Авраменко Олег Евгеньевич. Хозяйка Источника

   Извинившись перед девочками за вынужденную отлучку, мы с Брендоном телепортировались в каюту Бренды и Пенелопы на нашем корабле. Брат сразу же бухнулся в кресло, протянул босые ноги к камину и облегчённо вздохнул.
   – Ну и приключеньице!
   – В целом приятное, – добавил я с хитрой усмешкой.
   Он в замешательстве опустил глаза.
   – В общем, да. Хотя мне было неловко и ужасно стыдно, я чувствовал себя на верху блаженства. Дана прелестная девушка.
   – Надеюсь, ты хоть воспользовался случаем и потрогал её? – спросил я, втайне ожидая отрицательного ответа.
   Брендон ещё больше смутился.
   – Видишь ли, Артур, когда я очнулся, то не просто лежал голый в постели. Я обнимал Дану.
   – Вот-те на! А что же Дана?
   – Она была так ошарашена, что даже не вскрикнула.
   – А потом?
   – Потом… Потом я начал целовать её. Я совсем потерял голову! Сдуру я подумал, что сплю, и решил… мм… в полной мере насладиться своим сном.
   Я рассмеялся – но, боюсь, мой смех звучал не очень весело.
   – Она сопротивлялась?
   – Нет, ни капельки. Впрочем, и не отвечала на мои поцелуи; просто позволяла мне целовать себя и всё. Думаю, она была в шоке.
   – А дальше?
   Брендон немного помолчал, блуждая взглядом по каюте и избегая смотреть на меня.
   – Я пошёл бы и дальше, – наконец ответил он. – Но тут вовремя вмешалась Бренда, и я опомнился… То есть, перестал целовать Дану, но до последнего момента из объятий её так и не выпустил.
   – А что это был за последний момент?
   – Ну… Когда вошла Дейрдра.
   Я хрюкнул.
   – М-да… Неудивительно, что она восприняла моё объяснение с некоторым скептицизмом. Не думаю, что, обнимая Дану, ты был похож на невинную жертву нашего с Брендой эксперимента.
   – Так вы в самом деле проводили эксперимент?
   – В некотором роде. Мы ходили к Источнику.
   Брендон так и впился в меня взглядом.
   – Бренда приняла посвящение?!
   – Да. И не вздумай обижаться, что мы не посоветовались с тобой. Ведь ты бы только пожал плечами и пожелал нам удачи.
   – Я вовсе не обижаюсь, – покачал головой Брендон. – Просто теперь кое-что проясняется.
   – Что именно?
   – Именно то, как я оказался в постели с Даной. Когда мы с Брендой находимся в разных потоках времени, с нами приключаются всякие чудеса. Из-за той самой связи. Обычно мы держим слабый контакт, насколько возможно слабый, но стоит одному из нас дать волю своим эмоциям, контакт усиливается, и чем выше эмоциональное напряжение, тем он становится теснее… – Брендон на мгновение умолк, затем удручённо произнёс:
   – И это самое паршивое, что может быть. Так и в случае с Даной – едва лишь я достиг определённой степени возбуждения, Бренда сразу же «засекла» меня.
   – Но это уже случилось после, – заметил я. – А как объяснить то, что ты оказался там?
   – К этому я и веду. При большой разности течения времени тесный контакт между нами приводит к эмоциональному шоку у того из нас, кто находится на низшем уровне. Помнишь, когда мы отправились в Хаос…
   – Да, помню, – нетерпеливо перебил его я. – Бренда говорила мне, что всё это время старалась не нервничать и не колдовать по-крупному, чтобы не «ужалить» тебя.
   – То-то же. Иначе бы моё потрясение эхом отозвалось в ней, и она непроизвольно выдернула бы меня из Чертогов.
