– Дейрдра, – наконец отозвалась я. – Мне хотелось бы вернуться к нашему предыдущему разговору.
   – Насчёт Брендона?
   – Да.
   Она отрицательно покачала головой.
   – Не стоит, Бренда. Я не соглашусь.
   – Но почему?
   – Я не люблю его.
   – Зато он тебя любит.
   – В этом-то вся беда. Он меня любит, а я его нет. Я только испытываю влечение к нему, которое, если верить твоим же словам, скоро пройдёт.
   – Его может сменить настоящее чувство, – неуверенно возразила я.
   – Может быть, – согласилась Дейрдра. – Возможно, когда-нибудь я забуду Артура и полюблю другого. Может быть, Брендона… а может, и не его. И тогда твой брат будет страдать, он окажется в таком же положении, в каком сейчас нахожусь я. Опять развод, опять скандал… Нет, это слишком. Так дело не пойдёт.
   Я вздохнула. В словах Дейрдры был свой резон, и умом я понимала это. Однако сердцу не прикажешь – а сейчас моё сердце говорило от имени Брендона.
   – Ведь он нравится тебе, не так ли?
   – Да, нравится. Притом очень нравится. И теперь… после того, как я узнала о ребёнке Даны и Артура, я могла бы переспать с ним. Но этого явно мало.
   – Этого вполне достаточно. Если вы вместе окунётесь в Источник… – Тут я умолкла в нерешительности.
   – И что тогда?
   – Тогда, если ты… если у тебя есть ПРЕДРАСПОЛОЖЕННОСТЬ полюбить Брендона, ты полюбишь его.
   Дейрдра грустно усмехнулась.
   – А словечко-то какое нашла – ПРЕДРАСПОЛОЖЕННОСТЬ! Это надо же!
   – Я говорю серьёзно, Дейрдра.
   – Я и не думаю, что ты шутишь. Но всё это кажется мне до крайности пошлым. Вместе окунуться в Источник – я догадываюсь, что ты под этим подразумеваешь. Не просто окунуться вдвоём – но ВМЕСТЕ! Это здорово смахивает на ритуальное совокупление.
   – Не в большей степени, чем первая брачная ночь, – парировала я. – В определённом смысле, это тоже ритуальное совокупление, однако никто не находит в нём ничего пошлого. Что мешает тебе и Брендону провести вашу первую брачную ночь в Безвременье?
   Посмотрев на моё предложение под таким углом зрения, Дейрдра призадумалась.
   – Пожалуй, ты права… но только отчасти. Привкус пошлости всё же остаётся. Может, со временем, когда я разлюблю Артура или, по крайней мере, смирюсь с его потерей… Да, кстати, о времени. Мне ещё несколько лет ждать пробуждения моего Дара, так что вопрос о… о брачной ночи в Безвременье для меня пока не актуален.
   – Эти годы могут пролететь за считанные дни, – заметила я.
   Дейрдра поняла, что я имею в виду.
   – Для вас – да, но не для меня, – сказала она. – Я проживу их сполна, в каком бы мире вы меня не поселили. Ведь так?
   – Да.
   – Тогда я не согласна. Я бы многое отдала, лишь бы скорее повзрослеть, но, как говорит Артур, время не обманешь. И если я должна провести ещё несколько лет в ожидании, то я предпочитаю провести их на родине.
   – Что ж, – сказала я. – Воля твоя. Что ты намерена делать?
   – Жить, – просто ответила Дейрдра. – Мне есть чем заняться, помимо любви. К примеру, той же математикой. Если, как ты утверждаешь, у меня талант, то негоже зарывать его в землю. – Она вздохнула. – Ну а что касается Артура, то я, пожалуй, сама обращусь к архиепископу с ходатайством о разводе. Как говорится, постараюсь сохранить хорошую мину при плохой игре.
   – Обвинишь его в супружеской измене?
   – Нет. Я потребую аннулировать наш брак на том основании, что de facto он ещё не состоялся.
   Я недоверчиво уставилась на неё.
   – Да что ты говоришь?!
   – То, что слышала. Со дня нашего венчания мы ни разу не были близки. Каждый вечер Артур находил какой-нибудь предлог, чтобы не ложиться со мной в постель. Такой уж он убеждённый однолюб. – Дейрдра немного помолчала, явно колеблясь, затем всё же добавила:
   – Боюсь, Дана не была столь принципиальна в своих отношениях с Брендоном?
   Я покачала головой.
