- А ты мне веришь?
- Проклятье, Корвин! Как я могу тебе верить или не верить? Мы так
давно не виделись, и вдруг ты... - он запнулся и, прищурившись, посмотрел
мне в глаза. - Тут что-то не так. Почему ты отдал предпочтение мне? Ведь у
тебя была полная колода.
- Ты шутишь?
- Я требую ответа на свой вопрос.
- Хорошо. Ты - единственный, кому я доверяю.
- И это все.
- Нет. Бенедикт не хочет, чтобы в Эмбере о нем знали. Мне доподлинно
известно, что только вы с Джулианом были в курсе его дел. Я не люблю
Джулиана и не верю ему. С тебя довольно?
- Почему ты решил, что мы с Джулианом знаем о Бенедикте?
- Потому что вы жили в его доме после того, как Черная Дорога изрядно
вас потрепала. Я слышал об этом от Дары.
- Да кто такая эта Дара, в конце концов?
- Осиротевшая дочь старого слуги Бенедикта, которую он взял на
воспитание. Она гостила у него одновременно с вами.
- И ты послал ей браслет. Ты также говорил о ней, когда вызвал меня к
Бенедикту.
- Да, конечно. А в чем, собственно, дело?
- Ни в чем. Я ее не помню. Скажи, почему ты так внезапно уехал?
Согласись, Бенедикт имел право думать, что ты виновен.
- Я и был виновен... Но не в убийстве. Как ты считаешь, зачем я
приехал в Авалон? Ведь ты видел в фургоне коробки. Я действительно не
хотел встречаться с Бенедиктом, который наверняка поинтересовался бы, что
это такое. Черт побери! Если б я счел нужным бежать, то не потащил бы за
собой груженый фургон!
- Что было в коробках?
- Прекрати. Я не хотел говорить этого Бенедикту, не скажу и тебе.
Пусть наведет справки и выяснит, если ему больше нечего делать. Но от меня
он не услышит ни слова. Впрочем, теперь это не имеет значения. Главное,
что я достал в Авалоне одну вещь, не представляющую там особой ценности,
но необходимую мне для дела. Ты удовлетворен ответом?
- Да. По крайней мере в нем есть смысл.
- Тогда ответь мне на мой вопрос: ты считаешь, что я их убил?
- Нет. Я тебе верю.
- А Бенедикт?
- Он не нападет на тебя, пока вы не объяснитесь. У него возникли
сомнения, в этом я уверен.
- И то ладно. Спасибо тебе, Жерар. Мне пора.
Я поднял руку.
- Подожди, Корвин! Подожди!
- В чем дело?
- Как тебе удалось пересечь Черную Дорогу? Ты уничтожил огромный ее
участок в том месте, где проехал. Каким образом?
- Лабиринт, - сказал я. - Если когда-нибудь ты попадешь на Черной
Дороге в беду, ударь по ней Лабиринтом изо всех сил. Ты ведь знаешь, как
иногда приходится держать его перед мысленным взором, когда отражения
начинают разбегаться в стороны и выходят из-под контроля?
- Да. Но я пытался это сделать, и у меня ничего не вышло. Только
голова разболелась. Черная дорога не является отражением.
- Ты прав и не прав. Я знаю, что она из себя представляет. А ты
слишком рано сдался. Я концентрировался на Лабиринте до тех пор, пока
голова моя, казалось, не раскололась от боли. Я чуть не потерял сознания,
и тогда раскололся окружающий меня мир. Не могу сказать, что ощущение было
из приятных, но результат налицо.
- Я запомню, - сказал он. Ты собираешься объясниться с Бенедиктом?
- Нет. Ничего нового он от меня не услышит. Теперь он немного остыл,
так что пусть сам во всем разберется. К тому же мне не хочется рисковать.
Поединок с Бенедиктом не входит в мои планы. И я воспротивлюсь всякой
попытке войти со мной в контакт.
- Что будет с Эмбером, Корвин? Что будет с Эмбером?
Я опустил глаза.
- Не вставай на моем пути, когда я вернусь, Жерар. Поверь, у тебя нет
ни одного шанса помешать мне.
- Корвин... Нет, подожди. Прошу тебя, одумайся. Не нападай сейчас на
Эмбер. Государство в опасности.
- Мне очень жаль, Жерар. За последние пять лет я думал об этом
больше, чем вы все вместе взятые.
- Что ж, тогда мне тоже жаль.
- Извини, мне пора.
Он кивнул.
- До свидания, Корвин.
- До свидания, Жерар.
Через несколько часов солнце скрылось за холмом, наступили сумерки. Я
встал, отряхнул куртку, надел ее, потушил окурок и выкинул пустую
сигаретную пачку. Дом по-прежнему не подавал признаков жизни - пыльные
стекла не загорелись светом, выбитое окно осталось выбитым. Я медленно
пошел вниз по склону холма.
Дом Флоры в Вестчестере был давно продан, чего и следовало ожидать. У
нее больше не было причин оставаться на отражении земля. Она успешно
справилась с ролью надсмотрщицы, получила обещанную награду и теперь жила
в Эмбере.
Меня раздражала мысль о том, что флора все время находилась рядом со
мной, а я об этом не знал.
Я долго колебался, обдумывая, не поговорить ли мне с Рэндомом, и
пришел к выводу, что это бессмысленно. Я, конечно, с удовольствием
выслушал бы последние новости, но они никак не могли повлиять на ход
событий. Я был уверен, что могу доверять Рэндому, ведь он здорово мне
помог, и хотя его трудно было назвать альтруистом, он сделал для меня
больше, чем кто-либо другой. Сейчас Рэндом женился, и в Эмбере его не
любили, но терпели. Скорее всего он с радостью примет любое мое
предложение; но, взвесив все "За" и "Против", я решил поговорить с ним при
встрече.
Я сдержал слово и противился всякой попытке контакта, а надоедали мне
по несколько раз на дню в течение первых двух недель. Затем меня оставили
в покое. Захотелось поживиться моими мыслями, дорогие братики? Слуга
покорный!
Я подошел к дому сзади, протер стекло рукавом. Я вел наблюдение с
холма вот уже третий день, и мне казалось невероятным, что здесь
кто-нибудь живет. Все же...
Я заглянул внутрь.
Беспорядок был жуткий, половины вещей недоставало. Я обошел веранду и
подергал за ручку двери. Заперто. Я усмехнулся.
Девятый кирпич снизу, четвертый сверху. Ключ никто не нашел. Я вытер
его о куртку, открыл дверь и вошел в дом.
Повсюду лежал толстый слой пыли. В камине валялись банки из-под кофе,
ломаные бутербродницы и засохший кусок сосиски, а также разнообразные дары
природы, попавшие через трубу. Я закрыл заслонку.
