— Давай… хочешь сигарету?
   — Нет.
   — А еще конфету?
   — А осталось?
   Алиса затянулась второй сигаретой, скормив агентессе предпоследнюю конфетку.
   — Кстати, если хочешь, ты тоже можешь исповедаться мне — ну вместо церкви. А то вдруг другой возможности уже не представится? — Алиса решила умереть всепрощающей гуманисткой.
   — Тебе? Ты мало похожа на святую, — Джоан, видимо, не очень хотела воспользоваться любезным предложением.
   — А ты — на грешницу. Честно говоря, более правильного человека я в жизни не встречала. На твоей работе ты небось требуешь исповеди от всех и сама решаешь, кому отпускать грехи, а кому нет. А тебе не приходило в голову исповедаться не священнику, освобождающему от грехов именем Господа, а обычному человеку, который даст тебе отпущение грехов, основываясь на богатом жизненном опыте? Опытнее меня ты не скоро встретишь, — сказав такую длинную фразу, Алиса выкинула бычок в море. Он пролетел сияющим мотыльком в ночи и тихо пшикнул. — Расскажи… эээ… о своем детстве! Все равно потонем и не узнает уже никто…
   — В детстве я жила в доме отца в Калифорнии. По утрам слышала вой, который принимала за вой волков и мечтала о рыцаре, который придет и защитит меня от этих волков, а вышло так, что мне самой все время приходится кого-то защищать и спасать, — поведала Джоан, на несколько минут расчувствовавшись и впав в сентиментальность.
   Алиса внимала ей, наклонив голову и приоткрыв рот. В конце XXI века рассуждения в такой витиеватой форме московские девушки ее круга слышали лишь с экрана 3D-кинотеатров из уст западных киногероев. То, что так мог говорить реальный человек, находящийся рядом с ней, произвело на нее сильное впечатление. Хотя в следующий момент Алиса подумала, что сейчас надо думать совсем не об этом.
   — А у меня в детстве у бабушки в деревне только коровы мычали. Никакой романтики.
   — Не понимаю, почему я тебе все это рассказываю, — заявила Джоан через несколько секунд. — Жалко, что конфета такая маленькая.
   Алиса умела очень хорошо слушать и внимать, когда это было необходимо, у нее в эти моменты проявлялся прямо артистический талант. Она достала третью сигарету для себя и последнюю конфету для Джоан. Постепенно агентесса привыкла к запаху табака и даже начала с удовольствием втягивать дым. Алиса усмехнулась. Они смотрели на холодные равнодушные звезды в вышине, видневшиеся сквозь клочья тумана.
   — А предки твои кто?
   — Оу, прьедки? По происхождению мои предки из Новой Англии, до прапрадедушки.
   — А у меня — из средней полосы России… а в остальном я «Иван, не помнящий родства» и кто был прапрадедушка, хоть застрели, не вспомню… — заявила Алиса, подумав.
   — Нье помньящий?…
   — Это такая российская поговорка… присказка. А ты была замужем?
   — Нет, но у меня был… эээ… роман. Далеко отсюда, на Марсе.
   — И чем кончилось?
   — О, пустьяки… Я его пристрелила.
   — Как?!
   — Он оказался настоящим чудовищем, понимаешь?
   — Да, мой третий муж тоже был не ангел… но до убийства у нас так и не дошло.
   — Значит, тьебе повезлоо… — Джоан поерзала, устраиваясь поудобнее.
   — А меня всегда тянуло к богеме. Мой бывший первый муж был писателем… писал на социальные темы, говорил, что борется за счастье для всех. Очень умный, очень… В те годы у него были только два сокровища — потертая кожаная папка из марсианского носорога, в которой он хранил свои тексты, и я! — Алиса вздохнула и подняла глаза к небу.
   — А потом? Ви расстались?
   — А потом, когда в один прекрасный день у него украли коллекционный летающий на автопилоте «Роллс-Ройсс» вместе с набором платиновых портсигаров на заднем сиденье, он чего-то так расстроился, ты знаешь! Сказал, что только сейчас понял, как тяжело живется простым людям, что он не может больше выносить народных страданий, забрал свои деньги и большую часть моих и эмигрировал в Барвиху, где живет безвылазно уже три года…
   — Что это есть такое — «Барвьиха»? — переспросила Джоан.
   — Это такая маленькая счастливая страна. Ну вроде Лихтенштейна или Монако…
   — А у тьебя были еще мужья?
