Страница:
Можно бы оспорить некоторые чересчур категоричные характеристики Рассела, однако бесспорно, что Аристотель умело смирял свои эмоции ради объективности, систематичности и логичности рассуждений. В этом самоограничении усматривается проявление высокой интеллектуальной культуры – важнейшей предпосылки для становления и расцвета философии и науки.
Энциклопедизм Аристотеля объясняется не только стремлением к познанию, но и особенностями его эпохи. К тому времени было накоплено немало сведений обо всем на свете, высказано много мудрых идей и предположений. Однако все эти интеллектуальные богатства были разрознены. Иначе говоря, в интеллектуальной сфере преобладал хаос, хотя отдельные области знаний, особенно философских, были основательно разработаны.
Аристотеля можно считать первым универсальным гением не потому, что он обладал обширными знаниями. Это делало бы честь его памяти и усидчивости, но вовсе не уму. Он постарался упорядочить, привести в систему весь комплекс знаний. То, что через два тысячелетия осуществил Ньютон для физики и астрономии, Аристотель совершил для всех зарождавшихся тогда наук и философии. Сотворение мира знаний, но не из ничего, конечно, и не из «самого себя», а из того материала, который существовал.
Возможно, в таком утверждении есть доля преувеличения, но оно помогает понять то новое, что можно было внести в философию и науки после Платона, который, образно говоря, создал систему философии («Да будет свет!»). Теперь настала пора отделить философию от науки, а их, в свою очередь, привести в систему. Специально такую задачу Аристотель перед собой не ставил, но он ее решил естественно, ненарочито, ибо был склонен к универсализму, к созданию системы всеобъемлющих знаний.
Он был уроженцем фракийского города Стагиры (отсюда еще его одно имя – Стагирит). Отец его состоял врачом при дворе македонских царей. Аристотель получил прекрасное образование, а в 17 лет отправился в Афины, учился в Академии Платона и затем преподавал в ней. После смерти учителя, путешествовал по Восточному Средиземноморью, посетил Египет. В 343 году до н.э., приняв предложение македонского царя Филиппа, стал наставником его сына Александра. Когда Александр Македонский был провозглашен царем, Аристотель совершил с ним ряд походов, а около 333 года до н.э. вернулся в Афины. Вел философские диспуты, своеобразные лекции-беседы с учениками в роще Ликеон (отсюда пошло название «ликей» или «лицей» (близ храма Аполлона). Тех, кто там учился и преподавал, называли перипатетиками («прогуливающимися»), ибо они предпочитали беседовать, прохаживаясь.
После смерти Александра Македонского Аристотель спешно покинул Афины, пояснив друзьям: «Хочу избавить афинян от нового преступления против философии» (имея в виду присуждение к смерти Сократа).
О нем сохранилось немало анекдотов. Диоген Лаэртский привел несколько из них.
Аристотеля попрекали, что он подавал милостыню человеку дурного нрава; он ответил: «Я подаю не нраву, а человеку».
Об учении он говорил. «Корни его горьки, но плоды сладки». На вопрос, что быстро стареет, он ответил: «Благодарность». На вопрос, что такое надежда, ответил: «Сон наяву».
Воспитание, говорил он, нуждается в трех вещах, в даровании, науке, упражнении.
Когда ему сказали, что кто-то бранит его заочно, он сказал: «Заочно пусть он хоть бьет меня».
На вопрос, что есть друг, он ответил: «Одна душа в двух телах».
На вопрос, какую пользу он получил от философии, он ответил: «Стал делать добровольно то, что другие делают в страхе перед законом».
На вопрос, как ученикам преуспеть, он ответил: «Догонять тех, кто впереди, и не ждать тех, кто позади». Воспитание называл он лучшим припасом к старости.
Говорят, на вопрос о его отличии от большинства людей, Аристотель ответил. «Они живут для того, чтобы есть, я же ем для того, чтобы жить».
Он справедливо утверждал:
– Все люди от природы стремятся к знанию.
– Достоинство речи – быть ясной и не быть низкой.
На вопрос, почему завистники всегда чем-то огорчены, Аристотель ответил: «Их снедают не только собственные неудачи, но и успехи других».
Вот некоторые из высказываний Аристотеля, относящиеся к его учению:
– Философия начинается с удивления.
– Боги и природа ничего не создают напрасно.
– Бог – это разум, который мыслит сам себя… и мысль его есть мышление о мышлении.
– Природа есть некое начало и причина движения и покоя для того, чему она присуща первично, сама по себе, а не по случайному совпадению.
– Невозможно, чтобы движение возникло или уничтожилось.
– Кто полагает душу и не бестелесной и не телом, те поступают прекрасно, ибо она не есть тело, но все же есть нечто от тела.
– Душу от тела отделить нельзя.
– Мышление и мыслимое – одно и то же, и оба они лишены материи.
– Кто двигается вперед в науках, но отстает в нравственности, тот более идет назад, чем вперед.
– Не цель бывает предметом решения, а средства к цели…
– Серьезное разрушается смехом, смех – серьезным.
– Хотя мы смертны, мы не должны подчиняться тленным вещам, но, насколько возможно, подниматься до бессмертия и жить согласно с тем, что в нас есть лучшего.
ЛЕОНАРДО
МИКЕЛАНДЖЕЛО
ПАСКАЛЬ
Энциклопедизм Аристотеля объясняется не только стремлением к познанию, но и особенностями его эпохи. К тому времени было накоплено немало сведений обо всем на свете, высказано много мудрых идей и предположений. Однако все эти интеллектуальные богатства были разрознены. Иначе говоря, в интеллектуальной сфере преобладал хаос, хотя отдельные области знаний, особенно философских, были основательно разработаны.
