Элейн Барбьери
Чистое пламя любви

 
   ISBN 5-17-011390-0
   © Elaine Barbiery, LOVE'S FIERY JEWEL 1982
   © Перевод. Е.В. Погосян, 2002
   © ООО «Издательство ACT», 2002

Глава 1

   1775 год
   Безжалостный ледяной ветер бушевал над Чарлстонской гаванью, набрасываясь на стоящие у причала корабли. С легкостью, внушавшей благоговейный ужас, он перекатывал в холодных ладонях огромные морские валы, увенчанные клочками седой пены. На низко нависшем мрачном небосводе клубились темные штормовые тучи, давно поглотившие последние лучи неяркого февральского солнца. Грубая перекличка портовых рабочих, загружавших один из кораблей, стала еще более громкой и нервной при виде надвигавшейся непогоды. От их учащенного дыхания в морозном зимнем воздухе повисали облачка густого пара. Все старались как можно скорее покончить с погрузкой, пока не начался настоящий шторм. Хриплые голоса грузчиков сливались с назойливыми воплями уличных торговцев, нахваливавших свой товар, фырканьем испуганных лошадей да визгливыми выкриками привычных ко всему портовых шлюх, деловито прощавшихся со своими ветреными ухажерами и тут же начинавших высматривать им замену.
   Среди всей этой толкотни едва не затерялась небольшая группа бедно одетых людей, собственноручно тащивших свои нехитрые пожитки по направлению к «Салли». Корабль должен был вот-вот отдать швартовы, но они двигались очень медленно, так как вынуждены были то и дело уступать дорогу каретам с более удачливыми пассажирами или переполненным повозкам, доставлявшим в порт самые разнообразные грузы. Их лица раскраснелись от жестокого ветра, а в глазах ясно читалась тревога.
   С неба упала одна капля, затем другая… Суета на берегу на миг замерла, чтобы возобновиться с утроенной силой под ударами ледяного ливня, обрушившегося на гавань. Все стремились укрыться от непогоды: расстававшиеся любовники едва успевали обменяться прощальным поцелуем, торговля на лотках замерла, поскольку и продавцы, и покупатели предпочли позабыть о выгоде и искать себе временное убежище, а экипажи, доставившие в порт своих богатых пассажиров, спешно разворачивались и возвращались в город. Через каких-то пять минут ливень стал единовластным хозяином всего причала и набережной. Земля под ногами раскисла, и холодные потоки воды стали серьезным препятствием на пути несчастной кучки беспомощных пассажиров.
   То и дело оступаясь и обходя зловеще пузырившиеся ледяные лужи, они едва тащились по направлению к сходням, но в последний момент группе удалось сделать значительный рывок благодаря тому, что толпа на пристани поредела; при этом они оставили позади хрупкую молодую женщину с маленькой девочкой, не выпускавшей материнской руки. Насквозь промокшее платье облепило им ноги и мешало каждому шагу, хлопая под порывами ветра. Содрогаясь от холода, едва дыша под напором стихии, полуослепшая от дождя молодая женщина уже почти не различала своих товарищей, подходивших к кораблю. Она из последних сил стиснула в руке окоченевшие, скрюченные пальцы своей дочки и выкрикнула:
   — Скорее, Аметист! Они сейчас отчалят! Бегом, милая, бегом!
   Девочка проследила за взглядом матери и увидела, как последние пассажиры торопливо взбегают по сходням на корабль, пришвартованный к самому дальнему причалу. Зачарованная этой картиной, она совершенно не ожидала отчаянного рывка за руку и оттого, неловко споткнувшись, упала на четвереньки и сильно ушибла колени о мерзлую землю. Не обращая внимания на боль, малышка упрямо закусила губу, мигом вскочила на ноги и снова поймала материнскую руку. Обе из последних сил помчались к кораблю.
