Автор неизвестен. Сломанная Головоломка

С невыразимым отвращением вспомнил ту пьяную дуру. "Скотина. Сучка..."
Сразу, впрочем, стало немного стыдно -- вдруг зря так думает о человеке?..
Опять пошевелил языком.
Хотелось плакать.
Все уже собрались. Юра отдал цветы -- три красных орхидеи -- хозяйке,
сжав губы, чмокнул ее в щечку и потрепал по коротко стриженому затылку.
-- Совсем рехнулся, -- уткнувшись носом в цветок и улыбаясь до ушей,
сказала Зоя. -- Ты что -- разбогател?!
-- Нет. Просто кое-кого сильно люблю, -- грустно ответил Юра.
Зоя погрозила ему кулаком и повела в комнату: -- Кто не знаком: Юрик.
Это -- Лариса, это -- Костя. Сергей, Илья.
С Сергеем Юра уже, кажется, однажды здесь встречался. Они улыбнулись
друг другу.
В углу, у журнального столика, собрался основной состав. Шла уже вторая
бутылка. Степан Самойлович протянул Юре бокал водки. Мишенька скромным
жестом -- грибок на вилке.
Паша, показав на вилку, объяснил, пока Юра жевал:
-- Это он на тебе грибы проверяет. Говорят, сейчас многие травятся
обычными съедобными грибами. Мы жрать их боимся, посмотрим, как ты...
Мишенька засмеялся. Юра сердито дожевал и проглотил гриб. Вкус, вроде
бы, был нормальный...
Степан Самойлович похлопал его по плечу: -- Не бойся! С водочкой --
проскочит. -- И добавил: -- Водка -- она от всех болезней помогает...
Подтащив кресло, рядом присела Зоя. Сегодня она была в платье, которого
Юра раньше не видел: облегающем, с эффектным вырезом на груди, ярко
оранжевом -- наверное, специально, чтоб было в тон с цветами, торчащими из
маленьких глиняных вазочек по всей комнате.
"А мои орхидеи куда-то унесла", -- заметил Юра. Мишенька опять разлил
по бокалам водку.
-- А где Ленка, куда она подавалась? -- спросил Зою Паша.
-- Она уже ушла? -- просто чтобы что-то сказать, тоже удивился Юра. --
Куда?..
-- Придет, сама расскажет, -- сердито сказала Зоя. -- Она скоро
вернется. Выпили еще по одной. Степан Самойлович аппетитно закусил водку
хрустящей маринованной морковочкой -- на столе стояла целая ваза отборной
моркови, фирменного блюда Зои. "Тоже под цвет платья..."
-- Ну? -- глядя на грызущего морковь Степана Самойловича, вспомнил
вдруг
Юра. -- Каковы успехи на поприще пропаганды Фрейдизма?
Степан Самойлович уже не первый год пытался найти издателей для своей
большой работы, вскрывающей подлинные причины основных событий российской
истории. Причины эти он видел в определенных особенностях русского
характера. Три-четыре психических комплекса в сочетании с определенными
географическими и историческими факторами удовлетворительно объясняли все:
начиная с призыва варягов на царствование и заканчивая культом личности
Сталина. Печатать работу почему-то нигде не хотели. Как предполагал Степан
Самойлович -- из боязни признать его правоту. Кому приятно объявить во
всеуслышанье о собственных подсознательных фобиях и влечениях?..
Степан Самойлович только грустно вздохнул в ответ на Юрин вопрос,
махнул рукой и взял еще одну морковочку.
-- Фрейд козел, -- уверенно сказал Мишенька.
-- Ага, -- проворчал с полным ртом Степан Самойлович. -- Все козлы;
Миша -- самый умный. Что, кто-то не козел, да, Миша?.. Неужели есть такие?..
-- Юнг вот -- не козел... -- вставила вдруг Зоя. Юра удивленно взглянул
на нее.
-- Да уж! -- засмеялся Степан Самойлович. -- Вот кто по сравнению с
Фрейдом не козел, так это, конечно, Юнг!.. Да, Мишенька? Юнг -- это голова!
Ему, в отличии от Фрейда, палец в рот не клади...
-- Нет, здесь ты явно перегибаешь палку! -- возмутился Мишенька. -- Как
раз палец...
-- Перестаньте, а? -- попросила Зоя. -- И Юнга не троньте, ладно?
