Бекитт Лора. Тина и Тереза

   — Нет, он уснул. Возьми Делайлу и идите в другую комнату.
   Айрин поправила одежду детей и приласкала привычным материнским жестом.
   — Не может быть, чтобы ты его не полюбила!
   — Оставь это! — досадливо отмахнулась Тереза. Она сидела на кровати в одной сорочке, сползшей с тощего плеча. Ее лицо было бескровным, тело — плоским и худым. Страдания последних месяцев и дней стерли с ее облика почти все краски юности и зарождавшейся женской красоты. Ей исполнилось семнадцать, ей и Тине — в один день. Тереза вспомнила, как они беседовали, сидя на крылечке в день перед ее бегством, и опять заплакала. Увидятся ли они когда-нибудь?
   …Через пару дней вернулся Ален — здоровенный грубоватый парень, от шагов которого дрожал пол.
   Тереза слышала его разговор с Айрин в соседней комнате.
   — Твоя мать сказала, что у тебя живет какая-то шлюха?
   — Это Тереза, моя подруга, — спокойно отвечала Айрин. — Она не шлюха, Аллен, хорошая девушка, просто попала в беду. Ей надо помочь.
   — Вечно ты всем помогаешь! Дети тут крутятся, а теперь еще эта подруга… Где ж мы будем спать этой ночью, а?
   Айрин что-то негромко произнесла, и Аллен недовольно ответил:
   — Ладно, сегодня так и быть, пусть ночует, а завтра скажи ей, чтоб проваливала!
   — Нет, она останется здесь! Ну пожалуйста, Аллен! — Айрин почти умоляла.
   Надо же, ведь это ее дом, а не Аллена! Разве можно так унижаться! Тереза встала и в одной сорочке появилась в дверном проеме.
   — Я уйду, — сказала она, прожигая Аллена ненавидящим взглядом, — сегодня.
   — Тереза! — Айрин густо покраснела. — Нет-нет, я тебе не позволю! Куда ты пойдешь! Аллен!
   — Ладно, — сказал тот, окинув фигурку девушки смущенным взглядом, — живи, никто тебя не гонит.
   «Скотина! — подумала Тереза. — Ничего, придет время, я всех вас обведу вокруг пальца, вы у меня попляшете!»
   «Мама, Тина, Айрин, — сказала она себе, — всех остальных — в огонь, под ружье, в холод забвения, в мрак небытия!»
   Два месяца спустя Тереза и Айрин шли по улицам Сиднея, обе одинаково бедно одетые. Айрин несла ребенка Терезы, а Тереза — мешочек с детскими вещами. Месяц назад они заложили наряды Терезы и на вырученные деньги купили полное приданое для младенца. К тому же Айрин, не жалея времени и сил, сама сшила и вышила немало красивых, изящных детских вещиц.
   Дом, который они искали, стоял не в трущобах, а ближе к набережной, в чистом, светлом квартале, где жили горожане среднего достатка. Женщины поднялись на второй этаж и позвонили. Дверь открыла дама лет пятидесяти, крепкая, широколицая, одетая хотя и просто, но не бедно.
   — Мы ищем миссис Вейн, — сказала Айрин.
   — Входите.
   Женщины прошли в маленькую переднюю и остановились.
   — Мы насчет ребенка…
   — Понимаю. — Миссис Вейн окинула их взглядом. — Чей он?
   Айрин посмотрела на Терезу.
   — Мой, — нехотя ответила та. Женщина усмехнулась.
   — Тебе хоть пятнадцать-то есть? — спросила она.
   — Ей семнадцать, — сказала Айрин.
   — И чего вам не сидится спокойно, дуры! — беззлобно продолжила миссис Вейн. — Не знаете что ли, отчего дети бывают?
   Тереза вспыхнула, но промолчала.
   — Вы забываете о негодяях, которые обманывают несчастных девушек, — сказала Айрин, поглядев на подругу.
   Женщина фыркнула.
   — Как же! Да если мужчина станет жениться на каждой дурочке, которую удалось соблазнить, он гарем соберет! Не надо позволять себя обманывать, вот и все! Сами собой не дорожите, а потом виноватых ищете! Это все ваша распущенность!