Аристотеля можно считать первым универсальным гением не потому, что он обладал обширными знаниями. Это делало бы честь его памяти и усидчивости, но вовсе не уму. Он постарался упорядочить, привести в систему весь комплекс знаний. То, что через два тысячелетия осуществил Ньютон для физики и астрономии, Аристотель совершил для всех зарождавшихся тогда наук и философии. Сотворение мира знаний, но не из ничего, конечно, и не из «самого себя», а из того материала, который существовал.
Возможно, в таком утверждении есть доля преувеличения, но оно помогает понять то новое, что можно было внести в философию и науки после Платона, который, образно говоря, создал систему философии («Да будет свет!»). Теперь настала пора отделить философию от науки, а их, в свою очередь, привести в систему. Специально такую задачу Аристотель перед собой не ставил, но он ее решил естественно, ненарочито, ибо был склонен к универсализму, к созданию системы всеобъемлющих знаний.
Он был уроженцем фракийского города Стагиры (отсюда еще его одно имя – Стагирит). Отец его состоял врачом при дворе македонских царей. Аристотель получил прекрасное образование, а в 17 лет отправился в Афины, учился в Академии Платона и затем преподавал в ней. После смерти учителя, путешествовал по Восточному Средиземноморью, посетил Египет. В 343 году до н.э., приняв предложение македонского царя Филиппа, стал наставником его сына Александра. Когда Александр Македонский был провозглашен царем, Аристотель совершил с ним ряд походов, а около 333 года до н.э. вернулся в Афины. Вел философские диспуты, своеобразные лекции-беседы с учениками в роще Ликеон (отсюда пошло название «ликей» или «лицей» (близ храма Аполлона). Тех, кто там учился и преподавал, называли перипатетиками («прогуливающимися»), ибо они предпочитали беседовать, прохаживаясь.
После смерти Александра Македонского Аристотель спешно покинул Афины, пояснив друзьям: «Хочу избавить афинян от нового преступления против философии» (имея в виду присуждение к смерти Сократа).
О нем сохранилось немало анекдотов. Диоген Лаэртский привел несколько из них.
Аристотеля попрекали, что он подавал милостыню человеку дурного нрава; он ответил: «Я подаю не нраву, а человеку».
Об учении он говорил. «Корни его горьки, но плоды сладки». На вопрос, что быстро стареет, он ответил: «Благодарность». На вопрос, что такое надежда, ответил: «Сон наяву».
Воспитание, говорил он, нуждается в трех вещах, в даровании, науке, упражнении.
Когда ему сказали, что кто-то бранит его заочно, он сказал: «Заочно пусть он хоть бьет меня».
На вопрос, что есть друг, он ответил: «Одна душа в двух телах».
На вопрос, какую пользу он получил от философии, он ответил: «Стал делать добровольно то, что другие делают в страхе перед законом».
На вопрос, как ученикам преуспеть, он ответил: «Догонять тех, кто впереди, и не ждать тех, кто позади». Воспитание называл он лучшим припасом к старости.
Говорят, на вопрос о его отличии от большинства людей, Аристотель ответил. «Они живут для того, чтобы есть, я же ем для того, чтобы жить».
Он справедливо утверждал:
– Все люди от природы стремятся к знанию.
– Достоинство речи – быть ясной и не быть низкой.
На вопрос, почему завистники всегда чем-то огорчены, Аристотель ответил: «Их снедают не только собственные неудачи, но и успехи других».
Вот некоторые из высказываний Аристотеля, относящиеся к его учению:
– Философия начинается с удивления.
– Боги и природа ничего не создают напрасно.
– Бог – это разум, который мыслит сам себя… и мысль его есть мышление о мышлении.
– Природа есть некое начало и причина движения и покоя для того, чему она присуща первично, сама по себе, а не по случайному совпадению.
– Невозможно, чтобы движение возникло или уничтожилось.
– Кто полагает душу и не бестелесной и не телом, те поступают прекрасно, ибо она не есть тело, но все же есть нечто от тела.
– Душу от тела отделить нельзя.
– Мышление и мыслимое – одно и то же, и оба они лишены материи.
– Кто двигается вперед в науках, но отстает в нравственности, тот более идет назад, чем вперед.
– Не цель бывает предметом решения, а средства к цели…
– Серьезное разрушается смехом, смех – серьезным.
– Хотя мы смертны, мы не должны подчиняться тленным вещам, но, насколько возможно, подниматься до бессмертия и жить согласно с тем, что в нас есть лучшего.
ЛЕОНАРДО
(1452—1519)
Около 1482 года к правителю Милана Лодовико Сфорца по прозвищу Моро обратился с письмом тридцатилетний итальянец, приехавший из Флоренции. В ту пору Милан воевал с Венецией, поэтому в послании много места было уделено средствам ведения войны и обороны. Автор письма утверждал: «Владею способами постройки очень легких и крепких мостов, которые можно без всякого труда переносить и при помощи которых можно преследовать неприятеля, а иногда и бежать от него». Далее упоминаются мосты, «стойкие и неповреждаемые огнем и сражением, легко и удобно разводимые», средства «жечь и рушить мосты неприятеля», способы «отводить воду из рвов» в случае осады, устраивать осадные мосты, изготовлять «кошки» и лестницы, разрушать укрепления, недоступные для артиллерии. Говорится о различных видах пушек-бомбард, удобных и легких, «которые кидают мелкие камни, словно буря, и наводят своим дымом великий страх на неприятеля», о способах «по подземельям и тайным извилистым ходам пройти в назначенное место без малейшего шума» и о прообразе современного танка: «Также устрою я крытые повозки, безопасные и неприступные, для которых, когда врежутся со своей артиллерией в ряды неприятеля, нет такого множества войска, которого они не сломили бы. А за ними невредимо и беспрепятственно сможет следовать пехота. Словом, применительно к разным обстоятельствам буду я проектировать самые различные, бесчисленные средства нападения».
