Баркер Клайв. Каньон Холодных Сердец

   Во время разговора Тодд безотрывно листал записную книжку – не потому, что проявлял к ней большой интерес, а потому, что не хотел встретиться взглядом с Катей. Все, что она говорила, являлось истинной правдой, но ему было больно это слышать. Особенно теперь, когда из-за жажды зрительского внимания он причинил себе непоправимый вред.
   Позади Пикетта раздался какой-то звук. Тодд посмотрел в зеркало, ограждавшее полки бара. Но не задержал взгляда на собственном изуродованном лице, а устремил его к двери, мимо которой, как ему показалось, кто-то прошел.
   – По-моему, там кто-то есть, – шепнул он. Однако хозяйка сохраняла невозмутимый вид.
   – Конечно, – подтвердила она, – ведь они знают, что мы здесь. – Катя взяла у него из рук книгу и закрыла ее. – Позволь мне представить тебя им.
   – Постой, – потянулся он к связке фотографий, которые женщина также достала из сейфа. Они по-прежнему лежали на стойке бара.
   – Тебе не стоит пока смотреть их.
   – Я только одним глазком.
   Он принялся просматривать фотографии, которых насчитывалось около сорока. В большинстве своем они сохранились хуже, чем книжка. Снимки были сделаны наспех, поэтому изображения получились не в резкости и с плохой выдержкой; на многих фото к тому же имелись темно-коричневые пятна. Тем не менее, почти все фотографии вполне можно было разглядеть; снятые на них сцены красочно подтверждали непристойные и пикантные подробности Катиного рассказа Они запечатлели не просто акты соития мужчин и женщин, но наиболее изощренные формы получения сексуального наслаждения.
   На одной из них Тодд увидел мужчину, так туго скованного металлической цепью, что она глубоко впивалась ему в кожу. Женщина в черном лифчике стегала его по груди и члену. Если это была не инсценировка (а качество фотографий говорило как раз об обратном), то последствия такого истязания для жертвы могли быть плачевны. Во всяком случае, от нанесенных ран мужчина истекал кровью. К тому же на бедрах и пенисе виднелись рубцы от старых побоев; из этого напрашивался вывод, что подобное обращение доставляло ему большое удовольствие. На другом снимке тот же самый мужчина (его лицо было как будто знакомо Тодду) хотя имени он вспомнить не мог), но уже освобожденный от цепей, лежал на плиточной дорожке около бассейна, а другая женщина (на этот раз полностью обнаженная), сидя над ним на корточках, мочилась на его свежие раны. Судя по выражению лица мазохиста, это занятие доставляло ему еще большее наслаждение, чем истязание кнутом. Зубы у извращенца были крепко стиснуты, а тело сильно напряжено, как будто из него рвался наружу нечеловеческий крик.
   – Погоди. Я его узнал, – произнес Тодд. – О боже. Этого не может быть.
   – Может.
   – Ведь он всегда был «хорошим мальчиком».
   – Но иногда «хорошие мальчики» любят, чтобы на них мочились.
   – А она? Постоянно играла таких паинек. Как ее зовут? Вечная жертва.
   – Кстати, это часть той игры, в которую приходится играть в моем каньоне. Здесь ты делаешь то, что тебе не позволяют делать на экране. Так сказать, слегка мараешь свое лицо. Ведь потом, в понедельник утром, можно почистить зубы, надеть на себя улыбку и продолжать корчить из себя добропорядочного американца. То есть принимать тот образ, который нравится людям, несмотря на то, что это чистой воды иллюзия. Когда тебя никто не видит, ты можешь быть самим собой. Делать все, что тебе по душе. А на людях нельзя позволять себе ничего такого, что может разрушить их мечту. Они должны верить в то, что ты само совершенство. Но если каждый божий день соответствовать идеалу, со временем можно сойти с ума. Все, кто побывал здесь, были далеко не совершенством, но их это не слишком заботило.
