Страница:
Что касается графа, все вышло так, как он и говорил: он уехал, она осталась.
Все сложилось как нельзя лучше. С отъездом графа гости разбились на группы. Кристину радушно приняли в кружок, в который входили Эванджелин, Чарлз и Томас. Эта группа числом чуть больше десятка в основном состояла из супружеских пар и «серьезных людей», как они сами себя называли. Им было хорошо друг с другом, их вкусы и возраст совпадали. Каждому не больше тридцати, и все они как один любили музыку, танцы, карты, шутливые беседы.
Когда Чарлз бывал в настроении, развлекались музыкой и танцами. Муж Эванджелин прекрасно играл на фортепьяно. Иногда они просто болтали под аккорды Чарлза. Но обычно сдвигали мебель к стенам и танцевали.
Их кружок не был собранием чопорных людей, строго блюдущих правила этикета. Партнеры в танцах постоянно менялись, Эванджелин очень сердилась, если этого не происходило, ведь иначе ей не пришлось бы танцевать, поскольку муж сидел за фортепьяно. Они весело смеялись, а потом пускались в серьезные разговоры. Дискуссия могла мгновенно переключиться с метафизики на дамские щиколотки, и связь между этими темами смутила бы любого философа.
Эти люди снова научили Кристину улыбаться. Она с нетерпением ждала встреч с ними. Почти сразу они оставили настороженность по отношению к ней. Кристина чувствовала их радушное отношение и быстро стала любимой партнершей в танцах.
Адриан отсутствовал уже пять дней, когда гости нашли повод собраться вместе. В ближайшем городке остановилась группа бродячих музыкантов, которые прекрасно играли. Через день был устроен «бал».
Открыли музыкальный салон. Кресла сдвинули к стенам и распахнули окна на террасу. Звуки настоящего оркестра взлетали к небесам, призывая спуститься вниз тех немногочисленных гостей, которые решили остаться в своих комнатах.
Темнело. Налетевший ветерок раздувал шторы. Потом на улице заморосил дождик. Но внутри было светло и весело, огоньки множества тонких свечей рассеивали холодок приятного летнего дождя.
В зале появились закуски и вино. Гости графа ни в чем не испытывали недостатка. И тут слуги вдруг стайкой устремились к парадной двери. Хозяин вернулся домой.
Компания увлекла Кристину посмотреть на его прибытие. Парадная дверь была уже распахнута, и кучка людей стояла в холле, отряхиваясь от дождя. Полдесятка слуг хлопотали вокруг графа. Он привез с собой женщину. Кристина узнала ее. Это была женщина с шиньоном, та, которая ненадолго останавливалась здесь до приезда мисс Чизуэлл.
Незнакомка была приблизительно ровесницей Адриана. Высокая, роскошная, элегантная. Спокойная и уверенная в себе. Казалось, ее нисколько не расстроило, что она попала под дождь.
Кто-то окликнул их.
– Сюда, дружище. Мы устроили импровизированный бал.
Адриан взглянул на компанию. Его глаза на мгновение задержались на Кристине. Он отклонил предложение.
– Мадемуазель Делюк очень устала. Она хочет отдохнуть.
Они исчезли.
И вместе с ними исчезла радость Кристины. Она продолжала танцевать, но ком застрял у нее в горле. Граф едва взглянул на нее.
Эванджелин нашла кузину одиноко сидящей на сдвинутых в угол стульях.
– Что с тобой?
– Кто она?
– Кто?
– Ты прекрасно понимаешь, о ком я говорю.
Эви нетерпеливо вздохнула.
– Понимаю. И молю Бога, чтобы, кроме меня, больше никто этого не понял. Тебе не стоит об этом думать.
– Кто она?
– Надин Делюк. Она поет в парижской опере. – Эванджелин, наклонившись, сжала руку Кристины и почти сердито прошептала: – Он спит с ней. Но тебя это не касается, ты меня поняла? По крайней мере, не показывай этого на публике. А теперь отправляйся танцевать.
Кристина встала, не зная, как отделаться от чересчур проницательной кузины.
– Посмотри! Нет, не смотри! – прошептала Эванджелин. Ее голос зазвучал гораздо радостнее, потом она торжествующе рассмеялась. – Он в эту ночь не с Надин. На террасе. Видишь огонек сигары? Ради Бога, найди партнера и танцуй.
Кристина механически сделала, что велено. Она плыла в танце, время от времени поглядывая на дверь террасы. Но в темноте мелькал только оранжевый огонек сигары. Она начала сомневаться, что граф материализуется, что он вообще там. И вдруг, при очередном повороте, оказалась с ним лицом к лицу.
Адриан стоял в дверях, белая занавеска колыхалась вокруг него. Казалось, погода была в заговоре с ним, распространяя мрак. Он стоял на границе тьмы и света, в центре веселья, музыки, болтовни, мрачный, угрюмый, задумчивый. В нем не было ни капли дружелюбия и общительности. Его глаза, безошибочно отыскав Кристину, следовали за ней. Потом через пару минут граф исчез на мокрой террасе.
Это повторялось еще дважды. И всякий раз он исчезал в тот момент, когда Кристина смотрела на него. Она улавливала только мгновения, но и их было достаточно. Он был здесь. И от его присутствия неистово стучало ее сердце. Почему? Почему оно трепещет в груди? Отчего волнение растекается по жилам? Кристина смеялась, улыбалась, танцевала, словно в самый веселый час в своей жизни. Она знала, что поступает так именно потому, что он на нее смотрит.
На следующее утро мадемуазель Делюк спустилась к завтраку за пятнадцать минут до Адриана. Ее красота была холеной, царственной. Надин была несколько выше Кристины, но двигалась с такой грацией, что Кристине хотелось привстать на цыпочки и казаться выше ростом. Это была потрясающая женщина. Ее кожа была безупречной, лицо прекрасным. Густые пышные волосы, отрицая силу всемирного тяготения, невесомо лежали вокруг головы. Распущенные, они упадут струящимся потоком шелка.
Кристина не могла удержаться и искоса поглядывала на гостью. Надин Делюк была прелестна. Она почти не разговаривала и при этом чувствовала себя чрезвычайно свободно. Она поступала, как ей хочется. Намазывала маслом подсушенный кусочек хлеба. Пила чай. Указав на джем, произнесла «s'il vois plait[5]». Словно она французская королева, подумала Кристина.
Мадемуазель Делюк не говорила по-английски. Она даже не могла объясниться со слугами. Это странным образом привязывало ее к Адриану. Она владела им и полностью от него зависела. Он говорил за нее, когда ей хотелось с кем-то побеседовать.
Она могла поговорить с Томасом и со многими другими. Но не прилагала к этому никаких усилий. «Мне не нужен английский, мне больше вообще ничего не нужно, – казалось, говорила она. – У меня есть Адриан».
