---------------------------------------------------------------
Редактор-составитель Х.З.Собачий. М., издательство "Мобиле", 1993;
OCR и правка: Максим Ненашев (nenashev@surgu.wsnet.ru).
---------------------------------------------------------------
Сборник рассказов "Сломанная головоломка" имеет несколько существенных
отличий от других подобных сборников.
Во-первых, для этой книги не подходит само название "сборник" --
рассказы в ней не собраны, они специально для нее созданы авторами.
Во-вторых: "составителями" (точнее -- в данном случае --
организаторами) руководило принципиально чуждое духу подлинной литературы
желание -- попробовать с помощью литературных произведений (в данном случае
-- рассказов) выразить нечто большее, чем то, на что обычно отваживается
литература как таковая. Если говорить совсем просто -- рассказы заказывались
и были написаны авторами "на тему".
Этот самоубийственный для любого живого творчества подход -- подход к
литературе, как к средству, а не как к цели -- в данной ситуации, тем не
менее, полностью себя оправдал.
Случилось это лишь по одной причине.
Причина эта в том, ради чего сомнительное мероприятие по созданию
сборника и было затеяно; в уникальной способности этого оживлять все, за чем
оно скрывается, просвечивать сквозь любую свою внешнюю форму.
Для обозначения этого таинственного нечто, скрытого в данном случае за
полутора десятками небольших рассказов, существует, в общем-то, специальное
название. Самое обычное, достаточно точное и -- в то же время -- совершенно
не подходящее в данной ситуации. Это название -- неприятные по звучанию и
смыслу слова "философская система".
Гегель просто писал "Феноменологию духа". Ницше говорил -- афоризмами,
притчами, устами Заратустры, Сартр, чтоб растолковать наболевшее, сочинял
романы и пьесы, Хайдеггер дошел до философской Поэзии. Что-то из этой серии
сейчас перед Вами.
Однако предлагаемая Вам книга, в то же время, заметно отличается от
"философской прозы" в традиционном ее понимании. Отличий несколько. Прежде
всего, это отсутствие единого стиля и тональности (что, конечно, во многом
обусловлено коллективным характером работы).
Второе отличие -- принципиальная незавершенность этого сборника как
философского произведения. Отказаться от подзаголовка "Том первый"
составителей заставила лишь некоторая неуверенность в целесообразности
скорого продолжения. Если продолжение все же последует, то это будет уже
новая книга, а не "второй том" (пример -- хорошо известные сборники "Вехи" и
"Из глубины").
Такая незавершенность -- прямое следствие третьей особенности сборника:
он служит выражением философской системы, которой не существует в иной,
отличной от этого сборника, форме. (Именно поэтому не очень и подходят для
обозначения того, вокруг чего выросла книга, слова "философская система" --
эти слова предполагают как минимум существование того, к чему относятся.)
Противоречие здесь лишь кажущееся.
Принцип неопределенности в философии (подобный принципу
неопределенности в квантовой механике) гласит, что чем более строга и
лаконична форма изложения "философской системы", тем меньшее число людей
принимает эту "систему"; и, наоборот, чем очевиднее, естественней,
популярнее "система", тем более неопределенна, метафорична, двусмысленна ее
словесная оболочка (примеры таких "размытых" текстов приводить, вероятно,
излишне). При этом важно понимать, что указанное противоречие между
"популярностью" и "строгостью" изложения "философской системы" не имеет
никакого отношения к самому факту ее существования. Тем более -- к вопросу о
ее истинности или ложности.
Так же несомненно существование и той "философской системы", ради
выражения которой написана эта книга -- и не важно, что ее максимально
строгое выражение непонятно вообще никому и поэтому даже не написано, а
выражение, понятное всем, настолько банально, что в записи вовсе не
нуждается. Эта система, повторим, тем не менее, существует. И именно в той
форме, которую Вы держите сейчас в руках.
В свете этого огромным соблазном для "составителей" было и внешне
оформить книгу в виде серьезного философского трактата ("Раздел первый:
Очевидные истины. Часть первая: Особенности феноменологического подхода.
Глава первая: К смыслу понятия "быть". Параграф первый: "Ограбление в
подворотне"", и т.д. -- разбивка собранного в книге материала на главы
существует на самом деле, даже в двух, немного отличающихся друг от друга,
вариантах, но явно нигде не отражена). Помешала воплотить идею
"псевдофилософского оформления", как Вы, вероятно, уже догадались, боязнь
излишней строгости в ущерб популярности.
Боязнь излишней популярности (в ущерб строгости) помешала, в свою
очередь, издать книжку сколько-нибудь заметным тиражом.
Но, несмотря на отказ от явной разбивки на главы, параграфы и т.п.,
особенностью книги все же остался особый характер составивших ее рассказов:
каждый из них, как уже говорилось, есть нечто большее, чем просто рассказ.
Представить себе это легче всего на примере: некий эротический рассказ,
пересказанный кем-то "в двух словах", оказывается, вдруг, текстуально
идентичным -- к примеру! -- знаменитому одиннадцатому тезису Маркса о
Фейербахе.
Настоящая книга в то же время не есть (отметим еще раз!) просто
"популярной", доходчивой формой выражения каких-нибудь пятнадцати
философских "тезисов". У того, о чем здесь говорится, иной формы выражения
-- кроме той, которая перед Вами -- пока просто не существует. Если
смотреть, все же, на эти рассказы как на комментарии или иллюстрации, то они
-- комментарии, иллюстрации к несохранившимся текстам (а точнее -- к
текстам, еще никогда не существовавшим).
Другая возможная, в принципе, аналогия -- между текстами "сборника" и
дзенскими коанами -- также искусственна. Чтобы убедиться в этом, достаточно
прочесть наугад несколько страниц из книги.
Что же касается названия "СЛОМАННАЯ ГОЛОВОЛОМКА", то о нем можно
сказать лишь одно -- книга действительно так называется. Почему, можно
понять, прочитав ее.
Наконец, само предисловие. Написано оно в большей мере из рекламных
соображений. И без него -- по целому ряду заметных внимательному читателю
признаков -- достаточно быстро улавливается существование некоторой под- или
сверхструктуры, "скрытой" текстами сборника, их порождающей и организующей.
Осторожно намекнуть читателю, что такая "сверхструктура" (то самое
таинственное нечто, о котором говорилось выше) не есть что-то
необыкновенное, что это, в действительности, всего лишь хорошо знакомое
читателю его собственное отношение ко всему на свете (а так оно и есть!) --
в этом "составители" (организаторы) "сборника" видят основную задачу своей
странной затеи.
Они даже верят, что, в итоге, что-то подобное у них может и получиться.
Большинство работавших над "Сломанной головоломкой" авторов -- все вместе и
каждый в отдельности -- в этом, к сожалению, не настолько уверены...
Еще двое из них наотрез отказались высказать свое мнение по этому
поводу.
