Айнгорн А.. Огненная лилия

   — Если мы не прорвемся, — сказал он, — скоро они поднимутся сюда по той стороне.
   Его выстрел сразил еще кого-то. Донесся яростный вой разгневанных врагов.
   — Чего им надо? — испуганно выдохнула Онор.
   — Скальпы врагов.
   Волк на мгновение выглянул из укрытия, чтобы послать очередную стрелу, предпоследнюю в его колчане. Тут же раздался резкий свист, мелькнуло яркое оперение. Волка отбросило назад. Онор ахнула и испуганно подалась к нему.
   Но тот, проворчав что-то сердито, задвинул ее обратно к себе за спину.
   — Волк!
   — Ты можешь не высовываться?
   Она послушно съежилась за валуном. Стрела вонзилась ему в руку немного выше локтя. Волк, не обращая на нее внимания, натянул тетиву и выстрелил снова. До Онор донесся вскрик. Волк бросил бесполезный лук. Стрелы кончились, и теперь оставался лишь нож и томагавк, которым на расстоянии он мог поразить еще одного врага. Но этого было недостаточно, к ним бежала дюжина краснокожих, воинственно крича. Их полуобнаженные тела блестели на солнце. Онор вскрикнула, вскочила, бросилась бежать. Споткнувшись, она упала и сразу поняла, что напрасно старается, по противоположной стороне холма, там, где они поднимались сами, уже спешили еще полдюжины воинов.
   Она закрыла лицо руками. Тот, что увидел ее первым, размахивался томагавком. Он был страшен, в черных орлиных перьях, с раскрашенным воинственными знаками лицом. Она знала, что он не может промахнуться, как не промахиваются белые, когда подносят ложку ко рту. Для него это было так же естественно. Спустя секунду она была еще жива. Она с надеждой открыла глаза. Столь напугавший ее индеец лежал в двух шагах от нее с размозженной головой. Она не испытала ни страха, ни отвращения. Это был просто факт, двести фунтов мертвой плоти у ее ног. Она на четвереньках попыталась уползти в сторону, но ее грубо схватили сзади за платье и рывком подняли на ноги. Она оказалась лицом к лицу с индейцем. Он толкнул ее на землю и связал ей руки за спиной. Она яростно пнула его ногой, должно быть, очень чувствительно, потому что он со злостью прокричал что-то. Потом схватил ее за ноги, перебросил через плечо, как мешок с мукой, и понес. Она позвала на помощь, не рассчитывая на нее и с невыразимой горькой ясностью сознавая, что она одна здесь, единственная беззащитная белая женщина на добрых сто миль кругом. Она заметила Волка, которого опрокинули на землю и теперь тоже связывали. Он не устоял один против дюжины.
   Ее несли, не реагируя ни на ее возмущенные крики, ни на ее отчаянные попытки вцепиться зубами в оголенную плоть. Онор уже не пыталась запомнить дорогу, она видела лишь каменистую тропу, качавшуюся маятником перед глазами. Наконец ее пренебрежительно швырнули на землю. Она поднялась на четвереньки, красная от стыда и бессильной ярости, и исподлобья глянула на обидчика. Индеец с выбритыми висками и огромным носом стоял перед ней, высокомерно прищурившись. Мгновение спустя к нему подошли еще двое краснокожих, схватили Онор, подтащили к дереву и крепко привязали к нему кожаным ремнем. Там уже был привязан и Волк. Онор рада была обнаружить, что не осталась одна в этой переделке, и плечом к плечу с Волком почувствовала себя увереннее. Она вздохнула и попыталась освободить руки.
   Алгонкин замахнулся на нее томагавком, и она замерла, глядя на него, как кролик на удава. Тот прокричал что-то и отошел. На время их оставили в покое.
   Онор попыталась сменить позу. Веревка стягивала ее тело, врезаясь в кожу, а руки, связанные за спиной, затекли.
   — О черт, вот негодяи!
   Она вздохнула и утешила себя тем, что с Волком обошлись еще жестче.
