То, что она так настоятельно меня оберегала, придало мне храбрости.
   - Послушай, Лесли, а что, если нам отправиться в небольшое путешествие?
   Она взглянула на меня с любопытством, и прежде чем успела что-то ответить, я поспешно добавил.
   - Естественно, ничего из ряда вон выходящего. Я думаю, неделька на Бермудах или что-нибудь вроде этого. Сейчас самое подходящее время года. Что ты на это скажешь?
   Я видел её отражение в блестящей хромированной поверхности кофейника. Когда она покачала головой, длинные темные волосы разлетелись по плечам.
   - К сожалению, не получится, - твердо ответила она. - Ты, видимо, забыл, что ещё не состоялся ежегодный благотворительный бал, и что в этом году я опять избрана председателем оргкомитета. Не могу же я в разгар подготовки все бросить и просто уехать. Как ты себе это представляешь? Если я так поступлю, потом всю свою жизнь уже не смогу больше показаться в Нью-Дейвене.
   Когда она распространялась о своих многочисленных обязанностях и ответственном положении, то выглядела ещё большим ребенком, чем обычно.
   - Ты такая ужасно добросовестная, - пробурчал я, пытаясь скрыть свое разочарование.
   - Итак, ты в самом деле должен быть благоразумным, - сказала Лесли. Ты даже не представляешь, сколько у меня сегодня ещё дел.
   Тут прислуга принесла утреннюю почту, и я проглотил все возражения, уже готовые сорваться с моего языка. Все они были бесполезны. По части своих общественных обязанностей Лесли была неумолима. Она уже второй раз подряд возглавляла подготовку благотворительного бала, который ежегодно устраивался в пользу городской детской больницы. Кроме того, она состояла членом ещё полудюжины других комитетов - в чем состояли её обязанности в каждом из них, мне неясно и поныне - и порхала с одного заседания на другое. Бывали встречи за ленчем и за обедом, и многочасовые совещания, так что мне иногда казалось, что я встречаю фотографию Лесли в светской колонке местной газеты чаще, чем саму Лесли.
   Я придвинул к себе стопку писем. Два были мне, три - нам обоим, остальные для Лесли. Передвинул ей её почту, я вскрыл свою. Одно из писем содержало просьбу о пожертвовании, во втором мой портной вежливо извещал, что получил новую костюмную ткань и мне её рекомендует. Три письма, адресованные нам с Лесли, содержали три извещения о бракосочетаниях, а также приглашения на приемы после венчания, все на прекрасной глянцевой бумаге. Я перегнулся через стол, положил эти приглашения рядом с тарелкой Лесли и взял кофейник.
   - Браки нынче в моде, - заметил я. - Загляни-ка в календарь, нет ли у нас уже чего-нибудь на эти дни.
   Лесли нерешительно повертела в руках приглашения.
   - Ты в самом деле хочешь пойти?
   Пришлось помедлить с ответом. Голос её звучал не слишком вдохновляюще. Я на целых семь лет старше Лесли, и многие мои друзья должны были казаться ей стариками.
   - Я не настаиваю, - наконец осторожно ответил я. - Если тебе не хочется, мы можем отказаться. Оправдания найдутся. Но без подарков не обойтись. Тогда я выберу у Чартера что-нибудь подходящее к случаю.
   Поскольку слушала она меня довольно внимательно, я быстро добавил:
   - Все-таки приятно, что есть ещё люди, которые вступают в брак. Нам нужно тоже сделать новую попытку, не так ли?
   Но Лесли уже снова углубилась в свою почту.
   - Что? - рассеянно переспросила она.
   - Ничего, - буркнул я, бросил на стол свою салфетку и встал. - Я ухожу. Ты будешь дома около пяти?
   - Сегодня нет, Джон. Заседание комитета. Я позвоню, как только выясню, сколько примерно оно будет продолжаться.
   Я вздохнул и нагнулся, чтобы поцеловать её в щеку. Она подняла глаза с очень занятым видом, рассеянно улыбнулась и снова погрузилась в свои письма.
