Страница:
Я подошёл к Дейрдре, опустился перед ней на корточки и взял её за руки. Я ничего не говорил, слова здесь были бессильны. Я утешал её молча – своим прикосновением, своим присутствием.
– Кевин, – прозвучал у меня за спиной голос Моргана. – Вели отрубить мою дурную башку.
– Это делу не поможет, – ответил я, не оборачиваясь. – Всего лишь одной дурной башкой будет меньше. А скоро и так головы полетят.
– Так что же нам делать?
Немного подумав, я сказал:
– Выход номер один: добровольное саморазграбление.
– Как это?
– Я свяжусь с некоторыми Домами и предложу им Одарённых крупными партиями. Не сомневаюсь, что они ещё передерутся между собой, стараясь урвать кусок побольше. Также я не сомневаюсь, что наши чародеи охотно променяют родину на вечную молодость.
– Точно, – подтвердил Морган. – Так оно и будет. Но это хреновый выход.
– Выход номер два, – продолжал я, поглаживая Дейрдру по голове; она постепенно успокаивалась, и её плач переходил во всхлипывания. – Мы уходим. Забираем всех, кто нам дорог, и уходим из этого мира в другой, где образуем небольшой Дом, вернее, маленький Домик.
– А дальше?
– Будем ждать и исподтишка действовать. Но не торопясь – времени у нас много; меньше всего Властелины думают о времени, а вы напортачили именно из-за того, что хотели поскорее усадить меня на трон. Теперь пусть страсти улягутся, лайонессцы изберут себе нового короля, ну а я позабочусь о том, чтобы он был лишён доступа к Источнику. Лет через двадцать, когда ненависть к нам пройдёт, мы потихоньку начнём вербовать себе сторонников, давая им Причастие, а ещё через двадцать-тридцать лет, когда мы уже станем легендой, я снова предъявлю права на престол, имея в своём распоряжении не троих, а сотню-полторы опытных причащённых, ядро будущего Дома.
– Ну ладно, – сказал Морган. – Мы уйдём. А вдруг Колин вернётся и вновь сядет на трон.
Я встал с корточек, поцеловал Дейрдру и сел в соседнее кресло.
– Если мы исчезнем, а он вернётся, его тотчас заподозрят в том, что он попросту убрал нас. Естественно, в качестве компенсации от него потребуют то, что ты обещал от моего имени – могущество и бессмертие, причём всем и немедленно. Как и я, он не сможет этого сделать, и вынужден будет либо уйти, либо навязать жестокую тиранию. Как ты думаешь, что он выберет?
– Колин не тиран, – без колебаний ответил Морган. – Он предпочтёт уйти.
– А я думаю, что он вообще не вернётся. По-моему, он сразу понял, как крепко вы меня подставили, и сейчас вместе с Бранвеной злорадствует… – Я с опозданием прикусил язык, но, к счастью, на этот раз сообразительность меня не подвела, и я быстро исправился:
– Знаешь, Морган. Мне кажется, что Колин уже научил Бранвену общаться с Формирующими.
Морган серьёзно кивнул.
– Я заподозрил это с того самого момента, когда впервые услышал о Формирующих.
После этого в комнате воцарилось напряжённое молчание, которое первой нарушила Дейрдра:
– Значит, ты предлагаешь нам покинуть Лайонесс?
– Да.
– И мы вернёмся лишь через сорок или пятьдесят лет?
– Это как минимум. Такова плата за вашу поспешность.
Дейрдра грустно вздохнула.
– А за это время многие, кто мог бы обрести долгую жизнь, умрут.
– Что делать? Утешь себя тем, что большинство из них умрёт от старости, а не погибнет в драке за обладание могуществом. Впрочем, это не касается близких тебе людей.
– А остальные? Разве они виноваты, что я не знаю их или плохо к ним отношусь? Из-за нашей с лордом Фергюсоном глупости они обречены прожить короткую жизнь, тогда как могли бы… Бог мой, да что и говорить! Кевин, я чувствую себя убийцей.
Я нежно сжал её руку.
– Это не совсем так, дорогая. Даже если бы вы не раззвонили, что я владею секретом вечной молодости, не все из живущих ныне получили бы Причастие.
– Почему?
– Потому что человек, обретая власть над Формирующими, поначалу подобен ребёнку, в руки которого попало огнестрельное оружие. За ним нужен глаз да глаз, иначе он натворит делов. А что способны натворить тысячи таких детей, если за ними не будет присмотра? Страшно подумать. Это было бы ничем не лучше резни в очереди за могуществом. Сперва я должен сколотить ядро будущего Дома, состоящее как минимум из сотни опытных причащённых, а для этого потребуется не один год. Основание Дома очень сложный процесс; мой прадед, король Артур, потратил семнадцать лет, чтобы создать прочный фундамент Царства Света, да ещё был рад, что управился так быстро. Я же рассчитывал на восемь-десять лет, потому как здесь Одарённые более подготовлены к Причастию, чем в Экваториальных мирах; но даже за это время умерло бы достаточно старых и немало молодых колдунов.
– Десять лет, это не пятьдесят, – заметила Дейрдра. – И разница в сорок лет на моей совести. В конце концов, ты мог бы начать со стариков и свести к минимуму потери, а так… Нет, Кевин, это ужасно! Я как подумаю о детях, многие из которых через пятьдесят лет умрут, мне становится больно. А ведь я хотела как лучше.
– А лучше ли это вообще? – спросил я. – Хорошо ли, что на свете существует лишь горстка людей, способных жить долго на зависть всем остальным, обделённым природой?
– Это нехорошо, – сказала Дейрдра. – Это плохо. Но если бог всё же дал некоторым людям шанс прожить долгую жизнь, то грех не воспользоваться этим даром.
– Значит, бог жесток.
– Но справедлив. Ты говорил мне, что большинство Властелинов умирают потому, что хотят умереть, потому что устали от жизни. Не это ли плата за могущество и долголетие? Ведь обыкновенный человек до последнего мгновения дорожит своей жизнью, не хочет расставаться с ней; даже самоубийца в глубине души протестует против смерти. А вот для Властелина, который умирает по собственному желанию, ценность жизни равна нулю. Ему есть что вспомнить перед смертью, но не думаю, что он вспоминает прожитые годы. Он не испытывает ни радости, ни горечи, ни удовлетворения, ни сожаления; он входит в Вечность, унося с собой пустоту. Впрочем, может быть, я ошибаюсь.
Несколько секунд я потрясённо смотрел на Дейрдру; наконец, обретя дар речи, произнёс:
– Спасибо.
– За что? – удивилась она.