   – Господи, – ужаснулся Тодд при виде грязной порнографии на одном из снимков. – А кто эта дуреха?
   Катя повернула к себе снимок, чтобы лучше разглядеть женское лицо.
   – Это Эдит Вайн. По крайней мере, это ее настоящее имя. Не помню, под каким именем она снималась. У нее был семилетний контракт с одной из киностудий, но звезду из нее так и не сделали.
   – Может, боялись, что просочись дурные слухи – и плакали вложенные в нее денежки.
   – Нет, просто она постоянно беременела. Эдит была из тех дам, что залетали от одного взгляда на мужчину. Ей приходилось делать по два-три аборта в год. К тому же она была неравнодушна к анчоусам и мороженому. Ее тело вскоре полетело ко всем чертям.
   – И где же она пристроилась в конечном счете?
   – О, она пристроилась здесь, – ответила Катя. – У нас в каньоне были не только известные люди. Но и неудачники тоже.
   Не вполне уразумев, что она хотела этим сказать – а возможно, не очень-то и желая понимать, – Тодд перешел к другой картинке. Мужчина, всегда выступавший на экране в роли ковбоя, был так туго затянут в талии, что ее изяществу могла позавидовать любая стриптизерша.
   – Эта фотография подошла бы для семейного альбома.
   – Наряжаясь таким образом, он хотел, чтобы его называли Мартой. Так звали его мать. Подозреваю, это был ее корсет.
   Тодд рассмеялся, про себя удивившись этой своей жуткой веселости. Но, очевидно, парад извращений оказал на него столь сильное действие, что смех явился обыкновенной защитной реакцией.
   – Господи! Что это?
   – Кружка пчел и грудь Клодетты.
   – Ей нравилось, когда ее жалили пчелы?
   – Она визжала так, как будто из нее вырывали легкие. А потом любила, чтобы кто-нибудь вытаскивал из нее жала зубами.
   – Какая гадость!
   – Она была такая мокрая, что ее выделениями можно было наполнить целый стакан.
   Чаша терпения Тодда наполнилась до самых краев. Пчелы, моча, корсеты… Он отложил все в сторону. В конце концов, это были только фотографии, которые не содержали для него никакого смысла. Среди них имелись и те, которые нельзя было постичь здравым рассудком, – хитросплетения конечностей, лиц и всяких подсобных предметов, в которых он не чувствовал ни малейшего желания разбираться.
   Когда он отложил снимки, его мучил только один вопрос, который он тут же задал Кате:
   – И ты тоже в этом участвовала?
   – Разве ты не встречал моего имени в книге?
   – Значит, все, что ты рассказала мне в игровой комнате, не было вымыслом? И ты вправду предлагала себя победителю?
   – Конечно.
   – И как далеко ты заходила?
   Она перевернула фотографии, скрывая сцены всевозможных извращений.
   – Настолько, насколько мне этого хотелось, – улыбаясь, ответила она, – но об этом немного позже.
   Катя чувствовала, что Тодд нервничает.
   – Пошли, – взяла она его за руку, – пока совсем не стемнело.

Глава 4

   Было уже поздно. Когда Тодд с Катей вошли в Бассейный дом, солнце только начинало садиться за горизонт. Теперь же в каньоне царила ночь. Но не только это изменилось за прошедшее время. Воздух, который Тодд, выйдя на улицу, жадно втянул в себя, оказался прохладнее и тяжелее, чем он ожидал. Хотя ветра не было (деревья, по крайней мере, стояли в полном покое), Пикетт ощущал какое-то движение вокруг себя, как будто кто-то слегка касался его руки, плеча, затылка. В недоумении он отыскал глазами Катю. Ее фигуру выхватывал из тьмы скудный пучок света, но, как ни странно, Тодд сумел разглядеть ее с подозрительной ясностью, как будто его спутница светилась изнутри. Выражение ее лица являло собой неподражаемое удовольствие.
