Айнгорн А.. Огненная лилия

   Он не ответил. Оглядевшись, он сложил руки рупором и закричал, подражая какой-то птице.
   Лес наполнился тенями. Бесшумные, легкие, собирались вокруг них индейцы. Онор со смешанным чувством страха и почти детского любопытства разглядывала их лица. Они все были одеты только в набедренные повязки из кожи с длинной бахромой по краю, волосы утыканы перьями, лица раскрашены красками, у некоторых татуировка на груди. У их поясов — Онор похолодела
   — свисали скальпы поверженных врагов. Они заговорили между собой — Онор не понимала их. Она заметила еще одну женщину, руки которой были связаны сзади. Онор приблизилась к ней.
   — Кто вы? — прошептала она. Девушка вздрогнула. Ее губы беззвучно шевелились.
   — Люси Арле. Ужасно, ужасно, — она дрожала, как лист на ветру. Онор успокаивающе коснулась ее плеча.
   — Но мы живы, Люси. Может, все и обойдется.
   — Как вас зовут?
   — Зовите меня Онор, — она ободряюще улыбнулась. Теперь они держались вместе. Онор тоже связали руки, правда, не очень туго, но развязаться самой ей бы не удалось. Несколько индейцев шли впереди нее, несколько — сзади. Их смуглые лица всегда были напряжены, они неотступно следили за каждым движением женщин.
   — Нас обратят в рабство, — шептала Люси. — И отдадут в наложницы этим нехристям. Нам не вырваться.
   — Может, мы убежим.
   — За нами следят, — горько возразила Люси.
   — Не смогут же они вечно сидеть и сверлить нас взглядом. Позже попробуем сбежать. Через несколько дней.
   — Может быть поздно, — глухо отозвалась Люси. Онор вздохнула.
   Но пока с ними обращались сносно; индейцы вели себя сдержанно и, как будто, не собирались действовать согласно пиратскому лозунгу «Женщина — всем!». На их целомудрие никто и не пытался посягать. Но Люси в каждом обращенном на нее взгляде видела страсть. Страх сделал ее полупомешанной.
   На ночь индейцы разбили лагерь в лесу, прямо на поляне разожгли костер, из еловых веток соорудили себе «постели». Прямо на открытом огне зажарили мясо. Онор-Мари тоже достался пахнущий дымом и смолой кусок, внутри полусырой. Но она устала и проголодалась — привередничать не приходилось.
   Люси ничего не ела, она сидела, уставившись в одну точку. Онор отчаялась привести ее в чувство. «В конце — концов, если человек себе враг, какой смысл уговаривать и сыпать доводами», — сердилась Онор. Она попробовала пристать к Красному Волку, но он остался равнодушным и предложил Онор, что его товарищи насильно заставят пленницу поесть. Онор ужаснулась и отошла подальше. О возвращении назад даже речи не шло. «Но ведь можно будет предложить выкуп», — думала она, греясь у костра в полумраке. Ее никто не ждал, никто не беспокоился о бедной пропавшей Онор-Мари — это было большим утешением.
   Никогда еще Онор не спала под открытым небом. Они легли вместе с Люси, пытаясь обогреть друг друга. Двое индейских воинов постоянно дежурили у костра.
   Глубокой ночью Люси разбудила Онор, которой только недавно удалось забыться сном. Она подскочила, испуганная неожиданным движением.
   — Давай убежим сейчас, — зашептала Люси. — Все спят. Идем!
   Онор приподнялась. Двое все так же дежурили у костра, и Онор указала на них девушке. Но та упрямо покачала головой.
   — Они смотрят в другую сторону. Пройдем за их спиной.
   Это было совершенно нереально, и Онор указала ей на это.
   — Безумство. Я не хочу быть пристреленной. Они попросыпаются и убьют нам в суматохе. Лучше подождем.
   — Нет, сейчас. А то я уйду одна, — упрямо повторяла Люси. Онор пожала плечами.