   – Увы, нет…
   Позади нас кто-то деликатно прокашлялся, привлекая наше внимание.
   Я оглянулась и увидела в дверях библиотеки незнакомого человека, одетого в элегантный серый костюм с галстуком на золотой заколке. Был он среднего роста, худощав, русоволос. Его некрасивое, но привлекательное лицо мне кого-то напоминало… Да, конечно же, Бранвену – в её облике незрелой девочки-подростка.
   Рядом со мной ахнула Дейрдра.
   – Колин!..
   Гость улыбнулся – и улыбка сделала его лицо почти красивым.
   – Мне можно войти?
   – Да… разумеется, – сбивчиво произнесла Дейрдра, вставая с кресла. – Проходи. Я… я рада тебя видеть, Колин.
   – Взаимно, сестричка.
   Энергичной, слегка неуклюжей походкой он приблизился к нам, поцеловал Дейрдру в щеку, а меня поприветствовал вежливым кивком.
   – Если не ошибаюсь, вы Бренда из Света, сестра Артура.
   – Вы угадали, – ответила я и сама решила блеснуть догадливостью:
   – А вы, стало быть, Колин Лейнстер, брат Бранвены?
   – И бывший король Лайонесса. – Колин снова улыбнулся. – К вашим услугам, принцесса.
   Определённо, он мне понравился. Из рассказов Артура я представляла его другим – угрюмым, нервным, закомплексованным и робким в общении с женщинами. Передо мной же стоял обаятельный мужчина, уверенный в себе и, как мне показалось, довольный жизнью. Он назвал себя бывшим королём Лайонесса не с горечью, а с добродушной иронией – так, будто вспоминал о своих невинных детских шалостях.
   Между тем Дейрдра справилась со своим изумлением и взяла Колина за обе руки, глядя на него с восторгом.
   – Ты так изменился, Колин! – сказала она. – Где ты пропадал? Почему не давал о себе знать? Я так соскучилась по тебе.
   – А я ещё больше. Многие годы не видеть тебя было для меня тяжёлым испытанием.
   – Многие годы? – переспросила Дейрдра.
   – Мне уже за сорок, – ответил Колин. – Двадцать лет без тебя.
   – Двадцать лет. Целых двадцать лет… И что же ты делал всё это время?
   – Много чего. Странствовал по свету, видел разные миры, набирался ума, избавлялся от дури, совершал ошибки и на них учился. В общем, скучать не приходилось.
   – Ты поддерживал связь с Бранвеной?
   – Постоянно. Мы даже совершили несколько совместных путешествий.
   – Я не сомневалась, что Бранвена знает, где ты и что с тобой. А она, лгунья этакая, клятвенно уверяла меня, что ей ничего о тебе неизвестно.
   – Прости, Дейрдра, – виновато произнёс Колин. – Это я попросил её молчать.
   Между ними повисла неловкая пауза, и я решила прийти к ним на выручку.
   – Колин, а вы знаете, КТО на самом деле Бранвена?
   Колин посмотрел на меня и усмехнулся, а затем, не выдержав, рассмеялся.
   – Теперь уже знаю. Однако долго она водила меня за нос!
   – Так вы разоблачили её или она сама вам открылась?
   – Открылась сама, как только стало ясно, что я вот-вот её разоблачу.
   – А ты решил открыться, – послышался голос Моргана, – когда стало ясно, что я вот-вот разоблачу ТЕБЯ. Но ты опоздал, дружище, сюрприза не получилось. Дядюшку Фергюсона не так-то легко провести.
   С этими словами Морган вошёл в библиотеку и крепко пожал Колину руку.
   – Ну, наконец-то мы свиделись, – сердечно произнёс он.
   – Ты догадался, что я здесь бываю? – спросил удивлённый Колин.
   – Почти с самого начала.
   – Но как? Слуги проболтались?
   – О нет, Бранвена хорошо вышколила их. Я вычислил тебя методом дедукции. Во-первых, я подсчитал, что если бы за девочкой присматривали только Бранвена и Дана, она бы подолгу оставалась одна; но, с другой стороны, в моих услугах, как няньки, не очень-то и нуждались. Значит, понял я, есть кто-то ещё – и явно не простой смертный. А во-вторых, и это укрепило мои подозрения, от меня всячески скрывали местонахождение «ниш» и вынуждали каждый раз совершать прогулку от трактира к усадьбе – очевидно, для того, чтобы я не нагрянул нежданно-негаданно и не застал вас врасплох.