   Мокрый от дождя высокий борт уже качался у нее над самой головой, как вдруг Аметист почувствовала, что мать вырвала у нее свою руку. Обмирая от ужаса, не в силах пошевелиться, девочка словно во сне следила за тем, как мать кубарем катится по земле, дергаясь в каких-то странных конвульсиях, словно тряпичная кукла. Еще миг — и женщина затихла беспомощной кучей грязного платья возле самых сходней.
   Не помня себя от страха, не сознавая, что это ее собственный оглушительный визг так режет уши, Аметист ринулась на помощь к матери, но не успела она прикоснуться к бледному безжизненному лицу, как чьи-то грубые руки отодвинули ее в сторону, и перед ней возник незнакомый человек в морском бушлате. Возмущенная его непрошеным вмешательством, девочка фурией налетела на моряка, безуспешно пытаясь сдвинуть с места этого великана и пронзительно выкрикивая:
   — Пошел прочь от моей мамы! Я сама ей помогу! Пошел прочь, я сказала!
   Мужчина оглянулся и сердито взглянул на нее.
   — Замолчи, малявка, пока не получила хорошего шлепка! Дурочка, ты разве не видишь, что я хочу ей помочь?
   Моряк отвернулся, мгновенно оценил состояние лежавшей перед ним бесчувственной женщины и легко подхватил ее на руки. Не обращая внимания на Аметист, он решительно направился к сходням, но все-таки задержался на миг, раздраженно глянул через плечо на застывшую на пирсе сиротливую фигурку и грубо рявкнул:
   — Ты что, так и будешь тут торчать под дождем до вечера? А ну хватай свои пожитки и живо на корабль, идиотка чертова! Да пошевеливайся, если не хочешь остаться!
 
   Затаившись в самом темном углу тесной каюты, так и не сменив холодное мокрое платье, Аметист следила за тем, как незнакомец хлопочет над бесчувственным телом матери. Он и глазом не моргнул, когда стащил с несчастной влажное пальто и башмаки. Мало того, ему хватило нахальства залезть матери под юбку, чтобы снять изодранные и измазанные кровью чулки!
   Всякий раз, стоило Аметист взглянуть на отекшее, покрытое ссадинами лицо матери, ее охватывал приступ жуткого животного страха, от которого мутилось в глазах и хотелось бежать на край света. Собрав всю свою волю, она едва успела преодолеть новый приступ дурноты, когда дверь с шумом распахнулась, и в каюте показалось знакомое лицо.
   — Капитан Стрейт, как там наша Мэриан? Ох, я никогда себе не прощу, что оставила ее одну в этот ужасный ливень! Мне следовало задержаться и дождаться ее… Я же знаю, насколько она слаба и немощна!
   — Сейчас не время бить себя кулаками в грудь, мисс Хэллем! — самым грубым образом прервал эту прочувствованную тираду капитан Стрейт. Он говорил таким безапелляционным тоном, что сразу разозлил Аметист. — Она перенесла тяжелый приступ и сильно расшиблась, но кости вроде бы целы. Ее сердце бьется достаточно сильно, а дыхание ровное и глубокое. Я уже послал за врачом, но сейчас гораздо важнее переодеть ее в сухое и согреть, пока не началось воспаление легких.
   Нэнси Хэллем готова была провалиться сквозь землю от стыда при мысли о своей беспечности, едва не стоившей жизни ее подруге.
   — Я сейчас же этим займусь, капитан Стрейт, — смущенно прошептала она. — Спасибо вам большое! Маргарет! Маргарет! — крикнула она кому-то, выглянув в коридор. — Иди скорее сюда и помоги мне!
   Справедливо полагая, что он сделал для пострадавшей все возможное, капитан с облегчением выпрямился и пошел к двери, как вдруг его внимание привлекло какое-то движение в дальнем углу. Приглядевшись, он заметил скорченную детскую фигурку. Аметист тряслась от озноба в своем жалком промокшем пальтишке, однако гордо отвернулась и забилась еще глубже в темный угол в надежде скрыться от этого жуткого типа.