   – Поприветствуй их, Тодд, – сказала она.
   – Кого их? – удивился он.
   – О, не надо. Хватит притворяться. Ты же знаешь, что они здесь.
   Пикетт почувствовал, как кто-то нежно провел кисточкой по его щеке. Он безотчетно коснулся рукой лица, будто хотел смахнуть мошку, хотя внутреннее чувство ему говорило, что сделать это ему не удастся.
   – Не понимаю, что происходит, – почти жалобным тоном произнес он.
   Раньше он думал, что может обойтись без ответов и достаточно того, что с ним рядом Катя. Но теперь им вновь овладело беспокойство. Ему требовались хоть какие-нибудь объяснения всем этим тайнам, которым, казалось, не было конца. Сначала Катя со своими историями в игровой комнате, потом домик для гостей с масками и афишами, затем ванная с Мучителем. А теперь еще Бассейный дом с хранившейся для потомства историей оргий. Мало того, когда они вышли в сад, начались еще более странные явления: словно мотыльки легко прикасались к его щеке, руке, паху. Пикетту не терпелось выяснить, что все это значит. Но он боялся ответа. Вернее, его пугало не то, каким будет ответ, а то, что он его уже знает.
   – Мне нет никакой нужды рассказывать тебе то, что здесь происходит, – заявила Катя как будто в ответ на его тревожные мысли. – Разве ты сам не ощущаешь их присутствия?
   О господи, конечно, он ощущал. Никакие это были не мошки и не комары – а люди. Растворенные в воздухе люди…
   – Ну, говори.
   – Призраки.
   – Да, конечно, это призраки.
   – О Господи Иисусе!
   – В моем каньоне много призраков.
   – Я не верю в них.
   – И не надо верить, – сказала Катя. – Неважно, веришь ты в них или нет. Они все равно есть – вьются вокруг тебя. Ты сам можешь их увидеть. Потому что прекрасно знаешь, что они здесь.
   Разумеется, он знал. В глубине души он чувствовал, что его поджидает встреча с очередной тайной. Катя была совершенно права, говоря о вере, которая сейчас ничего не значила. Верил он в загробную жизнь или нет, к делу это не имело никакого отношения. Призраки находились в непосредственной близости от него. Он ощущал их прикосновение, их дыхание, их взоры. А теперь, когда они подступили к нему еще ближе, – видел их воочию. В глотке у него пересохло, и Тодду пришлось сперва набрать во рту немного слюны, чтобы суметь что-то сказать.
   – Почему же я с самого начала видел тебя, но до сих пор не видел их? – спросил он.
   – Потому что я живая, Тодд. Будешь хорошо себя вести – скоро получишь ответ на свои «почему». Уверена, тебе это тоже придется по душе. У меня есть особая комната…
   При упоминании комнаты в воздухе обозначилось какое-то движение, как будто тех, кто невидимо здесь обитал, внезапно охватило волнение. Вдвое, а то и втрое чаще стали касаться они Тодда. Катя, вероятно, тоже ощутила их беспокойство, потому что недовольно шикнула:
   – Тише, успокойтесь.
   Перед лицом Тодда замелькали пятна тусклого света: призраки, спровоцированные Катей на эмоциональный всплеск, были принуждены себя обнаружить. Тодду показалось, что он почти рассмотрел лицо одного из них, по крайней мере частично: ряд исключительно ровных зубов и сверкающий яркой голубизной глаз. Чем больше Пикетту мерещилось видений, тем больше у него возникало подозрений. Очертания призраков, становясь все более отчетливыми, обретали формы лиц, плеч и рук. Подобно резко взрывавшемуся и быстро гаснувшему фейерверку, призраки появлялись на несколько мгновений и вновь исчезали, однако с каждым разом их видимое существование длилось дольше и дольше, так что Тодд имел возможность более подробно их разглядеть.
   Вокруг него было много людей. Не просто много, а десятки людей. Призраки бывших вечеринок выстроились в ряд, чтобы прикоснуться к живому человеку.
