Если ты Даппи Хоб, даже и думать боюсь. - С мрачным любопытством Котяра смотрел на старика, постукивая когтем по проволочной сетке кресла. Я думал, у тебя будет вид более... внушительный.
   - Я стар. Очень стар.
   Краем глаза Котяра уловил движение в открытом люке за рядом пустых проволочных кресел на той стороне бассейна. Там появлялись и исчезали какие-то фигуры с лицами под покрывалом.
   - А почему ты не воспользовался Чармом, чтобы снова стать молодым?
   - Воспользовался. - Серая тень мелькнула на лице старика. - Вот настолько этот Чарм и может меня омолодить.
   - Не понял. - Котяра не верил этой мумии и не пытался этого скрыть. У тебя такой вид, будто ты вот-вот помрешь.
   - Вполне может случиться, - согласился надтреснутый голос. - Вот почему мне все время нужен уход. Этому телу больше двух миллионов дней.
   Котяра внимательней всмотрелся в восковую кожу, в паутину волос вокруг лысины, в мутные глаза.
   - Что ты обо мне знаешь? - спросил Даппи Хоб, хрипя и щелкая изношенными легкими.
   - Только слухи.
   - Какие?
   - Гномы, которых ты создал из червей, низложили тебя и бросили в Бездну. - Котяра пожал плечами. - Это если ты говоришь правду и ты действительно Даппи Хоб, а не чья-то дурацкая шутка. Все считают, что Даппи Хоб - это миф. Но когда в Заксаре появились гномы, маркграфиня Одола обнаружила, что командуешь ими ты - и сами эти гномы то и дело распевали как заклинание - "Даппи Хоб".
   - Обнаружила? - Кожистые веки упали на глаза. - Как?
   - Глазами Чарма - амулетами, - откровенно ответил Котяра, не видя причины таиться или лгать. - Она увидела, что ты каким-то образом вернул себе власть над взбунтовавшимися гномами. А как ты это сделал? - Котяра подался вперед на стуле. - И зачем?
   - Расскажи сам.
   Одним небрежным движением, взмахом руки Котяра мог бы перебить хрупкую шею старика. Но это казалось слишком легким, и Котяра пока оставил эту мысль и стал думать, зачем Даппи Хоб - или кто бы ни был этот умирающий стал задавать такие вопросы. Явно он хочет выведать, что известно его пленнику.
   - А почему ты не читаешь мои мысли приборами Чарма?
   - Неаккуратно. - Скрюченные руки затрепетали на коленях, возбужденные этой мыслью. - Если я так сделаю, твоя кожа света может лопнуть. А это плохо.
   - Почему? - Котяра встал. - Ты боишься, что я против тебя пущу в ход свою магию?
   - Твою магию? - Даппи Хоб жутко засмеялся, и вдохи его звучали резко, как птичий крик. - Твою магию? А, понимаю. Понимаю.
   Казалось, его напряженное тело облегченно обмякло.
   - Мне известно куда меньше, чем ты думал? - вдруг понял Котяра, разозлившись на собственную глупость.
   - Ты умен, Котяра, но увы - не так умен, как я боялся. - Ладонь дрожащей руки подплыла к слезящемуся глазу. - Садись. Не стесняйся, садись на ковер, если хочешь. Но сядь, сядь. Расскажи мне все, что тебе известно, и за это я вознагражу тебя добротой.
   Котяра не сел. Собственное невежество перед этим смеющимся стариком выводило его из себя. Ему было досадно, что он не знает, как поступить с этим еле дышащим существом. Но, взяв себя в руки, Котяра произнес:
   - Добротой? Это от почитателя дьявола?
   - Сядь! - Голос Даппи Хоба вырвался как язык пламени, и смеха в нем уже не было. - Не дерзай противоречить мне, тварь!
   - А почему бы и нет, старик? - Котяра обращался к желтой лысине старика, к прозрачно-восковым большим ушам. - Или ты хочешь заставить меня сидеть - как дрессированную собаку?
   - Если понадобится.
   - Правда? - Котяра нагнулся над кукольной фигуркой, и запах разложения старческой плоти стал сильнее. - А я не хочу быть дрессированной собакой. И подчиняться тебе не буду.