   — Ты совсем рехнулась, глупая девчонка? — рявкнул моряк, не в силах обуздать вспышку совершенно необъяснимой ярости. — Почему до сих пор не переоделась в сухое? Или тебе нужна нянька? Вот подхватишь сейчас простуду, вместо того чтобы заботиться о матери…
   Капитан развернулся и в два стремительных шага оказался возле внезапно покачнувшейся от слабости Аметист. Он едва успел подхватить девочку на руки и тут же почувствовал, какая она худая и легкая — легче перышка — и как ее трясет от озноба. Она даже не могла говорить.
   — Не старайся мне ответить! — грубовато приказал моряк. — Лучше помоги избавить тебя от этого мокрого тряпья!
   Он с удивительным проворством снял с девочки промокшее пальто и принялся за застежку на платье, как вдруг тонкие ручки отпихнули его из последних сил, а в широко распахнутых фиалковых глазах вспыхнул такой ужас, будто ее лишали невинности.
   Капитан в замешательстве оглянулся туда, где две женщины хлопотали над своей бесчувственной товаркой, и убедился, что с этой стороны помощи ждать не приходится. Еще сильнее разозлившись на маленькую недотрогу, он пробурчал:
   — Ты бы, малявка, сперва подросла, прежде чем стрелять в меня такими взглядами! Лет через десять — пожалуйста! А пока ты всего лишь ребенок, дитя, понятно? Я дал бы тебе лет восемь-девять, да и то с большой натяжкой — уж слишком ты хилая, кожа да кости. — Он решительно повернул девочку к себе спиной и продолжал расстегивать на ней платье, вполголоса приговаривая: — Это же надо быть такой дурой! Сидит до сих пор в мокром и даже не подумала переодеться!
   Наконец капитан стянул с Аметист платье и нижнюю сорочку, болезненно поморщившись при виде костлявых, ободранных в кровь коленок, торчавших в прорехах грязных чулок, затем снял с одной из двух находившихся в каюте коек одеяло и плотно закутал девочку с головы до ног.
   — А теперь изволь снять свои штанишки! — Этот резкий приказ сопровождался столь грозным взглядом, что Аметист волей-неволей вынуждена была уступить и покорно опустила глаза. Она долго возилась под своим неуклюжим одеянием, прежде чем край одеяла приподнялся, открывая нескромному взгляду пару грязных мокрых детских штанишек, спущенных до щиколоток. Капитан как ни в чем не бывало подхватил девочку на руки и опустил на свободную койку, умудрившись стряхнуть по дороге штанишки, чулки и башмаки. Однако малышка все еще продолжала елозить под своим одеялом, и до капитана не сразу дошло, что она пытается совладать с отбивавшими дробь зубами и что-то ему сказать. — Ну, я слушаю, что ты там лопочешь? — раздраженно поинтересовался моряк. В ответ его наградили самым настоящим убийственным взглядом, а с тонких, синих от холода детских губ достаточно внятно слетело:
   — Если я… д-дура, т-то и вы д-дурак, мистер к-капитан! П-потому что с-сами до сих п-пор сид-дите в мокром и н-не подумали п-переодеться!
   Серебристо-серые холодные глаза капитана Стрейта сохранили завидную невозмутимость. Он не спешил отвечать на эту смешную попытку дерзить, только небрежно повел бровью, продолжая растирать дрожавшее от озноба детское тело.
   Наконец он снисходительно поинтересовался:
   — Ты всегда была такой паршивкой, верно? Интересно, мать никогда не говорила тебе, что дети должны слушаться старших? — Не дождавшись ответа, капитан сердито рявкнул: — Ну?
   — Да, говорила… — прозвучал робкий детский голосок. — Но она н-не говорила, что я должна позволять любому прохожему обзывать себя дурой!
   Сильные загорелые руки, растиравшие ей спину, на миг застыли, и капитан даже улыбнулся — едва заметно, одними уголками рта.
