Бачило Александр Геннадьевич. Красный Гигант

   – А мы что будем делать? - спросила Катя.
   – Сидеть и не высовываться, - сказал Егор. - Без нас разберутся.
   – А если это тот, с Керосинки? - Катя с тревогой следила за экраном, на котором уже отчетливо различались контуры станции и буксирующего ее паровоза.
   Егор нащупал в кармане автоматную гильзу.
   – Тогда я нам не завидую…
   – Ой, - сказала вдруг Катя. - Исчезли…
   – Что за черт?! - Мустафа оторопело постучал костяшками пальцев по опустевшему экрану.
   – Кто исчез?! - налетел Яшка. - Куда?! Не может того быть!
   – Обычное дело, - облегченно хмыкнул Егор. - Гиперскачок в подпространство! Как в «Звездных войнах»!
   – Не болтай ерунды, - поморщился Мустафа. - Что-то там есть…
   – И я говорю - есть! - горячо поддержал его Яшка. - Просто не видать! Надымили, сволочи! Наддай, майор! Жми на полную!
   – В эскадроне у себя командуй! - осадил его Каримов, сбрасывая скорость. - Аккуратно войдем. Мало ли что там внутри…
 
   Планета появилась внезапно, сразу во всю ширь экрана, ослепив Джеймса ярким сиянием облаков, будто магниевой вспышкой.
   Купер охнул от неожиданности и прикрыл глаза рукой, как сталевар перед мартеновской печью.
   – Откуда это взялось? - пробормотал он, невольно отступив.
   – Что, нравится? - поручик горделиво приосанился, как будто демонстрировал американцу творение собственных рук. - Прошу любить и жаловать - Новый Константинополь, страна вечного полдня!
   – Почему вечного? - спросил Джеймс.
   – Потому что солнца, можете заметить, никакого нет! Облака сами и светят, и греют круглые сутки, не знаешь, когда спать ложиться.
   У вас часы есть?
   – Есть, - Джеймс поднял руку, демонстрируя штатный хронометр космонавта на пластиковом браслете.
   – Можете выбросить, - не оборачиваясь, сказал Яблонский. - Абсолютно никчемная здесь вещь.
   Джеймс посмотрел на часы и вдруг обнаружил, что секундная стрелка замерла на месте.
   – Как же это может быть? - он потряс рукой и приложил часы к уху.
   – А черт его знает! - Яблонский равнодушно пожал плечами, щурясь на экран. - Ни зимы, ни лета, ни дня, ни ночи. Так и живем…
   – Садиться, что ли, барин? - извозчицким голосом спросил рыжий зверообразный пилот.
   – Куда тебе садиться, дура! - поручик ткнул кулаком в бизоний загривок Родионова. - Расшибемся в лепешку! С обозом-то! Держи повдоль облаков. Разгружать на ходу будем. Ходок в пять-шесть надо управиться.
   – А как догонют? - угрюмо буркнул пилот.
   – Кто догонит? - поручик самодовольно закрутил ус. - Что ты можешь понимать, деревня?! Мы же под прикрытием невидимости, нас ни из какой пространственной точки наблюдать невозможно! Мы для всех исчезли!
   – Как же - исчезли! - упрямо мотнул головой Родионов. - Вон они скочут!
   Поручик, вмиг побледнев, впился глазами в дальний сектор экрана, откуда коршунами падали на беззащитный обоз два стремительных сигарообразных тела.
 
   – Эх, видели бы меня сейчас в ЦУПе! - Мустафа, мастерски лавируя, с лету пристыковался к торцевому шлюзу станции, предназначенному для приема «Прогрессов».
   На обзорном экране было видно, как второй паровоз под командованием Яшки вцепился в борт корабля похитителей.
   По обшивке разнесся тройной условный удар, подающий сигнал к атаке.
   – Отчиняй! - велел Ездоков, упираясь в спины сгрудившихся перед люком бойцов, и, вскипая яростью, заорал: - Ну, во имя Отца и Сына - даешь!
   Штурмовая команда, очертя голову, бросилась в распахнувшийся люк.