   – М-да, – согласился Колин. – Проницательность тебя не подвела.
   – А ты плохой мальчик, Колин, – пожурил его Морган. – Прятался от дядюшки Фергюсона.
   – Дядюшка Фергюсон тоже хорош, – парировал Колин. – Предал своего друга ради портфеля первого министра.
   – Ну, нетушки. Я предал не друга, а короля – это большая разница. К тому же признай, что я выгодно вложил свои тридцать серебряников.
   – О, это несомненно!
   – А впрочем, – продолжал Морган. – Можешь бросить в меня камень, если сейчас ты завидуешь Артуру и хочешь оказаться на его месте.
   В ответ Колин как-то странно ухмыльнулся и сел в кресло. Дейрдра устроилась справа от него, я – слева, Морган – в кресле напротив.
   – Отчасти всё же завидую, – сказал Колин. – Но отчасти камни не бросают. Да и завидую я вовсе не королевскому венцу Артура.
   – Ты о Дане? – спросила Дейрдра.
   Он вздохнул.
   – Да, о ней… Но не будем об этом. Кто старое помянет, тому глаз вон. Для меня это осталось в далёком прошлом. Все эти юношеские страсти, разочарования, обиды… В конце концов, я не был верен ни своей первой любви, – Колин мельком взглянул на Дейрдру, – ни второй. Я принял участие в заботах Даны без какого-либо тайного умысла, а просто потому, что она моя двоюродная сестра и нуждалась в моей помощи и поддержке.
   – Чем ты сейчас занимаешься? – поинтересовался Морган.
   – В настоящий момент ничем серьёзным, кроме забот о маленькой Дейрдре. Львиную долю тех двадцати лет я скоротал за первый месяц моего отсутствия в Авалоне, потом пресытился, немного остепенился и теперь уже чувствую, что перебесился. В быстром потоке времени миры какие-то неполноценные, как будто слепленные наспех. Я всё больше убеждаюсь, что настоящая история творится здесь, в окрестностях Основного Потока, а ТАМ, НАВЕРХУ, история только экспериментирует, делает предварительные прикидки, апробирует различные варианты своего развития и отбрасывает явно тупиковые направления.
   – Многие наши исследователи считают так же, – заметила я. – Все миры с коэффициентом ускорения времени больше двадцати они называют лабораторией Творца или вселенной в пробирке.
   – Вы верите в бога? – спросил Колин, неизвестно кого имея в виду – меня лично или всех Властелинов Экватора.
   – Каждый по-своему, – ответила я. – Одни ищут доказательства его существования, иные – его отсутствия, а кое-кто не прочь встретиться с ним, чтобы задать ему кое-какие вопросы.
   – И всё же, Колин, – отозвался Морган. – Чем ты занимаешься в свободное от исполнения обязанностей няньки время?
   Колин стыдливо потупился.
   – Вообще-то дурачусь… А если откровенно, занимаюсь плагиатом. За время моих странствий я многое узнал, закончил три университета, всерьёз увлёкся квантовой физикой… – Он на секунду умолк, а щёки его покрылись густым румянцем. – Ну, и совсем недавно в одном из миров я опубликовал серию статей по теории поля, которые произвели там подлинную революцию. Меня считают гением, буквально носят на руках, выдвинули мою кандидатуру на соискание Всемирной премии – и наверняка присудят её. А ведь в тех статьях нет ничего моего… почти ничего… разве что некоторые обобщени я…
   Я не смогла сдержать улыбки, вспомнив выражение лица Брендона, когда на Земле Хиросимы ему вручали золотую статуэтку Фрейда «за выдающиеся достижения в области психоанализа». Многие Властелины, живя в мирах простых смертных, время от времени грешат плагиатом – и большей частью не из тщеславия, а по необходимости. К примеру, тётя Помона, чей конёк медицина, невесть сколько раз «изобретала» пенициллин, не дожидаясь появления местного Флеминга, и без лишней скромности принимала все почести, воздаваемые ей как спасителю человечества. А что касается меня, то на той же Земле Хиросимы даже последнему компьютерному хакеру известно, что язык описания страниц PostScript от начала до конца создан доктором Сильвией Брендон. И если бы я вздумала заявить, что настоящие авторы PostScript-языка живут в другом мире, меня сочли бы… ну, в лучшем случае, дамочкой с причудами.