Но на этот раз ее капризы продлились только до полудня. Адриан потерял терпение. Гости слышали, как он резко говорил с Надин в саду. Странно, подумала Кристина, прислушиваясь: на другом языке ссора звучит точно так же, Надин бросилась в дом. Адриан пошел за ней. Мадемуазель Делюк что-то говорила Адриану, резко и обличительно. Никто не слышал его ответа. Но Кристина могла его вообразить. Она видела проявления его тихой злости. Когда Адриан вернулся, на его щеке виднелся слабый след пощечины.
Адриан вышел из дома на лужайку и пошел прямо к ней. Она стояла на дорожке, ведущей к оранжерее.
– Вы, кажется, одновременно находитесь повсюду, – сказал он. – Спустились-таки из своих комнат?
Произнес он это недружелюбно, но у нее не было времени ответить. Адриан, оттолкнув Кристину, быстро пошел по дорожке, ведущей к оранжерее.
Кристине показалось, что на нее налетела карета, запряженная восьмеркой лошадей. Адриан толкнул ее прямо в кусты. Несчастный, заносчивый, высокомерный…
Она хотела пойти за ним, успокоить. Но, к ее удивлению, ее удержали.
– Из всех безумств, которые ты совершила, это будет самое безумное, – тянул ее за руку Томас.
Спрятав за улыбкой виноватое выражение, Кристина повернулась и взяла Томаса за руку.
– Томас Лиллингз, – сказала она, – я самая здравомыслящая женщина.
– Может быть. Но в детстве ты была настоящим дьяволенком. «Чистое наказание», как называл тебя мой отец.
– Вовсе нет, – запротестовала Кристина. – Я была благовоспитанной юной леди.
Они пошли по гравийной дорожке, которая огибала дом, отделяя лужайки от парка.
– Могу привести дюжину доказательств обратного, – поддразнил Томас. – Например, ты улизнула от своей гувернантки, чтобы посмотреть родившихся щенков.
– Это простительно. Щелкунчик была настоящей ведьмой. Она никогда бы не позволила мне смотреть на «грязных собак». – Кристина рассмеялась. – А кто помог мне вылезти из окна классной комнаты?
– А кто называл ее в лицо Щелкунчиком?
– Она не возражала. У нее коленки хрустели, когда она делала реверанс или низко кланялась отцу.
– Я сам слышал, как она поправляла тебя: «мисс Нибитски».
– Она не возражала против этого в приватных разговорах, – со смехом настаивала Кристина.
– И что ты сказала ей тогда? «Послушайте, Щелкунчик, я сбежала к Лиллингзам поиграть с новорожденными щенками. Вот почему от меня пахнет псиной»?
– От меня не пахло псиной…
Томас смотрел на нее, словно вспоминая, потом уже мягче сказал:
– Нет, от тебя замечательно пахло.
Кристина отвела глаза.
– Это было давно, Томас.
– Да, – признался он. – Как я хочу это забыть!
Они шли по дорожке, на повороте Кристина оглянулась. Она видела идущую вдоль дома длинную террасу, расстеленные на траве скатерти, гостей. Это походило на картину Гейнсборо, изображавшую приличное провинциальное английское общество. Стена дома, увитая розами, круто поднималась вверх. В отдалении мерцала вода небольшого пруда. Дальше – каретный сарай и конюшни, со стороны которых двигалась одна из многочисленных графских карет с гербом. Кристина и Томас вышли к фасаду дома как раз в тот момент, когда Надин Делюк садилась в экипаж. Карета дрогнула под весом ее багажа.
– Она очень милая, да, Томас?
– Кто?
– Мисс… мадемуазель Делюк.
Он тихо присвистнул.
– Ничего подобного. Она настоящий крокодил. Терпеть ее не могу.
– Крокодил? – рассмеялась Кристина.
– Пожирательница мужчин. Она расправляется с ними, как крокодил с цыплятами в зоопарке.
– Но не с графом.
– Ну разумеется, нет. – Томас на минуту задумался, словно пытаясь понять причину особого отношения к графу. – Ты когда-нибудь видела того индийца, что укрощает крокодилов?
– Я думала, это аллигаторы.
– Это одно и то же. Вот так же обстоят дела между ней и Адрианом. Крокодил щелкает зубами, бьет хвостом, поднимает пыль. А потом переворачивается на спинку, как щенок, чтобы ему погладили животик.
– Не очень приятное сравнение.
– Зато верное.
– Графу, похоже, она нравится.
– Не знаю. Она избалованна, тщеславна и очень деспотична. Думаю, что он снисходительно относится к этому. Люди склонны прощать другим то, что считают собственными пороками. – Томас вскользь посмотрел на Кристину. – Он любит красивых женщин.
Кристина пропустила это замечание мимо ушей. Она улыбалась своей маленькой победе.
– Он сам немного крокодил.
– Нет, Кристина, он не…
– Продолжай! – Тронув Томаса за руку, она засмеялась. – Я никому не скажу. Приятно, что ты можешь найти в нем недостатки.
– По правде сказать, не могу. Порой Адриан бывает несколько заносчив. Но эта заносчивость понятна: первенец в высокородной семье. Он поразительно умен. Я не могу объяснить. Это не тот ум, что мгновенно одолевает спряжение глаголов. Но он обыгрывает всех в шахматы. Может говорить о философии, науке, поэзии на нескольких языках.
– И на французском.
– Конечно, и на французском.
– Эванджелин говорила, что он свободно владеет этим языком.
– Это английским он владеет свободно, – насмешливо посмотрел на нее Томас. – Он родился и вырос в Нормандии.
Кристина была озадачена.
– Это сделало его французом?
– Его мать была француженка. Англичанином, английским лордом его сделало наследство.
– Это туда он отправляется, когда ездит во Францию? В Нормандию?
– Туда ездит она.
Томас взглянул на дорогу. Карета тронулась, кучер защелкал кнутом. Надин Делюк отбывала под аккомпанемент громких команд и скрип рессор.
Кристина ненавидела себя за то, что не может отвести глаз, за то, что волнуется, за то, что спросила:
– Как ты думаешь, у них все кончено?
– Сомневаюсь, – ответил Томас. – Спроси Эванджелин.
Позже кузина Эванджелин прямо ответила на этот вопрос:
– Адриан никогда не покончит с Надин. Он постоянно к ней возвращается. Говорю тебе это по собственному опыту. В разгар нашей амурной связи он виделся с Надин. Я была в бешенстве. Этим все и кончилось.
– А мисс Чизуэлл?
Эванджелин только пожала плечами.