   Тереза молчала. Нет, она не стала бы заставлять Нейла жениться и заботиться о ребенке, но он мог хотя бы что-нибудь сказать на прощание! А вообще женщина, конечно, была права: нельзя идти в бой, не обеспечив себе надежного тыла.
   — Сколько ему? — Миссис Вейн кивнула на сверток в руках у Айрин.
   — Два месяца.
   — Кто?
   — Мальчик.
   — Он здоров?
   — Да, мэм.
   — Смотрите! А то помрет, а вы с меня спросите!
   — Его зовут Барни, — вставила Тереза, но женщина пропустила это замечание мимо ушей. Барни. Тереза все же назвала сына именем, созвучным с именем своего отца.
   — Вы обещаете хорошо смотреть за ним? — спросила Айрин.
   Миссис Вейн пронзила ее взглядом маленьких острых глаз.
   — Это зависит от того, как вы станете платить.
   — Сколько?
   — Двадцать шиллингов в неделю.
   — Хорошо, — ответила Тереза, не имея понятия, где и как станет доставать такие деньги.
   Айрин дернула ее за рукав и шепнула: «Может, уйдем?» Но девушка отмахнулась.
   — Оставляете? — спросила женщина.
   — Да.
   Айрин передала ребенка Терезе, развязала платок с деньгами и отсчитала двадцать шиллингов.
   — Ладно. Кладите его на кровать. Расчет в начале каждой недели, и не вздумайте тянуть с оплатой! А если с ним будет слишком много хлопот, потребую больше.
   — Он очень спокойный, — поспешно произнесла Тереза. — Почти не плачет, ночью спит спокойно.
   — Это мы еще посмотрим.
   Когда они вышли от миссис Вейн, Тереза сообразила, что женщина даже не спросила ее имени и фамилии.
   — Не вернуться ли нам? — сказала Айрин. — Эта миссис Вейн не внушает мне доверия.
   Тереза повернулась — ее лицо было суровым.
   — Другого выхода нет. Я сейчас же пойду искать работу.
   — Потом приходи ко мне, — напомнила Айрин.
   — Нет, — Тереза сжала кулаки, взгляд ее сухих глаз был тверд, — теперь я сама. Спасибо тебе за все!
   — Тереза! — крикнула Айрин, но девушка, быстро пожав ей руку, мелькнула цветастой юбкой и исчезла в сумерках.
   Тереза решительно не знала, что делать дальше. На оставшиеся деньги она переночевала в дешевой гостинице, а наутро отправилась искать работу.
   Куда идти? На фабрике девушка могла рассчитывать лишь на зарплату начинающей, которая не покрыла бы расходов на содержание ребенка, еду и жилье. Места служанки она не смогла найти, сколько ни искала, да и там платили самое большее десять шиллингов в неделю… А миссис Вейн могла потребовать и больше, хотя Барни в самом деле был Богом посланным ребенком: ночью почти никогда не плакал, да и днем не требовал особого внимания. Возможно, он чувствовал, что на многое ему рассчитывать не приходится.
   Тереза ходила весь день, и теперь ноги ныли сильнее, чем в день прибытия в Сидней. У нее вообще с самых родов был упадок сил: не хотелось ни двигаться, ни думать, ни говорить. Она желала просто сидеть, подтянув колени к груди, и смотреть в пустоту.
   Тереза остановилась на набережной. Легкий ветерок гулял по округе, а краски природы были удивительно нежны: желто-оранжевое небо, бледно-голубые горы и розовая вода.
   Девушка ощущала тревожный бег времени — секунды уходили одна за другой, с каждым вздохом, с каждым ударом сердца. Пройдет час-два, и будет совсем темно… Денег у нее больше не было, а между тем желудок сводило от голода и нужно было где-то переночевать… Вернуться к Айрин? Нет, ее родные и так в последние дни с трудом терпели присутствие Терезы в доме. Кому нужен лишний рот?
   Тереза думала о том, что Сидней полон уютных теплых квартир, обитателей которых ждут вкусный ужин и теплая постель. А у нее этого нет. Ее дом в Кленси, но туда нет возврата, как вообще нет возврата к прошлому, которое теперь казалось ей прекрасным.