В любом случае -- кто бы из членов авторского коллектива ни оказался
прав в оценке "сборника" -- он у Вас в руках.
Москва, ноябрь 1993.
В детском садике на вопрос: -- Ну, маленький, сколько нам годиков?.. --
отвечают, как известно, не задумываясь:
-- Шесть лет и восемь месяцев!!!
С возрастом эта удивительная способность -- помнить, сколько тебе
сейчас лет -- почему-то исчезает. Чтобы вспомнить, приходится смущенно
производить в уме выкладки с четырехзначными числами. Помнят, разве что,
некоторое время после очередного по счету дня рождения. Лучше -- юбилея. Да
и то совсем недолго.
...Бывший старший оперуполномоченный Московского угрозыска подполковник
Семен Семенович Шукайло, опытный криминалист, уволенный совсем недавно из
органов внутренних дел -- за дзен-буддизм -- и возглавлявший теперь
собственное сыскное бюро "Феликс", как раз 13 марта праздновал свой день
рождения.
В тот же день (это была, кажется, среда), ровно в два часа дня, в
пивной бар без названия, что на втором этаже, над овощным магазином в доме
194 по проспекту Мира (кстати -- такое уж совпадение -- тот самый, где годом
позже Семен Семенович взял знаменитого Макеева) нагрянули с довольно
необычным визитом народные депутаты. Самые настоящие, со значками.
Ничего никому не объясняя, они втащили в зал несколько тяжелых коробок
и, деловито разобрав у своего главного молотки и отвертки, полезли, не
разуваясь, на столы.
Бармен Сережа, огромный, толстый, метра под два ростом, мужик,
брезгливо делал вид, что даже не смотрит, что они там по углам развешивают.
А развешивали они большие жестяные, выкрашенные серой масляной краской
громкоговорители.
-- Дискжокеи говняные... -- проворчал Сережа, но вмешиваться не стал --
да и действительно, с какой стати?..
Дискжокеи оказались членами парламентской комиссии по связям с
общественностью. Сделав дело, они выпили пива и торжественно включили
колонки. Вместо музыки зазвучали хриплые голоса спорящих народных депутатов:
передавали запись одного из старых съездов.
Все присутствовавшие в пивбаре, не сговариваясь, схватились за головы и
выругались, негромко, но, что довольно странно, почти в одних выражениях...
Погода, как водится, тут же испортилась, повалил мокрый снег, завыл холодный
ветер.
С головы до ног облепленный снегом, Семен Семенович, пряча под полой
купленный у метро самому себе в подарок букет чайных роз, поднялся по
скользкой темной лестнице бара, остановился в дверях, пропуская уходящих
депутатов, и, войдя в зал, осторожно осмотрелся.
Осторожно -- скорее по привычке. Остаться незамеченным он сегодня,
пожалуй, не смог бы, как бы ни старался. Роскошный длинный черный плащ,
черный, лихо заломленный на бок берет с блестящим металлическим цвета чайной
розы значком сыскного бюро, белоснежный шарф с золотистым восточным узором
по самому краешку (непременная часть придуманной самим Семеном Семеновичем
униформы сотрудников "Феликса") -- все это заметно контрастировало с общей
обстановкой. Например, с той же лужей блевотины у самого входа, в которую
Семен Семенович случайно наступил до блеска начищенным высоким черным
ботинком армейского образца.
Ослепительно белыми, белее шарфа и снега на берете, были пышные,
красивые, ухоженные усы Семена Семеновича, ярким пятном выделявшиеся на его
смуглом, иссеченном шрамами и морщинами лице. Лицом -- особенно своей
знаменитой добродушной улыбкой -- Семен Семенович был необыкновенно, а
сегодня, почему-то, особенно, похож на известного физика Альберта Эйнштейна;
еще Семен Семенович, как и Эйнштейн, немного, для себя, играл на скрипке. И
трубку тоже, разумеется, курил -- так уж сложилось.
Семен Семенович пересек по диагонали шумный задымленный зал и осторожно
подошел к столику в правом углу, у большого грязного окна...
-- Ваши документы! -- тихо, но отчетливо произнес он, обращаясь к двум
стоявшим к нему спиной мужчинам: долговязому молодому человеку в ватнике и в
серой спортивной шапочке с надписью "СЛАЛОМ" и низенькому плешивому крепышу
в полушубке из черного искусственного меха.
-- Никак молодость ментовскую не забудет, -- недовольно проворчал,
оборачиваясь, тот, что пониже. Звали его Михаилом Сергеевичем (тем, кто не
верил, он показывал паспорт). -- Ты, Семен Семеныч, таперича никто. Ты даже
документы у меня проверить права не имеешь! -- хмуро подмигнул он и сделал
неприличный звук губами.
-- Но пива, Семен Семенович, мы вам все равно дадим, -- приветливо
улыбнулся тот, что повыше, в ватнике; звали его Шуриком. -- Здравствуйте.
-- Здравствуй, Шура! Мое почтение, Михаил Сергеевич, -- засмеялся Семен
Семенович. -- Как наша общая знакомая госпожа Тэтчер? Все не пишет?
-- Достали вы уже меня своими тупыми шутками!.. -- вздохнул Михаил
Сергеевич.
Особой его приметой были обвислые казацкие усы, которые он каждый раз,
отхлебнув пива, тщательно вытирал носовым платком. Шурик был без усов, но с
двухдневной щетиной и вообще был очень похож на тезку из кинофильма
"Приключения Шурика", только более мрачного и, как видно, сильно пьющего. Он
тоже глубоко вздохнул в ответ на шутку Семена Семеновича, почему-то
покосился на висевший неподалеку громкоговоритель и скорчил отвратительную
рожу.
-- Прости уж, Михаил Сергеевич, -- извинился обескураженный Семен
Семенович. -- Все-таки милиционер я, или нет? Хоть и бывший. И шутки у меня
соответствующие...
Он выпил под нестройные аплодисменты депутатов на съезде кружку пива и,
оттопырив мизинец, подцепил с бумажной тарелочки кусочек соленой скумбрии:
-- Вот, шел мимо, вдруг думаю: "дай зайду! пивка выпью!.." Не ожидали
небось? Что вы такие мрачные?
-- Видишь, Семеныч, и тут уже -- сволочи -- мозги вправляют. Тоже --
педагоги... -- показал Михаил Сергеевич на дребезжащий громкоговоритель.
-- А все, обрати внимание -- нет, ты посмотри, посмотри! -- на это
кладут! И правильно! И Сережа -- колонки завтра же кому-нибудь продаст.
Спорим?
-- Если я сегодня провода не перегрызу... -- тихо вставил Шурик, косясь
на потолок...
Семен Семенович, разжевывая кусочек рыбки, с пониманием оглядел
гомонящий зал, над которым, сотрясая табачный дым, висел рассерженный голос
народного депутата.