– Земли ее отца граничат с владениями Адриана с юга. Она мила, молода, обаятельна…
– Способна родить ребенка, – добавила Кристина.
– Этого никто не знает, но в качестве жены она очень подходит.
Кристина вздохнула. Если Надин Делюк воплощала все страхи относительно прошлого Адриана – его любовь к красивым женщинам, способность добиваться и побеждать их, – то Сибил Чизуэлл олицетворяла угрозу будущему: она была невестой, на которой он когда-нибудь женится.
Кристина не знала, как соперничать с этими женщинами. И пыталась убедить себя, что нечего и пробовать.
Глава 12
Все сложилось как нельзя лучше. С отъездом графа гости разбились на группы. Кристину радушно приняли в кружок, в который входили Эванджелин, Чарлз и Томас. Эта группа числом чуть больше десятка в основном состояла из супружеских пар и «серьезных людей», как они сами себя называли. Им было хорошо друг с другом, их вкусы и возраст совпадали. Каждому не больше тридцати, и все они как один любили музыку, танцы, карты, шутливые беседы.
Когда Чарлз бывал в настроении, развлекались музыкой и танцами. Муж Эванджелин прекрасно играл на фортепьяно. Иногда они просто болтали под аккорды Чарлза. Но обычно сдвигали мебель к стенам и танцевали.
Их кружок не был собранием чопорных людей, строго блюдущих правила этикета. Партнеры в танцах постоянно менялись, Эванджелин очень сердилась, если этого не происходило, ведь иначе ей не пришлось бы танцевать, поскольку муж сидел за фортепьяно. Они весело смеялись, а потом пускались в серьезные разговоры. Дискуссия могла мгновенно переключиться с метафизики на дамские щиколотки, и связь между этими темами смутила бы любого философа.
Эти люди снова научили Кристину улыбаться. Она с нетерпением ждала встреч с ними. Почти сразу они оставили настороженность по отношению к ней. Кристина чувствовала их радушное отношение и быстро стала любимой партнершей в танцах.
Адриан отсутствовал уже пять дней, когда гости нашли повод собраться вместе. В ближайшем городке остановилась группа бродячих музыкантов, которые прекрасно играли. Через день был устроен «бал».
Открыли музыкальный салон. Кресла сдвинули к стенам и распахнули окна на террасу. Звуки настоящего оркестра взлетали к небесам, призывая спуститься вниз тех немногочисленных гостей, которые решили остаться в своих комнатах.
Темнело. Налетевший ветерок раздувал шторы. Потом на улице заморосил дождик. Но внутри было светло и весело, огоньки множества тонких свечей рассеивали холодок приятного летнего дождя.
В зале появились закуски и вино. Гости графа ни в чем не испытывали недостатка. И тут слуги вдруг стайкой устремились к парадной двери. Хозяин вернулся домой.
Компания увлекла Кристину посмотреть на его прибытие. Парадная дверь была уже распахнута, и кучка людей стояла в холле, отряхиваясь от дождя. Полдесятка слуг хлопотали вокруг графа. Он привез с собой женщину. Кристина узнала ее. Это была женщина с шиньоном, та, которая ненадолго останавливалась здесь до приезда мисс Чизуэлл.
Незнакомка была приблизительно ровесницей Адриана. Высокая, роскошная, элегантная. Спокойная и уверенная в себе. Казалось, ее нисколько не расстроило, что она попала под дождь.
Кто-то окликнул их.
– Сюда, дружище. Мы устроили импровизированный бал.
Адриан взглянул на компанию. Его глаза на мгновение задержались на Кристине. Он отклонил предложение.
– Мадемуазель Делюк очень устала. Она хочет отдохнуть.
Они исчезли.
И вместе с ними исчезла радость Кристины. Она продолжала танцевать, но ком застрял у нее в горле. Граф едва взглянул на нее.
Эванджелин нашла кузину одиноко сидящей на сдвинутых в угол стульях.
– Что с тобой?
– Кто она?
– Кто?
– Ты прекрасно понимаешь, о ком я говорю.
Эви нетерпеливо вздохнула.
– Понимаю. И молю Бога, чтобы, кроме меня, больше никто этого не понял. Тебе не стоит об этом думать.
– Кто она?
– Надин Делюк. Она поет в парижской опере. – Эванджелин, наклонившись, сжала руку Кристины и почти сердито прошептала: – Он спит с ней. Но тебя это не касается, ты меня поняла? По крайней мере, не показывай этого на публике. А теперь отправляйся танцевать.
Кристина встала, не зная, как отделаться от чересчур проницательной кузины.
– Посмотри! Нет, не смотри! – прошептала Эванджелин. Ее голос зазвучал гораздо радостнее, потом она торжествующе рассмеялась. – Он в эту ночь не с Надин. На террасе. Видишь огонек сигары? Ради Бога, найди партнера и танцуй.
Кристина механически сделала, что велено. Она плыла в танце, время от времени поглядывая на дверь террасы. Но в темноте мелькал только оранжевый огонек сигары. Она начала сомневаться, что граф материализуется, что он вообще там. И вдруг, при очередном повороте, оказалась с ним лицом к лицу.
Адриан стоял в дверях, белая занавеска колыхалась вокруг него. Казалось, погода была в заговоре с ним, распространяя мрак. Он стоял на границе тьмы и света, в центре веселья, музыки, болтовни, мрачный, угрюмый, задумчивый. В нем не было ни капли дружелюбия и общительности. Его глаза, безошибочно отыскав Кристину, следовали за ней. Потом через пару минут граф исчез на мокрой террасе.
Это повторялось еще дважды. И всякий раз он исчезал в тот момент, когда Кристина смотрела на него. Она улавливала только мгновения, но и их было достаточно. Он был здесь. И от его присутствия неистово стучало ее сердце. Почему? Почему оно трепещет в груди? Отчего волнение растекается по жилам? Кристина смеялась, улыбалась, танцевала, словно в самый веселый час в своей жизни. Она знала, что поступает так именно потому, что он на нее смотрит.
На следующее утро мадемуазель Делюк спустилась к завтраку за пятнадцать минут до Адриана. Ее красота была холеной, царственной. Надин была несколько выше Кристины, но двигалась с такой грацией, что Кристине хотелось привстать на цыпочки и казаться выше ростом. Это была потрясающая женщина. Ее кожа была безупречной, лицо прекрасным. Густые пышные волосы, отрицая силу всемирного тяготения, невесомо лежали вокруг головы. Распущенные, они упадут струящимся потоком шелка.
Кристина не могла удержаться и искоса поглядывала на гостью. Надин Делюк была прелестна. Она почти не разговаривала и при этом чувствовала себя чрезвычайно свободно. Она поступала, как ей хочется. Намазывала маслом подсушенный кусочек хлеба. Пила чай. Указав на джем, произнесла «s'il vois plait[5]». Словно она французская королева, подумала Кристина.