-- А почему он тебе вдруг так дорог? -- серьезно спросил Юра. Раньше за
Зоей симпатий к Юнгу что-то не замечалось.
-- Прочла одну его книгу. И чуть не расплакалась. Потому, что он там
написал то, что я сама выстрадала. То, что я сама могла бы написать... --
Степан Самойлович даже присвистнул. Все удивленно посмотрели на Зою.
-- Я именно поэтому давно уже ничего и не пишу, -- тихо сказал Юра. Зоя
удивленно взглянула на него. -- Все, что я мог бы написать -- уже написано.
Я не раз в этом убеждался...
Зоя грустно закивала.
Юра тоже одно время баловался сочинительством. Считал себя философом.
Хотел написать книгу, сказать всем, как надо жить. А потом вдруг и сам забыл
-- как. И никак не мог вспомнить. Ухмылялся только иногда, находя
какие-нибудь старые черновики своей книги.
-- Да вы что?.. Серьезно? -- проворчал Степан Самойлович. -- Я не
знал... Ты не шутишь, Юра? Правда больше не пишешь? Из-за этого?!
Юра угрюмо помотал головой: -- Если самое важное для тебя, лично
выстраданное -- и оказывается вдруг давно уже никому не нужным, даже
забытым... От этого так тошно на душе становится... Совсем, Степа, не пишу.
-- А кому же сейчас не тошно? -- вздохнув, ответил Степан Самойлович.
-- Всем тошно. Выйди на улицу, посмотри кругом...
Кто-то из мальчиков в другом углу комнаты -- то ли Костя, то ли Сергей,
то ли Илья -- по-козлиному заржал, захохотали и остальные, на их смех
прибежала из кухни Лариса, для нее шутку тут же -- судя по смеху, даже два
раза -- повторили.
Степан Самойлович покосился на них, состроил горестную мину и уткнулся
лбом в колени.
-- Кто это? -- тоже недовольно спросил Мишенька. -- Откуда ты их
выкопала?
Зоя неопределенно пожала плечами.
Юра опять задел языком болячку на губе. Степан Самойлович затряс
головой:
-- Вы думаете мне не тошно? А я все равно: беру себя в руки и пишу!
Сейчас заканчиваю уже третий вариант своей книги. Ввел еще одну главу...
-- А зачем? -- перебил его Юра. -- Всем же насрать на твою книгу!
-- А это не им, это мне самому прежде всего нужно!
-- Писать? На бумаге? -- Юра засмеялся. -- Если для себя самого, то
можно и в голове "писать". По ночам. Когда бессонница.
-- У меня не бывает бессонницы, -- Степан Самойлович с горькой ухмылкой
намазал на хлеб кабачковую икру. "Как он может есть эту гадость?.." Степан
Самойлович спросил: -- А такого ты не представляешь: кто-то читает твою
книгу и становится немного лучше?..
-- Кто?! -- засмеялся Юра. -- Те выродки, которые снуют вокруг? Пьянь
подзаборная? А тебе -- я и сам могу все сказать. Не пачкая бумаги...
-- А мне? -- пошутил Паша.
-- И тебе -- все сейчас скажу...
-- Нет!!! А где, все-таки, Ленка? -- опять спросил Мишенька у Зои. Зоя
промолчала.
Кто-то -- то ли Костя, то ли Сережа, то ли Илья... Сергей! -- подошел к
их столу, сел и стал слушать Степана Самойловича.
-- ...Они со мной даже разговаривать не хотят, -- говорил в это время
Степан Самойлович. -- Не то что печатать! Считают шизофреником...
Юра ухмыльнулся. "Еще бы! Он им, наверное, сразу о своей основной
работе говорит..."
Степан Самойлович работал в кукольном театре. Самой крупной его ролью
до сих пор оставалась роль Зайчика в сказке "Заяц и Лиса".
-- ...Но я же понял, откуда все наши беды! И как их можно исправить!
Написал книгу!.. -- Степан Самойлович махнул рукой и замолчал.
"А грибков и вправду никто не ест..." -- удивился Юра.
-- Ты, Степа, теперь зато не теоретически, а на практике узнаешь, в
какой стране живешь... -- хмуро сказало Зоя. Мишенька засмеялся.
-- И все равно, -- твердо сказал Степан Самойлович, -- я буду писать!
Пусть для одного себя, но буду! И ты, Юра, не опускай руки! Держись, а?