-- Да, так вот! Но мой-то! Мой, а? -- продолжил, грохнув по столу
кружкой, Михаил Сергеевич. -- Я тут Шурику как раз жаловался... Тут --
ладно, все равно без толку, с этими педагогами давно все ясно... А у моего
младшенького, спрашивается, что, а?!
Семен Семенович никуда сегодня не спешил. Доев рыбку, он прислонился к
стене и улыбнулся Михаилу Сергеевичу.
-- ...дома его такому не учили! В этом году отдали в детский сад, и что
ты думаешь? -- Михаил Сергеевич сделал театральную паузу и тоненьким голосом
вывел: "-- Папа, -- говорит, -- давай в съезд поиграем!" -- и сплюнул на
пол. -- Это они таким там занимаются! Игры, понимаешь, теперь новые... Новое
поколение выбирает ПЕПСИ!..
Семен Семенович засмеялся и спросил: -- Твой-то у них... э... кто?.. А
еще на мои шутки обижаешься!.. -- и совсем развеселился.
Шурик тоже ухмыльнулся.
Михаил Сергеевич в сердцах выругался и сказал, стукнув себя кулаком в
грудь: -- Да бля буду! Я-то тут при чем? Вот так прямо приходит и говорит:
"Давай, батя, в съезд играть!"... -- и опять с отвращением сплюнул на пол.
-- Ох, выпори, Михаил Сергеевич, выпори засранца, тебе говорю! --
корчась от смеха, посоветовал Шурик. -- Это он скрытно над отцом издевается,
намекает на твое имя-отчество!
-- А как они в съезд-то играют? -- спросил Семен Семенович. -- Что-то
не верится, Михаил Сергеевич, извини уж. У них что, регламент, повестка дня,
у этой мелкоты, да? -- он опять засмеялся.
-- И что они там... э... обсуждают? Дуришь ты нас, Сергеич.
-- Да не дурю! -- рассердился Михаил Сергеевич. -- Сам ходил смотрел.
Ни повестки, ни регламента у них нет. Они просто голосуют.
Шурик и Семен Семенович посмотрели на Михаила Сергеевича. Тот объяснил:
-- Садятся на детской площадке в кружок и голосуют, кто за что выдумает: кто
за то, что Витька дурак? Кто за то, что ветер? Кто за то, что скамейка? -- и
ржут, как ненормальные.
Шурик и Семен Семенович удивленно смотрели на Михаила Сергеевича.
-- Хоть голоса-то считают? -- спросил, наконец, Шурик.
-- Откуда? -- удивился Михаил Сергеевич. -- Они и считать-то не
умеют... Наверное.
-- И все это называется "играть в съезд", да? -- засмеялся Семен
Семенович. -- Ох, хорошо! И вправду, что в мире творится, а, Михаил
Сергеевич? "Кто за то, что скамейка?.." -- говоришь?.. Философы, тудыть их!
Нет, ну что в мире-то творится, а?.. -- он засмеялся.
-- А я про что!.. -- мрачно согласился Михаил Сергеевич. Шурик,
посмеиваясь, чистил рыбку.
-- Детский сад!... -- задумчиво сказал Семен Семенович. -- Нет, детский
сад это не хухры-мухры! -- и, вспомнив вдруг что-то, опять улыбнулся. -- А
какое у меня было дело с детским садиком!.. Красивое, ух!.. Прямо в учебник
по криминалистике вставляй.
При слове "дело" Шурик внезапно -- будто вспомнив что-то очень важное!
-- замер с недочищенной рыбкой в руках.
-- Что, манку воровали? -- пошутил Михаил Сергеевич.
-- Да нет, куда круче...
-- Семен Семенович! -- сказал ставший вдруг очень серьезным Шурик. --
Вы сказали "дело", и я вспомнил... Очень давно хотел вас об одном одолжении
попросить.
Обгрызая рыбий хвост, Семен Семенович взглянул на Шурика и
вопросительно поднял брови.
Шурик нагнулся, быстро достал из-под стола полиэтиленовый пакет с
надписью "Год Лошади", вынул из него обтрепанную общую тетрадь в сером
переплете, перелистал ее, нашел какое-то место, внимательно прочел несколько
строк и опять посмотрел на Семена Семеновича.
-- Вы знаете, я работу одну пишу... -- сказал он.
-- Как называется? -- поинтересовался Михаил Сергеевич.
-- "Апология рационализма", -- внятно, по буквам, произнес Шурик. --
Понял, да? -- Михаил Сергеевич смутился. Семен Семенович, услышав название
работы, подавился кусочком рыбки и закашлялся.
-- Так вот. Как бы попонятнее сказать-то? Рассматривая в общем виде
каркас произвольного эвристического рассуждения... это, впрочем, не важно...
в общем, я вышел на одну проблему: проблему полноты пространства версий...
-- Семен Семенович и Михаил Сергеевич переглянулись. -- Сейчас все
объясню! -- заторопился Шурик, -- у меня здесь все на простых- простых
примерах! Правда! Вы не бойтесь! Поясняю... -- Шурик быстро отхлебнул глоток
пива. -- Кстати, пример из реальной жизни. У нас на заводе несколько лет
назад дело было.
Михаил Сергеевич и Семен Семенович кивнули.
-- Дело очень простое. Поперли у нас из сейфа партвзносы, -- начал
Шурик. -- Довольно большие деньги. Ясное дело -- шум, переполох, приехал
следователь. Изучил обстановку и пошел копать -- составил список
подозреваемых и начал их вызывать по очереди: всех, знавших о сейфе, сроках
сдачи денег, тех, кто, так или иначе, имел доступ к ключам, тех, кто мог на
своем оборудовании сделать копии по слепкам -- ясно было, что спер деньги
кто-то свой, завод оборонный, пропускная система. Список был очень хороший
-- наметил этот мужик, вроде бы, все возможные версии, например, не забыл
даже электриков, которые в кабинете секретаря парткома лампочки два раза
меняли. Заставил каждого подозреваемого расписать по минутам тот день, когда
деньги пропали; особенно изматывал троих подозрительных ребят из четвертого
цеха -- там станки стоят, на которых копию с ключа за минуту сделать
можно... В общем, работал мужик, как зверь, на совесть. И стукачей к своим
подозреваемым подсылал, ну все как положено. Измотался весь.
И вдруг -- бабах! -- второй раз сейф вычистили!
Новые взносы собрали, в сейф положили -- и как не бывало! Прежнего
секретаря парткома, седенького такого, старого большевичка, сразу, тогда
еще, после первой кражи, из партии поперли; теперь новый секретарь партбилет
положил! Следователь похудел, осунулся, круги под глазами... Скандал
колоссальный!
В общем, долго рассказывать как все это раскручивалось. Сразу скажу,
что следователь -- от умственного перенапряжения, наверное -- стал совершать
безумные поступки... После того, как в сейф положили новые тыщи, он лично
взял пистолет, спрятался за портьерой, простоял там часа четыре и -- не
поверите! -- в дырочку увидел-таки того, кто опять, в третий раз, попытался
спереть деньги! Клянусь, так и было!