В заключение сказано: «Во времена мира считаю себя способным никому не уступить как зодчий в проектировании зданий, общественных и частных, и в проведении воды из одного места в другое. Также буду я исполнять скульптуры из мрамора, бронзы и глины. Сходно и в живописи – все, что только можно, чтобы поравняться со всяким другим, кто б он ни был… А буде что из вышеназванного показалось бы кому-нибудь невозможным и невыполнимым, выражаю полную готовность сделать опыт в парке вашем или в месте, какое будет угодно вашей светлости, коей и вверяю себя всенижайше».
Самоуверенность и нескромность автора письма может показаться возмутительной. Не многое ли он о себе возомнил? Инженер, фортификатор, изобретатель, гидротехник, архитектор, скульптор, художник – и во всем наилучший, искуснейший! Мыслимо ли такое? Да, написано было верно, ибо автором был Леонардо да Винчи. Его зачислили в состав коллегии инженеров герцога. В Милане ему суждено было прожить до конца XV века.
Леонардо да Винчи был сыном богатого нотариуса. Родился в городке Винчи, детство провел в семье бабушки и дяди. С 14 лет стал учеником флорентийского скульптора и живописца А. Верроккьо. Тогда же проявил интерес к наукам.
До 1481 года учился и работал во Флоренции. После 1499 года он переезжал из города в город, выполняя разные работы; руководил прокладкой канала, изучал анатомию, проектировал оборонительные сооружения; во Флоренции написана знаменитая «Мона Лиза (Джоконда)».
Гений Леонардо был поистине универсальным. Но таково было время возврата Западной Европы (через Восточную – точнее, Византию – и арабов) к искусству, философии, наукам античности; шло преодоление эпохи веры, Средневековья, сковывавшей догмами, запретами, установлениями свободу творческих дерзаний. Заявляла о своих правах и достоинстве человеческая личность. Вот и пытливый ум Леонардо стремился познать все на свете не с чужих слов – пусть даже начертанных в Священном Писании, – а обращаясь непосредственно к природе.
В биографии Леонардо, написанной Вазари, сказано: «Занимаясь философией явлений природы, он пытался распознать особые свойства растений и настойчиво наблюдал за круговращением неба, бегом луны и движением солнца… Вот почему он создал в уме своем еретический взгляд на вещи, не согласный ни с какой религией, предпочитая, по-видимому, быть философом, а не христианином».
Созданные Леонардо «Мадонна с младенцем» и «Тайная вечеря» (фреска в трапезной Миланского монастыря Санта Мария делла Грацие) прежде всего человечны и не оставляют места чуду. В окна видны небо с облаками и гряды невысоких гор, уходящих вдаль. Иисус печально сообщает, что один из апостолов станет предателем. Каждый из них выражает чувства по-своему. Центральное положение Христа подчеркнуто движением фигур и перспективой.
В отличие от всех предыдущих работ на этот сюжет, здесь Иуда находится среди апостолов как равный. Он лишь отстраняется от Иисуса, сжимая в руке мешочек с серебряниками. Выходит, предательство совершают не только явные выродки, отщепенцы, но и еще недавно преданные последователи.
Отношение Леонардо к религиозным предрассудкам было скептическим. О поклоняющихся иконам он отзывался так: «…Они будут просить милости у тех, кто, имея уши, не слышит; они и будут светить тем, кто слепы» [имея глаза]. О священниках: «Фарисеи сиречь – святые отцы».
Ему ненавистны суеверы и лицемеры, а более всех – пустые «прожигатели» жизни. О них он отзывался особенно резко: «Мне думается, что люди грубые, дурных нравов и малого разума не заслуживают столь прекрасного орудия и столь большого разнообразия органов, как люди умозрительные и великого разума, а заслуживают они лишь мешка, куда поступала бы пища и откуда она выходила бы, так как поистине нельзя их считать ни чем иным, кроме прохода для пищи; вот почему, думается мне, они ничего не имеют общего с человеческой породой, кроме разве голоса и фигуры, и все прочее у них значительно ниже зверя».
Нет ли в этих словах пророчества великого труженика Леонардо да Винчи? Алчное общество потребления возникнет через пять веков после него. Замечательные достижения техники будут направлены на удовлетворение похотей и прихотей, ненасытных материальных потребностей бездарных обывателей. А тем «творческим деятелям», кто ссылается на мешающие им те или иные ограничения, неблагоприятные обстоятельства, можно припомнить басню Леонардо о творческой свободе:
«Растение жалуется на сухую и старую палку, которая торчит у него сбоку, и на сухие палки, обступившие его кругом. Но та держит его прямо, а эти охраняют от дурного соседства».
В заключение сказано: «Во времена мира считаю себя способным никому не уступить как зодчий в проектировании зданий, общественных и частных, и в проведении воды из одного места в другое. Также буду я исполнять скульптуры из мрамора, бронзы и глины. Сходно и в живописи – все, что только можно, чтобы поравняться со всяким другим, кто б он ни был… А буде что из вышеназванного показалось бы кому-нибудь невозможным и невыполнимым, выражаю полную готовность сделать опыт в парке вашем или в месте, какое будет угодно вашей светлости, коей и вверяю себя всенижайше».