   — Пожалуйста. Но стоит подождать. Нас могут освободить. Или заплатим выкуп. Или оставят нас в конце — концов без надзора.
   — Ты трусишь! — обвинила она Онор-Мари.
   — Мне дорога моя жизнь.
   Люси презрительно глянула на нее и на четвереньках поползла в кусты.
   Там она побежала; хруст веток в ночной тишине звучал, как грохот.
   Краснокожие встрепенулись, вслед ей полетели стрелы. Она закричала и камнем рухнула на землю. Она была мертва.
   Онор со слезами на глазах бросилась к ней. Она уже не боялась гнева индейцев. Она звала Люси по имени, трясла ее, но стрела пронзила молодой женщине сердце. Индейцы оттащили ее в сторону. Поскольку Онор более-менее знала лишь Красного Волка, она набросилась на него едва ли не с кулаками, хотя стрелу пустил другой индеец.
   — За что? За что?! Вы же могли остановить ее, не убивая! Зачем было убивать это безобидное существо? Ну зачем? Откуда такая жестокость?
   Индеец отстранил ее.
   — Маленькая скво не должна была убегать!
   Он отошел, оставив без внимания ее возмущенную вспышку. Ночь еще не кончилась, и индейцы, наскоро похоронив бедную Люси, вновь расположились на ночлег. Онор окружили со всех сторон. Она заснула, потому что нужно было, несмотря ни на что, восстановить силы. Под утро ее разбудил вой. Где-то неподалеку бродили волки. Волосы у нее стали дыбом, ей уже мерещились красные блестящие глаза, глядящие на нее из темноты. Она встала. У тлеющего костра дежурил Красный Волк, поэтому она решилась подойти к нему и присесть рядом.
   — Это волки? — спросила она виноватым тоном, чувствуя себя неловко из-за своего страха, которого она стыдилась.
   — Волки. Тигровая Лилия боится волков?
   Онор понравилось ее новое имя, оно звучало красиво, и она невольно улыбнулась.
   — Мне жутко, — созналась она. — У меня на родине я жила в большом городе. Там нет диких животных.
   Он понимающе кивнул.
   — Все скво боятся волков, даже скво гуронов. Но эти не подойдут близко, не бойся. Они боятся еще больше, чем ты.
   — У них зубы и когти, чего им бояться, — возразила она. Он поглядел на царапину от ее ногтей на своей руке.
   — У белой скво тоже когти.
   — Я защищалась.
   — Они тоже, — серьезно ответил индеец. — Белый человек занял их лес, съел их еду, убил их братьев. И волк мстит всем, кто его враг.
   — Так они не нападут?
   — Нет.
   — Нам еще далеко идти? — спросила Онор.
   — Нет. Мы будем в нашей деревне до того, как минут четыре луны.
   — Четыре дня? — догадалась она.
   — Да, четыре дня.
   — А потом?
   — Как решат вожди.
   — А как обычно решают вожди?
   — Скоро узнаешь, Тигровая Лилия.
   Онор вздохнула. Волк был немногословен. Она задумчиво разглядывала его. Жестокой складки у его рта больше не было, он был невозмутим и словно витал в облаках, рассеянно глядя на тлеющие потрескивающие угли. Онор впервые могла хорошо рассмотреть его. Теперь она не была в панике, не спешила, а Волк как раз стер с лица цветную краску. Онор не видела в нем ничего такого, что заставило бы ее согласиться с мадам Бенуа, будто индейцы не люди. Когда кошмар сражения остался позади, перед ней был обыкновенный мужчина, высокий, худощавый, образцово подтянутый, что редко увидишь у белых. Он был довольно смугл, черные волосы длиной до плеча блестели, как мех у здорового животного. Очень темные, практически черные, карие глаза живо поблескивали в полумраке рассвета. Разрез глаз был действительно необычным, отметила про себя Онор, внешние уголки чуть приподнимались кверху, как у народов Востока. Тонкий нос был с небольшой горбинкой, как у южан. В целом, если б он одел обычную одежду и причесался, как белые, Онор сочла бы его просто человеком, проработавшим всю жизнь на открытом воздухе и сильно загоревшим. Онор дала бы ему на вид лет около тридцати, может, двадцать восемь — двадцать девять.