   – Ага! – сообразил я. – Ты хочешь сказать, что, купаясь в Источнике, Бренда крепко «ужалила» тебя своими эмоциями, но поскольку коэффициент кратности в Безвременье равен бесконечности, ты никак не мог последовать за ней, тем более, что Врата были закрыты. Гм… Бренда, кстати, была уверена, что с тобой ничего не случится; мол, ты лишь отделаешься шоком.
   Брендон задумался, потом медленно кивнул.
   – Пожалуй, так оно и было бы, если бы не твоё зеркальце. Ведь оно настроено на Образ Источника, не так ли?
   – На мой Образ, – уточнил я.
   – По-моему, это неважно. Главное, что я был в контакте с Источником через твоё зеркальце и твой Образ. Думаю, дело было так: Бренда не отреагировала на мой шок, зато последовала реакция Источника, и он швырнул меня… ну, сам знаешь куда.
   – На кровать Дейрдры, – закончил я. – И это уже второй раз. Мистика какая-то.
   – Скорее, не мистика, а совпадение. Тебе не кажется, что во сне ты просто захотел оказаться в постели с Дейрдрой, вот Источник и исполнил твоё невольное желание.
   Я неопределённо хмыкнул. Такая мысль уже приходила мне в голову.
   – Ну а как насчёт тебя?
   Щёки Брендона зарделись.
   – Когда со мной это произошло, я как раз думал… Ну, мне хотелось… В общем, случившееся не шло вразрез с моими желаниями.
   Я ухмыльнулся, затем, не выдержав, громко захохотал. Брендон растерянно и немного обижено смотрел на меня, а когда я успокоился, он с похоронным видом произнёс:
   – Тебе смешно. А мне грустно.
   – Почему?
   – Ты ещё спрашиваешь почему! Я вёл себя с Даной, как похотливый кот. Я чуть было не овладел ею против её воли.
   – Она же не сопротивлялась, – не очень уверено возразил я.
   – Но и не отвечала на мои… гм… ухаживания. Она была в полном оцепенении.
   – Ты что-то говорил ей при этом?
   – Мм… да. Толком своих слов я не припомню, однако не думаю, что блеснул оригинальностью. Я говорил то, что говорят все в таких случаях.
   Я живо представил эту картину и отвернулся к иллюминатору, чтобы мой взгляд не выдал меня. Ах, как бы я хотел оказаться на месте Брендона! При мысли о том, что он обнимал её, целовал, ласкал, говорил ей слова любви, я испытал болезненный приступ ревности и лишь неимоверным усилием воли подавил поднявшееся во мне раздражение. Потом я вспомнил про Дейрдру и чуть не расплакался от отчаяния. Что мне ещё не хватает, почему я рыщу по сторонам? Зачем мне другие женщины, если у меня есть Дейрдра и я счастлив с ней… А счастлив ли?..
   – Артур, – отозвался Брендон. – Ты всё-таки имеешь виды на Дану. Ты влюблён в неё.
   Это был не вопрос, а констатация факта, отрицать который было бессмысленно. Пришла пора посмотреть правде в глаза, посмотреть прямо, не лукавя, и узреть страшную истину – я действительно люблю Дану. Люблю по-настоящему, как и Дейрдру. Может быть, немного иначе люблю, более нежно и менее страстно; может быть, не так сильно люблю… а может, и сильнее, чем Дейрдру. Это было не то наваждение, что влекло меня к Бранвене. Камни, похоже, здесь ни при чём, вернее, они сделали своё дело, послужили катализатором, а дальше процесс пошёл естественным путём: от симпатии – к нежности, от нежности – к влюблённости, от влюблённости – к желанию и, наконец, от желания – к любви.