Мадемуазель Делюк не говорила по-английски. Она даже не могла объясниться со слугами. Это странным образом привязывало ее к Адриану. Она владела им и полностью от него зависела. Он говорил за нее, когда ей хотелось с кем-то побеседовать.
Она могла поговорить с Томасом и со многими другими. Но не прилагала к этому никаких усилий. «Мне не нужен английский, мне больше вообще ничего не нужно, – казалось, говорила она. – У меня есть Адриан».
Но на этот раз ее капризы продлились только до полудня. Адриан потерял терпение. Гости слышали, как он резко говорил с Надин в саду. Странно, подумала Кристина, прислушиваясь: на другом языке ссора звучит точно так же, Надин бросилась в дом. Адриан пошел за ней. Мадемуазель Делюк что-то говорила Адриану, резко и обличительно. Никто не слышал его ответа. Но Кристина могла его вообразить. Она видела проявления его тихой злости. Когда Адриан вернулся, на его щеке виднелся слабый след пощечины.
Адриан вышел из дома на лужайку и пошел прямо к ней. Она стояла на дорожке, ведущей к оранжерее.
– Вы, кажется, одновременно находитесь повсюду, – сказал он. – Спустились-таки из своих комнат?
Произнес он это недружелюбно, но у нее не было времени ответить. Адриан, оттолкнув Кристину, быстро пошел по дорожке, ведущей к оранжерее.
Кристине показалось, что на нее налетела карета, запряженная восьмеркой лошадей. Адриан толкнул ее прямо в кусты. Несчастный, заносчивый, высокомерный…
Она хотела пойти за ним, успокоить. Но, к ее удивлению, ее удержали.
– Из всех безумств, которые ты совершила, это будет самое безумное, – тянул ее за руку Томас.
Спрятав за улыбкой виноватое выражение, Кристина повернулась и взяла Томаса за руку.
– Томас Лиллингз, – сказала она, – я самая здравомыслящая женщина.
– Может быть. Но в детстве ты была настоящим дьяволенком. «Чистое наказание», как называл тебя мой отец.
– Вовсе нет, – запротестовала Кристина. – Я была благовоспитанной юной леди.
Они пошли по гравийной дорожке, которая огибала дом, отделяя лужайки от парка.
– Могу привести дюжину доказательств обратного, – поддразнил Томас. – Например, ты улизнула от своей гувернантки, чтобы посмотреть родившихся щенков.
– Это простительно. Щелкунчик была настоящей ведьмой. Она никогда бы не позволила мне смотреть на «грязных собак». – Кристина рассмеялась. – А кто помог мне вылезти из окна классной комнаты?
– А кто называл ее в лицо Щелкунчиком?
– Она не возражала. У нее коленки хрустели, когда она делала реверанс или низко кланялась отцу.
– Я сам слышал, как она поправляла тебя: «мисс Нибитски».
– Она не возражала против этого в приватных разговорах, – со смехом настаивала Кристина.
– И что ты сказала ей тогда? «Послушайте, Щелкунчик, я сбежала к Лиллингзам поиграть с новорожденными щенками. Вот почему от меня пахнет псиной»?
– От меня не пахло псиной…
Томас смотрел на нее, словно вспоминая, потом уже мягче сказал:
– Нет, от тебя замечательно пахло.
Кристина отвела глаза.
– Это было давно, Томас.
– Да, – признался он. – Как я хочу это забыть!
Они шли по дорожке, на повороте Кристина оглянулась. Она видела идущую вдоль дома длинную террасу, расстеленные на траве скатерти, гостей. Это походило на картину Гейнсборо, изображавшую приличное провинциальное английское общество. Стена дома, увитая розами, круто поднималась вверх. В отдалении мерцала вода небольшого пруда. Дальше – каретный сарай и конюшни, со стороны которых двигалась одна из многочисленных графских карет с гербом. Кристина и Томас вышли к фасаду дома как раз в тот момент, когда Надин Делюк садилась в экипаж. Карета дрогнула под весом ее багажа.
– Она очень милая, да, Томас?
– Кто?
– Мисс… мадемуазель Делюк.
Он тихо присвистнул.
– Ничего подобного. Она настоящий крокодил. Терпеть ее не могу.
– Крокодил? – рассмеялась Кристина.
– Пожирательница мужчин. Она расправляется с ними, как крокодил с цыплятами в зоопарке.
– Но не с графом.
– Ну разумеется, нет. – Томас на минуту задумался, словно пытаясь понять причину особого отношения к графу. – Ты когда-нибудь видела того индийца, что укрощает крокодилов?
– Я думала, это аллигаторы.
– Это одно и то же. Вот так же обстоят дела между ней и Адрианом. Крокодил щелкает зубами, бьет хвостом, поднимает пыль. А потом переворачивается на спинку, как щенок, чтобы ему погладили животик.
– Не очень приятное сравнение.
– Зато верное.
– Графу, похоже, она нравится.
– Не знаю. Она избалованна, тщеславна и очень деспотична. Думаю, что он снисходительно относится к этому. Люди склонны прощать другим то, что считают собственными пороками. – Томас вскользь посмотрел на Кристину. – Он любит красивых женщин.
Кристина пропустила это замечание мимо ушей. Она улыбалась своей маленькой победе.
– Он сам немного крокодил.
– Нет, Кристина, он не…
– Продолжай! – Тронув Томаса за руку, она засмеялась. – Я никому не скажу. Приятно, что ты можешь найти в нем недостатки.
– По правде сказать, не могу. Порой Адриан бывает несколько заносчив. Но эта заносчивость понятна: первенец в высокородной семье. Он поразительно умен. Я не могу объяснить. Это не тот ум, что мгновенно одолевает спряжение глаголов. Но он обыгрывает всех в шахматы. Может говорить о философии, науке, поэзии на нескольких языках.
– И на французском.
– Конечно, и на французском.
– Эванджелин говорила, что он свободно владеет этим языком.
– Это английским он владеет свободно, – насмешливо посмотрел на нее Томас. – Он родился и вырос в Нормандии.
Кристина была озадачена.
– Это сделало его французом?
– Его мать была француженка. Англичанином, английским лордом его сделало наследство.
– Это туда он отправляется, когда ездит во Францию? В Нормандию?
– Туда ездит она.
Томас взглянул на дорогу. Карета тронулась, кучер защелкал кнутом. Надин Делюк отбывала под аккомпанемент громких команд и скрип рессор.
Кристина ненавидела себя за то, что не может отвести глаз, за то, что волнуется, за то, что спросила:
– Как ты думаешь, у них все кончено?
– Сомневаюсь, – ответил Томас. – Спроси Эванджелин.
