Айнгорн А.. Огненная лилия

   — Может быть, нам стоит какое-то время не видеться? — проговорила молодая баронесса Он перегнулся через столик.
   — Мне порой кажется, тебя это нисколько не огорчит, Онор.
   — Я, конечно, буду скучать за тобой, Карло. Но если это необходимо, расстанемся.
   Они пристально смотрели друг на друга, и со стороны явно видно было, что если и было между ними какое-то чувство, то оно давно умерло, а то, что осталось, только надгробный камень на могиле их любви, разгоревшейся от запретов, но погасшей, лишь только привычка пришла на смену ее остроте.
   — Что ж, хорошо. Я дам тебе знать о себе.
   — Я буду ждать.
   Однако, несмотря на принятые меры, несколько дней спустя Онор пригласил к себе сам кардинал Рицетти. Попеняв молодой женщине на непослушание, он дал ей поручение — передать письмо французскому королю.
   Фактически, это означало, что ее присутствие в Риме более нежелательно.
   Ослушаться кардинала Рицетти было все равно, что спорить с инквизицией.
   Онор-Мари сочла за лучшее покинуть Италию. Она отправилась во Францию морем, огибая южную Европу, пытаясь извлечь из круиза максимум удовольствия.
 
   Бригантина, на которой отправилась в путешествие Онор, носила имя «Белая чайка». Она приобрела ее, хотя могла просто нанять в порту корабль.
   Вначале она так и намеревалась сделать, но после беглого осмотра «Белой чайки», Онор загорелась желанием купить ее. Деньги не составляли для нее проблемы, и красавица-бригантина стала ее собственностью. Теперь изящное судно легко летело по краешку волн, ловя попутный ветер. Морской болезнью Онор на удивление не страдала, так что она была довольна своей поездкой.
   «Белая чайка» шла через Гибралтарский пролив. На горизонте зеленели холмы Португалии, а с со стороны моря к бригантине приближались два быстроходных парусника. Их силуэты скоро отлично можно было рассмотреть на фоне чистого голубого неба. И над парусником развевался черный флаг — флаг корсаров.
   — Это пираты! — взвизгнул кто-то из команды. Онор подбежала к борту, и если у нее были какие-то сомнения, то они тут же пропали. Корсарские корабли приближались. Она метнулась в каюту. Густой аромат духов заполнил ее ноздри, резко ударив ей в голову после свежести морского бриза. Она поспешно вытрясла из ларца деньги и драгоценности. Куда спрятать? Она не долго думая зашила их за подкладку платья. Теперь она выпрямилась и огляделась. Что делать теперь? Спрятаться? А если пираты просто потопят корабль? Грохот пушечного выстрела подтвердил обоснованность ее сомнений.
   Она опустилась на стул, приняв судьбу такой, как она есть. Будь что будет…
   Время тянулось медленно. Гром выстрелов доносился в каюту, заставляя ее вздрагивать от страха. А потом она услышала вопль. В нем смешались десятки голосов, а в них — ужас, ярость, отчаяние, предвкушение победы и ненависть. Она зажала ладонями уши. Не слышать этого почти означало бы, что все это происходит не с ней. Но реальность ворвалась в ее каюту, и она оказалась в грязных руках пирата.
   — Кто ты такая? — грубо спросил он у нее.
   — Пассажирка, — заикаясь, ответила Онор-Мари.
   — Ах, пассажирка! Отлично, — он презрительно оглядел ее и подтолкнул к стулу. — Сиди здесь, пассажирка. Мы пока займемся остальными. Где ключи?
   Она кивнула на секретер.
   Пират небрежно сгреб ключи, и она услышала скрежет запираемого замка.
   Она осталась одна.
   Она не знала, куда направляется ее корабль. А «Белая чайка», развернувшись, взяла курс на Новый Свет. Она оказалась в западне.