Самоуверенность и нескромность автора письма может показаться возмутительной. Не многое ли он о себе возомнил? Инженер, фортификатор, изобретатель, гидротехник, архитектор, скульптор, художник – и во всем наилучший, искуснейший! Мыслимо ли такое? Да, написано было верно, ибо автором был Леонардо да Винчи. Его зачислили в состав коллегии инженеров герцога. В Милане ему суждено было прожить до конца XV века.
Леонардо да Винчи был сыном богатого нотариуса. Родился в городке Винчи, детство провел в семье бабушки и дяди. С 14 лет стал учеником флорентийского скульптора и живописца А. Верроккьо. Тогда же проявил интерес к наукам.
До 1481 года учился и работал во Флоренции. После 1499 года он переезжал из города в город, выполняя разные работы; руководил прокладкой канала, изучал анатомию, проектировал оборонительные сооружения; во Флоренции написана знаменитая «Мона Лиза (Джоконда)».
Гений Леонардо был поистине универсальным. Но таково было время возврата Западной Европы (через Восточную – точнее, Византию – и арабов) к искусству, философии, наукам античности; шло преодоление эпохи веры, Средневековья, сковывавшей догмами, запретами, установлениями свободу творческих дерзаний. Заявляла о своих правах и достоинстве человеческая личность. Вот и пытливый ум Леонардо стремился познать все на свете не с чужих слов – пусть даже начертанных в Священном Писании, – а обращаясь непосредственно к природе.
В биографии Леонардо, написанной Вазари, сказано: «Занимаясь философией явлений природы, он пытался распознать особые свойства растений и настойчиво наблюдал за круговращением неба, бегом луны и движением солнца… Вот почему он создал в уме своем еретический взгляд на вещи, не согласный ни с какой религией, предпочитая, по-видимому, быть философом, а не христианином».
Созданные Леонардо «Мадонна с младенцем» и «Тайная вечеря» (фреска в трапезной Миланского монастыря Санта Мария делла Грацие) прежде всего человечны и не оставляют места чуду. В окна видны небо с облаками и гряды невысоких гор, уходящих вдаль. Иисус печально сообщает, что один из апостолов станет предателем. Каждый из них выражает чувства по-своему. Центральное положение Христа подчеркнуто движением фигур и перспективой.
В отличие от всех предыдущих работ на этот сюжет, здесь Иуда находится среди апостолов как равный. Он лишь отстраняется от Иисуса, сжимая в руке мешочек с серебряниками. Выходит, предательство совершают не только явные выродки, отщепенцы, но и еще недавно преданные последователи.
Отношение Леонардо к религиозным предрассудкам было скептическим. О поклоняющихся иконам он отзывался так: «…Они будут просить милости у тех, кто, имея уши, не слышит; они и будут светить тем, кто слепы» [имея глаза]. О священниках: «Фарисеи сиречь – святые отцы».
Ему ненавистны суеверы и лицемеры, а более всех – пустые «прожигатели» жизни. О них он отзывался особенно резко: «Мне думается, что люди грубые, дурных нравов и малого разума не заслуживают столь прекрасного орудия и столь большого разнообразия органов, как люди умозрительные и великого разума, а заслуживают они лишь мешка, куда поступала бы пища и откуда она выходила бы, так как поистине нельзя их считать ни чем иным, кроме прохода для пищи; вот почему, думается мне, они ничего не имеют общего с человеческой породой, кроме разве голоса и фигуры, и все прочее у них значительно ниже зверя».
Нет ли в этих словах пророчества великого труженика Леонардо да Винчи? Алчное общество потребления возникнет через пять веков после него. Замечательные достижения техники будут направлены на удовлетворение похотей и прихотей, ненасытных материальных потребностей бездарных обывателей. А тем «творческим деятелям», кто ссылается на мешающие им те или иные ограничения, неблагоприятные обстоятельства, можно припомнить басню Леонардо о творческой свободе:
«Растение жалуется на сухую и старую палку, которая торчит у него сбоку, и на сухие палки, обступившие его кругом. Но та держит его прямо, а эти охраняют от дурного соседства».
МИКЕЛАНДЖЕЛО
(1475—1564)
Героические эпохи рождают титанов. Творения титанов прославляют эти эпохи в веках. В кипении страстей, сражениях на поле боя и в столкновении мнений, соперничестве талантов формируются гении. Так разряды молний сопровождают буйство стихий, высокое напряжение разнозаряженных сил:
Особую выразительность придавала его скульптурам их изменчивость и пластичность в разных ракурсах, а порой – незавершенность, словно сохраняющая мощь каменной глыбы и возможность новых воплощений. Но главное, он в камне выражал свои муки и горести, утоляя неистовую жажду творчества:
Он поступил в латинскую школу во Флоренции, но, проявив склонность и способности к живописи, в 1488 году стал учиться у художника Д. Гирландайо, а затем перешел в школу-мастерскую скульптора Бартольдо ди Джованни. В юности жил во дворце Лоренцо Медичи, имея возможность знакомиться с богатыми коллекциями, среди которых были произведения крупных мастеров и памятники античной скульптуры. Следы этого влияния – в лучшем проявлении – заметны на первой его выдающейся работе «Пьета» (1497—1499): тело Иисуса на коленях Марии, молодой женщины, сын для которой и младенец, и юноша, и взрослый мужчина одновременно – жертва во имя любви.
