— Когда ты обсохнешь, — сказал он веско, — нам надо будет торопиться, Лилия. Мы вступаем на землю алгонкинов.
   Онор-Мари только вздрогнула.
 
   Перед Онор-Мари открылся пейзаж, простой и величественный в своей вековечной красоте. Она смотрела вниз с вершины поросшего спелой голубикой холма, затаив дыхание, очарованная, потрясенная.
   — Я понимаю, почему индейцы не хотят покидать эту землю, — сказала она Волку. — Здесь и правда красиво.
   Он указал в восточном направлении, где на изумрудной равнине виднелись черепичные крыши.
   — Там деревня бледнолицых. Они поселились на земле алгонкинов. Но их охраняют солдаты, много солдат. Алгонкины боятся их. Но однажды солдаты не смогут им помочь, и здесь снова будут свободные земли.
   — А там, за озером?
   — Там живут алгонкины. Враги гуронов. Враги бледнолицых.
   — Уж вы-то, индейские племена, могли бы как-то договориться между собой.
   — Это не так-то легко, Лилия. Хотя в твоих словах есть своя правда. Но ты слишком мало знаешь. Не можешь понять. Впрочем, твои франки не ладят с английскими солдатами, хотя имеют кожу одного цвета. Почему?
   — Черт их знает… Я всегда была далека от политики. Похоже, и те и другие просто зарятся на одни и те же новые земли.
   — Которые не принадлежат ни тем, ни другим.
   — Да, но вы здесь давно уже разобрались, где чья земля. Вот и жили бы спокойно каждый на своей.
   Они спустились с холма по извилистой тропе. Судя по отдаленному мычанию, ее протоптал пасшийся здесь скот.
   — Сделаем небольшой крюк, — тихо сказал Волк. Она коротко кивнула. Они сошли с тропы и свернули в заросли. Мгновение спустя Волк остановился и сделал Онор знак молчать. Невдалеке хрустнули ветки.
   — Наверное, корова, — шепнула Онор. Он покачал головой.
   — Голос, — едва слышно проговорил Волк. Через секунду она услышала, что он был прав.
   — Индейцы?
   Он отрицательно качнул головой. Голоса приближались, и Онор послышался приглушенный смех. Они стояли, полускрытые густым орешником.
   Волк настойчиво нажал на ее плечо.
   — На землю.
   Она растянулась на траве, Волк тут же присоединился к ней. Какое-то время они выжидали, пока обладатели голосов не появятся в пределах видимости. Сквозь просвет между ветками хорошо видна была дорога, заросшая травой и полевыми цветами. Здесь, должно быть, редко кто проходил.
   Наконец, на тропе появились двое, и Онор невольно улыбнулась, а Волк заметно расслабился и отпустил лук, в который уже готов был зарядить стрелу. Это были совсем молоденькая девушка и ее столь же юный кавалер.
   Он держал в руках горсть лесной ежевики, а девушка брала их по одной и отправляла в рот. Они чему-то смеялись, уверенные, что одни здесь.
   Прикончив ягоды, они остановились в двух шагах; тонкие руки девушки обвили шею ее спутника, и их губы слились в бесконечно долгом поцелуе. Онор еле сдерживалась, чтобы не хихикнуть. Она еще никогда не пробовала тайком подглядывать за влюбленными. Волк наблюдал за развернувшейся сценой задумчиво и совершенно серьезно. Выражать удивление он считал недостойным, и поинтересовался равнодушно, даже вскользь, словно между прочим:
   — Что они делают?
   — Целуются, — машинально ответила она шепотом.
   — Зачем?
   Онор прыснула. Бедные влюбленные встрепенулись и, как испуганные птицы, бросились наутек. Онор расхохоталась, свернувшись в клубок, потому что от смеха у нее сводило все внутренности. Последнее, что она успела заметить, был понимающий взгляд оглянувшейся девушки. О чем она наверняка подумала, Онор тут же догадалась и всхлипнула от смеха. Вытирая выступившие слезы, она увидела, что Волк, непоколебимый, как скала, ждет, пока она отсмеется и придет в себя.