   Он был связан крепче, чем она, и туго притянут к дереву. Из раны на руке текла кровь, она была насквозь пробита стрелой, но это не помешало индейцам заломить ее за спину. Ему было очень неудобно, но он даже не поморщился. Стрела мешала ему выпрямиться.
   — Давай, я вытащу, — предложила Онор.
   — Чем?
   — Я попробую…
   Она захватила ее зубами и попыталась вытащить. Но у нее недоставало решимости применить силу. Волк молча смотрел на нее, и Онор порозовела.
   — Черт… Извини, Волк. Я смогу…
   Она постаралась не думать о том, что стрела глубоко вошла в живую плоть, собралась с духом и резким рывком извлекла ее из раны. Кровь пошла сильнее, заливая ей платье, но индеец с заметным облегчением прислонился затылком к стволу.
   — Сейчас перестанет, — сказал Волк, перехватив ее взволнованный взгляд. Действительно, постепенно кровотечение уменьшилось и, наконец, совсем прекратилось.
   — Что с нами будет? — не выдержала Онор. — Я не понимаю, чего они хотят от нас.
   Волк спокойно объяснил ей.
   — Твою судьбу решат их вожди. Они могут приговорить тебя к смерти, но, скорее всего, они отдадут тебя в жены какому-нибудь воину.
   — О Боже… — простонала она.
   — Ты молодая, сильная. Они не станут убивать тебя, Лилия. Ты будешь для них работать, родишь им сильных детей.
   — Как ты умеешь успокоить… — съязвила она. Ей стало беспокойно. — Ну, а ты? Что будет с тобой?
   — Со мной? Как обычно, согласно нашему закону.
   — А как — обычно?
   — Ты что, не знаешь? Мне казалось, что… — он вдруг умолк.
   — Нет.
   — Если в плен попадает тот, с чьим племенем зарыт топор войны — его отпустят, наградив богатыми дарами. Но наши племена враги. Меня ждет столб сильных.
   — То есть?
   Волк помедлил. Он, казалось, был уверен, что Онор знает, о чем идет речь.
   — Ты никогда не слышала об этом обычае?
   — Объясни мне, в конце — концов, — нервно сказала Онор.
   — Чтобы показать свое уважение к пленному, воины дают ему возможность проявить себя храбрым и мужественным. Это большая честь для воина — умереть у столба пыток. И чем больше уважают врага, тем дольше не дают ему умереть. И позор на все его племя, на весь его род, если хоть один вздох выдаст, каково ему приходится… Насмехаться над врагами да прославлять свое племя — вот все, что должен делать пленный. Это древний обычай.
   — И ты так спокойно об этом говоришь?! Никакая инквизиция до этого бы не додумалась!
   — Это честь для настоящего воина, возможность проявить себя.
   — И умереть?
   — Не сразу.
   — О Боже! Кошмар!
   — К этому готовятся с детства. Каждый ребенок знает, что опозорит отца, если кто-то услышит его плач или жалобы. Он должен расти мужчиной.
   — Это садистский, жестокий обычай.
   — Я не всегда понимаю обычаи бледнолицых, — заметил он.
   — Но есть границы… Это уж слишком.
   — Ты напрасно волнуешься, Лилия. К скво этот обычай не относится.
   — А ты?
   — А я поступил бы так же со своим врагом.
   Онор смирилась. Она с ужасом представила себе этот варварский обряд.
   По спине пробежала дрожь. Волк был безмятежен.
   — Попробуй лечь, Лилия. Тебе понадобятся силы. Давай, веревка немного растянется, если ты постараешься.
   Она с трудом сумела сдвинуться. Веревка врезалась в талию. Онор положила голову на колени к индейцу и попыталась расслабиться. Ее тело онемело. Она отчаянно дернула руками, пытаясь высвободить их, но у нее ничего не вышло. Но, к ее удивлению, она почти не ощущала страха, словно опасность не была реальной. Она вдруг поняла, откуда это чувство.
   — У меня никогда не было такого друга, как ты, — произнесла она тихо.
   Волк не отозвался, и Онор приподняла голову.
