Бэгшоу Луиза. Дитя понедельника

   Весь обед мы мило беседуем о всякой чепухе, а перед уходом я, извинившись, выхожу в туалет. Здесь я тщательно изучаю себя в зеркале. Неужели у меня действительно вымотанный вид? А мне-то казалось, я неплохо выгляжу.
   Бедная глупая Анна! На что ты надеешься? Ты же знаешь, что не можешь выглядеть неплохо. В лучшем случае незаметно, да и это спорно.
   За мной ухаживает приятный, богатый, обходительный мужчина, который приглашает меня на свидания и водит в дорогие рестораны — разве этого мало? Зачем ждать комплиментов о своей внешности? Ведь это глупо и бессмысленно. Еще несколько недель назад я и не мечтала о такой удаче, как встреча с Чарлзом, а теперь получаю больше внимания и заботы, чем за всю жизнь. Более того, я работаю в одной команде с известным режиссером, получаю неплохое жалованье и ожидаю повышения. Чего мне не хватает?
   Или женщина, получив что-то, начинает хотеть большего?
   Три месяца назад я дрожала перед Китти Симпсон, считая ее безусловным авторитетом. Теперь она для меня всего лишь стареющая начальница, пытающаяся удержаться на плаву. Я на многое взглянула другими глазами, увидела перспективу, но почему-то недовольна, как и прежде.
   Я выхожу в вестибюль, чтобы взять плащ.
   Какая-то толстая женщина, облаченная в накидку от Шанель, окидывает мое платье презрительным взглядом, но мне наплевать. Чарлз терпеливо ждет меня у входа. У него в руках коробочка с великолепными пирожными. Судя по всему, он купил их, пока я была в туалете.
   Я делаю глубокий вдох и улыбаюсь ему. Я не должна позволять себе бесплодные мечты. К черту Суона. У меня есть добрый, заботливый Чарлз Доусон. И он мне нравится, серьезно.
   Я беру его под руку и чмокаю в щеку.
   Марк Суон живет в самом центре Ноттинг-Хилл, в старинном доме в стиле королевы Анны. Дом окружен таким уютным садом, что садик Ванны не идет с ним ни в какое сравнение.
   Я была здесь всего однажды, во время очередного обсуждения сценария. Тогда мы с Триш, Гретой и Суоном позавтракали в местном ресторанчике и к дому режиссера шли пешком. Помню, как оборачивались ему вслед женщины.
   Марк Суон всегда привлекает к себе внимание. Поначалу я думала, что люди тянутся к нему, потому что он известен и популярен, и только во время этой пешей прогулки поняла, как ошибалась. Женщины, смотревшие Марку вслед, едва ли знали, на кого смотрят. Он мало появляется на публике, и почти никто не знает его в лицо. При этом он даже не слишком следит за собой. Волосы зачастую всклокочены, руки в карманах, брови сведены. Однако женщины все равно чувствуют в нем ту особую мужскую силу, которая заставляет их закусывать нижнюю губу или смотреть ему вслед из-под ресниц.
   Довольно забавно наблюдать за бесполезными попытками окружающих девиц зацепить Суона. Сама я ни за что не стала бы закусывать губу или покачивать ножкой, сидя на стуле, потому что не умею этого. Порой мне начинает казаться, что Марк прекрасно видит все эти женские авансы в свою сторону, просто предпочитает не замечать их. В последнее время я начала больше следить за собой: ем только диетические хлебцы, пью минералку и совсем не употребляю сладкого, к тому же каждое утро совершаю пробежку. Правда, результатов что-то не видно. Соблюдать диету оказалось не так тяжело, как мне казалось. Трудновато было первые три дня, а потом меня так захватила работа, что я порой вообще забывала о еде. Суон постоянно подкидывает мне новую пищу для ума. То расспрашивает меня о процессе съемок и моих записях. То обсуждает со мной фильмы прошлых лет, просит анализировать поступки героев и подачу материала. Иногда он подтрунивает надо мной, задавая вопросы о фильмах, которых я не видела (из тех, что так любит Джон), и смеется, когда я краснею от смущения.