   И, собственно, почему я решил, что мне нужна именно Дейрдра? На чём основано моё убеждение, что она должна быть главной женщиной в моей жизни? Я встретил её, влюбился в неё и переспал с ней ещё до того, как впервые увидел Дану. А что, если бы королю Аларику Готийскому понадобилась не девица-но-никак-не-девственница королевской крови Лейнстеров, а просто девица-и-девственница? Тогда, возможно, я повстречал бы на лужайке у озера вовсе не Дейрдру, а Дану… Впрочем, Дана не разгуливала бы голышом, собирая цветы и распевая не очень приличные песни, да и вообще ей бы в голову не пришло соблазнять похитителя, она пустила бы в ход другие чары – свою колдовскую силу, но в принципе…
   К чёрту все принципы, домыслы, предположения! Диана, милая, родная, моя маленькая тётушка, моя тайная жена – зачем ты ушла вслед за мной, почему ты не дождалась меня? Будь ты жива, я знал бы, кому отдать предпочтение. Я бы вырвал из своего сердца двух рыжеволосых красавиц с изумрудными глазами и любил бы только тебя – мою голубоглазую шатенку, мать моей единственной дочери…
   С тяжёлым вздохом я отошёл от иллюминатора и присел на койку Пенелопы.
   – Ты прав, брат, – тоскливо сообщил я Брендону. – Я люблю Дану.
   – И что ты намерен делать?
   – Ничего… То есть, я женюсь на Дейрдре.
   – А любить будешь Дану?
   – Я их обеих люблю. Глупо. Смешно. Горько. Но такова жизнь… увы! Я выбираю Дейрдру, а ты добивайся любви Даны. Надеюсь, ты будешь счастлив с ней.
   Брендон медленно покачал головой.
   – Ты совсем запутался, братец.
   – Это уж точно, – согласился я. – Но могу поклясться, что…
   Брат предостерегающе поднял руку и строго произнёс:
   – Не надо, Артур. Никаких клятв. Если ты соблазнишь Дану, мне будет больно. Но если при этом ты ещё и нарушишь свою клятву, мне будет больно вдвойне.
   От продолжения этого щекотливого разговора нас спасла Пенелопа. Она вихрем ворвалась в каюту, раскрасневшаяся то ли от холода снаружи, то ли от жары в камбузе, и, весело поприветствовав нас, принялась рыться в вещах.
   – Обед готов? – поинтересовался я.
   – Да ведь рано ещё! Часа через два будет вам пир горой. Я втолковала коку и его помощнику, что и как нужно делать, теперь они сами справятся. Они, оказывается, вовсе не кретины, а просто неучи.
   – Ты куда-то спешишь? – спросил Брендон.
   – Ага, – коротко ответила моя дочь, забивая до отказа большущий чемодан платьями, юбками, брюками, блузками, шортами, халатами и прочими нарядами из богатой коллекции Бренды, включая даже ночные рубашки и нижнее бельё.
   – Судя по всему, – заметил я, – ты собираешься в длительное путешествие.
   – Ах! – спохватилась Пенелопа и рывком захлопнула крышку чемодана. – Простите… – Она растерянно моргнула. – Бренда попросила меня всего-навсего не слишком задерживаться, а я спешу, как на пожар.
   Я ласково улыбнулся ей. Вообще-то суетливость трудно отнести к положительным качествам человека, но суетливость Пенелопы мне нравилась. Впрочем, не буду хитрить – мне нравилось в ней решительно всё, даже её чрезмерная мнительность, даже её частые приступы меланхолии, чередующиеся с бурными всплесками активности.
   – Ты уже разговаривала с Брендой?
   – Только что. Она хочет познакомить меня со своими новыми подругами, Даной и Дейрдрой, – тут Пенелопа метнула на меня ревнивый взгляд. – А заодно решила устроить небольшую демонстрацию мод в узком кругу.
   – Это в стиле Бренды, – усмехнулся брат. – Чуяло моё сердце уже тогда, когда она вертелась перед ними в своей пижаме…
   Вдруг Пенелопа всплеснула руками и звонко рассмеялась, глядя на закутанного в одеяло Брендона.
   – Ты и об этом знаешь? – спросил я, догадавшись о причине её смеха.
