Айнгорн А.. Огненная лилия

   — Почему же ты испугалась, Тигровая Лилия? Почему? Почему ты так упрямо доверяла мне, дочь моих врагов? Ты не сбежала, когда я лежал без сознания и не мог помешать тебе. Ты боялась причинить мне боль. Как же так? Я вел тебя на верную смерть, а ты ничего не желала видеть. Чем же я буду лучше тебя, если теперь позволю тебе погибнуть? Что оправдает меня перед моим народом, если я скрою твое предательство?
   Рука на плече Онор то слабела, то напрягалась. Волк посмотрел верховному вождю в глаза, темные радужины, казалось, поглощали старца.
   Голос воина прозвучал ровно. Никто не заметил внутренней борьбы, терзавшей его.
   — Я привел мою пленницу, Тигровую Лилию. Она будет спать у наших костров, есть нашу еду. Тигровая Лилия будет одной из нас.
   — Красный Волк прощает пленнице побег?
   — Тигровая Лилия просит прощения.
   К счастью, Онор не очень хорошо поняла, о чем речь, иначе она вряд ли бы промолчала. Она уловила только, что будет принадлежать к племени.
   Мудрый Лось с сомнением посмотрел на светловолосую привлекательную женщину в длинном шелковом, хотя и потрепанном платье.
   — Твоя пленница станет женой Паука?
   — Пусть скажет Паук. Я привел ее для своего племени, — Волк склонил голову, делая знак, что примет решение совета.
   — Хочет Паук сказать?
   — Пусть Тигровая Лилия сядет у моего очага, — голос Паука не выражал особого восторга, да и непохоже, чтоб его как-то задел ее побег. Он был пассивен настолько, что ему было все равно. Но взгляды остальных с удовлетворением обратились к Онор, так, словно это было ее собственное решение.
   — Что ты им сказал? — прошипела она. Волк чуть сжал ее плечо, скорее успокаивая, чем желая причинить боль.
   — Да будет так, — сказал он. — Моя пленница войдет в вигвам Паука.
   И эту-то фразу она поняла без перевода.
 
   Стояли последние дни лета. Уже начинали желтеть листья, и в воздухе колебалась блестящая паутина. В то утро Мудрый Лось остановил Онор и строго спросил:
   — Готова ли Тигровая Лилия?
   — К чему? — машинально переспросила она.
   — Через семь лун воины возьмут себе жен, и все племя будет праздновать день свадеб.
   У молодой женщины упало сердце. Вот и наступил день, которого она боялась. Она слабо запротестовала.
   — Я могла бы щедро одарить твое племя, Мудрый Лось, если б ты только захотел. Если б вы только отпустили меня домой…
   — Мой народ не нуждается в своих дарах, дочь бледнолицых.
   — Ну конечно, твой народ страшно нуждается в мадам Паук. Это просто спасет его от вымирания.
   — Не смей, скво! Тебе оказали честь. Не заставляй меня пожалеть.
   Она убежала, чтобы не расплакаться перед старым вождем. Но когда она потеряла его из виду, желание плакать прошло, и ее охватил безумный гнев.
   «Будьте вы все прокляты! — прошипела она. — Я ненавижу вас всех, ненавижу!»
   Она увидела Волка, и ее злость и досада стали непереносимыми.
   — Волк! — возмущенно окликнула его Онор. Он повернул голову и спокойно посмотрел на нее. Сидя на поваленном бурей дереве, он с помощью ножа что-то мастерил. Онор тряслась от гнева.
   — Волк! Ты не можешь допустить этого! Пусть ваш вождь убирается к дьяволу. Я не собираюсь спать с Пауком.
   — Он возьмет тебя в жены при всем племени.
   — Вот еще! Я не хочу этого. Слышишь?
   — Лилия, не шуми. Ты здесь пленница. Слово вождя — закон. Ты должна быть благодарна. Паук хороший охотник.
   — А мне без разницы, какой он охотник. Он мне противен! Понимаешь? Я не просто его не люблю, он мне гадок, как насекомое.
   — Ты к нему привыкнешь, Тигровая Лилия. Это — твоя судьба.