   — Ну, второй супруг все время сидел за компьютером и играл, играл… Он был не в состоянии нести ответственность даже за Лару Крофт! Правда, однажды он меня здорово выручил с этим «Дам-Дам-Дам»-ом. Наше расставание затянулось…
   — Что, бракоразводный процесс? Неудачно составленный брачный контракт, имущественные проблемы?
   — Нет, просто не могу решить — может нам опять сойтись? А то приходится все время спасаться самой, то есть спасать саму себя… Так надоело! Женщину всегда должен выручать муж — иначе зачем он нужен вообще?
   — По-моему, современная женщина дольжна бить самостоятельной… во всем! — агентесса упрямо гнула свою линию.
   — И бить самостоятельно всех… киберскалкой… Да бог с ними, с мужиками — все они сволочи, но все же мы сумеем найти себе принцев!
   — Было би ньеплохо, если би нас кто-нибудь нашел… Что-то никто нье торопится… А конфеты уже кончились?
   — Ага… А что бы ты сейчас хотела съесть?
   — Барбекю. У нас в семье всегда готовили барбекю на День независимости. Во дворе, на лужайке. Сейчас это все так далеко…
   — Ну ничего, — утешила Алиса агентессу, — если тебя выгонят из ФБР, ты сможешь заняться барбекю профессионально.
   — Почему это выгоньят?
   — По кочану и по капусте… Ты слишком принципиальная. С таким количеством принципов даже в вашей конторе нечего делать.
   — Да, это есть рюсская точка зрения… сплошной правовой нигилизм.
   — Ты не очень хорошо говоришь по-русски…
   — Ну разумеется, если би я знать, что русская мафия будет у нас столь назойливой гостьей, я би учила только рюсский язык…
   — А я, кроме инглиша, зубрила французский, в мои незабвенные школьные годы, — Алиса вздохнула, предавшись воспоминаниям об ушедших школьных годах.
   — Я так и думала. Ведь французский позволяет причислять себя к creme de la creme — сливками общества. А это так вигодно для мошенника! Откуда у тьебя электронная отмичка? Ти украла ее! И ее использование запрещено!
   — От верблюда, — ответила Алиса мрачно, — и с ее помощью я спасла твою задницу!
   — Задньицу? Что это есть?
   Алиса легонько шлепнула агентессу по попе.
   — Оу, зачем ти ето сделала?
   — Вот именно ее… не могу сказать — спасла душу… наверное, у тебя вообще нет души, сгорела на работе! — Алиса отвернулась от агентессы и, чтобы отвлечься, стала читать какую-то книжку с экрана своего верного видеофончика. Она подумала, что на этот раз погибать приходится не в самой приятной компании. «Чертова ментовка… вертухайка… вообще овца!» — решила она. В этот момент где-то под ногами опять что-то хрюкнуло, и даже вроде бы хихикнуло. Но Алиса не удивилась — она решила, что время для слуховых галлюцинаций уже наступило. Очень хотелось есть, а также и пить, а еще норковую шубку, чтобы не мерзнуть, казалось, что ветер временами задувал порывами чуть ли не сорок узлов, но вода подходила все ближе и ближе, и Алиса с какой-то угрюмой радостью подумала, что скоро все закончится. Криков в ночи уже не раздавалось, все тонущие давно потонули. Спасатели как провалились. Медленно тянулись минуты. Из огней остались только звездное небо над головой и экран видеофона в ее руках.
   — Что это ты читаешь? — поинтересовалась Джоан.
   — Роман… любовный… напоследок.
   — Я сама за последние семь лет прочла только лишь две книги, не считая профессионально полезных. Зачем напрягать свое воображение над этими серыми строчками?
   — Они вовсе не серые… их можно сделать розовыми, какими хочешь… мой любимый тон — фиолетовые на голубом фоне…
   — Но это же есть прошлый век, сейчас у людей присутствует все: стереовизоры, видео, виртуальный мир…
   — А я старомодная! Если уж и жить в выдуманном мире, то предпочитаю выдумывать его самой, а не пользоваться тем, что навязано извне… Над книжкой можно переживать и фантазировать… и вообще не мешай мне умирать так, как я хочу!
   Мисс Ковалевски обиженно замолчала. Неожиданно ее посетила редкая для человека ее профессии мысль о том, что некоторые люди, возможно, вынуждены становиться мошенниками ради выживания — раньше ей казалось, что всегда можно найти честную дорогу, а преступление — удел асоциальных элементов. Чтобы избавиться от этой вредной мысли, она вспомнила, как попыталась поделить на компьютере годовой доход Алисы от явно преступной деятельности на свою зарплату, но числа эти так отличались, что у счетной машины не хватило разрядов, чтобы отобразить результат.