   Когда совсем стемнело, а от голода начала кружиться голова, девушка подошла к дому Элеоноры Дуган, пролезла между прутьев решетки в сад и постучала в боковое окно. Там, в кухне, горел свет. Вскоре за стеклом показалось темное, обрамленное кружевами чепца лицо Тисл.
   Тереза знаками попросила открыть окно.
   — Тисл, это я!
   — Тереза? Я тебя и не узнала!
   — Тисл…— Горло девушки вдруг сдавили рыдания, — я попала в беду и… дай мне поесть, пожалуйста. Только не говори никому, ладно?
   — Зайди в кухню, Тереза!
   — Нет, подай в окно.
   Мулатка отошла и вскоре вернулась с довольно большим свертком.
   — На, возьми. Да что стряслось-то, где ты теперь?
   — Потом когда-нибудь расскажу. Спасибо тебе.
   В свертке оказались хлеб, кусок ветчины и пирога. Тереза тут же, не выходя из сада, набросилась на еду и уничтожила все. Пожалела, что негде напиться, вытерла руки о траву и побрела дальше. Дома казались черными, небо между ними — темно-синим… Тереза то и дело спотыкалась о камни мостовой — фонари горели далеко не везде. Ей хотелось одного: лечь спать. Но где? На скамейке или под кустом? Страшно. К тому же так ночуют только нищенки… Ее могут забрать в участок, а потом объясняй, кто ты, да откуда.
   Девушка, пошатываясь, брела по дороге, когда из обгонявшего ее экипажа высунулся мужчина.
   — Далеко ли идешь, красавица? Подвезти? Тереза поняла. Она была без шляпки и накидки, а главное, без провожатых. Ее приняли за гулящую. Она хотела выкрикнуть что-нибудь оскорбительное прямо в лицо мужчине, но вдруг ее осенило. Конечно, это очень рискованно, но стоит попробовать!
   Она ускорила шаг, стараясь принять жалобный вид.
   — Сэр!
   Мужчина тотчас велел кучеру остановиться.
   — Да? Слушаю тебя!
   — Сэр! Помогите мне!
   — Что случилось? — с интересом спросил он, пытаясь ее разглядеть.
   — Я… у меня… Меня выгнали из дома, работы я не нашла, и мне нечем кормить моего ребенка. Не могли бы вы дать мне немного денег?
   — У тебя есть ребенок?
   — Да, сэр, совсем маленький.
   Мужчина улыбнулся. Девушка ему понравилась: такая юная, чистенькая на вид, с копной шикарных волос и темными глазами.
   Он решительно произнес:
   — На нищенку ты не похожа, поэтому милостыню я тебе не подам, но могу помочь заработать деньги. Садись в карету, поедешь со мной!
   Тереза потупилась с притворным стыдом.
   — Но я не проститутка, сэр!
   — Вижу. Ты хорошая девушка, поэтому и нравишься мне.
   Наступила пауза, и Тереза поняла, что настал решительный момент.
   — А вы не подумаете обо мне плохо?
   — Ну что ты! — благодушно усмехнулся мужчина. — Давай, полезай скорее!
   Больше Тереза не стала медлить и проскользнула внутрь. Дверь закрылась, и экипаж тронулся с места.
   На вид спутнику Терезы было лет пятьдесят, не меньше. Как и надеялась девушка, он оказался «джентльменом» и не стал давать волю рукам прямо в карете. Тереза отказалась ехать в гостиницу, и мужчина, немного поколебавшись, повез девушку к себе домой.
   Когда прибыли на место, Тереза увидела опутанный темной листвой парк и высокие стены богатого особняка.
   Мужчина расплатился с кучером и сказал Терезе:
   — Подожди меня здесь.
   «Отошлет прислугу, чтоб развлечься без свидетелей», — подумала девушка. Хотя все шло по плану, тело ее пробирала нервная дрожь. А вдруг сорвется?