   Шагая через большую, мрачную гостиную к гардеробу в прихожей, я прикинул, стоит ли надеть плащ, и решил не делать этого. Когда я задержался на выходе у зеркала, чтобы поправить галстук, в дверях гостиной вдруг появилась Лесли.
   - Джон...
   Я встретил её взгляд в зеркале. Голос её звучал довольно странно. Она протянула руку.
   - Тебе действительно не стоит беспокоиться из-за цепочки, Джон. Я вполне могу отнести её сама. Я... одним словом, будет намного лучше, если ты её оставишь.
   Я обернулся к ней.
   - Ни о каком беспокойстве нет и речи, Лесли. Я окажу тебе услугу с удовольствием.
   Я хотел, я должен был сказать ей это.
   Она мгновение колебалась, прикусив нижнюю губу, - странная детская привычка, означавшая, что она напряженно думает. Во мне вдруг поднялась волна внезапной, пылкой нежности к этой девочке, которая уже три года была моей женой, которую я любил и которая любила меня.
   Помедлив, она открыла мне дверь. Сквозняк из холла с шелестом раздул её юбку, потом дверь за мной захлопнулась и я пошел ко коридору к лифту.
   Старый Хайнс был шофером моего отца. Больше двадцати лет он служил нашей семье. Машину он водил весьма благоразумно и утренняя сумятица на улицах его не беспокоила. Я опустил стекло, отделявшее меня от водителя, и попросил его ехать немного побыстрее. Затем откинулся поудобнее и приоткрыл боковое стекло. Но воздух был так прохладен, что через несколько минут у меня зубы застучали от холода. Пришлось поспешно закрывать окно.
   Хайнс озабоченно наблюдал за мной в зеркало заднего вида. Его худощавое морщинистое лицо выглядело опечаленным, а сам он в ярком утреннем свете вдруг показался мне очень старым. Собственно говоря, ему давно уже пора было на покой. Мой отец в завещании назначил ему небольшую пенсию, но Хайнс не мог жить без своей работы и без машины. Машина была, конечно, чересчур помпезной, почти анахронизмом, и я бы, вероятно, уже давно от неё избавился, если бы Хайнс так не привык к ней. Впрочем, Лесли, вероятно, тоже стала бы протестовать, она находила определенный шик в том, чтобы разъезжать по городу в громадном "роллс-ройсе" с шофером. Я ободряюще улыбнулся Хайнсу и наклонился вперед, чтобы сказать, что высадить меня нужно не у конторы, а у магазина Чартера.
   У Чартера был лучший в городе ювелирный магазин. Наши обручальные кольца были приобретены у Чартера, также как кольца моих родителей, бабушки и дедушки. Я любил торжественную атмосферу этого заведения, где продажа ещё оставалась церемонией, останавливавшей время.
   Сейчас я оказался единственным клиентом и потому прошел к стойке в дальнем конце вытянутого в длину торгового зала. Толстая ковровая дорожка заглушала мои шаги; несмотря на это за прилавком тут же появился продавец. Я развернул носовой платок, извлек цепочку и положил её на прямоугольный кусок бархата. На темном фоне четко выделялся изящный плетеный узор из серебряной проволоки - тонкое, воздушное, хрупкое произведение искусства с вкраплениями лунных камней. Продавец повертел в руках цепочку, попутно показав мне, как тщательно она обработана с обратной стороны. Теперь я никак не мог понять, почему же эта безделушка не бросилась мне в глаза раньше среди прочих украшений Лесли. Должно быть, я был слеп. Она прекрасно подходила Лесли. Жаль, что не мне пришла идея выбрать для неё это украшение. Но в таких делах я был безнадежным профаном.
   - Очень интересная вещь, мистер Брайнерд, - восхищенно произнес продавец. - Кортес превзошел сам себя. Это действительно нечто совершенно исключительное.