   — Лестер! — Его неожиданный крик до смерти напугал Аметист, так и подскочившую на месте, но капитан не позволил ей двинуться с койки и обратился к щуплому седоватому мужчине, поспешившему явиться в каюту на его зов.
   — Что прикажете, капитан?
   По-прежнему с легкостью удерживая на месте свою пленницу, капитан ответил тем грубым, надменным тоном, который, как начинала догадываться Аметист, был для него наиболее привычным:
   — Принеси этой юной леди чашку горячего бульона! Чем скорее она согреется, тем легче ей будет следить за своими словами.
   Аметист украдкой покосилась на капитана и натолкнулась на выжидательный, насмешливый взгляд: он явно провоцировал ее на очередную дерзость. Ей тут же пришло в голову, что гордое безразличие должно гораздо сильнее уязвить этого наглого типа, и она молча потупилась, позволяя ему высушить себе волосы.
   Примерно через час горячий бульон и теплое сухое одеяло сделали свое дело, и Аметист безмятежно заснула, свернувшись клубочком на узкой койке. Капитан Стрейт, заглянув проведать своих пассажирок, заметил, что девочка все еще изредка вздрагивает во сне. Он принес второе одеяло и осторожно укрыл ребенка, заботливо подоткнув края.
   Внезапно капитан почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд и, резко обернувшись, увидел Нэнси Хэллем. Скованный странной неловкостью, моряк пробормотал:
   — Эта малышка никому не дает спуску, верно?
   — Ну что вы, капитан, — возразила Нэнси с легкой улыбкой, — она очень милая девочка, хотя слишком по-взрослому пытается опекать свою мать. Вы ведь сами видите, что здоровье Мэриан сильно подорвано.
   — Ей стало легче после визита врача, не так ли? — Капитан внимательно посмотрел на разметавшуюся во сне хрупкую женщину и снова обернулся к Нэнси.
   — Да, я не сомневаюсь, что скоро она снова поднимется на ноги. Доктор подтвердил все, что вы сказали, и как только Аметист придет в себя, у больной появится самая лучшая сиделка в мире. Малышка обожает свою мать. Между прочим, ее отец был не последним лицом в нашей театральной труппе, и хотя Мэриан не так талантлива, как ее покойный муж, профессиональные навыки позволяют ей с успехом играть вторые роли. — При виде недоумения, проступившего на лице у капитана, Нэнси поспешила пояснить: — Год назад Моррис погиб в дорожной катастрофе, а Мэриан осталась в труппе. Боюсь, теперь им с Аметист придется разделить нашу печальную судьбу. Нам больше нет места в колониях…
   — Ну что вы, мисс Хэллем, я бы не смотрел на это так мрачно! — с необычной горячностью попытался утешить свою собеседницу капитан Стрейт. Он слишком хорошо помнил, как всего пару месяцев назад весь Аннаполис стоя рукоплескал этой молодой талантливой актрисе. Тогда «Америкен компани» объявили самой блестящей театральной труппой, выступавшей когда-либо по эту сторону океана. Увы, едва театр оказался на пороге славы, как конгресс издал злополучный закон, запрещающий любые развлекательные мероприятия на время войны с метрополией. Закон был направлен против деятельности театров как таковых, а не против кого-либо лично. — Вы могли бы остаться в колониях, подыскать на время другую работу… — Капитан растерянно умолк, когда увидел, что только расстроил Нэнси еще сильнее.