   Оставшихся в паровозе Егора, Катю и Мустафу окатила волна звуков: топот ног, лязганье металла, отчаянная матерщина. Кто-то истерично взвизгнул, и вдруг все стихло. Егор осторожно заглянул в темную глубину стыковочного отсека.
   – Чего там? - Катя навалилась сзади.
   – Да погоди ты! - Егор отпихнул ее локтем. - Не лезь, куда не просят!
   – Вот-вот, и ты отойди, - Мустафа отстранил его и скрылся в люке.
   Было по-прежнему тихо. Егор, потоптавшись в нерешительности, все же полез следом. Позади него сосредоточенно сопела Катя. Ну что ты будешь с ней делать?!
   Узкий проход между ящиками перегораживала молчаливая толпа бойцов.
   – Я сказал, все вон! - раздался вдруг высокий, с истеричным повизгиванием голос.
   Бойцы попятились. Цепляясь за ящики, Егор приподнялся на цыпочках и глянул через головы.
   В центре главного модуля испуганно переминался с ноги на ногу Джеймс Купер, обвешанный гранатами, как новогодняя елка игрушками. Его встряхивал, держа за шкирку, высокий тощий человек в распахнутом золотопогонном кителе с крестами на груди. Нервически дергая усом, он высоко над головой поднимал рубчатый кругляш «лимонки» и демонстрировал его то бойцам Ездокова, то Яшке, до пояса высунувшемуся из аварийного люка станции.
   – Только суньтесь, сволочи! Всех взорву к чертовой матери! Косенков, несмотря на угрозы, отчаянно протискивался сквозь люк и размахивал шашкой, пытаясь достать поручика.
   – Я американский гражданин, - робко лепетал Джеймс. - Я требую адвоката… то есть этого… консула!
   – Вот я щас покажу консула… - Яшка вывалился из люка и скатился на пол.
   Увидев, что уговоры действуют плохо, поручик зубами ухватился за кольцо «лимонки» и прошепелявил:
   – Шерьежно говорю, гошпода, лучше вам меня не жлить!
   – Врешь, контра! - Яшка напружинился, зорко следя за противником, словно тигр, наметивший в стаде антилоп самую вкусную. - Кишка у тебя тонка - подорваться!
   – Осторожнее, Яша, - подал голос Мустафа. - И вы, гражданин, не торопитесь, глупостей натворить всегда успеете… - он медленно двинулся к поручику.
   – Нажад, крашнопужие! - взвизгнул тот, не разжимая зубов.
   – Спокойно, спокойно, - Мустафа предостерегающе поднял руку. - В случае добровольной сдачи мы гарантируем вам жизнь!
   – Кто гарантирует? - удивился Яшка. - Да я его, гада, вот этой вот рукой! Э, чего там долго разговаривать!..
   Он рванулся к поручику и вдруг полетел на пол, запнувшись о проворную серую тень, кинувшуюся под ноги. По-доминошному брякнув сухими мослами, тень вспрыгнула Косенкову на спину. За ней из темноты между ящиками немедленно выскользнула вторая, третья, четвертая…
   – Ни хрена себе, мураши! - сказал кто-то из красноармейцев. Копошащаяся масса муравьев, каждый из которых лишь немного уступал размерами взрослому человеку, полезла из-за ящиков, покрывая стены и потолок станции сплошным ковром. Не успев испугаться, Егор, Катя, Мустафа и все до одного красноармейцы почувствовали себя крепко схваченными и обезоруженными.
   – Доигрались, - мрачно бросил поручик, безропотно отдавая гранату обступившим его тварям.
   – Что это? - жалобно пролепетал Джеймс, деловито раздеваемый муравьями, как елка по окончании праздников.
   – Таможня, - вздохнул Яблонский, складывая руки на груди. - Не советую сопротивляться, господа, наши гостеприимные хозяева чертовски больно кусаются…
   Его подхватили и понесли в темноту, вслед за красным командиром, бережно спеленатым клейкой массой.
   – Как хозяева?! - Джеймс едва успел ухватиться за брюки, стаскиваемые с него вместе со связкой гранат. - Муравьи?!
   – А разве я не сказал? Пардон… - поручик уплыл за ящики, индифферентно глядя в потолок. - Добро пожаловать в Новый Константине… - голос его оборвался.