   - Возможно. Вы можете судить об этом лучше меня. Ведь жена купила эту цепочку у вас.
   Его пальцы нежно гладили металлическое кружево.
   - Ах, если бы это было так. Я уже давно не видел ни одной новой вещи от Кортеса.
   Я ухмыльнулся. Не часто случается, чтобы служащий Чартера был пойман на ошибке, и уж совсем невероятно, когда речь шла об их собственном товаре.
   - Ну, неважно. Жена утверждает, что якобы замочек не в порядке. У вас смогут его починить?
   - Ну конечно. - Он поднял её к свету. - Это один из своеобразных запоров Кортеса, - пробормотал он и показал его мне, проведя по замку указательным пальцем. Запор состоял из двух филигранных стилизованных букв "С", сцепляющихся друг с другом. - Мне этот замок не слишком нравится, заметил продавец. - Он, разумеется, очень декоративен и характерен, своего рода фирменный знак мастера. Но ненадежен, слишком сложен и очень быстро ломается... - Он пожал плечами. - Смотрите, что здесь получилось. Может быть, лучше поставить сюда обычный, надежный замочек, конечно, при условии, что миссис Брайнерд согласится.
   - Ладно, но сначала попытайтесь все-таки его починить. Да, кроме того, мне нужно несколько подарков к свадьбам. У вас в витрине были недавно такие красивые и строгие серебряные бокалы...
   - Это модели по эскизам Ревера, мистер Брайнерд. Они действительно сделаны с большим вкусом. - Он провел меня по магазину к одной из застекленных витрин и приподнял стекло.
   - Да, эти, - кивнул я. - Нужны три дюжины. Справьтесь у моей жены насчет монограмм и адресов.
   * * *
   Когда я добрался до здания нашей фирмы, утреннее оживление уже спало, и в лифте я оказался один. Стремительный подъем довольно неприятно напомнил мне о только что перенесенном гриппе. Зато как только у меня под ногами оказалось твердь, я сразу почувствовал себя лучше. Очутившись в своем кабинете, обошел письменный стол и с облегчением опустился в кресло. Ноги дрожали, как после получасового бега трусцой. Я совершенно обессилел. Но, несколько минут передохнув, почувствовал, что мне по плечу даже разговор с мисс Харкорт. И позвонил.
   Она тут же вошла и проинспектировала мой кабинет, как будто все последние недели не проделывала это по меньшей мере раз в день. Полон ли свежей воды графин на моем письменном столе? Чиста ли пепельница, пуста ли корзина для бумаг? Готов ли к записи магнитофон в верхнем ящике письменного стола? Правда, у меня не было уверенности в том, что мисс Харкорт безоговорочно одобряет эту современную аппаратуру. Отец пользовался старомодным диктофоном, который все ещё стоял на передвижной подставке рядом с письменным столом мисс Харкорт. Мисс Харкорт часто пользовалась им, с негодованием отвергая все мои предложения о замене на что-нибудь посовременнее. Закончив инспекцию, она мне улыбнулась и перелистала свой блокнот.
   - Недавно я звонила вам домой, и там мне сказали, что вы сегодня будете в конторе. Вы в самом деле уже чувствуете себя в форме, мистер Джон? - Ее обычно резкий голос сегодня звучал по-матерински озабоченно.
   - Я чувствую себя отлично. Просто разучился быстро ходить, только и всего. Зачем вы мне звонили?
   - Ах, речь идет о корректуре статьи для журнала. Уже сегодня она должна быть в типографии, если мы хотим, чтобы её поставили в номер.
   - Хорошо, я посмотрю. До выхода номера ведь ещё две недели. Масса времени. Все остальное в порядке?
   Она кивнула.
   - Наша молодежь говорит, что в это время ничего не происходит. Мертвый сезон. Никто, похоже, ничего не затевает...
   - Вот как? А что тогда означает оживление вокруг акций "Мидленд-централь"? Я проследил за ним по газетам. Как вы полагаете, что за этим кроется?