   – Да, знаю, – ответила она, всхлипывая; от избытка веселья у неё на глазах выступили слёзы. – Бренда говорила, что, по словам Даны, Брендон выскочил из зеркальца, как чёртик из табакерки, второпях позабыв прихватить с собой одежду.
   – Не правда, – ворчливо возразил Брендон. – Берет-то я прихватил.
   За этой репликой последовал новый взрыв смеха Пенелопы. Она была подозрительно беззаботна и жизнерадостна даже для своего активно-суетливого состояния. Это неспроста, подумал я и решил прозондировать почву.
   – Бренда рассказывала тебе об Источнике?
   – Да, вкратце.
   – И что же ты думаешь?
   У меня создалось такое впечатление, что Пенелопа вот-вот пустится в пляс, но затем она состроила серьёзную мину и постаралась изобразить огорчение.
   – Мне очень жаль, отец, правда. Я бы хотела стать твоей помощницей, но, боюсь, придётся отложить это до лучших времён. К счастью, у тебя есть Брендон и Бренда, а я… Я, пожалуй, подожду.
   – Ты боишься?
   – Боюсь, но не Источника. – Она опустила глаза и принялась расстёгивать и застёгивать пуговицы своей блузки. – Пойми, Артур, я ещё молода и не готова… к тому, что за этим последует.
   Я кивнул.
   – Да, Пенни, я понимаю тебя. Ты ещё не встретила своего Одиссея.
   – А я ничего не понимаю, – подал голос Брендон. – Может, кто-то из вас соизволит объяснить мне, о чём идёт речь?
   – Пусть это сделает Артур, – сказала Пенелопа. – Я знаю об этом лишь в общих чертах, из слов Бренды. Тем более, мне пора уходить.
   – Ну что ж, ступай, – ласково сказал я. – И передай девочкам привет.
   – Непременно, отец.
   – Пенни, – предупредил я. – Не забывай, что здесь я твой брат, а не отец. Не вздумай проговориться, особенно перед Дейрдрой.
   – Хорошо, брат.
   Пенелопа взяла чемодан, послала нам с Брендоном воздушный поцелуй и вошла в Тоннель.
   – Насчёт Одиссея ты её хорошо поддел, – заметил Брендон, как только призрачный силуэт Пенелопы с чемоданом исчез. – Но какое отношение имеет к этому Источник?
   – Самое непосредственное, – ответил я и прочёл ему популярную лекцию о Вратах и Ключах, о возникновении контакта с материальным миром и обо всех его эротических последствиях. Под занавес я добавил:
   – Вам с Брендой повезло. Контакт между вами, похоже, не чреват половым влечением.
   – Не «похоже», а точно. Мы настолько близки друг с другом, что наша физическая близость была бы подобна рукоблудию. А вот Пенни, бедняжка… Впрочем, как мне показалось, она не слишком огорчилась, скорее даже испытала облегчение.
   Я согласно кивнул.
   – Для Пенелопы это удобный предлог отложить знакомство с Источником на неопределённое время. Видимо, Бренда была права.
   – Относительно чего?
   – Пенелопу пугает само могущество Источника. А страх перед возможным влечением к мужчине, я думаю, фактор второстепенного порядка.
   – Но и это не стоит сбрасывать со счетов, – возразил Брендон. – Как женщина, Пенни ещё не созрела… гм, психологически не созрела. Во многом она самая настоящая девчонка и склонна относиться к мужчинам лишь как к друзьям. И уж тем более её пугает перспектива впервые почувствовать себя настоящей женщиной в результате искусственного наваждения.
   У меня непроизвольно сжались челюсти. Мне стало невыносимо больно, когда я представил малышку Пенни, мою доченьку, в объятиях мужчины. Что это – отцовский эгоизм?
   – Типичное проявление отцовского эгоизма, – прокомментировал Брендон, глядя на меня с пониманием и сочувствием; он будто прочёл мои мысли. – Мы, мужчины, очень странный народ, гораздо страннее женщин. Сыновья ревнуют матерей, братья – сестёр, отцы – дочерей.