   Вскоре хозяин особняка вернулся за гостьей и повел ее в дом. Тереза старалась запомнить дорогу. К счастью, не было ни охраны, ни собак, никого, кто мог бы помешать ей вырваться отсюда.
   Вошли в огромный зал с высоченными потолками, красивой мебелью красного дерева, диванами, обитыми черной кожей, и многочисленными украшениями из золота и хрусталя.
   Вокруг разливался мягкий свет, и было тихо-тихо.
   — Садись, — сказал мужчина. Теперь он, к удивлению Терезы, выглядел немного смущенным. — Как твое имя?
   — Мери, сэр.
   — А меня зовут мистер Рутвен. Но ты можешь звать меня просто Арчи.
   Она скромно опустила черные ресницы.
   — Хорошо, сэр.
   — Хочешь выпить, Мери?
   Девушка замялась. Потом робко произнесла:
   — А вы заплатите мне? Не обманете?
   Он принужденно засмеялся.
   — Конечно, не обману. А сколько ты хочешь?
   — Пятьдесят шиллингов!
   — Пятьдесят шиллингов? — Он, казалось, удивился. — Что ж, может, ты и стоишь того. Вот, — мистер Рутвен пошарил в кармане, — я положу их здесь, чтобы ты не сомневалась.
   Глаза Терезы сверкнули. Отлично!
   Между тем мужчина подсел к ней и обнял за плечи. Тело девушки напряглось — она с трудом сдерживала себя, чтобы не вырваться с яростью дикой кошки.
   Она глубоко вздохнула и вдруг закатила глаза. Голова ее свесилась набок.
   Рутвен испугался.
   — Что с тобой?!
   Он принялся хлопать Терезу по щекам, и она сделала вид, что очнулась.
   — Ох, извините, сэр… Просто я два дня ничего не ела…
   Мужчина замешкался — похоже, он уже был не рад, что связался с нею.
   — Ну что же ты… Ладно, я принесу что-нибудь.
   Он покинул гостиную, а Тереза, подождав немного, схватила деньги и бросилась вон из дома. Она бежала сломя голову, рискуя встретить кого-нибудь, дрожала от страха и одновременно внутренне ликовала. У нее есть деньги! Пятьдесят шиллингов! Ни за что! Она пожалела было, что не прихватила еще какую-нибудь безделушку, которую можно было продать на пристани. Ну да ладно, и так повезло!
   В том, что Рутвен не заявит в полицию, Тереза не сомневалась. Что для него жалкие пятьдесят шиллингов! Ее совсем не мучила совесть, напротив — она испытывала злорадство оттого, что удалось провести одного из этих самодовольных господ, желающих развлечься с девушкой, которая по возрасту годится им в дочери.
   Теперь она будет сыта, выспится в чистой постели и заплатит миссис Вейн за неделю вперед.
   Тереза так и сделала. Она спокойно прожила остаток недели, а в понедельник отправилась к миссис Вейн.
   — А, это ты! — сказала та, впуская Терезу. — Принесла деньги?
   — Да.
   Тереза вручила женщине двадцать шиллингов и спросила:
   — Можно мне посмотреть на ребенка? Миссис Вейн пожала плечами.
   — Смотри…
   Тереза прошла в маленькую комнату, заставленную старинными сундуками, и приблизилась к колыбели, где лежал ее сын.
   У мальчика и правда были ярко-голубые глаза. Он моргал ими, шевелил нежными крохотными пальчиками, а потом вдруг улыбнулся Терезе беззубой улыбкой. У Терезы внезапно защемило сердце… И хотя ей до сих пор не верилось, что это дитя плоть от плоти ее, она почувствовала жалость к маленькому, полузаброшенному существу.
   Кто же позаботится о нем, кроме нее, кто защитит? Ей захотелось взять сына на руки и подержать, но она вдруг заметила стоящую за спиной миссис Вейн.
   — Он, я вижу, не очень-то нужен тебе?
   — С чего вы взяли! — грубовато ответила девушка.
   — Вижу, — повторила женщина и добавила:— У меня есть знакомые, они взяли бы этого ребенка и хорошо заплатили бы тебе.
   Тереза недоуменно посмотрела на нее.
   — Кто они?