   Мисс Харкорт придвинула мне под нос кипу деловой корреспонденции, увенчала её ещё одним нераспечатанным письмом и лишь затем бросила на меня зоркий взгляд.
   - Обычные сезонные колебания, что же еще?
   - Не знаю... Думаю, тут кроется нечто большее, - задумчиво пробормотал я, закурил, но тут же положил сигарету на край пепельницы. У меня было неопределенное ощущение, что дело не только в сезонных колебаниях, но доказать это я не мог. Очевидно, мисс Харкорт не заметила моей внутренней неуверенности. Иногда я казался себе некомпетентным, незванным гостем в своем собственном кабинете. Не мог отделаться от ощущения, что он, в сущности, все ещё принадлежит моему отцу, и без его компетентного руководства я очень часто чувствовал себя растерянным - прежде всего тогда, когда мисс Харкорт словно под лупой сравнивала меня с моим предшественником. Именно в моменты критических решений я ощущал, как сильно мне его не хватает. Вот за ним не водилось ни колебаний, ни неуверенности.
   Я глубоко вздохнул и посмотрел мисс Харкорт прямо в глаза.
   - Нет, за этим стоит нечто большее. Дело дрянь. Готов держать пари, что речь идет о какой-то заранее спланированной игре.
   Мисс Харкорт опустила ресницы.
   - "Мидленд-централь", гм... Эти акции сегодня с утра упали на две десятых пункта.
   - Они упадут ещё больше, попомните это. Кто-то выбрасывает их на рынок в большом количестве. Много их прошло через наши руки?
   - Нет, мы покупали только по поручению мистера Артура Энсона, а он половину своего пакета акций уже сбыл снова. - Мисс Харкорт ждала, постукивая карандашом по своему блокноту.
   - Кто занимается счетом мистера Энсона? Билл Герхард, не так ли? Мисс Харкорт кивнула. - Хорошо, тогда скажите Биллу, чтобы он позвонил мистеру Энсону и передал ему от меня, что я подозреваю, будто кто-то хочет захватить контроль над "Мидленд-централь". Посмотрим, что ответит Энсон.
   - А потом?
   - Потом Энсон позвонит мне, если имеет отношение к этой игре. Я не могу допустить, чтобы он использовал фирму Брайнерда для своих личных биржевых манипуляций.
   Мисс Харкорт сделала несколько пометок в блокноте и улыбнулась.
   - Так же сказал бы и ваш отец.
   - Я далеко не мой отец, и никогда таким не стану.
   - Глупости, мистер Джон. Вам ещё не хватает опыта, но это с годами придет само собой. А что касается ваших знаний и проницательности, вы вполне можете сравниться с вашим отцом.
   - Спасибо, мисс Харкорт. Дай Бог, если вы правы. Во всяком случае, ваше мнение мне очень лестно, поэтому возражать я вам не буду. Еще что-нибудь? - Я ткнул пальцем в письма.Есть что-то срочное?
   Мисс Харкорт покачала головой.
   - На большинство из них я уже очень коротко, в несколько строк, ответила, что вы пока больны. Здесь нет ничего, что не могло бы подождать, пока вы снова не почувствуете себя полностью здоровым.
   - Я чувствую себя прекрасно, - раздраженно бросил я. Постоянные намеки на мою болезнь уже стояли у меня поперек горла. - А это что?
   Я взял письмо, лежавшее сверху, и повертел его в пальцах. Конверт авиапочты из тонкой голубоватой бумаги с надпечаткой "Коррео Аэро" в одном углу, мексиканским штемпелем и такой же почтовой маркой. В качестве адресата был указан только "Джон Брайнерд, Нью-Дейвен", а название штата и "США" были написаны внизу почти неразличимыми каракулями. В левом нижнем углу значилось "Лично, конфиденциально".
   Моему удивлению не было предела.
   - Вы знаете, от кого оно?
   Мисс Харкорт покачала головой.
