человеческий крик. Рэндом одним ударом отсек голову второму, и, к своему
удивлению, я увидел, как Дейдра подняла третьего волка в воздух и переломила
его позвоночник о свое колено, как будто это была сухая спичка.
-- Быстро -- проткни их своей шпагой! -- вскричал Рэндом, и я воткнул
серебряное лезвие сначала в его оборотня, потом в ее, и раздались еще два
человеческих вопля.
-- Лучше нам убраться отсюда поскорее, -- сказал Рэндом. -- Сюда!
Мы последовали за ним.
-- Куда это мы идем? -- спросила Дейдра через час после того, как мы
упорно начали продираться сквозь кустарник.
-- К морю, -- ответил он.
-- Зачем?
-- Оно хранит память Корвина.
-- Где? Как?
-- Конечно, в Рэмбе.
-- Они тебя сначала там убьют, а потом скормят твои куриные мозги
рыбам.
-- Я и не собираюсь идти с вами до конца. На берегу я с вами
расстанусь, а ты переговоришь с сестрой своей сестры.
-- Ты хочешь, чтобы он вновь прошел Лабиринт?
-- Да.
-- Это рискованно.
-- Знаю... Послушай, Корвин, -- обратился он ко мне, -- все то время,
что мы были вместе, ты вел себя честно. Поэтому я должен предупредить, что
если по какой-то случайности ты на самом деле не Корвин -- ты погиб. Но,
по-моему, ты не можешь быть никем другим. Судя по тому, как ты себя вел,
даже ничего не помня, ты именно он. Рискни и попробуй пройти то, что мы
называем Лабиринтом. Все шансы за то, что это восстановит твою память. Ну,
рискнешь?
-- Может быть, -- ответил я. -- Но что за Лабиринт?
-- Рэмба -- призрачный город. Это отражение Эмбера под водой, в море.
Все, что есть в Эмбере, отражается в Рэмбе, как в зеркале. Подданные
Льювиллы живут там, как в Эмбере. Меня они ненавидят за некоторые из моих
прошлых проделок, поэтому я не осмелюсь спуститься туда вместе с тобой, но
если ты поговоришь с ними откровенно и намекнешь на свою миссию, я думаю,
они позволят тебе пройти Лабиринт Рэмбы, который хоть и является зеркальным
отражением того, что находится в Эмбере, окажет на тебя то же действие. То
есть, он даст сыну своего отца -- власть путешествовать в Отражениях.
-- Как это может мне помочь?
-- Это поможет тебе узнать, кто ты на самом деле.
-- Тогда я рискну.
-- Хорошо. В этом случае нам надо продолжать идти на юг. Чтобы дойти до
лестницы, понадобится несколько дней... Ты пойдешь с ним, Дейдра?
-- Я пойду с братом Корвином.
И я был рад, что она так ответила. Мы шли всю ночь, а наутро заснули в
пещере.


    5




Мы шли две ночи к серо-розовым пескам величественного моря. Мы подошли
к берегу на третье утро нашего пути, удачно улизнув от небольшого отряда
накануне вечером. Но мы боялись выйти на открытый берег, пока точно не
дойдем до нужного места -- Файела-бионин. Лестницы в Рэмбу, чтобы быстро
пересечь берег прямо к ней.
Поднимающееся солнце бросало миллиарды искр на пенящиеся волны, и наши
глаза были ослеплены их танцем, за которым не было видно поверхности. В
течение двух дней мы питались одними фруктами, запивая их водой, и я был
относительно голоден, но позабыл обо всем, глядя на мощный возвышающийся
берег с его неожиданными поворотами, усыпанный кораллами, с оранжевым,
розовым и красным песком, вкраплениями ракушек, случайных деревянных
обломков и небольших отполированных водой камней. А за берегом было море:
оно подымалось и падало, мягко плеща, голубое и пурпурное, и легкий бриз пел
свою песню, как благословление, под фиолетовым небом.