   — Волк… — она снова хихикнула, — что значит «зачем»? У вас, что, люди me влюбляются, не женятся, не рожают детей?
   Казалось, он был озадачен.
   — Ты ведь не хочешь сказать, что белые так… размножаются?
   У нее началась истерика. Ей понадобилось несколько минут, чтобы хоть отчасти отойти.
   — Нет, конечно… Просто, пока они еще не женаты, и пока… м-м… не живут вместе, должны же они как-то выражать друг другу свои чувства? — Волк подпер рукой подбородок и сосредоточенно уставился на нее. Онор почувствовала, что начинает заливаться краской. — Вот и… Ну, вот они и целуются.
   — Это такой обычай?
   — Обычай? Нет. Зачем обычай? Это не обязательно. Не хотят, не надо.
   Никто не заставит. Но они хотят, вот и весь смысл. Понимаешь?
   — Не совсем.
   Она беспомощно развела руками.
   — Раз ты не понимаешь, ничего тут не поделаешь. Детей ведь тоже не обязательно иметь, но они почему-то есть. Это же не обычай, правда?
   — Не обычай. Но так надо.
   — Сдаюсь, — она упала спиной на траву. — Я сдаюсь. Когда-нибудь сам поймешь.
   — У нас нет такого.
   — Уж это я поняла. Надо же, какая чистота нравов. Впрочем, я ведь скорее исключение из правил. Большинство девушек выдают замуж за выбранный их родителями денежный мешок или титул, или и то, и другое. Они до свадьбы едва ли обмениваются парой фраз, какие уж там поцелуи. Это… так, тайком, если повезет.
   — У бледнолицых странные обычаи. У гуронов отец не станет неволить девушку, если она не хочет.
   — Приличная девушка не знает, хочет она или нет. Она посещает балы под присмотром родителей, которые присматривают ей выгодную партию. Все остальное время она сидит дома и не ходит дальше церкви. Откуда ей знать?
   — Странный обычай. И они потом довольны, эти женщины?
   — Кто-то да, а кто-то нет. Кому это потом интересно?
   — И если нет, они возвращаются к родителям?
   — Что ты, никогда! Это навсегда.
   — Странно.
   — Ты прав. Кто-то тихо горюет, кто-то тихо изменяет, каждая как-то устраивает свою жизнь.
   — А ты, Лилия? Что хотела делать ты? Ты стала женой старца, — она подсунула себе руку под голову, чтобы было удобнее, и, глядя в небеса, ответила с чистосердечностью, которая всегда шокировала всех, кто хорошо ее знал.
   — Я? Не знаю. Пожалуй, изменяла бы, но очень тихо. И надеялась, что однажды он навеки даст мне свободу.
   — В твоем сердце есть жестокость.
   — Знаю. Но я только искренне говорю то, о чем другие молчат. И мне кажется, ты можешь понять меня.
   Он протянул руку, помогая ей встать. Они углубились в лес, продолжая переговариваться вполголоса. Наконец, разговор стих, и они молча боролись с зарослями, переступая через колючий бурелом.
 
   Красный Волк все чаще с беспокойством прислушивался к таинственным звукам леса. Онор ничего не слышала, но знала, что понапрасну Волк не станет волноваться, он не паникер, это уж точно.
   — Что там, Волк? — нервно спросила она.
   — Я еще не знаю, Лилия, но я чувствую присутствие врага.
   — Почему именно врага?
   — Потому что друзьям здесь взяться неоткуда, — отрезал он.
   Они шли еще некоторое время, затем Волк остановился, уставившись в землю.
   — Смотри.
   Она подошла поближе, но не увидела ничего, кроме золотистого песка.
   — И что, Волк?
   — Не видишь, следы, — она действительно разглядела, что по песку недавно ходили, но не видела в этом ничего странного.
   — Это следы алгонкинов. И совсем свежие, — сказал Волк.
   — Почему именно алгонкинов? — Онор подумала, что у Волка должно быть железное терпение, чтобы отвечать на все ее вопросы.
   — Посмотри на этот отпечаток. Видишь, какой заостренный. Такие мокасины шьют алгонкины. Наши племена враждуют давно.