Из входной двери был выломан замок. Я налег на ее плечом и убедился,
что она забит изнутри. На стене в прихожей было написано неприличное
слово. Я пробрался на кухню. Там царил хаос. Все, что не украли, лежало на
полу. На линолеуме остались глубокие царапины, свидетельствующие, что
холодильник и электробатарею тащили волоком.
Я попятился, вышел из кухни и направился в мастерскую. Пусто. Проходя
по дому, я с удивлением увидел в спальной кровать и два дорогих кресла.
В кабинете меня ждал еще один приятный сюрприз: отсюда почти ничего
не вынесли, и письменный стол, как всегда, был завален всякой всячиной.
Закурив сигарету, я подошел к нему и уселся в кресло. Мои книги стояли на
полках. Никто не крадет книг, кроме старых друзей, а...
Я не поверил своим глазам. Вскочив на ноги, я подошел почти вплотную
к стене, боясь ошибиться.
Прекрасная гравюра Йошитоши Мори висела на прежнем месте - опрятная,
элегантная, страстная. Неужели никому не пришло в голову, что это - одна
из самых дорогих вещей...
Опрятная?
Я взглянул на раму, провел по ней пальцем.
Слишком опрятная. Единственный предмет в доме, на котором не было ни
пыли, ни грязи.
Я осмотрел раму тщательнейшим образом и, не обнаружив взрывных
устройств, снял ее с крюка и положил на подоконник. Участок стены, на
которой она висела, был пыльным и грязным.
Я вернулся к столу и сел в кресло. Кому-то хотелось меня напугать, и
он своего добился. Этот кто-то забрал гравюру мори, содержал ее в чистоте
и порядке - за что я был ему крайне признателен, - а затем, совсем
недавно, повесил ее на старое место. Значит, меня здесь ждали.
Но в таком случае зачем об этом предупреждать? Чтобы я скрылся? Чушь
какая-то. Если я попал в ловушку, она уже захлопнулась. Я вытащил пистолет
из кармана брюк и засунул его за пояс. Никто не мог знать, что я сюда
вернусь. Я и сам этого не знал. Трудно объяснить чувство, которое мною
руководило, когда я решил еще раз взглянуть на дом, в котором прожил всего
несколько лет.
Допустим, неизвестный повесил гравюру мори на старое место, зная, как
она мне дорога, и лишь предполагая, что я за нею вернусь. Что ж, он
оказался прав. Но на меня никто не напал, а следовательно, это была не
ловушка. Что тогда?
Сообщение. Важное сообщение.
Какое? Где? И главное, кто?
Самым надежным тайником в доме, если его не обнаружили, был сейф.
Посмотрим. Я подошел к противоположной стене, отодвинул деревянную панель,
набрал на циферблате код, сделал шаг в сторону и осторожно открыл дверцу
старой тростью, валявшейся на полу.
Взрыва не произошло. Впрочем, я не сомневался, что его не будет.
В сейфе лежали несколько сот долларов, письма, ценные бумаги,
расписки.
И конверт. Плотный белый конверт, на самом видном месте.
На конверте было написано мое имя.
- Брат Корвин, - прочитал я на листке бумаги, - если ты читаешь это
письмо, значит мы все еще думаем более или менее одинаково, и я могу
предугадать твои поступки. Я благодарю тебя за одолженную гравюру мори -
насколько я понимаю, одну из двух причин, по которым ты можешь вернуться
на это отвратительное отражение. Мне очень не хочется отдавать ее, так как
наши вкусы тоже достаточно схожи, и она уже несколько лет украшает мои
покои. Пусть же ее возвращение послужит свидетельством моей доброй воли и
просьбой внимательно отнестись к тому, что я хочу тебе сказать. Я буду
откровенен, чтобы ты не сомневался в моей искренности, и поэтому не стану
извиняться за то, что я с тобой сделал. Я жалею только о том, что не убил
тебя сразу, когда мне представилась такая возможность. Тщеславие меня
сгубило. Зрение вернулось к тебе, но вряд ли этот факт что-либо изменит в
наших с тобой отношениях. Твое послание "Я вернусь" лежит сейчас на моем
письменном столе. Если бы его написал я, то обязательно вернулся бы. Так
как мы действительно очень похожи, я предвидел, что ты сдержишь слово, и
принял соответствующие меры. Ты никогда не был глуп, и я понимаю, что для
нападения на Эмбер ты собираешь большое войско. Я поплатился за былое
тщеславие и готов сейчас поступиться своей гордостью. Я прошу у тебя мира,
Корвин, - не ради себя, а ради благополучия государства. Существа из
отражений атакуют Эмбер большими силами, и я не могу разобраться, почему
так происходит. Против этих сил, самых страшных на моей памяти, вся семья
объединилась и принесла мне присягу в верности. Мне бы очень хотелось,
чтобы ты стал моим союзником и помог в битве за правое дело. Если ты
откажешься, прошу тебя, подожди нападать на Эмбер, забудь о своих планах
хотя бы на время. Если же ты решишь мне помочь, то я не требую, чтобы ты
признал меня законным монархом, - Согласись только, что я буду командовать
в течение этого кризиса. Тебе будут возданы все почести, приличествующие
твоему сану. Нам необходимо поговорить, чтобы ты понял, насколько серьезна
ситуация в Эмбере. Так как все мои попытки вызвать тебя не увенчались
успехом, вкладываю в конверт свою карту. Пожалуйста, воспользуйся ею. Ты,
конечно, можешь подозревать меня в неискренности, но я даю тебе честное
слово, что все сказанное мною - правда.
Эрик, повелитель Эмбера.
Я перечитал письмо и усмехнулся. Может, он считал, что проклятья не
имеют силы?
Не выйдет, мой дорогой брат. Это, конечно, очень благородно с твоей
стороны - Вспомнить обо мне в тяжелый для тебя час (и я верю тебе, можешь
не сомневаться, потому что все мы - люди чести), - но встреча наша
произойдет согласно моему, а не твоему расписанию. Что же касается Эмбера,
то я не меньше тебя думаю о нем и сделаю для его процветания все, что
сочту нужным. Могилы полны людьми, которые, как и ты, считали себя
незаменимыми. Но я скажу тебе это не сейчас, а стоя лицом к лицу.
Я сунул письмо и карту в карман куртки, затушил сигарету в грязной
пепельнице на столе. Затем снял с кровати в спальной чистую простыню и
завернул в нее моих воинов. Придется им подождать меня в каком-нибудь
безопасном месте.
Проходя по дому, я задумался. Зачем же я все-таки пришел? Я вспомнил
людей, живших по соседству, своих старых знакомых. Интересно, справлялись
ли они обо мне? Этого я, конечно, никогда не узнаю.
Наступила ночь, и на чистом небе появились первые звезды. Я запер за
собой дверь, положил ключ на старое место и забрался на холм.
Стоя на его вершине, я оглянулся и посмотрел на дом, пустой и
одинокий, словно жестянка из-под пива, которую выбросили на обочину дороги
за ненадобностью. Повернувшись, я пошел через небольшое поле к дороге, на
которой оставил машину. Зря я оглянулся.