– Ты помогла мне постичь ещё одну мудрость и найти себе оправдание. Я часто испытывал угрызения совести, когда встречал на своём пути выдающегося человека – великого артиста, гениального учёного, талантливого писателя или художника, – но простого смертного. И мне всегда было стыдно, что я обладаю Даром, а он – нет.
– У каждого человека есть свой Дар, – ответила Дейрдра. – Нужно только его обнаружить. Как это случилось со мной.
Она права, подумал я. Простые смертные со своим особым Даром, как, например, Данте, Моцарт, Дали, Лобачевский, Эйнштейн, Шекспир – все они тоже бессмертны. Бессмертны не только своими творениями; они жили, живут и будут жить во множестве миров, и каждое из их проявлений – личность неповторимая и уникальная, дающая миру что-то своё, особенное. Помню, когда-то я всерьёз увлёкся музыкой, даже собрал два десятка разных версий Пятой симфонии Бетховена и как-то прослушал подряд, одна за другой, записи всех вариантов allegro con brio. Это произвело на меня незабываемое впечатление…
– Между прочим, – отозвался Морган, и я вынужден был вернуться из мира воспоминаний к суровой действительности. – К вопросу о времени. Так уж ли много его нужно? Колин всего за полгода стал очень крутым и могучим.
– Колин адепт Источника. – ответил я. – А Источник, в отличие от Формирующих, даёт не только могущество, но и знания. Он сам нянька, наставник и учитель; для посвящения и дальнейшего прохождения Круга Адептов на всё более высоких уровнях не требуется ничья посторонняя помощь. К тому же в Безвременье времени навалом, так что…
– Вот именно, – перебил меня Морган. – Выходит, при желании ты в один миг можешь сколотить это самое ядро будущего Дома. Просто привести верных тебе людей к Источнику – и всё, ядро готово. Как тебе моя идея?
Я хмуро посмотрел на него.
– Тебе ответить?
Морган покачал головой.
– Уже не надо. Можешь считать это не очень удачной шуткой. – Вдруг глаза его сверкнули. – Однако!
– Что ещё? – спросил я. – Очередная идея?
– Да. И на этот раз, думаю, неплохая. Помнишь, ты говорил, объясняя поведение Колина, что он, видимо, побывал в мире, где время течёт очень быстро – этак год за один день?
– Да, – ответил я, понимая, к чему клонит Морган, но не спешил огорчать его. – Такие миры существуют.
– И в них можно жить?
– Можно.
– Тогда вообще нет проблем, – торжествующе объявил Морган. – Набери сотню верных людей (свою скромную кандидатуру я предлагаю в числе прочих), переправь нас туда и вместе с братом и сёстрами примись за наше обучение. А через десять дней мы вернёмся – грозной командой опытных причащённых.
– Нет, – сказала Дейрдра. – Не выйдет.
Морган озадаченно уставился на неё.
– Почему вы так считаете, миледи?
– Это не я так считаю, а Кевин, – ответила она. – Как только вы заговорили об этом, он в качестве разминки мысленно дал мне знать, чтобы я не радовалась вместе с вами. Мол, из вашей затеи ничего не получится.
Морган перевёл свой взгляд на меня.
– Почему же?
– Из-за разницы в течении времени, – пояснил я. – Из-за той самой разницы, на которую ты возлагал такие большие надежды. Хотя время относительно, всё же существует некий эталон – Основной Поток. Находясь в русле Основного Потока или вблизи него, Формирующие стабильны и легко поддаются укрощению, а обряд Причастия при его строгом соблюдении относительно безопасен. Но уже в мирах, где время течёт быстрее в пять раз, Причастие чревато непредсказуемыми последствиями, а за пределами кратности 16 оно теоретически невозможно. Формирующие ведут себя там, ка к… – я улыбнулся, – как гремучие змеи, и нужно иметь сноровку, чтобы справиться с ними. Обычно лишь через год после прохождения Причастия человек может контролировать Формирующие при кратности времён 10, и лишь через пять лет причащённый (и то не каждый) будет в состоянии работать с Формирующими в мире, где год проходит за одни сутки Основного Потока. Вот так-то, дружище. Время не одурачишь.
Морган скривился и фыркнул.
– А ты говорил, что время – пустяки.
– Для Властелинов – да. Но ты пока что не Властелин.
– Так что же мы будем делать? – спросил он.
– Я уже предложил два выхода из сложившейся ситуации. Выбирайте.
– Оба твои плана плохи. Первый не устраивает меня, второй леди Дейрдру.
– Да, – твёрдо сказала Дейрдра. – По мне, так пусть Дома Экватора заберут к себе наших Одарённых. – А та горстка, что останется с нами – сотня, две, – может быть, нам удастся и так образовать Дом.
Я отрицательно покачал головой.
– Это будет не Дом, а лишь его фундамент, который постепенно размоют дожди времени.
– Почему?
– Наше маленькое сообщество выродится в последующих поколениях. В плане наследственности Одарённые гораздо слабее простых смертных; это к вопросу о плате за могущество. Даже тысячи Одарённых, пожалуй, будет мало для того, чтобы наш Дом рос и развивался.
– А что если лет через десять, – предложила Дейрдра, – призвать наших соотечественников вернуться на родину?
– Да, – поддержал её Морган. – Ведь это выход.
Я с сомнением хмыкнул.
– Столкнувшись с великолепием тех Домов, куда я их отправлю, они вряд ли захотят возвращаться. Ну, возможно, процентов пять изъявят такое желание – но это по самым оптимистическим оценкам, основанным на опыте предыдущих разграблений. А с пятью процентами Дом не построишь.
– Ты не учёл ещё Одарённых из Старого Света, – заметил Морган. – А ведь там есть довольно большие общины, особенно на Британских островах, в Галлии и Скандинавии. Рано или поздно до них дойдёт весть, что ты владеешь секретом бессмертия, и они начнут прибывать к нам. Они, конечно, чужаки, но одной с нами расы, и мы примем их.
– Их я также учёл, – ответил я. – Говоря о наших Одарённых, я имел в виду Одарённых из всего этого мира. Скоро они все соберутся в Лайонессе, чтобы стать в очередь за бессмертием. Слава богу, хоть конфликтов на расовой почве не предвидится.
Морган был искренне изумлён.
– Ты хочешь сказать, что среди Властелинов есть не только белые?
Меня от души позабавила его удивлённая физиономия.
– Разумеется! Среди Властелинов есть представители всех рас.
Морган внимательно всмотрелся в моё лицо, словно выискивая негроидные и монголоидные черты.