   — Волк! А бежать из плена тоже позор для воина?
   — Нет, наоборот. Его хитрость стала бы прославляться всеми. Поэтому пленных будут тщательно стеречь. А ты, Лилия, помни: тебя не будут связывать или открыто сторожить, но не беги. Если ты предашь их племя, тебя убьют.
   Онор хотела спросить, почему же он сам не торопится убивать ее, но решила не напоминать ему об этом. Вдруг он просто забыл…
   Красный Волк не собирался воспользоваться последней возможностью отдохнуть. Уголком глаза он следил за воинами-алгонкинами, которые ужинали у костра, словно позабыв о пленниках. Женщина, заснувшая около него, вздрогнула всем телом, и он перевел взгляд на нее, внимательно вглядываясь в побледневшее испачканное лицо.
   — Почему ты испугалась, Тигровая Лилия? — задался он вопросом. — Понимает ли эта бестолковая дочь бледнолицых, что ждет ее в деревне гуронов? И понимает ли, что она должна заплатить за предательство?
   Конечно, нет… Иначе она понимала бы, что плен для нее — спасение, единственная возможность выжить. Но ты не понимаешь этого, Лилия. Ты испугалась. Но почему ты испугалась, раз думаешь, что тебя ждет та же судьба — стать женой одного из них. Для тебя же нет разницы — Паук или другой,тебе все одно. Глупая Тигровая Лилия…Я отдал бы тебя на суд моему племени…Может быть, еще отдам…Но как судить тебя, если ты уверена, что невиновна? Ты задала мне сложную задачу, маленькая скво. Очень сложную.
   Он задумчиво глядел на сжавшуюся женскую фигурку, доверчиво спящую у него на коленях.
   — Почему же ты испугалась? — прошептал он. — Тебе не угрожает столб пыток. Он ждет меня, не тебя. Твоего врага. Почему же ты испугалась? Да, он ждет меня… На сколько же у меня хватит сил? Нет, это не правильно. Я вынесу все. Я не посрамлю свое племя. — Волк искоса глянул на алгонкинов.
   Что они приготовили для него? Нет, он не боялся. Но ему не слишком хотелось проверять предел своих возможностей. Сколько он в состоянии вынести? До сих пор его миновала подобная участь. Но он видел, как гибнут другие, не менее, может, даже более сильные, чем он. Должно быть, для него они приготовили нечто особенное. Он внутренне содрогнулся, и невольное движение тут же отдалось острой дергающей болью в простреленной руке. Он устало смежил веки. У него хватит сил и мужества на все. Но лучше все же к завтрашнему утру быть подальше отсюда…
   И отчаянно напрягая свое сильное тело воина, он стал ослаблять железную хватку стягивавших его кожаных ремней.
   Когда Онор открыла глаза, был уже рассвет, и на ней не было никакой веревки. Волк тряс ее за плечо.
   — Поспеши.
   Он поднял ее на ноги, которые она едва ощущала.
   — Что такое? — пробормотала она сонно.
   — Давай, Лилия, иди скорее. Нет времени.
   Он потащил ее за руку, так как она не имела сил бежать. Однако скоро она вошла в темп. Около реки он втолкнул ее в пирогу. Она упала на дно, но когда она попыталась подняться, Волк заставил ее снова лечь.
   — Не поднимай головы, — грубо приказал он. Свист стрел над головой убедил Онор, что его стоит послушаться. Сам он легко управлял лодкой, она быстро шла к другому берегу. За ними гнались не меньше двадцати вооруженных луками индейцев.
   Онор боялась дышать. Она лежала на дне и даже не видела, что их лодка стремительно приближается к водопаду. Для нее было полнейшей неожиданностью, когда она ощутила, что летит вниз на сумасшедшей скорости.
   Лодка стояла почти вертикально.
   — Держись! — крикнул Волк, стараясь перекричать грохот падающей воды.
   Онор громко вскрикнула, цепляясь руками за деревянную перекладину.