 
   Пока по широкому коридору таможенной тюрьмы сновали муравьи с грузом конфискованного оружия, ни Джеймс, ни Яшка не отходили от решеток своих камер, провожая каждый ящик тоскливыми взглядами и устало переругиваясь через проход.
   – И как же я тебя, вражину, не разглядел?! - убивался Косенков. - Надо было сразу шлепнуть! Ведь учил меня товарищ Кирпотин: «Пожалеешь, Яша, пулю на одного гада, получишь сто ножей в спину революции!»
   – Маньяк! - огрызался Купер. - Тебя лечить надо! Электричеством, на стуле!
   – Суконка прибавочная! Эксплуататор!
   Купер задумался. Его запас русских слов давно подошел к концу.
   – Взбесившийся холоп! - выдал он наконец.
   – А вот за «холопа» ответишь особо! - пообещал Яшка.
   – И за безвесомость! - послышалось из дальней камеры.
   – А ты, Прокопенко, вообще молчи! - вскинулся Косенков. - Об тебе уже постановление есть за моей подписью! А печать я тебе промеж глаз влеплю при первой моей возможности!
   – Постановление! - плаксиво оправдывался Прокопенко в дальнем конце коридора. - Тебе бы так проблеваться, как нам с хлопцами! Да провисеть сутки кверху задом! Посмотрел бы я на тебя!
   – Зараз посмотришь! - крикнул Яшка. - И не лезь в разговор, когда не просят! Не видишь, я классового врага изничтожаю?!
   – Изничтожитель! - ядовито заметил Купер. - Просто-таки терминатор! Паутина на штанах не обсохла, а туда же!
   – Да хватит вам лаяться, - поморщился Егор. - Башка трещит. Яшка, сердито сопя, отошел от решетки и с остервенением принялся отдирать от одежды остатки липкой муравьиной слюны.
   – Подумали бы лучше, как выбираться будем, - Катя зябко поежилась и придвинулась ближе к Егору.
   – Бесполезно, барышня! - в полутьме камеры тускло вспыхнул золотой зуб. - Чтобы с этого кичмана кто-то выбрался на своих ногах, так я с вас хохочу!
   – Это кто там еще? - строго спросил Яшка.
   Одна из трех безмолвных доселе фигур, сидевших у дальней стены камеры, зашевелилась, и на свет вышел прилизанный брюнет с жидкими усиками под вислым носом.
   – Засохни, фитиль, - небрежно бросил он Яшке, подсмыкнув драные галифе, из-под которых торчали тесемки кальсон. - Твоей пролетарской жизни осталось на две затяжки!
   Длинными желтыми пальцами он выудил из жилетного кармана крохотный чинарик, сунул его под усики и поджег фосфорной спичкой, ловко чиркнув ею о ноготь. Вспышка осветила его голые, расписанные татуировками плечи, костляво торчащие из вырезов жилетки.
   – «За вами вскорости придуть конвойные…» - пропел брюнет, опускаясь на корточки перед Катей. - И это будет из печальных картин. Может, обнимемся на прощание?
   Он выпустил ртом дымное колечко и тут же втянул его носом.
   – Отвали, - сонно сказал Егор, незаметно сжимая пальцы в кулак.
   Чем-то неприятно знакомым веяло от этого камерного артиста. Словно из прошлого вдруг пахнуло незабываемым ароматом Бутырского следственного изолятора, где Егора пытались расколоть на показания против отца.
   – Мадемуазель, я ж нюхом слышу вашу нерастраченную страсть!
   – чернявый, казалось, совсем не обращал внимания на Егора, но двое его приятелей у стены незаметно поднялись на ноги и вразвалочку двинулись к Яшке, свирепо буравящему взглядом затылок назойливого уголовника. - К чему терять последних минут? - продолжал тот.
   – Обидно будет, если такое зеленое море, как ваши бездонные глаза, прольется слезами на этот грязный пол!
   – Слышь, ты, морда бандитская! - вскипел Косенков. - Отойди от девчонки, тебе говорят!
   Чернявый ухмыльнулся, сплюнул пахитоску себе под ноги и аккуратно затоптал босой пяткой.