Микеланджело работал в разных городах Италии. По словам М. Алпатова, «он обладал страстным темпераментом, был неуживчив, горяч, но искренен и прямодушен. Молодым человеком он сблизился с кружком гуманистов при дворе Лоренцо Медичи. Здесь он заразился восторгом к древности, услышал об учении Платона. Впоследствии на него произвело впечатление народное движение, возглавленное Савонаролой. В лице Микеланджело выступил мастер, который порывы своего творческого воображения оплодотворял философскими раздумьями. Он был всегда художником-гражданином. Всю свою жизнь он воспевал в искусстве творческую мощь человека, с оружием в руках защищал свободу родного города».
Молодой ваятель проявил не только талант, но и дерзновенность, уверенность в своих силах, взявшись высечь статую из огромного монолита мрамора. Три года он трудился, создавая исполненный спокойного мужества и ума образ юного библейского Давида, готового выйти на бой с великаном Голиафом. Восторженные флорентийцы поместили изваяние на одну из главных площадей города.
С тех пор Микеланджело выполнил много скульптур и живописных работ, главным образом по заказу папы Юлия II. В частности, расписывал в Ватикане Сикстинскую капеллу; создал гробницу Медичи с аллегорическими фигурами – «Утро», «День», «Вечер», «Ночь», символизирующими периоды жизни и состояния души. В уста «Ночи» он вложил слова сонета:
Нелегкая жизнь и тяжкий труд Микеланджело – типичная судьба гения. Такой дар одни называют – от Бога, другие – от демона, а в действительности он – от человечности. Ибо предназначение личности – проявить себя в творчестве предельно полно, как посчастливилось тем, о ком эта книга (добавим: и тем, кто это понимает и ценит, потому что такие люди творят для всех нас, оправдывая существование человечества)
Так писал поэт Микеланджело, более прославленный как скульптор, живописец, архитектор. Он был неутомимым и могучим вдохновенным творцом, не ведающим покоя (тяжкий крест и высокая привилегия гения). В бесформенных глыбах мрамора его воображение видело невоплощенные еще образы, и он высвобождал их резцом, считая своим соавтором саму природу:
Зло скудно там, где скуден мир добром,
И грань меж них проложена нестрого.
Хотя конечно же тайна заключена не в материале, а в творце. И потому миллионы изваяний, созданные мастерами разных стран и столетий, чрезвычайно редко одухотворены мыслью и чувством, так как это удавалось сделать Микеланджело.
Высочайший гений не прибавит
Единой мысли к тем, что мрамор сам
Таит в избытке, – и лишь это нам
Рука, послушная рассудку, явит.
Особую выразительность придавала его скульптурам их изменчивость и пластичность в разных ракурсах, а порой – незавершенность, словно сохраняющая мощь каменной глыбы и возможность новых воплощений. Но главное, он в камне выражал свои муки и горести, утоляя неистовую жажду творчества:
Нет, он не мог жаловаться на судьбу, ибо выбрал ее сам, имея возможность жить совсем иначе, не изнуряя себя трудом. Ведь в городе Капрезе, где он родился, его отец занимал высокий пост подеста, правителя. Знатность рода определила и полное имя ребенка: Микеланджело ди Лодовико ди Леонардо ди Буонаротти Симони.
Душа моя желает избавленья
От рабства, лжи, пороков и тоски.
Свершаю я, всем бедам вопреки,
Божественное таинство творенья.
Он поступил в латинскую школу во Флоренции, но, проявив склонность и способности к живописи, в 1488 году стал учиться у художника Д. Гирландайо, а затем перешел в школу-мастерскую скульптора Бартольдо ди Джованни. В юности жил во дворце Лоренцо Медичи, имея возможность знакомиться с богатыми коллекциями, среди которых были произведения крупных мастеров и памятники античной скульптуры. Следы этого влияния – в лучшем проявлении – заметны на первой его выдающейся работе «Пьета» (1497—1499): тело Иисуса на коленях Марии, молодой женщины, сын для которой и младенец, и юноша, и взрослый мужчина одновременно – жертва во имя любви.
Микеланджело работал в разных городах Италии. По словам М. Алпатова, «он обладал страстным темпераментом, был неуживчив, горяч, но искренен и прямодушен. Молодым человеком он сблизился с кружком гуманистов при дворе Лоренцо Медичи. Здесь он заразился восторгом к древности, услышал об учении Платона. Впоследствии на него произвело впечатление народное движение, возглавленное Савонаролой. В лице Микеланджело выступил мастер, который порывы своего творческого воображения оплодотворял философскими раздумьями. Он был всегда художником-гражданином. Всю свою жизнь он воспевал в искусстве творческую мощь человека, с оружием в руках защищал свободу родного города».
Молодой ваятель проявил не только талант, но и дерзновенность, уверенность в своих силах, взявшись высечь статую из огромного монолита мрамора. Три года он трудился, создавая исполненный спокойного мужества и ума образ юного библейского Давида, готового выйти на бой с великаном Голиафом. Восторженные флорентийцы поместили изваяние на одну из главных площадей города.
С тех пор Микеланджело выполнил много скульптур и живописных работ, главным образом по заказу папы Юлия II. В частности, расписывал в Ватикане Сикстинскую капеллу; создал гробницу Медичи с аллегорическими фигурами – «Утро», «День», «Вечер», «Ночь», символизирующими периоды жизни и состояния души. В уста «Ночи» он вложил слова сонета:
…Он был поистине титаном эпохи Возрождения. Историк искусств В.Н. Лазарев считал, что «творчество Микеланджело – это один из высочайших взлетов человеческого гения». Не имея больших наград и почестей, не ожидая их и в мире ином, Микеланджело жил и творил вдохновенно и страстно только потому, что не мог иначе. В полной мере воздать ему должное смогли только последующие поколения. А он писал:
Отрадно спать, а лучше быть скалой,
Когда царят позор и преступленье
Не чувствовать, не видеть – облегченье,
Молчи, мой друг, не нарушай покой.
