Страница:
Один из мужчин вошел и что-то сказал Пикардину; я услышал только слово «телефоне», но капитану полиции сразу стало ясно, что речь идет о чем-то важном, поскольку он встал и вышел. Пока его не было, я обдумывал свое положение. Неделю назад я всего лишь смутно представлял себе существование этого города и хотя предполагал в нем наличие полицейских участков, но и подумать не мог, что придется сидеть в одном из них. Хуже того, с моей точки зрения, я находился довольно далеко от дома, потому что в этом мире Сайгон называли Хо Ши Мином, а это означало, что я за пределами своей группы миров, причем на большом расстоянии; здесь не было Рейхов. Это, казалось бы, совсем неплохо, но после тщательного анализа наших разговоров с Хелен относительно устройства вселенной, я понял, что, избавившись от национал-социализма, попадаешь в мир Пуританской партии, или в один из тех, где Коммунистическая Россия завоевала всю Землю, или где Америка устроила ядерную гражданскую войну в начале восьмидесятых годов двадцатого века. Насколько мы предполагали, были и другие группы миров, но их мы еще не успели вычислить.
В этот момент, если название города Хо Ши Мин являлось ключом к разгадке (как я считал), мы находились в одной из стран — наследниц Коммунистической линии, ни к одной из которых не имели отношения ни я, ни Хелен. В этом мире точно существовали Контек и Джефри Ифвин, но вспомнит ли здешний Джефри Ифвин наши имена? Если да, будем ли мы его сотрудниками и пошлет ли он нам помощь?
Я постарался выкинуть этот вопрос из головы, но, к сожалению, мне больше нечем было себя развлечь, кроме размышлений о том, как сильно болят запястья, пристегнутые наручниками к стулу. В комнате можно было смотреть только на белые бетонные стены, черный пол без единого пятнышка, канализационную трубу — я заподозрил, что в этой версии Мехико полиция не отличается особой вежливостью; еще я заметил два флюоресцентных крепления с тонкими металлическими делителями под светящимися трубами. Единственным украшением комнаты была дверь с большим засовом с Другой стороны, выкрашенная в бледно-зеленый больничный цвет, сам засов виднелся в просвете между дверью и косяком, но было похоже, что для проникновения внутрь необходима газовая сварка; дверь выглядела очень солидно и ее было явно непросто сломать; в любом случае я не собирался приближаться к ней до тех пор, пока не освобожусь от наручников, а как с ними справиться, я не имел ни малейшего понятия.
Возможно, было бы лучше, если бы я просто принял к сведению, насколько далеко мы можем находиться от любого дома или помощи. Или подумал, как сильно болят запястья.
Дверь распахнулась, и вошел Иисус Пикардин, а следом за ним Хелен. Она несла все свое оружие в проволочной корзине, точно такой же, как та, в которой Пикардин нес мой бумажник, ремень, компьютер и мобильный телефон.
— Нужно торопиться, — сказал Пикардин низким приглушенным голосом.
Хелен одарила меня из-за его спины несколько напряженной, но дружелюбной улыбкой, кивнула в мою сторону, подразумевая, что я тоже принимаю в этом участие, что бы «это» ни было. Пикардин расстегнул наручники и вернул мои вещи; я надел ремень, бумажник сунул в карман и убедился, что все в порядке и можно отправляться в путь.
— Не знаю, сколько времени Джефри Ифвин сможет держать Эсме у телефона. Знаешь, она кричала на него.
Боюсь, что по той или иной причине она обвиняет его в смерти Билли Биард, а эта Эсме не помнит о Билли того, что помню я или та Эсме, которую я знаю. Однако если нам удастся пройти мимо ее кабинета, то, возможно, мы сумеем отсюда выбраться.
— Если я поблагодарю вас за наше освобождение в Сайгоне… — начал я.
— Ваша очаровательная партнерша уже поблагодарила меня. Она пояснила, что я освобождаю вас уже второй раз. Никогда не знал, что сталось с теми документами, которые я отправил по факсу, но очень рад, что они вам помогли. Давайте поспешим. Сейчас тихо.
Он подтолкнул нас в длинный коридор, мимо двух комнат, где полицейские были заняты своим обычным делом: беседовали с множеством избитых, потерявших надежду, озлобленных, истощенных людей, которых всегда можно встретить в полицейском участке.
Миновав опасные зоны, мы помчались как угорелые, следуя по пятам за Пикардином. На ходу он сообщил, что мы сейчас идем окружным путем, чтобы не попасться на глаза копам, пока не достигнем камеры, где держат преступников.
Мы знали, как выглядит Ульрика Нордстром благодаря фотографии, что послал нам Ифвин; к тому же ее камера была единственной занятой в этом ряду: судя по всему, не так уж много арестованных женщин считались опасными преступницами. Ульрика действительно была невысокой блондинкой, несколько полноватой, стриженной под горшок. Завидев нас, она вскочила с места и воскликнула:
— Лайл! Хелен! Я так рада вас видеть! Что вы здесь делаете?
Мы с Хелен переглянулись, и я ответил:
— Э-э.., мы вас узнали по фотографии, а вы откуда нас знаете?
— Это же я, Ульрика! Лайл, мы с тобой были женаты целых пять лет, а Хелен была подружкой невесты на нашей свадьбе. Мы поженились сразу после колледжа. Это ведь было не так давно.
Пикардин очень пристально смотрел на нас, и по его лицу было видно, что он крайне недоволен. Однако он все же отпер дверь камеры и выпустил Ульрику.
— У меня есть ключ от служебного выхода, — сказал он, — так что можете выйти через него. Надеюсь, кто-нибудь объяснит мне суть происходящего.
— Мы тоже очень хотели бы понять, что происходит, — ответила Хелен.
Пикардин вернул Ульрике ее бумаги и кошелек. Она надулась, и по ее взгляду я четко понял, что когда-то это выражение служило неким личным сигналом между Ульрикой и тем Лайлом, за которого она вышла замуж. Насколько я видел, она уже начала злиться, что я не ответил на сигнал. Мы поспешили вслед за Пикардином в зал, потом он выпустил нас через дверь.
— Уверен, что мы будем поддерживать связь, — проговорил он. — Надеюсь, что успею узнать правила этого мира, не совершив предварительно серьезных ошибок.