   Онор знала, что в местной политике ей все равно не разобраться. Надо принимать жизнь такой, как она есть…
   — Что ж, Волк, твой единственный солдат поступает под твое командование, — она иронически усмехнулась. — Какие будут распоряжения?
   — Сворачиваем на ту тропу, — они нырнули в густые заросли, где, по-видимому, давно не ступала нога человека. — Лилия, слушай меня. Делай все, как я скажу. Эта дорога ведет в форт, который давно сгорел, — до Онор донесся боевой клич, но Волк не обращал на него внимания. — Беги туда. Не задавай вопросов. Я их задержу. Закрой ворота на засов. Спрячься, где сможешь. Беги!
   — А ты?!
   — Скорее. Я знаю, как пробраться туда. Я тебя догоню. Обещаю.
   Ей не оставалось ничего, кроме как послушаться. Все равно от нее не будет проку, если нападут индейцы. Боевой клич прозвенел уже совсем близко. Волк обнажил свое оружие, его зоркие глаза внимательно оглядывали безобидный пейзаж: изумрудные травы, яркую зелень высоких сосен, веселые солнечные блики кругом. Онор помчалась со всех ног. Действительно, как и утверждал Волк, скоро она увидела, что на вершине холма чернеет бревенчатый дом, обнесенный высоким частоколом. Ворота были не заперты.
   Она вбежала туда…Но кто-то занял убежище до нее. Во дворе высокий мужчина в кожаной безрукавке рубил дрова. Это был белый человек, бородатый, очень крупный, с широким лицом и большим носом.
   — Ты откуда, крошка?
   — О месье, — она еле отдышалась. — Индейцы…
   Он раскатисто рассмеялся.
   — Нет здесь рядом никаких индейцев. Тебе померещилось, малышка. Подика сюда.
   Она приблизилась, и он снова расхохотался.
   — А ты миленькая, крошка. То-то Френки обрадуется, — он ударил топором по бревну так, что он остался торчать. — Ну-ка, малышка, пойдем в дом. Не смущайся. Мы с Френки там неплохо обосновались, тебе понравится. Хочешь виски? Шотландский…
   Ей не нравилось все это, ох, как не нравилось. Но отступать было некуда.
   — Я… подожду здесь моего друга, — сказала она. Но бородач схватил ее за руку и грубо втащил в дом.
   — Что вы делаете?! — вскрикнула она. — Оставьте меня!
   Его смех резал ей слух. Он толкнул ногой дверь, и она захлопнулась с противным скрипом.
   — Ну-ка, крошка, покажи, на что ты способна.
   Она вырывалась, но не могла высвободить руку.
   — Да не дергайся ты, — резко прикрикнул на нее бородач и рывком притянул ее к себе. Огромные руки сжали ее, как игрушку.
   — Оставьте меня в покое! — закричала она. Он ударил ее по щеке и швырнул на пол.
   — Не смей отказывать мне, слышишь, ты!
   Она отбивалась и кричала, умудрившись расцарапать ему лицо и прокусить до крови ухо. Он только разозлился, выругал ее и всем своим массивным телом навалился на нее. Он был невероятно тяжел, но ловкости ему недоставало. Онор упорно отбивалась, не очень-то веря в успех. Ее силы убывали. И тут бородач неожиданно захрипел, и из его горла показался заостренный кончик стрелы. Отпустив руки Онор, он схватился за стрелу, его глаза округлились, и он упал мертвым, прижав Онор к земле. Огромное обмякшее тело весило столько, что Онор не могла отбросить его. Наконец, убитого рывком оттащили в сторону, и Волк нагнулся над ней. Она позволила ему поднять себя, но шок никак не проходил, и спустя четверть часа она все еще истерически рыдала у него на груди. Волк не тревожил ее утешениями. Он спокойно ждал, пока она выплачется и успокоится. Красная от стыда и обиды, потрясенная до глубины души, Онор ожидала, что Волк скажет что-то вроде:
   «Видишь, каковы все бледнолицые». Но он не сказал ничего. В его сильных руках она пришла в себя и успокоилась скорее, чем можно было ожидать.