   - Не имею понятия. Письмо пришло в прошлый вторник, на следующий день после того, как вы заболели. Я бы сразу переслала его вам, но миссис Брайнерд сказала, что врач запретил вам заниматься делами.
   Я вскрыл конверт. Внутри оказались два листа такой же тонкой бумаги.
   - Ладно, взгляну, что это может быть. Что еще, мисс Харкорт?
   - На данный момент все. Вы здесь пробудете весь день, мистер Джон? Она поднялась и быстро зашагала к выходу.
   - Возможно, - рассеянно ответил я и развернул письмо.
   Мисс Харкорт энергично закрыла за собой дверь. Я откинулся на спинку кресла и занялся письмом.
   Почерк был неразборчивым и читался с трудом. На листах стоял штамп "Вилла Мария Долорес, Морелия, Микоакан, Мексика" и дата: пятница, 3 апреля. Следовательно, оно было написано две недели назад.
   "Джон Брайнерд!
   У меня мало времени. У моей машины спустила шина. Как только её починят и заправят бензобак, мне придется ехать дальше. Но думаю, этих немногих минут будет достаточно, чтобы изложить вам главное.
   Когда вы будете читать это письмо, меня, вероятно, уже не будет в живых. Мой муж хочет меня убить. Он уже однажды пытался это сделать и будет пытаться снова. На этот раз у него может получиться. И если так, вы станете его следующей жертвой..."
   Я невольно поднялся с кресла.
   "Мой муж хочет заполучить то, что принадлежит вам. Если он что-нибудь задумает, ничто на свете не заставит его переменить решение. То, что он хочет, он просто берет, а хочет он вашу жену."
   Я раздавил свою сигарету и судорожно сглотнул. До сих пор мне не доводилось сталкиваться с мерзостями такого рода. Я протянул руку к звонку, чтобы вызвать мисс Харкорт. Вероятно, она разбиралась в таких проблемах лучше меня. Но затем убрал руку и счел за лучшее пока не показывать это письмо мисс Харкорт. По-видимому, эта грязная, злобная клевета была направлена прежде всего против Лесли, и чем меньше людей узнают об этом, тем лучше. Все во мне протестовало против этого письма, но я не мог его отбросить.
   "Вы не поверите мне и, вероятно, сочтете меня сумасшедшей. Вначале я тоже не хотела этому верить. Я докажу вам свои утверждения, насколько смогу. Ваша жена Лесли до вашего с ней брака любила мужчину по имени Ги Кетлер. Ее отец запретил ей выйти за него и выгнал Ги из города. Вскоре после этого Ги женился на мне, и мы уехали в Мексику. Подозреваю, что все это время он поддерживал контакт с вашей женой. Несколько недель назад она ему написала. Я прочитала только часть письма. Но даже из нескольких строк мне стало ясно, о чем идет речь. Она была очень сердита на вас, просила Ги срочно приехать и помочь ей..."
   "- Она была очень сердита на вас", - мысленно повторил я.
   Действительно, несколько недель назад Лесли имела все основания сердиться - из-за Сандры Донен. Я с досадой остановил себя. Одно такое письмо ещё нельзя принимать всерьез.
   "Я очень скоро поняла, что Ги уже давно ждал подобного призыва и твердо решил ему последовать. Еще я обнаружила, что он хотел уехать свободным от тягостных уз брака. Он написал вашей жене, а через несколько дней после того послал ей подарок. У нас была коллекция лунных камней чудесного оттенка, всего тридцать штук, которые для меня были вставлены в цепочку. С тех пор эти камни исчезли..."
   У меня по спине пробежали ледяные мурашки. Я тут же вспомнил сегодняшнюю утреннюю сцену на веранде: эту серебряную цепочку, на которой как капли росы молочным матовым сиянием, словно луна в туманной дымке, мерцали эти камни.
   Все во мне будто окаменело. Казалось, в кабинете стоит неестественная тишина. Но я заставил себя читать дальше.
   Последний абзац состоял из таких торопливых каракулей, что стоило немалого труда разобрать их.