Дойдя до конца длинной темной аллеи, мы оказались на улице — вроде бы безлюдной — и, не имея других ориентиров, кроме озера к востоку отсюда, где стоял прыжковый катер Контека, пошли на восток. Быстро миновав несколько кварталов, мы не увидели ни одной живой души; скоро должно было взойти солнце, а поблизости наверняка полно людей, которые рано утром уходят на работу; хорошо еще, что слуги вряд ли приходят в столь ранний час.
Миновали еще несколько кварталов. Мы расслабились, и Ульрика завела разговор:
— Лайл, не знаю, с чего начать. Твоя семья дала мне денег на поездку в Новую Зеландию после войны, я приехала и жила у тебя дома; впервые я появилась там, когда мне было тринадцать, а тебе одиннадцать, а твоему брату Нилу пятнадцать. Это тебе ни о чем не говорит?
— Ох, много о чем, — ответил я. — Но не о том, что ты могла подумать.
Белые здания вокруг нас напоминали склепы или киношные декорации, погруженные в кромешную тьму: ни одной лампочки, даже случайно забытой, ни ночника в детской, ни тусклого света в коридоре, ведущем в ванную. Это становилось все более странным. Улица была на удивление пыльной; в разбитый, поломанный тротуар были вмонтированы старые грязевые стоки; неужели здесь никто никогда не подметал?
— За последние несколько дней я понял, что воспоминания — самое ненадежное из всего, что существует в мире. Верь тому, что я помню. За четыре года до моего рождения родители попали в автокатастрофу вместе с моим новорожденным братом Нилом. Они выжили, а он погиб. Я его никогда не знал.
— Не может быть! — воскликнула Ульрика.
Хелен положила тяжелую руку ей на плечо, мягко прикрыла рот ладонью и стала шептать что-то о полиции, которая все еще неподалеку.
— Я прекрасно помню Нила, — протестовала Ульрика. — Отличный высокий парень с великолепным чувством юмора, лучший атлет. У нас могло бы что-нибудь получиться, если бы он не был голубым. Неужели не помнишь, что он пропал, когда затонула «Елизавета III»?
Сам я служил на «Лизе III» и, покидая в пятницу Оклендскую бухту, видел, что она стоит в доке, такая же, как всегда.
Ульрика все больше запутывалась и в конце концов сказала:
— Хелен, хотя бы скажи мне, что это не дурацкая шутка.
Хелен нетерпеливо объяснила:
— Похоже, что власти завели против тебя дело. Считается, что тремя выстрелами в голову ты прикончила Биард; это случилось в банке, и вас снимали аж целых четыре камеры. Не знаю, могут ли быть более веские улики.
— Но послушайте! — Ульрика сунула руки в карманы и замедлила шаг. — Я такого не припомню. Пытаюсь, но не могу. Я разговаривала по телефону, объясняла другу, где мы встретимся, и тут меня схватил полицейский. — Ее голос срывался, как будто она привыкла поступать по-своему и удивлена, что на этот раз так не получилось. Она заплакала, шмыгая носом и вытирая лицо руками.
Не зная, что предпринять, я дал Ульрике свой носовой платок, и, прежде чем вернуть его обратно, она протерла лицо и смачно высморкалась.
— Простите за беспокойство, — пробормотала она.
Я убрал платок обратно в карман.
— Есть одна вещь, которую мне очень сложно будет вам объяснить. Существует много разных Лайлов Перипатов с разным прошлым, возможно, раскиданных по разным вселенным. Есть и много разных Хелен Пердида и, возможно, много Ульрик Нордстром. Джефри Ифвин, судя по всему, тоже есть в каждой вселенной. В любом случае в некоторых из них, но не во всех, каждый из нас работает на Ифвина, так что нас отправили, чтобы вытащить вас из тюрьмы. Случилось так, что ни один из нас не встречал вас до сегодняшнего дня ни в одном из наших миров, какими бы они ни были. Поэтому мне очень жаль, что я отреагировал не так, как должен был, будучи вашим бывшим мужем. Простите, что мы не можем уделить вам внимание и оказать поддержку, в которых вы нуждаетесь и которые ждете от нас. Однако с нашей точки зрения мы встретили вас впервые, так что наша реакция объяснима.
Ульрика Нордстром несколько раз кивнула, напоминая медлительного студента, который пытается убедить преподавателя, что он все понял, и вдруг, смертельно побледнев, рухнула без чувств.
— Черт!.. — воскликнула Хелен.
— А, ну да… — Я ничуть не удивился. — У нее просто шок, вероятно, она сейчас придет в себя.
Мы с Хелен перенесли Ульрику на небольшую веранду. Спустя некоторое время она села, долго извинялась перед нами, отряхнулась и в общем-то была готова продолжать путь. Через каждые пять минут она просила Хелен объяснить все еще и еще раз; Хелен рассказывала то, что мы знали, а, видит бог, знали мы не так уж и много, Ульрика жалобно хныкала в ответ, а Хелен повторяла, что так обстоят дела; Ульрика шла. дальше, шмыгая носом достаточно громко, чтобы действовать нам на нервы, и через сто метров вновь просила:
— Простите, не могли бы вы объяснить мне еще раз?
Мы продолжали идти, и меня все больше настораживали тишина и отсутствие света, особенно когда рассвело и стало понятно, что и дальше улицы будут столь же пустынны.
— Как ты думаешь, что здесь случилось? — поинтересовался я.
— Большинство людей не станут жить в районе с таким высоким уровнем радиации, — ответил голос за моей спиной. Обернувшись, я увидел мужчину, лет семидесяти, с развевающимися седыми волосами, ниспадающими на плечи, и ухоженной седой эспаньолкой. Незнакомец был одет в черную шелковую рубашку с нашитыми серебряными украшениями, и мешковатые брюки, тоже из черного шелка; в руках у него была тросточка с серебряным набалдашником.
— Кто вы такой?
— Ну, вам, возможно, я известен под именем Полковника, но мое настоящее имя — Роджер Сайке. А вы Лайл и Хелен; думаю, с вами не имел чести встречаться прежде, но предполагаю, что вы — Ульрика Нордстром.
Ульрика вздохнула.
— По крайней мере вы правы, что мы раньше не встречались. Я даже не слышала о вас.
— Я думал, вы за тысячи миль отсюда, — с удивлением отметил я.
Сайке кивнул, согласившись:
— Обычно так оно и есть. Но Ифвин послал за мной специального представителя и попросил приехать сюда за вами. Это заняло больше времени, поскольку вы вышли из полицейского участка в пораженную зону и направились как раз в заброшенную часть города. Мне потребовалось время, чтобы выяснить, что вы именно так и поступили, и, несмотря на ваш медленный темп, я не сразу вас догнал. В любом случае я здесь.