   Алиса обычно не страдала излишней чувствительностью, но сейчас на нее накатила волна ностальгии. Она начала напевать что-то вроде «надежда — мой компас земной…». Эта чудовищно устаревшая песня, навязшая в зубах, транслировалась по объемному радио весь XXI век напролет. Но сейчас она показалась ей совсем не лишней. Джоан вслушивалась в незнакомые слова, и даже попробовала подпевать.
   — Ты не спишь? — спросила Алиса соседку.
   — О, нет… А о чем эта песня?
   — О надежде…
   — Да, это нам очень нужно сейчас…
   В этот момент море чвакнуло особенно мерзко. В глубине корабля раздалось сытое уханье, останки яхты еще глубже ушли вниз, и над водой осталась настолько крошечная площадка, что двоим сидеть там было уже нельзя. Подругам по несчастью пришлось встать и держаться друг за друга, почти как в романтических сценах из старого фильма про самый первый неудачливый «Титаник». Алиса вцепилась в агентессу, чтобы не упасть. Но скоро стало ясно, что долго так не простоять. Сил не хватало, ноги устали и скользили по мокрой корабельной обшивке. Джоан озабоченно прищурилась в темноте.
   — Так ми дольго не выстоим… У нас имеется один спасательный жилет. Одной надо лечь в воду, а другая останется сидеть…
   — Но у нас же нет гидрокостюма! Это же верная простуда и воспаление легких!
   — Будем лежать по очереди и меняться… Только надо смотреть, как би не замерзнють насмерть…
   — А кто полезет в эту хренову холодную ванну первой? Там же ведь как в проруби! Нашла моржиху!
   Агентесса задумалась. Наконец она с усилием сказала:
   — Я, потому что ти есть гражданское лицо… Я обязана защищать тебя до конца. Даже если мне самой потом придется тьебя арестовать… Правда я очень боюсь воды и холода… Так что смотрьи, если заметишь, что я не отвечаю — вытаскивай…
   Алиса кивнула, и Джоан, надев оранжевый спасательный жилет, окунулась в холодную и негостеприимную воду.
   — Ты не замерзла еще? — спросила Алиса.
   — Пока ньет… но все-таки очень холодно и мокро… Ты не видишь там спасателей?
   — Нет, только появился какой-то белый огонь… он как будто летит… Может быть, это падающая звезда или НЛО?
   — Я же тебе объясняла, НЛО не существует… их ньет…
   — Как нет, когда мы с тобой вдвоем сегодня одно видели?
   — Все равно нет… Ты насмотрелась «X-files»… Зря сериал возобновили… Даже я устала столько лет глядеть на похождения этой неутомимой парочки борцов за справедливость…
   — И там главная героиня чем-то похожа на тебя…
   — Да, мне говорили… Но все это все равно артефакт, или галлюцинация, или… — тут слова мисс Ковалевски замерли.
   Алиса настороженно прислушивалась, но Джоан не отвечала — она потеряла сознание от холода. Тогда Стрекозлова изо всех сил потянула ее к себе, но намокшее непослушное тело вырывалось из рук и норовило опять плюхнуться в воду. Она кое-как взгромоздила Джоан на себя поперек коленей, следя за тем, чтобы голова не очень запрокидывалась. Жилет не давал агентессе утонуть, но понятно было, что скоро они обе замерзнут насмерть, или пойдут ко дну. Алиса в последний раз подняла глаза к небу, моля о помощи.
   И помощь пришла! Прямо с ночного неба к Алисе спустился аэролет, именно им оказалась та белая точка, которую она заметила в вышине незадолго до выхода Джоан из строя. Он плюхнулся на воду рядом с несостоявшимися утопленницами, и обдал Алису веером ледяных брызг, но никогда она еще так не радовалась холодному душу! Прозрачная дверца воздушной машины откинулась вверх, и из нее показался бывший второй гражданский муж Алисы — тот самый компьютерщик, любитель игр. Его звали Макс, и он был симпатичным блондином с небольшими пшеничного цвета усиками. Он выручал Стрекозлову из сложных ситуаций уже не в первый раз. Именно Макс умыкнул ее из-под носа киберполицейских и разгневанных вкладчиков, когда главный офис «Дам-Дам-Дам»-а взяли в осаду те, кто слишком поздно понял, что бесплатный сыр, как и бесплатный секс, бывает только в мышеловке. Вот и сейчас, когда он получил смс-ку от своей бывшей супруги, он мигом бросил все свои дела, взял краткосрочный отпуск по семейным обстоятельствам, и ринулся ей на выручку! В послании Алиса написала: «Милый Макс, на яхте меня зацапала „девочка в штатском“, и тут полно гангстеров, и мы вообще тонем! Полундра! Спаси меня, ради нашей былой любви! Всегда твоя Стрекозулька».