   — Именно поэтому вы оказали нам покровительство и согласились доставить на Ямайку, капитан! — с горечью заметила она. Нэнси, однако, быстро удалось взять себя в руки, и в следующую минуту в ее голосе зазвучала искренняя вера в будущее: — Мистер и миссис Дуглас уже выступали на Ямайке, прежде чем отправились в колонии. По их словам, прием был самый доброжелательный. Я в то время еще не являлась членом их труппы. Мой кузен, Луи Хэллем, и Джон Генри предпочли вернуться в Лондон и подвизаться там на вторых ролях, но при этом с уверенностью смотреть в будущее, а все остальные артисты решили держаться неподалеку от американских берегов в надежде, что этот глупый закон рано или поздно утратит силу. Мистер и миссис Дуглас, мистер и миссис Моррис, мисс Тьюк, сестры Сторер, Мэриан Грир, малютка Аметист и я — разве мало для ядра новой театральной труппы, которой суждено завоевать сердца публики на Ямайке? Вот погодите, капитан, вы скоро сами увидите… — Внезапно помрачнев, Нэнси оглянулась на койку, где все еще спала ее подруга, и прошептала: — Вот только начало вышло не очень обнадеживающее, верно? Мы едва не лишились сразу двух актрис. Вряд ли это можно считать благоприятным предзнаменованием…
   — Мисс Хэллем, я не сомневаюсь, что благодаря своему таланту и силе воли вы непременно добьетесь успеха! — Капитан Стрейт, несмотря на свой огромный рост, отвесил весьма галантный поклон и поднес к губам изящную руку собеседницы.
   Нэнси разрумянилась от удовольствия и смущенно воскликнула:
   — Капитан, вы настоящий джентльмен! Я очень рада, что плыву на вашем корабле!
   Моряк вежливо улыбнулся и покинул каюту, а Нэнси Хэллем еще долго глядела ему вслед. Наконец она тяжело вздохнула и повернулась к больной, обнаружив при этом, что за их беседой с откровенным подозрением следила еще одна пара глаз.
   Аметист, по-прежнему считавшая себя незаслуженно оскорбленной грубым обращением и презрительными замечаниями, тайком скорчила рожу и высунула язык вслед капитану. «Подумаешь, какой умный нашелся! Он умный, а я дура, да? Ну и пусть катится к черту! Вот я сейчас встану и буду сама присматривать за мамой — и прекрасно обойдусь без него!» Эта мысленная тирада заметно подбодрила девочку. Аметист проворно вскочила с койки, все еще придерживая на плечах одеяло, и принялась одеваться в сухое платье, приготовленное для нее Нэнси. «Он еще у меня попляшет!»
   Капитан Стрейт медленно подошел к двери в каюту и замер в нерешительности. Он и сам не понимал, что заставляет его так часто справляться о здоровье больной пассажирки. Случившийся с ней приступ не помешал «Салли» отчалить вовремя. Корабль находился в море уже второй день, и плавание можно было считать вполне благополучным; больше того — они приближались к Ямайке немного быстрее обычного… но капитана снедала какая-то неясная тревога. Конечно, он не мог не сочувствовать театральной труппе, внезапно оказавшейся обездоленной на самом пике своего успеха, однако это отнюдь не делало их самыми несчастными людьми на земле. И все же ему не давали покоя мысли о том, что будет с бедной женщиной и ее строптивой дочуркой. Конечно, он не обмолвился об этом ни словом, однако ему приходилось и прежде видеть таких болезненных особ. Можно было не сомневаться, что Мэриан Грир не задержится на этом свете надолго… Неуловимая, едва заметная обреченность в ее глазах… Такие, как она, никогда не доживают до тридцати.
   Сердито хмурясь, капитан взъерошил свои выгоревшие на солнце густые светлые волосы. До сих пор его мало волновали чужие проблемы, и необъяснимая тяжесть на душе, внушенная беспомощным состоянием этой странной пары, стала для беспечного, уверенного в себе моряка неприятным сюрпризом. Обычно в свободное от службы время он предавался более приятным размышлениям, нежели сожаления по поводу судьбы двух несчастных женщин. Ему едва исполнилось двадцать шесть лет, а он уже по праву мог считаться самым известным и уважаемым командиром корабля во всех колониях. Отсутствие предрассудков, недюжинный ум и железная воля помогли ему сполна воспользоваться новыми законами о собственности, изданными конгрессом: Стрейт не только стал полновластным хозяином своего корабля, но и сумел сколотить за последний год весьма приличное состояние, а теперь, когда война с метрополией стала неизбежной, его услуги будут для Америки ценнее во много раз. Что же касается личной жизни, то заслуженная репутация отважного моряка и более чем приятная наружность обеспечивали ему неизменный успех у дам. Он без особого труда мог растопить сердце любой красотки, и не стеснялся этим пользоваться, благодаря чему прослыл отчаянным ловеласом.