   Долгие недели она провела в душной каюте, куда ей милостливо заносили еду и воду. Какую судьбу ей уготовили? Она не знала. Самые жуткие предположения тревожили ее разум, и Онор просыпалась ночами в холодном поту и дрожала потом до утра, перебирая воспоминания о привидевшихся кошмарах. Дни походили один на другой, как близнецы, и она уже почти привыкла к постоянному чувству страха, не оставлявшему ее ни на минуту.
   Так «Белая чайка» пересекла Атлантику. Онор и не подозревала, куда несет ее судьба. Корабль уже практически достиг берегов Америки, когда очередная катастрофа вторглась в жизнь Онор-Мари. Захваченное пиратами судно напоролось на прибрежные рифы, которые обрекли его на неизбежную гибель. Испуганные, злые пираты проклинали матроса, стоявшего на вахте, и спускали в шлюпки свои скромные пожитки. Они выплеснули свою злобу и разочарование, бросив Онор-Мари одну на тонущем корабле, а для пущей верности привязали ее к мачте. Она видела, как отплыли спасательные шлюпки, кричала им вслед, умоляя не оставлять ее, но безжалостные бандиты остались глухи к ее стенаниям.
   Онор в отчаянии попыталась выпрямиться. Тугая веревка впивалась в ее тело. Подлецы, ах, подлецы! Ветер швырнул ей в лицо прядь намокших волос.
   Волны, перекатываясь через борт, заливали ее водой. Безумно хотелось пить, от соленых капель становилось только хуже. Онор рванулась в последний раз.
   Как бы не так. Грубые разбойничьи руки крепко привязали ее. Подлецы! Она еще раз хрипло позвала на помощь, но голос сорвался от усилия. Она не могла бы перекричать плеск волн, даже если на берегу был бы кто-нибудь живой. Она не могла пошевелить ни рукой, ни ногой, вообще не чувствовала, есть ли у нее что-то, кроме пересохшего от жажды горла. Горькое отчаяние захлестнуло ее. Она обречена. Онор попыталась прочитать молитву, но память не слушалась ее. Все слова вылетели из головы. Сердце стучало, словно желая вырваться из груди. «Белая чайка» медленно погружалась. Она уже стояла по щиколотку в воде. Еще совсем немного — и она скроется под водой, унося с собой ее, Онор-Мари.
   Шестое чувство сработало почти мгновенно. Онор вдруг ощутила на себе чей-то взгляд. Кто-то был рядом, здесь, на тонущем корабле. Онор затаила дыхание, боясь ошибиться. Как она ни поворачивала голову, ночная мгла скрывала от нее все. Дрожа всем телом, Онор вся обратилась в слух. Тишина.
   Какая-то тень отделилась от борта. Онор напряглась. Это мог быть ктонибудь из пиратов, решивший милосердно добить ее. Кто-то бесшумно приблизился к ней. Наконец ее измученные глаза различили незнакомца, стоящего в нескольких шагах от нее… Его освещала луна, но все, что она могла бы сказать о нем, это лишь то, что это был, несомненно, человек. На нем была одежда странного покроя с бахромой на краях, нож и что-то вроде топорика у пояса. Ветер играл его длинными черными волосами, которые были перевязаны надо лбом лентой, расшитой бисером, и украшены несколькими длинными птичьими перьями. Когда из мрака выступило его лицо, Онор разглядела четко очерченное скуластое лицо и черные, чуть косо разрезанные глаза. Но даже дикий, волчий блеск этих странных глаз не испугал ее. Около нее был живой человек! Пусть хоть порождение ада. Ей не пришло в голову, что этот человек сам по себе может быть опасен. Это не был одним из пиратов, следовательно, это был друг.
   — Помогите мне, — проговорила она и тут же сообразила, что он вряд ли поймет ее.
   Индеец приблизился к ней. Онор заметила, что головой едва достает до его плеча. Она сразу ощутила себя в безопасности. Помощь пришла. Неважно откуда. Онор увидела нож, сверкнувший в его руке. Два взмаха, и веревки упали к ее ногам. Онор покачнулась и схватилась одной рукой за мачту, а другой за незнакомца.
   — Как мне благодарить вас! — порывисто воскликнула она и снова спохватилась. — Вы не понимаете меня, да?