   – Молодой человек - грубиян, - продолжал он, не оглядываясь на Яшку. - Это зря. Перед смертью не надо поганить язык. Скажи одну пару слов, но скажи в масть. И женщины будут долго плакать.
   – Яша, сзади! - предупредил Егор и приготовился, не вставая, пробить с носка прямо в челюсть чернявому.
   Косенков живо обернулся к двум громилам, маячившим за его спиной.
   – Ну-ну, подходи, фартовые! Спробуйте рабочего кулака!
   – Не надо кипежу! - поморщился чернявый. - Ребята никого не тронут. На что им чужая работа? - усики его растянулись в нитку над золотозубой улыбкой. - Таких закройщиков, как здешние тюремные муравьи, даже бесполезно поискать! - сказал он Кате. - Один чик, и вы будете иметь головы ваших друзей в свое полное распоряжение!
   – Почему головы?! - испуганно спросила Катя.
   – А как же?! - чернявый ласково потрепал ее по колену. - Тут за все одна статья, даже за нарушение тишины во время тихого часа. А у вас же полный букет: контрабанда оружием, да еще угон казенного снаряда!
   – Ничего мы не угоняли! - Катя брезгливо оттолкнула руку чернявого.
   – Верю! - радостно согласился уголовник. - С этими глазами, что у вас на лице, невозможно врать! Но попробуйте объяснить это тому шестиногому болвану, что будет пилить вам горло! Они же буквально слепые в своем озверении! Разговаривают исключительно усами! - он провел желтым пальцем под носом, разглаживая куцые перышки на верхней губе. - Мое бедное сердце разрывается по частям, глядя на эту драму! Чуете, как оно стукотит: «Помоги им, Валет! Заступись за несчастное создание! Если оно, конечно, договорится с тобой за полюбовно!»
   – Все сказал? - Егор отодвинул Катю и сел на корточки перед Валетом, едва не упираясь лбом в его вислый нос. - Теперь отползи на парашу и замри, пока я тебе фиксу не почистил! Разводить будешь лохню ушастую под шконкой, а не конкретных пацанов! Ты на кого, баклан, быкуешь? Мой папа спортсменов солнцевских гонял, как шестерок. Въезжаешь?
   – Ой, ой! Какой граф к нам пожаловал! - оскалился Валет. - Сеня, Зяма, что ж вы стоите?! Поднесите залетному папироску!
   Один из подручных Валета змеей скользнул к Егор/, услужливо щелкнув портсигаром, в котором обнаружились замусоленные самокрутки.
   – От петушни не принимаем, - грамотно ответил Егор, помня тюремные правила.
   Яшка, потянувшийся было за самокруткой, живо убрал руку. Валет одобрительно кивнул.
   – Базаришь мутно, но по ухваткам видно - деловой, - он поднялся на ноги и отошел к решетке. - Только здесь свои законы, молодой человек, и без Валета вам все одно хана. Думаешь, я тебя на понт беру? Иди-ка посмотри, что ты скажешь за этот цирк?
   В коридоре вдруг раздался отчаянный вопль и дробный топот муравьев. Мимо решетки пронесли Прокопенко, застывшего в позе эмбриона. Иссиня-белое лицо его было перекошено окаменелой судорогой, и только бешено вращающиеся глаза говорили о том, что командир отделения еще жив.
   – Что ж вы, паскуды насекомые, делаете?! - Яшка с разбегу врезался в решетку и затряс ее, что есть силы. - Ну, подождите, дойдет и до вас черед!
   Мимо него в скорбном молчании проплыли, уносимые муравьями, еще трое обездвиженных красноармейцев.
   – Простите меня, - ошеломленно бормотал Купер, глядя им вслед из камеры напротив. - Я этого не хотел…
   – Вы можете их остановить? - Катя вдруг оказалась рядом с Валетом.
   – Чтобы нет - таки да! - ухмыльнулся тот. - Мне только переговорить с начальством, и всех отпустят, - он вцепился в Катину ладонь и поднес ее к губам. - Их судьба с ногами лежит в этих маленьких ручках…
   – Что вам нужно?
   – А что было нужно Адаму от райского дерева? - Валет проглотил слюну. - Чтобы голая Ева потянулась за яблоком, а он бы встрял…
   – Что ты его слушаешь?! - Егор оттащил Катю от чернявого. - Врет он все!