-- Здорово! -- сказал Михаил Сергеевич.
-- Но что особенно важно, -- продолжил Шурик, -- так это то, что именно
этот-то человек -- единственный, из тех, о ком точно было известно, что он
имел доступ к сейфу, -- Шурик сделал многозначительную паузу, --
отсутствовал у следователя в списке подозреваемых.
-- А почему? Потому, что следователю, настоящему коммунисту, не
карьеристу, а действительно идейному...
-- Бывали такие, -- кивнул, внимательно слушавший все это время, Семен
Семенович...
-- ... ему, -- продолжил Шурик, -- просто в голову не могла прийти, --
Шурик стукнул себя по лбу, -- такая чудовищная мысль, что партвзносы
экспроприировал тот самый старичок-большевичок, о котором я уже говорил --
секретарь парткома. Он тогда вроде спутался с какими-то антикоммунистами-
демократами, не помню уж, время, сами помните, тогда сложное было, -- Шурик
отхлебнул пива. -- Впрочем, это сейчас совершенно не важно: для чего я,
собственно, все рассказываю? Понимаете?
Семен Семенович и Михаил Сергеевич смотрели на Шурика.
-- Обратите внимание, какая ситуация: перебирает следователь все-все
версии, просчитывает все-все варианты, да? И одну версию, одну-единственную
-- причем, ту, которая совсем на поверхности! -- в упор не видит. Не вносит
старичка-большевичка в свой список. Факт? Факт. Как объяснить?..
-- Ты же сам говорил, что спутался... -- нерешительно высказался Михаил
Сергеевич. Шурик выругался:
-- При чем тут это. Семен Семенович, понимаете, о чем я?..
Семен Семенович с интересом слушал.
-- В чем моя проблема? Проблема в том, чтобы разобраться, как так
вышло, что следователь -- вроде бы профессионал, -- все-таки, не все версии
вначале подготовил. Пропустил одну.
Семен Семенович понимающе закивал.
-- Вот это я и имел в виду, -- сказал Шурик, -- под проблемой неполноты
пространства версий, понимаете теперь?.. Так вот, Семен Семенович. Я по
этому поводу кое-какие, так сказать, методологические рекомендации
понапридумывал, а правильно, или нет -- не знаю. Поможете советом? --
улыбнулся Шурик. -- Экспертиза специалиста, так сказать...
-- Интересно! Очень, очень интересно, Шурик! -- сказал Семен Семенович
радостно. -- Ты сам, наверное, не понимаешь, как точно по адресу обратился!
-- Шурик улыбался и моргал глазами. -- Методология -- мой конек, -- объяснил
Семен Семенович, -- уже очень давно. Сколько мне из-за этого вытерпеть
пришлось!.. И можно сказать, "Феликс" на этом держится. Давай, что там у
тебя за метод? Ну! Порадовал ты Шурик меня! И проблему выделил --
действительно очень важную.
Шурик даже замялся как-то. Открыл тетрадку, полистал, почитал что-то
про себя, отложил, опять взял. Наконец, еще подумав, осторожно начал:
-- Ну, общепризнанно, что феноменологический подход к логике, -- с
каждым словом он, почему-то, все больше волновался, -- ...нет, не так... --
и опять замолчал.
-- Да ты не волнуйся. И не стесняйся, попроще говори. Сразу давай, в
чем суть твоего решения?..
Шурик, краснея, помолчал, пошевелил губами.
Семен Семенович и Михаил Сергеевич внимательно слушали.
-- Ну как вам это просто объяснить! -- не выдержал Шурик. -- Я целую
книгу, можно сказать, написал об этом, а тут в двух словах... Сейчас,
попробую... -- он опять задумался.
-- Ну логику, самую элементарную, вы помните?.. -- спросил он через
полминуты у Семена Семеновича. -- Рассмотрим множество всех небессмысленных
малых посылок некоего силлогизма...
Семен Семенович с Михаилом Сергеевичем испуганно переглянулись.
-- А может -- как ты сам говорил -- на примере?.. -- осторожно
посоветовал Семен Семенович. Шурик взглянул на него, поднял брови, потом
вдруг закивал головой:
-- Да! Именно!.. Спасибо. Сейчас! -- сказал он, закрыв глаза и
сосредотачиваясь.
-- Есть, -- сказал он, наконец, открыв глаза. -- В общем, э... как
этот... как Шерлок Холмс. Да.
Семен Семенович и Михаил Сергеевич удивленно замигали.
Помолчав с полсекунды, они опять переглянулись и прыснули, потом
захохотали. Михаил Сергеевич платком для вытирания усов принялся утирать
слезы, Семен Семенович, повторяя тихонько, на разные лады: "Шерлок Холмс!..
Ватсон!..", сполз по стенке и, весь дергаясь от смеха, уткнулся в колени
лицом.
-- Я всегда знал, что вы идиоты, -- помолчав, сказал Шурик. Он зачем-то
подвигал по столу кружку, бережно спрятал свою тетрадь обратно в пакет и
уставился в лужу пива на столе.
На съезде подводили итоги какого-то голосования. У соседнего столика
подвыпившая девушка с растрепанными волосами хрипловатым голосом просила
хмурого, налысо выбритого юношу поцеловать ее:
-- Поцелуй, ну поцелуй, пожалуйста, ну пожалуйста... -- жалобно
повторяла она и тянулась к нему пухлыми губами. Тот отворачивался, вяло
отталкивал ее и жевал рыбу...
Семен Семенович, почти перестав наконец смеяться, поднялся и,
постанывая, принялся извиняться перед Шуриком. Михаил Сергеевич, всхлипывая,
обнял Шурика и примирительно поцеловал его.
-- Ты лучше не обижайся, просто у меня настроение сегодня очень
веселое. Объясни нормальным человеческим языком, что имел в виду, -- сказал
Семен Семенович, вытирая слезы. -- Тоже должен нас понять! Ну! -- и опять
засмеялся. -- Я думал у тебя и вправду методология...
-- Давай, давай, -- сказал Михаил Сергеевич. -- Все, больше не смеемся,
-- и снова прыснул.
-- Козел, -- сказал Шурик. И, обращаясь уже только к Семену Семеновичу,
попросил: -- Вы действительно поймите, о чем я говорю. Пожалуйста! Это же...
Это же просто!.. У меня не методология, у меня только постановка проблемы!
Семен Семенович и Михаил Сергеевич на этот раз сдержались, оба
сосредоточенно кивнули.
-- Вот вы, Семен Семенович, выехав на место преступления и собрав
какие-то данные садитесь и начинаете думать. В эти минуты ваша мысль...
плывет, так сказать, по течению, или же вы осознанно -- подчеркиваю:
осознанно! на основании каких-то логических норм! -- выделяете вначале все
без исключения возможные версии, чтобы их -- потом уже -- проверять,
логически сопоставлять друг с другом, все такое прочее? То, чего явно не
Редактор-составитель Х.З.Собачий. М., издательство "Мобиле", 1993;
OCR и правка: Максим Ненашев (nenashev@surgu.wsnet.ru).