   Он очень нравится мне, но это еще не все. Я хочу быть такой, как Марк Суон. С некоторых пор Эли Рот не кажется мне достойным примером для подражания. А Марк Суон… поймите, я вовсе не жажду стать гениальным режиссером, как он, у меня другие приоритеты. Но внушать окружающим людям такое безусловное уважение и трепет — вот чему бы я хотела научиться. Мне нужно, чтобы со мной считались, чтобы видели во мне личность, и личность сильную. А пока все, что я могу, — это совершать утренние пробежки, ловить каждое слово моего вдохновителя и делать заинтересованный вид. Через пару месяцев я смогу получить заветное повышение, а остальное… Там будет видно.
   Расправив плечи, я прохожу через железные ворота. Сейчас я чувствую себя куда увереннее, чем утром. Во-первых, мне не холодно и не сыро, как на съемочной площадке. Во-вторых (хотя скорее именно это надо было поставить первым), я выпила целительную дозу шампанского. В-третьих, я получила не менее целительную дозу внимания от Чарлза, что подняло мой авторитет в моих же собственных глазах.
   Я должна быть уверенной в себе и смелой, иначе я никогда не добьюсь ни одной поставленной цели. Я не должна трястись при виде потрясающего Марка Суона. И пусть он красив и огромен, для меня важнее моя карьера!
   Вот так-то!
   Я иду по дорожке, выложенной из красных кирпичиков, мимо грядок с лавандой и тюльпанами и звоню в дверь.
   — Иду! — раздается чудовищный рев изнутри. Боже, неужели Суон думает, что его гулкий голос кто-то мог бы не услышать, если бы он вопил чуть потише?
   Я иронично усмехаюсь, приготовившись…
   Нет, к этому я не была готова! Суон открывает дверь — на нем только черные штаны для карате. У него голый торс!! Голая грудь!! И голый живот!!!
   То есть не то чтобы голый, просто не одетый. На самом деле вся грудь Суона густо поросла волосами, под которыми видны перекатывающиеся мускулы, на руках вздуваются огромные бицепсы (где он их прятал раньше?); живот тоже немного волосат. Господи, как же я люблю волосатых мужчин! Вернее, раньше я этого не понимала, а теперь мне становится абсолютно ясно, отчего Шон Коннери всегда казался мне сексуальным.
   Я делаю шаг назад, уставившись на дорожку волос на животе Суона. Дорожку, спускающуюся прямо к… черт! Черт-черт-черт!
   У меня пересыхает во рту.
   Перестань на него пялиться, нелепая дура!!
   — О, прости, пожалуйста, — деловито говорит Марк Суон, вроде бы не замечая моего состояния. — Я занимался. Входи, входи. Располагайся, а я пока переоденусь.
   Лучше не надо!
   — Да, конечно. — Я стараюсь смотреть куда-то за спину Марка. — Сделать пока кофе? — Проклятие, да я говорю фальцетом!
   Я торопливо разуваюсь, прохожу на кухню — благо, это рядом.
   Суон появляется спустя две минуты. Теперь на нем майка и свободные шорты.
   — Прости, что не открыл сразу, — чуть виновато говорит он. — Я увлекаюсь восточными методиками, а с ними время бежит незаметно. Отлично снимает стресс. Я не напугал тебя? В мои привычки не входит пугать невинных девушек.
   — Напугал? Вовсе нет. Забудь об этом, — говорю я, старательно занимаясь кофе. В воздухе висит сладкий запах ванили. — А что это за методики? Ты уже научился разбивать доски ребром ладони? — Я смеюсь, стараясь скрыть смущение.
   — Это пройденный этап. Я перешел на кирпичи.
   — Ты разбиваешь кирпичи руками? — Я оборачиваюсь, не веря своим ушам.
   — Думаешь, это так сложно? Для этого нужна не сила, а посыл энергии. И не надо так на меня смотреть. У тебя потрясенный вид.
   — Вовсе не потрясенный! — возражаю я и отворачиваюсь. Так и представляю себе Суона — с обнаженным торсом — рядом с грудой битого кирпича. Боже, как соблазнительно это выглядит!