   - Ты сбит с толку, Котяра. - Изъеденный временем профиль старика не шелохнулся, не глянули в сторону черные глаза. Казалось, он слишком устал, чтобы заметить рядом с собой оскал клыков. - Ты недостаточно знаешь, чтобы что-то предпринимать. Сядь.
   - Не сяду. - Котяра обошел старика и сел перед ним на корточки, заглядывая в плоские черные зрачки. - Расскажи мне, зачем я здесь.
   - Ты мне служишь, - ткнул в него изогнутым пальцем Даппи Хоб, и глаза у него были как у спрута. - Сейчас мне понадобилась твоя служба.
   - Служить тебе? - Котяра выпрямился, снова обошел сидящего старика. Я тебе служить не стану.
   - Уже служил. - Морщинистая кожа на скулах трепетала в беззвучном смехе. - Это через тебя я связался с моими гномами.
   - Объясни.
   Еле слышное дыхание спросило:
   - А надо ли?
   - Гномы сбросили тебя в Бездну. - Котяра рискнул тронуть когтем сухое, сморщенное плечо старика. Оно казалось очень непрочным - болтающиеся жилы и кости. - Как ты мог там выжить? Ты посмотри на себя, ты же рассыпаешься на части.
   - Я пережил падение на Темный Берег, - выдохнул Даппи Хоб. - О да, я был тогда куда моложе и полон огня.
   И все равно еле выжил. Сотни тысяч дней понадобились мне, чтобы восстановить силу.
   Словно ветерком внесло в комнату две фигуры под покрывалами. Это были целительницы из Сестричества Ведьм, одетые в традиционные серые с черным мантии - как у тех, которые ухаживали за больными и бездомными в трущобах Заксара. Они направились прямо к старику и стали успокаивать его, прижимая ему ко лбу амулеты из перьев и целебные опалы.
   Даппи Хоб отмахнулся от них, и они отодвинулись, держась рядом, пока он снова не махнул рукой. Дамы под покрывалами удалились под шорох шарфов и подолов.
   - Мою историю слишком долго было бы рассказывать, - тихо сказал Даппи Хоб, успокоенный действиями целительниц. - Скажу тебе вот что. Изгнанный на Темный Берег, я искал способ снова перейти Бездну и восстановить власть над своими гномами. Это стоило мне сотен тысяч дней тяжелой работы - построить волшебство, действующее через всю Бездну.
   Риис стоял за спиной Даппи Хоба, и вид пятнистой лысины искушал желанием ударить. Но он снова сдержал себя и спросил:
   - А почему стали бы подчиняться тебе гномы, свергшие тебя?
   - Они не стали бы. Они вообще не хотели иметь со мной никакого дела. Мне надо было увеличить свою силу - и я нашел другого. Твоего учителя Кавала. Созданную тяжким трудом волшебную силу я использовал, чтобы заманить его на Темный Берег. Нет, я тогда не знал, что это будет он просто нужен был кто-нибудь, достаточно отважный, который сумел бы добраться до Темного Берега и вернуться. Были и другие - они потерпели неудачу. Канал добился своего.
   Имя Кавала заставило Котяру встрепенуться, потому что этого волшебника он глубоко уважал. Кавал служил отцу
   Джиоти и пожертвовал своей жизнью и возможностью обитания в Извечной Звезде, чтобы выиграть время для других, кто выступил против Властелина Тьмы. Мысль, что Кавала использовал этот сморщенный человечек, была нестерпима.
   - Я тебе не верю. Никто не может силой разума дотянуться сюда с Темного Берега.
   - Ты сам поднялся сюда с Темного Берега, преследуя Кавала. - На серых щеках заиграли веселые морщинки. - Ты еще не понял? Я призвал Кавала на Темный Берег в надежде, что ты или кто-то вроде тебя в конце концов полезет за ним на Ирт. - Из сморщенных легких вылетел свистящий смешок. - Кавал учил тебя быть волхвом - это был мой план. И смерть Лары - тоже. Как ты думаешь, кто подстрекнул деревенских жителей ее убить?
   - Ты хочешь заставить меня поверить, будто такая развалина, как ты, определила судьбы нас всех? - Котяра приблизился к Даппи Хобу сбоку и придвинул морду к пожелтевшему уху старика. - Ха-ха.