---------------------------------------------------------------
Сборник рассказов "Сломанная головоломка" имеет несколько существенных
отличий от других подобных сборников.
Во-первых, для этой книги не подходит само название "сборник" --
рассказы в ней не собраны, они специально для нее созданы авторами.
Во-вторых: "составителями" (точнее -- в данном случае --
организаторами) руководило принципиально чуждое духу подлинной литературы
желание -- попробовать с помощью литературных произведений (в данном случае
-- рассказов) выразить нечто большее, чем то, на что обычно отваживается
литература как таковая. Если говорить совсем просто -- рассказы заказывались
и были написаны авторами "на тему".
Этот самоубийственный для любого живого творчества подход -- подход к
литературе, как к средству, а не как к цели -- в данной ситуации, тем не
менее, полностью себя оправдал.
Случилось это лишь по одной причине.
Причина эта в том, ради чего сомнительное мероприятие по созданию
сборника и было затеяно; в уникальной способности этого оживлять все, за чем
оно скрывается, просвечивать сквозь любую свою внешнюю форму.
Для обозначения этого таинственного нечто, скрытого в данном случае за
полутора десятками небольших рассказов, существует, в общем-то, специальное
название. Самое обычное, достаточно точное и -- в то же время -- совершенно
не подходящее в данной ситуации. Это название -- неприятные по звучанию и
смыслу слова "философская система".
Гегель просто писал "Феноменологию духа". Ницше говорил -- афоризмами,
притчами, устами Заратустры, Сартр, чтоб растолковать наболевшее, сочинял
романы и пьесы, Хайдеггер дошел до философской Поэзии. Что-то из этой серии
сейчас перед Вами.
Однако предлагаемая Вам книга, в то же время, заметно отличается от
"философской прозы" в традиционном ее понимании. Отличий несколько. Прежде
всего, это отсутствие единого стиля и тональности (что, конечно, во многом
обусловлено коллективным характером работы).
Второе отличие -- принципиальная незавершенность этого сборника как
философского произведения. Отказаться от подзаголовка "Том первый"
составителей заставила лишь некоторая неуверенность в целесообразности
скорого продолжения. Если продолжение все же последует, то это будет уже
новая книга, а не "второй том" (пример -- хорошо известные сборники "Вехи" и
"Из глубины").
Такая незавершенность -- прямое следствие третьей особенности сборника:
он служит выражением философской системы, которой не существует в иной,
отличной от этого сборника, форме. (Именно поэтому не очень и подходят для
обозначения того, вокруг чего выросла книга, слова "философская система" --
эти слова предполагают как минимум существование того, к чему относятся.)
Противоречие здесь лишь кажущееся.
Принцип неопределенности в философии (подобный принципу
неопределенности в квантовой механике) гласит, что чем более строга и
лаконична форма изложения "философской системы", тем меньшее число людей
принимает эту "систему"; и, наоборот, чем очевиднее, естественней,
популярнее "система", тем более неопределенна, метафорична, двусмысленна ее
словесная оболочка (примеры таких "размытых" текстов приводить, вероятно,
излишне). При этом важно понимать, что указанное противоречие между
"популярностью" и "строгостью" изложения "философской системы" не имеет
никакого отношения к самому факту ее существования. Тем более -- к вопросу о
ее истинности или ложности.
Так же несомненно существование и той "философской системы", ради
выражения которой написана эта книга -- и не важно, что ее максимально
строгое выражение непонятно вообще никому и поэтому даже не написано, а
выражение, понятное всем, настолько банально, что в записи вовсе не
нуждается. Эта система, повторим, тем не менее, существует. И именно в той
форме, которую Вы держите сейчас в руках.
В свете этого огромным соблазном для "составителей" было и внешне
оформить книгу в виде серьезного философского трактата ("Раздел первый:
Очевидные истины. Часть первая: Особенности феноменологического подхода.
Глава первая: К смыслу понятия "быть". Параграф первый: "Ограбление в
подворотне"", и т.д. -- разбивка собранного в книге материала на главы
существует на самом деле, даже в двух, немного отличающихся друг от друга,
вариантах, но явно нигде не отражена). Помешала воплотить идею
"псевдофилософского оформления", как Вы, вероятно, уже догадались, боязнь
излишней строгости в ущерб популярности.
Боязнь излишней популярности (в ущерб строгости) помешала, в свою
очередь, издать книжку сколько-нибудь заметным тиражом.
Но, несмотря на отказ от явной разбивки на главы, параграфы и т.п.,
особенностью книги все же остался особый характер составивших ее рассказов:
каждый из них, как уже говорилось, есть нечто большее, чем просто рассказ.
Представить себе это легче всего на примере: некий эротический рассказ,
пересказанный кем-то "в двух словах", оказывается, вдруг, текстуально
идентичным -- к примеру! -- знаменитому одиннадцатому тезису Маркса о
Фейербахе.
Настоящая книга в то же время не есть (отметим еще раз!) просто
"популярной", доходчивой формой выражения каких-нибудь пятнадцати
философских "тезисов". У того, о чем здесь говорится, иной формы выражения
-- кроме той, которая перед Вами -- пока просто не существует. Если
смотреть, все же, на эти рассказы как на комментарии или иллюстрации, то они
-- комментарии, иллюстрации к несохранившимся текстам (а точнее -- к
текстам, еще никогда не существовавшим).
Другая возможная, в принципе, аналогия -- между текстами "сборника" и
дзенскими коанами -- также искусственна. Чтобы убедиться в этом, достаточно
прочесть наугад несколько страниц из книги.
Что же касается названия "СЛОМАННАЯ ГОЛОВОЛОМКА", то о нем можно
сказать лишь одно -- книга действительно так называется. Почему, можно
понять, прочитав ее.
Наконец, само предисловие. Написано оно в большей мере из рекламных
соображений. И без него -- по целому ряду заметных внимательному читателю
признаков -- достаточно быстро улавливается существование некоторой под- или
сверхструктуры, "скрытой" текстами сборника, их порождающей и организующей.
Осторожно намекнуть читателю, что такая "сверхструктура" (то самое
таинственное нечто, о котором говорилось выше) не есть что-то
необыкновенное, что это, в действительности, всего лишь хорошо знакомое
читателю его собственное отношение ко всему на свете (а так оно и есть!) --
в этом "составители" (организаторы) "сборника" видят основную задачу своей
странной затеи.
Они даже верят, что, в итоге, что-то подобное у них может и получиться.
Большинство работавших над "Сломанной головоломкой" авторов -- все вместе и
каждый в отдельности -- в этом, к сожалению, не настолько уверены...
Еще двое из них наотрез отказались высказать свое мнение по этому
поводу.
В любом случае -- кто бы из членов авторского коллектива ни оказался
прав в оценке "сборника" -- он у Вас в руках.