   – Кажется, ты начинаешь их видеть? – осведомилась Катя.
   – Да, – затаив дыхание, ответил он, – я… начинаю их видеть.
   – Симпатичные люди.
   Более чем симпатичные. Красивые и в большинстве своем знаменитые. Перед ним в блестящем платье, разорванном на груди и обнажавшем женские прелести, суетилась некая дама, весьма похожая на Джин Харлоу. Она так быстро сновала туда-сюда, что Тодд был не вполне уверен, на самом ли деле кожа вокруг сосков у нее искусана, либо ему это почудилось. Не успела она исчезнуть из виду, как на ее место заступили двое обнаженных мужчин, связанных за шеи одной веревкой. Их тела отливали странным блеском, как будто покрытые смесью пота и крови. Зрелище было довольно угнетающее, но еще больше ужаснули Тодда их улыбки.
   – Сэл и Джимми, – представила их Катя. – Это дурачье так и ходит все время. Их забава называлась самобичеванием.
   – С меня довольно, – вырвал Тодд из ее ладони свою руку.
   – Не волнуйся, – попыталась успокоить его хозяйка. – Здесь нет ничего страшного.
   Но Пикетт отмахивался от призраков как ребенок, который пытается отделаться от кошмара.
   – Не желаю я на них смотреть.
   В ответ на это призраки расхохотались – похоже, им было очень весело. От смеха сделались яснее лица, смотревшие на Тодда со всех сторон. Кое-кого он знал по имени. Это были знаменитые в свое время красавцы и красавицы, не утратившие своего совершенства в потустороннем облике, словно сохранили после смерти тот образ, в котором зрители желали их видеть. Ширли Обертон и Джордж Сандер, Мэри Пикфорд и Вероника Лейк.
   Отмахиваясь, Тодд попятился назад. Но призраки настойчиво продолжали его преследовать.
   – Ну ладно, хватит! – прикрикнула на них Катя. – Сказала же, хватит!
   По всей очевидности, далее для такой звездной компании ее слово было законом. Призраки сразу угомонились, и божественной красоты лица перестали на него наступать.
   Воспользовавшись случаем, Пикетт повернулся к звездному собранию спиной и быстро пошел прочь в том направлении, где, по его разумению, находился дом. В голове Тодда царила полная неразбериха. Казалось, что с тех пор, как над ним поработал Берроуз, жизнь превратилась в длинную череду событий, ведущих его к умопомешательству.
   – Погоди, милый, – необычайно ласковым голосом окликнула Тодда Катя, бросившись его догонять.
   – Я схожу с ума, – пробормотал он, впиваясь пальцами в кожу лица, как будто надеялся, что физическая боль поможет ему вернуть рассудок.
   – Ты вовсе не сумасшедший. Просто ты впервые увидел жизнь такой, какова она есть.
   – И я не хочу больше этого видеть.
   – Но почему? Разве это не убеждает тебя в том, что смерть ничего не значит? Что жизнь продолжается после смерти. Что после смерти тебя ждет удовольствие.
   – Удовольствие – вот как ты это называешь. – Он оглянулся на Бассейный дом, где хранились для потомков свидетельства извращений многих известных людей.
   – Тогда мы ничего не стыдились. И еще меньше стыдимся сейчас.
   Словно в подтверждение ее слов, неподалеку раздался взрыв сладострастного смеха, и Тодд, повернувшись, увидел подвешенную к дереву женщину. Кроме нитки жемчуга, которая двумя сходящимися ручейками ниспадала между ее грудей, на ней ничего не было. Руки ее были крепко стянуты за запястья и высоко воздеты над головой, большими пальцами ног женщина касалась земли, выгибая тело дутой. Несмотря на свое совершенно беспомощное положение, она хохотала. Внизу, у нее между ног, сидел мужчина, который лизал ей ступни; другой стоял за спиной и массировал ей грудь, впиваясь зубами в нежную кожу шеи и плеч. Постепенно его руки спускались все ниже и ниже и наконец, достигнув цели, раздвинули створки ее прелестей, из которых вылилась на сидящего внизу мужчину радужная струя мочи.