   До чего же мне было хорошо до тех пор, пока я не увидела его голую грудь! А теперь? Все мое душевное равновесие куда-то улетучилось.
   — На, выпей кофе и перейдем к делу, — говорю я чопорно.
   — К делу, говоришь? — Глаза Суона неподвижно смотрят на меня. — Ты выглядишь такой… деловой, Анна.
   Я хмыкаю.
   — Это плохо?
   — Да нет. Если не считать того, что мне захотелось побежать и поменять шорты на офисные брюки, а вместо майки надеть рубашку. Чтобы не теряться на твоем официальном фоне, Анна.
   — Я выгляжу так чопорно? — беспомощно спрашиваю я.
   — Ну, если ты расколешь свой дурацкий пучок и сексуально взмахнешь волосами, как это делают секретарши да и прочие женщины в офисах… или зароешься в волосы пальцами…
   Понятно, он меня поддевает.
   — Кажется, мы отвлеклись от темы, — хмуро говорю я. — По-моему, ты хотел о чем-то со мной поговорить.
   — О, прости, если я тебя задел. Я так понимаю, что флиртовать с тобой разрешено лишь твоему ухажеру?
   — Да, ты все верно понимаешь. Брось эту игривую манеру! — Я фыркаю. Затем, опомнившись, прикрываю рот рукой.
   Разве я могу фыркать на Марка Суона? Человека, который оказал мне огромную услугу, взяв на съемки. Но уж конечно, мне не нужно, чтобы он со мной флиртовал. Я не могу позволить себе увлечься еще больше, тогда как он всего лишь играет.
   Суон поднимает вверх руки:
   — Ладно, сдаюсь. Давай поговорим о твоей роли в съемках фильма.
   Я заранее трепещу. — Да?
   — Твое сердце не лежит к съемочному процессу. Но почему?
   Я хочу возразить, делаю жест рукой и проливаю кофе на стол.
   — О, прости! — Вскочив, хватаю тряпку и вытираю пятно.
   — Ерунда. Но ответь на мой вопрос.
   — Боюсь, я не совсем тебя понимаю, — озадаченно тяну я. — Ты уже спрашивал меня об этом утром. Но разве я невнимательна? Разве я что-то упускаю? Мне кажется, я послушная ученица.
   — Все это верно.
   — Я слежу за тем, как ты отбираешь удачные планы, как говоришь с актерами, слушаю твои замечания.
   — Все так. — Суон кивает.
   — Что я делала не так? Хочешь, покажу тебе свои записи? Суон улыбается — так лениво, что хочется почесать ему загривок, как коту.
   — Ты совершенно права. Я знаю, что ты неглупа и быстро обучаешься. Однако ты внимательно ловишь каждое мое слово только потому, что не желаешь быть вышвырнутой со съемочной площадки.
   — Конечно. Ведь съемки — это великолепно!
   — Да. Но уж точно не для тебя. — Суон смотрит на меня настойчиво, словно ожидая, что я подхвачу его мысль. Однако я просто тупо гляжу на него. — Ты оживаешь только тогда, когда речь идет о сценарии.
   Истинная правда. Я обожаю совещания, посвященные разбору реплик и сцен. Мне нравится видеть, как сценарий день ото дня обретает все более совершенную форму, как оттачиваются фразы и шлифуются образы. Неудивительно, что я оживляюсь на этих совещаниях.
   — Да, больше всего мне нравится работа над текстом, — признаю я.
   — А почему?
   — Я обожаю работу над интригой фильма. Уверена, что главное в фильме — сценарий. Я… не знаю, как объяснить.
   — Значит, тебе нравится прорабатывать тонкости сценария, но не интересует его воплощение в жизнь?
   — Черт побери! — неожиданно взрываюсь я. У меня больше нет сил притворяться. — Съемки — самое скучное в работе над фильмом. Я не понимаю, как можно день за днем торчать на площадке и обсуждать типы освещения или задние планы. Это занудство! Благодаря тебе усвоила многие тонкости, но это не значит, что я влюбилась в процесс!