Мы с Ганелоном отбыли из Швейцарии на двух грузовиках. В Бельгии я
загрузил в них автоматические винтовки. Одно ружье весило всего десять
фунтов, значит, триста - полторы тонны, так что у нас осталось место для
канистр с горючим, запасных частей и провианта. Само собой, нам пришлось
срезать угол, меняя отражения, чтобы не попасться на глаза людям, которые
стоят на границе с единственной целью - создавать автомобильные пробки.
Мы отправились в путь (я возглавил нашу скромную колонну). В
маленьких деревнях, раскиданных среди бурых холмов, навстречу нам
попадались лишь запряженные в телеги кони. Небо стало лимонно-желтым,
повсюду летали птицы без оперения. Мы ехали долго и несколько раз
натыкались на Черную Дорогу. Небо часто меняло цвет, местность была то
равнинной, то холмистой. Грузовики трясло на проселочных дорогах и
заносило на шоссе, гладких, как стекло. Мы перевалили через горы, обогнули
темно-вишневое море. Над нами бушевали бури, с земли поднимались густые
туманы.
Я потратил почти весь день на поиски отражения (или отражения
отражения - в данном случае это не играло роли), в котором они жили.
Да, да, те самые мохнатые существа невысокого роста с клыками и
когтями, которыми я когда-то командовал. Их чуткие пальцы были прямо таки
созданы, чтобы нажимать на курки. К тому же бедняги меня боготворили и
радовались моему появлению, как дети, хотя всего пять лет назад я повел на
верную смерть цвет их нации. Впрочем, с богов не спрашивают. Их любят,
чествуют и им поклоняются. Мохнатые существа очень огорчились, узнав, что
мне нужно всего несколько сот солдат. Я отказал тысячам и тысячам
добровольцев, хотя моральный аспект на этот раз меня не тревожил. В конце
концов, я всегда мог сказать, что преследую благородную цель: отомстить за
погибших товарищей и доказать, что гибель их была не напрасна.
Естественно, я так не думал, но мне всегда нравилось упражняться в
софистике. А может, мне следовало смотреть на них как на наемников,
которые получают плату в виде духовных ценностей. Одни сражаются за
деньги, другие - за веру, а результат один. Я готов был заплатить и тем и
другим.
Впрочем, моим солдатам почти ничего не грозило - они были
единственными обладателями огнестрельного оружия. Правда, на их отражении
капсюли все еще не взрывались, и мне пришлось подыскать другое, похожее на
Эмбер. К сожалению, в соответствии с законом, которому подчиняются все
отражения, оно находилось в непосредственной близости от Эмбера, и я
нервничал всякий раз, когда моя маленькая армия отправлялась на
стрельбища, чтобы попрактиковаться. Вряд ли, кончено, сюда забредет один
из моих братьев, но на моей памяти происходили и не такие совпадения.
Через три недели я решил, что мохнатые существа достаточно хорошо
подготовлены, и отдал приказ к выступлению. Прохладным солнечным утром мы
снялись с лагеря и пошли по отражениям: колонны солдат маршировали за
грузовиками. Моторы их начали работать с перебоями, но, слава богу, пока
не отказали.
На этот раз я решил атаковать Колвир не с юга, а с севера. Я разбил
отряд на батальоны, и каждый солдат знал, что ему делать и какую позицию
занять, когда мы подойдем к вечному городу.
Мы сделали привал, плотно позавтракали и продолжали идти вперед, а
голубое небо потемнело, совсем как в Эмбере. Каменистая равнина
закончилась; на черной плодородной земле росла зеленая трава, цвели кусты,
покачивали ветвями деревья. Воздух был свеж и прозрачен.
К вечеру мы дошли до Арденского леса и разбили лагерь у
деревьев-великанов, выставив тройные караулы. Ганелон, вырядившийся в
костюм цвета хаки и нацепивший берет, долго сидел со мной рядом, изучая
карты местности, которые я ему чертил.
До Колвира оставалось около сорока миль.
Грузовики подверглись нескольким трансформациям и в конце концов
перестали заводиться. Мы столкнули их в овраг, прикрыли ветками и,
распределив патроны и продовольствие между солдатами, продолжали путь.
Я решил идти через лес, который знал как свои пять пальцев. Дорога,
естественно, становилась длиннее, но безопаснее. За весь день мы не
увидели никого, кроме лис, оленей, зайцев и белок. Вдыхая упоительные
ароматы, глядя на изумрудно-зеленые с вкраплениями золота стволы деревьев,
я вспоминал более счастливые времена. Перед восходом солнца я забрался на
один из лесных великанов и посмотрел в сторону Колвира. Над некоторыми его
пиками бушевала гроза, над другими - висел густой туман.
На следующее утро мы столкнулись с одним из патрульных отрядов, и
было непонятно, кто кого застал врасплох. Пальба началась сразу же. Я
сорвал голос, крича, чтобы прекратили стрелять без толку, но каждому не
терпелось опробовать оружие на живой мишени. В патруле было человек
двадцать, и никто не ушел живым. С нашей стороны потерь не было, лишь один
солдат по ошибке ранил другого, а может, он сам себя ранил - я так и не
разобрался в этом инциденте. Шуму мы наделали много, и я приказал
двигаться как можно быстрее, так как боялся, что поблизости могут быть
другие патрульные отряды.
К вечеру мы покрыли довольно большое расстояние и сквозь просвет
деревьев увидели горы. Над их пиками все еще висели грозовые облака.
Мохнатые существа были опьянены первой победой и долго не могли
угомониться.
Весь следующий день мы шли, не останавливаясь, успешно избежали
столкновений с двумя отрядами и разбили лагерь на высоте в полмили над
уровнем моря. Стоял туман, облака сгустились, предвещая штормовую погоду.
В эту ночь я спал плохо. Мне снились Лорен и горящая голова кошки.
Мы продолжали двигаться так же быстро, как накануне, и дорога все
время шла в гору. Вдалеке гремел гром, воздух был насыщен электричеством.
Проходя узким извилистым перевалом, я неожиданно услышал сзади
какие-то крики, а затем оружейные залпы. Подбежав к последней колонне, я
увидел столпившихся солдат, среди которых был Ганелон. Они смотрели на
землю и возбужденно переговаривались.
Я подошел к ним и не поверил своим глазам. Никогда еще это чудовище
не появлялось так близко от Эмбера. Омерзительная тварь, примерно
двенадцати футов в длину, с человеческой головой на львиных плечах,
дергалась в предсмертных судорогах, прижимая широкие, как у орла, крылья к
окровавленным бокам и судорожно подергивая скорпионьим хвостом. Когда-то я
видел мантикору на острове в южном море, и при одном воспоминании о ней
испытывал чувство гадливости.
- Она разорвала Ролла на куски, она разорвала Ролла на куски, - все
время повторял один из солдат.