   Тот, очевидно, доведенный этим душем до крайнего возбуждения, предался рукоблудию.
   Чувствуя на себе пристальный взгляд Кати, Тодд посмотрел на нее через плечо.
   – Хочешь ее трахнуть? – спросила она.
   Девушка была красивой, с длинными рыжими волосами, и заливалась она таким простодушным смехом, что, не видя ее занятий, можно было бы причислить эту особу к самой невинности.
   – Если хочешь – она твоя. Ава!
   Девушка вскинула глаза.
   – Это Тодд, – представила его Катя.
   – Привет, Тодд.
   – Приступай, – сказала Катя. – Только не волнуйся, я не собираюсь тебя ревновать. Мне хочется посмотреть, как ты доставляешь удовольствие женщине.
   Несмотря на сквозившее в ее словах осуждение, Тодд, возможно, и воспользовался бы ее предложением, но тут мужчина, находившийся у ног Авы, вдруг застонал и, приподняв бедра с земли, начал извергать обильную струю спермы. Зрелище не оставило Тодду никакого выбора.
   – В другой раз, – сказал он Аве и, повернувшись, пошел прочь.
   Девушка окликнула его вслед, но Пикетт не обернулся.
   – Там, откуда она явилась, таких еще очень много, – сказала Катя, поравнявшись с ним. Она медленно провела рукой по передней части его брюк, словно желая убедиться, сколь сильно он возбудился. – Советую тебе попробовать кого-нибудь из них.
   – Зачем?
   – Просто чтобы знать, как оно…
   – Трахаться с призраком?
   – Ну, если хочешь, называй это так.
   – Не знаю. Это странно. Не думаю, что…
   Взяв за руку, Катя увлекла Тодда подальше от Авы и повела в своеобразную беседку, образованную жимолостью и жасмином, – от сильного благоухания этих кустарников кружилась голова. Внутри беседки оказалось гораздо темнее, чем под деревьями, к которым была привязана Ава, но Тодд сумел разглядеть на земле клубок обнаженных тел. Сверху с ветки спустилась чья-то рука и принялась играть его волосами; из-за спины кто-то протянул руки к его брюкам и вытащил из них сорочку. Пикетт в недоумении поискал глазами Катю, и вновь она оказалась рядом с неизменной улыбкой на лице.
   – Катя, – раздался женский голос справа от Тодда.
   Оглянувшись, он увидел обнаженную молодую особу, которую несли на плечах трое мужчин; один из них поддерживал голову, а двое других – широко разведенные в стороны ноги. Несмотря на скудный свет, Тодд смог обозреть нежнейшие органы девушки, являвшие собой великолепный вид. Она была гладко выбрита между ног и выглядела даже более юной, чем казалось с первого взгляда, – он не дал бы ей больше двадцати.
   – Полижи меня, Катя, – томным голосом проговорила девушка, – прошу тебя. Никто не умеет это делать так, как ты. Сделай это, как всегда, глубоко.
   Катя бросила взгляд на Тодда.
   – Не возражаешь?
   – Ну что ты, пожалуйста, – произнес он таким тоном, как будто речь шла о каком-нибудь угощении.
   Улыбнувшись, Катя провела руками по внутренней поверхности бедер девушки к тому месту, где они сходились, но прежде чем коснуться заветного пятачка и доставить той особое удовольствие, она отдернула пальцы. Это была возбуждающая игра, которая сводила девушку с ума от ожидания.
   – Пожалуйста, – стонала она, – пожалуйста, Катя, умоляю тебя.
   Тодд отступил на шаг в сторону, чтобы лучше видеть, что происходит. Катя быстро оголила себе грудь, так что, когда приблизилась к девушке вплотную, ее соски коснулись бедер партнерши, после чего, словно исследуя какой-то изысканный цветок, она осторожно раздвинула ей нежные губки.