— Вы сказали, что это зона повышенной радиации?
— Была. Это довольно сложно объяснить простому жителю. Район подвергся протонному удару с орбиты. Все было уничтожено, но повышенной радиации не наблюдается. Большинство людей не разбираются в подобных вещах, поэтому они покинули этот район, хотя трупы вывозились даже спустя десятилетия. В Мексиканскую Гражданскую войну 2014 года, если вы слышали о такой.
— Только не в моем мире, — ответил я, и остальные тоже покачали головами.
— Очень, очень неприятное было время. Вам повезло, что вы ее не застали. В любом случае… — Теперь, когда я видел его настоящего, из плоти и крови, слышал его голос, он постепенно напоминал мне персонажей, которых Полковник многие годы выбирал в виртуальной реальности для разных чатов, и я понемногу начал идентифицировать его с истинным образом живого человека. — В любом случае, если вы немного подождете, я вызову для нас транспорт. Он прибудет очень скоро — это не робот, во-первых, из-за того, что Паула слишком капризна, чтобы управлять чем-либо другим, а во-вторых, потому что она может провести его через районы, недоступные для других транспортных средств.
Должен вам сказать, она заставила меня сильно понервничать. Раздался громкий стук в дверь, и я решил, что это соседский идиот, мальчишка, любимой шуткой которого было стучаться в мою дверь и выкрикивать дурацкие вопросы, так что я вышел из душа, завернулся в полотенце и вылетел на улицу, чтобы посмотреть, кто стучал; оказалось, там человек, которого на моих глазах убили без малого тридцать лет назад. Понятия не имею, где этот чертов Ифвин нашел Паулу Рей, в каком таком мире, но это была ужасная шутка с таким стариком, как я.
— В последнее время случается много странных шуток, — сказала Ульрика. В ее голосе слышались плаксивые нотки, и я подумал, что, окажись я привязанным к ней хоть на какое-то время, легко ее возненавижу.
Мягко покачиваясь, подкатил автобус с ручным управлением, похожий на музейный экспонат двадцатого века. Когда автобус остановился, мы увидели за рулем женщину в зеленой футболке и синих джинсах. У нее были густые темно-рыжие кудри, а на носу причудливые старомодные очки, какие уже никто не носил. Ласково улыбнувшись, она сказала:
— А теперь едем в отель. Родж, тебя бы посадить за Руль! Ифвин раздобыл для нас потрясный экземпляр, и это самая веселая поездка за все годы, что я за рулем.
К тому моменту мы все влезли в автобус и заняли места в маленьком пятнадцатиместном салоне.
— Где вы откопали этот последний писк техники? — спросил я с интересом.
— Это не я. Ифвин поставил его в полицейском гараже. Вряд ли им пользовались хотя бы дважды за последний год, — пояснила Паула. — Они не станут по нему скучать.
За моей спиной послышалась веселая возня. Ульрика завалилась мне на плечо.
— Ужасно интересно, что в другом мире ты был женат на этом, — проронила Хелен весьма странным голосом.
— Снимаю с себя всякую ответственность за этот поступок. И ты прекрасно знаешь, каковы мои предпочтения в этом мире.
— На самом деле я знаю, каковы предпочтения еще нескольких Лайлов, и делаю соответствующие выводы.
Полковник оглянулся на нас, и даже при тусклом свете восходящего солнца я заметил, как у него приподнялась бровь. Он взъерошил свои седые волосы и сказал:
— Дети мои, если вы собираетесь драться, то я вас рассажу порознь.
Мы с грохотом продвигались по заброшенной части города, минуя мертвые здания. Солнце поднималось все выше и выше, а я не мог отделаться от мысли, что слишком хорошо знаю, что такое — быть порознь. Ульрика как-то странно задремала у меня на плече, а Хелен откинулась назад, на спинку сиденья. Я посмотрел на обеих спящих женщин и подумал, что, наверное, существует тысячи их и тысячи меня, и я был готов поспорить, что любое двое не поймут друг друга.
Автобус, громыхая, приблизился к большому дому с металлическими воротами, и тут мы наконец встретили на улице первых людей. Ворота открылись, Паула въехала внутрь. Она обогнула два огромных дерева, вкатила На широкую, по форме лошадиной подковы, дорожку и остановилась.
— Все на выход, — скомандовала она. — Здесь вы выспитесь.
Шатаясь от усталости, мы вошли в дом вслед за Паулой, показавшей нам спальни, которые выходили на верхнюю галерею. Окинув меня сдержанным взглядом, она спросила, кто где будет спать. Кивком я объяснил, что мы с Хелен будем спать вместе, а Ульрика в своей комнате. Паула, проказливо улыбнувшись, так что я чуть не прыснул со смеху, сделала знак, что одобряет мой выбор.
В спальне оказались кирпичные стены, высокое окно со шпингалетом, большая старинная кровать с пологом и четырьмя столбиками. На крючках висели халаты, а под кроватью стоял настоящий ночной горшок. Я уложил Хелен, еще дрожавшую и не окончательно проснувшуюся после автобуса, с одного края кровати и воспользовался ночным горшком, а потом завалился на другой край и моментально уснул. Думаю, это был единственный способ восстановить нарушение биоритма.
Внизу, на диване в огромной комнате, выходившей на галерею, удобно расположился полковник Роджер Сайке. Он выглядел посвежевшим и отдохнувшим. Посмотрев на меня, он сказал:
— Ага. Еще одному не спится, не только мне. И Паула, и Эсме — все туда же, ведь мы старые приятели и не можем оставаться в постели допоздна, даже если нам заплатят. Несите вниз свои вещи — их можно постирать в подвале, а ваш костюм мы прихватили с прыжкового катера. Горячий душ, кофе и чего-нибудь перекусить. Ах да, и не забудьте про горшок в комнате.
Покачиваясь, я спустился по лестнице, вручил горничной свою одежду и горшок, взял небольшой кофейник, чашку, полотенце и инструкции по пользованию душем. Спустя полчаса я появился вновь, чувствуя, что опять становлюсь человеком. Я отрезал солидный ломоть ветчины, соорудил швейцарский сандвич, прихватил апельсин и потащил все это наверх вместе со своим чемоданом, так что мог выбирать между едой и одеванием. Приятно было ощутить себя чистым и почувствовать пищу в желудке. Если бы я имел хоть малейшее представление о том, что происходит или что со мной случилось за последние несколько дней, то был бы просто счастлив.