Одно из наиболее тиражируемых его произведений – изображение Бога Творца, перед моментом соприкосновения с безвольной пока еще рукой Адама. Телесно человек совершенен. Свершилось его телесное воплощение до этого момента; быть может, рожден он матерью-Землей. Но это еще не завершенное создание, ибо без одухотворения творческой энергией, без устремленности к высшему он останется лишь внешним подобием божества.
Но есть к земным заслугам безразличье
На небесах, и ждать от них наград —
Что ожидать плодов с сухого древа.
Нелегкая жизнь и тяжкий труд Микеланджело – типичная судьба гения. Такой дар одни называют – от Бога, другие – от демона, а в действительности он – от человечности. Ибо предназначение личности – проявить себя в творчестве предельно полно, как посчастливилось тем, о ком эта книга (добавим: и тем, кто это понимает и ценит, потому что такие люди творят для всех нас, оправдывая существование человечества)
ПАСКАЛЬ
(1623—1662)
Трудно найти в истории человечества другой подобный пример проявления столь многих дарований за недолгую жизнь. Математик и писатель, физик и философ, изобретатель и религиозный мыслитель – таков универсальный гений Блеза Паскаля.
Отец его Этьен был преподавателем математики и весьма образованным человеком, интересовался историей и литературой, знал языки. Он обучил математике и латыни свою первую дочь Жильберту. В детстве единственным воспитателем и учителем мальчика был отец (мать рано умерла). Можно предположить, что необычайная любознательность Блеза во многом объясняется незаурядным педагогическим талантом отца и, пожалуй, влиянием старшей сестры.
Опасаясь за здоровье болезненного сына, Этьен Паскаль не спешил обучать его геометрии, возбудив тем самым у него острый интерес к этой дисциплине. Маленький Блез самостоятельно стал находить соотношения между «палками» и «кольцами», составляя фигуры и выясняя их свойства. Он пришел к доказательству Евклидовой теоремы: сумма внутренних углов треугольника равна сумме двух прямых.
Приведя этот случай, популяризатор науки М.М. Филиппов сделал вывод: «Из всех великих ученых Паскаль более кого бы то ни было имеет право на титул преждевременно развившегося и столь же преждевременно погибшего гения». Хотя возможно и другое объяснение: геометрические закономерности достаточно просты для того, чтобы о них мог догадаться любознательный и усидчивый мальчик, не лишенный сообразительности.
В шестнадцать лет Блез Паскаль исследовал конические сечения, а в восемнадцать увлекся изобретением вычислительной машины. Он трудился три года, перепробовав полсотни вариантов. Наконец, ему удалось сделать механическое приспособление, выполнявшее (хотя и медленно) простейшие математические операции – примитивный арифмометр, – заслуженно получив за это прозвище «французского Архимеда».
Знакомство с одним знатным господином, увлеченным азартными играми, подвигло Паскаля на исчисление вероятностей выигрыша, в частности при игре в кости. С этого началась новая научная дисциплина – теория вероятностей, которую Паскаль называл «математикой случая».
Другим его увлечением стала физика. Исходя из открытия Торричелли, он решил проверить, как сказывается атмосферное давление на подъем ртути в запаянной трубке, организовав соответствующие опыты на равнине, горах, высоких строениях. В результате он приближенно определил массу атмосферы и высказал идею измерения высоты местности с помощью барометра. Кроме того, установил закон распределения давления в жидкости («закон Паскаля») и принцип действия гидравлического пресса.
Существуют легенды о том, почему он забросил научные изыскания, занявшись литературой и философией, преимущественно религиозной. Однако надо иметь в виду, что с отрочества его мучили сильные приступы головной боли, от которой не было избавления (они были вызваны, по-видимому, аномалией черепной коробки и воспалительными процессами в мозгу). Вообще, его болезненность отчасти – или даже существенно – способствовала уединенным занятиям наукой. Боли становились невыносимыми, и он стал искать успокоения и утешения в религии. Ему помогали молитвы – один из действенных методов самовнушения.
У Блеза Паскаля рано выработалась культура логического мышления во многом благодаря интересу к математике. Но для дальнейших научных открытий, например в физике, одного этого было недостаточно. Помимо рассуждений, требовалось проведение опытов, наблюдений, штудирование соответствующей литературы. Он подошел к пределу своих возможностей. А потому, пожалуй, обратился к религии, философии, литературе. Его первое сочинение «Рассуждение о любовной страсти» (1652) было исполнено оптимизма и эпикурейства. Показательно, что о страсти он старается рассуждать логически. А причина трактата – влюбленность в сестру губернатора провинции Шарлоту Роанез. Скорее всего, это было своеобразное объяснение в любви. Он сознавался, что испытывает такое чувство, хотя и старается его не выдавать: «Можно сколько угодно скрываться: всякий человек любит». Но слишком тонкие намеки и робкие признания не достигли цели, и немолодой уже Блез решился отказаться от «мирской суеты».
Поселившись в аббатстве Пор-Рояль, он написал «Письма провинциала», направленные против иезуитов – одно из лучших французских сатирических произведений XVIII века. Он задумал капитальный труд «Апология христианской религии», но успел (или смог?) написать лишь отдельные фрагменты. То же относится к его разрозненным высказываниям о жизни, Боге, человеке, познании, изданным благодаря стараниям друзей и родных в 1670 году под заглавием «Мысли».