   Казалось, падение длилось бесконечно. Онор показалось, что это и есть конец. Но в один момент лодка налетела на камень, расколовшись вдребезги.
   Онор наглоталась воды, ударилась, но обнаружила, что жива и находится на мелком месте. Вся в синяках, она на коленях выползла на берег и упала на песок. Отдышавшись и немного успокоившись, Онор села и огляделась. Она была одна среди скал, на берегу горной реки, мирно журчавшей у ее ног.
   — Волк! — негромко окликнула она.
   Никто не отозвался. Онор забеспокоилась.
   — Черт… Волк, где ты? Я не хочу оставаться здесь одна, черт тебя подери!..
   Она чуть не плакала. Не дождавшись ответа, она поднялась на ноги. Все равно надо было идти, с Волком или без него. Но все же она с надеждой оглядывалась на реку. Вдруг он все-таки появится… Она совсем отчаялась было, когда увидела его высокую фигуру, появившуюся из бурных вод. У нее вырвался радостный возглас.
   — Волк! Ты напугал меня! Куда ты пропал?
   Она подбежала к нему.
   — Тише, Лилия. Когда ты запомнишь, что в этих местах опасно повышать голос?
   — В этих местах опасно жить, на мой взгляд, — возразила она. — И я не просила тащить меня сюда. Я здесь ничего не забыла.
   — Ты здесь, Лилия, и учись быть осторожной. Если хочешь жить.
   — Ну, довольно уже, Волк… Тебя течением снесло?
   — Да. Но недалеко. Ты идешь дальше или нет?
   Онор сердито поплелась следом. Волк бывал просто невыносим. Тропа петляла между скал, поднимаясь все выше.
   — Волк, зачем тебе мертвая пленница? — уговаривала она индейца. — Если мы не передохнем — так и будет.
   Она жалобно заглянула ему в лицо. Но он продолжал идти своим быстрым пружинящим шагом человека, привыкшего путешествовать пешком. На ее уговоры он лишь качал головой.
   — Не теперь. Позже.
   Онор тоже была женщиной упрямой. Ей было стыдно просто сесть и не двигаться с места. Может, Волк и не бросил бы ее одну, ведь она — его личная пленница… Но кто его знает… Онор не знала, чего от него ждать.
   Так они добрались до ущелья, глубокой трещиной разломившего скалы пополам.
   Пропасть шагов в двадцать шириной показалась Онор неодолимым препятствием.
   Но Волк с одобрением указал ей на деревце, переброшенное кем-то через края провала.
   — Здесь мы перейдем, — заявил он. Онор похолодела. Если б под ногами не зияла пропасть, может, ей и удалось бы пройти по узкому бревну, не свалившись. Но у нее подкосились ноги от одной мысли об этом. Она уже видела себя бесформенной массой где-то внизу.
   — Нет! — воскликнула она. — Делай что хочешь, но я туда не пойду.
   — Перестань, Лилия. Только не смотри вниз и все. Я пойду впереди.
   Он сделал несколько шагов по бревну и приостановился, заметив, что Онор не двинулась с места.
   — Ты идешь, Лилия? Хочешь, чтобы алгонкины настигли тебя? Торопись же, скво!
   Она скрестила руки на груди и молчала. Волк осторожно сделал два шага назад. Ступив вновь на твердую землю, он возмутился.
   — Тигровая Лилия, перестань упрямиться. Ты из тех, кому дорога жизнь.
   — Именно потому ноги моей не будет на твоем мосту. Лучше умереть от стрелы или ножа, но не так!
   — Хорошо, иди вперед, Лилия. Не бойся и не гляди вниз. Ты не упадешь, обещаю.
   Он взял ее за плечи и слегка подтолкнул к мосту. Она осторожно шагнула вперед и пошатнулась.
   — Не останавливайся, — услышала она голос Волка. — Иди вперед.