Гора Колвир, стоящая лицом к заре, держащая Эмбер, как мать держит на
руках свое дитя, находилась милях в двадцати слева от нас к северу, и солнце
покрывало ее золотом, опустив вуаль из радуги на сам город. Рэндом посмотрел
в том направлении и скрипнул зубами, потом отвернулся. Не помню, по-моему, я
сделал то же самое.
Дейдра тронула меня за руку, кивнула головой и начала идти к северу,
параллельно берегу. Мы с Рэндомом пошли за ней следом. Очевидно, она увидела
какую-то отметку, что цель близка.
Мы прошли около четверти мили, когда нам показалось, что земля чуть
дрожит под нашими ногами.
-- Это стук копыт, -- прохрипел Рэндом.
-- Смотрите! -- вскрикнула Дейдра. Голова ее была запрокинута, и она
указала вверх.
Над нами парил орел.
-- Долго еще идти? -- спросил я.
-- К этому каменному столбу, -- ответила она, и в ста футах впереди я
увидел каменный столб, футов восьми в высоту, сложенный из серых больших
камней, отполированных временем, ветром, песком и водой, стоящих в форме
треугольной пирамиды.
Стук копыт слышался все отчетливее, и тут же прозвучал сигнал рожка,
хотя и не такой, как у Джулиана.
-- Бежим! -- крикнул Рэндом, и мы побежали.
Не пробежали мы и 25 шагов, как орел снизился. Он попытался напасть на
Рэндома, но тот быстро выхватил шпагу. Тогда орел кинулся к Дейдре. Я
выхватил шпагу и попытался поразить его. Полетели перья. Орел взвился и
снова спикировал на нас, и на сей раз моя шпага наткнулась на что-то твердое
-- мне показалось, что птица упала, но я не был в этом уверен и не хотел
оглядываться назад, чтобы убедиться. Мерный стук копыт звучал уже достаточно
громко, а звуки рожка раздавались за нашими спинами. Мы добежали до каменной
пирамиды и Дейдра свернула направо, к морю.
Я не собираюсь возражать человеку, который, по-видимому, хорошо знал,
что делать. Я последовал за ней, не задумываясь, и краешком глаза увидел за
собой всадников.
Они все еще были довольно далеко, но неслись по берегу во весь опор.
Собаки лаяли, рожки трубили, а мы с Рэндомом неслись как угорелые и скоро
очутились в волнах прибоя, вслед за нашей сестрой. Мы уже были в воде по
пояс, когда Рэндом сказал:
-- Если я останусь здесь, то умру, но если я пойду с вами, то тоже
умру.
-- Первое неизбежно, -- ответил я, -- что же касается второго, то там
видно будет. Пошли!
Мы двинулись вперед и шли по какого-то рода каменистой поверхности,
которая постепенно спускалась в море. Я не понимал, как мы будем дышать,
когда вода накроет нас с головой. Но Дейдра, казалось, не волновалась, и
поэтому я промолчал.
Но все же я боялся.
Когда вода поднялась нам до шеи и стала захлестывать, я стал бояться
еще больше. Дейдра продолжала идти все так же вперед, спускаясь вниз, и я
следовал за ней. За нами шел Рэндом.
Через каждые несколько футов поверхность опускалась все ниже и ниже. Я
внезапно понял, что мы опускаемся по огромной лестнице, название которой
было Файела-бионин. Еще один шаг, и вода скроет меня с головой, но Дейдры
уже не было видно, волны полностью ее покрыли.
Так что я набрал полную грудь воздуха и шагнул вслед за ней.
Вниз вели ступени, и я шел по ним. Меня немного удивило, почему тело
мое не уходит вверх, а продолжает оставаться прямым, а сам я спокойно
продолжал спускаться по лестнице, как будто она была на земле, хотя мои
движения и были несколько замедленны. Я стал думать над тем, что я буду
делать, когда в моей груди кончится воздух.
Над головой Рэндома и Дейдры булькали пузырьки воздуха. Я попытался
понаблюдать за тем, что они делают, но у меня ничего не вышло. Грудь и у той
и у другого, казалось, вздымалась самым естественным образом. Когда мы
спустились на десять футов ниже уровня моря, Рэндом, шедший от меня слева,
обратился ко мне, и я услышал его голос. Он производил такой эффект, как
будто ухо мое было прижато к раковине в ванной, и каждое слово ударяло меня
прямо в бок. Слышно было, однако, достаточно хорошо.