Позже кузина Эванджелин прямо ответила на этот вопрос:
– Адриан никогда не покончит с Надин. Он постоянно к ней возвращается. Говорю тебе это по собственному опыту. В разгар нашей амурной связи он виделся с Надин. Я была в бешенстве. Этим все и кончилось.
– А мисс Чизуэлл?
Эванджелин только пожала плечами.
– Земли ее отца граничат с владениями Адриана с юга. Она мила, молода, обаятельна…
– Способна родить ребенка, – добавила Кристина.
– Этого никто не знает, но в качестве жены она очень подходит.
Кристина вздохнула. Если Надин Делюк воплощала все страхи относительно прошлого Адриана – его любовь к красивым женщинам, способность добиваться и побеждать их, – то Сибил Чизуэлл олицетворяла угрозу будущему: она была невестой, на которой он когда-нибудь женится.
Кристина не знала, как соперничать с этими женщинами. И пыталась убедить себя, что нечего и пробовать.
Глава 12
Адриан Хант уезжал все чаще и отсутствовал все дольше. Возвращался домой очень поздно. Кристина привыкла ждать его возвращения. Она делала это неумышленно, просто это вошло у нее в привычку.
Она читала, писала письма, занималась рукоделием – словом, всегда находилась какая-нибудь причина не ложиться спать. Порой она бодрствовала до трех-четырех часов утра и гасила свечу перед рассветом. Были ночи, когда Адриан не приезжал. Кристину охватывали дрожь и волнение, она не могла понять почему. Заслышав скрип колес по гравию, Кристина задувала свечу.
Обычно приехавшие вместе с Адрианом входили тихо. Звук подъезжающей кареты, едва слышный разговор, скрип шагов по лестнице. Иногда она слышала голос графа, тихий и четкий. «Спокойной ночи», – говорил Адриан своим компаньонам.
Шли дни. Шли ночи. Возможно, вследствие постоянного недосыпания Кристину начали одолевать ужасные, но захватывающие видения. Они были мрачными, расплывчатыми, чувственными. Это просто ночные кошмары, говорила она себе, но в душе сознавала, что получает удовольствие от своей игры: ждать реального человека, слышать реальный шум на лестнице, а потом скользнуть в сон, где призрак почти соблазнил ее.
Видение всегда обрывалось. И никогда не свершалось самого акта любви. Утром Кристину охватывало странное облегчение. Нет, она не сделала этого, даже во сне. Но она регулярно просыпалась с тревожным чувством неудовлетворенности.
Кристина сделалась беспокойной. У нее пропал аппетит. Смятение весь день не оставляло ее. А потом приходил черед бессонной ночи, полной ожидания и грез.
Так продолжалось до тех пор, пока в одну ночь этот порядок не нарушился.
Было около трех утра. На дорожке послышался стук копыт. Всадники свернули и помчались к конюшням. Вскоре приехавшие вошли в дом, стараясь не греметь шпорами. Казалось, их больше, чем обычно. Сначала Кристина встревожилась. Звуки были непривычные и незнакомые… Незваные гости?
Но они уверенно направились в спальни. Потом, узнав голоса, она сообразила, что новизна состояла лишь в том, что на ногах гостей были не мягкие башмаки, а грубые сапоги. Так одеваются для долгой верховой езды. Кристина села в постели. Она поняла, что Адриана среди приехавших не было. Прислушиваясь, она определяла прибывших по голосам. Адриана нет. И Томаса – тоже. Их нет с остальными.
Кристина поднялась с постели. Накинув халат, спустилась до середины лестницы и остановилась. Все двери на террасу были распахнуты. Адриан и Томас были в саду. Они спорили.
– Иди спать, Томас. Все в порядке. Честное слово.
– Не лги. Когда ты в таком состоянии, ты на всех злишься.
– Может быть, мне необходимо хоть иногда на всех злиться?
– Это нехорошо.
– Это не повредит.
– Я помню, что с тобой происходит в таком состоянии. Мышечные спазмы. Испарина. Глаза слезятся и краснеют так, что ты становишься похожим на вампира.
– Это от долгой дороги. Все в порядке, Томас. Я должен делать свое дело. И делать его хорошо. А теперь оставь меня.
– Нет. – И после паузы: – Надеюсь, это не из-за Кристины.
У Кристины загорелись уши. Она спустилась ниже, неслышно ступая в темноте босыми ногами, и остановилась на краю террасы. Если перегнуться через перила, то видны макушки Адриана и Томаса.
– Томас, не заводи этот разговор снова. Вы вместе с этой женщиной доведете меня до сумасшествия. Я всего лишь хочу побыть один.
– А если ты кому-нибудь понадобишься?
– Я буду здесь.
– А если снова спазм?
– Ты приведешь меня в чувство.
– Ха! – Лучшего ответа Томас не нашел, но уступчиво поинтересовался: – Ты здесь в безопасности?
– Абсолютно. А теперь иди.
– Адриан… – Томас вздохнул. – Старина, во Франции все шло как по маслу. Мы такого и ожидать не могли. – Пауза. – Дело ведь в Кристине? Тебе хотелось поскорее оказаться дома?
Послышался смех. Сухой и немного циничный.
– После нашего дела, Томас, меня всегда охватывает жар, словно после соития с женщиной. Одновременно и слабость, и ощущение здоровья. Только это гораздо проще, чем женщина. И уж куда проще, чем Кристина Пинн. Иди спать, Томас.
Томас что-то проворчал, его шаги зашуршали по гравию, он шел к лестнице, ведущей на террасу.
Сначала Кристина хотела прижаться к стене, спрятаться в темноту. Он бы ее ни за что не увидел. Она слышала, как Томас поднимается на ступеньки – одна, другая, третья… но что-то удержало ее от этого. Что-то в ее душе устало прятаться, хотело выйти на волю. И Кристина смело шагнула в лунный свет.
Томас поднялся на последнюю ступеньку.
– Что… – Он ничего не понимал и был совершенно сбит с толку. – Что… как… давно ты здесь?
Кристина скользнула мимо него, легкая ткань ночной сорочки трепетала от ее движений. Она чувствовала удивительную решимость.
– Кто здесь? – окликнул снизу Адриан. Когда она спустилась с лестницы, он уже встал и поднял свечу, чтобы лучше видеть. Но тонкая свечка освещала только его самого. Покрытое испариной лицо в бликах света поражало неестественной четкостью черт.
С колотящимся сердцем, не отводя от него взгляда, Кристина двинулась вперед. Она сама не понимала, что делает, пока не оказалась в трех метрах от него. Адриан узнал ее. И изумление заставило его отступить.