– Только не говори, что кое-кто из вас берёт себе в жёны чёрных красоток.
Я не смог сдержать улыбки.
– Все Дома, кроме Дома Израилева, давно отказались от экзогамии, однако межрасовые браки встречаются крайне редко. Хотя, замечу, никто их не запрещает и не осуждает – просто такова традиция, вернее, привычка. Большинство Домов возникло на моноэтнической основе, потому как Дар появляется единично, и в тех невероятных случаях, когда он не исчезает, а порождает цивилизацию Одарённых, его носителями являются представители одной нации или нескольких родственных. Так, в этом мире первый обладатель Дара, скорее всего, был жителем древней Британии, и если бы наши Одарённые знали всю свою родословную вплоть до первобытных времён, они бы отыскали общего предка.
– Стало быть, все мы родственники?
– Ага; этак в тысячном колене. И посему наш Дом будет преимущественно кельтским с незначительной примесью германской и иных кровей.
– Значит, – произнесла Дейрдра, – ты всё-таки решил осуществить свой второй план?
– Не совсем. Я решил основать Дом у Источника, но никуда уходить мы не станем. Я приму корону и сяду на трон.
– А как же наше обещание могущества и бессмертия?
– У меня появилась одна идея, – ответил я. (Действительно, ларчик открывался просто, и ключом к нему стало слово «чужаки», которое произнёс Морган, подразумевая Одарённых из Европы. Но я был уверен, что мой план не понравится ни Дейрдре, ни Моргану, ни, тем более, всем остальным). – Очень смутная идея, и мне нужно хорошенько обдумать её. А пока мы должны выгадать время.
– Сколько?
– Примерно год. Пускай люди привыкнут, что я их король, а потом видно будет. Уйти мы сможем в любой момент; за этим дело не станет.
– То есть, – сказал Морган. – Ты намерен объявить, что раздавать Причастие начнёшь лишь через год?
Я усмехнулся.
– Ну, не так категорически. Помягче. Я скажу, что для овладения Формирующими необходима тщательная подготовка, и раздам всем желающим книги, которые они должны изучить. Наши чародеи – народ образованный, знания ценят превыше всего и, без сомнения, поймаются на эту уловку. Никакой очереди не будет, вместо неё – строгий конкурсный отбор. Таким образом, мы сможем выгадать даже не год, а несколько лет.
Дейрдра с облегчением вздохнула.
– Я знала, Артур, что ты найдёшь выход.
Я повернулся к ней.
– Ты назвала меня Артуром? Так кто же я на самом деле?
– Трудный вопрос, – сказала она. – Я путаюсь с тех самых пор, как узнала, кто ты в действительности. В мыслях я давно называю тебя Артуром.
– Тем не менее, сила привычки велика, – заметил Морган. – Пройдёт много времени, прежде чем для людей, знавших тебя раньше, ты перестанешь быть Кевином Мак Шоном.
– А я не уверен, что этого хочу. Пусть Кевин останется моим вторым именем, чтобы не путать меня с моим великим предком. Артур Второй или Артур Кевин Пендрагон – каково?
– Да будет так! – торжественно провозгласил Морган. – Да, кстати, что конкретно ты заставишь изучать наших колдунов?
– Об этом ещё нужно подумать. По правде говоря, все наши Одарённые старше пятнадцати лет готовы овладеть Формирующими; здесь не так важны знания, как соответствующее мировосприятие. А вы всё-таки чародеи, хоть и не больно могучие. В Домах Экватора дети проходят обряд Причастия в возрасте пяти-шести лет, и лишь потом получают образование; но мы поступим иначе. Я составлю программу обучения, раздобуду необходимые учебники…
– Где?
– Где-нибудь да раздобуду. В крайнем случае напишу их сам или с братом и сёстрами. Мы на несколько дней уйдём в мир с быстрым течением времени, а вернёмся уже с готовыми книгами, причём отпечатанными отнюдь не на местной примитивной полиграфической базе. Это произведёт на наших чародеев должное впечатление, и они примутся штудировать их с большим энтузиазмом.
– Уж точно, – согласился Морган. – Когда Колин подарил мне книги из другого мира, я просто обалдел. Правда, язык там какой-то странный, и местами я не понимаю, о чём идёт речь.
– Мои книги будут удобочитаемы, – заверил его я. – Итак, одну проблему мы решили. Далее, как и когда мне предстать перед моими подданными?
– Мы над этим уже думали, – ответила Дейрдра. – Нашей знати известно, что расстояние для тебя не помеха, но что касается простого народа, то лучше не ошарашивать его твоим внезапным появлением. Я считаю, что ты должен прибыть в Авалон как обыкновенный человек.
– Леди Дейрдра права, – сказал Морган. – Давай представим всё так, будто ты возвращаешься из далёкого Царства Света; заодно и совершишь поездку по своей стране. Начнёшь с какой-нибудь окраины, где ещё не знают, что ты король…
– Например, из Лохланна, – предложил я. – В Каэр-Сейлгене никто не называет меня «ваше величество». Тамошним жителям я сказал, что возвращаюсь из дальних краёв. Они, конечно, удивились, но поверили мне.
– Что ж, решено, – подвёл итог Морган. – Ты поплывёшь вниз по реке из Лохланна в Авалон. Это великолепная идея.
Я взглянул на Дейрдру и увидел на её лице мечтательную улыбку.
– Кевин, – проговорила она. – Ты помнишь…
– Да, милая, – сказал я. – Отлично помню. Это было незабываемое путешествие. – И уже мысленно добавил:
– Наш медовый месяц.
Дейрдра услышала меня.
ГЛАВА 5
– Кевин, – прозвучал у меня за спиной голос Моргана. – Вели отрубить мою дурную башку.
– Это делу не поможет, – ответил я, не оборачиваясь. – Всего лишь одной дурной башкой будет меньше. А скоро и так головы полетят.
– Так что же нам делать?
Немного подумав, я сказал:
– Выход номер один: добровольное саморазграбление.
– Как это?
– Я свяжусь с некоторыми Домами и предложу им Одарённых крупными партиями. Не сомневаюсь, что они ещё передерутся между собой, стараясь урвать кусок побольше. Также я не сомневаюсь, что наши чародеи охотно променяют родину на вечную молодость.
– Точно, – подтвердил Морган. – Так оно и будет. Но это хреновый выход.
– Выход номер два, – продолжал я, поглаживая Дейрдру по голове; она постепенно успокаивалась, и её плач переходил во всхлипывания. – Мы уходим. Забираем всех, кто нам дорог, и уходим из этого мира в другой, где образуем небольшой Дом, вернее, маленький Домик.