   — Зачем вы красите лицо полосами? Спросила наконец Онор. — Они не придают вам привлекательности.
   — Наши лица не должны нравиться бледнолицым. Они должны внушать страх, почтение…
   — Ясно, — Онор кивнула, сделав вид, что теперь все поняла. Ее взгляд натолкнулся на могильный холмик, выросший под сосной. Она загрустила о бедной Люси.
   — Бедная девочка, — Онор подошла к насыпи, словно это помогло бы Люси услышать ее. — Бедняжка….
   Волк поднял голову и сказал без неудовольствия, но и с ноткой предупреждения:
   — Ей нельзя было убегать.
   — Она очень боялась, — возразила Онор. — Боялась до безумия.
   — Гуронов?
   — Да.
   — Тигровая Лилия тоже боится так сильно?
   — Не знаю, — Онор смутилась, — наверное, не так сильно, как Люси. Она была такая христианская душа. Она так боялась, что вы…
   Онор покраснела.
   — Убьем ее? — спросил Волк. — Разве ее не могли убить сразу же?
   — Да, но она… Все равно, ей казалось, что ей грозит большая беда, если не жизни, то ее женской чести.
   Волк глядел непонимающе.
   — Что имеет в виду белая скво?
   Онор ругнула себя за излишнюю болтливость и рубанула сплеча:
   — Боялась, что над ней учинят насилие.
   С минуту они глядели друг на друга. Онор, страшно сожалея, что заговорила о Люси, Волк с искренним гневом в горящих глазах. Он быстро взял себя в руки, и снова голос его зазвучал холодно.
   — Я слышал, что бледнолицые именно так и поступают со своими пленницами, с индейскими скво и со своими соплеменницами. Но никогда Красный Волк не слышал, чтоб гурон или даже жалкий алгонкин рискнул прогневить богов и навлечь несчастья на свой род и своих потомков. Когда краснокожие — как бледнолицые зовут нас — идут на войну, мы идем на войну.
   Скво поняла?
   Онор стало стыдно.
   — Жаль, что Люси не слышит тебя, Красный Волк. Она судила, как умела.
   Ведь о вас говорят в городе такое…
   — И что говорят бледнолицые?
   — Что вы сдираете скальпы с живых людей…
   — С мертвых. Очень редко с живых. С больших врагов.
   — Что вы поклоняетесь Сатане…
   — Кто это?
   — Враг нашего Бога, — упростила Библию Онор.
   — Да? Не знаю, может быть. Но я не слышал о таком боге.
   — Что вы не знаете пощады… Это правда…
   — К врагу — пожалуй, — сурово заметил индеец. — Разве бледнолицые не такие же?
   — Наш Бог предписывает милосердие.
   — И бледнолицые слушают его?
   — Не всегда, — признала Онор. Все показалось ей вдруг гораздо более простым.
   — Послушай, я здесь недавно. И я теперь не пойму, из-за чего все это, Волк? Зачем эта резня? Твой народ живет в лесах, мой в городах. Чем это мешает вам?
   — Бледнолицые хотят наши земли, — серьезно ответил Волк. — Хотят строить свои города там, где сейчас наши деревни. Их много, они все приезжают, им мало места. Гуронов не интересуют белые, но они не уйдут с земель предков.
   — Должен быть разумный компромисс.
   — Что?
   — Решение, которое устроит всех.
   — Его нет. Потому война. До конца. Пока бледнолицые не уйдут.
   — Или пока не будет убит последний краснокожий?
   — Нет. Гуроны сильны.
   — С луками и стрелами?
   — Не сомневайся, скво! — прогремел он.
   Онор умолкла. Рассвело, и другие индейцы начали готовиться к долгой дороге. Наскоро позавтракав, они двинулись в путь. Рук ей больше не связывали. И без того она, единственная женщина среди этого отряда крепких выносливых мужчин, была полностью бессильна. Весь день они провели в пути.