-- Я думаю, что если даже им удастся заставить лошадей спуститься сюда,
то с собаками этот номер не пройдет, -- сказал он.
-- Как тебе удается дышать? -- попытался сказать я, и отчетливо услышал
свой собственный голос.
-- Расслабься, -- быстро ответил он. -- Если ты задержал дыхание, то
выпусти воздух и ни о чем не беспокойся. Ты сможешь дышать совершенно
спокойно, если только не сойдешь с лестницы.
-- Как это может быть?
-- Если мы доберемся, то узнаешь, -- ответил он, и голос как бы
зазвенел в холодной, зеленой, окружающей нас воде.
К этому времени мы спустились уже на 20 футов, и я выдохнул из груди
немного воздуха и попытался чуть вдохнуть. Ничего особенно страшного не
произошло, так что я начал дышать. Над моей головой тоже показались
пузырьки, но никаких неприятных ощущений я при этом не испытывал. Не было у
меня и чувства возрастающего давления, а лестницу, по которой мы шли, я
видел как сквозь зеленоватый призрачный туман. Она вела вниз, вниз, вниз.
Прямо. Никуда не сворачивая. И впереди нас брезжил какой-то непонятный свет.
-- Если мы успеем пройти сквозь арку -- мы спасены, -- сказала моя
сестра.
-- Вы спасены, -- поправил ее Рэндом, и я задумался, что он такое
натворил, чтобы бояться Рэмбы как черт ладана.
-- Если они скачут на конях, которые раньше сюда не спускались, --
продолжал Рэндом, -- им придется спешиться и идти пешком. Тогда мы успеем.
-- А может, они вообще бросили преследование, -- ответила Дейдра.
Мы торопливо пошли вперед.
Мы уже спустились под воду футов на 50, вокруг нас стало темно и
холодно, но свет впереди нас и снизу усилился, и еще через десять шагов я
увидел его источник.
Справа от меня поднималась колонна. На ее вершине находился какой-то
сверкающий шар. Пятнадцатью ступеньками ниже такая же колонна стояла слева.
За ней опять находилась одна справа и так далее.
Когда мы пошли между колонн, вода стала теплее, а лестницу можно было
разглядеть яснее: она была белой, с розовыми и зелеными прожилками, и камень
ее напоминал мрамор, хотя она не была скользкой из-за присутствия воды. Она
была, вероятно, футов пятьдесят в ширину, и по обоим ее сторонам тянулся
широкий паребрик из того же камня. Мимо нас проплывали рыбы. Когда я
оглянулся назад, то погони не заметил.
Стало светлее. Мы вошли в более ярко освещенное пространство, и на сей
раз свет исходил не из шара на колонне. Вернее, раньше мой мозг пытался
придумать рациональное об'яснение происходящему, поэтому я решил. что
наверху колонны был шар. На самом деле это было нечто похожее на пламя,
танцующее на самой вершине колонны, фута два в высоту, как гигантский факел.
Я решил спросить, что это такое после и сэкономить -- да простят мне это
выражение -- дыхание, так как спускались мы очень быстро. После того, как мы
вошли в эту аллею света и прошли уже шесть колонн, Рэндом сказал:
-- За нами гонятся.
Я оглянулся и увидел далекие спускающиеся фигуры, четырех из них верхом
на лошадях. Это очень странное чувство, когда смеешься под водой и слышишь
себя.
-- Пусть, -- дотронулся я до рукояти шпаги. -- После того, что мы
испытали, я чувствую в себе достаточно силы!
Однако мы еще более ускорили шаги, а вода и слева, и справа от нас
стала темной как чернила. Только лестница была освещена, с такой сумасшедшей
скоростью мы бежали вниз, и в отдалении я увидел нечто, напоминающее
огромную арку. Дейдра перепрыгивала сразу через две ступеньки, и все вокруг
нас начало дрожать от стука копыт, раздающегося сзади. Целая группа воинов,
заполняющая лестницу от паребрика до паребрика, была еще далеко от нас, но
четверо всадников значительно приблизились. Мы бежали за Дейдрой изо всех
сил, но руку свою я так и не убрал с рукояти шпаги.