 
   — А репетиции?
   — Мне не нравится. Стоять под дождем и слушать, как кучка актеров, зарабатывающих тысячи в час, повторяет одно и тоже по двадцать раз! И эти дурацкие вопросы насчет мотивации. «Марк, какая у меня мотивация, когда я делаю то-то?» — Я подражаю интонации Греты.
   Суон мягко смеется.
   — А что бы ты ответила на такой вопрос?
   — Я бы сказала, что ее мотивация — куча бабок, которые она в результате огребет. — Я осекаюсь. — Прости за грубость.
   Суон снова смеется, уже громче.
   — Значит, актерское мастерство тебе тоже не нравится.
   — Я считаю, что актеры — это люди, чьи таланты зачастую сильно переоценены… хотя, конечно, некоторые из них — очень милые люди… — Я вздыхаю. — Черт!
   — Понятно. — Лицо Суона становится серьезным. — Значит, мы выяснили, что единственное занятие, которое тебе по душе — корректировка сценария.
   — Ну, в общем, да. Но ведь это самое важное, разве не так? — умоляюще спрашиваю я.
   — Утром ты вешала мне на уши лапшу, что увлечена процессом… Нет-нет, не отрицай! А на самом деле вообще не следила за ходом работы. Однако ты предложила отличную вставку для сцены с выгулом собаки. Причем с ходу.
   Я пытаюсь найти подходящее извинение, но не могу.
   — И что? — грустно спрашиваю Суона.
   — Ты всех обскакала, как высказалась Триш. — Суон неторопливо отхлебывает кофе. — А тот диалог, который ты набросала во время первой встречи! Там еще была такая забавная игра слов…
   — Э… спасибо. — Я краснею.
   — Я тогда еще спросил, не хочешь ли ты писать сценарии.
   — Помню. Я была польщена.
   — Так ты думала над этим? — Он фиксирует неподвижный взгляд прямо на моем лице, так что нет никакой возможности отвести глаза.
   — Я… даже не знаю. Ведь я всего лишь рецензент. — Пожимаю плечами.
   — А тебя никогда не посещала мысль, что ты можешь писать лучше, чем все те, чьи сценарии проходят через твои руки?
   — Вот дерьмо! Конечно! Я постоянно об этом… — Я осекаюсь. Не стоило говорить слово «дерьмо». Воспитанные девицы, которые становятся капитанами команды поддержки, вряд ли употребляют подобные словечки.
   — Выслушай меня внимательно, — говорит Суон, не замечая моего смущения. — Я не хочу сказать, что из тебя выйдет плохой продюсер. Ты способная и освоишь эту профессию. В конце концов, ты же отобрала нужный сценарий для определенной актрисы, встретилась с режиссером. Это уже немало. Но все эти детали продюссирования — маркетинг, выбор места съемок, отчетность, подбор команды — не для тебя, здесь твои способности тебе не помогут, если к этому не лежит сердце. Тебе понравилось бы рассчитывать бюджет, учитывая одновременно множество деталей, которые скрыты от постороннего взгляда? — Вместо ответа я уныло качаю головой. — Значит, ты должна заниматься тем, что у тебя выходит лучше и дается легче, я прав?
   Я ловлю себя на том, что восхищенно внимаю каждому его слову. Однако самое забавное, что впервые, глядя на Суона, я не думаю о том, насколько он сексуален. Просто никто до него не разговаривал со мной о таких вещах. Он воспринимает меня всерьез, как равную, пытается пробудить во мне скрытые таланты. Суон не предлагает мне лизать ему задницу, обещая за это сделать из меня звезду, не требует от меня беспрекословного повиновения. Он не утверждает, что при желании я могу достать луну с неба. Марк Суон просто дает мне совет, ожидая, что я сама приму верное решение. Словно on… уважает меня.
   Не думаю, что когда-либо мне делали лучший комплимент.
   — Наверное, ты прав, и мне стоит подумать о работе сценариста. И знаешь… — Я чувствую, что румянец буквально заливает мне лицо, но все же упрямо говорю: — Спасибо тебе за эти слова. Ты очень великодушен.