Он остро чувствовал бесконечное одиночество человека перед неизбежной бездной небытия и бесконечную малость – перед непостижимой сложностью Мироздания: «Я не знаю, кто дал мне место в этом мире, ни что такое я сам. Я нахожусь в страшном неведении всего. Я вижу обнимающее меня пространство Вселенной, сам же прикован к небольшому уголку этого необъятного протяжения, не ведая… почему данное мне малое время назначено мне в этот, а не в другой момент как всей предшествующей да и всей последующей вечности».
Но, несмотря на все это, «человек велик, сознавая свое жалкое состояние. Дерево не сознает себя жалким. Следовательно, бедствовать – значит сознавать свое бедственное положение, но это сознание – признак величия». Называя человека мыслящим тростником, Паскаль добавляет, что достаточно самой малости, чтобы погубить его. «Но если бы Вселенная его уничтожила, человек все же оставался более достойным, чем то, что его убивает, ибо он знает, что умирает, тогда как о преимуществе, которое над ним имеет Вселенная, она ничего не знает».
Вывод таков: «Все наше достоинство заключается в мысли. Вот чем должны мы возвышаться, а не пространством и временем, которых нам все равно не заполнить. Будем же стараться хорошо мыслить вот начало нравственности»
Ограниченность нашего познания он выводил из двойственной материально-духовной сущности человека. Мы чересчур телесны, чтобы созерцать и понимать духовные субстанции, и не можем постичь материю, ибо наделены духовностью. «Всего же не достижимее для человека то, каким образом тело может соединиться с духом». И еще одно ограничение для познания природы: «Все части мира находятся в таком отношении сцепления между собой, что невозможно… узнать одну без другой и без целого».
Представления Паскаля о мире и человеке следовало бы считать исполненными безысходного пессимизма, если бы не одно обстоятельство: Блез Паскаль был глубоко верующим человеком. По его убеждению, Бог постигается не рассудком, а сердцем. «Бесконечная бездна может быть заполнена лишь чем-то бесконечным и неизменным, то есть Богом».
При всей глубине своих прозрений философ невольно отдавал дань времени, используя логику расчетливого торговца. Он рассуждал о достоинствах теизма и атеизма и пришел к выводу, что верить в Бога выгоднее, чем отрицать его бытие: ведь если Бога нет, то неважно, как ты относишься к этому образу, но если Он есть, то неверующий явно проигрывает.аскаль не стремился создать завершенную философскую систему. Его формулировки могут считаться художественными произведениями афористического жанра. Они рассчитаны на каждого любознательного читателя, приобщая его к сокровищнице знаний и идей, пробуждая любовь к мудрости.
Изумляясь и восхищаясь универсальным гением Паскаля, приходится помнить, что проявлялся он в виде отдельных ярких, разрозненных вспышек творчества – то в одной, то в другой области познания. Характерный пример – его «Мысли». Они показывают великолепное мастерство Паскаля, умевшего высказываться кратко, точно и красочно. Хотя конечно же иные его мысли вызывают желание поспорить. Например – «Весь род людской в течение всех веков должно рассматривать как одного и того же человека, который всегда существует и беспрерывно научается».
Первая часть афоризма если и верна, то отчасти: человечество едино при резкой разнородности его частей (поэтому и бывают войны); оно является организмом весьма своеобразным, и вряд ли напоминающим человека. А чему этот организм научается? Вот в чем вопрос! Создает все более могучую, разнообразную, изощренную технику? Да. Накапливает научные знания? Безусловно. Но как пользуется и тем и другим? С какими целями и результатами? И почему ошибки одних поколений повторяют, а то и усугубляют последующие?
Отец его Этьен был преподавателем математики и весьма образованным человеком, интересовался историей и литературой, знал языки. Он обучил математике и латыни свою первую дочь Жильберту. В детстве единственным воспитателем и учителем мальчика был отец (мать рано умерла). Можно предположить, что необычайная любознательность Блеза во многом объясняется незаурядным педагогическим талантом отца и, пожалуй, влиянием старшей сестры.
Опасаясь за здоровье болезненного сына, Этьен Паскаль не спешил обучать его геометрии, возбудив тем самым у него острый интерес к этой дисциплине. Маленький Блез самостоятельно стал находить соотношения между «палками» и «кольцами», составляя фигуры и выясняя их свойства. Он пришел к доказательству Евклидовой теоремы: сумма внутренних углов треугольника равна сумме двух прямых.
Приведя этот случай, популяризатор науки М.М. Филиппов сделал вывод: «Из всех великих ученых Паскаль более кого бы то ни было имеет право на титул преждевременно развившегося и столь же преждевременно погибшего гения». Хотя возможно и другое объяснение: геометрические закономерности достаточно просты для того, чтобы о них мог догадаться любознательный и усидчивый мальчик, не лишенный сообразительности.
В шестнадцать лет Блез Паскаль исследовал конические сечения, а в восемнадцать увлекся изобретением вычислительной машины. Он трудился три года, перепробовав полсотни вариантов. Наконец, ему удалось сделать механическое приспособление, выполнявшее (хотя и медленно) простейшие математические операции – примитивный арифмометр, – заслуженно получив за это прозвище «французского Архимеда».
Знакомство с одним знатным господином, увлеченным азартными играми, подвигло Паскаля на исчисление вероятностей выигрыша, в частности при игре в кости. С этого началась новая научная дисциплина – теория вероятностей, которую Паскаль называл «математикой случая».
Другим его увлечением стала физика. Исходя из открытия Торричелли, он решил проверить, как сказывается атмосферное давление на подъем ртути в запаянной трубке, организовав соответствующие опыты на равнине, горах, высоких строениях. В результате он приближенно определил массу атмосферы и высказал идею измерения высоты местности с помощью барометра. Кроме того, установил закон распределения давления в жидкости («закон Паскаля») и принцип действия гидравлического пресса.