Останки Ролла лежали шагах в двадцати. Мы прикрыли его брезентовым
плащом и завалили камнями. Эта смерть послужила нам хорошим уроком. Люди
молчаливо продолжали путь, настороженно глядя по сторонам.
- Ну и ну, - сказал Ганелон, шагающий теперь рядом со мной. -
интересно, эта мразь обладает человеческим разумом?
- Не знаю.
- У меня возникло какое-то странное чувство, Корвин. Как будто должно
произойти что-то страшное. Точнее я не могу выразить словами.
- Понимаю.
- Вы тоже это чувствуете?
- Да.
Он кивнул.
- Может, на нас действует погода, - добавил я.
Он вновь кивнул, но не так уверенно, как в первый раз.
По мере нашего восхождения на гору небо темнело все больше, а гром
гремел, не умолкая. Поднялся сильный ветер, засверкали молнии. Тяжелые
массы облаков опустились на горные вершины. Над ними виднелись черные
силуэты, похожие на птиц.
Ближе к вечеру на нас напала еще одна мантикора, а за ней - стая птиц
с клювами острыми, как лезвия бритв. Мы прикончили всех, не потеряв ни
одного человека, но с каждым часом моя тревога росла.
Тучи сгущались, ветер усиливался. Стало совсем темно, хотя солнце еще
не село. В воздухе стоял такой туман, что нечем было дышать. Сапоги
скользили по мокрым камням.
Через четыре мили, оказавшись на высоте в несколько тысяч футов над
уровнем моря, мы разбили лагерь на каменистом склоне горы и выставили
часовых. Не видно было ни зги, лишь сверкали молнии. Гром гремел, как
оркестр, играющий похоронный марш. Температура воздуха резко упала. Если б
не отсутствие дров, я рискнул бы и разрешил разжечь костры. Мы сидели на
холодных камнях, закутавшись в плащи, и ждали неизвестно чего.
Мантикоры напали на нас через несколько часов - бесшумно и
стремительно. Мы потеряли шесть человек и уничтожили шестнадцать тварей. Я
даже не знаю, скольким удалось удрать. Перевязывая раны солдат, я
проклинал Эрика, недоумевая, из какого отражения он выкопал этих страшных
созданий.
Туманным серым утром (больше похожим на вечерние сумерки) мы
двинулись в путь к Колвиру и, пройдя пять миль, повернули на запад. Я шел
одни из трех маршрутов, которыми можно попасть в Эмбер - наиболее удачным,
с моей точки зрения. Под непрерывные раскаты грома мы добрались наконец до
большого плато, от которого начиналась дорога в Гарнатскую долину.
Когда я в последний раз ее видел, она представляла собой мрачную
картину, а сейчас и вовсе производила ужасающее впечатление. Черная дорога
тянулась по ней, доходя до основания Колвира. По всей длине, куда бы я ни
посмотрел, кипела битва. Всадники сшибались, кони падали, отряды пехоты
наступали, сталкивались, откатывались назад. Черные птицы, как хлопья
пепла, пролетали над их головами.
На таком большом расстоянии я не мог рассмотреть, кто с кем
сражается. На какое-то мгновенье мне пришло в голову, что Блейз остался
жив и напал на Эмбер.
Я быстро понял, что ошибаюсь. Отряды нападавших шли с запада, по
Черной Дороге. И теперь я отчетливо видел, что их сопровождали черные
птицы и какие-то звери с человеческими головами. Может, это были
мантикоры.
Молнии били в них, и они горели, падали, взрывались. Но ни одна
молния не ударила в защищавшихся, и я вспомнил, что Эрик умеет управлять
драгоценным камнем правосудия. Когда-то его носил отец, создавая в Эмбере
погоду себе по вкусу, а пять лет назад с помощью того же камня Эрик разбил
нас с Блейзом наголову.
Значит, темные силы оказались куда страшнее, чем я предполагал. Я
думал, между ними и Эмбером происходят мелкие стычки, небольшие сражения,
но никак не ожидал увидеть чудовищную битву у подножья Колвира. Черная
дорога буквально кишела нечистью.
Ганелон подошел ко мне и остановился рядом. Некоторое время мы
молчали.
- Что будем делать, Корвин? - спросил наконец он.
- Нам надо спешить, - ответил я. - Сегодня ночью я хочу попасть в
Эмбер.
После короткого отдыха мы вновь пустились в путь. Дорога уходила
вниз, идти стало легче. Буря, так и не принесшая дождя, свирепствовала,
молнии сверкали еще ярче, гром, гремел оглушительнее.
В полдень я объявил последний привал - мы находились всего в пяти
милях от северных границ Эмбера. Нам приходилось кричать друг другу чуть
ли не в ухо - Иначе не было слышно, - и поэтому я не смог обратиться к
солдатам с речью. Пришлось передать по цепочке несколько напутственных
слов и объявить, что цель близка.
Пока мои воины отдыхали, я взял пару бутербродов и отправился на
разведку. Примерно через милю, преодолев небольшой подъем, я остановился и
стал смотреть вниз.
На склонах гор тоже кипела битва. Я спрятался за большой камень,
чтобы меня не увидели, и стал вести наблюдение. Эмберийцы сражались с
превосходящими их силами противника. Этим, видимо, и объяснялось наше
везение - ведь мы подошли к Эмберу незамеченными. Было ясно, что к
атакующим непрерывно прибывают подкрепления, причем не теми тремя
маршрутами, которые вели в Эмбер.
Они летели с запада, как осенние листья, обрываемые ветром. Теперь я
видел, что это были не птицы, а крылатые, похожие на драконов, двуногие
создания, больше всего напоминавшие геральдических зверей на штандартах
древней земли.
Многочисленные лучники Эмбера поражали драконов и их седоков на лету.
Молнии сверкали и чудовища загорались в воздухе. Но они прибывали
нескончаемым потоком, опускались на землю и вступали в бой.
Я внимательно огляделся по сторонам, и в центре самого большого
отряда эмберитов, сражавшихся у подножья горы, увидел пульсирующий свет
драгоценного камня правосудия. Да, сомнений не оставалось. Он висел на
груди у Эрика.
Я пополз вперед, продолжая наблюдать.
Командир большого отряда одним ударом отрубил голову дракону, схватил
левой рукой седока, отшвырнул его футов на тридцать и тут же повернулся,
выкрикивая какой-то приказ. Это был Жерар. Он явно пытался обойти
нападавших и нанести удар с фланга. На противоположном склоне горы другой
отряд Эмберийцев проводит точно такой же маневр. Еще один мой брат?
Судя по тому, что искусственно вызванная буря бушевала уже много
часов, сражение началось давно. И оно разгоралось - как в долине, так и на
склонах гор, - а с запада продолжали прибывать войска темных сил.