Хелен тоже пошевелилась, и я облачил ее в рубашку и отвел к Роджеру, а он, в свою очередь, подверг ее примерно тем же процедурам, что и меня. Ульрика появилась в тот момент, когда Хелен как раз включила душ, но оказалось, что ванные совместные, поэтому Ульрику направили в соседнюю душевую. Выглядела она так, будто провела полночи в слезах; не знаю, свойственно ей это или нет, но подобное поведение можно понять, учитывая все обстоятельства.
Покончив с этими хлопотами, я сделал еще один сандвич и кофе и поинтересовался у Роджера:
— Ну и где мы находимся?
— В доме Эсме Сандерсон. Не той, что арестовала вас и собиралась убить, а другой. Эта Эсме — на нашей стороне, а кроме того она может быть нам полезной еще и тем, что унаследовала огромную кучу денег. Случайно мы оказались в доме Эсме, покушавшейся на вашу жизнь, — она, как и Билли Биард, была продажным копом и поэтому могла позволить себе иметь подобный дом. Не тот, где в данный момент мы нашли приют. Понимаю, что все это очень запутанно; я и Паулу неоднократно заставлял все повторять.
— А чем конкретно мы занимаемся?
— Ждем остальных, — ответил Сайке, перевернув газетную страницу и просматривая статьи. — Хм. С тех пор как я вчера уехал из дома, история Мехико, судя по всему, уже трижды полностью поменялась. Я не читаю испанских газет, с которых хорошо было бы начинать, и теперь не знаю даже контекста. Но вот комиксы почему-то остались прежними.
Он положил газету и снял небольшие очки для чтения.
— Джефри Ирвин обещал, что когда всем станет тепло и уютно, он выдаст нам всем много-много денег, чтобы мы пошли в одно кафе — почему именно это кафе, я не знаю, — и подождали, пока не появятся люди, с которыми, я уверен, мы знакомы. Когда мы там окажемся, придется ждать дальнейших инструкций. Я слишком любопытный, чтобы пропустить все мимо. Думаю, вы оба работаете на Ифвина, как и мисс Нордстром, Не могу сказать, что движет Паулой и Эсме, — они лучшие агенты, которых мне приходилось встречать, и поэтому я никогда не знаю, о чем они думают; знаю только то, что они сами считают нужным. Вот почему все работало как часы. Исходя из прошлого опыта, я бы сказал, что какими бы ни были причины их действий, мы обо всем узнаем, когда они того захотят, и ни секундой раньше. Иисус Пикардин тоже с нами, ибо он корыстен или любопытен, а может, и то, и другое сразу.
Через некоторое время наверх поднялась Хелен — в рубашке и с полотенцем, тюрбаном обмотанным вокруг головы. Вскоре после нее появилась Ульрика и ушла к себе в комнату. Тем временем я быстро пробежал глазами газету и опять вспомнил, что не знаю испанского.
Конечно, были миры, где я знал его. А в этих мирах, интересно, я знал, что знаю испанский, или надо было проверять, что я только что и сделал?
Было почти пять, когда мы все собрались, готовые пойти в кафе.
— Оно здесь недалеко, насколько я понял, — успокоил нас Сайке.
Единственным человеком в комнате, которого я не узнал, оказалась высокая брюнетка. Она кивнула и обвела взглядом присутствующих:
— Я Эсме Сандерсон. А вы, наверное, Ульрика, Лайл и Хелен. Думаю, некоторые из вас встречались с другими версиями меня не при самых лучших обстоятельствах, а я имею как минимум одно крайне неприятное столкновение с одним из вас. Теперь, когда мы знаем, что находимся по одну сторону баррикад или по крайней мере все приглашены на одни и те же праздники, надеюсь, можно оставить все эти разборки.
Паула, сидевшая в углу, фыркнула и спросила:
— Очень неприятное столкновение? Она хочет сказать, что один из вас ее застрелил. Но она заставила меня пообещать, что я не скажу, кто именно. Полагаю, нам следует провозгласить всеобщее перемирие, и это отличная идея, на которую Эсме, к сожалению, не обратила должного внимания. Постарайтесь помнить, что человек, которого вы знали, может оказаться не тем, с кем вы общаетесь, ладно? Отлично. — Она встала. — Короче говоря, в машине достаточно места, и есть все основания, чтобы поехать на ней и ни на чем другом, как сказал Ифвин.
Седлайте коней, грузитесь — ив путь. Нам есть куда ехать.
— Нужно ли брать с собой вещи? — поинтересовалась Ульрика, откинув с лица еще влажные волосы.
— Думаю, каждый должен взять хотя бы сумку, — ответила Эсме. — На всякий случай. Побольше медикаментов и лекарств, оружия и боеприпасов, примерно в таком порядке, плюс то, без чего вам будет очень плохо и грустно.
Мы разбежались по комнатам наверху; мои чемоданы оказались достаточно маленькими, так что я спокойно смог все нести. То же самое касалось и Хелен. Казалось, будто там, внизу, все приняли одно и то же решение, и Паула посмеялась над нами.
— Не хочу думать о соотношении зубов и хвостов, — сказала она.
Хелен одарила ее ужасной, свирепой улыбкой сквозь плотно сомкнутые губы, к которой я все никак не мог привыкнуть.
— Надеюсь, я в качестве «зубов».
— Ну да, — заверила ее Паула. — Ладно, все в сборе.
Сейчас увидим, не разучилась ли я еще держать руль.
— Ты же прошлой ночью нас везла, — удивился я.
— Об этом знают не все присутствующие — надо их припугнуть. — Она с шумом распахнула дверцу автобуса и крикнула: «Все на борт!» намного громче, чем требовалось. По крайней мере один из нас отлично проводил время.
Ехать было недалеко, и, сидя позади Паулы, я смог убедиться, насколько сложно управлять машиной — как. я понял, ей приходилось переключать скорости, крутить руль и давить на педаль акселератора — и все это не отрывая глаз от дороги. Я выяснил, что штуковина посередине, похожая на старомодные часы, — спидометр, а та, где написано «0 — 1», — индикатор количества топлива в баке; другие измерительные приборы оставались для меня полной загадкой, особенно одна, на которой была надпись «тахометр»: по моим наблюдениям, она не имела никакого отношения к скорости нашего движения.
— Все это выглядит слишком сложно, — сказал я, понаблюдав некоторое время за процессом.