   Индеец молча осматривал ее. Его изучающий взгляд покоробил Онор. Она невольно вгляделась в его хмурое скуластое лицо с властным тонкогубым ртом. Она спрашивала себя, кто это может быть, но не находила ответа.
   Вдруг он резко повернулся.
   — Идем, — сказал он по-французски, но с таким акцентом, что Онор с трудом поняла его. Но она обрадовалась, что они могут хоть как-то общаться.
   — Значит, вы понимаете меня? Отлично! Где я? Скажите мне, куда я попала?
   Не отвечая, он схватил ее за руку и насильно поволок за собой. Корабль постепенно погружался. Онор увидела, что ее спасителя ожидает небольшая лодка, узкая и длинная. Индеец легко подхватил ее, и Онор мгновенно оказалась вне «Белой чайки». Индеец молча греб. Онор-Мари оглянулась.
   Корабль погрузился носом в черную воду, и через мгновение над поверхностью виднелись лишь тонкие мачты; потом и их не стало. Онор не огорчилась.
   Пусть корабль затонул, у нее хватит средств, чтобы отстроить его, а может даже, чтобы построить новый. Ведь самое главное — все ее наличные деньги прятались за плотным корсажем. Если их не хватит, она напишет управляющему. Она блаженно улыбнулась. Хорошо быть богатой!
   — Я попала в Америку? — спросила она и, не получив ответа, вспылила.
   — Но вы же понимаете меня, сударь! Неужели так уж учтиво молчать, когда с вами говорит женщина? Вы онемели?
   Ее спутник повелительно поднял руку.
   — Тише! Хочешь попасть в руки ирокезов?
   Онор слегка опешила. Мало того, что она едет неизвестно куда в темноте со странным незнакомцем, непонятно, к какой нации и расе принадлежащим, так он еще и пугает ее какими-то ирокезами.
   — В руки ирокезов? — недоуменно переспросила Онор. Индеец кивнул. — Это люди? — осторожно поинтересовалась она. Между бровями индейца пролегла складка; это и все, чем он выдал свое удивление.
   — Бледнолицая скво, твоих ушей никогда не касалось имя ирокезов?
   — Никогда, клянусь. Я не понимаю… Объяснитесь, в конце-концов.
   — Не кричи, бледнолицая скво. Ты привлечешь внимание этих трусливых змей.
   Она устало сжала виски ладонями.
   — Вы их боитесь?
   — Твой язык произносит глупые слова, бледнолицая скво. Много ли ты видела настоящих воинов, дрожащих при виде этих жалких тварей?
   — Здесь нет эпидемии безумия? Что здесь происходит? Какие ирокезы?
   Какие воины? Что за тайны?
   — Скво приехала из-за океана?
   — Я? Прямо из Италии. Я ехала в Кале, но эти негодяи, пираты, захватили мой корабль. И вот я здесь, живая благодаря вам. Но уж и не знаю, радоваться ли этому… Кто вы?
   — Я воин из племени гуронов.
   — Гуроны это вроде ирокезов? — страдальчески спросила она.
   — Гуроны великий народ, ирокезы — ничтожные змеи.
   — Слава Богу, вот мы и добрались до сути. Это все-таки народ. Это как будто национальность? Гуроны? И, как их там, ирокезы? А французы, надеюсь, здесь есть? Вы же говорите по-французски.
   — Франки? Бледнолицые?
   — Ну, в общем… — Онор растерянно вгляделась в своего смуглолицего спасителя. — Если ваши гуроны все такие смуглые, то французы, должно быть, бледнолицые.
   — Есть. Они живут в больших домах. В городе. Франки, ингизы.
   — Это еще кто?
   — Ингизы… — индеец напряг свои голосовые связки, выговаривая трудное слово. — Франки зовут их «англикане».
   — Англичане?
   — Да.
   — Богатая страна. Вавилон какой-то. Может, здесь еще кто-то живет?
   — Много. Алгонкины, абенаки, дакоты…
   — Довольно! Я не запомню, — взмолилась Онор. Лодка достигла берега.