   – Ну, так любуйтесь дальше, - Валет прислонился к стене, скрестив руки на груди.
   – Помогите! - завопил Джеймс Купер.
   Решетка его камеры поднялась, и внутрь хлынули муравьи.
   – Пусти! - Катя оттолкнула Егора. - Что же вы стоите?! - крикнула она Валету. - Договаривайтесь скорее! Я согласна на все…
   Решетка за спиной Егора дрогнула и поползла вверх. Под ней щелкали жвалами сразу несколько круглых, как футбольные мячи, голов. Яшка с размаху пнул по ближайшей голове и остался без сапога. Вскрикнув, он запрыгал на одной ноге, потирая укус на босой лодыжке, а затем тяжело повалился на пол и затих.
   Егор отскочил было в глубь камеры и приготовился к бою, но чьи-то руки обхватили его сзади и толкнули навстречу муравьям. Егор ударился о решетку, под ногой его сухо щелкнул капкан, электрическая судорога пронзила все тело и разорвалась пестрой радугой в голове. Замусоренный пол камеры вдруг поднялся дыбом и, налетев, больно ударил в лицо.
   – Вот и славненько, - сказал Валет, приобнимая Катю за плечи. - Постой-ка, рыбонька, в сторонке, сейчас ты увидишь, как это делалось в Одессе!
   Он опустился на четвереньки перед муравьем, направлявшимся к Кате, и, закрыв глаза, вытянул губы трубочкой.
   – Ну, ходи сюда, мой маленький, ходи, солдатик безмозглый, до мене, давай с тобой пообнюхаемся!
   Муравей, широко расставив лапы, осторожно обхватил лицо Валета жвалами, будто хотел измерить его череп штангенциркулем. Длинные многоколенчатые усы насекомого быстро обхлопали уголовника по спине и бокам.
   – Шмонает, сволочь, - жмурясь от удовольствия, сказал Валет. - С такими талантами только в участке и служить. Беда была бы всему Дерибасовскому околотку. Зяма, запали-ка мне цигарку!
   Толстый Зяма быстро раскурил самокрутку и сунул Валету. Тот глубоко затянулся и выпустил густую дымную струю в сопящие муравьиные дыхальца.
   – Чуешь, чем козыри пахнут? - интимно прошептал Валет. - Чует, подлец! Ишь, как его забрало!
   Муравей попятился, развернулся несколько раз на одном месте и вышел на подгибающихся лапах, приложившись брюшком о косяк. Следом за ним потянулись и остальные, унося на спинах Егора и Яшку.
   – Остановите же их! - Катя бросилась за муравьями, но Валет живо вскочил и вцепился ей в плечо.
   – Стой, куколка, куда?!
   Он втянул Катю обратно в камеру и толкнул к стене.
   – У нас еще остались кое-какие расчеты, барышня! - Лицо Валета нервно кривилось.
   Он двинулся к Кате развязной танцующей походкой, но пальцы его, теребящие застежки галифе, заметно дрожали.
   – Только посмей, мерзавец! - тихо проговорила Катя, отступая в дальний угол. - Глаза выцарапаю!
   – Сема, - позвал Валет. - Подержи кошечку за коготки, а то я опасаюсь за свою фотокарточку. А ты, Зяма, отвернись, чтобы не ревновать меня к другой!
   На Катю пахнуло душной кислятиной, из-за спины вынырнула волосатая клешня Семы и крепко обхватила ее шею, не давая дышать.
   – Что ты облапал девочку, как сторожа в магазине? - веселился Валет, разгораясь. - У кого из нас с ней любовь?! Ты хочешь, чтобы я мусолил один холодный труп?
   – Ой, - сказал вдруг Сема, ослабляя хватку. - Ты будешь смеяться, Валет, но, кажется, атас…
   Он поспешно убрал руки, и Катя, не задумываясь, сейчас же полоснула ногтями нависшую над ней физиономию.
   – Вот тебе любовь!
   – Что ж ты, сука, дерешься?! - Валет завертелся волчком, размазывая по щекам кровь, и едва не уткнулся носом в кресты на кителе поручика Яблонского.