Я колебался, не зная, что предпринять. Совершенно очевидно, я не мог
напасть на Эрика в тот момент, когда государству грозило полное
- Проклятье, Корвин! Как я могу тебе верить или не верить? Мы так
давно не виделись, и вдруг ты... - он запнулся и, прищурившись, посмотрел
мне в глаза. - Тут что-то не так. Почему ты отдал предпочтение мне? Ведь у
тебя была полная колода.
- Ты шутишь?
- Я требую ответа на свой вопрос.
- Хорошо. Ты - единственный, кому я доверяю.
- И это все.
- Нет. Бенедикт не хочет, чтобы в Эмбере о нем знали. Мне доподлинно
известно, что только вы с Джулианом были в курсе его дел. Я не люблю
Джулиана и не верю ему. С тебя довольно?
- Почему ты решил, что мы с Джулианом знаем о Бенедикте?
- Потому что вы жили в его доме после того, как Черная Дорога изрядно
вас потрепала. Я слышал об этом от Дары.
- Да кто такая эта Дара, в конце концов?
- Осиротевшая дочь старого слуги Бенедикта, которую он взял на
воспитание. Она гостила у него одновременно с вами.
- И ты послал ей браслет. Ты также говорил о ней, когда вызвал меня к
Бенедикту.
- Да, конечно. А в чем, собственно, дело?
- Ни в чем. Я ее не помню. Скажи, почему ты так внезапно уехал?
Согласись, Бенедикт имел право думать, что ты виновен.
- Я и был виновен... Но не в убийстве. Как ты считаешь, зачем я
приехал в Авалон? Ведь ты видел в фургоне коробки. Я действительно не
хотел встречаться с Бенедиктом, который наверняка поинтересовался бы, что
это такое. Черт побери! Если б я счел нужным бежать, то не потащил бы за
собой груженый фургон!
- Что было в коробках?
- Прекрати. Я не хотел говорить этого Бенедикту, не скажу и тебе.
Пусть наведет справки и выяснит, если ему больше нечего делать. Но от меня
он не услышит ни слова. Впрочем, теперь это не имеет значения. Главное,
что я достал в Авалоне одну вещь, не представляющую там особой ценности,
но необходимую мне для дела. Ты удовлетворен ответом?
- Да. По крайней мере в нем есть смысл.
- Тогда ответь мне на мой вопрос: ты считаешь, что я их убил?
- Нет. Я тебе верю.
- А Бенедикт?
- Он не нападет на тебя, пока вы не объяснитесь. У него возникли
сомнения, в этом я уверен.
- И то ладно. Спасибо тебе, Жерар. Мне пора.
Я поднял руку.
- Подожди, Корвин! Подожди!
- В чем дело?
- Как тебе удалось пересечь Черную Дорогу? Ты уничтожил огромный ее
участок в том месте, где проехал. Каким образом?
- Лабиринт, - сказал я. - Если когда-нибудь ты попадешь на Черной
Дороге в беду, ударь по ней Лабиринтом изо всех сил. Ты ведь знаешь, как
иногда приходится держать его перед мысленным взором, когда отражения
начинают разбегаться в стороны и выходят из-под контроля?
- Да. Но я пытался это сделать, и у меня ничего не вышло. Только
голова разболелась. Черная дорога не является отражением.
- Ты прав и не прав. Я знаю, что она из себя представляет. А ты
слишком рано сдался. Я концентрировался на Лабиринте до тех пор, пока
голова моя, казалось, не раскололась от боли. Я чуть не потерял сознания,
и тогда раскололся окружающий меня мир. Не могу сказать, что ощущение было
из приятных, но результат налицо.
- Я запомню, - сказал он. Ты собираешься объясниться с Бенедиктом?
- Нет. Ничего нового он от меня не услышит. Теперь он немного остыл,
так что пусть сам во всем разберется. К тому же мне не хочется рисковать.
Поединок с Бенедиктом не входит в мои планы. И я воспротивлюсь всякой
попытке войти со мной в контакт.
- Что будет с Эмбером, Корвин? Что будет с Эмбером?
Я опустил глаза.
- Не вставай на моем пути, когда я вернусь, Жерар. Поверь, у тебя нет
ни одного шанса помешать мне.
- Корвин... Нет, подожди. Прошу тебя, одумайся. Не нападай сейчас на
Эмбер. Государство в опасности.
- Мне очень жаль, Жерар. За последние пять лет я думал об этом
больше, чем вы все вместе взятые.
- Что ж, тогда мне тоже жаль.
- Извини, мне пора.
Он кивнул.
- До свидания, Корвин.
- До свидания, Жерар.
Через несколько часов солнце скрылось за холмом, наступили сумерки. Я
встал, отряхнул куртку, надел ее, потушил окурок и выкинул пустую
сигаретную пачку. Дом по-прежнему не подавал признаков жизни - пыльные
стекла не загорелись светом, выбитое окно осталось выбитым. Я медленно
пошел вниз по склону холма.
Дом Флоры в Вестчестере был давно продан, чего и следовало ожидать. У
нее больше не было причин оставаться на отражении земля. Она успешно
справилась с ролью надсмотрщицы, получила обещанную награду и теперь жила
в Эмбере.
Меня раздражала мысль о том, что флора все время находилась рядом со
мной, а я об этом не знал.
Я долго колебался, обдумывая, не поговорить ли мне с Рэндомом, и
пришел к выводу, что это бессмысленно. Я, конечно, с удовольствием
выслушал бы последние новости, но они никак не могли повлиять на ход
событий. Я был уверен, что могу доверять Рэндому, ведь он здорово мне
помог, и хотя его трудно было назвать альтруистом, он сделал для меня
больше, чем кто-либо другой. Сейчас Рэндом женился, и в Эмбере его не
любили, но терпели. Скорее всего он с радостью примет любое мое
предложение; но, взвесив все "За" и "Против", я решил поговорить с ним при
встрече.
Я сдержал слово и противился всякой попытке контакта, а надоедали мне
по несколько раз на дню в течение первых двух недель. Затем меня оставили
в покое. Захотелось поживиться моими мыслями, дорогие братики? Слуга
покорный!
Я подошел к дому сзади, протер стекло рукавом. Я вел наблюдение с
холма вот уже третий день, и мне казалось невероятным, что здесь
кто-нибудь живет. Все же...
Я заглянул внутрь.
Беспорядок был жуткий, половины вещей недоставало. Я обошел веранду и
подергал за ручку двери. Заперто. Я усмехнулся.
Девятый кирпич снизу, четвертый сверху. Ключ никто не нашел. Я вытер
его о куртку, открыл дверь и вошел в дом.
Повсюду лежал толстый слой пыли. В камине валялись банки из-под кофе,
ломаные бутербродницы и засохший кусок сосиски, а также разнообразные дары
природы, попавшие через трубу. Я закрыл заслонку.