   "Только что я узнала, что машина готова. У меня больше нет времени. Вы должны мне поверить, Джон Брайнерд, ради вас самого! Ги убьет вас, если удастся его покушение на меня. Он хочет заполучить вашу жену и ваши деньги. Я его знаю. Он обставит это убийство как несчастный случай, совести у него на это хватит. Остерегайтесь, Джон Брайнерд! Всегда оглядывайтесь ночью на темной улице! Следите, что творится за вашей спиной!"
   3.
   Письмо было подписано "Кэтрин Тири", а рядом стояло в скобках: "миссис Ги Кетлер". Ни одно из этих имен ни о чем мне не говорило, но само письмо сказало многое. Я нервно ерзал в кресле. "Остерегайтесь, Джон Брайнерд..."
   Мне стало жутко не по себе - как ребенку, оставленному в темной комнате и боящемуся привидений. Женщина, конечно, была не в своем уме, но писать страшные письма она умела. Меня она ввергла в изрядный шок.
   История с серебряной цепочкой не выходила у меня из головы. Из-за того письмо и привлекло мой интерес. Все остальное было безумным бредом, но то, что у Лесли есть цепочка с лунными камнями, мне стало известно сегодня утром. Кэтрин Тири, должно быть, каким-то образом, узнала об этом, и из простого факта раздула целую историю. Я только вновь и вновь задавал себе вопрос: зачем? Какую цель она преследовала?
   Если эта женщина имела основания опасаться, что муж стремился её убить, почему она не обратилась в полицию? Я не бывал в Мексике, но, вероятно, полиция там такая же, как и повсюду. Ответ лежал на поверхности: ей бы не поверили. Я тоже не поверил ей. У неё не было никаких доказательств своих подозрений кроме того, что исчезли её лунные камни.
   В раздумье я ещё раз осмотрел конверт. "Коррео Аэро", авиапочта. Мексиканская почтовая марка, мексиканский штемпель. Неполный адрес. Удивительно, что это письмо вообще меня нашло. Оно пришло во вторник, день спустя после того, как я заболел, и мисс Харкорт едва не переправила его мне домой. Слава Богу, она этого не сделала. Лесли бы вскрыла его, и тогда... Меня пробрал озноб, когда я представил, как бы оно подействовало на нее. Это была жестокая шутка, задуманная и разыгранная злобными, язвительными, больными людьми, и я уже потратил на неё слишком много времени.
   Сложив письмо, я положил его в конверт и сунул в карман пиджака. Потом, чтобы переключиться, встал и принялся за чистку оружия в стенном шкафу. Начал с марокканского пистолета Мигеля и прошел весь ряд. Чисто механическое занятие действовало необычайно успокаивающе и, когда я с ним управился, письмо миссис Кетлер лишилось для меня всякого значения. Теперь оно казалось мне пустым и нелепым.
   Вымыв руки, я подошел к шкафчику, чтобы выпить рюмку хереса прежде, чем приняться за корректуру статьи. Но вынув пробку из графина, заметил, что он пуст. Другой тяжелый хрустальный графин с серебряной пробкой тоже оказался пустым. Правда, его едва ли когда-нибудь использовали. Странно. Неделю назад я наливал себе рюмку из почти полного графина. Кроме меня, ключ от шкафчика был только у мисс Харкорт. Она заботилась о чистоте графинов и рюмок, доливала херес и пополняла его запас. Я вернулся к своему письменному столу и позвонил.
   Мисс Харкорт взглянула на пустые графины и кивнула:
   - Да, я знаю, мистер Джон. Мне ещё несколько дней назад бросилось в глаза, что они пусты. Но я не хотела в ваше отсутствие открывать новую бутылку.
   - Дело не в этом, мисс Харкорт. Меня интересует, как случилось, что они опустели. Неделю назад один был почти полным. - Я поднял графин за узкое горло и посмотрел на свет. - Вы его вымыли?