   Она сделала два шага, удивляясь собственной смелости. Однако дрожь в коленях усилилась, и она с трудом понимала, куда ставит ногу. Одно неверное движение, и Онор поскользнулась, взмахнула руками и громко вскрикнула. Она, безусловно, полетела бы вниз, если бы Волк в последний момент не схватил ее за плечи. Она раскачивалась, потеряв равновесие, а Волк, собрав все свои силы, удерживал ее. Мышцы его ног и рук округлились от напряжения. Но он справился, удержался на тонком бревне. Наконец он проговорил, задыхаясь от напряжения…
   — Я скажу — один — ты делай шаг назад. Два — второй. Ты поняла?
   — Да…
   — Давай. Один…
   Она шагнула назад, чувствуя, что Волк одновременно с ней делает то же.
   Его руки все еще крепко сжимали ее плечи. Это придавало ей чуть больше решимости. Еще два шага, и она ощутила, что ее никто больше не держит. Она тут же рухнула — на твердую землю. Несколько минут они молча отдыхали. От напряжения у Волка потекла кровь из раненой руки. Она виновато поглядела на него.
   — Говорила я, это упражнение не для меня.
   — Вижу.
   — Может, можно найти место поуже?
   — У нас нет времени.
   — Но все равно, мне здесь не перебраться.
   — Ты переберешься.
   — Волк, прошу тебя. Я и сама убьюсь, и тебя за собой потащу. Ты этого хочешь?
   — Вставай, Лилия.
   Он силой поднял ее на ноги, потому что Онор не шелохнулась.
   — Я не пойду, — упиралась она. — Оставь меня, Волк.
   Она не сразу поняла, что он делает. Быстрым движением он подхватил ее на руки.
   — Не шевелись, — приказал он сурово. Онор ахнула и заколотила кулаками по его груди.
   — Прекрати! Нет, Волк, нет! Не надо, прошу тебя.
   Она отбивалась, как могла. Один из ее беспорядочных ударов пришелся по кровоточащей руке воина. Он слегка вздрогнул. Онор испугалась и сразу остыла.
   — Извини, Волк, правда. Больно?
   Он отрицательно качнул головой. Голова Онор бессильно упала ему на грудь.
   — Не шевелись, не разговаривай, — велел он тихо. — И не дрожи, я тебя не уроню, Тигровая Лилия.
   Он перехватил ее поудобнее и твердо шагнул на опасный мостик. Онор закрыла глаза и замерла. Она даже старалась не дышать. Ей казалось, что между сделанными Волком шагами проходили не мгновения, а целая вечность.
   Она согласилась оглядеться лишь когда Волк усадил ее на землю и присел рядом отдохнуть. Они благополучно миновали страшное место.
   — Неужели мы перебрались! — вырвалось у Онор.
   Волк даже усмехнулся — большая редкость для него.
   — Я — да! А тебе нечем гордиться.
   Онор не обиделась.
   — Надеюсь, я большая обуза для тебя, Волк. Это будет тебе наукой.
   Нечего брать в плен женщин, — язвительно заметила она. Наконец, она обратила внимание, что ее платье перепачкано свежей кровью.
   — О! Волк, твоя рука…
   — Пустяк. Царапина.
   — Ничего себе царапина!
   Волк пожал плечами, встал и ногой столкнул бревно в пропасть. Онор с холодком в сердце проводила его взглядом. Потом ее внимание вновь переключилось на Волка.
   — Надо остановить кровь, — заявила она. Из подходящих вещей у нее был только шелковый носовой платок.
   — Раздевайся, — потребовала она. Волк не очень охотно стянул с себя кожаную рубашку. Онор неуверенно перевязала его руку. Ей никогда раньше не приходилось делать ничего подобного.
   — Крепче затягивай, — сказал Волк. — Иначе кровь не остановится.
   Онор поморщилась.
   — Неужели тебе совсем не больно?
   — Пустяки.
   Она вздохнула и туго перевязала его рану. Секунду она молча разглядывала его. В отличие от белых его смуглая кожа была совершенно гладкой. Ни на руках, ни на груди у него не было даже намека на волосы.
   Именно потому хорошо заметен был каждый из многочисленных шрамов, рядом с которыми простреленная рука действительно выглядела пустячной царапиной.