— Все автоматически, — возразила Паула, — и большая часть просто для того, чтобы ты знал, что можешь это сделать. Если на задании будет свободное время, я тебя научу: мы могли бы использовать больше водителей, и я боюсь, что водить машину умеем только я и Роджер. А он ненавидит это дело — почему, не знаю. А ведь наличие еще одного водителя сможет спасти чью-то жизнь, а может, и не одну.
В этот момент, если название города Хо Ши Мин являлось ключом к разгадке (как я считал), мы находились в одной из стран — наследниц Коммунистической линии, ни к одной из которых не имели отношения ни я, ни Хелен. В этом мире точно существовали Контек и Джефри Ифвин, но вспомнит ли здешний Джефри Ифвин наши имена? Если да, будем ли мы его сотрудниками и пошлет ли он нам помощь?
Я постарался выкинуть этот вопрос из головы, но, к сожалению, мне больше нечем было себя развлечь, кроме размышлений о том, как сильно болят запястья, пристегнутые наручниками к стулу. В комнате можно было смотреть только на белые бетонные стены, черный пол без единого пятнышка, канализационную трубу — я заподозрил, что в этой версии Мехико полиция не отличается особой вежливостью; еще я заметил два флюоресцентных крепления с тонкими металлическими делителями под светящимися трубами. Единственным украшением комнаты была дверь с большим засовом с Другой стороны, выкрашенная в бледно-зеленый больничный цвет, сам засов виднелся в просвете между дверью и косяком, но было похоже, что для проникновения внутрь необходима газовая сварка; дверь выглядела очень солидно и ее было явно непросто сломать; в любом случае я не собирался приближаться к ней до тех пор, пока не освобожусь от наручников, а как с ними справиться, я не имел ни малейшего понятия.
Возможно, было бы лучше, если бы я просто принял к сведению, насколько далеко мы можем находиться от любого дома или помощи. Или подумал, как сильно болят запястья.
Дверь распахнулась, и вошел Иисус Пикардин, а следом за ним Хелен. Она несла все свое оружие в проволочной корзине, точно такой же, как та, в которой Пикардин нес мой бумажник, ремень, компьютер и мобильный телефон.
— Нужно торопиться, — сказал Пикардин низким приглушенным голосом.
Хелен одарила меня из-за его спины несколько напряженной, но дружелюбной улыбкой, кивнула в мою сторону, подразумевая, что я тоже принимаю в этом участие, что бы «это» ни было. Пикардин расстегнул наручники и вернул мои вещи; я надел ремень, бумажник сунул в карман и убедился, что все в порядке и можно отправляться в путь.
— Не знаю, сколько времени Джефри Ифвин сможет держать Эсме у телефона. Знаешь, она кричала на него.
Боюсь, что по той или иной причине она обвиняет его в смерти Билли Биард, а эта Эсме не помнит о Билли того, что помню я или та Эсме, которую я знаю. Однако если нам удастся пройти мимо ее кабинета, то, возможно, мы сумеем отсюда выбраться.
— Если я поблагодарю вас за наше освобождение в Сайгоне… — начал я.
— Ваша очаровательная партнерша уже поблагодарила меня. Она пояснила, что я освобождаю вас уже второй раз. Никогда не знал, что сталось с теми документами, которые я отправил по факсу, но очень рад, что они вам помогли. Давайте поспешим. Сейчас тихо.
Он подтолкнул нас в длинный коридор, мимо двух комнат, где полицейские были заняты своим обычным делом: беседовали с множеством избитых, потерявших надежду, озлобленных, истощенных людей, которых всегда можно встретить в полицейском участке.
Миновав опасные зоны, мы помчались как угорелые, следуя по пятам за Пикардином. На ходу он сообщил, что мы сейчас идем окружным путем, чтобы не попасться на глаза копам, пока не достигнем камеры, где держат преступников.
Мы знали, как выглядит Ульрика Нордстром благодаря фотографии, что послал нам Ифвин; к тому же ее камера была единственной занятой в этом ряду: судя по всему, не так уж много арестованных женщин считались опасными преступницами. Ульрика действительно была невысокой блондинкой, несколько полноватой, стриженной под горшок. Завидев нас, она вскочила с места и воскликнула:
— Лайл! Хелен! Я так рада вас видеть! Что вы здесь делаете?
Мы с Хелен переглянулись, и я ответил:
— Э-э.., мы вас узнали по фотографии, а вы откуда нас знаете?
— Это же я, Ульрика! Лайл, мы с тобой были женаты целых пять лет, а Хелен была подружкой невесты на нашей свадьбе. Мы поженились сразу после колледжа. Это ведь было не так давно.
Пикардин очень пристально смотрел на нас, и по его лицу было видно, что он крайне недоволен. Однако он все же отпер дверь камеры и выпустил Ульрику.
— У меня есть ключ от служебного выхода, — сказал он, — так что можете выйти через него. Надеюсь, кто-нибудь объяснит мне суть происходящего.
— Мы тоже очень хотели бы понять, что происходит, — ответила Хелен.
Пикардин вернул Ульрике ее бумаги и кошелек. Она надулась, и по ее взгляду я четко понял, что когда-то это выражение служило неким личным сигналом между Ульрикой и тем Лайлом, за которого она вышла замуж. Насколько я видел, она уже начала злиться, что я не ответил на сигнал. Мы поспешили вслед за Пикардином в зал, потом он выпустил нас через дверь.
— Уверен, что мы будем поддерживать связь, — проговорил он. — Надеюсь, что успею узнать правила этого мира, не совершив предварительно серьезных ошибок.
Дойдя до конца длинной темной аллеи, мы оказались на улице — вроде бы безлюдной — и, не имея других ориентиров, кроме озера к востоку отсюда, где стоял прыжковый катер Контека, пошли на восток. Быстро миновав несколько кварталов, мы не увидели ни одной живой души; скоро должно было взойти солнце, а поблизости наверняка полно людей, которые рано утром уходят на работу; хорошо еще, что слуги вряд ли приходят в столь ранний час.
Миновали еще несколько кварталов. Мы расслабились, и Ульрика завела разговор:
— Лайл, не знаю, с чего начать. Твоя семья дала мне денег на поездку в Новую Зеландию после войны, я приехала и жила у тебя дома; впервые я появилась там, когда мне было тринадцать, а тебе одиннадцать, а твоему брату Нилу пятнадцать. Это тебе ни о чем не говорит?
— Ох, много о чем, — ответил я. — Но не о том, что ты могла подумать.