Из входной двери был выломан замок. Я налег на ее плечом и убедился,
что она забит изнутри. На стене в прихожей было написано неприличное
слово. Я пробрался на кухню. Там царил хаос. Все, что не украли, лежало на
полу. На линолеуме остались глубокие царапины, свидетельствующие, что
холодильник и электробатарею тащили волоком.
Я попятился, вышел из кухни и направился в мастерскую. Пусто. Проходя
по дому, я с удивлением увидел в спальной кровать и два дорогих кресла.
В кабинете меня ждал еще один приятный сюрприз: отсюда почти ничего
не вынесли, и письменный стол, как всегда, был завален всякой всячиной.
Закурив сигарету, я подошел к нему и уселся в кресло. Мои книги стояли на
полках. Никто не крадет книг, кроме старых друзей, а...
Я не поверил своим глазам. Вскочив на ноги, я подошел почти вплотную
к стене, боясь ошибиться.
Прекрасная гравюра Йошитоши Мори висела на прежнем месте - опрятная,
элегантная, страстная. Неужели никому не пришло в голову, что это - одна
из самых дорогих вещей...
Опрятная?
Я взглянул на раму, провел по ней пальцем.
Слишком опрятная. Единственный предмет в доме, на котором не было ни
пыли, ни грязи.
Я осмотрел раму тщательнейшим образом и, не обнаружив взрывных
устройств, снял ее с крюка и положил на подоконник. Участок стены, на
которой она висела, был пыльным и грязным.
Я вернулся к столу и сел в кресло. Кому-то хотелось меня напугать, и
он своего добился. Этот кто-то забрал гравюру мори, содержал ее в чистоте
и порядке - за что я был ему крайне признателен, - а затем, совсем
недавно, повесил ее на старое место. Значит, меня здесь ждали.
Но в таком случае зачем об этом предупреждать? Чтобы я скрылся? Чушь
какая-то. Если я попал в ловушку, она уже захлопнулась. Я вытащил пистолет
из кармана брюк и засунул его за пояс. Никто не мог знать, что я сюда
вернусь. Я и сам этого не знал. Трудно объяснить чувство, которое мною
руководило, когда я решил еще раз взглянуть на дом, в котором прожил всего
несколько лет.
Допустим, неизвестный повесил гравюру мори на старое место, зная, как
она мне дорога, и лишь предполагая, что я за нею вернусь. Что ж, он
оказался прав. Но на меня никто не напал, а следовательно, это была не
ловушка. Что тогда?
Сообщение. Важное сообщение.
Какое? Где? И главное, кто?
Самым надежным тайником в доме, если его не обнаружили, был сейф.
Посмотрим. Я подошел к противоположной стене, отодвинул деревянную панель,
набрал на циферблате код, сделал шаг в сторону и осторожно открыл дверцу
старой тростью, валявшейся на полу.
Взрыва не произошло. Впрочем, я не сомневался, что его не будет.
В сейфе лежали несколько сот долларов, письма, ценные бумаги,
расписки.
И конверт. Плотный белый конверт, на самом видном месте.
На конверте было написано мое имя.
- Брат Корвин, - прочитал я на листке бумаги, - если ты читаешь это
письмо, значит мы все еще думаем более или менее одинаково, и я могу
предугадать твои поступки. Я благодарю тебя за одолженную гравюру мори -
насколько я понимаю, одну из двух причин, по которым ты можешь вернуться
на это отвратительное отражение. Мне очень не хочется отдавать ее, так как
наши вкусы тоже достаточно схожи, и она уже несколько лет украшает мои
покои. Пусть же ее возвращение послужит свидетельством моей доброй воли и
просьбой внимательно отнестись к тому, что я хочу тебе сказать. Я буду
откровенен, чтобы ты не сомневался в моей искренности, и поэтому не стану
извиняться за то, что я с тобой сделал. Я жалею только о том, что не убил
тебя сразу, когда мне представилась такая возможность. Тщеславие меня
сгубило. Зрение вернулось к тебе, но вряд ли этот факт что-либо изменит в
наших с тобой отношениях. Твое послание "Я вернусь" лежит сейчас на моем
письменном столе. Если бы его написал я, то обязательно вернулся бы. Так
как мы действительно очень похожи, я предвидел, что ты сдержишь слово, и
принял соответствующие меры. Ты никогда не был глуп, и я понимаю, что для
нападения на Эмбер ты собираешь большое войско. Я поплатился за былое
тщеславие и готов сейчас поступиться своей гордостью. Я прошу у тебя мира,
Корвин, - не ради себя, а ради благополучия государства. Существа из
отражений атакуют Эмбер большими силами, и я не могу разобраться, почему
так происходит. Против этих сил, самых страшных на моей памяти, вся семья
объединилась и принесла мне присягу в верности. Мне бы очень хотелось,
чтобы ты стал моим союзником и помог в битве за правое дело. Если ты
откажешься, прошу тебя, подожди нападать на Эмбер, забудь о своих планах
хотя бы на время. Если же ты решишь мне помочь, то я не требую, чтобы ты
признал меня законным монархом, - Согласись только, что я буду командовать
в течение этого кризиса. Тебе будут возданы все почести, приличествующие
твоему сану. Нам необходимо поговорить, чтобы ты понял, насколько серьезна
ситуация в Эмбере. Так как все мои попытки вызвать тебя не увенчались
успехом, вкладываю в конверт свою карту. Пожалуйста, воспользуйся ею. Ты,
конечно, можешь подозревать меня в неискренности, но я даю тебе честное
слово, что все сказанное мною - правда.
Эрик, повелитель Эмбера.
Я перечитал письмо и усмехнулся. Может, он считал, что проклятья не
имеют силы?
Не выйдет, мой дорогой брат. Это, конечно, очень благородно с твоей
стороны - Вспомнить обо мне в тяжелый для тебя час (и я верю тебе, можешь
не сомневаться, потому что все мы - люди чести), - но встреча наша
произойдет согласно моему, а не твоему расписанию. Что же касается Эмбера,
то я не меньше тебя думаю о нем и сделаю для его процветания все, что
сочту нужным. Могилы полны людьми, которые, как и ты, считали себя
незаменимыми. Но я скажу тебе это не сейчас, а стоя лицом к лицу.
Я сунул письмо и карту в карман куртки, затушил сигарету в грязной
пепельнице на столе. Затем снял с кровати в спальной чистую простыню и
завернул в нее моих воинов. Придется им подождать меня в каком-нибудь
безопасном месте.
Проходя по дому, я задумался. Зачем же я все-таки пришел? Я вспомнил
людей, живших по соседству, своих старых знакомых. Интересно, справлялись
ли они обо мне? Этого я, конечно, никогда не узнаю.
Наступила ночь, и на чистом небе появились первые звезды. Я запер за
собой дверь, положил ключ на старое место и забрался на холм.
Стоя на его вершине, я оглянулся и посмотрел на дом, пустой и
одинокий, словно жестянка из-под пива, которую выбросили на обочину дороги
за ненадобностью. Повернувшись, я пошел через небольшое поле к дороге, на
которой оставил машину. Зря я оглянулся.