   — Ни за что.
   — Лилия, тебя никто не будет спрашивать. Ты — пленница, пойми же. Ты подчинишься, иначе нельзя.
   — Я не подчинюсь.
   — И не думай об этом.
   — Волк! Я не смогу, понимаешь?! Я не хочу! Ты притащил меня сюда, теперь изволь отвечать за это!
   — Я привел тебя как пленницу для своего племени.
   — Ты меня привел! Да! И ты виноват, что я в такой беде. Что же, ты теперь будешь наблюдать, как надо мной издеваются и ничего не сделаешь?
   Волк смотрел на нее устало. Он уже был не в силах спорить с этой белой женщиной, рискуя позабавить все племя их перебранкой.
   — Лилия, так решил вождь. Ты сильная молодая скво. Родишь для племени сильных охотников.
   Убитая его цинизмом, Онор вскричала:
   — От Паука?!! Я не буду ему принадлежать, лучше смерть. Не буду и все.
   Он не дотронется до меня!
   — Тогда он не будет давать тебе еду, стрелять для тебя дичь и защищать тебя.
   — Кто-нибудь сжалится надо мной.
   — Нет.
   — Я умру с голоду, но не стану жить с ним, как с мужем!
   — Он имеет на тебя право. И ему не обязательно иметь твое согласие, — она окаменела.
   — Ты же говорил, что… — она растерялась. — Как же так?..
   — Ты станешь его женой, — подчеркнул он последнее слово. Она почувствовала себя вещью, вещью, которую можно отдать, продать, подарить, делать с ней все, что угодно.
   — Волк! — жалобно воскликнула она в отчаянной надежде на его помощь.
   — Лилия, ты пожила с нами и знаешь наши обычаи. Ты понимаешь наш язык.
   Скоро ты будешь совсем хорошо говорить. Тебе дали время, как ты просила.
   Теперь время исполнить обещание. Ты готова.
   — Нет, не готова. Мне страшно себе такое представить. Я, и вдруг жена этого невежи. Нет!
   — Довольно, Тигровая Лилия, — его голос чуть дрогнул, по-видимому, от гнева.
   — Волк, ты должен мне помочь.
   «Она ничего не поняла. Ничего. Не поняла, что я уже для нее сделал.
   Она ничего не поняла…»
   — Если я тебе помогу, ты, наконец, прекратишь шуметь и бунтовать?
   — Обещаю, — быстро согласилась она, пока индеец не передумал. — А ты поможешь?
   — Возможно, — он смотрел в сторону. — Все, иди в свой вигвам, Лилия.
   Она поспешила послушаться.
   Вечером Лилия вновь предстала перед вождем. Она испуганно поискала глазами Волка. Он был там. Она бросила на него умоляющий взгляд. Но он выглядел суровым и отрешенным и не глядел в ее сторону. У Онор сильно колотилось сердце, каждый удар отдавался в груди, словно барабанный бой.
   — Готова ли Тигровая Лилия подчиниться решению старейшин?
   Онор открыла было рот, но Волк выступил вперед.
   — Вождь, — обратился он к старику, — я возьму в жены эту женщину. Я привел ее к нам и имею на нее больше прав, чем Паук. Но чтобы не обидеть его, я принес для него выкуп. Он там, у порога. Десять прекрасных медвежьих шкур. Я сказал, вождь.
   Онор-Мари остолбенела.
   — Не будет ли возражать Паук против твоего предложения? — спросил вождь негромко. — Женщина была обещана ему.
   Костлявый неуклюжий Паук проворчал:
   — Как решат старейшины.
   Все взгляды были устремлены на него, и Паук неохотно добавил:
   — Я бы лучше взял в жены гуронскую девушку, такую, как мы…
   Вожди посовещались.
   — Наш брат, Красный Волк, занимает среди нас высокое положение, его подвиги нам известны. Он не обидел Паука, принес ему богатый дар. Пусть Тигровая Лилия войдет в вигвам Красного Волка.
   Волк склонился перед вождем, произнося вежливые слова благодарности.