– А дальше?
– Будем ждать и исподтишка действовать. Но не торопясь – времени у нас много; меньше всего Властелины думают о времени, а вы напортачили именно из-за того, что хотели поскорее усадить меня на трон. Теперь пусть страсти улягутся, лайонессцы изберут себе нового короля, ну а я позабочусь о том, чтобы он был лишён доступа к Источнику. Лет через двадцать, когда ненависть к нам пройдёт, мы потихоньку начнём вербовать себе сторонников, давая им Причастие, а ещё через двадцать-тридцать лет, когда мы уже станем легендой, я снова предъявлю права на престол, имея в своём распоряжении не троих, а сотню-полторы опытных причащённых, ядро будущего Дома.
– Ну ладно, – сказал Морган. – Мы уйдём. А вдруг Колин вернётся и вновь сядет на трон.
Я встал с корточек, поцеловал Дейрдру и сел в соседнее кресло.
– Если мы исчезнем, а он вернётся, его тотчас заподозрят в том, что он попросту убрал нас. Естественно, в качестве компенсации от него потребуют то, что ты обещал от моего имени – могущество и бессмертие, причём всем и немедленно. Как и я, он не сможет этого сделать, и вынужден будет либо уйти, либо навязать жестокую тиранию. Как ты думаешь, что он выберет?
– Колин не тиран, – без колебаний ответил Морган. – Он предпочтёт уйти.
– А я думаю, что он вообще не вернётся. По-моему, он сразу понял, как крепко вы меня подставили, и сейчас вместе с Бранвеной злорадствует… – Я с опозданием прикусил язык, но, к счастью, на этот раз сообразительность меня не подвела, и я быстро исправился:
– Знаешь, Морган. Мне кажется, что Колин уже научил Бранвену общаться с Формирующими.
Морган серьёзно кивнул.
– Я заподозрил это с того самого момента, когда впервые услышал о Формирующих.
После этого в комнате воцарилось напряжённое молчание, которое первой нарушила Дейрдра:
– Значит, ты предлагаешь нам покинуть Лайонесс?
– Да.
– И мы вернёмся лишь через сорок или пятьдесят лет?
– Это как минимум. Такова плата за вашу поспешность.
Дейрдра грустно вздохнула.
– А за это время многие, кто мог бы обрести долгую жизнь, умрут.
– Что делать? Утешь себя тем, что большинство из них умрёт от старости, а не погибнет в драке за обладание могуществом. Впрочем, это не касается близких тебе людей.
– А остальные? Разве они виноваты, что я не знаю их или плохо к ним отношусь? Из-за нашей с лордом Фергюсоном глупости они обречены прожить короткую жизнь, тогда как могли бы… Бог мой, да что и говорить! Кевин, я чувствую себя убийцей.
Я нежно сжал её руку.
– Это не совсем так, дорогая. Даже если бы вы не раззвонили, что я владею секретом вечной молодости, не все из живущих ныне получили бы Причастие.
– Почему?
– Потому что человек, обретая власть над Формирующими, поначалу подобен ребёнку, в руки которого попало огнестрельное оружие. За ним нужен глаз да глаз, иначе он натворит делов. А что способны натворить тысячи таких детей, если за ними не будет присмотра? Страшно подумать. Это было бы ничем не лучше резни в очереди за могуществом. Сперва я должен сколотить ядро будущего Дома, состоящее как минимум из сотни опытных причащённых, а для этого потребуется не один год. Основание Дома очень сложный процесс; мой прадед, король Артур, потратил семнадцать лет, чтобы создать прочный фундамент Царства Света, да ещё был рад, что управился так быстро. Я же рассчитывал на восемь-десять лет, потому как здесь Одарённые более подготовлены к Причастию, чем в Экваториальных мирах; но даже за это время умерло бы достаточно старых и немало молодых колдунов.
– Десять лет, это не пятьдесят, – заметила Дейрдра. – И разница в сорок лет на моей совести. В конце концов, ты мог бы начать со стариков и свести к минимуму потери, а так… Нет, Кевин, это ужасно! Я как подумаю о детях, многие из которых через пятьдесят лет умрут, мне становится больно. А ведь я хотела как лучше.
– А лучше ли это вообще? – спросил я. – Хорошо ли, что на свете существует лишь горстка людей, способных жить долго на зависть всем остальным, обделённым природой?
– Это нехорошо, – сказала Дейрдра. – Это плохо. Но если бог всё же дал некоторым людям шанс прожить долгую жизнь, то грех не воспользоваться этим даром.
– Значит, бог жесток.
– Но справедлив. Ты говорил мне, что большинство Властелинов умирают потому, что хотят умереть, потому что устали от жизни. Не это ли плата за могущество и долголетие? Ведь обыкновенный человек до последнего мгновения дорожит своей жизнью, не хочет расставаться с ней; даже самоубийца в глубине души протестует против смерти. А вот для Властелина, который умирает по собственному желанию, ценность жизни равна нулю. Ему есть что вспомнить перед смертью, но не думаю, что он вспоминает прожитые годы. Он не испытывает ни радости, ни горечи, ни удовлетворения, ни сожаления; он входит в Вечность, унося с собой пустоту. Впрочем, может быть, я ошибаюсь.
Несколько секунд я потрясённо смотрел на Дейрдру; наконец, обретя дар речи, произнёс:
– Спасибо.
– За что? – удивилась она.
– Ты помогла мне постичь ещё одну мудрость и найти себе оправдание. Я часто испытывал угрызения совести, когда встречал на своём пути выдающегося человека – великого артиста, гениального учёного, талантливого писателя или художника, – но простого смертного. И мне всегда было стыдно, что я обладаю Даром, а он – нет.
– У каждого человека есть свой Дар, – ответила Дейрдра. – Нужно только его обнаружить. Как это случилось со мной.
Она права, подумал я. Простые смертные со своим особым Даром, как, например, Данте, Моцарт, Дали, Лобачевский, Эйнштейн, Шекспир – все они тоже бессмертны. Бессмертны не только своими творениями; они жили, живут и будут жить во множестве миров, и каждое из их проявлений – личность неповторимая и уникальная, дающая миру что-то своё, особенное. Помню, когда-то я всерьёз увлёкся музыкой, даже собрал два десятка разных версий Пятой симфонии Бетховена и как-то прослушал подряд, одна за другой, записи всех вариантов allegro con brio. Это произвело на меня незабываемое впечатление…
– Между прочим, – отозвался Морган, и я вынужден был вернуться из мира воспоминаний к суровой действительности. – К вопросу о времени. Так уж ли много его нужно? Колин всего за полгода стал очень крутым и могучим.