Белые здания вокруг нас напоминали склепы или киношные декорации, погруженные в кромешную тьму: ни одной лампочки, даже случайно забытой, ни ночника в детской, ни тусклого света в коридоре, ведущем в ванную. Это становилось все более странным. Улица была на удивление пыльной; в разбитый, поломанный тротуар были вмонтированы старые грязевые стоки; неужели здесь никто никогда не подметал?
— За последние несколько дней я понял, что воспоминания — самое ненадежное из всего, что существует в мире. Верь тому, что я помню. За четыре года до моего рождения родители попали в автокатастрофу вместе с моим новорожденным братом Нилом. Они выжили, а он погиб. Я его никогда не знал.
— Не может быть! — воскликнула Ульрика.
Хелен положила тяжелую руку ей на плечо, мягко прикрыла рот ладонью и стала шептать что-то о полиции, которая все еще неподалеку.
— Я прекрасно помню Нила, — протестовала Ульрика. — Отличный высокий парень с великолепным чувством юмора, лучший атлет. У нас могло бы что-нибудь получиться, если бы он не был голубым. Неужели не помнишь, что он пропал, когда затонула «Елизавета III»?
Сам я служил на «Лизе III» и, покидая в пятницу Оклендскую бухту, видел, что она стоит в доке, такая же, как всегда.
Ульрика все больше запутывалась и в конце концов сказала:
— Хелен, хотя бы скажи мне, что это не дурацкая шутка.
Хелен нетерпеливо объяснила:
— Похоже, что власти завели против тебя дело. Считается, что тремя выстрелами в голову ты прикончила Биард; это случилось в банке, и вас снимали аж целых четыре камеры. Не знаю, могут ли быть более веские улики.
— Но послушайте! — Ульрика сунула руки в карманы и замедлила шаг. — Я такого не припомню. Пытаюсь, но не могу. Я разговаривала по телефону, объясняла другу, где мы встретимся, и тут меня схватил полицейский. — Ее голос срывался, как будто она привыкла поступать по-своему и удивлена, что на этот раз так не получилось. Она заплакала, шмыгая носом и вытирая лицо руками.
Не зная, что предпринять, я дал Ульрике свой носовой платок, и, прежде чем вернуть его обратно, она протерла лицо и смачно высморкалась.
— Простите за беспокойство, — пробормотала она.
Я убрал платок обратно в карман.
— Есть одна вещь, которую мне очень сложно будет вам объяснить. Существует много разных Лайлов Перипатов с разным прошлым, возможно, раскиданных по разным вселенным. Есть и много разных Хелен Пердида и, возможно, много Ульрик Нордстром. Джефри Ифвин, судя по всему, тоже есть в каждой вселенной. В любом случае в некоторых из них, но не во всех, каждый из нас работает на Ифвина, так что нас отправили, чтобы вытащить вас из тюрьмы. Случилось так, что ни один из нас не встречал вас до сегодняшнего дня ни в одном из наших миров, какими бы они ни были. Поэтому мне очень жаль, что я отреагировал не так, как должен был, будучи вашим бывшим мужем. Простите, что мы не можем уделить вам внимание и оказать поддержку, в которых вы нуждаетесь и которые ждете от нас. Однако с нашей точки зрения мы встретили вас впервые, так что наша реакция объяснима.
Ульрика Нордстром несколько раз кивнула, напоминая медлительного студента, который пытается убедить преподавателя, что он все понял, и вдруг, смертельно побледнев, рухнула без чувств.
— Черт!.. — воскликнула Хелен.
— А, ну да… — Я ничуть не удивился. — У нее просто шок, вероятно, она сейчас придет в себя.
Мы с Хелен перенесли Ульрику на небольшую веранду. Спустя некоторое время она села, долго извинялась перед нами, отряхнулась и в общем-то была готова продолжать путь. Через каждые пять минут она просила Хелен объяснить все еще и еще раз; Хелен рассказывала то, что мы знали, а, видит бог, знали мы не так уж и много, Ульрика жалобно хныкала в ответ, а Хелен повторяла, что так обстоят дела; Ульрика шла. дальше, шмыгая носом достаточно громко, чтобы действовать нам на нервы, и через сто метров вновь просила:
— Простите, не могли бы вы объяснить мне еще раз?
Мы продолжали идти, и меня все больше настораживали тишина и отсутствие света, особенно когда рассвело и стало понятно, что и дальше улицы будут столь же пустынны.
— Как ты думаешь, что здесь случилось? — поинтересовался я.
— Большинство людей не станут жить в районе с таким высоким уровнем радиации, — ответил голос за моей спиной. Обернувшись, я увидел мужчину, лет семидесяти, с развевающимися седыми волосами, ниспадающими на плечи, и ухоженной седой эспаньолкой. Незнакомец был одет в черную шелковую рубашку с нашитыми серебряными украшениями, и мешковатые брюки, тоже из черного шелка; в руках у него была тросточка с серебряным набалдашником.
— Кто вы такой?
— Ну, вам, возможно, я известен под именем Полковника, но мое настоящее имя — Роджер Сайке. А вы Лайл и Хелен; думаю, с вами не имел чести встречаться прежде, но предполагаю, что вы — Ульрика Нордстром.
Ульрика вздохнула.
— По крайней мере вы правы, что мы раньше не встречались. Я даже не слышала о вас.
— Я думал, вы за тысячи миль отсюда, — с удивлением отметил я.
Сайке кивнул, согласившись:
— Обычно так оно и есть. Но Ифвин послал за мной специального представителя и попросил приехать сюда за вами. Это заняло больше времени, поскольку вы вышли из полицейского участка в пораженную зону и направились как раз в заброшенную часть города. Мне потребовалось время, чтобы выяснить, что вы именно так и поступили, и, несмотря на ваш медленный темп, я не сразу вас догнал. В любом случае я здесь.
— Вы сказали, что это зона повышенной радиации?
— Была. Это довольно сложно объяснить простому жителю. Район подвергся протонному удару с орбиты. Все было уничтожено, но повышенной радиации не наблюдается. Большинство людей не разбираются в подобных вещах, поэтому они покинули этот район, хотя трупы вывозились даже спустя десятилетия. В Мексиканскую Гражданскую войну 2014 года, если вы слышали о такой.
— Только не в моем мире, — ответил я, и остальные тоже покачали головами.