   — Пойдем со мной, Тигровая Лилия, — властно позвал он. Онор вышла за ним, но когда остальные индейцы уже не могли их слышать, она разразилась гневной тирадой.
   — Как это понимать, Волк? Что еще за штуки? Это, что, помощь? Это нечестно, Волк!
   — Ты не пойдешь в вигвам Паука.
   — Очень мудро! Что ж, по-твоему, я с радостью брошусь в твой вигвам и до конца своих дней буду жить на оленьей шкуре?
   — Лилия…
   — Послушай ты меня, Волк! Я ни за кого не собираюсь выходить, пока сама этого не захочу! Ты или Паук, или кто еще — не суть важно. Я не такая, как вы. Не хуже, не лучше. Другая и все. Я не могу так жить. Я привыкла к другому. Мой мир, он совсем не похож на ваш. У меня свой дом в Париже, я богата, я свободна… Ну пойми же.
   — Тигровая Лилия, ты не понимаешь, куда попала. Ты не можешь сказать «не хочу», чтобы все бросились угождать тебе. Ты не дома.
   У нее опустились руки. Неизбывная горечь зазвучала в голосе.
   — Это правда. Я не дома. И я поняла. Здесь война. Здесь вековая ненависть между белыми и индейцами. Здесь ужас, страх и кровь. И я должна быть благодарна, что жива и что с меня не сняли скальп.
   — Никто не снял бы твой роскошный скальп, женщина. Гуроны не воюют со скво.
   — А как же понимать, что я здесь в плену и против моей воли мне навязывают судьбу?
   — Тигровая Лилия, тебе никто ничего не навязывает.
   — А как же…
   Волк повысил голос.
   — Слушай, Лилия, не перебивай. Тебя оставят в покое. Спустя семь лун я отведу тебя в город, и ты сможешь уплыть домой за море и не возвращаться.
   Это не твой мир, ты права.
   Она не верила своим ушам.
   — Ты меня отпускаешь?
   — Да.
   У нее возникло смутное подозрение. Все лгали ей. Может быть, и Волк…
   — А почему не теперь же?
   — Сейчас я не могу. Через семь лун.
   — Ты можешь дать мне других провожатых, — осторожно произнесла она.
   — Я сказал тебе, Лилия! Я так решил, — гневно ответил Волк. Онор примирительно улыбнулась.
   — Хорошо, хорошо. Я согласна обождать. Если ты действительно отпустишь меня…
   — Я, что, лгал тебе, Лилия?!
   — Но… Мне кажется… так неожиданно… мне кажется, должен быть какой-то подвох, — вырвалось у нее. Она тут же пожалела о том, что сказала. Лицо Волка потемнело.
   — Вот так ты думаешь, Лилия? Подвох? Видно, ты не так и хочешь домой, как говоришь. Я не слышал ни слова благодарности. Раз так, я больше не помогаю тебе. Разбирайся как знаешь.
   Мгновение он словно ждал чего-то, глядя в ее несчастное лицо, потом встряхнулся и пошел прочь. Онор бросилась за ним и схватила его за локоть.
   Он с надеждой оглянулся.
   — Нет, нет. Прошу тебя. Я не хочу здесь оставаться! Я сболтнула глупость. Я верю тебе. Конечно, верю. Прошу тебя. Я хочу никогда больше не видеть всего этого! Никогда! Никогда!!!
   Она почти кричала. Волк вздрогнул. Любому было бы видно, что он обижен и разочарован, но только не Онор. Она ничего не заметила. Он не спеша отцепил ее пальцы от своей руки.
   — Я отведу тебя в город, — тихо проговорил он. — Как обещал. Теперь уходи. Уходи.
   Она убежала, чтобы снова не наговорить чего-нибудь сгоряча. Волк стоял, прислонившись плечом к сосне. Он медленно провел рукой по волосам, поправил нож у пояса. Взгляд его был пуст. «Да, — прошептал он.
   — Да…
   Это будет правильно».
   Теперь, когда перед Онор не маячил призрак грядущей свадьбы, все стало гораздо проще. Казалось, мир вокруг стал светел и приветлив. Жители деревни были заняты подготовкой к свадьбам, ведь Онор-Мари не была единственной виновницей торжества. Атмосфера праздничности заразила Онор.