– Колин адепт Источника. – ответил я. – А Источник, в отличие от Формирующих, даёт не только могущество, но и знания. Он сам нянька, наставник и учитель; для посвящения и дальнейшего прохождения Круга Адептов на всё более высоких уровнях не требуется ничья посторонняя помощь. К тому же в Безвременье времени навалом, так что…
– Вот именно, – перебил меня Морган. – Выходит, при желании ты в один миг можешь сколотить это самое ядро будущего Дома. Просто привести верных тебе людей к Источнику – и всё, ядро готово. Как тебе моя идея?
Я хмуро посмотрел на него.
– Тебе ответить?
Морган покачал головой.
– Уже не надо. Можешь считать это не очень удачной шуткой. – Вдруг глаза его сверкнули. – Однако!
– Что ещё? – спросил я. – Очередная идея?
– Да. И на этот раз, думаю, неплохая. Помнишь, ты говорил, объясняя поведение Колина, что он, видимо, побывал в мире, где время течёт очень быстро – этак год за один день?
– Да, – ответил я, понимая, к чему клонит Морган, но не спешил огорчать его. – Такие миры существуют.
– И в них можно жить?
– Можно.
– Тогда вообще нет проблем, – торжествующе объявил Морган. – Набери сотню верных людей (свою скромную кандидатуру я предлагаю в числе прочих), переправь нас туда и вместе с братом и сёстрами примись за наше обучение. А через десять дней мы вернёмся – грозной командой опытных причащённых.
– Нет, – сказала Дейрдра. – Не выйдет.
Морган озадаченно уставился на неё.
– Почему вы так считаете, миледи?
– Это не я так считаю, а Кевин, – ответила она. – Как только вы заговорили об этом, он в качестве разминки мысленно дал мне знать, чтобы я не радовалась вместе с вами. Мол, из вашей затеи ничего не получится.
Морган перевёл свой взгляд на меня.
– Почему же?
– Из-за разницы в течении времени, – пояснил я. – Из-за той самой разницы, на которую ты возлагал такие большие надежды. Хотя время относительно, всё же существует некий эталон – Основной Поток. Находясь в русле Основного Потока или вблизи него, Формирующие стабильны и легко поддаются укрощению, а обряд Причастия при его строгом соблюдении относительно безопасен. Но уже в мирах, где время течёт быстрее в пять раз, Причастие чревато непредсказуемыми последствиями, а за пределами кратности 16 оно теоретически невозможно. Формирующие ведут себя там, ка к… – я улыбнулся, – как гремучие змеи, и нужно иметь сноровку, чтобы справиться с ними. Обычно лишь через год после прохождения Причастия человек может контролировать Формирующие при кратности времён 10, и лишь через пять лет причащённый (и то не каждый) будет в состоянии работать с Формирующими в мире, где год проходит за одни сутки Основного Потока. Вот так-то, дружище. Время не одурачишь.
Морган скривился и фыркнул.
– А ты говорил, что время – пустяки.
– Для Властелинов – да. Но ты пока что не Властелин.
– Так что же мы будем делать? – спросил он.
– Я уже предложил два выхода из сложившейся ситуации. Выбирайте.
– Оба твои плана плохи. Первый не устраивает меня, второй леди Дейрдру.
– Да, – твёрдо сказала Дейрдра. – По мне, так пусть Дома Экватора заберут к себе наших Одарённых. – А та горстка, что останется с нами – сотня, две, – может быть, нам удастся и так образовать Дом.
Я отрицательно покачал головой.
– Это будет не Дом, а лишь его фундамент, который постепенно размоют дожди времени.
– Почему?
– Наше маленькое сообщество выродится в последующих поколениях. В плане наследственности Одарённые гораздо слабее простых смертных; это к вопросу о плате за могущество. Даже тысячи Одарённых, пожалуй, будет мало для того, чтобы наш Дом рос и развивался.
– А что если лет через десять, – предложила Дейрдра, – призвать наших соотечественников вернуться на родину?
– Да, – поддержал её Морган. – Ведь это выход.
Я с сомнением хмыкнул.
– Столкнувшись с великолепием тех Домов, куда я их отправлю, они вряд ли захотят возвращаться. Ну, возможно, процентов пять изъявят такое желание – но это по самым оптимистическим оценкам, основанным на опыте предыдущих разграблений. А с пятью процентами Дом не построишь.
– Ты не учёл ещё Одарённых из Старого Света, – заметил Морган. – А ведь там есть довольно большие общины, особенно на Британских островах, в Галлии и Скандинавии. Рано или поздно до них дойдёт весть, что ты владеешь секретом бессмертия, и они начнут прибывать к нам. Они, конечно, чужаки, но одной с нами расы, и мы примем их.
– Их я также учёл, – ответил я. – Говоря о наших Одарённых, я имел в виду Одарённых из всего этого мира. Скоро они все соберутся в Лайонессе, чтобы стать в очередь за бессмертием. Слава богу, хоть конфликтов на расовой почве не предвидится.
Морган был искренне изумлён.
– Ты хочешь сказать, что среди Властелинов есть не только белые?
Меня от души позабавила его удивлённая физиономия.
– Разумеется! Среди Властелинов есть представители всех рас.
Морган внимательно всмотрелся в моё лицо, словно выискивая негроидные и монголоидные черты.
– Только не говори, что кое-кто из вас берёт себе в жёны чёрных красоток.
Я не смог сдержать улыбки.
– Все Дома, кроме Дома Израилева, давно отказались от экзогамии, однако межрасовые браки встречаются крайне редко. Хотя, замечу, никто их не запрещает и не осуждает – просто такова традиция, вернее, привычка. Большинство Домов возникло на моноэтнической основе, потому как Дар появляется единично, и в тех невероятных случаях, когда он не исчезает, а порождает цивилизацию Одарённых, его носителями являются представители одной нации или нескольких родственных. Так, в этом мире первый обладатель Дара, скорее всего, был жителем древней Британии, и если бы наши Одарённые знали всю свою родословную вплоть до первобытных времён, они бы отыскали общего предка.
– Стало быть, все мы родственники?
– Ага; этак в тысячном колене. И посему наш Дом будет преимущественно кельтским с незначительной примесью германской и иных кровей.
– Значит, – произнесла Дейрдра, – ты всё-таки решил осуществить свой второй план?
– Не совсем. Я решил основать Дом у Источника, но никуда уходить мы не станем. Я приму корону и сяду на трон.
– А как же наше обещание могущества и бессмертия?