Мы с Ганелоном отбыли из Швейцарии на двух грузовиках. В Бельгии я
загрузил в них автоматические винтовки. Одно ружье весило всего десять
фунтов, значит, триста - полторы тонны, так что у нас осталось место для
канистр с горючим, запасных частей и провианта. Само собой, нам пришлось
срезать угол, меняя отражения, чтобы не попасться на глаза людям, которые
стоят на границе с единственной целью - создавать автомобильные пробки.
Мы отправились в путь (я возглавил нашу скромную колонну). В
маленьких деревнях, раскиданных среди бурых холмов, навстречу нам
попадались лишь запряженные в телеги кони. Небо стало лимонно-желтым,
повсюду летали птицы без оперения. Мы ехали долго и несколько раз
натыкались на Черную Дорогу. Небо часто меняло цвет, местность была то
равнинной, то холмистой. Грузовики трясло на проселочных дорогах и
заносило на шоссе, гладких, как стекло. Мы перевалили через горы, обогнули
темно-вишневое море. Над нами бушевали бури, с земли поднимались густые
туманы.
Я потратил почти весь день на поиски отражения (или отражения
отражения - в данном случае это не играло роли), в котором они жили.
Да, да, те самые мохнатые существа невысокого роста с клыками и
когтями, которыми я когда-то командовал. Их чуткие пальцы были прямо таки
созданы, чтобы нажимать на курки. К тому же бедняги меня боготворили и
радовались моему появлению, как дети, хотя всего пять лет назад я повел на
верную смерть цвет их нации. Впрочем, с богов не спрашивают. Их любят,
чествуют и им поклоняются. Мохнатые существа очень огорчились, узнав, что
мне нужно всего несколько сот солдат. Я отказал тысячам и тысячам
добровольцев, хотя моральный аспект на этот раз меня не тревожил. В конце
концов, я всегда мог сказать, что преследую благородную цель: отомстить за
погибших товарищей и доказать, что гибель их была не напрасна.
Естественно, я так не думал, но мне всегда нравилось упражняться в
софистике. А может, мне следовало смотреть на них как на наемников,
которые получают плату в виде духовных ценностей. Одни сражаются за
деньги, другие - за веру, а результат один. Я готов был заплатить и тем и
другим.
Впрочем, моим солдатам почти ничего не грозило - они были
единственными обладателями огнестрельного оружия. Правда, на их отражении
капсюли все еще не взрывались, и мне пришлось подыскать другое, похожее на
Эмбер. К сожалению, в соответствии с законом, которому подчиняются все
отражения, оно находилось в непосредственной близости от Эмбера, и я
нервничал всякий раз, когда моя маленькая армия отправлялась на
стрельбища, чтобы попрактиковаться. Вряд ли, кончено, сюда забредет один
из моих братьев, но на моей памяти происходили и не такие совпадения.
Через три недели я решил, что мохнатые существа достаточно хорошо
подготовлены, и отдал приказ к выступлению. Прохладным солнечным утром мы
снялись с лагеря и пошли по отражениям: колонны солдат маршировали за
грузовиками. Моторы их начали работать с перебоями, но, слава богу, пока
не отказали.
На этот раз я решил атаковать Колвир не с юга, а с севера. Я разбил
отряд на батальоны, и каждый солдат знал, что ему делать и какую позицию
занять, когда мы подойдем к вечному городу.
Мы сделали привал, плотно позавтракали и продолжали идти вперед, а
голубое небо потемнело, совсем как в Эмбере. Каменистая равнина
закончилась; на черной плодородной земле росла зеленая трава, цвели кусты,
покачивали ветвями деревья. Воздух был свеж и прозрачен.
К вечеру мы дошли до Арденского леса и разбили лагерь у
деревьев-великанов, выставив тройные караулы. Ганелон, вырядившийся в
костюм цвета хаки и нацепивший берет, долго сидел со мной рядом, изучая
карты местности, которые я ему чертил.
До Колвира оставалось около сорока миль.
Грузовики подверглись нескольким трансформациям и в конце концов
перестали заводиться. Мы столкнули их в овраг, прикрыли ветками и,
распределив патроны и продовольствие между солдатами, продолжали путь.
Я решил идти через лес, который знал как свои пять пальцев. Дорога,
естественно, становилась длиннее, но безопаснее. За весь день мы не
увидели никого, кроме лис, оленей, зайцев и белок. Вдыхая упоительные
ароматы, глядя на изумрудно-зеленые с вкраплениями золота стволы деревьев,
я вспоминал более счастливые времена. Перед восходом солнца я забрался на
один из лесных великанов и посмотрел в сторону Колвира. Над некоторыми его
пиками бушевала гроза, над другими - висел густой туман.
На следующее утро мы столкнулись с одним из патрульных отрядов, и
было непонятно, кто кого застал врасплох. Пальба началась сразу же. Я
сорвал голос, крича, чтобы прекратили стрелять без толку, но каждому не
терпелось опробовать оружие на живой мишени. В патруле было человек
двадцать, и никто не ушел живым. С нашей стороны потерь не было, лишь один
солдат по ошибке ранил другого, а может, он сам себя ранил - я так и не
разобрался в этом инциденте. Шуму мы наделали много, и я приказал
двигаться как можно быстрее, так как боялся, что поблизости могут быть
другие патрульные отряды.
К вечеру мы покрыли довольно большое расстояние и сквозь просвет
деревьев увидели горы. Над их пиками все еще висели грозовые облака.
Мохнатые существа были опьянены первой победой и долго не могли
угомониться.
Весь следующий день мы шли, не останавливаясь, успешно избежали
столкновений с двумя отрядами и разбили лагерь на высоте в полмили над
уровнем моря. Стоял туман, облака сгустились, предвещая штормовую погоду.
В эту ночь я спал плохо. Мне снились Лорен и горящая голова кошки.
Мы продолжали двигаться так же быстро, как накануне, и дорога все
время шла в гору. Вдалеке гремел гром, воздух был насыщен электричеством.
Проходя узким извилистым перевалом, я неожиданно услышал сзади
какие-то крики, а затем оружейные залпы. Подбежав к последней колонне, я
увидел столпившихся солдат, среди которых был Ганелон. Они смотрели на
землю и возбужденно переговаривались.
Я подошел к ним и не поверил своим глазам. Никогда еще это чудовище
не появлялось так близко от Эмбера. Омерзительная тварь, примерно
двенадцати футов в длину, с человеческой головой на львиных плечах,
дергалась в предсмертных судорогах, прижимая широкие, как у орла, крылья к
окровавленным бокам и судорожно подергивая скорпионьим хвостом. Когда-то я
видел мантикору на острове в южном море, и при одном воспоминании о ней
испытывал чувство гадливости.
- Она разорвала Ролла на куски, она разорвала Ролла на куски, - все
время повторял один из солдат.