   Мисс Харкорт покачала головой. Графин был безупречно чистым и блестел, как полированный. Никаких следов на стенках, никакого осадка на дне, ничего.
   Я напряженно размышлял. Неделю назад - в тот самый день, когда я заболел - я налил себе рюмку хереса, и графин оставался почти полным. Тут я, определенно, не мог заблуждаться. Дело было не слишком важным, но мне совсем не нравилось, что кто-то тайком грабит запасы хереса моего деда.
   - Вы верите, что кто-то потихоньку пьет из этого арсенала? - спросил я.
   Мисс Харкорт сидела на корточках перед шкафчиком и доставала новую бутылку. Она поспешно выпрямилась и повернулась ко мне.
   - Исключено! - с возмущением воскликнула она. - Из наших сотрудников никто на это не пойдет. Кроме того, ключ только у меня, а вы, надеюсь, не считаете, что я...
   - Не говорите глупости. Этот херес полностью в вашем распоряжении. Пейте, сколько хотите. - Возмущенное выражение её лица вызвало у меня улыбку. - Отцу, вероятно, эта идея доставила бы удовольствие.
   К моему удивлению, она стыдливо покраснела. Потом улыбнулась милой улыбкой, осветившей её лицо и странным образом молодившей её. Это напомнило мне, что ведь мисс Харкорт тоже была когда-то молода и красива.
   - Ваш отец всегда был очень щедр по части своего хереса, - кратко заметила она и протянула затем мне непочатую бутылку, которую я откупорил с такой же церемонной торжественностью, как когда-то это делал мой отец. Перелив херес в графин, я достал ещё одну рюмку.
   - Составите мне компанию на одну рюмочку, мисс Харкорт?
   - В другой раз с превеликим удовольствием, мистер Джон. Но не сейчас. Благодарю.
   Я налил себе рюмку, при этом все ещё ломая голову над загадочным исчезновением хереса.
   - Как вы считаете, возможно, что кто-то раздобыл ключ к этому шкафчику?
   Мисс Харкорт подумала.
   - Конечно возможно. Здесь же входит и выходит масса людей. Уборщицы, управляющий домом, ночные сторожа; у всех есть ключи к этому кабинету. Но до сих пор это не доставляло никаких неприятностей. Я, собственно говоря, тоже не могу подумать, что...
   Звонок телефона перебил её.
   - Я подойду. - Она сняла трубку.
   Я посмотрел вино на свет. Херес был кристально чист. Он имел превосходный, слегка коричневатый оттенок темного золота - благородный напиток, которым я всегда наслаждался. Но сегодня он вдруг стал мне отвратителен и мой желудок взбунтовался против него. Я отставил рюмку. С ухмылкой я подумал, что дело в так часто хулимых нами инстинктах. Мой желудок не забыл, что дедушкин херес был последним напитком, который я принял перед тем болезненным приступом гриппа. Он больше не желал хереса. С него было довольно. Я вылил нетронутое содержимое рюмки обратно в графин.
   - Мистер Джон, у телефона кто-то от Чартера, - возбужденно сообщила мисс Харкорт. - Речь идет о цепочке, которую вы им отдали сегодня утром. Она протянула мне трубку.
   - Да, что случилось? - нетерпеливо спросил я. - Вы не можете её починить?
   Человек на другом конце провода на мгновение, казалось, заколебался. Затем ответил:
   - Нет-нет, конечно мы можем её починить, мистер Брайнерд. Дело только в замочке...
   - Правильно, - перебил я. - Вы уже говорили об этом сегодня утром. Или, если это были не вы, - голос показался мне незнакомым, - то один из ваших служащих. Ему не нравился теперешний запор цепочки. Вы все ещё придерживаетесь мнения, что его нужно заменить?
   - Конечно, мистер Брайнерд, - сказал мужчина с явным облегчением. Как раз об этом и идет речь. Новый замочек безусловно гораздо лучше. Мы отобрали для вас несколько образцов и будем благодарны вам, если бы вы зашли и выбрали.