   — Так хорошо? — спросила она. Волк кивнул. Она помедлила, потом указала на глубокий след чуть пониже плеча. — Это похоже на след когтей.
   — Верно. Это была рысь.
   — Разве они нападают на людей?
   — Она уже была ранена бледнолицым охотником.
   — И ты убил ее?
   — Один из нас должен был погибнуть. Я остался жив.
   Холодный блеск его глаз покоробил Онор.
   — Здесь выживает сильнейший? — заметила она сухо. Это был не вопрос, скорее констатация факта. Волк согласился с ней.
   — Это так. Выживает только самый сильный, самый ловкий, самый хитрый.
   — Это жестоко.
   — Да. Но выхода нет.
   Она глядела на его замкнутое лицо, непроницаемую маску на котором ей всегда хотелось сорвать. Онор спрашивала себя, является ли она для Волка обузой, мешающей ему выжить в этом жестоком мире, или, может быть, она по-своему поддерживала в нем силу, скрашивая его одиночество. Жалел ли он, что проявил бессмысленное упрямство и увел ее с собой? Она не знала. Да и знал ли сам Волк?
   В тот день они проделали длинный и трудный путь. Но Онор не произнесла ни слова жалобы или протеста. Лишь когда стемнело, они устроили привал. У Волка не было ни ружья, ни лука, так что охотиться ему было нечем. Он выкопал несколько съедобных корешков и показал Онор, как очистить их, чтобы добраться до безвкусной беловатой сердцевины. После скудного ужина Онор прилегла на землю. Теперь ей казалось блаженством просто лежать без движения.
   — Спи, — велел ей Волк. — Как только рассветет, мы пойдем дальше.
   Она охотно послушалась и быстро заснула. Лишь под утро ее разбудило уханье совы, она приоткрыла глаза. Еще было темно, в траве тихо стрекотали какие-то насекомые, нарушая величественную тишину леса. Красный Волк сторожил их покой. Похоже, он не сомкнул глаз всю ночь. Он сидел, подобравшись, готовый отразить любую опасность, рассеяно растирая простреленную руку чуть выше раны. Видно, она все же беспокоила его. Онор хотела было заговорить с ним, но промолчала. «В конце-концов, это его мир, — рассудила она, — и ему виднее, как прожить здесь. Хочет бодрствовать ночами, поджидая врагов — на здоровье. Может, хоть не будет днем бежать со всех ног. Должен же он когда-то устать. А я всего только пленница. И я буду спать, пока можно.»
   И снова Онор-Мари провела целый день на ногах. Они шли и шли по бесконечным тропам, то теряющимися между деревьями, то изгибающимися по зеленым холмам. Ей казалось, что они двигаются бесшумно и быстро и не оставляют никаких следов. Но индеец был недоволен. Последние часы они брели вдоль реки по колено в воде, чтобы не оставлять следов на мягкой земле. Сначала это было несложно, но Онор устала, течение лишало ее равновесия, сбивало с ног, колени не сгибались, ступни онемели от холода.
   Ее шатало, но Волк был неумолим, как время…
   К вечеру мокрая и несчастная Онор-Мари наконец увидела впереди признаки жизни.
   — Гляди, Волк, дым!
   — Вижу, — коротко отозвался он. На невозмутимом лице не появилось признаков ни радости, ни беспокойства. — Это не костры гуронов, — добавил он.
   — Что тогда?
   — Не знаю, — сдержанно ответил он. — Поспеши, Лилия.
   Он зашагал вперед. Скоро они вошли в деревню, где царили хаос и смерть. В живых никого не осталось. Постройки были сожжены. Видно, жителей застали врасплох. Признаков сражения не было, скорее, были признаки резни.
   Онор вскрикнула, споткнувшись о чью-то руку.
   — Что это, Волк? — ахнула она. — Это белые, да? Это французы или англичане?
   Ей стало ужасно стыдно. Но Волк качнул головой и проговорил с видимым усилием:
   — Это ирокезы.
   — Потому что сняты скальпы?
   — Бледнолицые теперь тоже снимают скальпы.