   Я собиралась сказать это Колину и посоветовать ему поменьше мучаться угрызениями совести, но не успела, так как в этот момент появилась Пенелопа с маленькой Дейрдрой на руках. Девочка вела себя смирно, не проявляя никаких признаков неудовольствия, и смотрела на нас своими карими глазками со спокойным любопытством.
   – Малышка проснулась, – сообщила Пенни очевидный факт, – и не хочет лежать в кроватке… – Тут она заметила Колина и удивлённо подняла бровь. – Прошу прощения?
   Колин подошёл к ней и поклонился.
   – Колин Лейнстер к вашим услугам, миледи. – И, отвечая на немой вопрос Пенелопы, он добавил:
   – Да, да, тот самый экс-король Лайонесса. Последний из династии узурпаторов.
   Между тем девочка протянула к нему свои ручонки и что-то бессвязно пролепетала.
   – Дейрдра просится к дяде? – спросил Колин ласково, но без того глупого сюсюкания, с которым многие взрослые обращаются к детям.
   Как будто поняв вопрос, девочка вновь прильнула к плечу Пенелопы и погладила ладошкой по её щеке.
   – Дейрдра не хочет к дяде, – с улыбкой прокомментировал Колин. – Она уже подружилась с тётей.
   – Не с тётей, а с сестрой, – сделала уточнение Пенелопа. – Разве Бранвена не сообщила вам, что на самом деле я дочь Артура?
   Теперь пришёл черёд удивляться Колину. Несколько секунд он молчал, переваривая это известие, наконец ответил:
   – Нет, этого я не знал. Бранвена не говорила мне, что у Артура такая прелестная дочь.
   – Их уже две, – сказала Пенелопа, нежно прижимая к себе Дейрдру. – Не стану говорить о себе, но младшенькая действительно прелесть. Она настоящее чудо!
   (Прощайте фрески в соборе Андрея Авалонского, подумала я).
   Будто в подтверждение слов Пенелопы, девочка решила продемонстрировать, какое она чудо. Над её головкой возникло слабенькое, призрачное голубое мерцание, по форме напоминавшее Образ Источника Артура.
   – Ну вот! – тихо, почти шёпотом произнёс Морган; в голосе его слышалась тревога. – Начинается.
   – Что начинается? – удивилась я и вызвала свой Образ. – Почему вас это так беспокоит?
   Силовая колыбель, по глупости (или от излишка ума) созданная Бранвеной, не просто ослабляла контакт с Источником, но и делала его вязким, тяжеловесным, давящим на психику.
   – Ну нет, друзья, – сказала я, обращаясь к Моргану и Колину. – Так дело не пойдёт. Ваши меры предосторожности чистейший идиотизм.
   Благо по пути к усадьбе я тщательно проанализировала эти чары и составила контрзаклинание, плавно устраняющее их. Я привела в действие ключевые алгоритмы, и по мере того, как исчезала «колыбель», Образ, вернее Образик Дейрдры-младшей становился чётче, обретал всё большую устойчивость, а её милое детское личико просто-таки сияло от удовольствия и облегчения.
   Когда дело было сделано, я осторожно направила свой Образ к Образу Дейрдры, и они слегка соприкоснулись. В тот же самый момент во мне проснулся материнский инстинкт и всю меня переполнило нежностью к этому маленькому, хрупкому существу, едва только начавшему познавать мир. Девочка радостно засмеялась и протянула ко мне ручонки. На сей раз сомнений не было – она просилась к тёте Бренде.
   Я явно понравилась ей и завоевала её доверие. Мало того, мы с ней нашли общий язык.

ГЛАВА 6.
АРТУР

   По свидетельству очевидцев, коронация Брендона получилась гораздо пышнее и торжественнее, чем состоявшаяся одиннадцать лет назад коронация Амадиса. Этот, на первый взгляд странный факт в действительности объяснялся просто: если восхождение на престол Амадиса знаменовало раскол в семье, то нынешние торжества символизировали её единение перед лицом грядущей войны. Конечно, недавние трагические события и конфликт с Израилем не позволили многим Домам прислать официальные делегации, зато те Дома, которые решили встать на сторону Света, удостоили празднества присутствием своих глав или, в худшем случае, вторых лиц государства. Так, в числе прочих почётных гостей на коронацию Брендона прибыли короли Марса и Теллуса, Гунвальд IV сын Одина (на самом деле его отцом был Гунвальд III, но все норманнские короли считали себя сыновьями Одина), святейший Далай-лама, верховный имам Аравии, а также наследные принцы двух славянских Домов, которые постоянно соперничали между собой, а подчас и враждовали, с тех самых пор как один из них отринул религию предков и принял христианство.