   — Глупости! — отмахивается Суон. — Я просто советую, не больше того. Советовать может каждый, это не требует особой широты души.
   — Неправда, и мы оба это знаем. Ты действительно великодушен. В тебе нет снобизма, который свойственен звездам. И ты прислушиваешься к другим людям, воспринимаешь их всерьез. Помнишь, как ты согласился взять сценарий, даже понимая, что он написан в чуждом тебе жанре?
   — Чтение заняло полчаса, это не так уж и много.
   — Другой бы и пяти минут пожалел, и ты это знаешь. Но и это еще не все. Ты дал мне возможность побывать на съемках, просто потому что видел, как мне это нужно. Ты принял такое живое участие в моей судьбе, что рисковал вызвать на себя гаев моего начальства.
   Суон усмехается:
   — Твоему начальству больше нечего делать, как только гневаться на звезду такой величины. Я знал, что ничем не рискую.
   — А помнишь, как я опоздала? Ты простил меня даже во второй раз. А сейчас ты говоришь со мной, словно я не просто офисная собачонка. Ты веришь в меня.
   — Я верю в твой талант. — Лицо Суона серьезно. — В нашу первую встречу я разглядел в тебе то, чего не видел уже очень давно.
   Я смотрю ему в глаза, опасаясь задать вопрос.
   — Страсть, вот что, — говорит он. — Страсть к любимому делу. Ты любишь хорошие сценарии и ради того, чтобы их задействовать, готова на многое. Ты нашла меня не ради карьеры и не ради своей Китти. Ты сделала это ради Триш и ее сценария, хотя и не отдавала себе в этом отчета. В тебе есть энтузиазм, который может двигать горы. Большинство людей двигают горы только ради денег. А ты не такая.
   — О… — почти шепотом произношу я. — Не знаю, как тебя благодарить. Ты столько для меня делаешь. Если бы ты не появился в моей жизни, я могла бы еще много лет ждать шанса, который, возможно, так бы и не представился.
   — Дело вовсе не во мне. Все дело в том, что сценарий Триш был первым понравившимся тебе. И не надо благодарить меня за доброту. Ведь это не я нашел тебя. Это ты нашла меня, Анна.
   Наступает тишина. Я смотрю Марку Суону в глаза, не в силах оторвать взгляда. С невероятным трудом опускаю голову, хотя мне так хочется смотреть и дальше, до бесконечности.
   — Что ты делаешь сегодня вечером? Снова идешь на свидание?
   — Сегодня — нет, — отвечаю я, напрягшись. Надеюсь, он не подтрунивает надо мной?
   — Тогда, может, сходим в бар, выпьем по стаканчику? — Суон выставляет руки ладонями вперед. — Никакого флирта, обещаю. И ты имеешь полную свободу дать мне от ворот поворот. Клянусь, я не затаю зла и не отошлю тебя обратно к твоей кровожадной Китти. У меня к тебе еще один разговор, но под пиво он пойдет лучше, чем под кофе.
   — А… я… — Сейчас всего шесть, отказываться нет никаких причин. — Ну, ладно. — Господи, неужели я согласилась?
   Мы выходим наружу, минуем железные ворота, идем вдоль изгороди и сразу сворачиваем за угол. Маленький бар с невзрачной вывеской «Королева Аделаида» находится в двух шагах от дома Суона. Видно, что это довольно старое заведение, давно подлежащее реконструкции. Здесь нет неоновых реклам кока-колы и разных сортов пива. Стены обиты бордовой тканью, в зале царит полумрак, под потолком висят клубы дыма. Столы и скамьи вокруг них сделаны из старого добротного дерева, они уже изрядно поистерлись на углах, а резные железные ножки потемнели от времени. В общем, место это совсем не так аристократично, как его название.
   Бармен, протирающий кружки, поднимает голову и кивает Суону:
   — Здорово, Марк. Я гляжу, ты с подружкой?