   — Их здесь двое, — вдруг вспомнила она. — Где-то здесь должен быть еще один.
   — Но ты больше не одна, — напомнил Волк. Этого было достаточно, чтоб ее ужас отступил.
   — А индейцы? — спросила она.
   — Алгонкины? Я отвлек их. Они сбились со следа. Но скоро они все поймут и будут здесь.
   — Тогда уйдем отсюда?
   — Безопаснее пока быть здесь. Мы уйдем позже.
   — Хорошо, — Онор, не колеблясь ни секунды, положилась на Волка.
   Судя по всему, он знал, что делает.
   Онор огляделась. Вокруг висели охотничьи трофеи. Громадная кабанья голова злобно взирала со стены.
   — Охотники, — проговорила Онор мрачно. — Бедные звери.
   Она открыла двери в комнату и поглядела наверх. Потолок прогорел, и над головой было ясное небо. Похоже, в эту единственную сохранившуюся в форте комнату снесли всю уцелевшую от огня мебель. Там было тесно и грязно. В погребе форта оказалось предостаточно провизии. Они воспользовались запасами бывших хозяев, а тело бородача Волк столкнул в погреб. Оно с грохотом рухнуло вниз, скатившись по крутым ступенькам.
   — Можешь остаться ночевать здесь, в комнате, — сказал Волк, когда во дворе совсем стемнело. — Здесь так, как живут бледнолицые. Я знаю, тебе не хватало этого.
   Ей и правда недоставало привычных удобств, она истосковалась по нормальной мягкой кровати, по красивым вещам.
   — А ты не хочешь остаться здесь? Места много.
   — Нет. Я посторожу нас. Я буду за дверью.
   Он вышел. Онор невольно улыбнулась, провожая его взглядом. Нелепая все-таки дружба связала богатую французскую баронессу и индейского воина… Онор думала, что отдохнет как следует, но удобная кровать вдруг показалась ей жесткой и колючей. Она лежала и прислушивалась. Шорох во дворе, свист ветра, так похожий на отголоски боевого клича индейцев, скрип обгоревших дверных петель… Человек по имени Френки мерещился ей в каждом углу. Тени превращались в скорчившиеся фигуры врагов…
   — Вот черт, — рассердилась на себя Онор, надела платье, которое сбросила было на лавку около кровати, и решительно вышла в темный коридор.
   С собой она прихватила лишь шерстяное одеяло. Волк, устроившийся на ночь на полу, так, чтобы видеть входную дверь перед собой, подскочил, его рука потянулась к оружию.
   — Ты, Лилия? Что стряслось?
   Она прикрыла за собой дверь и развела руками.
   — Можно к тебе? — смущенно спросила она. — Мне после всего так… — она не нашла слова, выразившего бы ее состояние.
   — Иди ко мне, — Волк усмехнулся, его резкие черты смягчились. Она привычно скользнула к нему под бок и накрылась одеялом. Бесчисленное число ночей она провела так, и теперь для нее это было естественнее, чем настоящая постель. Она отучилась бояться леса и темноты и сама стала настоящей дикаркой.
   — Что, со мной спокойнее? — поинтересовался Волк не без насмешки.
   — С тобой тепло и безопасно, — она помедлила и грустно заметила, — знаешь, Волк, я иногда спрашиваю себя, смогу ли я вернуться к нормальной жизни.
   — Нормальная — это та, к которой ты с детства привыкла? Лилия, ты вернешься к своим. Через день тебе уже будет казаться, что ты никогда и не жила иначе.
   — Думаешь?
   — Конечно.
   Она крепко проспала несколько часов, потом ей приснилось, будто возвращается Френки. Она вздрогнула и проснулась.
   — Бруно, ты здесь? — услышала она низкий голос, доносившийся со двора.
   — Открой, это я.
   Ее кошмар воплотился в жизнь. Она хотела что-то сказать, но Волк зажал ей рот.
   — Ш-ш…
   Она показала жестом, что будет нема, и Волк отпустил ее. Он бесшумно сбросил с себя меховое одеяло и вытащил нож. Затем он сделал Онор знак молчания и тихо вышел во двор. Дверь заскрипела.