   К большому огорчению мамы, Янус отказался присутствовать на торжествах и даже не направил официального поздравления Брендону. И хотя в эти праздничные дни Солнечный Град был битком набит Сумеречными (как ни как, наши ближайшие родственники), с формальной точки зрения Сумерки проигнорировали коронацию. Это произошло по моей вине, поскольку я упросил деда выступить посредником в переговорах с царём Давидом, которые должны состояться в Замке-на-Закате после восшествия Брендона на престол. Являясь гарантом безопасности обеих сторон, Янус не имел морального права выказывать свою пристрастность (пусть даже она была очевидна, и царь Давид согласился на эту встречу, полагаясь не на сомнительный нейтралитет Сумерек, а на безупречную репутацию Януса как человека слова), однако Юнона не могла этого понять – или, скорее, не хотела. Вопреки её же собственным утверждениям, она прежде всего была дочерью и матерью – и лишь затем королевой.
   Сам же я никак не мог решить, в каком амплуа мне присутствовать на коронации – брата короля или главы дружественного Дома. И только в последний момент, когда оказалось, что ложа для почётных гостей и без меня выглядит весьма представительно, я отдал предпочтение роли рядового члена королевской семьи и скромно затерялся в толпе многочисленных родственников. Кроме всего прочего, это позволяло мне без лишних церемоний отваживать назойливых репортёров из технологически развитых миров, находящихся под официальным патронажем Дома Света, и не отвечать на их каверзные вопросы относительно предстоящей войны.
   Убедившись в моей неразговорчивости, журналистская братия переключила своё внимание на имама Мухаммеда-Али VIII, который оказался куда более словоохотлив и вплоть до начала коронации пространно разглагольствовал о мировой угрозе сионизма. Камеры жадно ловили каждый его жест и слово, чтобы впоследствии растиражировать это интервью во множестве миров, подлив масла в огонь междоусобицы. Почтенный имам знал, что делает; он сжигал за собой мосты, втягивая свой народ в войну против «неверных», и предельно усложнял задачу тем, кто пытался предотвратить кровопролитие. Мухаммед-Али VIII слыл искусным дипломатом.
   Ровно в полдень, когда солнце стояло в зените, в храм прибыла праздничная процессия во главе с Брендоном и Бранвеной. Их встречал наш сводный брат Амадис, великолепный в своём наряде верховного жреца Митры. Он произнёс очень страстную и убедительную речь, приветствуя нового короля, затем отправил торжественное богослужение, кульминационным моментом которого явилось ритуальное умерщвление быка. Безвинно убитое животное тотчас унесли из храма, чтобы успеть приготовить из него главное блюдо для предстоящего пира по случаю коронации. Кстати сказать, во многих Домах из-за этого жертвоприношения нас считали язычниками и осуждали нашу «нецивилизованность». Лично я относился к закланию индифферентно. По мне, быка все равно бы умертвили на скотобойне, причём гораздо болезненнее, а верующие митраисты лишились бы удовольствия вкушать священное жаркое, воображая, что при этом на них нисходит благодать.
   Я не стану рассказывать о коронации Брендона, за ходом которой непосредственно наблюдали три с половиной тысячи Властелинов – именно столько мог вместить забитый до отказа Главный храм Митры в Солнечном Граде. Остальным – тем, кто не удостоился такой чести, – пришлось довольствоваться зеркалами; а миллиарды простых смертных из официальных владений Дома Света с благоговейным трепетом созерцали это эпохальное событие, жадно приникнув к экранам своих телевизоров. Но мне, честно говоря, было не до восторгов. За прошедшие полгода я уже пресытился торжественными мероприятиями – похороны короля Бриана, коронация Колина, моя коронация, моё венчание с Дейрдрой, венчание Брендона с Даной… Это последнее – самая большая глупость, которую совершали на моей памяти двое столь разумных людей. Да и то, что затеяли теперь Брендон и Бранвена, не кажется мне слишком хорошей идеей. Хотя, с другой стороны, их решение должно немного облегчить мне жизнь. Совсем немного…
   Накануне вечером Бранвена огорошила меня известием, что коронуется вместе с Брендоном. Она сказала это так серьёзно, что мне даже в голову не пришло заподозрить в её словах шутку.