"Еще немножко осталось продержаться. Лет сорок. А там, однажды, враз
отпустит. Если грибочки, конечно, не отравленные..." -- Давайте, что ли,
выпьем?.. -- предложил он. -- Извини, Степан Самойлович, не убедил.
Все выпили. Сережа сходил за своим бокалом и выпил тоже.
-- Ну а на кой тогда черт все? -- спросил Степан Самойлович. Все
промолчали. Юра заметил, как Сережа наклонился и тихо прошептал что-то Зое
на ухо, она вскинула брови, посмотрела на него, улыбнулась. -- Зачем тогда
жить?! -- Степан Самойлович стукнул бокалом по столу.
Этот юнец Сережа начал Юре чем-то не нравиться.
-- А низачем! -- уверенно сказал Мишенька, развалясь на диване и
закинув ногу на ногу. -- Я тут книжку прочел. Камю, "Миф о Сизифе"
называется, все ведь читали? Который эссе об абсурде. Читали?
"Какие все умные!.." -- с отвращением подумал Юра. Костя, Илья и Лариса
опять противно захохотали в своем углу.
-- Мы все читали, -- хмуро ответил Степан Самойлович.
-- Уезжать отсюда надо, -- почему-то сказала вдруг Зоя.
-- А там, думаешь, по-другому? -- удивился Паша. -- Там тоже. Везде
одинаково.
-- Все говно, что ли? -- спросил Степан Самойлович. -- Есть такая
философская система, "говнизм" называется. Что ни возьми, вдумаешься,
вникнешь -- оказывается говном. И тут, и там...
Юра задумчиво улыбнулся: -- Так вот, оказывается, что меня последние
пару недель одолевает! Все люди -- очень многие -- кажутся... ну не то, чтоб
совсем "говном"... а ворами! -- Мишенька засмеялся. Степан Самойлович
удивился. -- У меня дипломат недавно сперли, с документами, деньгами, --
объяснил Юра. -- Внешне -- самый что ни на есть обыкновенный. Таких тысячи.
И теперь: встречаю человека с таким дипломатом и сразу -- "Он! Попался,
подлец". Догоняю вора, рассматриваю дипломат, там у меня царапинка сбоку
такая приметная...
-- Ага, -- ответила Зоя. -- А я с тех пор, как начала учить
французский...
-- Ты серьезно, что ли, уезжать собралась? -- осторожно, чтобы не
выдать накатившего от этих ее слов страха, спросил Юра. Стало тошно, совсем
грустно. Зоя неопределенно пожала плечами: -- ...так вот: оказалось, что все
вокруг носят полиэтиленовые пакеты с французскими надписями! Именно с
французскими, и просто все кругом! Представляете? Куда ни глянешь -- в
метро, на улице, даже дома! -- сразу вспоминаешь про все эти визы,
приглашения...
-- Все равно денег на билеты нет, -- заговорщически подмигнув Юре,
кивнул в сторону Зои Паша. -- Пусть пешком уезжает!..
-- Какая разница, я же сейчас не об этом, -- грустно сказала Зоя. --
Даже тем более: посмотришь на пакет -- совсем тоскливо становится...
"А я, идиот, из-за нее переживаю, -- потрогал языком губу Юра. --
Сволочь. Ну и пусть уезжает!.. Гадина".
Захотелось плакать. "Наверное, покраснели глаза... Сейчас заметят..."
Юра встал, подошел к окну. Солнце садилось в багровых, малиновых и розовых
тучах, дрожало сквозь слезы, казалось размытым огненным пятном. Юра
незаметно вытер глаза. "За что все это?"
Подошел Степан Самойлович, постоял рядом молча, вздохнул, сказал тихо:
-- Ты меня совсем уж за идиота не считай. Я ведь все понимаю... И что
книга моя никому кроме меня не нужна. И что мне самому -- тоже не нужна. Я
ее переделываю, переделываю, корячусь по ночам. А иногда подумаю: "Ну
зачем?!.." И не знаю, зачем. Иногда знаю, а иногда -- не знаю...
Юра вздохнул: -- А я даже если бы и захотел -- не смог бы. Книгу!
Ха-ха... Тут пожрать бы было на что. Тогда бы -- посидел, пописал, может
быть. А так -- не до этого. Откуда время?.. Пытаюсь заработать хоть немного
денег, ни черта не получается. Смотри, какое жуткое солнце...