   Ее хорошее настроение бросалось в глаза, и индейцы в свою очередь начали относиться к ней более тепло. Правда, они наивно полагали, что ее радует предстоящая свадьба. Индианки энергично пичкали ее советами, терзали подробностями обряда и бесконечными дифирамбами Волку. Она кивала, слушая вполуха. Все они искренне хотели помочь ей, и, понимая это, Онор старалась быть внимательной и любезной. Однажды она удивила и себя, и всех, обнаружив, что непринужденно болтает с Пауком, который при ближайшем рассмотрении оказался очень добродушным и безобидным, не очень сообразительным и нескладным, но вовсе не таящим на нее зла. Последняя неделя в племени гуронов протекла для Онор приятно и необыкновенно быстро.
   Только Волк избегал ее. После того, как на совете старейшин он заявил на нее свои права, Онор видела его лишь мельком. В день накануне торжеств Онор-Мари уже не находила себе места. Волк ни словом не обмолвился о своем обещании, и она спрашивала себя, что на самом деле на уме у этого человека, столь непохожего на всех мужчин, с которыми она только общалась в своей жизни. Она верила ему, но, все-таки, в первую очередь его волновали интересы его народа. Ее заставили примерить вышитый сложным узором костюм невесты. Выбитая из колеи, растерянная, полная сомнений, Онор сбежала в лес после экзекуции, и сидела одна до самого вечера, моля Бога об одном — чтоб ее оставили в покое.
   — Готова ли ты, Тигровая Лилия? — вопрос заставил ее вздрогнуть.
   — Волк?
   Он стоял на тропинке с кожаным мешком, заброшенным за плечо, явно готовый к дальнему походу.
   — Готова ли ты? Или Лилия передумала?
   — Да что мне готовиться? У меня ничего нет…Только я сама да та одежда, что на мне.
   — Хорошо. Тогда следуй за мной, — он равнодушно скользнул взглядом по ее платью и зашагал вперед.
   Онор не думала, что все будет так. Волк словно нарочно пытался вывести ее из равновесия, и действительно, Онор скоро захотелось закричать, что она передумала, что ей не нужна ничья помощь, и чтобы он убирался ко всем чертям. Он шагал и шагал по лесу, не оглядываясь, не замечая ее, холодно глядя куда-то вперед. Она регулярно теряла его из виду, когда он своей бесшумной пружинящей походкой исчезал за деревьями. Онор кусала губы от досады. Когда она была его пленницей, она всегда могла упереться и требовать, чтоб он сбавил шаг. Но сегодня она не обязана была тащиться за ним из последних сил, наоборот. Это он делал ей одолжение. Долго Онор не выдержала. Она бросилась бегом за индейцем и, поравнявшись с ним, просто загородила ему дорогу.
   — Что происходит? — проговорила она, задыхаясь от бега. — Клянусь Богом, я не понимаю тебя. Если ты не хочешь… Я не заставляю тебя. Или ты сердишься? Наверное, так и есть, ты рассердился, что я тогда налетела на тебя. Я просто подумала, что ты… что ты…
   — Что подумала Тигровая Лилия? — его голос звучал сдержанно и надменно. Она почувствовала, что ее глаза увлажняются, и с досадой выкрикнула:
   — Я подумала, что ты купил меня, как покупают кусок мяса или уличную девку, вот, что я подумала!
   Его руки сжали ее плечи, и он с силой толкнул ее к ближайшему дереву.
   Она ударилась спиной о ствол и растерянно подняла глаза. Ей удалось вывести его из себя! Она была зажата между его сильным закаленным телом и дубом в два фута толщиной, чья толстая кора царапала ей лопатки. Его руки уперлись в дерево на уровне ее лица, не позволяя ей ни вырваться, ни даже отвернуться.
   — Если бы я хотел тебя, мне стоило только протянуть руку!