   - Здесь, в Габагалусе, я стар, но на Темном Берегу я куда сильнее. Голова Даппи Хоба повернулась с хрящеватым хрустом, дыры глаз бесстрастно смотрели в звериное лицо. - Чтобы управлять своими гномами, мне надо было поместить на Ирте кого-нибудь с Темного Берега, куда меня изгнали. Антенну, если тебе так понятнее.
   - Правда? Что ж, значит, я - антенна. - Котяра вновь закружил на месте, морща морду от призрачного запаха гниющей плоти. - Ты обдурил Кавала и убил Лару, чтобы направить меня на Ирт, где я служил бы тебе антенной. Через меня ты посылал сообщения своим гномам. Так? - Блеснули острые кошачьи зубы. - Что ж, твоя антенна по невежеству оставила открытой Дверь в Воздухе. И сквозь эту дверь проник Властелин Тьмы. Все это время я думал, что так случилось по моей вине. Но теперь ты мне говоришь, что это ты его послал. И появление Властелина Тьмы в конечном счете - твоя вина.
   - Нет. - Даппи Хоб прикрыл глаза как черепаха, что-то вспоминая. Властелин Тьмы сам был родом с Ирга. Его звали Врэт, хотя он предпочитал называть себя Худр'Вра. - Снова резкий, скрипучий смех со свистом вырвался из впалой груди. - Нет-нет, этого напыщенного идиота я не посылал. Я послал гремлина, который сидел у него внутри, и змеедемонов, которые повиновались гремлину.
   Вспомнив змеедемонов, Котяра вздрогнул.
   - Значит, гибель всех жертв, все разрушения - это твоя вина?
   - Это было необходимо, - шепнул скрипучий, как хруст ребер, голос. Любое великое свершение требует крови.
   Котяра подавил дрожь отвращения и встал перед стариком, стиснув когти в кулак.
   - И ради каких великих свершений принес ты столько жертв?
   - Сначала я послал тебя как свою антенну, Риис Морган с Темного Берега. - Еще один мучительный вздох легких, и снова ведьмы под вуалью нарисовались в люке. - Но когда ты прибыл, встреча с Извечной Звездой потрясла все твое существо. Твое волшебство - мое на самом деле - создало тебе кожу света, чтобы защитить от ее лучей в пустыне, где ты приземлился. А в качестве Котяры ты был для меня бесполезен. Так что я вынужден был послать гремлина. Когда ты его уничтожил, ты сбросил кожу света. Ты снова стал Риисом, и гремлин был больше не нужен. Моей антенной стал служить ты. А мне только это и было нужно - вернуть себе гномов. - Старик судорожно дышал, прижав к горлу искривленную руку. - И не дерзай спрашивать меня зачем. Ты это узнаешь - в свое время... время... время... время надо сейчас использовать очень мудро
   Ведьмы подплыли ближе, успокаивая переутомленного хозяина. Сквозь вуали они бросали неодобрительные взгляды на Котяру.
   - Хватит! - зарычал Котяра, и они отступили, чертя в воздухе защитные знаки между Котярой и собой. - Кто этот старик? Отвечайте!
   Ведьмы молча пятились.
   - Они отвечают только мне, - шепнул Даппи Хоб.
   - Ты мне не нравишься, старик. - Прижавшись к земле по тигриному, Котяра оказался перед креслом сморщенного старика. - Ты говоришь, что убил Лару, и я хочу об этом знать подробнее. И хочу знать, кто ты. - Зловещие звезды вспыхнули в раскосых глазах, вытянутая лапа вцепилась когтями в рубашку старика. - И ты мне расскажешь.
   Котяра оторвал от кресла тело старика, невесомое как пичуга, и пол ушел у него из-под ног, а сам он беспомощно повис в когтях мохнатого широкоплечего человека с зелеными змеиными глазами. Он из тела Даппи Хоба глядел на собственные звериные метки. А из-за этих зловещих зеленых глаз злорадно глядел на него Даппи Хоб.
   - Теперь ты мой, Риис Морган. - Голос Котяры произносил слова Даппи Хоба, и старческое тело бескостно болталось в когтистых лапах. - Проснись и помни!