   – Женщины порой тоже ревнуют своих отцов, братьев, сыновей, – заметил я.
   – Это не столь распространённое явление, а вот мужчины ревнуют сплошь и рядом. Для нас это в порядке вещей.
   – Ты тоже ревнуешь Бренду? – спросил я.
   Брендон поджал губы. На лице его появилось страдальческое выражение.
   – Мы случай особый, – грустно промолвил он. – Да и по правде говоря, после смерти мужа Бренды мне не к кому её ревновать.
   – А она?
   – Бренда совсем не ревнива. Напротив, она очень доброжелательно относится к женщинам, которые мне нравятся. Сейчас, например, я чувствую, что она в полном восторге от Даны. Держу пари, что вскоре они станут закадычными подругами… – Тут Брендон прищурился и добавил:
   – Если, конечно, не вмешаешься ты.
   – Я не…
   – Стоп! – вдруг воскликнул мой брат, рывком вскочил с кресла и в упор посмотрел на меня. – Послушай, Артур! Ваше влечение возникло, случайно, не из-за тех камней?
   – Возникло – да. Но, думаю, камни лишь дали толчок, подобно тому, как громкий крик порождает лавину в горах. – Я говорил откровенно, потому как не считал себя вправе скрывать от брата настоящее положение дел. – В случае с Бранвеной у меня всё было иначе: страсть, похоть, дикое желание обладать ею – и никаких глубоких чувств.
   – М-да, – сказал Брендон и сел обратно в кресло. – А что, если мне повторить твой опыт?
   – Ты хочешь пройти в Безвременье с помощью камней?
   – Ну да. И окунуться в Источник, держа контакт с Даной.
   Я хмыкнул.
   – Хитро задумано!
   – Ты против?
   Разумеется, в душе я был против, но также понимал, что не имею морального права отвергать предложение Брендона.
   – В принципе, я не стану возражать, если на то будет согласие Даны. Договорись с ней, и после нашего прибытия в Авалон мы устроим небольшую церемонию, наподобие тайного венчания. Ты будешь Входящим, а мы с Даной – Отворяющими.
   – Но почему только после прибытия?
   – Да потому что все четыре камня сейчас находятся в королевской сокровищнице под бдительным оком наряда гвардейцев. Знак Силы, Знак Жизни и Знак Мудрости я могу получить по первому же требованию, но корона с алмазом, Знаком Власти, станет моей лишь в момент коронации. Таков закон, который я не собираюсь нарушать ради твоего каприза. Так что, братец, выбирай: либо на днях я веду тебя в Безвременье, где твоим связующим звеном с материальным миром будет Бренда, либо наберись терпения и дождись моей коронации.
   Брендон вздохнул.
   – Пожалуй, я подожду. Сила не волк, в лес не убежит, а вот Дана… Однако постой! Ведь ты говорил, что есть и второй комплект камней, тот трофейный, с помощью которого ты и попал к Источнику.
   Я покачал головой.
   – Его забрал с собой Колин, а взамен при отречении передал в распоряжение Регентского совета свой прежний Знак Силы.
   Брендон снова вздохнул, а я подумал о том, где сейчас Колин, что он делает, сердится ли на меня. Мне очень хотелось бы потолковать с ним по душам, кое-что объяснить, кое в чём признать свою вину, и может быть, мы помиримся – ведь совсем недавно мы были в хороших отношениях, он даже считал меня своим другом. Бранвена, без сомнений, знает, где он; во всяком случае, она поддерживает с ним связь – её Огненный Глаз настроен на его Знак Силы…
   Чёрт побери! Какой я недотёпа! Огненный Глаз Бранвены настроен на тот Знак Силы, который лежит в сокровищнице. Теперь у Колина другой камень – и на него настроен мой Самоцвет! А значит, я могу связаться с ним, если только он не находится в слишком быстром или слишком медленном потоке времени…
   Брендон сидел в кресле, курил и, поглощённый своими мыслями, почти не обращал на меня внимания. Я прилёг на койку Пенелопы, расслабился и направил пучок своего сознания вглубь Самоцвета. В его лабиринтах я отыскал конец красной нити – след от взаимодействия со Знаком Силы. Я легонько потянул её к себе, и она подалась; затем я стал тянуть всё увереннее, но без рывков, пока не почувствовал сопротивление. Тогда я осторожно послал вдоль нити свой зов:
   – Колин!