   Это был трудный, монотонно текущий день, казавшийся бесконечным. Никаких новых приключений не выпало на долю Онор-Мари. Но уже на следующий день она умудрилась поссориться с Волком.
   Она сама не поняла, как это случилось, ведь она не была так глупа, чтоб портить отношения с человеком, от которого зависела. Все началось с того, что индейцы неожиданно разделились. Переговорили между собой и по несколько человек стали исчезать в лесу. Скоро, кроме Волка, она осталась в обществе еще двоих мужчин. Они были молоды, хорошо сложены и ненавидели всех бледнолицых без разбора. Пока индейцев было много, они общались между собой, не обращая на Онор внимания. Теперь она вдруг стала действовать им на нервы. Говорили они по-французски плохо. Из-за акцента она и Волка плохо понимала, особенно, если он говорил быстро. А речь остальных она вообще не воспринимала. Они злились, когда она не реагировала на их приказы. Они злились, когда она отставала, когда отходила в сторону. Онор постепенно копила в себе раздражение. Особенно напряженные отношения у нее сложились с молодым индейцем, которого звали Быстрый Олень, естественно, на языке гуронов. Он вообще ненавидел «проклятых бледнолицых», а тут вынужден был целый день видеть перед собой представительницу враждебной расы. Всю дорогу он норовил придраться к Онор, она за словом в карман не лезла, и только взаимное непонимание спасало дело от настоящей драки. Волк наблюдал за ними молча, не защищая Онор, но и не поддерживая Оленя в его придирках. После полудня индейцы устроили привал, но Онор, растянувшаяся в высокой траве, чтобы насладиться отдыхом, вдруг почувствовала себя просто ужасно. Она была женщиной достаточно крепкой и здоровой, но то ли сырая вода, то ли непривычная пища подействовали на нее не лучшим образом. От острой боли в животе она свернулась калачиком, боясь пошевелиться. Когда привал окончился, и Быстрый Олень подошел, чтобы поднять ее на ноги, она даже не повернула головы.
   — Убери руки, грязный краснокожий, — прошипела она. Такие слова она слышала от горожан, и теперь они вырвались сами собой. Разгневанный индеец схватился за нож, но подошел Волк, тихо сказал ему что-то на своем языке и, когда тот отошел в сторону, склонился над Онор:
   — Что с тобой, Тигровая Лилия? — она ничего не сказала, только еще более сильно обхватила себя руками и тихо всхлипнула. — Ты больна? — спросил Волк.
   — Да…
   Она слышала, как они тихо переговариваются. Она возблагодарила Бога, что больше они не пытаются поднять ее. Наконец, подошел Быстрый Олень и сунул ей кружку с водой, в которой плавали какие-то травы.
   — Пей, — грубо велел он. Онор оттолкнула его руку.
   — Уйди, я ничего не хочу.
   Он проговорил что-то по-своему, но Онор, не понимая слов, могла поклясться, что он выругал ее. Она постаралась не обращать на него внимания. На какое-то время Онор даже забылась сном. Проснувшись, она заметила, что индейцы исчезли, только Волк сидел неподалеку. Она подозрительно поглядела на него.
   — А где остальные?
   — Ушли.
   — Почему?
   — Нет времени ждать, пока белая скво сможет идти. Сегодня ты уже не пойдешь. Лежи. Утром.., да, утром снова пойдем.
   — А почему именно ты остался со мной? Ты располагаешь большим временем?
   — Ты моя пленница, скво. Ты дойдешь до моей деревни, я так решил.
   — О Боже…
   Он подошел к ней с чаем из каких-то листочков, вроде того, что пытался предложить ей Быстрый Олень.
   — Пей, тебе будет лучше.
   — Да мне лучше… — возразила Онор, уверенная, что индейский рецепт добьет ее окончательно.
   — Не спорь. Пей. Не то я заставлю тебя.