   — Бруно? — донеслось со двора. — Индеец!!! — неприличная брань сменилась глухим ударом. Онор не могла оставаться в неведении. Она выбежала наружу. Борьба шла не на жизнь, а на смерть.
   Второй охотник был таким же крупным, как первый. Должно быть, они были братьями. Он был гораздо крупнее Волка, который и сам был мужчиной не мелким. Но зато Волк был более быстрым, более проворным. Они катались по земле, и нельзя было разобрать, чьи удары точнее попадают в цель. Онор, сжав руки, не сводила с них глаз.
   — Я убью тебя, — яростно рычал Френки. — И повешу твой труп на дерево, на радость воронам.
   Волк вывернулся и вскочил на ноги, но мощный охотник сбил его с ног.
   Нож выпал из его руки. Онор метнулась к оружию и подняла его. Но воспользоваться им не решилась, мужчины двигались так быстро, что она могла и промахнуться. Без ножа Волку было трудно справиться с более мощным соперником. Он наносил ему страшные удары, но охотник не терял сознания.
   Он лишь мотал головой, словно медведь. Волк нанес ему столько ударов, что и быка уже можно было бы свалить, но тот вдруг ответил сокрушительным боксерским приемом, и Волк упал на спину. Онор поняла, что медлить больше нельзя. Она легко бросила нож так, чтоб он проскользил по земле. Ей удалось добросить его на расстояние вытянутой руки, так что Волк смог схватить его. Индеец тут же полоснул противника по горлу. В следующее мгновение Волк уже был на ногах, а еще спустя десять секунд враг лишился курчавого скальпа. Онор даже отвернуться не успела. Волк стоял, тяжело дыша.
   — Что, без этого нельзя? — рассердилась она.
   — Алгонкины идут! — воскликнул он вместо ответа на ее вопрос. Онор махнула рукой на охотника.
   — Только убери, ради Бога, эту дрянь подальше. Я не переживу, если ты перепачкаешь меня его кровью. Ох, Господи… Ты хоть цел, Волк?
   — Да. Вот теперь пора спасаться, Лилия. На нас идет целый отряд.
   — Как мы сбежим? Мы же в ловушке!
   — Через задний ход.
   — Там нет никаких ворот!
   — И не надо.
   Он увлек ее за собой в дом. У окон комнаты, где она отказалась ночевать, росло раскидистое дерево. Волк придвинул к окну скамью и вылез наружу.
   — Лилия, не отставай.
   Она последовала за ним. Волк ловко влез на самую верхушку и оттуда спрыгнул на плоский верх бревенчатого частокола. Онор старалась точно повторять каждый его шаг. Волк дождался ее и спрыгнул с частокола вниз, мягко спружинив на полусогнутых ногах. Он уже был за пределами форта. Онор посмотрела вниз.
   — Здесь не меньше трех ярдов!
   — Прыгай, Лилия! Слышишь, они сломали ворота.
   Она скорее упала, чем спрыгнула, и осталась сидеть на земле, схватившись за ногу. Она никак не могла встать.
   — Не говори, что ты сломала ногу, Лилия, — выдохнул он.
   — Не знаю. Я не могу встать… Черт, моя нога…
   — Держись, Лилия. Обопрись о меня. Давай же.
   Он заставил ее подняться и крепко обхватил.
   — Хотя бы до леса, Лилия, давай, сделай усилие.
   Она шла, вцепившись в Волка, почти не ступая на ногу. Он почти нес ее. Только когда они добрались до чащи, он позволил ей сесть.
   — Покажи, что ты повредила.
   — Колено. Левое.
   — Покажи. Я посмотрю, что можно сделать.
   Она смущенно поколебалась, но колено болело, и враги были совсем близко. Она осторожно приподняла платье. Волк пожал плечами и, не выдержав, поднял ее юбки выше колен, принявшись ощупывать ее колено. Она покраснела. Волк сердито проворчал:
   — Перестань краснеть, Лилия. Думаешь, я никогда не видел женских ног?
   — Не моих.