Подошли Паша и Мишенька, молча уставились на горизонт. Поперек красного
солнца, по багровому небу ползла черная фекалия заводского дыма.
-- А там вон, -- Мишенька показал пальцем чуть левее, -- еще и горит
что-то.
Другие, жиденькие клубы дыма подымались из-за какого-то кирпичного
здания, иногда оттуда же выскакивал, дразнясь, крошечный -- издалека --
язычок оранжевого пламени.
Юра, посмотрев немного на пожар, оглянулся. Зоя и Сережа сидели рядом
на диване, Зоя грустно улыбалась, Сережа говорил ей что-то, слегка коснулся
пальцами ее колена, сказал что-то смешное -- Зоя засмеялась. И его руку не
убрала.
"Хотел бы я, чтобы он лежал с нами в постели третьим?.." -- неожиданно
подумал Юра. И сам себя испугался. "Что-то я совсем охуел... Все равно --
гадость!.."
-- А что ты для денег делаешь? -- спросил, отворачиваясь, наконец, от
окна, Степан Самойлович.
-- Макеты... Это картинки рекламные для газет так называются. Их сейчас
в каждой газете до черта... -- он грустно усмехнулся. -- Вот Зойка говорила,
что все надписи стали вдруг на французском языке и она постоянно вспоминает,
что уехать не может, или, там, не хочет, или хочет, но не решается, я уж не
понял... А я? Открываю газету, любую, и сразу: "У меня нет денег. Мне нужно
заработать денег. Ага, вот фирма "Факер-Макер", дерьмо какое-то, но на
рекламу не скупится... Телефон..." -- раньше открывал газету, хоть заголовки
прочитывал. Любил иногда почитать, что в мире творится... А теперь -- сразу
носом в рекламу, сразу хватаю ручку, злюсь, что денег нет. Не газета, а
нервотрепка. Это как дипломат! -- Юра засмеялся. -- Клянусь, -- он стукнул
себя по груди, -- о каждом встречном с таким дипломатом начинаю думать: "По
внешнему виду -- ни за что не заподозришь. А вот на самом деле -- ведь может
же этот человек, в принципе, быть воришкой? Тягать сумки у читального
зала?.."
-- А я даже этого не смог бы, -- сказал Паша. Все замолчали.
-- Пойдем, что ли, еще выпьем? -- неуверенно предложил Мишенька. Юра
оглянулся. Зои и Сережи на диване уже не было. "Напьюсь как свинья".
Разлив водку по бокалам, Степан Самойлович спросил: -- Можно... э...
тост?
Паша скривился, Мишенька пожал плечами.
-- За то, чтобы разобраться во всем этом, чтобы понять, откуда все это
дерьмо лезет, чтобы вставить туда пробку...
-- Тьфу, -- сказал Паша и выпил. Выпили все.
-- Чувствуется, что ты специалист по Фрейду, -- сказал Мишенька. --
Даже тосты у тебя какие-то... анально-фиксированные. Твой бы тост
психоаналитику...
Степан Самойлович задумчиво почесал затылок.
-- Может и правда, -- подумав, сказал он. -- Наверняка правда. Даже по
тосту... Фрейд, что ни говори, гений в своем методе...
-- Похабник твой Фрейд, -- сказал Паша.
-- Не нужно, -- поднял руку Степан Самойлович. -- Похабником его
считают не все. Если человек ежится, когда разговор касается сферы половой
жизни, значит это ему самому небезразлично. Похабником его считают, не
сердись, только закомплексованные личности. Я не хочу сказать, что ты
импотент, но что-то у тебя не так.
Паша улыбнулся.
-- Нет, я серьезно. -- Степан Самойлович внимательно смотрел на Пашу.
-- Если хочешь, могу даже провести с тобой пару сеансов психоанализа,
чтобы ты потом сам убедился.
-- Я даже знаю, что ты выяснишь, -- сказал Паша. -- Как я отношусь к
папе, к маме. Кого я теперь с ними отождествляю... Дерьмо! -- он плюнул в
пепельницу, выдув на колени весь пепел и выругавшись.
Степан Самойлович возмущенно вздохнул, хотел что-то возразить, но
промолчал.
-- Нет, и во Фрейде что-то есть, -- сказал Юра. "Вот, например, где
сейчас Зоя?! И почему я из-за этого да напьюсь?.." -- Налей еще... Есть одно
во Фрейде. Это то, что он первым начал догадываться, почему все в жизни не
так... Попытался понять -- откуда, из-за чего вся эта тоска...