Три, четыре, пять. Мы пробежали пять колонн, прежде чем я снова
оглянулся и увидел всадников в футах пятидесяти от нас. Тех, кто шел пешком,
практически не было видно. Грандиозная арка вздымалась впереди, футах в
двухстах. Огромная, сверкающая как алебастр, с вырезанными на ней тритонами,
нимфами, русалками и дельфинами. И по другую ее сторону, казалось, стояли
люди. Рэндом сказал:
-- Должно быть, им интересно, зачем мы сюда явились.
-- Этот интерес останется чисто академическим, если мы не успеем, --
ответил я, вновь оборачиваясь и видя всадников, приблизившихся еще футов на
десять.
Тогда я вытащил из ножен шпагу, и лезвие ее сверкнуло в отблеске света
колонн. Рэндом последовал моему примеру. Еще шагов через двадцать вибрация
зеленой воды от стука копыт стала такой сильной, что мы повернулись к арке
спиной, чтобы нас просто не задавили. Они приблизились к нам уже вплотную.
Арка находилась всего в ста футах позади нас, но она с таким же успехом
могла быть и за сто миль, если только нам не удастся справиться с этими
четырьмя всадниками.
Я пригнулся, когда наездник, несшийся на меня, взмахнул саблей. Справа
от него, чуть сзади, находился второй воин, поэтому я двинулся влево,
поближе к паребрику. Таким образом, при нападении ему мешало свое
собственное тело, ведь саблю он держал в правой руке. Когда он ударил, я
отпарировал и мгновенно сам сделал выпад. Нападая, он далеко отклонился в
седле, так что острие моей шпаги как раз вонзилось ему в горло справа.
Сильный поток крови, как алый туман, поднялся, заколебался в
зеленоватом свете. Сумасшедшая мысль мелькнула у меня в голове: хорошо бы
Ван Гог был бы здесь и видел это.
Лошадь пронеслась мимо, и я набросился на второго всадника. Он
повернулся, чтобы отпарировать удар, и это ему удалось. Но та скорость, с
которой он скакал, и сила моего удара выбили его из седла. Когда он падал, я
ударил его ногой, и он поднялся вверх. Я вновь сделал выпад, пока он висел
над моей головой, и он снова отпарировал. Я услышал дикий крик, когда его
раздавило водой. Затем он замолк.
Тогда я посмотрел на Рэндома, который убил и лошадь, и человека, и
сейчас дрался с оставшимся воином на ступеньках лестницы. Я не успел
подойти, как все было кончено, он убил его и теперь смеялся. Кровь
взвивалась над трупами, и я внезапно вспомнил, что на самом деле ЗНАЛ
сумасшедшего , печального Ван Гога, и что действительно очень обидно, что он
не мог нарисовать всего этого.
Пешие солдаты находились всего в ста футах от нас, и мы быстро
повернулись и поспешили к арке. Дейдра уже прошла сквозь нее. Мы побежали и
успели. Рядом с нами засверкало множество шпаг, и воины не выдержали и
повернули обратно. Затем мы сунули шпаги в ножны и Рэндом произнес:
-- Теперь мне крышка.
И мы подошли к группе людей, которые вышли, чтобы защитить нас.
Рэндому тут же было приказано сдаться в плен и отдать шпагу, что он и
сделал, пожав плечами. Затем два человека встали по бокам от него, а третий
-- сзади, и мы продолжали наш спуск по лестнице.
Со всем этим количеством воды, которая повсюду меня окружала, я потерял
всякое чувство времени и не могу сказать, шли ли мы пятнадцать минут или
полчаса, пока не добрались до места нашего назначения. Золотые ворота Рэмбы
высились перед нами. Мы прошли сквозь них и вошли в город.