Останки Ролла лежали шагах в двадцати. Мы прикрыли его брезентовым
плащом и завалили камнями. Эта смерть послужила нам хорошим уроком. Люди
молчаливо продолжали путь, настороженно глядя по сторонам.
- Ну и ну, - сказал Ганелон, шагающий теперь рядом со мной. -
интересно, эта мразь обладает человеческим разумом?
- Не знаю.
- У меня возникло какое-то странное чувство, Корвин. Как будто должно
произойти что-то страшное. Точнее я не могу выразить словами.
- Понимаю.
- Вы тоже это чувствуете?
- Да.
Он кивнул.
- Может, на нас действует погода, - добавил я.
Он вновь кивнул, но не так уверенно, как в первый раз.
По мере нашего восхождения на гору небо темнело все больше, а гром
гремел, не умолкая. Поднялся сильный ветер, засверкали молнии. Тяжелые
массы облаков опустились на горные вершины. Над ними виднелись черные
силуэты, похожие на птиц.
Ближе к вечеру на нас напала еще одна мантикора, а за ней - стая птиц
с клювами острыми, как лезвия бритв. Мы прикончили всех, не потеряв ни
одного человека, но с каждым часом моя тревога росла.
Тучи сгущались, ветер усиливался. Стало совсем темно, хотя солнце еще
не село. В воздухе стоял такой туман, что нечем было дышать. Сапоги
скользили по мокрым камням.
Через четыре мили, оказавшись на высоте в несколько тысяч футов над
уровнем моря, мы разбили лагерь на каменистом склоне горы и выставили
часовых. Не видно было ни зги, лишь сверкали молнии. Гром гремел, как
оркестр, играющий похоронный марш. Температура воздуха резко упала. Если б
не отсутствие дров, я рискнул бы и разрешил разжечь костры. Мы сидели на
холодных камнях, закутавшись в плащи, и ждали неизвестно чего.
Мантикоры напали на нас через несколько часов - бесшумно и
стремительно. Мы потеряли шесть человек и уничтожили шестнадцать тварей. Я
даже не знаю, скольким удалось удрать. Перевязывая раны солдат, я
проклинал Эрика, недоумевая, из какого отражения он выкопал этих страшных
созданий.
Туманным серым утром (больше похожим на вечерние сумерки) мы
двинулись в путь к Колвиру и, пройдя пять миль, повернули на запад. Я шел
одни из трех маршрутов, которыми можно попасть в Эмбер - наиболее удачным,
с моей точки зрения. Под непрерывные раскаты грома мы добрались наконец до
большого плато, от которого начиналась дорога в Гарнатскую долину.
Когда я в последний раз ее видел, она представляла собой мрачную
картину, а сейчас и вовсе производила ужасающее впечатление. Черная дорога
тянулась по ней, доходя до основания Колвира. По всей длине, куда бы я ни
посмотрел, кипела битва. Всадники сшибались, кони падали, отряды пехоты
наступали, сталкивались, откатывались назад. Черные птицы, как хлопья
пепла, пролетали над их головами.
На таком большом расстоянии я не мог рассмотреть, кто с кем
сражается. На какое-то мгновенье мне пришло в голову, что Блейз остался
жив и напал на Эмбер.
Я быстро понял, что ошибаюсь. Отряды нападавших шли с запада, по
Черной Дороге. И теперь я отчетливо видел, что их сопровождали черные
птицы и какие-то звери с человеческими головами. Может, это были
мантикоры.
Молнии били в них, и они горели, падали, взрывались. Но ни одна
молния не ударила в защищавшихся, и я вспомнил, что Эрик умеет управлять
драгоценным камнем правосудия. Когда-то его носил отец, создавая в Эмбере
погоду себе по вкусу, а пять лет назад с помощью того же камня Эрик разбил
нас с Блейзом наголову.
Значит, темные силы оказались куда страшнее, чем я предполагал. Я
думал, между ними и Эмбером происходят мелкие стычки, небольшие сражения,
но никак не ожидал увидеть чудовищную битву у подножья Колвира. Черная
дорога буквально кишела нечистью.
Ганелон подошел ко мне и остановился рядом. Некоторое время мы
молчали.
- Что будем делать, Корвин? - спросил наконец он.
- Нам надо спешить, - ответил я. - Сегодня ночью я хочу попасть в
Эмбер.
После короткого отдыха мы вновь пустились в путь. Дорога уходила
вниз, идти стало легче. Буря, так и не принесшая дождя, свирепствовала,
молнии сверкали еще ярче, гром, гремел оглушительнее.
В полдень я объявил последний привал - мы находились всего в пяти
милях от северных границ Эмбера. Нам приходилось кричать друг другу чуть
ли не в ухо - Иначе не было слышно, - и поэтому я не смог обратиться к
солдатам с речью. Пришлось передать по цепочке несколько напутственных
слов и объявить, что цель близка.
Пока мои воины отдыхали, я взял пару бутербродов и отправился на
разведку. Примерно через милю, преодолев небольшой подъем, я остановился и
стал смотреть вниз.
На склонах гор тоже кипела битва. Я спрятался за большой камень,
чтобы меня не увидели, и стал вести наблюдение. Эмберийцы сражались с
превосходящими их силами противника. Этим, видимо, и объяснялось наше
везение - ведь мы подошли к Эмберу незамеченными. Было ясно, что к
атакующим непрерывно прибывают подкрепления, причем не теми тремя
маршрутами, которые вели в Эмбер.
Они летели с запада, как осенние листья, обрываемые ветром. Теперь я
видел, что это были не птицы, а крылатые, похожие на драконов, двуногие
создания, больше всего напоминавшие геральдических зверей на штандартах
древней земли.
Многочисленные лучники Эмбера поражали драконов и их седоков на лету.
Молнии сверкали и чудовища загорались в воздухе. Но они прибывали
нескончаемым потоком, опускались на землю и вступали в бой.
Я внимательно огляделся по сторонам, и в центре самого большого
отряда эмберитов, сражавшихся у подножья горы, увидел пульсирующий свет
драгоценного камня правосудия. Да, сомнений не оставалось. Он висел на
груди у Эрика.
Я пополз вперед, продолжая наблюдать.
Командир большого отряда одним ударом отрубил голову дракону, схватил
левой рукой седока, отшвырнул его футов на тридцать и тут же повернулся,
выкрикивая какой-то приказ. Это был Жерар. Он явно пытался обойти
нападавших и нанести удар с фланга. На противоположном склоне горы другой
отряд Эмберийцев проводит точно такой же маневр. Еще один мой брат?
Судя по тому, что искусственно вызванная буря бушевала уже много
часов, сражение началось давно. И оно разгоралось - как в долине, так и на
склонах гор, - а с запада продолжали прибывать войска темных сил.
Я колебался, не зная, что предпринять. Совершенно очевидно, я не мог
напасть на Эрика в тот момент, когда государству грозило полное