   Индеец выпрыгнул из нее и вытащил на сушу вместе с Онор. Она выбралась из нее и, покачиваясь, прошлась по берегу.
   — Слава Богу! Суша! Как я устала от моря, от качки, от соленой воды.
   — Идем, — позвал ее индеец. Он пошел вперед неслышным легким шагом.
   Онор едва поспевала за ним.
   — Послушайте… Я умираю от жажды. Может быть…
   — Возьми, — он протянул ей флягу, выдолбленную из тыквы. Она мысленно помолилась Всевышнему и отпила немного воды, мерзковатой на вкус.
   — Спасибо. Куда мы идем?
   — В Сан-Симоне.
   — Это город? — спросила она с надеждой.
   — Да.
   — Это далеко?
   — Нет. Тише.
   Больше двух часов Онор и ее спутник быстрым шагом двигались вдоль берега. Шумные волны разбивались о рифы, обдавая их брызгами. Онор отказалась от мысли замедлить шаг, индеец не слушал ее, а она боялась остаться одна в этом чужом для нее месте. Наконец они вышли к городским вратам, выстроенным на старинный манер, хотя внутрь можно было попасть, минуя их, и перед Онор предстал пейзаж, в котором уже не было ничего странного. Небольшие двухэтажные дома, яркие вывески, пустынные узкие улицы — слишком ранний час — даже крик петуха, — все, что говорило о цивилизации, не могло не успокоить измученную молодую женщину. Индеец показал на серый дом перед ними.
   — Живи здесь, бледнолицая скво.
   И он исчез скорее, чем она успела поблагодарить. Онор растерянно постояла посреди улицы. Вот это приключение! И она даже не спросила его имени! Онор постучала в деревянные двери дома, на который ей указал ее спутник. Это была гостиница, о чем гласила ярко-синяя вывеска на ее родном языке. На стук вышел заспанный трактирщик. Он с недоумением уставился на молодую женщину в мокрой одежде, длинные влажные волосы которой полностью закрывали спину.
   — Можно мне здесь остановиться?
   — А деньги у вас есть? — грубо спросил он, решив, что порядочные постоялицы не являются в половине пятого утра.
   Она кивнула. К счастью, все свои наличные деньги она зашила за подкладку платья, еще когда заметила, что на корабле начались беспорядки.
   — Входите. Могу я иметь честь узнать ваше имя?
   — Онор-Мари Дезина. Я французская баронесса, — сказала она, чтобы предупредить возможный недостаток уважения к ее особе. Титул подействовал магически.
   — Располагайтесь, мадам. Я проведу вас в вашу комнату.
   — Не беспокойте меня ближайшие часы. Я ужасно устала и хочу спать.
   — Конечно, мадам.
   Онор проспала не раздеваясь почти весь день, и проснулась она оттого, что кто-то тряс ее за плечо. Она открыла глаза и увидела трактирщика.
   — Вставайте, мадам. Не знаю, что с вами стряслось, но здесь дамы из Благотворительного Союза, которые хотят видеть вас. Вчера, говорят, затонул какой-то корабль. Вы не с него?
   — Да. Это пираты. Налетели на рифы.
   — Расскажете дамам. Идите со мной, они ждут внизу.
   Она поправила высохшее, но страшно мятое платье и спустилась в зал.
   Там ожидали две дамы почтенного вида, обеим было за сорок. Они преувеличенно приветливо поздоровались с Онор. С первых же слов Онор поняла, что имеет дело с фанатичными протестантками. Но они без зова явились на помощь, и Онор рассказала им всю историю.
   — Пожалуй, я не была достаточно осторожна, набирая свою команду. Как-то не было времени подумать. Мне не пришло в голову… И поплатилась. Они захватили мое судно, чтобы добраться до Америки, налетели на риф, привязали меня к мачте и покинули корабль. Кто знает, где они сейчас.
   — Ох, бедняжка! Как же вам удалось спастись?
   Это и для самой Онор было загадкой.