   Она вдруг вспомнила, как в ее родных местах мужчины рассказывали об охоте на волков. Только не отводить глаза, ни в коем случае не отводить глаза, иначе зверь бросится в тот же миг. Конечно, Волк не зверь, но он ближе к природе, чем, скажем, она, и у него должно быть что-то общее с этими коварными созданиями. Она упрямо встретила его гневный взгляд. Глядя прямо в черный мрак его глаз, она спросила:
   — А как же проклятие, которое падет до седьмого колена на весь род обидевшего женщину?
   — Я последний в своем роду, — ответил он холодно. Онор улыбнулась, словно оценив ответ. Она подняла руки и сжала его запястья.
   — Ну все, Волк, довольно… Я погорячилась. Ты тоже. Пусть они воюют, если хотят. Нам с тобой нечего делить.
   Он медленно опустил руки. Она видела, что победила его гнев, но в нем еще жива обида на ее несправедливые слова. Не выпуская его запястий, она тихо проговорила:
   — Извини меня, Волк. Я не знаю, что сказать. Я не думала ничего из того, что наговорила. Это вообще не я говорила, не настоящая я…
   Она сглотнула слезы и выпустила его руки. Из темных блестящих глаз Волка ушло высокомерное выражение, он вздохнул и легко коснулся ладонью ее разгоряченной щеки.
   — Что сделали они тебе, Тигровая Лилия, эти странные бледнолицые, чтобы навсегда отучить тебя верить?
   Она покачала головой.
   — Я все сделала сама. Все сама… — она рассеянно провела рукой по глазам. И она сделала это… сделала то, чего не делала никогда. Она рассказала ему то, чего никогда и никому не рассказывала: о своем детстве, о Генрихе д’Арно, своем первом возлюбленном, о его дяде бароне, о своем замужестве, о страшном дне свадьбы и о годах одиночества, которое ей так и не удалось заполнить. Он выслушал все, и когда она кончила, она услышала печаль в его голосе.
   — Что стало с твоим возлюбленным?
   — Я не знаю. Я не видела его с дня своей свадьбы, когда он страшный и пьяный стоял с факелом у меня на пути. Я никогда не интересовалась его судьбой.
   Наступившая вслед тишина не была гнетущей. Отдельная маленькая война окончилась миром. Когда они продолжили свое путешествие, Онор чувствовала, что на нее снизошло умиротворение. Мир обрел яркие краски, зелень леса сверкала на солнце, озаряя светом ее душу, даже птицы пели громче обычного. Она снова была свободна и счастлива.
   Ближе к вечеру небо обложило тучами и начал накрапывать дождь. Это был уже настоящий затяжной осенний дождь, хотя эта грустная часть года еще не вступила в свои права. Чтобы не мокнуть напрасно, Волк на скорую руку построил шалаш из еловых веток, который приютил их на ночь. Он предусмотрительно запасся провизией на пару дней, и в его заплечном мешке нашлось два одеяла из отлично выделанных бобровых шкурок.
   Онор никогда еще не спала так крепко, как в эту ночь. Впервые за много недель, даже месяцев она чувствовала себя в абсолютной безопасности, как ни нелепо это звучало в самом сердце пожираемого войной мира. Но она чувствовала себя защищенной. Волк знал эту местность, как свои пять пальцев, она направляется домой, наконец ее приключения кончатся. Так думала она, проснувшись от страшного шума хлынувшего ливня. Крыша шалаша, покрытая еловыми ветками и листьями, не пропускала воды. Было тесно, но тепло. Онор обнаружила, что лежит, уткнувшись лбом в плечо Волка, так что ей передавалось его тепло. Нежное шелковистое прикосновение мягкого меха доставляло ей удовольствие. Было раннее утро. Онор чуть шевельнулась, и сразу услышала вопрос:
   — Не пора ли в путь, Тигровая Лилия?
   Вопрос показался Онор диким.
   — В такой дождь?
   — Ну и что? Разве Тигровая Лилия не хочет поскорее добраться до своего корабля?
   — Хочет. Но я ни за что не полезу под такой ливень.
   — Он может быть затяжным.
   — Ничего. Я столько ждала, что подожду еще. Или тебе не терпится от меня избавиться?