   — Алиска, ты живая? Ура! — заорал Макс весело. — Я как узнал, ноги в руки, крылья в ноги, и прилетел! Начальство не отпускало — я говорю, вы что, с ума все посходили, там Стрекозлова лежит уже бездыханная! А ты живая пока! Вот радость-то!
   — Вау, я всегда знала, что ты меня спасешь! МЧСовцы уроды, не дождешься их, скорее околеешь!
   — Спасение утопающих — дело рук самих утопающих! Еле нашел тебя — только по сигналу от видеофона, я вычислил через спутник, откуда он подается, залез в компьютер компании мобильной связи… и еще радиомаячок на жилете помог! Я типа крутой хакер!
   — Давай, хакер, эвакуируй меня скорее! Только вот ее надо упаковать, и поаккуратнее — видишь, совсем ласты склеила.
   Макс нахмурился.
   — А это кто? Та самая девица «в штатском»? Да она же тебя потом и заарестует, и в Интерпол сдаст, будешь на гаагской киче париться! Или вообще на Венеру законопатят… От жары сдохнешь. Может оставим ее здесь? А потом скажем — мол, потопла сама, так и так… на все божья воля… помянем ее, пожалеем по-человечески. Может у нее судьба такая — утонуть, так ей на роду написано. Каждому свое!
   — Ну уж нет! Неси ее! Она тоже человек, хоть и из полиции!
   — Как знаешь, но учти — с зоны я тебя доставать не буду… Я плохо переношу жаркий венерианский климат! — Макс нагнулся на надувном резиновом трапе, чтобы половчее перехватить безвольное тело агентессы. Тут неожиданно раздалось еще более громкое хрюканье, и под водой со скрежетом открылась какая-то дверца. Это распахнулась крышка аварийного герметичного корабельного ящика, и на поверхность океана вместе с огромными пузырями воздуха выплыло что-то вроде большого тюленя. Макс от испуга чуть не выронил свою ношу. Алиса с огромным изумлением узнала в толстой вымокшей фигуре непотопляемого отца Онуфрия.
   — Батюшка, вы?! Но как… откуда… какими судьбами?
   — Пути господни неисповедимы, дочь моя! Когда сей ноев ковчег разломился безвременно пополам, понял я, что надо спасать свой живот… побежал к носу и залег в пожарный ящик, между багром и брандспойтом… Задвинул за собой крышку, будто во гробе, и думал, что потону непременно. Но милостив господь — минула меня чаша сия! Остался я жив, и только молился за наше чудесное спасение… И отмолил у господа наши души! А злодеев я проклял страшной клятвою — вот все они и потонули. Финита, как говорится, ля комедиа, аминь им и вечная память!
   — Да, — сказала Алиса с чувством, — еще случаются на свете чудеса! Но выходит, вы все слышали?
   — Воистину, всю вашу битву… сражались вы с супостатами как христово воинство! А уж когда исповедоваться друг другу начали, не мог сдержаться и пару раз хихикнул — такой это был анекдот! Прости меня, дочь моя, за откровенность. А ваше самопожертвование при крещении в сей ледяной морской купели зачтется вам Господом нашим во благовремение…
   — Кстати, о времени! Нам пора лететь, святой отец! — Макс и Алиса быстро перетащили Джоан в аэролет, отец Онуфрий влез вслед за ними, дверца закрылась, и машина, весело покачивая крыльями, взяла курс на ближайший остров Бермудского архипелага, приближая тем самым долгожданный хэппи-энд.
   Эпилог.
   Через две недели Алиса зашла навестить Джоан в шикарном полевом госпитале космического МЧС. Она заходила сюда почти каждый день, беспокоясь о драгоценном здоровье агентессы, чья жизнь была так дорога делу межпланетного сыска. Госпиталь, поставленный в полевых условиях за два часа, блистал стерильной чистотой и мягким точечным освещением. Доктора были вежливы и высококвалифицированны, а кибернетический хирург считался гордостью спасательного космофлота. Тем не менее Джоан так здорово простудилась, полежав в холодной воде после влияния ночной прохлады и условий, приближенных к штормовым, что от переохлаждения два дня не приходила в сознание. Температура, насморк и кашель трепали ее, несмотря на сверхдозы новейших высокоэффективных лекарств.