— Очень, очень неприятное было время. Вам повезло, что вы ее не застали. В любом случае… — Теперь, когда я видел его настоящего, из плоти и крови, слышал его голос, он постепенно напоминал мне персонажей, которых Полковник многие годы выбирал в виртуальной реальности для разных чатов, и я понемногу начал идентифицировать его с истинным образом живого человека. — В любом случае, если вы немного подождете, я вызову для нас транспорт. Он прибудет очень скоро — это не робот, во-первых, из-за того, что Паула слишком капризна, чтобы управлять чем-либо другим, а во-вторых, потому что она может провести его через районы, недоступные для других транспортных средств.
Должен вам сказать, она заставила меня сильно понервничать. Раздался громкий стук в дверь, и я решил, что это соседский идиот, мальчишка, любимой шуткой которого было стучаться в мою дверь и выкрикивать дурацкие вопросы, так что я вышел из душа, завернулся в полотенце и вылетел на улицу, чтобы посмотреть, кто стучал; оказалось, там человек, которого на моих глазах убили без малого тридцать лет назад. Понятия не имею, где этот чертов Ифвин нашел Паулу Рей, в каком таком мире, но это была ужасная шутка с таким стариком, как я.
— В последнее время случается много странных шуток, — сказала Ульрика. В ее голосе слышались плаксивые нотки, и я подумал, что, окажись я привязанным к ней хоть на какое-то время, легко ее возненавижу.
Мягко покачиваясь, подкатил автобус с ручным управлением, похожий на музейный экспонат двадцатого века. Когда автобус остановился, мы увидели за рулем женщину в зеленой футболке и синих джинсах. У нее были густые темно-рыжие кудри, а на носу причудливые старомодные очки, какие уже никто не носил. Ласково улыбнувшись, она сказала:
— А теперь едем в отель. Родж, тебя бы посадить за Руль! Ифвин раздобыл для нас потрясный экземпляр, и это самая веселая поездка за все годы, что я за рулем.
К тому моменту мы все влезли в автобус и заняли места в маленьком пятнадцатиместном салоне.
— Где вы откопали этот последний писк техники? — спросил я с интересом.
— Это не я. Ифвин поставил его в полицейском гараже. Вряд ли им пользовались хотя бы дважды за последний год, — пояснила Паула. — Они не станут по нему скучать.
За моей спиной послышалась веселая возня. Ульрика завалилась мне на плечо.
— Ужасно интересно, что в другом мире ты был женат на этом, — проронила Хелен весьма странным голосом.
— Снимаю с себя всякую ответственность за этот поступок. И ты прекрасно знаешь, каковы мои предпочтения в этом мире.
— На самом деле я знаю, каковы предпочтения еще нескольких Лайлов, и делаю соответствующие выводы.
Полковник оглянулся на нас, и даже при тусклом свете восходящего солнца я заметил, как у него приподнялась бровь. Он взъерошил свои седые волосы и сказал:
— Дети мои, если вы собираетесь драться, то я вас рассажу порознь.
Мы с грохотом продвигались по заброшенной части города, минуя мертвые здания. Солнце поднималось все выше и выше, а я не мог отделаться от мысли, что слишком хорошо знаю, что такое — быть порознь. Ульрика как-то странно задремала у меня на плече, а Хелен откинулась назад, на спинку сиденья. Я посмотрел на обеих спящих женщин и подумал, что, наверное, существует тысячи их и тысячи меня, и я был готов поспорить, что любое двое не поймут друг друга.
Автобус, громыхая, приблизился к большому дому с металлическими воротами, и тут мы наконец встретили на улице первых людей. Ворота открылись, Паула въехала внутрь. Она обогнула два огромных дерева, вкатила На широкую, по форме лошадиной подковы, дорожку и остановилась.
— Все на выход, — скомандовала она. — Здесь вы выспитесь.
Шатаясь от усталости, мы вошли в дом вслед за Паулой, показавшей нам спальни, которые выходили на верхнюю галерею. Окинув меня сдержанным взглядом, она спросила, кто где будет спать. Кивком я объяснил, что мы с Хелен будем спать вместе, а Ульрика в своей комнате. Паула, проказливо улыбнувшись, так что я чуть не прыснул со смеху, сделала знак, что одобряет мой выбор.
В спальне оказались кирпичные стены, высокое окно со шпингалетом, большая старинная кровать с пологом и четырьмя столбиками. На крючках висели халаты, а под кроватью стоял настоящий ночной горшок. Я уложил Хелен, еще дрожавшую и не окончательно проснувшуюся после автобуса, с одного края кровати и воспользовался ночным горшком, а потом завалился на другой край и моментально уснул. Думаю, это был единственный способ восстановить нарушение биоритма.
* * *
Я проснулся, когда часы на стене показывали три часа Дня, Чувствовал я себя отвратительно, потому что спал в одежде и с открытым ртом. Под боком все еще посапывала Хелен, демонстрируя мне плечевую кобру. Я понял, что она во сне знала об этом пистолете больше, чем я наяву, и оставил все как есть. За одну секунду я скинул вонючую, пропитавшуюся потом одежду, повторно воспользовался горшком, натянул одну из рубашек и осторожно открыл дверь.Внизу, на диване в огромной комнате, выходившей на галерею, удобно расположился полковник Роджер Сайке. Он выглядел посвежевшим и отдохнувшим. Посмотрев на меня, он сказал:
— Ага. Еще одному не спится, не только мне. И Паула, и Эсме — все туда же, ведь мы старые приятели и не можем оставаться в постели допоздна, даже если нам заплатят. Несите вниз свои вещи — их можно постирать в подвале, а ваш костюм мы прихватили с прыжкового катера. Горячий душ, кофе и чего-нибудь перекусить. Ах да, и не забудьте про горшок в комнате.
Покачиваясь, я спустился по лестнице, вручил горничной свою одежду и горшок, взял небольшой кофейник, чашку, полотенце и инструкции по пользованию душем. Спустя полчаса я появился вновь, чувствуя, что опять становлюсь человеком. Я отрезал солидный ломоть ветчины, соорудил швейцарский сандвич, прихватил апельсин и потащил все это наверх вместе со своим чемоданом, так что мог выбирать между едой и одеванием. Приятно было ощутить себя чистым и почувствовать пищу в желудке. Если бы я имел хоть малейшее представление о том, что происходит или что со мной случилось за последние несколько дней, то был бы просто счастлив.
Хелен тоже пошевелилась, и я облачил ее в рубашку и отвел к Роджеру, а он, в свою очередь, подверг ее примерно тем же процедурам, что и меня. Ульрика появилась в тот момент, когда Хелен как раз включила душ, но оказалось, что ванные совместные, поэтому Ульрику направили в соседнюю душевую. Выглядела она так, будто провела полночи в слезах; не знаю, свойственно ей это или нет, но подобное поведение можно понять, учитывая все обстоятельства.