   — Это — прекрасная Анна, — говорит Суон. Я с подозрением смотрю на него, ожидая увидеть насмешку на лице, но он выглядит вполне серьезным. — Плесни мне, как обычно, Майки.
   Бармен наливает в стакан двойную порцию виски и вопросительно смотрит на меня.
   — Позволь угадать, — говорит Суон. — Сидра?
   — Сидра?! Ха! — Я начинаю хохотать. — Впрочем, можно и сидра.
   — Рисково живешь, — подмечает Суон, протягивая бармену деньги.
   — Вообще-то не хотелось бы надраться, — смеюсь я. — А то разойдусь и начну говорить то, чего не следует.
   Суон подмигивает мне, затем говорит бармену:
   — Разве она не чудесна?
   Почему-то мне хочется нести чушь — иначе я зажмусь и буду только смущенно кивать.
   — Да, я его ручной теленок, — признаюсь я бармену. — Меня берут на съемочные площадки и в бары, когда скучно.
   — Она и правда довольно необычна, — кивает бармен с одобрительной улыбкой. — Хотя и не в твоем, Марк, вкусе.
   Суон качает головой, словно не одобряя последнее замечание.
   — А какие в его вкусе? С осиной талией и крепкими ягодицами?
   — Вот-вот, именно. Таких обычно с ним и видишь.
   Я впервые вижу, чтобы Суон смущался, и это кажется мне забавным.
   — Давай сядем вон там, — предлагает он, явно желая сменить тему, и указывает на столик в самом углу, возле довольно пыльной ширмы.
   — А может, устроимся снаружи? — Унылая морось, которая донимала меня весь день, закончилась, и сквозь облака даже проглянуло солнце.
   — Здесь нас никто не побеспокоит.
   — А что, нам так необходимо уединение?
   — Иногда прохожие меня узнают, — неохотно поясняет Суон. — Особенно студенты с факультета режиссуры и некоторые актеры. А здесь их полно.
   — Мог бы переехать в более спокойный район, — предлагаю я. — Ладно, давай сядем в углу и будем пылиться. А то, не дай Бог, фанаты разорвут тебя на клочки.
   Мы проходим к дальнему столу и оказываемся в еще большем мраке. Суон незамедлительно отпивает виски и тотчас расслабляется. Похоже, что посторонние действительно досаждают ему.
   — Надеюсь, ты не считаешь, что я поселился здесь ради престижа? — задает он вопрос.
   Я ничего не отвечаю, отхлебывая сидр.
   — Не смущайся, говори, что думаешь, я не обижусь.
   — Все, что думаю? Все-все?
   — Угу. — Глаза Суона странно блестят в полумраке.
   — Мне это кажется подозрительным. Похожим на ловушку, — говорю, прищурившись. — Ты просто хочешь, чтобы я сболтнула что-то лишнее, чтобы затем позвонить Эли Роту и без особых проблем уволить меня.
   — Какой коварный план! — восхищается Суон. — Я бы ни за что до такого не додумался. Я-то считал, что могу тебя уволить и просто так, без того, чтобы вытягивать из тебя «лишнее».
   — Да?
   — Да я и не стал бы звонить Эли. Я бы попросил заняться этим своего агента. — Он ухмыляется.
   — Очень смешно. А говоришь, не додумался бы.
   — Мы пьем в одном баре. Это вроде как преломить вместе хлеб. Священное действо. Я не выдам тебя, даже если ты напьешься и начнешь буянить.
   — Я даже спьяну так себя не веду! — назидательно говорю я. — Ладно, скажу, что думаю: я действительно считаю, что ты купил здесь дом ради престижа. Это просто показуха!
   — Неужели?
   — Не стесняйся этого. Ты — известный режиссер. Тебе на роду написано хоть в чем-то да показушничать. Режиссеры считают, что только ради них и светит солнце.
   — Послушай, Анна, ты просто повторяешь избитые фразы. Так все говорят, когда речь идет о киноиндустрии. А я хочу знать, что думаешь именно ты.
   — Но я так и думаю. Не именно о тебе, а обо всех режиссерах. Почему про фильмы всегда говорят: «фильм Камерона» или «фильм Верховена»? С чего это фильмы связывают с именами режиссеров?