   Он не ответил. Онор ощутила возникшую неловкость и затихла. Наконец, Волк, взяв свой лук, проговорил:
   — Пойду раздобуду что-нибудь для завтрака.
   Онор удержала его за руку.
   — Пустяки, Волк. Вчерашнего зайца хватит на два дня. Ты просто боишься меня, словно я заразная.
   — Тигровая Лилия, — он гневно повысил голос. Она вздохнула. И когда уже Волк научится не обижаться на нее? Видно, никогда.
   — Извини, — она опередила его гневную тираду, и он вынужден был умолкнуть. В наступившей тишине слышен был лишь шум ливня, сопровождавшийся далекими раскатами грома.
   — Поговори со мной, — вдруг попросила она. Взгляд холодных черных глаз потеплел.
   — Ты странное существо, Лилия.
   — Что ты скажешь своим, когда вернешься? Что я погибла или сбежала?
   — Я не должен отчитываться. Могу сказать правду. Мое право.
   — А мне показалось, что ваши старейшины навязывают всем свое мнение.
   — Они лишь следят, чтобы все жили по нашему закону, — уклончиво ответил индеец.
   — Значит, у тебя не будет неприятностей из-за меня?
   — Странно, что ты беспокоишься об этом, Лилия.
   Она улыбнулась. К ее собственному удивлению, она обнаружила, что ей нравится этот спокойный, сдержанный человек. У нее не было больше ощущения, что она в ловушке и мечется, как загнанный зверек, и к Волку у нее возникла теплая дружеская симпатия, какой у нее не было еще ни к кому.
   Другую, менее импульсивную, не такую самодостаточную женщину, возможно, раздражала бы его манера держаться, но у Онор было достаточно огня на двоих. И сейчас она поддалась порыву.
   — Ты знаешь, я буду немного скучать за тобой, Волк. Потом, когда я вернусь домой… — проговорила она с улыбкой, которая растопила бы и сердце инквизитора. Он смотрел на нее не отрываясь, но понять этого взгляда Онор не смогла. Было в нем что-то, будто ему были чем-то обидны ее дружеские слова, и что-то совсем другое, будто ему приятно было знать, что он стал нужен ей.
   В его голосе зазвучала нотка грусти.
   — Бледнолицые заключили мир с моим племенем, как заключили бы мир с волчьей стаей, лишь из страха, без уважения, не пытаясь понять. Одна только Тигровая Лилия видела в нас… во мне прежде всего человека. В моем сердце есть сожаление — я не понимал, не сразу понял. Мне казалось, ты такая, как они.
   — Поэтому ты решил отпустить меня?
   Он заколебался, облизывая внезапно пересохшие губы «Солжет», — почему-то решила Онор.
   — Не только поэтому, — ответил он кратко.
   Она не стала допытываться, зная, как трудно выжать что-нибудь из Волка, когда он этого не хочет. Да и зачем ей знать? Возьмет еще и заявит, что у него самого пошли мурашки по коже от одной мысли, что она станет его женой. «Если бы я хотел тебя, мне стоило только протянуть руку!» — вспомнилось ей. От этого сразу захотелось заглянуть в зеркало и проверить, неужели она настолько малопривлекательна. Но зеркала у нее не было, и неприятные мысли пришлось нещадно отогнать. Она по-кошачьи потянулась и лениво перевернулась на спину. Волк насмешливо заметил:
   — Хорошо, что племя гуронов вовремя избавилось от тебя. Все наши скво так набрались бы от тебя лени, что никто уже не смог бы заставить их взять в руки мотыгу.
   — И правильно. Женщины не созданы для работы, — с шутливой назидательностью ответила она. — Наше призвание — украшать жизнь. Кроме того, лень продлевает молодость.
   — Тогда Тигровая Лилия будет вечно юной.
   — Хотелось бы.
   Она провела самый уютный и спокойный в своей жизни день, завернувшись в бобровое одеяло и беззаботно болтая с Волком. Ливень стих только под вечер, но Онор заявила, что уже поздно собираться в путь, когда нормальные люди уже отдыхают. Они остались в шалаше до утра.