   Тодд почувствовал, как кровь взыграла у него в паху. Катя не переставала его изумлять. Интересно, истощится ли у нее когда-нибудь запас изощренных затей? Как только он начинал думать, что раскусил ее, хозяйка каньона незаметно меняла правила игры и находила новый способ его удивить. Неужели это та самая женщина с наружностью взъерошенного ангелочка, которую он недавно видел в постели?
   Катя взглянула на Тодда через плечо, чтобы удостовериться, что он за ней наблюдает, после чего прильнула ртом к девичьей плоти.
   От прикосновения Катиного языка девушка испустила долгий вздох и, потянувшись на своеобразной кровати из мужских рук, еще шире раздвинула ноги. Катя продолжала проникать в нее глубже и глубже, все страстнее облизывая и пощипывая ее губами; подчас даже казалось, что она ведет со священным местом партнерши какой-то таинственный разговор. Возбуждение той все больше нарастало. Вцепившись в волосы мужчин, поддерживавших ее под коленки, девица мелко-мелко задрожала, крошечные соски ее набухли, а на плоском животе заблестела испарина.
   Благодаря действиям Кати чувствительность ее жертвы (более подходящее слово трудно было найти) достигла невообразимой степени – даже малейшее прикосновение пробуждало в ней невероятно бурные чувства и заставляло исторгать неистовые вопли.
   Примерно посредине этого действа другая молодая особа, которая до сей поры скрывалась внизу, в тени от распростертой орлом девушки, протянула руки к Тодду и высвободила из его штанов твердый член. Даже не пытаясь противиться, он покорно позволил ей орудовать ртом. Зрелище, которое являла собой Катя, работающая над девушкой, вкупе с новыми ощущениями оказалось для Тодда слишком большим испытанием. Чтобы окончательно не потерять над собой контроль, ему пришлось аккуратно извлечь свой член из женского рта.
   Как будто по чьему-то приказу, девица тотчас отползла в сторону, манящим жестом увлекая Пикетта за собой. Стащив с себя брюки и заодно носки с башмаками, он бросился за ней вслед. Вряд ли его видела в этот миг Катя – она была слишком занята своей партнершей, которая, возбудившись до умопомрачения, стонала от удовольствия громче всех в округе.
   На земле, под тенью бьющейся в экстазе девушки, кипела жизнь других тел, полная сладострастного шепота и ласк, – причудливо сплетенных меж собою тел дюжины мужчин и женщин. Тодд почувствовал их прикосновения к своей спине, лицу, к восставшему органу; кто-то (судя по всему, мужчина, но Тодду было уже все равно) с возгласом восхищения начал ощупывать его драгоценные шарики, а та молодая особа, что приманила его сюда, принялась целовать его в губы, горячо шепча какие-то слова, которых Пикетт не мог разобрать.
   На мгновение он потерял девушку из виду, потом услышал ее преисполненный восхищения голос где-то впереди – кто-то уже занялся ею вместо Тодда. В Пикетте тут же вскипела жажда собственника. Переползая через мокрые от пота тела, он возжелал во что бы то ни стало заполучить девицу назад. Вбив себе в голову, что на этот раз она принадлежит ему, Тодд был не намерен от нее отказываться.