Это придало ей смелости. В ней что-то дрогнуло, она имела над ним власть и не знала ее границ. Не ведала, как удержать эту власть. Но обладала чем-то необычайным. И хотела, чтобы Адриан признался в этом. Она хотела сделать что-то из ряда вон выходящее, чтобы не было пути к отступлению. Ни для нее, ни для него. И Томас, бедный Томас стал свидетелем этого поступка: порывисто, инстинктивно, в порыве безумия Кристина сбросила халат. От легкого движения плеч он скользнул на землю. Луна светила ей в спину. Серебристый свет проникал сквозь тонкую ткань рубашки. Оттуда, где стоял Адриан, Кристина казалась радужной и переливающейся грезой. Он смотрел как загипнотизированный.
– Кристина, ты соображаешь, что делаешь? – Томас снова пошел вниз.
А в саду время остановилось. Ветерок лепил сорочку к ее телу. Адриан, не спуская с Кристины глаз, облизнул губы. Казалось, он намеревался что-то сказать, но не мог. Его вытянутая рука начала дрожать. Свеча упала, рассыпая крошечные искры. Темнота.
– Боже милостивый! – воскликнул Томас, спускаясь в сад. А Кристина не испытывала ни малейшего смущения.
Она повернулась и, ведомая опьяняющим инстинктом, побежала.
Мимо бормочущего Томаса. Вверх по лестнице. В дом. Мимо череды мраморных статуй. Замкнутое пространство коридоров и спален вдруг устрашило ее, и Кристина смело ринулась через парадную дверь.
По булыжникам подъездной дороги. Через лужайки. Трава была холодной и мокрой. Но она летела вперед. И слышала позади звук шагов.
Кристина бросила взгляд через плечо. Грудь сдавило. Триумф. Паника. Адриан бежал за ней, сокращая расстояние. Что она делает? Она сошла с ума? Должно быть, да, решила она, мчась через лужайку перед домом. Но тайный внутренний голос не сомневался в разумности ее поступка. Это прекрасно, кричал он, подгоняя ее. Кристина приподняла край сорочки, чтобы бежать и прыгать как в детстве. Как газель, как эльф. Как самый быстрый ребенок в долине, самый быстрый в графстве…
Но в этом графстве она не была самой быстрой. Рядом послышалось хриплое дыхание. Адриан подскочил к ней, дернул за руку, и Кристина потеряла равновесие. Он, споткнувшись, тут же налетел на нее. Оба оказались на земле. Адриан повернул Кристину на спину. Ни у нее, ни у него не было сомнения, что станет наградой за ее поимку.
В силу женской кокетливости Кристина заартачилась, но с уловками уже было покончено. Адриан провел рукой по ее бедрам, поднимая рубашку, и прижал к сырой колкой траве. Голова кружилась от его близости. Кристина этого хотела. Во сне и наяву она сотни раз мысленно возвращалась к эпизодам в оранжерее и в ее комнате. Хоть и пыталась она отогнать эти мысли, они неотступно преследовали ее. Позволить ему. Сделать фантазии реальностью. Кристина обвила руками Адриана и притянула к себе. Она слышала его хриплое дыхание. От бега. От того, что он собирается сделать. Задев рукой ее живот, он дернул пуговицы на брюках…
– Ай…
Она вздрогнула, когда он вошел в нее. Это ни с чем не сравнимо. Она думала, что никогда не изведает этого: другого мужчину внутри себя, но теперь испытывала это в удивительной полноте. Ощущение было потрясающим.
Двинувшись глубже, Адриан застонал, за стоном последовал тихий шепот:
– Ради Бога, не шевелись, Кристина.
На какое-то мгновение он застыл, словно боялся шевельнуться. Потом очень медленно обрел ритм. И столь же медленно ей открылись новые ощущения.
Он проник глубже. Она выгнулась дугой. С каждым движением сознание постепенно сдавало позиции, а наслаждение возрастало, пока не достигло такой силы, что Кристина едва могла выдержать его.
Только вздохи приносили краткое облегчение. Адриан отступил, и она на какое-то время немного пришла в себя. Сквозь затуманенное сознание попыталась найти знакомые знаки, какое-нибудь свидетельство, что эти мощные новые ощущения не причинят ей вреда. Это было совсем не похоже на любовные сцены с Ричардом.
– Что ты делаешь со мной? – пробормотала она.
Внутри у нее вспыхнуло пламя. Это все равно что прыгнуть в пропасть, а потом захотеть вернуться. Она стала жертвой чего-то столь же мощного и незыблемого, как сила всемирного тяготения. Ослепленная, лишившаяся здравого смысла, она могла лишь чувствовать. И осязать другое человеческое существо, прижимавшее ее к земле, когда ее собственное наслаждение криком рвалось из горла. Никогда она не испытывала ничего подобного.
Кристина снова начала бороться, хотя не знала с чем. Адриан воспринял это невозмутимо и сжал ее крепче. Никуда ты не денешься, словно говорил он. Она изо всех сил толкала его, это было забавное сопротивление. Противоречия между ними стали острыми и пряными. Мужчина и женщина. Казалось, сама жизнь дышит в их телах.
Она вскрикнула. Какие-то неразборчивые звуки рвались с ее губ. Она не могла успокоиться, и наконец неистовость вылилась в финальные конвульсии. Кульминация фейерверком ощущений взорвалась в ней. Руки сомкнулись вокруг шеи Адриана, пальцы запутались в его волосах. Дрожа, она прижимала его к себе. Пока все чувства не иссякли, как вино из перевернутой вверх дном бутылки. Ничего не осталось. Только плоть, связанная с плотью.
Не сразу они обрели дыхание. Кристина медленно приходила в себя. Реальность постепенно напоминала о себе: теплая темнота ночи, жужжание насекомых, кваканье лягушек в пруду. Адриан затих, только дыхание еще было чуть хрипловатым. Он лежал на ней, прижавшись щекой к ее груди. Кристина нерешительно коснулась его лица, провела пальцами по дугам бровей, по глазам, скулам, подбородку. Он ответил, лаская губами ее пальцы. И новое ощущение: он не закончил, он начал сначала. Сквозь ткань сорочки он поцеловал ее сосок.
Кристина просто закинула руки за голову и перестала думать. Она дрожала и трепетала под его напором, не делая ни малейшей попытки остановить его. Все было позволено.
Она таяла. И чувствовала, что гораздо легче плыть по течению, делать все, что он скажет, быть его любовницей, чем протестовать против того, что теперь казалось неизбежным и неотвратимым.
Адриан поднял ее на руки. Кристина прижалась к нему. Он нес ее к дому, лаская и целуя на ходу. Она никогда не чувствовала себя такой вялой и пресыщенной. Но когда они поднялись на ступеньки крыльца, ветерок реальности ворвался в их волшебное уединение. В дверях стоял Томас с большим бокалом бренди.