   — Да что ты?!
   — Это правда. Но они не хотят взять силу врага. Они хотят его унизить, — тихо объяснил ей индеец.
   — Боже! — Онор сделала несколько шагов по обагренной кровью земле. — Боже! Против кого же здесь война!
   Волк молчал. Он глядел на сожженный дотла вигвам.
   — Здесь был вигвам моего друга, — наконец сказал он, указав на черные уголья. — Здесь жил он со своей дочерью, Весенней Грозой.
   Онор искала в нем признаки слабости, но Волк был непроницаем. То, что творилось у него в душе, было загадкой.
   — Это девушка, которая тебе нравилась? — попыталась она приоткрыть завесу.
   — Ей минуло лишь тринадцать весен.
   — Они есть здесь? — спросила Онор. Волк не ответил. Он бродил по сожженной земле, оглядывая погибших, а она уныло ходила следом. Даже не зная никого из этих людей, Онор содрогалась от ужаса. От отвращения у нее закружилась голова. Вместе с Волком они обошли поселок, но никого из оставшихся в живых, если таковые были, не попалось у них на пути. Наконец Волк остановился и указал Онор на срубленное дерево в стороне, там, где уже начинался густой лес.
   — Побудь там, Тигровая Лилия, — приказал он.
   — Зачем? — подозрительно поинтересовалась Онор.
   — Я должен похоронить мертвых, — коротко ответил он. Онор запротестовала.
   — Я пойду с тобой!
   — Нет! — он повысил голос, и его «нет» прозвучало как удар кнута. Онор поняла, что стоит подчиниться. Она повернулась и пошла одна. Усевшись, она ощутила вдруг, что у нее стучат зубы, так сказалось нервное напряжение, в котором она пребывала. «Самое время сбежать из плена», — с горечью подумала она. Но темнеющий лес сейчас пугал ее. Онор мерещились тени за каждым деревом, хруст веток заставлял ее сердце сжиматься. Никогда еще она не чувствовала себя такой напуганной. Сумерки сгущались, ее била нервная дрожь, перед глазами стояли обезображенные тела погибших индейцев.
   Порыв ветра сбросил вниз несколько сухих веток, и когда неожиданно что-то царапнуло ее по щеке, Онор вскочила на ноги, вскрикнув от ужаса. Ее мужество истощилось. Уже добрых два часа она сидела здесь одна. Гнев Волка показался ей более заманчивым, чем пребывание наедине со своими страхами.
   Она побежала в сторону поселка, продираясь сквозь кусты. Посреди деревни горел костер, там было светлее, чем в лесу… Волк, как ни старалась она подойти бесшумно, мгновенно повернул голову, и нож сверкнул молнией в его руке. Увидев Онор, он убрал нож.
   — Зачем ты пришла? Уходи.
   — Волк, я тебе не помешаю, обещаю.
   — Тебе не место здесь, бледнолицая скво.
   — Считай, что меня здесь нет.
   Она присела в сторонке, упрямо сжав губы. Волк помедлил секунду, но смирился с ее присутствием и, не пререкаясь с ней больше, вернулся к своей скорбной работе. Мертвые должны были найти свой последний приют… Онор пробормотала несколько слов христианской молитвы, но что-то остановило ее.
   Ей вдруг стало смертельно жаль Волка. У них была одна общая черта. Как никого в целом мире не волновала судьба Онор, так и Волк не имел, казалось, ни одного близкого человека… До глубокой ночи Волк хоронил погибших. Онор не сразу заметила, когда он, отдав последнюю дань несчастным, повернулся к ней. Она вздрогнула, когда он назвал ее имя. Она не спала, но впала в состояние, близкое к трансу.
   — Ты слышишь меня? — повторил он.
   — Что? — Онор очнулась.
   — Пора.
   Он выглядел смертельно усталым и бесконечно одиноким.
   — Разве мы не останемся здесь на ночь?
   Волк посмотрел на нее, как на безумную.
   — Здесь?! Тигровая Лилия, вставай, надо идти.