Существуют легенды о том, почему он забросил научные изыскания, занявшись литературой и философией, преимущественно религиозной. Однако надо иметь в виду, что с отрочества его мучили сильные приступы головной боли, от которой не было избавления (они были вызваны, по-видимому, аномалией черепной коробки и воспалительными процессами в мозгу). Вообще, его болезненность отчасти – или даже существенно – способствовала уединенным занятиям наукой. Боли становились невыносимыми, и он стал искать успокоения и утешения в религии. Ему помогали молитвы – один из действенных методов самовнушения.
У Блеза Паскаля рано выработалась культура логического мышления во многом благодаря интересу к математике. Но для дальнейших научных открытий, например в физике, одного этого было недостаточно. Помимо рассуждений, требовалось проведение опытов, наблюдений, штудирование соответствующей литературы. Он подошел к пределу своих возможностей. А потому, пожалуй, обратился к религии, философии, литературе. Его первое сочинение «Рассуждение о любовной страсти» (1652) было исполнено оптимизма и эпикурейства. Показательно, что о страсти он старается рассуждать логически. А причина трактата – влюбленность в сестру губернатора провинции Шарлоту Роанез. Скорее всего, это было своеобразное объяснение в любви. Он сознавался, что испытывает такое чувство, хотя и старается его не выдавать: «Можно сколько угодно скрываться: всякий человек любит». Но слишком тонкие намеки и робкие признания не достигли цели, и немолодой уже Блез решился отказаться от «мирской суеты».
Поселившись в аббатстве Пор-Рояль, он написал «Письма провинциала», направленные против иезуитов – одно из лучших французских сатирических произведений XVIII века. Он задумал капитальный труд «Апология христианской религии», но успел (или смог?) написать лишь отдельные фрагменты. То же относится к его разрозненным высказываниям о жизни, Боге, человеке, познании, изданным благодаря стараниям друзей и родных в 1670 году под заглавием «Мысли».
Он остро чувствовал бесконечное одиночество человека перед неизбежной бездной небытия и бесконечную малость – перед непостижимой сложностью Мироздания: «Я не знаю, кто дал мне место в этом мире, ни что такое я сам. Я нахожусь в страшном неведении всего. Я вижу обнимающее меня пространство Вселенной, сам же прикован к небольшому уголку этого необъятного протяжения, не ведая… почему данное мне малое время назначено мне в этот, а не в другой момент как всей предшествующей да и всей последующей вечности».
Но, несмотря на все это, «человек велик, сознавая свое жалкое состояние. Дерево не сознает себя жалким. Следовательно, бедствовать – значит сознавать свое бедственное положение, но это сознание – признак величия». Называя человека мыслящим тростником, Паскаль добавляет, что достаточно самой малости, чтобы погубить его. «Но если бы Вселенная его уничтожила, человек все же оставался более достойным, чем то, что его убивает, ибо он знает, что умирает, тогда как о преимуществе, которое над ним имеет Вселенная, она ничего не знает».
Вывод таков: «Все наше достоинство заключается в мысли. Вот чем должны мы возвышаться, а не пространством и временем, которых нам все равно не заполнить. Будем же стараться хорошо мыслить вот начало нравственности»
Ограниченность нашего познания он выводил из двойственной материально-духовной сущности человека. Мы чересчур телесны, чтобы созерцать и понимать духовные субстанции, и не можем постичь материю, ибо наделены духовностью. «Всего же не достижимее для человека то, каким образом тело может соединиться с духом». И еще одно ограничение для познания природы: «Все части мира находятся в таком отношении сцепления между собой, что невозможно… узнать одну без другой и без целого».
Представления Паскаля о мире и человеке следовало бы считать исполненными безысходного пессимизма, если бы не одно обстоятельство: Блез Паскаль был глубоко верующим человеком. По его убеждению, Бог постигается не рассудком, а сердцем. «Бесконечная бездна может быть заполнена лишь чем-то бесконечным и неизменным, то есть Богом».
При всей глубине своих прозрений философ невольно отдавал дань времени, используя логику расчетливого торговца. Он рассуждал о достоинствах теизма и атеизма и пришел к выводу, что верить в Бога выгоднее, чем отрицать его бытие: ведь если Бога нет, то неважно, как ты относишься к этому образу, но если Он есть, то неверующий явно проигрывает.аскаль не стремился создать завершенную философскую систему. Его формулировки могут считаться художественными произведениями афористического жанра. Они рассчитаны на каждого любознательного читателя, приобщая его к сокровищнице знаний и идей, пробуждая любовь к мудрости.
Изумляясь и восхищаясь универсальным гением Паскаля, приходится помнить, что проявлялся он в виде отдельных ярких, разрозненных вспышек творчества – то в одной, то в другой области познания. Характерный пример – его «Мысли». Они показывают великолепное мастерство Паскаля, умевшего высказываться кратко, точно и красочно. Хотя конечно же иные его мысли вызывают желание поспорить. Например – «Весь род людской в течение всех веков должно рассматривать как одного и того же человека, который всегда существует и беспрерывно научается».
Первая часть афоризма если и верна, то отчасти: человечество едино при резкой разнородности его частей (поэтому и бывают войны); оно является организмом весьма своеобразным, и вряд ли напоминающим человека. А чему этот организм научается? Вот в чем вопрос! Создает все более могучую, разнообразную, изощренную технику? Да. Накапливает научные знания? Безусловно. Но как пользуется и тем и другим? С какими целями и результатами? И почему ошибки одних поколений повторяют, а то и усугубляют последующие?