   — Лилия, если ты будешь так краснеть, я решу, что ты видишь во мне мужчину.
   — А кого я должна в тебе видеть, хромого зайца?
   Он смотрел на нее с насмешкой.
   — Разве не Тигровая Лилия говорила, что индейцы не люди?
   — Я говорила, что вы не такие, как мы. Не перевирай моих слов, пожалуйста. И у нас это считается неприличным.
   Волк презрительно пожал плечами.
   — Почему?
   — Не знаю. Ой! Что ты делаешь?! У меня всего две ноги. Одной мне будет мало.
   — Ты ничего не сломала. Но упала плохо. Не бойся. Еще немного, и я вправлю твое колено на место.
   Она вскрикнула, когда он резким движением вправил ее вывихнутую ногу.
   — Ну-ка, согни ногу. Лучше?
   — Лучше, — согласилась она. — Но не думаю, что смогу нормально идти.
   — Сможешь, — его сильные руки уверенно растирали ее колено. После нескольких минут энергичного массажа она решила, что готова встать.
   — Довольно, — взмолилась она. Волк остановился, глядя ей в лицо. Его руки замерли на ее обнаженной голени. По ее коже пробежал нервный холодок.
   — Ты уверена, что уже готова идти?
   — Готова, — она протянула ему руку, предлагая помочь ей подняться с земли. Неподалеку раздался громкий клич — алгонкины обнаружили их следы…
   Онор побежала за Волком. Ветви хлестали ее по лицу. Она спотыкалась, оглядывалась, ожидая, что их вот-вот настигнут. Они выбежали к реке, у берега была привязана чья-то лодка. Волк втолкнул в нее Онор. В ту же минуту человек двадцать индейцев показались из леса. Их лица были ярко раскрашены белой и синей краской. Стрелы засвистели над головой у Онор.
   Волк едва успел отвязать лодку. Он оглянулся на индейский отряд, затем повернулся к Онор. Лицо его осталось спокойным. На мгновение его взгляд встретился со взглядом светлых кошачьих глаз Онор-Мари. Его губы шевельнулись, словно он хотел что-то сказать, но он не издал не звука. Он изо всех сил оттолкнул лодку от берега. Ее подхватило течение и понесло прочь. Сам Волк остался на берегу. Сжав в одной руке нож, а в другой томагавк, он повернулся лицом к врагу, гордо подняв голову. Их было двадцать на одного, но он собирался дорого продать свою жизнь. Первый из противников отлетел в воду с разбитой головой…
   Онор беспомощно вцепилась руками в деревянный борт лодки. Она еще не поняла, как ей воспринимать то, что случилось. Волк был загадкой для нее.
   Но она не успела разобраться в нахлынувших на нее противоречивых чувствах.
   Один из индейцев плыл ей наперерез. Еще несколько взмахов мускулистых рук, и его рука легка на борт лодки. Она ударила его, но недостаточно сильно.
   Он подтянулся на руках, намереваясь схватить ее. Она закричала, оттолкнув его, сама потеряла равновесие. Лодка сильно качнулась. Взмахнув руками, Онор полетела в воду. Переворачиваясь, лодка ударила и оглушила ее. В глазах у нее потемнело, и Онор потеряла сознание. Ее увлекло вниз по течению.
 
   Онор очнулась ослабевшая, обессиленная, с тяжелой головой. Она представления не имела, где находится. Она приподнялась на неудобной койке и увидела отца Мерсо, сидевшего у края ее постели. Первая ее мысль была о Волке. Последний паз она видела его, когда он усадил ее в лодку и оттолкнул от берега. И вот она жива и здорова, а где же вождь? Онор села.
   — Отец, где Красный Волк? — резко спросила она у миссионера. Тот вздрогнул, очнувшись от своих мыслей.
   — Вам лучше? — спросил он. — Не волнуйтесь. Вам необходимо отдохнуть.
   Вам ничего больше не грозит.
   — Что же произошло? — крикнула она отчаянно.
   — Вас выловили из воды чуть живую. Вы были оглушены.
   — А гуронский вождь? Где он? — повторила Онор.