   Найти ее оказалось нетрудно. Вернее сказать, нашла его сама девица и, схватив за руку, притянула к себе. Хотя тень от Катиной жертвы почти закрывала тело его соблазнительницы, Тодд сумел разглядеть ее лицо с плотоядным взором; она показалась ему достаточно взрослой, чтобы отвечать за свои поступки. Чернокожая, черноволосая и черноглазая, девушка лежала на кровати, сплетенной из человеческих тел. Ухватив Тодда обеими руками за голову, девица приблизила ее к своему лицу. При этом лежавшие под ними призраки немного всполошились, но Тодд был слишком возбужден, чтобы обращать на такие мелочи внимание. Он прильнул к ней в поцелуе (при этом Пикетт втайне надеялся, что Катя, прервав исполнение своих обязанностей, видит эту сцену: он хотел пробудить в ней хотя бы искру ревности), и девушка щедро вознаградила его той же монетой. Было ли в ее поцелуе хоть что-нибудь необычное – странный привкус ее сладострастия или холодность губ, – что указывало бы на принадлежность ее к миру духов? Нет, никакого различия Пикетт ощутить не мог. Разве что девушка была более пылкой, более страстной по сравнению со всеми его прежними любовницами. И, несмотря на то, что духи каньона долгое время оставались для Тодда невидимы, соблазнявшая его юная особа – равно как все прочие окружавшие его мужчины и женщины, – казалось, имела настоящую плоть.
   Этот факт не только не лишил его член былой твердости, но пробудил волну еще большего возбуждения – особенно когда Тодд заметил, что воздух над призраками пропитан едкими, как у настоящих людей, испарениями. Разговор с Катей об отсутствии стыдливости не прошел для него бесследно. Чернокожая девица вожделела его, он вожделел ее, а на остальное Пикетгу было ровным счетом наплевать.
   Он направил в нее головку члена, и девица, чтобы ему помочь, слегка приподняла бедра. Несмотря на то что под ними копошились другие участники оргии, ни он, ни она не сознавали их присутствия – они были слишком увлечены собой.
   – Еще глубже, – подстрекала его партнерша.
   Войдя в нее, как она просила – целиком, по самый корень, – он начал ритмичные движения.
   Как выяснилось, нижняя часть тела девушки оказалась не менее материальной, чем ее рот; Тодд даже чувствовал ее мерный пульс, входя и выходя из упругой пещерки. Прежде ему никогда не доводилось ощущать ничего подобного, и всего несколько движений довели Пикетта до крайности. Превозмогая себя, он медленно отстранился назад, желая продлить акт соития как можно дольше.
   – Тебе нравится? – осведомилась чернокожая, положив руку между бедер жестом, призывающим его продолжать.
   – Да, очень.
   – Хорошо.
   – Но, прошу тебя, немного помедленней. Пожалуйста.
   Впустив его в себя вновь, девушка откинула назад голову и исторгла вздох наслаждения.
   – Еще, – ее закрытые глаза трепетали, – еще глубже. Хочу вас обоих.
   Обоих? В недоумении Тодд оторвался от ее груди.
   И прежде чем у него в уме успел сложиться вопрос, Пикетт ощутил, как чья-то мускулистая рука, вдвое, даже втрое толще женской, ухватила его за шею.
   Тодд приподнял голову настолько, насколько это оказалось возможно в его положении, и увидел лицо мужчины, выглядывающее из-за плеча партнерши. Очевидно, подружка целиком лежала на нем, спиной к его груди. Хотя разглядеть его в темноте было трудно, Тодд заметил, что мужчина был тоже чернокож и очень хорош собой.
   – Она прелесть! – воскликнул тот, улыбаясь. – Не правда ли?
   Возбужденный до невероятного предела, Тодд устремился во влажный туннель между их ног, и тут же через анус в девушку проник тот, кто лежал снизу. Пикетт ощутил в партнерше как будто мышечный спазм – это чернокожий мужчина проскользнул в нее через задний проход. При других обстоятельствах Тодд не позволил бы такому случиться. Но это был Каньон, Катин Эдем, в котором не хватало змея-искусителя. Возмущение Тодда царившим в этом мире безумием уже полностью истощилось. Теперь его мысли занимала только та женщина, что лежала прослойкой между двух мужчин, – ее мускульная оболочка оказалась так хороша, что сумела принять в себя обоих. Пропустив руку между влажных ног, Тодд схватил чернокожего мужчину за кисть, еще крепче стянув их тройной узел.