   Онор подчинилась со вздохом. Горький отвар заставил ее отплевываться.
   — Какая гадость! Если это яд, то так и скажи.
   — Не яд. Но не замолчишь — в другой раз будет яд.
   Она и не думала умолкать.
   — Отравишь меня? И нарушишь свое слово? Ты только что сказал, что живой доведешь меня до своей деревни.
   Только гордость удержала Волка от горького вздоха.
   — Лежи тихо, — распорядился он. — Я ненадолго.
   Взяв свой лук и томагавк, он скрылся за зарослями. Онор пошевелилась, обнаружив, что уже практически нормально себя чувствует. Но ее бил сильный озноб. Меховое одеяло, которым ее прикрыли, не спасало. Она протянула руку и наткнулась на одеяло, которое Волк бросил на землю для себя. Особенно не задумываясь, Онор натянула его на себя и завернулась в него, как в кокон, плотно подоткнув со всех сторон под себя. Наконец-то по ее телу разлилось блаженное тепло. Она немедленно заснула крепким беззаботным сном.
   У Волка, безусловно, было побуждение проучить пленницу, но ему казалось позорным признаться в естественной человеческой слабости — мерзнуть, когда холодно. Костер он загасил, потому что дым мог привлечь внимание непрошеных гостей. На рассвете, невыспавшийся и промерзший до костей, он решил разбудить Онор, чтобы продолжить путь. Он еще не вполне понял привычки Онор и считал, что достаточно назвать ее имя, чтоб она проснулась. Но она не отреагировала. Тогда он настойчиво тронул ее плечо:
   — Тигровая Лилия, пора.
   Ей снилось что-то из ее прежней жизни. Она вновь была богатой баронессой, и не соображая еще, где она и что с ней, она пробормотала:
   — Как вы смеете тревожить мой сон. Убирайтесь вон. Я никого не хочу видеть до полудня…
   Она открыла глаза и встретилась взглядом с Волком, онемевшим от возмущения.
   — А, это ты… — она вспомнила все, что произошло. — Мне что-то снилось…
   Он сдержанно произнес:
   — Отзывайся, когда я обращаюсь к тебе, пленница.
   — А когда ты ко мне обращался?
   — Только что.
   Она пожала плечами.
   — Я, даже когда бодрствую, не сразу понимаю, что Тигровая Лилия — это я. Мне непривычно. Господи, хорошо хоть, ты не нарек меня какой-нибудь Трухлявый Пень.
   — Вставай, Лилия.
   Он явно был не в лучшем расположении духа. Онор встала на нетвердые ноги.
   — А завтрак будет?
   — Сейчас — нет.
   Онор тут же осознала, что ужасно голодна.
   — Что же, как знаешь, — сердито заметила она и добавила требовательно.
   — Мне надо умыться!
   Он сделал было движение вслед за ней, но остановился, проговорив:
   — Торопись, скво.
   Она умыла лицо у ручья, потом, набравшись храбрости, скинула платье и выкупалась целиком. Она немного побродила по прохладной воде, журчащей под ногами, словно живой зверек, и вдруг заметила на другой стороне заросли малинника. Она взяла туфли в руки и вброд перебралась на другой берег. Едва созревшие бледно-розовые ягоды манили ее. Онор забралась в самую гущу и с наслаждением принялась обрывать ягоды, отправляя их в рот.
   Она не замечала, что забирается все глубже в лес. Реальность настигла ее в виде огромного медведя, которому вовсе не нужен был сотрапезник. Он враждебно шагнул к Онор, оскалив пасть. Онор закричала во всю мочь своих легких и обратилась в позорное бегство. Но и медведь был довольно проворен…
   К счастью для Онор-Мари, Красный Волк хватился ее до того, как услышал крик, иначе его помощь прибыла бы слишком поздно. Однако он отправился разыскивать ее, как только понял, что так долго умываться нельзя. Он нашел ее следы и легко обнаружил сломанные ветки на другой стороне, где она углубилась в кусты. Он пошел за ней, готовый наконец проучить беспокойную пленницу. И тут услышал ее полный ужаса вопль.