   — Он не вернется за вами. Не волнуйтесь, он далеко.
   — Господи, как вы тупы. Нет ничего удивительного, что индейцы не спешат принимать христианство. Где Красный Волк, черт возьми? Ответьте же по-человечески, — она сорвалась на крик. Мерсо покраснел, но убеждения заставляли его быть мягким.
   — Кажется, алгонкины увели его с собой. Взяли в плен. Их было слишком много для одного. Теперь они расправятся с этим чудовищем по-свойски.
   Впрочем, индейцы гордятся умереть под пыткой. Они любят геройствовать.
   Если бы их обратить в праведную веру, они были бы примером для христианского мира, — мечтательно произнес он.
   Онор вскочила и принялась одеваться, не заботясь о том, что миссионер покраснел до ушей.
   — Что вы? Что с вами? — ахнул он. Онор застегнула последний крючок и бросилась к лестнице. Мерсо поспешил следом за ней. — Куда вы, остановитесь!
   — Оставьте, отец! Не думайте, что я буду спокойно сидеть, пока они будут истязать Волка, — она едва не сбила с ног молодого офицера.
   — Дайте мне пистолет, — крикнула она на бегу. Тот растерялся и протянул ей оружие. Онор выхватила его у него из рук и молнией слетела по лестнице. Она мгновенно оглядела берег. Ничего не напоминало о бурном утре. Двое солдат разговаривали, стоя возле небольшого ялика. Онор прыгнула в него.
   — Перевезите меня на тот берег, — крикнула она повелительно. Отец Мерсо застонал.
   — Не надо, умоляю. Вы же погибнете.
   — Скорее, — прикрикнула она на солдат. Те смотрели на нее молча. Она с мольбой повернулась к миссионеру. Тот тяжело вздохнул.
   — Может, есть на то Божья воля, — пробормотал он. — Отвезите ее, куда она хочет.
   Солдаты нерешительно подчинились. Казалось, лодка ползла, а не плыла.
   Когда, наконец, ее дно коснулось песка, Онор, не дожидаясь помощи, выскочила из нее и бросилась в лес.
   — Странные существа женщины, — заметил один из солдат. — Эта боится пропустить самое интересное из спектакля, который покажут дикари. А с виду хрупкая, но так же падка на зрелища, как любая… — он не договорил.
   Если б Онор не бежала со всех ног, солдатам бы не поздоровилось.
   Оглянувшись, она крикнула им со злостью:
   — Безмозглые чурбаны! — и скрылась в лесу.
   Онор едва углубилась в кустарники, как уловила шум. Индейские воины радовались, захватив в плен одного из вождей. Мерные удары барабанов навевали тревогу. Их бой был нетороплив и торжественен. Онор бежала прямо на их звук, который становился все громче, все настойчивее по мере того, как она приближалась. Наконец она выбежала прямо на середину поляны, где собрались индейцы. Никакие часовые не могли остановить ее. Загадочная женщина с развевающимися светлыми волосами показалась им не простой смертной, но посланницей свыше, знаком древних богов. Но вот она остановилась, и они увидели обыкновенную земную женщину с белым цветом кожи, таким, как у их врагов.
   Ярким пламенем горел костер. Красный Волк был привязан к дереву.
   Веревка охватывала его под мышками и была завязана позади ствола, у него за спиной. Он даже мог бы сам развязать ее, если б его не сторожили. Но он не пытался освободиться, это было ниже его достоинства. На какое-то мгновение Онор оцепенела. Она глядела на Волка, не в силах шевельнуться, вымолвить хоть слово. По его обнаженному плечу текла кровь. Один из индейцев-алгонкинов накалял в пламени костра железный прут, которым прижигал тело пленного. Индеец стоял с равнодушным лицом, всем своим видом говоря, что его задерживают по пустякам, в то время как его ждут более важные дела. Непередаваемое презрение застыло в темных глазах. Между тем, боль уже была такова, что даже Волк с его пресловутой стальной индейской стойкостью едва сдерживал стоны и сопротивлялся упорно наворачивавшимся на глаза слезам. Однако никто не смог бы заметить этого, как бы ни старался.