Москва, ноябрь 1993.
В детском садике на вопрос: -- Ну, маленький, сколько нам годиков?.. --
отвечают, как известно, не задумываясь:
-- Шесть лет и восемь месяцев!!!
С возрастом эта удивительная способность -- помнить, сколько тебе
сейчас лет -- почему-то исчезает. Чтобы вспомнить, приходится смущенно
производить в уме выкладки с четырехзначными числами. Помнят, разве что,
некоторое время после очередного по счету дня рождения. Лучше -- юбилея. Да
и то совсем недолго.
...Бывший старший оперуполномоченный Московского угрозыска подполковник
Семен Семенович Шукайло, опытный криминалист, уволенный совсем недавно из
органов внутренних дел -- за дзен-буддизм -- и возглавлявший теперь
собственное сыскное бюро "Феликс", как раз 13 марта праздновал свой день
рождения.
В тот же день (это была, кажется, среда), ровно в два часа дня, в
пивной бар без названия, что на втором этаже, над овощным магазином в доме
194 по проспекту Мира (кстати -- такое уж совпадение -- тот самый, где годом
позже Семен Семенович взял знаменитого Макеева) нагрянули с довольно
необычным визитом народные депутаты. Самые настоящие, со значками.
Ничего никому не объясняя, они втащили в зал несколько тяжелых коробок
и, деловито разобрав у своего главного молотки и отвертки, полезли, не
разуваясь, на столы.
Бармен Сережа, огромный, толстый, метра под два ростом, мужик,
брезгливо делал вид, что даже не смотрит, что они там по углам развешивают.
А развешивали они большие жестяные, выкрашенные серой масляной краской
громкоговорители.
-- Дискжокеи говняные... -- проворчал Сережа, но вмешиваться не стал --
да и действительно, с какой стати?..
Дискжокеи оказались членами парламентской комиссии по связям с
общественностью. Сделав дело, они выпили пива и торжественно включили
колонки. Вместо музыки зазвучали хриплые голоса спорящих народных депутатов:
передавали запись одного из старых съездов.
Все присутствовавшие в пивбаре, не сговариваясь, схватились за головы и
выругались, негромко, но, что довольно странно, почти в одних выражениях...
Погода, как водится, тут же испортилась, повалил мокрый снег, завыл холодный
ветер.
С головы до ног облепленный снегом, Семен Семенович, пряча под полой
купленный у метро самому себе в подарок букет чайных роз, поднялся по
скользкой темной лестнице бара, остановился в дверях, пропуская уходящих
депутатов, и, войдя в зал, осторожно осмотрелся.
Осторожно -- скорее по привычке. Остаться незамеченным он сегодня,
пожалуй, не смог бы, как бы ни старался. Роскошный длинный черный плащ,
черный, лихо заломленный на бок берет с блестящим металлическим цвета чайной
розы значком сыскного бюро, белоснежный шарф с золотистым восточным узором
по самому краешку (непременная часть придуманной самим Семеном Семеновичем
униформы сотрудников "Феликса") -- все это заметно контрастировало с общей
обстановкой. Например, с той же лужей блевотины у самого входа, в которую
Семен Семенович случайно наступил до блеска начищенным высоким черным
ботинком армейского образца.
Ослепительно белыми, белее шарфа и снега на берете, были пышные,
красивые, ухоженные усы Семена Семеновича, ярким пятном выделявшиеся на его
смуглом, иссеченном шрамами и морщинами лице. Лицом -- особенно своей
знаменитой добродушной улыбкой -- Семен Семенович был необыкновенно, а
сегодня, почему-то, особенно, похож на известного физика Альберта Эйнштейна;
еще Семен Семенович, как и Эйнштейн, немного, для себя, играл на скрипке. И
трубку тоже, разумеется, курил -- так уж сложилось.
Семен Семенович пересек по диагонали шумный задымленный зал и осторожно
подошел к столику в правом углу, у большого грязного окна...
-- Ваши документы! -- тихо, но отчетливо произнес он, обращаясь к двум
стоявшим к нему спиной мужчинам: долговязому молодому человеку в ватнике и в
серой спортивной шапочке с надписью "СЛАЛОМ" и низенькому плешивому крепышу
в полушубке из черного искусственного меха.
-- Никак молодость ментовскую не забудет, -- недовольно проворчал,
оборачиваясь, тот, что пониже. Звали его Михаилом Сергеевичем (тем, кто не
верил, он показывал паспорт). -- Ты, Семен Семеныч, таперича никто. Ты даже
документы у меня проверить права не имеешь! -- хмуро подмигнул он и сделал
неприличный звук губами.
-- Но пива, Семен Семенович, мы вам все равно дадим, -- приветливо
улыбнулся тот, что повыше, в ватнике; звали его Шуриком. -- Здравствуйте.
-- Здравствуй, Шура! Мое почтение, Михаил Сергеевич, -- засмеялся Семен
Семенович. -- Как наша общая знакомая госпожа Тэтчер? Все не пишет?
-- Достали вы уже меня своими тупыми шутками!.. -- вздохнул Михаил
Сергеевич.
Особой его приметой были обвислые казацкие усы, которые он каждый раз,
отхлебнув пива, тщательно вытирал носовым платком. Шурик был без усов, но с
двухдневной щетиной и вообще был очень похож на тезку из кинофильма
"Приключения Шурика", только более мрачного и, как видно, сильно пьющего. Он
тоже глубоко вздохнул в ответ на шутку Семена Семеновича, почему-то
покосился на висевший неподалеку громкоговоритель и скорчил отвратительную
рожу.
-- Прости уж, Михаил Сергеевич, -- извинился обескураженный Семен
Семенович. -- Все-таки милиционер я, или нет? Хоть и бывший. И шутки у меня
соответствующие...
Он выпил под нестройные аплодисменты депутатов на съезде кружку пива и,
оттопырив мизинец, подцепил с бумажной тарелочки кусочек соленой скумбрии:
-- Вот, шел мимо, вдруг думаю: "дай зайду! пивка выпью!.." Не ожидали
небось? Что вы такие мрачные?
-- Видишь, Семеныч, и тут уже -- сволочи -- мозги вправляют. Тоже --
педагоги... -- показал Михаил Сергеевич на дребезжащий громкоговоритель.
-- А все, обрати внимание -- нет, ты посмотри, посмотри! -- на это
кладут! И правильно! И Сережа -- колонки завтра же кому-нибудь продаст.
Спорим?
-- Если я сегодня провода не перегрызу... -- тихо вставил Шурик, косясь
на потолок...
Семен Семенович, разжевывая кусочек рыбки, с пониманием оглядел
гомонящий зал, над которым, сотрясая табачный дым, висел рассерженный голос
народного депутата.