Степан Самойлович молча разлил водку. Выпили, Юра зацепил из банки
ядовитый гриб, проглотил его и продолжил: -- Не понимаете, что ли?..
Задуматься: "почему мы сходим с ума?" -- всерьез задуматься!.. Это же...
Именно не "как", а "почему"... -- на последнем слове голос у него вдруг
сорвался.
Юра неожиданно почувствовал, что сейчас заплачет. Степан Самойлович,
Паша, Мишенька осторожно переглянулись. Кто-то вдруг выключил в комнате
свет, Степан Самойлович зажег торшер с темно-красным абажуром. Паша закурил.
Подошла девушка Лариса, потрепала Мишеньку по голове, спросила:
-- О чем спорим?
Высокая, худенькая, с большими голубыми глазами и длинными, до пояса,
золотыми волосами.
-- Да так, -- ответил Степан Самойлович. -- О сексе...
-- Интересно, интересно! -- сказала Лариса и села на краюшек дивана. --
Что выяснили?
-- Вот Паша говорит, что секс это ужасно.
Паша обиделся: -- Неправда! Лариса, секс это не ужасно! Не верь этому
лысому. Фрейдисты -- они всегда врут!
-- Ой, а Фрейд это кто? -- удивилась Лариса. -- Я где-то это имя
слышала. По-моему, он убил свою маму и женился по ошибке на папе, да?.. Так
вы фрейдисты?!! Как интересно!..
"Сейчас пойду и застукаю их в спальне..."
Юра попытался подняться, но тут в комнату вернулась Зоя. "Похоже,
волосы растрепанные..."
Паша мрачно говорил: -- ...Фрейд очень любил курить толстые, длинные
сигары... -- Лариса улыбалась.
-- Прекрати! -- громко возмутился Степан Самойлович. -- И ты, Лариса,
глупо себя ведешь. Все эти хихоньки -- признак недооценки вещи... очень на
самом деле глубокой. Очень! И я уверен, что ты сама не раз всерьез
задумывалась, например, о том, почему мир устроен так, что у каждого
человека есть отец и мать. И что это означает в личной жизни человека, как
влияет на его сознание. И какими бы были люди, если бы таких понятий как
отец и мать вообще не было. А ведь это -- тоже Фрейдизм. Это первое...
-- Про отца и мать -- знаете, какая странная мысль мне тут как-то в
голову пришла? -- перебил Степана Самойловича Паша. -- Ведь в роддоме...
-- Извини, -- остановил его Степан Самойлович. -- Разреши, я закончу?
Так вот -- первое, это роль вопросов, связанных так или иначе с полом
человека, со всем, что имеет отношение к рождению. Здесь -- как же!
"либидо"! детская сексуальность! знаем! -- все более менее специалисты по
Фрейду... Ну а второе, а? Роль подсознательного в человеческой жизни! Ведь
это-то -- просто гениально!!! -- он хлопнул ладонью по столу. И еще раз
повторил: -- Ге-ни-аль-но! Этого вы -- не понимаете... -- он обвел всех
грустным взглядом, замолчал. -- Совершенно.
-- Да уж, не понимаем, -- кисло сказал Мишенька. -- Уж не хуже тебя
понимаем.
Лариса тоже усмехнулась и повела бровями.
-- А по-моему -- нет. -- Степан Самойлович потер ладонью висок,
вздохнул, посмотрел на Ларису. -- Вот ты -- может понимаешь, тебя я не знаю.
А эти псевдоинтеллектуалы -- ни хрена не понимают. Я знаю. Два слова --
"фаллический символ" -- выучили и думают, что Фрейда понимают. Проверяю:
"Психопатологию обыденной жизни" кто читал? Ну, быстро.
Ларису окликнул кто-то из другого угла комнаты, она, взмахнув золотыми
волосами, вскочила и убежала.
-- Успокойся ты со своим Фрейдом, -- проворчал Мишенька. -- Все знают,
что ты от него тащишься. Но это не значит, что и мне он должен...
-- Я конкретный вопрос задал. Читал?
-- Я Набокова читал. И ему в оценке твоего любимца доверяю, знаешь,
как-то больше, чем тебе...
Степан Самойлович тяжело вздохнул, выпил рюмку, пожал плечами.