   Следующий день осчастливил их теплым солнечным утром, и хотя Онор не особенно горела желанием провести день в дороге, у нее не было ни малейшего повода снова отложить выход. Они быстро сложили свои немногочисленные пожитки. Волк был на удивление в хорошем настроении, и Онор подумала, что, пожалуй, за несколько месяцев их знакомства она впервые видит его в таком беззаботном расположении духа. Она поглядывала на него подозрительно, спрашивая себя, чего именно она не заметила. Ведь что-то же повлияло на Волка. Но ответа она не нашла, как ни старалась.
   Они миновали густые заросли; впереди голубел ручей, за которым виднелась извилистая тропа, испещренная следами зверей, приходивших сюда на водопой.
   — На ту сторону, — коротко распорядился Волк. Онор взяла в руку туфли, чтобы не намочить их, и босиком забрела в теплую мутную воду. Глубина ручья доходила ей до щиколоток, кое-где до колен. Ее стопы утопали в мягком иле. Около ее ног сновали мелкие рыбки, которых испугало ее появление.
   — Следи, чтобы к тебе пиявки не присосались, — предупредил Волк, покосившись на нее.
   — Что?! — взвизгнула она, и, подхватив юбку, ринулась на другую сторону, но поскользнулась, звонко шлепнувшись в воду. — Ну вот, — простонала она. — И на кого я теперь похожа?
   Она сидела в полужидком иле, постепенно погружаясь все глубже. Даже Волк, вечно сдержанный, замкнутый Волк, и тот не скрывал веселья, наблюдая за ее страданиями.
   — Ты не хочешь подать мне руку? — взмолилась она.
   — Сама, — улыбаясь, он покачал головой. Она не знала, смеяться ей или злиться, и она не очень усердно притворилась возмущенной.
   — Смешно? Ну, хорошо же.
   Она запустила руку в мягкий ил и, набрав пригоршню грязи, запустила в Волка. Она даже попала ему в плечо. Он подошел к ручью, зачерпнул в чистом месте воды и умылся. Пока он нагнулся, следующий снаряд попал ему в спину.
   — Лилия… Ну погоди же…
   Он угрожающе шагнул к ней, и Онор с неожиданным проворством вскочила и даже умудрилась пробежать несколько шагов прежде чем снова шлепнулась в серую скользкую массу. Осознав, каким пугалом она сейчас выглядит в своем мокром, прилипшем к телу, черном от ила платье, Онор рассмеялась, закрыв руками выпачканное, как у трубочиста, лицо. Волк подошел и извлек ее из грязи. Он бессердечно смеялся над ней, глядя, как она горестно разглядывает собственное грязное платье. Онор не могла осуждать его, ее вид рассмешил бы и Господа Бога.
   — Нечего издеваться, — простонала она, надрываясь от смеха. — И как тебе это удается, завести нас если не к пропасти, то, по меньшей мере, в болото?
   — Тигровая Лилия, тебе довольно лохани, чтоб утонуть. Меня не вини.
   Иди теперь отмывайся. Иначе я никуда с тобой не пойду.
   — Что еще за снобизм? — хихикнула она.
   — Как?
   — С каких пор жителя лесов смущает женщина в грязном платье?
   Он оглядел ее критически.
   — Ты можешь не бояться никаких врагов в таком виде. Все разбегутся.
   — Да ну тебя, Волк. Подумаешь, немножко оступилась.
   Он смотрел на нее с таким выражением на лице, что она немедленно направилась умываться. Она нашла более-менее глубокое место и выполоскала ил и тину. Это оказалось далеко не просто, и, когда она вышла на берег, ее зубы выбивали чечетку.
   — Холодно, — пробормотала она, дрожа. — Где там у нас были одеяла?
   Волк бросил ей одеяло, в которое она тут же завернулась. Индеец уже разжигал костер. Онор подошла и протянула руки к огню. Ее улыбка была дружелюбной, и Волк тоже невольно усмехнулся. Она устроилась рядом. Ее тонкое, освещенное улыбкой лицо в отблесках костра стало необыкновенно красивым, нежным, полным жизни. Ее длинные волосы коснулись плеча Волка, он нервно сглотнул и слегка подался в сторону.