   Ответа не последовало, однако я чувствовал чьё-то присутствие на другом конце. Я сильнее потянул нить, и присутствие стало ещё ощутимее.
   – Колин, отзовись!
   В ответ нить завибрировала, и мне почудился скрежет зубовный. Со мной явно не желали общаться, но я был настырный и не хотел отступать. Нить между нами натянулась, как струна.
   – Колин! – снова воззвал я. – Это Кевин. Ответь мне. Скажи что-нибудь.
   Наконец-то присутствие стало явным, установился полноценный контакт и на меня обрушился поток гневных мыслей Колина:
   – Будь ты проклят, Артур Пендрагон! Зачем ты зовёшь меня? Что тебе ещё от меня нужно?! Ты и так лишил меня всего, что я имел.
   – Извини, Колин, я не хотел…
   – Ах, ты не хотел! И обманывать меня ты не хотел, не хотел отнимать у меня корону. Даже девушку, которую я люблю, – и её ты отнял у меня.
   – Это нелогично, Колин, – робко возразил я. – Дейрдра никогда не была твоей и никогда не подавала тебе никаких надежд…
   – Дурак! – раздражённо оборвал меня Колин. – Я не о Дейрдре говорю, а о Дане.
   – О Дане? – удивлённо переспросил я. – Ведь ты всегда был равнодушен к ней. Ты не принимал её всерьёз.
   – А потом принял. Но тут подвернулся ты, проклятый! Я предлагал ей уйти со мной, я предлагал ей могущество и вечную молодость, я предлагал ей власть над миром, где все люди поклонялись бы ей, как богине. И что же – она отвергла всё это! Из-за тебя! Ты ей милее всего; она согласна даже делить тебя с Дейрдрой.
   – Прости меня, Колин, – виновато произнёс я.
   – Да простит тебя бог, Кевин, – с горечью ответил он и прервал связь, оставив меня в растерянности и недоумении.
   Затем я долго лежал на койке и думал о том, что в фарсе, который суть жизнь, Дане досталась незавидная роль роковой женщины.

ГЛАВА 8

   Ночное бдение накануне коронации в Лайонессе не принято. Напротив, этим вечером раньше обычного был дан сигнал к гашению огней по всему дворцу, были запрещены любые вечеринки и шумные собрания, отголоски которых могли бы потревожить сон короля перед самым ответственным днём в его жизни. Утром король должен быть свежим и отдохнувшим, полным сил и энергии, чтобы успешно пройти изнурительную церемонию коронации и обрести могущество своих предшественников. Таков порядок, установленный в давние времена и ещё более ужесточённый после смерти злосчастного короля Аморгена, который скончался прямо на алтаре – по официальной версии, от разрыва сердца в результате переутомления.
   Для меня все эти меры предосторожности были ни к чему. Я уже владел Силой, и предстоящая церемония имела лишь чисто символическое значение, но эту традицию я нарушать не собирался. И вообще, сходу ломать установленные порядки было бы с моей стороны глупо и опрометчиво. Со своим уставом в чужой монастырь не суйся – золотое правило, которому следуют все люди умные и здравомыслящие. Приходи в монастырь, соглашайся с его уставом, становись приором – и лишь тогда меняй устав, да постепенно, не нахрапом. Так я и намерен был действовать – маленькими шажками к великой цели.