   — Это не твое дело! — усмехнулась миссис Вейн. — Но деньги большие, сразу говорю. Тебе и не снилось столько! А с незаконнорожденным этим все равно одни только хлопоты! Появятся деньги, сможешь выйти замуж, будешь жить как все…
   Замуж! Этого еще не хватало! Тереза не хотела замуж, как вообще не желала когда-либо еще связываться с мужчинами. Она вспомнила Кленси и семейство Холтов: они никак не могли выбраться из долгов, тогда как Рита Холт каждый год рожала по ребенку. Нет уж, спасибо, ей, Терезе Хиггинс, хватило одного раза! Замуж! Нашла чем удивить!
   Она усмехнулась в свою очередь.
   — Очень нужно! А ребенок… Что он, вещь, чтобы его продавать?! Никому я его не отдам!
   Разговор глубоко затронул чувства Терезы. Было время, когда кое-кто не считал ее за человека, а теперь так же станут смотреть на ее ребенка? Какая разница, рожден он в браке или нет? Прежде всего он живое существо, имеющее право на хорошую жизнь! Только вот кто даст ему эту жизнь? «Я?»— с удивлением подумала Тереза и вдруг ощутила глубокую ответственность за судьбу малыша. Она обязана, должна… Только хорошо бы все это основывалось на любви! Любовь! Самое простое и самое сложное чувство, неуловимое, неподдающееся никаким силам, а разуму тем более.
   Тереза в последнее время училась в основном ненависти. Она изменилась. Теперь без малейшей нерешительности сумела бы оскорбить Дорис, надавать пощечин Фей, плюнуть в лицо Филу Смиту, даже, быть может, схлестнуться с Люсиндой… Все хорошее тонуло в глубине души, а на поверхность выходила способность защищаться, и с нею рука об руку шли наглость, хитрость, притворство, ложь.
   «И все же корни души остались прежними, — говорила она себе, — настоящая Тереза не умерла, она победит. Она снова воспрянет духом».

ГЛАВА X

   Тереза продолжала свой промысел. Мужчины неизменно обращали внимание на трогательно-беспомощную юную девушку, наивную, глупенькую, как они полагали. Впрочем, несколько раз ей не везло: клиенты предпочитали снимать номер в гостинице — в таких случаях она отказывалась продолжать дело. Бывало также, что несколько дней подряд не удавалось подцепить ни одного мужчины. Тогда Тереза, проклиная все на свете, ложилась спать голодная. Счастье еще, что удавалось вовремя расплачиваться с миссис Вейн! Барни подрастал и, судя по всему, чувствовал себя не так уж плохо.
   Тереза пыталась разнообразить свою деятельность: стягивать мелкий товар с прилавков магазинов и лавок, а также шарить по карманам покупателей. Опыта у нее не было, мешал страх, поэтому в последнем ей не везло. Лишь однажды удалось вытащить бисерный кошелек из кармана шикарного манто какой-то дамы — содержимого этого кошелька хватило на то, чтобы безбедно прожить целый месяц и даже купить себе кое-что из одежды: вечера стали холодными, и Тереза нещадно мерзла в своем легком летнем наряде.
   Она боялась расплаты, но не своей собственной совести. Иногда, впрочем, бывало стыдно — когда на ум приходили слова матери, учившей их с Тиной жить честно. «А если я голодна? — мысленно спрашивала Тереза. — Что мне съесть ее, эту драгоценную совесть? Если эти богатые, имеющие все люди не хотят поделиться со мной, я возьму свою долю сама! Чем я хуже их, чем?!» И все же она, скрепя сердце, признавала, что Тина скорее умерла бы от голода, но не стала бы зарабатывать деньги таким способом, каким это делала она, Тереза Хиггинс.
   Она не думала о том, что будет, если она вдруг попадется. А это должно было случиться и случилось.
   Один из ее «клиентов», очевидно, что-то заподозрив, вернулся раньше, чем она успела уйти, застал Терезу роющейся в шкатулке с украшениями и, сразу все поняв, рассвирепел:
   — Ах ты, маленькая дрянь, воровка!