Все было видно как в зеленом тумане. Нас окружали здания хрупкие и в
большинстве своем высокие, расположенные каким-то определенным образом,
группами и таких цветов, что мой мозг, ищущий старых воспоминаний и
ассоциаций, принялся раскалываться на части. Я ничего не вспомнил, и у меня
в который раз разболелась голова от путаных обрывков того, что я когда-то
так хорошо знал. Ведь когдато я ходил по этим улицам, или похожим, это я
помнил.
Рэндом не произнес ни слова, а Дейдра лишь спросила, где Льювилла, и
получила ответ, что она в Рэмбе.
Я принялся рассматривать наш эскорт. Это были мужчины с зелеными,
красными и черными волосами, и у всех были зеленые глаза, кроме одного с
фиолетовыми. Все они были одеты в брюки и плащи из водорослей, с кольчугой
на груди и короткими шпагами, торчащими из-за поясов из ракушек. Бород и
усов не было. Никто ко мне не обратился с речью, ни с вопросом, хотя я ловил
на себе их взгляды, иногда косые. Но шпагу у меня не отобрали.
В городе нас провели по широкой улице, освещенной тем же пламенем
колонн, стоящих куда ближе друг к другу, чем на лестнице, а люди глазели на
нас из-зс пятиугольных окон здания, и мимо нас проплывали пучеглазые рыбы.
Когда мы завернули за угол, холодное течение обвеяло нас как бриз, а еще
через несколько шагов появилось теплое течение -- как ласковый ветерок.
Нас провели во дворец в цетре города, и я знал этот дворец, как моя
рука -- перчатку, заткнутую за пояс. Это была точная копия -- зеркально
отраженная -- дворца в Эмбере, только затуманенная зеленым и немного
непонятная из-за большого количества зеркал, странным образом вставленных в
стены боком.
В стеклянной комнате на троне сидела женщина, которую я почти вспомнил,
и волосы ее были зелеными, хоть и с серебряной ниткой в них, а глаза ее были
круглы, как луны из нефрита, а брови ее разлетались, как крылья чаек. У нее
был маленький ротик и маленький подбородок, но высокие скулы и очень свежие
округлые щеки. Обруч белого золота был надвинут на ее лоб до бровей, и
алмазное ожерелье обвивало шею. С него свисал большой сапфир, покоящийся как
раз между ее прелестных обнаженных грудей, соски которых тоже были
бледнозелеными. На ней были небольшие штанишки из морских водорослей,
схваченные голубым с серебряным поясом, в правой руке она держала скипетр из
розового коралла. Когда она заговорила, то не улыбнулась.
-- Что ищете вы здесь, об'явленные в Эмбере вне закона? -- спросила она
плывущим голосом, мягким, чуть шипящим.
Дейдра сказала ей в ответ:
-- Мы бежим от гнева принца, который сидит в настоящем городе -- Эрика!
Если говорить откровенно, мы хотим, чтобы он пал. Если он любим здесь, мы
погибли, и мы отдали себя в руки наших врагов. Но я чувствую, что этого не
может быть. Так что мы пришли просить помощи, милая Мойра...
-- Я не дам войск для нападения на Эмбер. Вы ведь знаете, что весь этот
хаос будет отражен и в моем королевстве.
-- Но мы пришли просить у тебя совсем не это, дорогая Мойра, --
продолжала Дейдра. -- Но нам нужно совсем немногое, и это не доставит хлопот
ни тебе, ни твоим подданым.
-- Так скажи, зачем вы пришли! Потому что, как ты знаешь, Эрик нелюбим
здесь почти так же, как это создание, которое сейчас стоит по твою левую
руку, -- тут она указала на моего брата, который гордо стоял, вызывающе
подняв голову, с иронической улыбкой, оттягивающей уголки его губ.
Если ему предстояло заплатить -- какой бы ни была цена за то, что он
здесь натворил, -- он собирался сделать это как настоящий принц Эмбера, как
много веков тому назад заплатили три моих брата, неожиданно вспомнил я. Он
умрет, издеваясь над ними, смеясь во все горло, даже если изо рта у него
будет хлестать кровь, а тело быдет подвержено пыткам, и, умирая, он
провозгласит неотменимое проклятье, которое обязательно исполнится. У меня
тоже была эта власть, внезапно вспомнил я, и, может быть, при определенных
обстоятельствах мне придется ею воспользоваться.