-- Да, так вот! Но мой-то! Мой, а? -- продолжил, грохнув по столу
кружкой, Михаил Сергеевич. -- Я тут Шурику как раз жаловался... Тут --
ладно, все равно без толку, с этими педагогами давно все ясно... А у моего
младшенького, спрашивается, что, а?!
Семен Семенович никуда сегодня не спешил. Доев рыбку, он прислонился к
стене и улыбнулся Михаилу Сергеевичу.
-- ...дома его такому не учили! В этом году отдали в детский сад, и что
ты думаешь? -- Михаил Сергеевич сделал театральную паузу и тоненьким голосом
вывел: "-- Папа, -- говорит, -- давай в съезд поиграем!" -- и сплюнул на
пол. -- Это они таким там занимаются! Игры, понимаешь, теперь новые... Новое
поколение выбирает ПЕПСИ!..
Семен Семенович засмеялся и спросил: -- Твой-то у них... э... кто?.. А
еще на мои шутки обижаешься!.. -- и совсем развеселился.
Шурик тоже ухмыльнулся.
Михаил Сергеевич в сердцах выругался и сказал, стукнув себя кулаком в
грудь: -- Да бля буду! Я-то тут при чем? Вот так прямо приходит и говорит:
"Давай, батя, в съезд играть!"... -- и опять с отвращением сплюнул на пол.
-- Ох, выпори, Михаил Сергеевич, выпори засранца, тебе говорю! --
корчась от смеха, посоветовал Шурик. -- Это он скрытно над отцом издевается,
намекает на твое имя-отчество!
-- А как они в съезд-то играют? -- спросил Семен Семенович. -- Что-то
не верится, Михаил Сергеевич, извини уж. У них что, регламент, повестка дня,
у этой мелкоты, да? -- он опять засмеялся.
-- И что они там... э... обсуждают? Дуришь ты нас, Сергеич.
-- Да не дурю! -- рассердился Михаил Сергеевич. -- Сам ходил смотрел.
Ни повестки, ни регламента у них нет. Они просто голосуют.
Шурик и Семен Семенович посмотрели на Михаила Сергеевича. Тот объяснил:
-- Садятся на детской площадке в кружок и голосуют, кто за что выдумает: кто
за то, что Витька дурак? Кто за то, что ветер? Кто за то, что скамейка? -- и
ржут, как ненормальные.
Шурик и Семен Семенович удивленно смотрели на Михаила Сергеевича.
-- Хоть голоса-то считают? -- спросил, наконец, Шурик.
-- Откуда? -- удивился Михаил Сергеевич. -- Они и считать-то не
умеют... Наверное.
-- И все это называется "играть в съезд", да? -- засмеялся Семен
Семенович. -- Ох, хорошо! И вправду, что в мире творится, а, Михаил
Сергеевич? "Кто за то, что скамейка?.." -- говоришь?.. Философы, тудыть их!
Нет, ну что в мире-то творится, а?.. -- он засмеялся.
-- А я про что!.. -- мрачно согласился Михаил Сергеевич. Шурик,
посмеиваясь, чистил рыбку.
-- Детский сад!... -- задумчиво сказал Семен Семенович. -- Нет, детский
сад это не хухры-мухры! -- и, вспомнив вдруг что-то, опять улыбнулся. -- А
какое у меня было дело с детским садиком!.. Красивое, ух!.. Прямо в учебник
по криминалистике вставляй.
При слове "дело" Шурик внезапно -- будто вспомнив что-то очень важное!
-- замер с недочищенной рыбкой в руках.
-- Что, манку воровали? -- пошутил Михаил Сергеевич.
-- Да нет, куда круче...
-- Семен Семенович! -- сказал ставший вдруг очень серьезным Шурик. --
Вы сказали "дело", и я вспомнил... Очень давно хотел вас об одном одолжении
попросить.
Обгрызая рыбий хвост, Семен Семенович взглянул на Шурика и
вопросительно поднял брови.
Шурик нагнулся, быстро достал из-под стола полиэтиленовый пакет с
надписью "Год Лошади", вынул из него обтрепанную общую тетрадь в сером
переплете, перелистал ее, нашел какое-то место, внимательно прочел несколько
строк и опять посмотрел на Семена Семеновича.
-- Вы знаете, я работу одну пишу... -- сказал он.
-- Как называется? -- поинтересовался Михаил Сергеевич.
-- "Апология рационализма", -- внятно, по буквам, произнес Шурик. --
Понял, да? -- Михаил Сергеевич смутился. Семен Семенович, услышав название
работы, подавился кусочком рыбки и закашлялся.
-- Так вот. Как бы попонятнее сказать-то? Рассматривая в общем виде
каркас произвольного эвристического рассуждения... это, впрочем, не важно...
в общем, я вышел на одну проблему: проблему полноты пространства версий...
-- Семен Семенович и Михаил Сергеевич переглянулись. -- Сейчас все
объясню! -- заторопился Шурик, -- у меня здесь все на простых- простых
примерах! Правда! Вы не бойтесь! Поясняю... -- Шурик быстро отхлебнул глоток
пива. -- Кстати, пример из реальной жизни. У нас на заводе несколько лет
назад дело было.
Михаил Сергеевич и Семен Семенович кивнули.
-- Дело очень простое. Поперли у нас из сейфа партвзносы, -- начал
Шурик. -- Довольно большие деньги. Ясное дело -- шум, переполох, приехал
следователь. Изучил обстановку и пошел копать -- составил список
подозреваемых и начал их вызывать по очереди: всех, знавших о сейфе, сроках
сдачи денег, тех, кто, так или иначе, имел доступ к ключам, тех, кто мог на
своем оборудовании сделать копии по слепкам -- ясно было, что спер деньги
кто-то свой, завод оборонный, пропускная система. Список был очень хороший
-- наметил этот мужик, вроде бы, все возможные версии, например, не забыл
даже электриков, которые в кабинете секретаря парткома лампочки два раза
меняли. Заставил каждого подозреваемого расписать по минутам тот день, когда
деньги пропали; особенно изматывал троих подозрительных ребят из четвертого
цеха -- там станки стоят, на которых копию с ключа за минуту сделать
можно... В общем, работал мужик, как зверь, на совесть. И стукачей к своим
подозреваемым подсылал, ну все как положено. Измотался весь.
И вдруг -- бабах! -- второй раз сейф вычистили!
Новые взносы собрали, в сейф положили -- и как не бывало! Прежнего
секретаря парткома, седенького такого, старого большевичка, сразу, тогда
еще, после первой кражи, из партии поперли; теперь новый секретарь партбилет
положил! Следователь похудел, осунулся, круги под глазами... Скандал
колоссальный!
В общем, долго рассказывать как все это раскручивалось. Сразу скажу,
что следователь -- от умственного перенапряжения, наверное -- стал совершать
безумные поступки... После того, как в сейф положили новые тыщи, он лично
взял пистолет, спрятался за портьерой, простоял там часа четыре и -- не
поверите! -- в дырочку увидел-таки того, кто опять, в третий раз, попытался
спереть деньги! Клянусь, так и было!