   Погружённый во тьму, дворец спал в предвкушении завтрашних празднеств. Спал также и город, чтобы утром проснуться под звон колоколов всех авалонских церквей и часовен, возвещающих сразу о двух торжествах: сначала в соборе святого Патрика состоится давно ожидаемое событие – бракосочетание леди Дейрдры Лейнстер с Артуром Кевином Пендрагоном, что должно символизировать примирение двух династий и двух основных этнических групп королевства. Затем праздничная процессия двинется к собору святого Андрея Авалонского на коронацию нового короля Лайонесса и будущего властителя всего этого мира, без лишней скромности названного мною Землёй Артура.
   Завтра Дейрдра станет моей законной женой, и отчасти поэтому я не мог уснуть. Нет, я вовсе не разлюбил Дейрдру. Моя любовь к ней нисколько не уменьшилась, но вместе с тем не по дням, а по часам росло и крепло нежное чувство к Дане, которое, даже при всём желании, я никак не мог назвать просто влечением, похотью, вожделением. Это была любовь. Несомненно, любовь…
   Сидя в тёмной гостиной королевских покоев и скуривая одну сигарету за другой, я предавался горьким раздумьям. Раньше я не верил, что можно любить двух женщин сразу, и когда слышал подобное, то лишь скептически усмехался. Да, я знал, что любовь приходит и уходит; даже настоящая, большая любовь в конце концов умирает (особенно, если сам ты практически бессмертен), или её вытесняет другая любовь. Со мной же этого не произошло, а случилось нечто невообразимое: нежность и страсть во мне окончательно рассорились, потому как первой милее была Дана, а вторая предпочитала Дейрдру. Такое расслоение чувств может показаться вам странным, искусственным, надуманным. Возможно, я несколько неуклюже выражаюсь, описывая своё состояние, но других слов для этого я подобрать не могу. Если вы поняли меня (хотя я сам себя толком не понимаю) и знаете, как выразиться точнее и изящнее, я буду признателен вам за подсказку… А впрочем, не думаю, что слова здесь имеют такое уж большое значение.
   В последнее время моя нежность всё увереннее торжествует над страстью, чему немало поспособствовал очередной каприз Дейрдры, которой вдруг взбрело в голову, что мы не должны спать вместе до свадьбы. Её решение было продиктовано запоздалым желанием соблюсти все приличия, и не столько в глазах людей, сколь перед собственной совестью. Умом я это понимал и согласился с ней, но где-то внутри меня что-то оборвалось. Между нами возник холодок, и моя неудовлетворённая страсть обратилась нежностью к Дане. Каждый вечер, ложась спать в одиночестве, я закрывал глаза и представлял в своих объятиях Дейрдру; но едва лишь моё сознание погружалось в полудрёму, лицо моей любимой слегка менялось, напрочь исчезали очаровательные веснушки, безукоризненно правильные черты немного смягчались, золотисто-рыжие волосы приобретали иной оттенок, их локоны свивались в колечки, а изумрудно-зелёные глаза смотрели на меня не так томно, как ласково… Я засыпал, мысленно обнимая Дану! И если вы назовёте это сексуальной шизофренией, пожалуй, я не стану протестовать.
   Однако не бывает худа без добра. Стремясь отвлечься от личных проблем, я за время путешествия из Лохланна в Авалон в деталях разработал план предстоящего основания Дома. Первый этап его реализации, операция под кодовым названием «Блеф», начался сразу после моего торжественного въезда в столицу королевства, то есть позавчера. В тот же день вечером на заседании Совета магистров колдовских искусств я сообщил, что для успешного прохождения обряда Причастия необходимо либо высокое мастерство в обращении с силами, либо владение определённым количеством знаний из области математики, физики, химии, астрономии, биологии и психологии. Как я и рассчитывал, местные чародеи заглотили наживку и готовы были тотчас вонзиться зубами в твёрдый гранит науки (благо не в глотки друг другу) и грызть его столько, сколько потребуется, чтобы обрести вечную молодость и могущество.