   Первое время Стрекозлова не отходила от ее постели, а после того, как та пришла в себя, стала пичкать ее чаем с вареньем, медом, обильным питьем и прочим набором всех московских мамаш, пекущихся о своих детях. В забытьи мисс Ковалевски бредила, бессвязно повторяя слова: «Юстиция… справедливость… права человека превыше всего… служить и защищать… Верность, мужество, честность» — девиз ФБР, написанный на гербе этой организации. Алиса, прислушавшись, вытирала ей пот со лба и только коротко замечала: «Бред». Она решила не бросать Джоан до полного выздоровления, ухаживая за ней, как за ребенком. Вскоре той стало лучше. На вопрос удивленного лечащего врача «Вы что, ее родственница?» — Алиса ответила «Почти сестра!» Чувство жалости к «подруге» Стрекозлова старалась заглушить, уверяя себя, что делает все это только для того, чтобы в будущем иметь в американской «конторе» «своего человека».
   В этот раз Алиса зашла к агентессе попрощаться. Она принесла ей упаковку огромных марсианских апельсинов, у которых клейкий сок сочился сквозь тонкую кожицу. Однако, несмотря на улучшение физического самочувствия, Джоан выглядела чем-то обеспокоенной.
   — А я, собственно, уже хочу сказать последнее «прощай»! Тебе, вижу, уже лучше, и мне пора улетать… Меня зовет родной дом! А почему ты нахмурена? Опять лихорадка?
   Джоан ответила не сразу. Помолчав, она произнесла:
   — Я хочу тебе кое-что сказать. Я даже хочу тебе… как ето… исповедоваться.
   — Так ты же уже не умираешь!
   — Погоди секунду. Я никогда не встречала такой живой и симпатичной девушки, как ты. Ты не похожа ни на одну из моих знакомых. Ты очаровательна, весела, остроумна, ты понравилась моей маме, а ей не нравилась ни одна моя подружка начиная с тех пор, когда мне было четыре года. Ты лучший антидепрессант, какой я только знаю. Но я не могу отпустить тебя просто так. Я обязана тебя арестовать…
   — Арестовать?! И это после того, как я уже не знаю сколько раз спасла тебе жизнь и честь, пожертвовав своей!
   — Ты так спасла мне честь, что я чуть не стала лесбиянкой! В любом случае ты спасла мне жизнь как человеку, а я обязана арестовать тебя как правительственный служащий. Я не могу иначе. В ходе расследования между мной и тобой начали устанавливаться человеческие взаимоотношения, что строго запрещено. И это не значит, что я готова пожертвовать ради тебя выполнением своего долга. Кроме того, Микки и Тайсон ускользнули, и если я не задержу хотя бы тебя, то что же я напишу в отчете?
   — Все-таки американец — это не национальность, это диагноз! Напиши, что ты заглянула мне в глаза и увидела там душу!
   — А разве она там есть?
   — Еще бы! Разве иначе я стала бы тебя вытаскивать из всех передряг? Напиши, что я сотрудничала со следствием, что неоднократно спасала агента ФБР, что я сама сдамся в руки правосудия… ну скажем, в Новой России! Из двух зол, то есть двух правосудий, надо выбирать меньшее… И кому ты собираешься отдавать свой отчет? Своему шефу мистеру Смиту? Этому патентованному садисту?
   Джоан очень глубоко задумалась Наконец она выговорила:
   — Скажи… я не знаю твоей жизни, но ведь есть что-то там, откуда ты приехала, что тебе очень дорого?
   — Да, конечно! Еще бы!
   — Поклянись этим, самым дорогим для тебя, что ты и вправду отдашься в руки правосудия! — Джоан пристально посмотрела на Алису.
   — Клянусь! — легко сказала Стрекозлова.
   Джоан долго молчала, переосмысливая, а затем промолвила почти человеческим голосом:
   — Хорошо, я отпускаю тебе твои грехи. Иди и впредь не греши!
   — Спасибо, тетенька! Аминь! — Алиса возвела глаза к небу и, пока агентесса не успела передумать, прибавила к лежащим на столе апельсинам плитку шоколада, чмокнула мисс Ковалевски в щеку и быстрым шагом вышла из палаты. Джоан долго прислушивалась к затихавшим шагам, пока Алиса не исчезла вдали.