– У меня появилась одна идея, – ответил я. (Действительно, ларчик открывался просто, и ключом к нему стало слово «чужаки», которое произнёс Морган, подразумевая Одарённых из Европы. Но я был уверен, что мой план не понравится ни Дейрдре, ни Моргану, ни, тем более, всем остальным). – Очень смутная идея, и мне нужно хорошенько обдумать её. А пока мы должны выгадать время.
– Сколько?
– Примерно год. Пускай люди привыкнут, что я их король, а потом видно будет. Уйти мы сможем в любой момент; за этим дело не станет.
– То есть, – сказал Морган. – Ты намерен объявить, что раздавать Причастие начнёшь лишь через год?
Я усмехнулся.
– Ну, не так категорически. Помягче. Я скажу, что для овладения Формирующими необходима тщательная подготовка, и раздам всем желающим книги, которые они должны изучить. Наши чародеи – народ образованный, знания ценят превыше всего и, без сомнения, поймаются на эту уловку. Никакой очереди не будет, вместо неё – строгий конкурсный отбор. Таким образом, мы сможем выгадать даже не год, а несколько лет.
Дейрдра с облегчением вздохнула.
– Я знала, Артур, что ты найдёшь выход.
Я повернулся к ней.
– Ты назвала меня Артуром? Так кто же я на самом деле?
– Трудный вопрос, – сказала она. – Я путаюсь с тех самых пор, как узнала, кто ты в действительности. В мыслях я давно называю тебя Артуром.
– Тем не менее, сила привычки велика, – заметил Морган. – Пройдёт много времени, прежде чем для людей, знавших тебя раньше, ты перестанешь быть Кевином Мак Шоном.
– А я не уверен, что этого хочу. Пусть Кевин останется моим вторым именем, чтобы не путать меня с моим великим предком. Артур Второй или Артур Кевин Пендрагон – каково?
– Да будет так! – торжественно провозгласил Морган. – Да, кстати, что конкретно ты заставишь изучать наших колдунов?
– Об этом ещё нужно подумать. По правде говоря, все наши Одарённые старше пятнадцати лет готовы овладеть Формирующими; здесь не так важны знания, как соответствующее мировосприятие. А вы всё-таки чародеи, хоть и не больно могучие. В Домах Экватора дети проходят обряд Причастия в возрасте пяти-шести лет, и лишь потом получают образование; но мы поступим иначе. Я составлю программу обучения, раздобуду необходимые учебники…
– Где?
– Где-нибудь да раздобуду. В крайнем случае напишу их сам или с братом и сёстрами. Мы на несколько дней уйдём в мир с быстрым течением времени, а вернёмся уже с готовыми книгами, причём отпечатанными отнюдь не на местной примитивной полиграфической базе. Это произведёт на наших чародеев должное впечатление, и они примутся штудировать их с большим энтузиазмом.
– Уж точно, – согласился Морган. – Когда Колин подарил мне книги из другого мира, я просто обалдел. Правда, язык там какой-то странный, и местами я не понимаю, о чём идёт речь.
– Мои книги будут удобочитаемы, – заверил его я. – Итак, одну проблему мы решили. Далее, как и когда мне предстать перед моими подданными?
– Мы над этим уже думали, – ответила Дейрдра. – Нашей знати известно, что расстояние для тебя не помеха, но что касается простого народа, то лучше не ошарашивать его твоим внезапным появлением. Я считаю, что ты должен прибыть в Авалон как обыкновенный человек.
– Леди Дейрдра права, – сказал Морган. – Давай представим всё так, будто ты возвращаешься из далёкого Царства Света; заодно и совершишь поездку по своей стране. Начнёшь с какой-нибудь окраины, где ещё не знают, что ты король…
– Например, из Лохланна, – предложил я. – В Каэр-Сейлгене никто не называет меня «ваше величество». Тамошним жителям я сказал, что возвращаюсь из дальних краёв. Они, конечно, удивились, но поверили мне.
– Что ж, решено, – подвёл итог Морган. – Ты поплывёшь вниз по реке из Лохланна в Авалон. Это великолепная идея.
Я взглянул на Дейрдру и увидел на её лице мечтательную улыбку.
– Кевин, – проговорила она. – Ты помнишь…
– Да, милая, – сказал я. – Отлично помню. Это было незабываемое путешествие. – И уже мысленно добавил:
– Наш медовый месяц.
Дейрдра услышала меня.
ГЛАВА 5
– Это до боли напоминает мне верховья Миссисипи, – задумчиво произнёс Брендон, сидевший рядом со мной на скамье у борта корабля; взгляд его был устремлён на проплывавший мимо берег. – Штат Миннесота, Земля Хиросимы.
Шёл третий день нашего путешествия вниз по реке Боанн к далёкому Авалону. Погода была мерзкая, небо заволокло тучами, дул холодный ветер с севера, но дождя, к счастью, не предвиделось.
Я отвлёк своё внимание от листка блокнота, куда записывал одни имена, а другие вычёркивал, и посмотрел на брата.
– Так это и есть аналог Миссисипи, – несколько удивлённо ответил я. – Только в этом мире такого слова никто не слышал, потому что здесь никогда не было индейцев.
– Правда? – вяло сказал Брендон. – А я и не знал.
– Дело в том, – принялся объяснять я, – что здесь аналог Берингова пролива очень широк, и азиатские племена не смогли преодолеть его. Так что Лайонесс до прихода европейцев оставался незаселённым.
Брендон хмыкнул.
– Ты не понял меня, Артур. Видишь ли, я с самого начала вбил себе в голову, что Лайонесс – это Британия, а Лохланн находится где-то в Шотландии. – Он снял со своей головы клетчатый берет с балабоном, скептически посмотрел на него, затем снова надел. – Сработал старый стереотип: Артур, король бриттов.
– А где твои уши были… – начал я, но потом сообразил, что когда я рассказывал Бренде и Пенелопе о географии Земли Артура, уши Брендона были на Земле Хиросимы, где он обзванивал знакомых психоаналитиков, перепоручая их заботам своих пациентов. – Но как же так? Разве тебе не известно, что большинство исследователей легенд раннего артуровского цикла давно пришли к выводу, что Лайонесс не что иное, как аналог североамериканского континента?
– Я никогда не интересовался этим вопросом, – ответил брат. – Может быть, потому что в своё время Бренда была помешана на преданиях о нашем прадеде. Мы с ней стараемся быть разными. – Он сделал паузу и с горечью добавил:
– Хотя ни черта у нас не получается.