-- А что в этой "Патологии повседневной жизни"? -- не выдержал паузы
Паша.
-- Помнишь, может быть, один эпизод из "Дон-Кихота"? -- спросил Степан
Самойлович. -- Из губернаторства Санчо Пансы. Там женщина привлекает к суду
мужика -- мол, он ее изнасиловал. Санчо в качестве компенсации дает ей
кошелек обвиняемого. Когда она уходит, он разрешает мужику догнать ее и
отобрать кошелек обратно. Через какое-то время, вцепившись в кошелек,
возвращаются вдвоем. Баба хвастается, что не отдала этому гаду кошелек!
Санчо и говорит: "Вот! Если бы ты и свою честь так же защищала, то ничего он
бы с тобой не сделал!"
Этот пример Фрейд приводит в шутку. Но с намеком! С каким? Что
подсознательное, скрытое желание той женщины быть изнасилованной сковало в
самый нужный момент ее защиту. И что такие скрытые, подсознательные мотивы
вообще очень сильно влияют на поступки человека. Про Санчо он пишет в главе
о "случайных повреждениях"... Там примерно такая фраза есть: "Когда
кто-нибудь из моих домашних жалуется, что прикусил язык, прищемил палец и
т.д., то вместо того, чтобы проявить ожидаемое участие, я спрашиваю: зачем
ты это сделал?"
-- Не очень что-то... -- проворчал Мишенька.
-- В каком смысле "зачем"? -- тоже не понял Паша. -- Если случайно?..
-- Вот именно, что зачем! -- улыбнулся Степан Самойлович. -- В этом-то
вся и суть!
-- Не понимаю, -- признался Паша.
Юра с удивлением заметил свою руку, тянущуюся к тарелке с хлебом. Рука
взяла кусочек, двинулась обратно. Юра усмехнулся, посмотрел по сторонам и
вдруг заметил, что начала вращаться против часовой стрелки вся комната --
очень медленно и плавно. Но, все равно, неприятно. "Пожалуй, стоит сидеть и
не дергаться, иначе сворочу чего-нибудь по дороге. Эк нажрался..." Но, что
удивительно, голова оставалась ясной-ясной. -- Расскажи, расскажи им, --
сказал зачем-то Юра Степану Самойловичу.
-- Другой пример. Уже из моей собственной жизни, но вполне по Фрейду,
для главы, кажется, "Неловкие движения". Однажды я был в гостях у очень
преуспевающих и нужных людей. Ужинали. Сначала я полил скатерть томатным
соусом. Потом резал мясо -- кусок вылетел из тарелки. Опять извинился.
Разливал вино -- перелил через край. Потом -- торт. Падает, между прочим,
кремом вниз...
-- К чему ты все это?.. -- перебил Мишенька. -- Ты уверен, что всем это
интересно... -- Степан Самойлович не отреагировал.
-- Эти люди обещали помочь мне в одном очень важном деле. Я пришел
узнать -- удалось ли?.. Уже после ужина хозяин завел осторожный разговор
вокруг да около, стал постепенно объяснять неожиданную сложность ситуации,
сочувствовать, обещать помочь попозже. Извиняясь, он улыбнулся такой же
противной улыбкой, как и пару часов назад, здороваясь со мной в дверях. Я и
тогда еще внутренне поморщился, не понимал только отчего... А тут --
опрокинул на ковер пепельницу и понял, почему весь вечер засирал им
квартиру. Уже по той первой улыбке -- все понял! Но себе не признался. И
только подсознательно -- гадил всюду...
-- Все наоборот! -- громко сказала вдруг Зоя. -- Я же тебя знаю! Просто
тебе в глубине души было противно принимать помощь от этих людей. Вот ты и
делал все, чтобы им не понравиться. Вспомни: наверняка ты не очень был
потрясен отказом?..
Степан Самойлович удивился, задумался, потом улыбнулся:
-- А ведь верно, пожалуй. Скорее всего, действительно, поэтому!
-- А я зачем недавно в пепельницу дунул? -- спросил Паша. -- Ну, или
плюнул.
Степан Самойлович улыбнулся: -- А помнишь, о чем ты тогда заявил? О
том, что Фрейд -- это дерьмо. В глубине души чувствовал, что не прав, вот
весь и перепачкался. По-твоему это случайно?
-- Таких версий можно миллион про каждый случай придумать, -- сказал
Паша.