   И сегодня капитан Стрейт в сотый раз задавал себе вопрос: почему его так тревожит судьба несчастной женщины и ее ребенка? Очень скоро их пути разойдутся навсегда: женщина к концу плавания наверняка поправится и снова будет на ногах, хотя ее дочке все равно суждено осиротеть задолго до того, как она достигнет самостоятельности.
   Вопрос так и остался без ответа, и капитан сжал губы, не отдавая себе отчета в том, какая грозная и в то же время мужественная аура исходит в такие минуты от его мощной фигуры. Он был весьма высок — без малого шести футов ростом — и при этом идеально сложен. Во время морских авралов Дэмиен не гнушался тяжелой физической работой, и благодаря этому у него под кожей не скопилось ни единого грамма жира. Даже плотный капитанский мундир не мог скрыть тугие бугры мускулов, игравшие у него на плечах. Кроме того, Дэмиен был чрезвычайно привлекателен. Многие дамы в Чарлстоне и Филадельфии с томными вздохами вспоминали его загорелое лицо, твердый волевой подбородок, широкие приподнятые скулы и буйную гриву светлых волос. Ни одна женщина не могла остаться равнодушной, встречая загадочный взгляд серо-стальных льдистых глаз, сверкавших под густыми темными бровями. Наверное, в их представлении именно так должен был выглядеть настоящий морской волк…
   В конце концов, капитан решил, что стоит войти в каюту, раз уж он все равно стоит под дверью. Не важно, по какой причине ему не дают покоя злоключения этих двух беспомощных жертв суровой судьбы и обстоятельств, — по крайней мере ему станет немного легче, если он лично убедится в том, что сделал для них все возможное.
   Постучав в дверь, Стрейт услышал сердитый детский голосок, но тем не менее отважно вошел внутрь.
   — Ах, это опять вы! Что вам здесь нужно?
   — Аметист! — с укоризной воскликнула Мэриан Грир. Мельком глянув на сердитую детскую мордашку, Дэмиен Стрейт произнес вполголоса, так, чтобы слышала одна Аметист:
   — Все такая же маленькая паршивка, да? — Затем он равнодушно отвернулся от девочки, как будто напрочь позабыл о ее существовании, и с очаровательной улыбкой приветствовал ее мать: — Миссис Грир! Я рад, что сегодня вы чувствуете себя лучше…
   — Капитан Стрейт, — смущенно начала молодая актриса, чьи бледные щеки залил болезненный румянец: ей явно было стыдно за свою дочь, — прошу Вас, примите мои извинения! — Мэриан обернулась к девочке, все еще стоявшей неподвижно возле двери: — Аметист! Ты сию же минуту извинишься перед капитаном Стрейтом за свою непростительную выходку! Он пришел нам на помощь в самую тяжелую минуту, когда со мной случился приступ, и, кроме того, этот человек — самый главный на всем корабле, а значит, имеет право рассчитывать на уважительное отношение!
   Судя по пунцовым пятнам, появившимся на ее щеках, и тяжелому, неровному дыханию, больная рассердилась не на шутку. Аметист, опасаясь нового приступа, поспешила встать перед капитаном, однако сделала это так, чтобы Мэриан не могла видеть ее лица. Тихий голосок и смиренные слова совершенно не вязались с яростной гримасой, исказившей ее нежное личико.