За сравнительно короткое время, прошедшее с момента нашей встречи, я уже успел убедиться, что тесная эмоциональная связь между Брендоном и Брендой тяготит их обоих, но вместе с тем они были бы глубоко несчастны, если бы эти узы, соединявшие их с момента рождения, внезапно разорвались. Боюсь, что в таком случае они просто сошли бы с ума от внутреннего одиночества – того самого одиночества, которое является нормальным состоянием для всех людей, кроме таких уникумов, как мои близняшки. Я одновременно жалел их и завидовал им.
– Стало быть, – после недолгого молчания отозвался Брендон. – Лайонесс, это аналог Америки?
– Северной, – уточнил я. – А здешний аналог Южной Америки называется Атлантидой и заселён преимущественно выходцами из Греции и Италии, которые считают себя единым народом – атлантами, хотя говорят на двух языках – латинском и греческом.
– Так значит, они наши соплеменники по материнской линии?
– Вроде того.
– Лайонесс дружит с ними или воюет?
– И то, и другое. Лайонесс и Атлантида перманентно находятся в состоянии вооружённого перемирия. Полномасштабной войне чувствительно мешает отсутствие Панамского перешейка, так что оба континента разделены тысячей миль морского пространства. Другое дело, наши северные соседи – Готланд и Галлис…
– Вот-вот, – сказал Брендон. – Тут я снова попался. Я полагал, что Галлис и Готланд аналоги Франции и Скандинавии.
От неожиданности я закашлялся. Это уже было слишком.
– И тебя нисколько не удивило, что на севере Шотландия граничит со Скандинавией, а к востоку от Скандинавии находится Франция? Что с тобой, Брендон? Мы уже неделю как живём здесь, а ты ещё не сообразил, что в твоём представлении об этом мире что-то не так.
Брат вздохнул.
– Мне было не до того, Артур.
– Да ну! – язвительно произнёс я. – Чем же ты так занят? Спишь по двенадцать часов в сутки, а всё остальное время бездельничаешь…
– Как раз этим я и занят, – невозмутимо ответил Брендон. – Я полностью поглощён бездельем; если угодно, можешь назвать это отдыхом. Очень интенсивным отдыхом.
– Вернее, очень своеобразным.
Брендон безразлично пожал плечами.
– Как хочешь, так и называй. Ты старше меня, Артур, но ты не представляешь, каково это – прожить десять лет в постоянном напряжении. Наша мама… Нет-нет, я её очень люблю; но по-моему она слишком заботлива, чересчур заботлива. Она так заботилась о моём благе, что не давала мне ни минуты покоя. А моё благо она трактовала однозначно – ты понимаешь как. Теперь же я позволил себе расслабиться. Я ничего не делаю, ни о чём не думаю… – Он умолк.
– Наверное, это трудно, – сказал я, – целыми днями ни о чём не думать.
Щёки Брендона слегка порозовели.
– Ну, в общем-то я думаю, – немного смущённо произнёс он. – Но о вещах приятных и отвлечённых.
На этом наш разговор увял. Брат вновь принялся созерцать проплывающий мимо берег, а я вернулся к составлению списка, окончательный вариант которого должен был содержать около сотни имён. Пока что их было чуть больше дюжины, да и то относительно некоторых у меня имелись сомнения.
– Значит, – спустя несколько минут отозвался Брендон. – Галлис и Готланд не Франция и Скандинавия.
Я закрыл блокнот – все равно никакие умные мысли мне сейчас в голову не приходили – и сунул его в карман.
– Конечно, нет. Ведь это Западное полушарие. Лайонесс был открыт валлийцами незадолго до Рождества Христова, затем начал активно колонизироваться. Позже в этот процесс вовлеклись другие британские племена, а также кельты из Галлии, скандинавы и германцы всех мастей. Во времена короля Артура в Лайонессе насчитывалось свыше десятка государств, а два самых крупных из них – Готланд и собственно Лайонесс – вели непримиримую борьбу за сферы влияния. Враждовали между собой и сами кельты. Заслуга нашего прадеда состоит в том, что он объединил всех выходцев из Британии в единое государство, и это позволило Лайонессу сдержать экспансию германцев и норманнов на юг.
– А потом свои же кельты свергли его с престола, – меланхолично заметил Брендон. – И чуть не прикончили.
– Ну и слава богу, – сказал я. – И за то, что свергли, и за то, что не прикончили. Благодаря этому он попал в Экватор и основал Дом Света. В конце концов только из-за коварства Гилломана Лейнстера мы с тобой появились на свет. А что до Лайонесса, то он остался могущественным государством, разве что верховную власть в нём захватили скотты.
Брендон опять снял свой берет и посмотрел на него.
– Хорошо хоть, что юбки вышли из моды, – глубокомысленно изрёк он.
– В Лохланне и в соседних графствах кое-кто ещё носит их.
– Здесь говорят на гельском языке, и это выглядит естественно. В Авалоне же, насколько я понимаю, вся знать говорит по-валлийски, а щеголяет в шотландских нарядах. Забавно.
– Это не более забавно, чем шотландцы, говорящие по-английски, – возразил я. – Куда больше меня забавляет одержимость нашего прадеда, который навязал Царству Света свой родной язык. Знаешь, раньше мне это казалось само собой разумеющимся, но теперь моё второе «я» по имени Кевин Мак Шон поражается этому. Ведь скотты тоже хотели заставить весь Лайонесс говорить по-гельски, но их было слишком мало, и в конечном итоге они сами перешли на валлийский. А тут один человек, пусть и невероятно могучий, едва взойдя на престол, заявляет своим новым подданным: «А теперь извольте разговаривать так, как я». Дед Янус считает, что это было чистым ребячеством со стороны нашего прадеда.
Шёл третий день нашего путешествия вниз по реке Боанн к далёкому Авалону. Погода была мерзкая, небо заволокло тучами, дул холодный ветер с севера, но дождя, к счастью, не предвиделось.
Я отвлёк своё внимание от листка блокнота, куда записывал одни имена, а другие вычёркивал, и посмотрел на брата.
– Так это и есть аналог Миссисипи, – несколько удивлённо ответил я. – Только в этом мире такого слова никто не слышал, потому что здесь никогда не было индейцев.
– Правда? – вяло сказал Брендон. – А я и не знал.
– Дело в том, – принялся объяснять я, – что здесь аналог Берингова пролива очень широк, и азиатские племена не смогли преодолеть его. Так что Лайонесс до прихода европейцев оставался незаселённым.
Брендон хмыкнул.
– Ты не понял меня, Артур. Видишь ли, я с самого начала вбил себе в голову, что Лайонесс – это Британия, а Лохланн находится где-то в Шотландии. – Он снял со своей головы клетчатый берет с балабоном, скептически посмотрел на него, затем снова надел. – Сработал старый стереотип: Артур, король бриттов.