   — Думаю, это потому, что режиссеры несут основную ответственность как за провал, так и за успех. Режиссер принимает все решения. Это честно.
   — А вот и нет! Режиссер — такая же мелкая сошка, как и актеры. Куда бы он делся, если бы ему дали бездарных актеров? Или осветителей? Или операторов? А если бы дали крошечный бюджет, и пришлось бы, например, тропический ливень устраивать в студии, поливая обвешанных лианами актеров из шланга? Думаю, роль режиссера в создании фильма сильно преувеличена.
   Суон вытаращивает глаза:
   — Значит, ты считаешь, что режиссер — мелкая сошка?!
   — Разумеется, Более того, если ему удастся заставить актера сыграть лучше, чем обычно, то его эго раздувается до ненормальных размеров. Этот режиссер несется покупать роскошный дом и костюм от «Хьюго Босса», чтобы блеснуть на «Оскаре», где он поблагодарит свою маму и Бога за данный ему талант, напрочь забыв о своей команде.
   — Если режиссер — мелкая сошка, кто же тогда несет ответственность за фильм? — Суон наклоняется ко мне через стол. — Если режиссеры — напыщенные индюки, актеры — кучка зазнавшихся нахалов, чья мотивация огромные гонорары, тогда кто же важен?
   — Автор. — Я торжественно улыбаюсь.
   — Но автор — человек, который живет в своем мире и поклоняется одному ему важным идеалам.
   — Конечно, ведь публика обходит его вниманием. Но именно автор придумал интригу, создал из ничего героев и наделил их личностными качествами.
   — Сценарий — это еще не все. Фильм — нечто гораздо большее, чем просто текст.
   — Однако без этого текста режиссера не подняли бы из любимого кресла, а актрису не вытащили бы от косметолога. Все начинается со сценария. А фильм — это всего лишь сценарий, показанный в картинках.
   — Значит, тогда я ответственен за картинки, — хмурится Суон.
   — Да сделать картинки может любой, — азартно объясняю я. — Оглянись на свои фильмы. Разве ты снял бы их, если бы к ним сначала не написали гениальных сценариев? А актеры? Почему считается, что только определенный актер может воплотить роль в жизнь? Возможно, это удалось бы каждому пятому с улицы, да только они не лезут в киноиндустрию.
   — Именно об этом я и говорю! — запальчиво восклицает Суон. — Возможно, сценаристом тоже может быть каждый… хотя бы десятый, однако он почему-то сидит, проверяет чужие сценарии и бегает по поручениям спесивой начальницы. — Суон удовлетворенно откидывается на спинку стула. — Ты можешь писать сценарии, Анна, я уверен.
   — У тебя такой тон, словно ты заранее гордишься, что открыл новую звезду. Как какой-нибудь продюсер из Лос-Анджелеса.
   Суон начинает смеяться глубоким, низким смехом, идущим
   откуда-то из глубины груди. И это очень сексуально.
   — Прекрати веселиться, — мрачно требую я.
   — Прости. — Он вытирает глаза, на которых выступили слезы. — Думаю, ты просто не знаешь себе цены. При этом у тебя отсутствует чувство страха. Я все пытаюсь вспомнить, когда я так открыто хохотал. Надо же, как ты меня разнесла! В пух и прах.
   — Ты же не бросишься звонить Эли Роту?
   — Даже не мечтай!
   Суон наклоняется через стол и берет меня за руку. Я гляжу на свою ладонь, не веря глазам: в огромных клешнях Суона она кажется миниатюрной и вполне женственной. Я впервые могу не смущаться своих больших рук.
   Рядом с Марком Суоном я не кажусь такой уж крупной. Только теперь на меня обрушивается понимание его непреодолимой привлекательности: женщины реагируют на него, как на огромного сильного защитника, пещерного мужчину, который обеспечит и мамонта, и теплую медвежью шкуру. Мужественность его характера нашла отражение и в его облике — редкое совпадение внутреннего мира с внешностью.