– Возьми, – сказал он, повесив халат Кристины на руку Адриану. – Он ей понадобится. Ночь холодная.
Казалось, это ничуть не смутило Адриана. Взяв халат, он вошел в дом и стал подниматься по лестнице.
Но Кристина не могла отвести глаз от скомканной ткани.
– В мои комнаты, – сказала она, когда Адриан свернул к себе.
– Что?
– Я хочу в свои комнаты.
– Только со мной.
– Конечно, с тобой, – улыбнулась она. Он молча понес ее на следующий этаж.
Она читала, писала письма, занималась рукоделием – словом, всегда находилась какая-нибудь причина не ложиться спать. Порой она бодрствовала до трех-четырех часов утра и гасила свечу перед рассветом. Были ночи, когда Адриан не приезжал. Кристину охватывали дрожь и волнение, она не могла понять почему. Заслышав скрип колес по гравию, Кристина задувала свечу.
Обычно приехавшие вместе с Адрианом входили тихо. Звук подъезжающей кареты, едва слышный разговор, скрип шагов по лестнице. Иногда она слышала голос графа, тихий и четкий. «Спокойной ночи», – говорил Адриан своим компаньонам.
Шли дни. Шли ночи. Возможно, вследствие постоянного недосыпания Кристину начали одолевать ужасные, но захватывающие видения. Они были мрачными, расплывчатыми, чувственными. Это просто ночные кошмары, говорила она себе, но в душе сознавала, что получает удовольствие от своей игры: ждать реального человека, слышать реальный шум на лестнице, а потом скользнуть в сон, где призрак почти соблазнил ее.
Видение всегда обрывалось. И никогда не свершалось самого акта любви. Утром Кристину охватывало странное облегчение. Нет, она не сделала этого, даже во сне. Но она регулярно просыпалась с тревожным чувством неудовлетворенности.
Кристина сделалась беспокойной. У нее пропал аппетит. Смятение весь день не оставляло ее. А потом приходил черед бессонной ночи, полной ожидания и грез.
Так продолжалось до тех пор, пока в одну ночь этот порядок не нарушился.
Было около трех утра. На дорожке послышался стук копыт. Всадники свернули и помчались к конюшням. Вскоре приехавшие вошли в дом, стараясь не греметь шпорами. Казалось, их больше, чем обычно. Сначала Кристина встревожилась. Звуки были непривычные и незнакомые… Незваные гости?
Но они уверенно направились в спальни. Потом, узнав голоса, она сообразила, что новизна состояла лишь в том, что на ногах гостей были не мягкие башмаки, а грубые сапоги. Так одеваются для долгой верховой езды. Кристина села в постели. Она поняла, что Адриана среди приехавших не было. Прислушиваясь, она определяла прибывших по голосам. Адриана нет. И Томаса – тоже. Их нет с остальными.
Кристина поднялась с постели. Накинув халат, спустилась до середины лестницы и остановилась. Все двери на террасу были распахнуты. Адриан и Томас были в саду. Они спорили.
– Иди спать, Томас. Все в порядке. Честное слово.
– Не лги. Когда ты в таком состоянии, ты на всех злишься.
– Может быть, мне необходимо хоть иногда на всех злиться?
– Это нехорошо.
– Это не повредит.
– Я помню, что с тобой происходит в таком состоянии. Мышечные спазмы. Испарина. Глаза слезятся и краснеют так, что ты становишься похожим на вампира.
– Это от долгой дороги. Все в порядке, Томас. Я должен делать свое дело. И делать его хорошо. А теперь оставь меня.
– Нет. – И после паузы: – Надеюсь, это не из-за Кристины.
У Кристины загорелись уши. Она спустилась ниже, неслышно ступая в темноте босыми ногами, и остановилась на краю террасы. Если перегнуться через перила, то видны макушки Адриана и Томаса.
– Томас, не заводи этот разговор снова. Вы вместе с этой женщиной доведете меня до сумасшествия. Я всего лишь хочу побыть один.
– А если ты кому-нибудь понадобишься?
– Я буду здесь.
– А если снова спазм?
– Ты приведешь меня в чувство.
– Ха! – Лучшего ответа Томас не нашел, но уступчиво поинтересовался: – Ты здесь в безопасности?
– Абсолютно. А теперь иди.
– Адриан… – Томас вздохнул. – Старина, во Франции все шло как по маслу. Мы такого и ожидать не могли. – Пауза. – Дело ведь в Кристине? Тебе хотелось поскорее оказаться дома?
Послышался смех. Сухой и немного циничный.
– После нашего дела, Томас, меня всегда охватывает жар, словно после соития с женщиной. Одновременно и слабость, и ощущение здоровья. Только это гораздо проще, чем женщина. И уж куда проще, чем Кристина Пинн. Иди спать, Томас.
Томас что-то проворчал, его шаги зашуршали по гравию, он шел к лестнице, ведущей на террасу.
Сначала Кристина хотела прижаться к стене, спрятаться в темноту. Он бы ее ни за что не увидел. Она слышала, как Томас поднимается на ступеньки – одна, другая, третья… но что-то удержало ее от этого. Что-то в ее душе устало прятаться, хотело выйти на волю. И Кристина смело шагнула в лунный свет.
Томас поднялся на последнюю ступеньку.
– Что… – Он ничего не понимал и был совершенно сбит с толку. – Что… как… давно ты здесь?
Кристина скользнула мимо него, легкая ткань ночной сорочки трепетала от ее движений. Она чувствовала удивительную решимость.
– Кто здесь? – окликнул снизу Адриан. Когда она спустилась с лестницы, он уже встал и поднял свечу, чтобы лучше видеть. Но тонкая свечка освещала только его самого. Покрытое испариной лицо в бликах света поражало неестественной четкостью черт.
С колотящимся сердцем, не отводя от него взгляда, Кристина двинулась вперед. Она сама не понимала, что делает, пока не оказалась в трех метрах от него. Адриан узнал ее. И изумление заставило его отступить.
Это придало ей смелости. В ней что-то дрогнуло, она имела над ним власть и не знала ее границ. Не ведала, как удержать эту власть. Но обладала чем-то необычайным. И хотела, чтобы Адриан признался в этом. Она хотела сделать что-то из ряда вон выходящее, чтобы не было пути к отступлению. Ни для нее, ни для него. И Томас, бедный Томас стал свидетелем этого поступка: порывисто, инстинктивно, в порыве безумия Кристина сбросила халат. От легкого движения плеч он скользнул на землю. Луна светила ей в спину. Серебристый свет проникал сквозь тонкую ткань рубашки. Оттуда, где стоял Адриан, Кристина казалась радужной и переливающейся грезой. Он смотрел как загипнотизированный.