– А где твои уши были… – начал я, но потом сообразил, что когда я рассказывал Бренде и Пенелопе о географии Земли Артура, уши Брендона были на Земле Хиросимы, где он обзванивал знакомых психоаналитиков, перепоручая их заботам своих пациентов. – Но как же так? Разве тебе не известно, что большинство исследователей легенд раннего артуровского цикла давно пришли к выводу, что Лайонесс не что иное, как аналог североамериканского континента?
– Я никогда не интересовался этим вопросом, – ответил брат. – Может быть, потому что в своё время Бренда была помешана на преданиях о нашем прадеде. Мы с ней стараемся быть разными. – Он сделал паузу и с горечью добавил:
– Хотя ни черта у нас не получается.
За сравнительно короткое время, прошедшее с момента нашей встречи, я уже успел убедиться, что тесная эмоциональная связь между Брендоном и Брендой тяготит их обоих, но вместе с тем они были бы глубоко несчастны, если бы эти узы, соединявшие их с момента рождения, внезапно разорвались. Боюсь, что в таком случае они просто сошли бы с ума от внутреннего одиночества – того самого одиночества, которое является нормальным состоянием для всех людей, кроме таких уникумов, как мои близняшки. Я одновременно жалел их и завидовал им.
– Стало быть, – после недолгого молчания отозвался Брендон. – Лайонесс, это аналог Америки?
– Северной, – уточнил я. – А здешний аналог Южной Америки называется Атлантидой и заселён преимущественно выходцами из Греции и Италии, которые считают себя единым народом – атлантами, хотя говорят на двух языках – латинском и греческом.
– Так значит, они наши соплеменники по материнской линии?
– Вроде того.
– Лайонесс дружит с ними или воюет?
– И то, и другое. Лайонесс и Атлантида перманентно находятся в состоянии вооружённого перемирия. Полномасштабной войне чувствительно мешает отсутствие Панамского перешейка, так что оба континента разделены тысячей миль морского пространства. Другое дело, наши северные соседи – Готланд и Галлис…
– Вот-вот, – сказал Брендон. – Тут я снова попался. Я полагал, что Галлис и Готланд аналоги Франции и Скандинавии.
От неожиданности я закашлялся. Это уже было слишком.
– И тебя нисколько не удивило, что на севере Шотландия граничит со Скандинавией, а к востоку от Скандинавии находится Франция? Что с тобой, Брендон? Мы уже неделю как живём здесь, а ты ещё не сообразил, что в твоём представлении об этом мире что-то не так.
Брат вздохнул.
– Мне было не до того, Артур.
– Да ну! – язвительно произнёс я. – Чем же ты так занят? Спишь по двенадцать часов в сутки, а всё остальное время бездельничаешь…
– Как раз этим я и занят, – невозмутимо ответил Брендон. – Я полностью поглощён бездельем; если угодно, можешь назвать это отдыхом. Очень интенсивным отдыхом.
– Вернее, очень своеобразным.
Брендон безразлично пожал плечами.
– Как хочешь, так и называй. Ты старше меня, Артур, но ты не представляешь, каково это – прожить десять лет в постоянном напряжении. Наша мама… Нет-нет, я её очень люблю; но по-моему она слишком заботлива, чересчур заботлива. Она так заботилась о моём благе, что не давала мне ни минуты покоя. А моё благо она трактовала однозначно – ты понимаешь как. Теперь же я позволил себе расслабиться. Я ничего не делаю, ни о чём не думаю… – Он умолк.
– Наверное, это трудно, – сказал я, – целыми днями ни о чём не думать.
Щёки Брендона слегка порозовели.
– Ну, в общем-то я думаю, – немного смущённо произнёс он. – Но о вещах приятных и отвлечённых.
На этом наш разговор увял. Брат вновь принялся созерцать проплывающий мимо берег, а я вернулся к составлению списка, окончательный вариант которого должен был содержать около сотни имён. Пока что их было чуть больше дюжины, да и то относительно некоторых у меня имелись сомнения.
– Значит, – спустя несколько минут отозвался Брендон. – Галлис и Готланд не Франция и Скандинавия.
Я закрыл блокнот – все равно никакие умные мысли мне сейчас в голову не приходили – и сунул его в карман.
– Конечно, нет. Ведь это Западное полушарие. Лайонесс был открыт валлийцами незадолго до Рождества Христова, затем начал активно колонизироваться. Позже в этот процесс вовлеклись другие британские племена, а также кельты из Галлии, скандинавы и германцы всех мастей. Во времена короля Артура в Лайонессе насчитывалось свыше десятка государств, а два самых крупных из них – Готланд и собственно Лайонесс – вели непримиримую борьбу за сферы влияния. Враждовали между собой и сами кельты. Заслуга нашего прадеда состоит в том, что он объединил всех выходцев из Британии в единое государство, и это позволило Лайонессу сдержать экспансию германцев и норманнов на юг.
– А потом свои же кельты свергли его с престола, – меланхолично заметил Брендон. – И чуть не прикончили.
– Ну и слава богу, – сказал я. – И за то, что свергли, и за то, что не прикончили. Благодаря этому он попал в Экватор и основал Дом Света. В конце концов только из-за коварства Гилломана Лейнстера мы с тобой появились на свет. А что до Лайонесса, то он остался могущественным государством, разве что верховную власть в нём захватили скотты.
Брендон опять снял свой берет и посмотрел на него.
– Хорошо хоть, что юбки вышли из моды, – глубокомысленно изрёк он.
– В Лохланне и в соседних графствах кое-кто ещё носит их.
– Здесь говорят на гельском языке, и это выглядит естественно. В Авалоне же, насколько я понимаю, вся знать говорит по-валлийски, а щеголяет в шотландских нарядах. Забавно.
– Это не более забавно, чем шотландцы, говорящие по-английски, – возразил я. – Куда больше меня забавляет одержимость нашего прадеда, который навязал Царству Света свой родной язык. Знаешь, раньше мне это казалось само собой разумеющимся, но теперь моё второе «я» по имени Кевин Мак Шон поражается этому. Ведь скотты тоже хотели заставить весь Лайонесс говорить по-гельски, но их было слишком мало, и в конечном итоге они сами перешли на валлийский. А тут один человек, пусть и невероятно могучий, едва взойдя на престол, заявляет своим новым подданным: «А теперь извольте разговаривать так, как я». Дед Янус считает, что это было чистым ребячеством со стороны нашего прадеда.