   Увидев перед собой офицера, уголовник со слезами бросился ему на шею.
   – Господин поручик! Уберите психическую из камеры! Это же невозможно сидеть!
   Поручик отпихнул Валета и, козырнув, шагнул к Кате.
   – Браво, Екатерина Максимовна! Оказывается, вы можете за себя постоять. Впрочем, ничего другого от дочери господина Горошина я и не ожидал!
   – Мы знакомы? - Катя машинально поправила растрепавшиеся волосы.
   – А как же?! Помните Крым, Карадаг, двадцатый год?.. Я видел вас тогда в доме доктора, правда, мельком. Этакая была кутерьма…
   Слезы помимо воли брызнули из Катиных глаз. Не в силах сдержаться, она уткнулась лбом в стену и разрыдалась.
   – Ну-ну, полноте, Екатерина Максимовна, - Яблонский смущенно подкрутил усы. - Вам больше нечего опасаться. Вы под охраной офицеров русской армии.
   Он кивнул двум сопровождавшим его людям. Те подошли ближе. Катя повернулась, утирая слезы.
   – Позвольте представить, - сказал поручик. - Капитан Антонов, прапорщик Штраубе.
   Офицеры коротко шаркнули каблуками изношенных сапог.
   – Наблюдай на эту картину, Сема, - тихо вздохнул в углу исцарапанный Валет. - Что мене нравится? Сейчас она уйдет с ними совершенно задаром, даже ни разу не получив по морде. Мы с тобой так не умеем. Нету в нас понту офицерского…
 
   После сумрака подземных коридоров, едва освещенных зыбким мерцанием плесени на стенах, небо над муравейником показалось Кате ослепительно ярким.
   – Осторожно, здесь ступеньки! - поручик ловко подхватил ее под локоть. - Обопритесь о мою руку.
   – Ничего, сейчас это пройдет, - Катя на секунду остановилась. - Голова немного кружится…
   Она с наслаждением подставила лицо свежему порыву ветра, напоенного незнакомыми ароматами. Вытесняя из легких затхлый воздух камеры, он действовал опьяняюще.
   – Идемте, идемте, господа, - негромко поторопил капитан Антонов. - Не стоит здесь задерживаться.
   – Позвольте, я помогу! - поручик бережно обнял Катю за плечи, помогая спуститься. - И не открывайте глаза, пока они не привыкнут к свету. Смотреть здесь решительно не на что!
   Но она уже справилась с выступившими было слезами и, щурясь сквозь ресницы, с интересом озиралась вокруг. Утоптанная площадка перед выходом из муравейника была тесно уставлена повозками, напоминающими большие плетеные корзины на колесах, сцепленные друг с другом на манер поезда.
   – Балуй, саврасая! - гаркнул позади надтреснутый голос.
   Катя испуганно прижалась к Яблонскому. Мимо нее, взрывая пыль неопрятно обломанными когтями, тяжело протопотал огромный, размером с корову, скорпион, подгоняемый щелчками казацкого кнута.
   – Не пугайтесь, - успокоил поручик. - Зверь совершенно не опасен. Тягловая сила! А ты, - обратился он к погонщику, - гляди, куда гонишь, вахлак! Не видишь - барышня боится, леший дери твою душу, в Бога… пардон, мадемуазель. Яблонский смущенно прокашлялся.
   – Огрубеешь тут, среди членистоногих…
   – А что там, в корзинах? - спросила Катя, уловив шевеление за тесно сплетенными прутьями.
   – Провиант, - живо ответил капитан Антонов.
   – Угу, - кивнул поручик. - Корм для жука-носорога. Офицеры отчего-то рассмеялись.
   Угрюмый казак неторопливо ввел скорпиона в оглобли передней повозки и, диковато косясь из-под лохматой шапки, принялся подвязывать постромки.
   – Идемте же! - Яблонский потянул Катю за руку. - Нас ждут у полковника Лернера.
   – А где все наши? - она с беспокойством оглядела площадку. - Где Егор?
   – Здесь, недалеко, - Яблонский указал на тропу, огибающую гигантское здание муравейника. - Вы их скоро увидите.
   Катя послушно пошла за ним.
   – Что с ними сделали? Они живы?