-- То, что я прошу, -- сказала Дейдра, -- нужно моему брату Корвину,
который также брат принцессы Льювиллы, живущей здесь вместе с тобой.
Насколько я помню, он никогда не давал вам повода для обид...
-- Это верно. Но почему он не может попросить сам за себя?
-- Это относится к нашей просьбе, госпожа. Он не может попросить за
себя, потому что не знает, о чем просить. У него почти не осталось памяти в
результате катастрофы, которую он претерпел в одном из Отражений. Мы пришли
сюда именно для того, чтобы восстановить его память, чтобы он мог вспомнить
все то, что происходило с ним в прошлом, чтобы он мог противостоять Эрику в
Эмбере.
-- Продолжай, -- сказала женщина на троне, бросив на меня взгляд из-под
своих густых ресниц.
-- В одном из уголков твоего дворца есть комната, куда заходят
немногие. В этой комнате на полу, чуть заметными линиями, нанесен узор того,
что мы зовем Лабиринтом. Только сын или дочь покойного короля Эмбера могут
пройти этот Лабиринт и остаться в живых. И тому, кто сделал это, дается
власть над Отражениями.
Тут Мойра несколько раз моргнула, и я тут же подумал о том, сколько
своих подданных она отправила в эту комнату, чтобы приобрести большую власть
над Рэмбой.
-- Если Корвин пройдет Лабиринт, -- продолжала Дейдра, -- то, как мы
считаем, он обретет память самого себя как принца Эмбера. Он не может
отправиться в Эмбер, чтобы сделать это, и здесь -- единственное место, где
находится такой же Лабиринт, если не считать, конечно, Тир-на Ног'х, куда
идти, как ты сама понимаешь, невозможно.
Мойра посмотрела на мою сестру, потом на Рэндома, потом перевела взгляд
на меня.
-- А как посмотрит на это Корвин? -- спросила она. Я поклонился.
-- Положительно, госпожа моя, -- сказал я.
И тогда она улыбнулась.
-- Ну что ж, в таком случае даю тебе свое разрешение. Однако, за
пределами моего государства я не могу гарантировать вам никакой
безопасности.
-- Ну что вы, ваше величество, -- ответила Дейдра. -- Мы не ожидаем
иной помощи, кроме той, о которой просили, а там мы уж сами о себе
позаботимся.
-- Кроме Рэндома, -- ответила она, -- о котором позабочусь я.
-- Что ты хочешь этим сказать? -- спросила Дейдра, так как Рэндом при
подобных обстоятельствах, конечно, не мог говорить сам за себя.
-- Ты ведь, конечно, помнишь, -- ответила она, -- как однажды принц
Рэндом явился ко мне в гости как друг, а затем поторопился удалиться, но
вместе с моей дочерью Морганатой.
-- Я слышала, как об этом говорили, леди Мойра, но я не уверена в
справедливости или правдивости этих слухов.
-- Это правда, -- ответила Мойра, -- и через месяц дочь моя вернулась
ко мне. Она покончила с собой через несколько месяцев после рождения сына
Мартина. Что можешь ты сказать на это, принц Рэндом?
-- Ничего, -- ответил Рэндом.
-- Когда Мартин стал совершеннолетним, -- продолжала Мойра, -- он решил
пройти Лабиринт, ведь он был той же крови, что и принц Эмбера. Он --
единственный из всех, кому это удалось. Но с тех пор он скрылся в одном из
Отражений, и я не видела его с тех пор. Что ты скажешь на это, принц Рэндом?
-- Ничего, -- повторил Рэндом.
-- А, следовательно, я должна подвергнуть тебя наказанию. Ты женишься
на женщине по моему выбору и останешься с ней здесь ровно на год, а в
противном случае готовься расстаться с жизнью, что ты скажешь на это, принц
Рэндом?
На это принц Рэндом ничего не ответил, только коротко кивнул головой.
Мойра ударила скипетром по ручке своего бирюзового трона и сказала:
-- Очень хорошо. Да будет так.