   Он схватил девушку своими сильными руками и не отпускал. Она стала кричать, сбежалась прислуга, и хозяин объявил, что Тереза незаметно пробралась в дом, чтобы совершить кражу.
   Сбегали за полицией. Немолодой, с виду суровый инспектор мельком взглянул на скорчившуюся от страха Терезу, на солидного господина, стоявшего с видом оскорбленной добродетели, и сел за стол писать протокол задержания.
   — Ваше имя?
   — Эмори Фонтейн.
   — Твое? — обратился он к девушке.
   — Мери… Мери Келли.
   Инспектор записал. Потом оглядел помещение со светлыми стенами, полное палисандровой мебели, нежных персидских ковров и ваз с цветами.
   — Расскажите, мистер Фонтейн, что произошло. Тот повторил показания. Инспектор повернулся к девушке, и та вся сжалась.
   — А ты что скажешь?
   Глаза Терезы мигом вспыхнули.
   — Он привел меня сюда, сказал, что поможет, даст денег… Я его попросила, потому что у меня никого нет, кроме маленького ребенка, за содержание которого нужно платить. А этот господин пытался меня обесчестить! Я ничего у него не брала! Стала кричать, звать на помощь…
   — Так, — сказал инспектор, — сколько тебе лет?
   — Пятнадцать, — не моргнув глазом, ответила Тереза.
   Маленькая, худенькая, она и впрямь могла сойти за пятнадцатилетнюю, хотя в глазах ее затаилась далеко не детская хитрость.
   — Ложь! — заявил возмущенный Фонтейн. — Чтоб я ее… Да у меня дети старше! Она сумасшедшая, господин инспектор, не слушайте ее! И, прошу вас, заберите отсюда…
   Однако сам заметно струхнул.
   Инспектор оценивающе смотрел на них. У него самого была дочь не старше Терезы… Он чувствовал, что обе стороны лгут, и решил по возможности упростить дело. Девушка получит свое, но и этому любителю малолеток не следует давать спуску.
   — Вот что, мистер Фонтейн, я забираю девушку, а вы придете завтра в участок с письменным заявлением. Свидетели есть? — Он кивнул на прислугу.
   — Да… То есть мне бы не хотелось…— Фонтейн страшно смутился. — Просто уведите ее, и дело с концом!
   — Значит, вы отказываетесь писать заявление?
   Тот поморщился.
   — Поймите, инспектор, я уважаемый в городе человек… Эта девчонка плетет Бог знает что! У меня прекрасная репутация и…
   — Я вас понял! Но тогда девушке не будет предъявлено соответствующее обвинение.
   Мистер Фонтейн махнул рукой.
   — Главное, заберите ее отсюда!
   Дрожащую от испуга Терезу вывели на улицу.
   — Ну, Мери Келли, — обратился к ней инспектор, — где ты живешь и кто твои родные?
   — Никого у меня нет, и нигде я не живу, — прошептала Тереза.
   Ее слезы не смутили инспектора.
   — Мне придется тебя задержать за бродяжничество и нарушение общественного порядка.
   — Но сэр! — Она умоляюще сложила руки.
   — Ты и так легко отделалась, запомни!
   В ответ Тереза разразилась рыданиями. Ее отведут в участок, быть может, посадят в тюрьму! Что будет с нею и с Барни, маленьким беззащитным созданием?!
   Она почувствовала отчаяние, страх, стыд и неожиданную глубокую нежность к своему малышу.
   Месяц спустя Тереза бежала по улицам города к дому миссис Вейн.
   Утренний свет ложился на лицо девушки и придавал ему мягкость, нежность, то, что оно, казалось, уже утратило… Она сама удивлялась тому, как сильно соскучилась по своему ребенку. Как он, должно быть, вырос! Тереза тихонько засмеялась. Она представила, как возьмет его на руки, прижмет к груди, поцелует…
   В самом деле, кто есть у нее сейчас, кроме него? Когда-нибудь он вырастет, станет красивым сильным парнем и будет ее защищать. И какая разница, чей он сын, главное, это ее ребенок, ее кровинка, ее Барни. Возможно, со временем удастся найти хорошую работу и взять его к себе насовсем. И матери она в конце концов напишет…
   Тереза так размечталась, что не заметила, как подошла к дверям квартиры миссис Вейн. Женщина была дома, она смотрела на девушку, как на незнакомку.