   Волк подоспел как раз тогда, когда Онор едва не распрощалась с жизнью.
   Медведь почти настиг ее, когда он метнул свой томагавк и ранил зверя.
   Раздался яростный рев. Животное немедленно кинулось на обидчика. Онор перевела дух, обнаружив, что непосредственная опасность миновала. По крайней мере, для нее. Здравый смысл подсказывал ей бежать без оглядки, но ей вдруг показалось это трусостью, и она замерла в стороне. Волк сражался с помощью одного лишь ножа, и ему приходилось несладко. Огромный разъяренный медведь был грозным противником. Волк с трудом уворачивался от мощных лап. Они катались по земле, защищая каждый свою жизнь. Онор казалась бесконечной эта битва. Ей не верилось, что индеец может победить, но наступил момент, когда Волк поднялся на ноги, а медведь остался лежать бездыханным. Онор подняла глаза на его лицо и испугалась не на шутку. Он был страшен в ту минуту — бледный, с горящим взглядом, с перекошенным от ярости лицом и длинным ножом, с которого капала кровь. Он встретил взгляд Онор, и его темные глаза сверкнули. Онор попятилась. Таким она еще не видела Волка. В нем самом она вдруг увидела столько от зверя, что она предпочла бы остаться один на один с медведем.
   — Не подходи ко мне! — взвизгнула она. Она бросилась бежать, не зная, куда и зачем мчится. Она хотела только быть подальше от Волка, от этой страны, от этой чужой для нее войны. Она понимала, что Волк легко догонит ee.
   — Остановись, скво! — закричал он. — Остановись, если хочешь жить!
   Его гнев подействовал на нее — она совсем потеряла голову. Она побежала сломя голову, и упала, споткнувшись о камень. Она быстро перевернулась и села, но встать не успела — она увидела, что Волк стоит в нескольких шагах и смотрит на нее. Она вся сжалась.
   — Ну что, Волк? Хочешь убить меня на этот раз? Давай, у тебя получится справиться с женщиной… Волку изменила его сдержанность. Он вдруг резким движением метнул нож, который держал в руке. Он просвистел у самого лица Онор и вонзился в ствол ели у нее за спиной. Онор вскрикнула.
   — Да ты просто зверь, Волк! Ты мог убить меня. Просто так, ни за что!
   Потому что захотелось проявить свою силу. Неужели больше не на ком? Что ты доказываешь, воюя с женщиной?
   Ее слова перешли в крик. Он поднял руку, приказывая ей умолкнуть.
   — Если б я хотел, чтоб ты была мертва, ты б уже была мертва.
   Она знала, что он прав, но гнев переполнял ее. Она упрямо продолжила:
   — Все, все говорят так, когда их слов уже не проверишь!
   — Ты обвиняешь меня во лжи?
   — Возможно!
   — То есть, ты обвиняешь меня в трусости?
   Онор вдруг залилась краской. Волк и трусость? Несовместимые, наверное, вещи. Только что он доказал это. И спас ее от верной смерти.
   — Храбрецы не берут в плен женщин, — сказала она уже более притихшим голосом. Волк молча пожал плечами. Его презрительный жест уязвил ее. Она вскочила, ее маленькие кулачки сжались, но Волк повернулся к ней спиной и пошел обратно к месту их ночевки. Всем своим видом он говорил — кто ты такая, чтоб я спорил с тобой? Его пренебрежение злило Онор больше его гнева.
   Волк быстро собрался в дорогу. Уложив их немногочисленные пожитки, он зашагал по тропе, даже не глядя, следует ли за ним пленница. Онор брела за ним, осыпая себя бранью. Она уже успокоилась и теперь не могла понять, что такое на нее нашло. «Неблагодарная идиотка! — говорила она себе, — ты заслуживаешь, чтоб в следующий раз тебя растерзал какой-нибудь зверь». Она была не так глупа, чтоб сознательно испортить отношения, которые до сих пор были вполне сносными. Конечно, Волк взял ее в плен, и это вовсе не весело, но и не обижал ее. Ей в сущности импонировала его манера держаться. Он никогда не смеялся над ее вопросами, над ее растерянностью.