   – Но, золотко, – возразил я, ещё не поняв, ЧТО это значит. – Зачем смешить людей? Ведь сразу после коронации Брендона Амадис расторгнет его с Даной брак, и всем станет ясно, что это назревало давно. Неужели несколько дней, которые ты проведёшь в ранге королевы, стоят того, чтобы выставлять себя на посмешище перед всем Экватором?
   – Я не собираюсь выставлять себя на посмешище, – ответила Бранвена. – И королевой я буду не несколько дней, а, по крайней мере, несколько лет. К твоему сведению, Дейрдра намерена развестись с тобой, но до пробуждения своего Дара она и думать не хочет о браке с Брендоном.
   Тут до меня дошло. Смутные подозрения последних дней наконец обрели ясность и оформились в запоздалую догадку. Теперь я мог бы сказать, что предчувствовал это с того самого момента, как Бранвена чуть не расплакалась, когда Юнона назвала её дочкой… Впрочем, задним умом все мы крепки.
   – Вы хотите пожениться? – поражённо спросил я.
   – Вот именно. Коронация и будет означать наш брак. Более того, по законам Царства Света, если один из супругов вступает в новый брак с ведома и согласия другого супруга, их прежний союз автоматически расторгается. Дана не имеет ничего против; так что с завтрашнего дня она станет свободной женщиной. – Бранвена грустно усмехнулась. – Ты не рад этому?
   Нет, я был слишком потрясён всем услышанным, чтобы испытывать такое светлое и прекрасное чувство, как радость. Дейрдра уходит от меня – это было неизбежно, и всё же мне стало больно. Совсем недавно мы не мыслили себя друг без друга, наша любовь казалась нам вечной и непоколебимой… Но её убил Источник – а невольным организатором этого убийства оказалась женщина, которую я когда-то любил и чей образ, несмотря ни на что, я по сей день храню в своём сердце…
   А потом, Бранвена и Брендон…
   – Это была твоя инициатива?
   – Нет, Брендона. Он попросил меня побыть с ним, пока… ну, ты понимаешь: пока наша душечка Дейрдра не соизволит занять моё место, – в последних словах Бранвены прозвучала горькая ирония.
   – И ты согласилась?
   – Представь себе, согласилась. Мне понравилась откровенность Брендона. И вообще, он нравится мне больше всех остальных – не считая тебя, конечно. Он очень мил и нежен со мной.
   – Так вы…
   – Увы! – подхватила Бранвена. – Я не сдержала своего слова. Я всё берегла свою невинность для тебя, но… так уж получилось. В первую же нашу ночь здесь, в Экваторе. Брендон чувствовал себя очень одиноко и неуютно из-за ослабления контакта с Брендой, он был как брошенный ребёнок – и мне стало жаль его. С этого всё началось.
   – Господи твоя воля! – пробормотал я.
   – Ты осуждаешь меня? – спросила она.
   Я покачал головой.
   – Я не вправе судить тебя, Бранвена. Просто я боюсь, что когда-нибудь ты пожалеешь о своём поступке.
   – Может быть… А может, и нет. Кроме всего прочего, меня забавляет перспектива утереть нос Порядку. Представь себе – Хозяйка Источника на троне Света! И потом… – Бранвена умолкла в нерешительности. – Я готова многое стерпеть единственно ради того, чтобы твоя мать и дальше относилась ко мне как к дочери.
   Вот эту карту, которую Бранвена приберегла напоследок, я не смог бы побить даже при всём желании. Для меня она была сильнее всех козырей на свете.
   – Юнона уже знает о том, что ты не Дана?
   – Ещё нет. Но ведь она любит меня, а не моё имя, и, думаю, не очень огорчится, узнав, что меня зовут иначе. К тому же завтра я стану Даной. Церемония коронации включает в себя и принятие королевой митраизма; короновавшись как Дана из Лейнстеров, я обрету это имя во Митре. Так что с формальной точки зрения всё будет законно. Впоследствии мы с Брендоном покаемся в нашем маленьком обмане; не сомневаюсь, Амадис отпустит нам это прегрешение.
   – Я тоже не сомневаюсь, – сказал я и погладил Бранвену по её вьющимся золотисто-рыжим волосам. – Знаешь, я начинаю скучать по моей Снежной Королеве.
   – Её больше нет, – ответила она. – Есть только Бранвена, Хозяйка Источника, а завтра появится Дана, королева Света……
   И когда Амадис возложил корону Света на чело Брендона и надел венец королевы на голову Бранвены, ЭТО свершилось. Дана, которую я любил, обрела свободу, и одновременно родилась другая Дана – Дана во Митре, Дана, королева Света.