   — Не знаю даже, как вам объяснить. Какой-то человек спас меня, привел меня в город и исчез. Очень странный. Странно одетый. Сказал, что он — гурон.
   — Гурон!!! — воскликнули дамы одновременно. — Да что вы? Не может быть!
   — А что? — удивилась Онор.
   — Это же дикари! Гуроны! Вы не знаете, ведь в Европе это зло неведомо.
   Совсем дикие, кровожадные племена индейцев, они убивают всех белых! И он отпустил вас живой? Должно быть, что-то случилось, что ему помешало,
   — предположила одна.
   — За что же меня убивать? — недоуменно спросила Онор.
   — Да за белую кожу. Они нас всех ненавидят, эти язычники, — истерично воскликнула посетительница. Онор ничего не понимала.
   — Но этот человек меня спас, — возразила она.
   — Не к добру, — изрекла вторая дама, которая до сих пор молчала. — Здесь какая-то хитрость. Эти индейцы — воплощение коварства.
   — Знаете, какой у них обычай? Они снимают скальпы со своих врагов.
   Все волосы вместе с кожей и хранят. Да, да, уж поверьте.
   Онор была потрясена, хотя все это как-то не укладывалось в голове. Она была искренне благодарна незнакомцу за спасение, и не понимала, какие тут могут быть хитрости. Наверняка, он просто увидел женщину в беде — и помог.
   Но вслух Онор согласилась с дамами. Они здесь жили, им лучше знать, а у нее только интуиция.
   Первая дама, представившаяся как мадам Бенуа, пригласила Онор пожить у нее, пока она не решит, что делать. Предложение понравилось Онор, тем более, что у нее было достаточно денег, чтобы не стать обузой. Она переехала в тот же день. Мадам Бенуа жила в большом удобном доме, конечно, гораздо меньшем, чем самый скромный замок, унаследованный Онор от старого барона. У нее был муж, уже пожилой человек, детей не было. Она давно ушла с головой в благотворительность, и протестантские собрания были для нее лучшим времяпрепровождением. Она и Онор попыталась обратить в свою веру, но натолкнулась на глухую стену. Онор была не из тех, кто легко поддается влиянию. Хотя то, что она сама была крещена в католической церкви, она и предпочитала умалчивать. Она вообще любила все суетное — наряды, балы, театр. Ее платья были светлые, нарядные, с глубокими вырезами, что донельзя шокировало ее защитниц из Протестантского Союза.
   Они намекали ей, что сейчас время не наряжаться, а благодарить Бога за чудесное спасение, но Онор не вняла, зато принесла небольшой денежный дар для их Союза, что на некоторое время примирило ее с благочестием.
 
   Через несколько дней у мадам Бенуа намечался «бал для избранных», то есть для участников Союза с их семьями. Мадам Бенуа даже одела свое парадное коричневое платье с белым воротничком, оживлявшим его, как веревка на шее повешенного его рубаху. Онор переоделась в платье лавандового цвета с шелковой вышивкой, которое купила в самом модном магазине Сан-Симоне. В тяжелом кринолине она казалась особенно стройной и изящной. Мадам Бенуа испустила вздох неодобрения, но смолчала, ведь в конце-концов, Онор была ее гостьей. Было еще рано, и обе женщины, молодая и не очень, сидели в зале, коротая время за беседой. Онор рассеяно слушала. Теперь она уже не переживала из-за своей вынужденной поездки на край света. Дома ее никто не ждал, можно было не спешить. А корабль скоро починят — хорошо быть богатой. Она улыбнулась. Надо же, какое приключение ей довелось пережить!
   Но вдруг тишину нарушил резкий шум за окном. Мадам Бенуа вздрогнула.
   — Не бойтесь, — удивленно сказала Онор, — должно быть, подрались солдаты.
   — Вы не знаете этой страны. Никогда не знаешь, что случится в следующую минуту…
   От неожиданного стука в дверь мадам Бенуа даже подскочила. Она сама открыла дверь, высунувшись наружу с опаской, как пичуга. Какой-то человек, весь в крови, вбежал в комнату и рухнул на пол.