   Он всегда серьезно объяснял ей все, что бы она не просила. Короче говоря, хотя не похоже, что в его мире женщины занимали положение выше, чем в мире белых, он воспринимал ее всерьез. Он никогда не считал, что она капризничает, всегда принимая ее упрямство как интуицию, подсказывающую ей верное решение. А теперь он вообще не желал разговаривать с ней, словно из пленницы, которой он гордился, как личным достижением, она превратилась в низшее существо, не достойное внимания. Ей хотелось извиниться перед ним, но гордость не позволяла. Она знала, что может сейчас сбежать, но не знала куда. Густой лес вокруг, казалось, становился все плотнее и плотнее, гуще и гуще. Тропинка все чаще исчезала, и они пробирались сквозь заросли, царапавшие лицо и руки острыми колючками. Онор изнемогала. Волк задал темп, который она не в состоянии была поддерживать. Она просила его о передышке, но он обратил на нее не больше внимания, чем на муху. Онор не могла этого вынести.
   — Волк! — закричала она. — Как знаешь, а я не могу больше. Убирайся ты к дьяволу…
   Он повернул голову и смерил ее холодным взглядом.
   — Тигровая Лилия знает, как нужно обращаться с пленниками?
   — Не знаю.
   Он достал веревку и, держа ее в руке, проговорил:
   — Пленникам связывают руки за спиной. А ноги — так, чтоб они могли идти, но не бежать. И за шею привязывают веревку и ведут за нее. И если пленный не будет идти следом, веревка задушит его. Сделать так?
   Онор вспыхнула от гнева.
   — Чего еще ждать от дикаря?!
   — Сделать? — он повысил голос.
   — Нет…
   Он сразу равнодушно отвернулся и зашагал дальше. Этот день стал кошмаром для Онор. Волк заставил ее вымотаться до полного бессилия. Когда он наконец остановился и стал готовиться к ночлегу, разводить огонь, Онор просто упала на землю. За последний час она несколько раз падала, но Волк даже не повернулся подать ей руку. Она вставала и молча шла дальше. Теперь она лежала, глядя в небо широко открытыми глазами. От еды она отказалась, у нее не было сил. Волк поужинал в одиночестве, загасил костер и растянулся на траве. Онор приподнялась на локте. Он тихо равномерно дышал, и Онор решила, что он спит. У его пояса висел нож, и достать его сейчас было совсем легко. Онор поколебалась. Ей хотелось иметь что-нибудь для защиты. «Я не овечка, чтоб безоружной идти на заклание», — решила она и бесшумно приподнявшись, потянулась за ножом и взяла его. У самого пояса Волка на ее запястье вдруг сомкнулась его сильная рука. Он крепко сжал ее руку, но не так сильно, чтоб ее пальцы разжались.
   — Хочешь убить меня, белая скво? И как ты хочешь это сделать?
   Он приблизил ее руку к своей груди.
   — Так? Ты попытаешься пробить сердце? Но у твоих рук не хватит силы.
   Твой удар не сделает большого вреда. Или ты попробуешь ударить меня в живот? — он плавно передвигал ее руку, словно выбирая место для удара. — Но от такой раны умирают не сразу. Я успею отомстить.
   Его рука резким движением перевела нож к ее горлу. Онор вздрогнула от прикосновения холодного лезвия.
   — Лучше так. Учись наносить удары наверняка, Тигровая Лилия, — он показал ее рукой движение, словно она перерезала его горло. — А не умеешь, то не бери оружия воинов.
   Он резко отшвырнул ее руку, и нож выпал. Он подобрал его и вернул на место.
   — Я не собиралась убивать тебя, — запальчиво воскликнула Онор.
   — Ты б и не сумела.
   — Важно, что я не собиралась!