– Кристина, ты соображаешь, что делаешь? – Томас снова пошел вниз.
А в саду время остановилось. Ветерок лепил сорочку к ее телу. Адриан, не спуская с Кристины глаз, облизнул губы. Казалось, он намеревался что-то сказать, но не мог. Его вытянутая рука начала дрожать. Свеча упала, рассыпая крошечные искры. Темнота.
– Боже милостивый! – воскликнул Томас, спускаясь в сад. А Кристина не испытывала ни малейшего смущения.
Она повернулась и, ведомая опьяняющим инстинктом, побежала.
Мимо бормочущего Томаса. Вверх по лестнице. В дом. Мимо череды мраморных статуй. Замкнутое пространство коридоров и спален вдруг устрашило ее, и Кристина смело ринулась через парадную дверь.
По булыжникам подъездной дороги. Через лужайки. Трава была холодной и мокрой. Но она летела вперед. И слышала позади звук шагов.
Кристина бросила взгляд через плечо. Грудь сдавило. Триумф. Паника. Адриан бежал за ней, сокращая расстояние. Что она делает? Она сошла с ума? Должно быть, да, решила она, мчась через лужайку перед домом. Но тайный внутренний голос не сомневался в разумности ее поступка. Это прекрасно, кричал он, подгоняя ее. Кристина приподняла край сорочки, чтобы бежать и прыгать как в детстве. Как газель, как эльф. Как самый быстрый ребенок в долине, самый быстрый в графстве…
Но в этом графстве она не была самой быстрой. Рядом послышалось хриплое дыхание. Адриан подскочил к ней, дернул за руку, и Кристина потеряла равновесие. Он, споткнувшись, тут же налетел на нее. Оба оказались на земле. Адриан повернул Кристину на спину. Ни у нее, ни у него не было сомнения, что станет наградой за ее поимку.
В силу женской кокетливости Кристина заартачилась, но с уловками уже было покончено. Адриан провел рукой по ее бедрам, поднимая рубашку, и прижал к сырой колкой траве. Голова кружилась от его близости. Кристина этого хотела. Во сне и наяву она сотни раз мысленно возвращалась к эпизодам в оранжерее и в ее комнате. Хоть и пыталась она отогнать эти мысли, они неотступно преследовали ее. Позволить ему. Сделать фантазии реальностью. Кристина обвила руками Адриана и притянула к себе. Она слышала его хриплое дыхание. От бега. От того, что он собирается сделать. Задев рукой ее живот, он дернул пуговицы на брюках…
– Ай…
Она вздрогнула, когда он вошел в нее. Это ни с чем не сравнимо. Она думала, что никогда не изведает этого: другого мужчину внутри себя, но теперь испытывала это в удивительной полноте. Ощущение было потрясающим.
Двинувшись глубже, Адриан застонал, за стоном последовал тихий шепот:
– Ради Бога, не шевелись, Кристина.
На какое-то мгновение он застыл, словно боялся шевельнуться. Потом очень медленно обрел ритм. И столь же медленно ей открылись новые ощущения.
Он проник глубже. Она выгнулась дугой. С каждым движением сознание постепенно сдавало позиции, а наслаждение возрастало, пока не достигло такой силы, что Кристина едва могла выдержать его.
Только вздохи приносили краткое облегчение. Адриан отступил, и она на какое-то время немного пришла в себя. Сквозь затуманенное сознание попыталась найти знакомые знаки, какое-нибудь свидетельство, что эти мощные новые ощущения не причинят ей вреда. Это было совсем не похоже на любовные сцены с Ричардом.
– Что ты делаешь со мной? – пробормотала она.
Внутри у нее вспыхнуло пламя. Это все равно что прыгнуть в пропасть, а потом захотеть вернуться. Она стала жертвой чего-то столь же мощного и незыблемого, как сила всемирного тяготения. Ослепленная, лишившаяся здравого смысла, она могла лишь чувствовать. И осязать другое человеческое существо, прижимавшее ее к земле, когда ее собственное наслаждение криком рвалось из горла. Никогда она не испытывала ничего подобного.
Кристина снова начала бороться, хотя не знала с чем. Адриан воспринял это невозмутимо и сжал ее крепче. Никуда ты не денешься, словно говорил он. Она изо всех сил толкала его, это было забавное сопротивление. Противоречия между ними стали острыми и пряными. Мужчина и женщина. Казалось, сама жизнь дышит в их телах.
Она вскрикнула. Какие-то неразборчивые звуки рвались с ее губ. Она не могла успокоиться, и наконец неистовость вылилась в финальные конвульсии. Кульминация фейерверком ощущений взорвалась в ней. Руки сомкнулись вокруг шеи Адриана, пальцы запутались в его волосах. Дрожа, она прижимала его к себе. Пока все чувства не иссякли, как вино из перевернутой вверх дном бутылки. Ничего не осталось. Только плоть, связанная с плотью.
Не сразу они обрели дыхание. Кристина медленно приходила в себя. Реальность постепенно напоминала о себе: теплая темнота ночи, жужжание насекомых, кваканье лягушек в пруду. Адриан затих, только дыхание еще было чуть хрипловатым. Он лежал на ней, прижавшись щекой к ее груди. Кристина нерешительно коснулась его лица, провела пальцами по дугам бровей, по глазам, скулам, подбородку. Он ответил, лаская губами ее пальцы. И новое ощущение: он не закончил, он начал сначала. Сквозь ткань сорочки он поцеловал ее сосок.
Кристина просто закинула руки за голову и перестала думать. Она дрожала и трепетала под его напором, не делая ни малейшей попытки остановить его. Все было позволено.
Она таяла. И чувствовала, что гораздо легче плыть по течению, делать все, что он скажет, быть его любовницей, чем протестовать против того, что теперь казалось неизбежным и неотвратимым.
Адриан поднял ее на руки. Кристина прижалась к нему. Он нес ее к дому, лаская и целуя на ходу. Она никогда не чувствовала себя такой вялой и пресыщенной. Но когда они поднялись на ступеньки крыльца, ветерок реальности ворвался в их волшебное уединение. В дверях стоял Томас с большим бокалом бренди.
– Возьми, – сказал он, повесив халат Кристины на руку Адриану. – Он ей понадобится. Ночь холодная.
Казалось, это ничуть не смутило Адриана. Взяв халат, он вошел в дом и стал подниматься по лестнице.
Но Кристина не могла отвести глаз от скомканной ткани.
– В мои комнаты, – сказала она, когда Адриан свернул к себе.
– Что?
– Я хочу в свои комнаты.
– Только со мной.
– Конечно, с тобой, – улыбнулась она. Он молча понес ее на следующий этаж.