   — Что тебе надо?
   — Я… пришла за своим ребенком.
   Денег Тереза не принесла, поэтому не знала, как лучше сказать.
   На лице женщины возникло неприязненное выражение. Она сложила руки на груди.
   — За каким еще ребенком?
   Терезой вмиг овладели нехорошие предчувствия.
   — За моим, — прошептала она, не сводя тревожного взгляда с лица миссис Вейн, — за Барни.
   — Нет у меня твоего ребенка, — спокойно ответила та, и у Терезы разом пересохло в горле.
   — Как это… нет?
   — Так. Нет и не было.
   — Не было?!
   Женщина кивнула головой.
   — Как! — вскричала Тереза, вцепившись руками в дверной косяк. Глаза ее испуганно бегали. — Мы же принесли его вам вдвоем с подругой, и я платила вам деньги! За мной долг, но я верну…
   — Я тебе все сказала.
   — Но у меня есть свидетели!
   — Кто? Такая же шлюха — твоя подружка? — Женщина засмеялась. — Тебе никто не поверит!
   Тереза едва не бросилась на нее с кулаками.
   — Стерва! Отдай моего сына! Ты… ты продала его, я знаю! — Она зарыдала.
   — Ну вот что, — сказала миссис Вейн, — за твои слова тебя выгнать мало, да ладно, так и быть… За тобой долг… пять фунтов. Если не принесешь мне эти деньги к вечеру, я тебя не видела и не знаю, не говоря уже о твоем мальчишке!
   Пять фунтов! Сердце Терезы упало. Да где ж ей взять такие деньги?!
   — Я не должна вам пять фунтов! — воскликнула она.
   — Я решаю, сколько ты мне должна, — твердо заявила миссис Вейн. — Тебя не было почти месяц, и я, естественно, подумала, что больше ты не появишься. Нашлись люди, согласные взять твоего ребенка, приличные люди, состоятельные, порядочные, у которых ему будет лучше, чем у тебя, потаскухи! Завтра утром они принесут мне деньги, и я отдам им мальчика! Я не стала бы тебе все это рассказывать, но мне тебя просто жалко… Так что смотри сама: придешь первой и с деньгами — ребенок твой, а нет — больше ты его не увидишь! И не вздумай грозить мне полицией, поняла? А теперь пошла вон!
   Она была крупной, сильной и без труда вытолкнула Терезу на лестницу.
   — Убирайся!
   Девушка выбежала на улицу. Внезапно полил дождь, но даже он не смог смыть слез с ее лица. Все внутри разрывалось на части… Она испытала столько унижений и боли, и вот теперь у нее хотят отнять последнее и единственное, ее ребенка!
   Тереза в отчаянии побрела куда глаза глядят. Как достать эти проклятые деньги?! Торгуя собой, столько и за месяц не заработаешь, украсть негде, попросить не у кого…
   Она пошарила в кармане и, достав последнюю мелочь, зашла в дешевый кабачок. Там взяла стакан кислого вина и пакетик конфет. От вина становилось легче: чудодейственная влага согревала душу и тело. Тереза пила мелкими глотками, время от времени отправляя в рот конфету, а другой рукой размазывала по лицу слезы. Еще совсем недавно она говорила, мысленно обращаясь к Тине: «Я теперь редко плачу, сестренка! Человек льет слезы, когда надеется на чье-то сочувствие, жалость, поддержку. А у меня этой надежды не осталось, я рассчитываю только на себя, а потому должна держаться хладнокровно и твердо».
   Но сейчас ей хотелось дружеского участия, хотя бы совета… Она много раз изменяла самой себе, внутренне отказываясь от своих собственных убеждений и слов. Не зря говорят, что сказанное верно лишь в тот момент, когда произносится… Зачем думать о грехах — река времени все унесет, все простится за давностью срока!
   И все же… что бы сказала мама, увидев ее сидящей в портовой забегаловке и запивающей горе дешевым вином!