   — Я прошу прощения за мою непростительную выходку, капитан Стрейт!
   Эта мошенница так ловко исказила слова своей матери, вложив в одну короткую фразу совершенно иной смысл, что Дэмиен едва сумел подавить вспышку раздражения. В итоге его ответ прозвучал не менее двусмысленно:
   — Искренние извинения всегда заслуживают прощения, милое дитя!
   Судя по всему, стрела угодила точно в цель, и капитан с довольным видом приблизился к койке, на которой лежала больная актриса.
   — Надеюсь, вы скоро оправитесь от этого досадного приступа, миссис Грир. Мы все с нетерпением ждем вашего выздоровления.
   — О да, капитан, я тоже надеюсь поправиться как можно скорее, — с благодарностью воскликнула молодая женщина, — но доктор велел оставаться в постели до тех пор, пока у меня не прекратятся головные боли, и Аметист ни за что не позволит мне нарушить его приказ! — Мэриан посмотрела в тот угол, где, набычившись, стояла ее дочь, и постаралась обратиться к девочке как можно ласковее: — Милая, ты не могла бы принести мне горячего бульона? Я что-то озябла и проголодалась!
   Она еще не успела закончить свою просьбу, как Аметист выскочила из каюты, хлопнув дверью.
   Мзриан Грир взглянула на капитана с виноватой улыбкой.
   — Прошу Вас, присядьте! — Она кивнула на стул возле своей кровати. — Пока мы одни, я бы хотела еще раз извиниться перед вами за дочь — для такой маленькой девочки у нее слишком сильная воля… Настоящее дитя своего отца! Аметист всегда была очень близка с Моррисом — так звали моего супруга, — и когда я заболела, он внушил ей огромное чувство ответственности за мое здоровье. К несчастью, Морис покинул нас слишком скоро, а она взвалила всю ответственность на свои плечи и теперь считает себя обязанной опекать меня, как бы я ни пыталась убедить ее в обратном.
   Вежливо кивнув, Дэмиен подумал, что у девочки слишком развита не только воля, но и наблюдательность — она отлично понимает, что ее мать действительно нуждается в опеке.
   — Иногда мне кажется, — с тревогой продолжала Мэриан, — что такая удивительная сила характера не доведет ее до добра! Женщине полагается быть более покладистой… и не проявлять так открыто свой темперамент. Я очень тревожусь за ее будущее… — Внезапно она подняла глаза на Дэмиена и с мечтательной улыбкой сказала: — Вы знаете, Моррис был чрезвычайно талантливым артистом, и он ужасно гордился нашей Аметист! Он звал ее самоцветом чистой воды… Теперь его не стало, и она трудится не покладая рук, пытаясь компенсировать то время, которое я вынуждена терять из-за своих недомоганий. Аметист — первоклассная портниха и всегда помогает нам за кулисами во время спектаклей… — Мэриан погрустнела и вдруг с раскаянием призналась: — Она стала простой девчонкой на побегушках, растет такой худой и бледной… Но я скоро совсем поправлюсь и буду баловать ее, как все родители балуют своих детей! — Выразительное лицо молодой женщины выдавало снедавшее ее внутреннее напряжение, а в широко распахнутых глазах блестели слезы. — Капитан, я очень надеюсь, что вы не держите на нее зла за детскую попытку настоять на своем! Аметист совсем еще малышка…
   — Вы совершенно напрасно тревожитесь, миссис Грир! — с чувством произнес Дэмиен. Его чрезвычайно тронула эта робкая мольба, и он, накрыв ладонью холодные тонкие пальцы, ласково заверил: — У меня даже в мыслях не было…
   Их разговор прервал резкий скрип двери — это Аметист принесла с камбуза чашку горячего бульона. Она не спеша прошла в каюту, поставила чашку на столик возле койки матери и при этом умудрилась так глянуть на широкую загорелую ладонь, все еще накрывавшую пальцы Мэриан, что капитан невольно отдернул руку.