-- Здорово! -- сказал Михаил Сергеевич.
-- Но что особенно важно, -- продолжил Шурик, -- так это то, что именно
этот-то человек -- единственный, из тех, о ком точно было известно, что он
имел доступ к сейфу, -- Шурик сделал многозначительную паузу, --
отсутствовал у следователя в списке подозреваемых.
-- А почему? Потому, что следователю, настоящему коммунисту, не
карьеристу, а действительно идейному...
-- Бывали такие, -- кивнул, внимательно слушавший все это время, Семен
Семенович...
-- ... ему, -- продолжил Шурик, -- просто в голову не могла прийти, --
Шурик стукнул себя по лбу, -- такая чудовищная мысль, что партвзносы
экспроприировал тот самый старичок-большевичок, о котором я уже говорил --
секретарь парткома. Он тогда вроде спутался с какими-то антикоммунистами-
демократами, не помню уж, время, сами помните, тогда сложное было, -- Шурик
отхлебнул пива. -- Впрочем, это сейчас совершенно не важно: для чего я,
собственно, все рассказываю? Понимаете?
Семен Семенович и Михаил Сергеевич смотрели на Шурика.
-- Обратите внимание, какая ситуация: перебирает следователь все-все
версии, просчитывает все-все варианты, да? И одну версию, одну-единственную
-- причем, ту, которая совсем на поверхности! -- в упор не видит. Не вносит
старичка-большевичка в свой список. Факт? Факт. Как объяснить?..
-- Ты же сам говорил, что спутался... -- нерешительно высказался Михаил
Сергеевич. Шурик выругался:
-- При чем тут это. Семен Семенович, понимаете, о чем я?..
Семен Семенович с интересом слушал.
-- В чем моя проблема? Проблема в том, чтобы разобраться, как так
вышло, что следователь -- вроде бы профессионал, -- все-таки, не все версии
вначале подготовил. Пропустил одну.
Семен Семенович понимающе закивал.
-- Вот это я и имел в виду, -- сказал Шурик, -- под проблемой неполноты
пространства версий, понимаете теперь?.. Так вот, Семен Семенович. Я по
этому поводу кое-какие, так сказать, методологические рекомендации
понапридумывал, а правильно, или нет -- не знаю. Поможете советом? --
улыбнулся Шурик. -- Экспертиза специалиста, так сказать...
-- Интересно! Очень, очень интересно, Шурик! -- сказал Семен Семенович
радостно. -- Ты сам, наверное, не понимаешь, как точно по адресу обратился!
-- Шурик улыбался и моргал глазами. -- Методология -- мой конек, -- объяснил
Семен Семенович, -- уже очень давно. Сколько мне из-за этого вытерпеть
пришлось!.. И можно сказать, "Феликс" на этом держится. Давай, что там у
тебя за метод? Ну! Порадовал ты Шурик меня! И проблему выделил --
действительно очень важную.
Шурик даже замялся как-то. Открыл тетрадку, полистал, почитал что-то
про себя, отложил, опять взял. Наконец, еще подумав, осторожно начал:
-- Ну, общепризнанно, что феноменологический подход к логике, -- с
каждым словом он, почему-то, все больше волновался, -- ...нет, не так... --
и опять замолчал.
-- Да ты не волнуйся. И не стесняйся, попроще говори. Сразу давай, в
чем суть твоего решения?..
Шурик, краснея, помолчал, пошевелил губами.
Семен Семенович и Михаил Сергеевич внимательно слушали.
-- Ну как вам это просто объяснить! -- не выдержал Шурик. -- Я целую
книгу, можно сказать, написал об этом, а тут в двух словах... Сейчас,
попробую... -- он опять задумался.
-- Ну логику, самую элементарную, вы помните?.. -- спросил он через
полминуты у Семена Семеновича. -- Рассмотрим множество всех небессмысленных
малых посылок некоего силлогизма...
Семен Семенович с Михаилом Сергеевичем испуганно переглянулись.
-- А может -- как ты сам говорил -- на примере?.. -- осторожно
посоветовал Семен Семенович. Шурик взглянул на него, поднял брови, потом
вдруг закивал головой:
-- Да! Именно!.. Спасибо. Сейчас! -- сказал он, закрыв глаза и
сосредотачиваясь.
-- Есть, -- сказал он, наконец, открыв глаза. -- В общем, э... как
этот... как Шерлок Холмс. Да.
Семен Семенович и Михаил Сергеевич удивленно замигали.
Помолчав с полсекунды, они опять переглянулись и прыснули, потом
захохотали. Михаил Сергеевич платком для вытирания усов принялся утирать
слезы, Семен Семенович, повторяя тихонько, на разные лады: "Шерлок Холмс!..
Ватсон!..", сполз по стенке и, весь дергаясь от смеха, уткнулся в колени
лицом.
-- Я всегда знал, что вы идиоты, -- помолчав, сказал Шурик. Он зачем-то
подвигал по столу кружку, бережно спрятал свою тетрадь обратно в пакет и
уставился в лужу пива на столе.
На съезде подводили итоги какого-то голосования. У соседнего столика
подвыпившая девушка с растрепанными волосами хрипловатым голосом просила
хмурого, налысо выбритого юношу поцеловать ее:
-- Поцелуй, ну поцелуй, пожалуйста, ну пожалуйста... -- жалобно
повторяла она и тянулась к нему пухлыми губами. Тот отворачивался, вяло
отталкивал ее и жевал рыбу...
Семен Семенович, почти перестав наконец смеяться, поднялся и,
постанывая, принялся извиняться перед Шуриком. Михаил Сергеевич, всхлипывая,
обнял Шурика и примирительно поцеловал его.
-- Ты лучше не обижайся, просто у меня настроение сегодня очень
веселое. Объясни нормальным человеческим языком, что имел в виду, -- сказал
Семен Семенович, вытирая слезы. -- Тоже должен нас понять! Ну! -- и опять
засмеялся. -- Я думал у тебя и вправду методология...
-- Давай, давай, -- сказал Михаил Сергеевич. -- Все, больше не смеемся,
-- и снова прыснул.
-- Козел, -- сказал Шурик. И, обращаясь уже только к Семену Семеновичу,
попросил: -- Вы действительно поймите, о чем я говорю. Пожалуйста! Это же...
Это же просто!.. У меня не методология, у меня только постановка проблемы!
Семен Семенович и Михаил Сергеевич на этот раз сдержались, оба
сосредоточенно кивнули.
-- Вот вы, Семен Семенович, выехав на место преступления и собрав
какие-то данные садитесь и начинаете думать. В эти минуты ваша мысль...
плывет, так сказать, по течению, или же вы осознанно -- подчеркиваю:
осознанно! на основании каких-то логических норм! -- выделяете вначале все
без исключения возможные версии, чтобы их -- потом уже -- проверять,
логически сопоставлять друг с другом, все такое прочее? То, чего явно не