   — Индейцы! Идут индейцы! — прохрипел он, забившись в агонии. Мадам Бенуа с видом великомученицы повернулась к Онор.
   — Видите, что делается?
   — Что же делать?
   — Ничего. Нужно сидеть и ждать. Может, нас и не тронут, — в ее голосе звучала уверенность в обратном.
   — Ну кто может напасть на женщин? — недоуменно произнесла Онор.
   — Они могут. Тем более, наши храбрые солдаты недавно оттеснили их дальше на запад. Колонистам нужны земли.
   — Но это же их земли, не так ли?
   — Они дикари, — твердо сказала мадам Бенуа. Их необходимо истреблять, а не договариваться с ними. Если б их уничтожили раньше, мы б сейчас не дрожали за свою жизнь.
   — Должно быть, они рассуждают точно так же, — заметила Онор. Мадам Бенуа возмутилась.
   — Они не могут рассуждать. Сплошная дикость и злоба. Как звери.
   Порождение дьявола, — она сердито села назад в свое кресло. — Будем ждать и молиться, — сказала она Онор-Мари. Но Онор не могла так просто успокоиться.
   — Может, нам лучше попытаться уехать? Мы могли бы спрятаться. Ваш дом так заметен. Нас могут убить ни за грош.
   — Поздно. Если мы окажемся сейчас на улице — пощады не жди. Когда генерал Роша сжег их деревню с их выродками, они совсем озверели. Раньше можно было надеяться, что они возьмут пленных, теперь — нет.
   Онор была в ужасе. Рассказы мадам Бенуа доводили ее едва ли не до нервного срыва.
   — Может, все-таки, они будут брать пленных? Ради выкупа, например. Я богата, на родине у меня целое состояние. Я уже написала управляющему.
   — Если они возьмут пленных, то не ради выкупа, дорогая моя, а ради того, чтобы при всех своих сородичах предать их такой страшной смерти, какая доброму христианину и в голову бы не пришла, — сухо проговорила мадам Бенуа, наслаждаясь расширенными от волнения глазами Онор.
   — И женщин?!
   — Не знаю, — неуверенно произнесла мадам Бенуа. Не слышала. Впрочем, может быть участь похуже смерти.
   Онор так не считала, но не возразила. Обе женщины продолжали ждать.
   Кроме них и слуг в доме больше никого не было. Они были совершенно беззащитны.
   — Они обдирают кожу с головы живых людей, — шепотом рассказывала мадам Бенуа. — Женщины у них используются как вьючные животные. Они их в грош не ставят. Говорят, они могут убить какую из жен просто за то, что она недостаточно почтительна к супругу.
   — Они что, многоженцы?
   — Да! И они поклоняются Вельзевулу. Правят какие-то дьявольские обряды в лесу. И там происходят ужасные оргии. А воюют они луками и такими топориками, которым можно проломить голову кому угодно. Они страшно кровожадны.
   — Как вы здесь живете? Это же кошмар.
   — Живем. Ничего не сделаешь. Их стараются уничтожать, но они живут глубоко в лесах, и нашим солдатам трудно соперничать с ними. Они не могут так хорошо ориентироваться в лесу, как дикари.
   — Может, в доме есть какое-нибудь оружие? — спросила Онор.
   — Молитва — вот наше оружие!
   — Вот дура!
   Мадам Бенуа недоуменно приподнялась, не веря своим ушам. Онор и сама не заметила, что сказала это вслух. Но женщина не успела больше сказать ни слова. Страшный удар сокрушил деревянную дверь. Мадам Бенуа закричала от ужаса, и крик ее тут же оборвался — в грудь вонзилась стрела. Все произошло в мгновение ока. Несколько смуглотелых людей с лицами, похожими на древние маски, ворвались в дом, крича что-то на своем языке. Запах дыма мгновенно разнесся по комнате — дом подожгли факелами. В тот же момент разъяренные индейцы заметили Онор, сжавшуюся в комочек. Она успела увидеть лишь темную тень, метнувшуюся к ней быстрее ветра.