-- Конечно, можно! -- воскликнул Степан Самойлович. -- Но это уже
третья отдельная -- и тоже очень замечательная! -- тема, как из этого
миллиона правильную версию выбрать. Об этом я сейчас не говорю -- поверьте
на слово: здесь у него тоже все схвачено. И про тот случай в гостях мы с
тобой, Зоя, тоже потом поговорим, ладно? -- Зоя кивнула. -- Я вам сейчас
пытаюсь показать только суть. Грубыми штрихами. Начинаете чувствовать, а?
Паша пожал плечами, остальные просто сидели молча. "Тоже мне,
психоаналитики!.." -- думал Юрий, глядя, как Зоя улыбается и понимающе
кивает Степану Самойловичу. Тот продолжал.
-- Другой пример: обмолвки. В журнале одном была статья, буржуйская.
Группа студентов. Компьютер. Испытуемый садится перед экраном, смотрит на
быстро мелькающие фразы и должен так же быстро их вслух повторять. Все его
слова записываются. Потом по этой записи отлавливаются, подсчитываются и
анализируются все обмолвки. Эксперимент проводится в нескольких вариантах.
Вначале просто так. Потом -- дают в руку два конца оголенного провода,
предупредив, что в любой момент может током шарахнуть. Потом -- усадив рядом
на столе настоящую голую студенточку. С проводом -- я уже не помню, а со
студенточкой -- у всех замечательные обмолвки стали появляться, и в больших
количествах. Типа (понятно, если попытаться на русский перевести): вместо
"Кот и миска" -- говорят "Мот и киска", вместо "Кекс и сойка" -- "Секс и
койка"...
-- Ха! -- сказал Паша. -- Теперь, кажется, почуял к чему ты клонишь.
Нет, ничего так. Как, говоришь? "Секс и койка"?.. -- он радостно засмеялся.
Юра, Зоя и Степан Самойлович тоже улыбнулись.
-- И о чем это говорит? -- спросил Степан Самойлович. -- Сидит у нас в
голове что-то, мы о нем и не знаем, а оно нас за язык иногда дергает.
Чувствуете?
Паша кивнул, Мишенька недовольно поморщился.
-- А можно и так сделать... Как бы наоборот, как Фрейд в этой своей
"Психопатологии обыденной жизни" постоянно и делает. Там приводится куча
примеров обмолвок, описок, опечаток в газетах -- часто просто-таки
великолепных! -- и уже по ним восстанавливаются их причины. Отлавливается то
самое, что в голове каждый раз сидело и за язык дергало или руку
подталкивало... Доходит до совсем уже мистических вещей! Я сам, когда
впервые прочел -- обалдел. Называет человек наугад любое число...
-- Шестьдесят шесть, -- сказал Юра.
Степан Самойлович удивленно посмотрел на него. Мишенька засмеялся.
-- ...И я, -- продолжал Степан Самойлович, -- за пару часов беседы с
ним -- это уже технические тонкости каким именно макаром -- показываю
совершенно точно, абсолютно убедительно для самого этого человека, почему им
было названо именно это число, а не любое другое! Сколько ты сказал?
-- Я передумал. Восемьдесят четыре, -- ответил Юра.
-- Давайте только не сейчас! -- взмолился Мишенька. -- Я сюда не лекции
слушать пришел... Сам с собой тихонечко и экспериментируй! Можешь, кстати,
еще что-нибудь и из области астрологии приплести. О влиянии небесных
светил...
-- Нет, интересно! -- сказал Паша. -- Я, кажется, уже кое-что уловил.
Ты хочешь сказать...
-- Там еще у Фрейда есть пример, о том, что случайные действия
являются, в сущности, преднамеренными... -- Степан Самойлович говорил
уверенно, выразительно, плавно жестикулируя, с удивительным воодушевлением.
Мишенька с кислой миной встал и ушел в полумрак. Зато опять подошла Лариса и
села, поджав ноги, рядом с Юрой на диван. На коленках ее джинсов были вышиты
два цветка: на правой -- голубой, на левой -- светло лиловый. Чуть улыбаясь,
она смотрела на Степана Самойловича.
-- Фрейд однажды взялся, -- продолжал тот, -- улучшить семейные
отношения в одной милой семье. Ссорились и все такое прочее. Муж носился с
мыслью о разводе, потом отказался от нее, потому что очень любил своих двоих