Так оно и было.
Затем мы отправились в отведенные нам покои, чтобы освежиться с дороги.
Довольно быстро она появилась на пороге моей комнаты.
-- Садись, Мойра, -- сказал я.
-- Лорд Корвин из Эмбера, -- сказала она мне, -- я часто мечтала
увидеть тебя.
-- А я тебя, -- солгал я.
-- Твои подвиги -- легенда.
-- Спасибо, конечно, но я все равно ничего не помню.
-- Могу я войти к тебе?
-- Конечно, -- и я сделал шаг в сторону.
Она вошла в великолепно обставленную комнату, которую сама же для меня
и выбрала.
-- Когда бы ты хотел пройти свой Лабиринт?
-- Чем скорее, тем лучше.
Она наклонила голову, обдумывая мои слова, потом спросила:
-- В каком ты был Отражении?
-- Очень далеко отсюда, -- ответил я, -- в месте, которое я научился
любить.
-- Как странно, что Лорд Эмбера сохранил такие чувства.
-- Какие чувства?
-- Любви, -- ответила она.
-- Может быть, я избрал неверное слово.
-- Сомневаюсь, потому что баллады Корвина всегда затрагивают живые
струны в душе.
-- Госпожа добра ко мне.
-- И права, -- добавила она.
-- Когда-нибудь я сочиню балладу в твою честь.
-- А что ты делал, пока жил в Отражении?
-- Насколько я помню, мадам, я был солдатом. Дрался за того, кто мне
платил. Кроме того, я сочинял слова и музыку многих популярных песен.
-- И то и другое кажется мне вполне естественным.
-- Прошу тебя, скажи мне, что будет с моим братом Рэндомом?
-- Он женится на моей подданной, девушке по имени Виаль. Она слепа и не
имеет поклонников среди наших.
-- И ты уверена, что это будет для нее хорошо?
-- Таким образом она завоюет себе довольно видное положение, --
ответила Мойра, -- насмотря на то, что через год он уйдет и больше не
вернется. Потому, что бы о нем ни говорили, он все-таки -- принц Эмбера.
-- Что если она полюбит его?
-- Неужели такая вещь, как любовь, существует на самом деле?
-- Я, например, люблю его как брата.
-- В таком случае, впервые в жизни сын Эмбера произнес такие слова, и я
отношу их за счет твоего политического темперамента.
-- Что бы ни было, -- сказал я, -- тем не менее надо быть твердо
уверенным, что для девушки это лучший выход из положения.
-- Я все это обдумала и убеждена в правильности своего решения. Она
оправится от удара, какой бы силы он ни был, а после его ухода она будет
одной из первых дам моего двора.
-- Пусть будет по сему, -- ответил я, отворачиваясь, потому что
неожиданно меня переполнило чувство тоски и печали -- за девушку, конечно.
-- Ты, Лорд Корвин, единственный принц Эмбера, которому я могла бы
оказать поддержку, -- сказала она мне, -- да может быть еще и Бенедикту. О
нем ничего не известно уже 22 года, и один Лир знает, где могут лежать его
кости. Жаль.
-- Я этого не знал. У меня в голове все перепуталось. Пожалуйста, не
обращай внимания. Мне будет недоставать Бенедикта, и не дай бог, если он
действительно мертв. Он был моим военным наставником и научил владеть всеми
видами оружия. Но он был ласков.
-- Так же, как и ты, Корвин, -- ответила она, беря меня за руку и
притягивая к себе.
-- Ну, нет, не так, -- ответил я и сел на кровать рядом с ней.
Затем она заметила:
-- У нас еще много времени, до тех пор, пока подадут обед.
Затем она прильнула ко мне мягким ласковым плечом.
-- А когда подадут есть? -- спросил я.
-- Когда я прикажу, -- ответила она и посмотрела мне прямо в глаза.
Так что мне ничего не оставалось делать, как притянуть ее к себе,
нащупывая застежку пояса, покрывающего ее мягкий живот. Под поясом было еще
мягче, а волосы ее были зелеными.
На этой кровати я подарил ей свою балладу, и губы ее ответили мне без