   «Права была мадам Бенуа!» — пронеслось в голове Онор.
   — Помогите! — в отчаянии закричала она, пытаясь встать, но руки нападавшего заставили ее упасть в кресло, где она сидела. Она сразу увидела нож в его руке, и вот рука занеслась над ней. Онор, крича, пыталась отвести руку, тянувшуюся к ее горлу. Но никто не пришел к ней на помощь, — в этой войне каждый был сам за себя. Несколько секунд продолжалась отчаянная борьба. Индеец был гораздо сильнее. В каждом его движении была ловкость дикого зверя. Тут за спиной Онор ярко вспыхнула штора, и лицо индейца, освещенное пламенем, показалось ей знакомым. Искаженное яростью, с горящими темными глазами, оно было раскрашено цветными полосами едва ли не до неузнаваемости. Но Онор уже видела однажды это лицо с орлиным профилем — лицо ее спасителя. Онор испытала такое искреннее облегчение, такую радость, словно пробудилась от страшного сна. Выражение доверия, вдруг осветившее ее побледневшее было лицо, не могло не привлечь внимания индейца. Нож замер у ее шеи. Он вгляделся в ее лицо и тоже узнал ее.
   Возможно, это бы не остановило его, но Онор улыбнулась так искренно, так непосредственно, и она не притворялась. Это решило ее судьбу. Индеец схватил ее за руку и заставил встать. Дом уже разгорелся вовсю. Индеец бросился на улицу, таща Онор за собой. Пахло дымом, шла настоящая война.
   Онор зажмурилась; то справа, то слева от нее свистели стрелы, гремели выстрелы. Индеец, казалось, не замечал этого. Он шел так быстро, что Онор боялась, что упадет, а он потащит ее дальше. Вдруг он резко остановился.
   Его глаза обвели площадь.
   — О, Утай-Иса, — воскликнул он. Из темноты мелькнула тень. Онор только теперь заметила другого индейца с волосами, собранными в хвост на затылке.
   Он кинулся на них молниеносно, но ее спутник оказался проворнее — выбросил вперед руку с ножом, и нападавший с хрипом повалился на землю. И тут Онор впервые увидела то, о чем ей говорила мадам Бенуа. Индеец наклонился к своему мертвому собрату. Резкое движение — и его скальп остался у него в руках. Онор оцепенела, не в силах отвести взгляда от окровавленной головы.
   Но индеец, не теряя ни секунды, потащил ее дальше.
   — Зачем? Зачем? — воскликнула Онор. — Он же такой же, как вы. Зачем вы его убили?
   — Ирокез — враг. Следил за мной. Разведчик.
   — Но зачем тогда было нападать на город? — Онор недоумевала.
   — Белый человек — враг.
   Они вышли за пределы города. Вековые сосны со всех сторон подступали к ним.
   — Куда мы идем? — ужаснулась Онор. — В лес? Я не хочу!
   — Ты пленница! — внушительно произнес индеец, поворачиваясь к ней. — Моя пленница.
   Онор замолчала. Ну и влипла же она!
   — Как вас хотя бы зовут? — через некоторое время спросила Онор.
   — Мое имя Красный Волк, — ответил индеец. Он добавил его аналог на своем родном языке, но Онор не только не запомнила его, но даже не уловила. Теперь Онор заметила красноватое перо у него в волосах.
   — Разве это имя? — удивилась Онор. — Это кличка. Вот меня зовут ОнорМари.
   — Плохое имя. Ни о чем не говорит. Кто есть Ономари? Никто. Она похожа на цветок, что белые растят в своих садах. Я звал бы ее Тигровая Лилия.
   Да, так я буду звать тебя, пленница.
   — Разве можно вот так взять и сменить имя, — возразила Онор. — Так назвали меня родители, и ничего не сделаешь.
   — Имя — то, что идет впереди человека. Меняется человек, меняется имя.
   — Если уж говорить о сравнениях, — заметила Онор, то вам подходит имя Красный Волк. На мой взгляд, у вас и правда есть что-то от волка. Вас назвали так родители?