Покончив с этими хлопотами, я сделал еще один сандвич и кофе и поинтересовался у Роджера:
— Ну и где мы находимся?
— В доме Эсме Сандерсон. Не той, что арестовала вас и собиралась убить, а другой. Эта Эсме — на нашей стороне, а кроме того она может быть нам полезной еще и тем, что унаследовала огромную кучу денег. Случайно мы оказались в доме Эсме, покушавшейся на вашу жизнь, — она, как и Билли Биард, была продажным копом и поэтому могла позволить себе иметь подобный дом. Не тот, где в данный момент мы нашли приют. Понимаю, что все это очень запутанно; я и Паулу неоднократно заставлял все повторять.
— А чем конкретно мы занимаемся?
— Ждем остальных, — ответил Сайке, перевернув газетную страницу и просматривая статьи. — Хм. С тех пор как я вчера уехал из дома, история Мехико, судя по всему, уже трижды полностью поменялась. Я не читаю испанских газет, с которых хорошо было бы начинать, и теперь не знаю даже контекста. Но вот комиксы почему-то остались прежними.
Он положил газету и снял небольшие очки для чтения.
— Джефри Ирвин обещал, что когда всем станет тепло и уютно, он выдаст нам всем много-много денег, чтобы мы пошли в одно кафе — почему именно это кафе, я не знаю, — и подождали, пока не появятся люди, с которыми, я уверен, мы знакомы. Когда мы там окажемся, придется ждать дальнейших инструкций. Я слишком любопытный, чтобы пропустить все мимо. Думаю, вы оба работаете на Ифвина, как и мисс Нордстром, Не могу сказать, что движет Паулой и Эсме, — они лучшие агенты, которых мне приходилось встречать, и поэтому я никогда не знаю, о чем они думают; знаю только то, что они сами считают нужным. Вот почему все работало как часы. Исходя из прошлого опыта, я бы сказал, что какими бы ни были причины их действий, мы обо всем узнаем, когда они того захотят, и ни секундой раньше. Иисус Пикардин тоже с нами, ибо он корыстен или любопытен, а может, и то, и другое сразу.
Через некоторое время наверх поднялась Хелен — в рубашке и с полотенцем, тюрбаном обмотанным вокруг головы. Вскоре после нее появилась Ульрика и ушла к себе в комнату. Тем временем я быстро пробежал глазами газету и опять вспомнил, что не знаю испанского.
Конечно, были миры, где я знал его. А в этих мирах, интересно, я знал, что знаю испанский, или надо было проверять, что я только что и сделал?
Было почти пять, когда мы все собрались, готовые пойти в кафе.
— Оно здесь недалеко, насколько я понял, — успокоил нас Сайке.
Единственным человеком в комнате, которого я не узнал, оказалась высокая брюнетка. Она кивнула и обвела взглядом присутствующих:
— Я Эсме Сандерсон. А вы, наверное, Ульрика, Лайл и Хелен. Думаю, некоторые из вас встречались с другими версиями меня не при самых лучших обстоятельствах, а я имею как минимум одно крайне неприятное столкновение с одним из вас. Теперь, когда мы знаем, что находимся по одну сторону баррикад или по крайней мере все приглашены на одни и те же праздники, надеюсь, можно оставить все эти разборки.
Паула, сидевшая в углу, фыркнула и спросила:
— Очень неприятное столкновение? Она хочет сказать, что один из вас ее застрелил. Но она заставила меня пообещать, что я не скажу, кто именно. Полагаю, нам следует провозгласить всеобщее перемирие, и это отличная идея, на которую Эсме, к сожалению, не обратила должного внимания. Постарайтесь помнить, что человек, которого вы знали, может оказаться не тем, с кем вы общаетесь, ладно? Отлично. — Она встала. — Короче говоря, в машине достаточно места, и есть все основания, чтобы поехать на ней и ни на чем другом, как сказал Ифвин.
Седлайте коней, грузитесь — ив путь. Нам есть куда ехать.
— Нужно ли брать с собой вещи? — поинтересовалась Ульрика, откинув с лица еще влажные волосы.
— Думаю, каждый должен взять хотя бы сумку, — ответила Эсме. — На всякий случай. Побольше медикаментов и лекарств, оружия и боеприпасов, примерно в таком порядке, плюс то, без чего вам будет очень плохо и грустно.
Мы разбежались по комнатам наверху; мои чемоданы оказались достаточно маленькими, так что я спокойно смог все нести. То же самое касалось и Хелен. Казалось, будто там, внизу, все приняли одно и то же решение, и Паула посмеялась над нами.
— Не хочу думать о соотношении зубов и хвостов, — сказала она.
Хелен одарила ее ужасной, свирепой улыбкой сквозь плотно сомкнутые губы, к которой я все никак не мог привыкнуть.
— Надеюсь, я в качестве «зубов».
— Ну да, — заверила ее Паула. — Ладно, все в сборе.
Сейчас увидим, не разучилась ли я еще держать руль.
— Ты же прошлой ночью нас везла, — удивился я.
— Об этом знают не все присутствующие — надо их припугнуть. — Она с шумом распахнула дверцу автобуса и крикнула: «Все на борт!» намного громче, чем требовалось. По крайней мере один из нас отлично проводил время.
Ехать было недалеко, и, сидя позади Паулы, я смог убедиться, насколько сложно управлять машиной — как. я понял, ей приходилось переключать скорости, крутить руль и давить на педаль акселератора — и все это не отрывая глаз от дороги. Я выяснил, что штуковина посередине, похожая на старомодные часы, — спидометр, а та, где написано «0 — 1», — индикатор количества топлива в баке; другие измерительные приборы оставались для меня полной загадкой, особенно одна, на которой была надпись «тахометр»: по моим наблюдениям, она не имела никакого отношения к скорости нашего движения.
— Все это выглядит слишком сложно, — сказал я, понаблюдав некоторое время за процессом.
— Все автоматически, — возразила Паула, — и большая часть просто для того, чтобы ты знал, что можешь это сделать. Если на задании будет свободное время, я тебя научу: мы могли бы использовать больше водителей, и я боюсь, что водить машину умеем только я и Роджер. А он ненавидит это дело — почему, не знаю. А ведь наличие еще одного водителя сможет спасти чью-то жизнь, а может, и не одну.