   – Ну, разумеется, живы! Просто не нужно было лезть в драку с муравьями, - поручик бросил торопливый взгляд на повозки, со скрипом тронувшиеся в путь. - Как только ваши друзья придут в себя, их сразу отпустят!
 
   «Я здесь! Я здесь!» - отчаянно кричал Егор. Он видел Катю сквозь прутья корзины, но крик, разрывающий мозг, выходил из одеревеневшей гортани лишь тонким, едва слышным сипением. Слезы застилали глаза, ожившие первыми. Ни рук, ни ног Егор не чувствовал. Он не ощущал даже тяжести тел, горой наваленных на него сверху. Где-то под ним так же едва слышно сипел Яшка. Корзина дернулась, закачалась под аккомпанемент колесного скрипа, и спины офицеров, заслонившие Катю, уплыли прочь.
   Повозки, набирая скорость, покатились под гору. Громада муравейника осталась позади, и перед глазами Егора до горизонта распахнулась пыльная степь в неопрятной щетине низкорослых трав.
 
   В надземной части муравейника, куда Яблонский привел Катю, коридоры были гораздо просторнее и светлее, чем в тюрьме. Сложенный из плотно подогнанных стволов пол был гладко оструган и чисто подметен. Через каждые десять шагов стояли кокетливые плевательницы, сделанные из стрекозьих голов с удобно захлопывающимися жвалами. Муравьи, деловито сновавшие взад-вперед, были мельче тюремных и вели себя не в пример скромнее. Встречных людей они аккуратно обходили по стеночке, а то и по потолку.
   – Как же вы здесь ориентируетесь? - удивлялась Катя, едва поспевая за Яблонским, уверенно избирающим дорогу в лабиринте переходов.
   – Привычка, - поручик вежливо улыбнулся. - Хотя первые лет пятьдесят, конечно, плутали.
   – Как пятьдесят?! - Катя недоверчиво посмотрела на него. - Вы шутите?
   – Какие уж там шутки! - Яблонский вздохнул. - Вот и господин Купер удивлялся. Все рассказывал про парадокс какого-то еврея. Но у нас тут попросту: ни евреев, ни парадоксов, ни дней, ни ночей. Застыли, как мураши в куске янтаря. Годы летят, а мы все в одной поре. Даже вот китель, прошу прощения, не изнашивается.
   – Сколько же вы здесь живете? - Катя округлила глаза.
   – Был у нас один умелец, соорудил песочные часы, чтобы время считать, - охотно сообщил поручик. - До ста лет досчитал, да и повесился…
   Караульный солдат с короткой пикой вместо винтовки пропустил Катю и Яблонского в помещение под сводчатым потолком, где за конторкой сидела коротко стриженная сухопарая брюнетка и томно курила самокрутку в длинном мундштуке, вяло тыча одним пальцем в клавиши разболтанной пишущей машинки.
   – Бонжур, Софи! - произнес Яблонский, подводя к ней Катю. - Позвольте вам представить: Екатерина Максимовна Горошина… впрочем, вы ведь могли встречаться, она - дочь того самого доктора…
   Брюнетка окинула Катю цепким фотографическим взглядом.
   – А это, Катенька, - продолжал поручик, - Софья Николаевна Пруте, наша добрая фея…
   – Софи! - послышался вдруг из-за двери зычный голос. - Как придет этот вшивый засранец, немедля гоните его ко мне!
   – Его превосходительство ждет вас, - любезно улыбнулась поручику Софья Николаевна.
   Яблонский густо покраснел, одернул китель и взялся за дверную ручку.
   – Я сейчас, - сказал он Кате и скрылся в кабинете.
   – Присаживайтесь, мадемуазель, - Софи указала на лавку у стены. - Сигарету не желаете? - она вставила новую самокрутку в мундштук, вышла из-за конторки и села рядом с Катей. - Неужели вы дочь Максима Андреевича? Боже мой! Как давно это было! Крым, война, обозные телеги… Несчастные мы люди… Но какими судьбами вы здесь?
   – Вчера прилетела, - осторожно сказала Катя.
   – Позвольте! - Софи уставилась на нее во все глаза. - Как же это возможно? Вас давным-давно не должно быть в живых!