Бекнел Рексанна. Ночная голубка

   — Похлебка готова?
   Избегая его взгляда, Джоанна склонилась над кастрюлей. Она всем своим видом старалась показать, что ее не интересует ничто другое, но тут же убедилась, что это лишь забавляет Райлана. Бросив в его сторону быстрый взгляд из-под полуопущенных ресниц, она увидела на его лице насмешливо-снисходительную улыбку.
   — Съедобно, — пробормотала она неохотно. Она была бы рада замкнуться в молчании, игнорируя его присутствие, но понимала, что злить этого наглеца, находясь всецело в его власти, было бы неразумно и даже опасно.
   — Тогда подавайте на стол.
   Джоанна резко вскинула голову и запальчиво ответила:
   — Коли вы и в самом деле голодны, то озаботьтесь обслужить себя сами!
   — Нет, так не пойдет. — Он слегка откинулся назад на своем табурете, скрестил руки на груди и закинул ногу на ногу. — Мне пришло в голову, Джоанна, что вы можете быть плохо подготовлены к выполнению обязанностей жены и хозяйки дома. А поскольку я намерен подыскать вам хорошего мужа, то мне следует убедиться, что вы станете ему достойной женой.
   — Я не стану ничьей женой, так что можете поберечь силы для чего-нибудь другого! — воскликнула она, сопя от возмущения.
   — Это навряд ли потребует от меня значительных усилий. К тому же здесь просто нечем больше заняться, пока мы пережидаем шторм. Итак, давайте начнем с подачи на стол. Как хозяйка Оксвича вы обязаны будете позаботиться, чтобы супруг ваш и его вассалы были рассажены и обслужены в соответствии с их рангом и положением.
   Метнув в его сторону враждебный взгляд, Джоанна прошипела:
   — Уж я позабочусь о них, да так, что они перемрут с голоду! И вы тоже!
   Райлан устало вздохнул и продолжил:
   — Поверьте, стоит вам лишь попробовать, и роль жены знатного лорда вам очень даже понравится.
   — Вы просто безнадежный глупец, если верите тому, что говорите!
   — Но вам ведь понравилось целоваться!
   — Вовсе нет! — выкрикнула Джоанна, чувствуя, что краснеет.
   — Лгунья! — ответил он, смеясь. — Я отчетливо помню, каким мягким и податливым стало ваше тело в моих объятиях. И с какой готовностью вы разомкнули губы, когда я начал ласкать их языком.
   Джоанна не могла вымолвить ни слова. Кровь бросилась ей в голову, затем прилила к низу живота и ногам. Она хотела крикнуть лорду Блэкстону, что это неправда. Неправда! Что она не могла вести себя подобным образом.
   Но все сказанное им произошло на самом деле, и не далее как вчера. При мысли об этом она почувствовала, как тело ее наполняется знакомым теплом. Эмоции, испытываемые этими двумя, при всей их противоречивости, были так сильны, что казалось, пространство, разделявшее их, в этот момент сгустилось и его можно было попробовать на ощупь. Джоанна, охваченная смятением, силилась найти подходящий ответ, но нужные слова никак не шли ей на ум.
   Занятая этими мыслями, она подняла глаза лишь тогда, когда Райлан подошел к ней вплотную. Огонь, вовсю горевший в камине, бросал на его полуобнаженное тело красноватые отблески. Джоанна чувствовала тепло очага, но пламя, разгоревшееся где-то в самых сокровенных недрах ее существа, было гораздо жарче. Он не сводил с нее страстного взора, и Джоанна опустила было глаза, но увидела перед собой ту часть его тела, которая скрывалась под простыней.
   Покраснев до корней волос, девушка вынуждена была снова встретиться с ним глазами.
   — Я уже спрашивал вас, почему вы столь решительно настроены против таинства брака, — произнес Райлан, глядя на нее в упор. — Я повторяю свой вопрос и жду на него ответа.
   — Никаких объяснений я давать не стану. Достаточно того, что я не хочу выходить замуж. Просто не хочу, и все.
   Джоанна произносила слова неуверенно, с запинками, будто повторяла плохо выученный урок. Ее озадачила мягкость тона Райлана. Она так привыкла к его насмешкам и яростным нападкам, и теперь ее сбила с толку искренняя участливость этого странного человека…
   В наступившем молчании слышны были лишь завывания ветра да потрескивание дров в очаге.
   — Ответьте мне, это как-то связано с вашим отцом?
   Джоанна нахмурилась и резко отвернулась, не произнеся ни слова. Но Райлан, поняв, что догадка его верна, присел на корточки и, взяв девушку за подбородок, мягко, но настойчиво повернул ее лицом к себе.
   — Но ведь не все мужчины такие, как ваш отец, Джоанна. Не все мужья плохо обращаются со своими женами.
   Он пристально смотрел ей в глаза, желая прочесть в них, насколько близки к истине высказанные им предположения. Но от его прикосновения девушку охватили столь сильные чувства, что она едва слышала слова, которые он произнес, и никак на них не реагировала. «Если он сейчас же не отпустит меня, я задохнусь», — думала Джоанна. Грудь ее вздымалась, горло сжал мучительный спазм.
   — И со своими детьми, — продолжал он.
   Девушка резко отклонилась назад, высвободив подбородок из его пальцев. Огонь в камине чуть было не лизнул ее распущенные волосы, но куда больше беспокоил ее огонь, разлившийся по ее венам.
   Неверно истолковав причину столь внезапного рывка Джоанны, Райлан в свою очередь чуть откинулся назад и опустился на пятки. С лицом мрачнее тучи он сурово спросил:
   — Он обижал вас, да? Что он с вами делал? Бил? Или… — И он запнулся, не находя нужных слов, но продолжал вопросительно смотреть на нее. Во взгляде его читалось сострадание;
   «Сэр Райлан решил, что меня слишком больно ранили его слова, — думала девушка. — Он не догадался, что прикосновение его пальцев обожгло меня как огнем». Джоанна вспомнила покойного родителя, который, при всем своем враждебно-равнодушном отношении к дочери, ни разу не поднял на нее руки.
   — Нет, он меня не бил, — ответила она, и Райлан лишь еще больше помрачнел.
   — Значит, он… — Но, не зная, как высказать свою мысль, Райлан остановился на полуслове. — Кровь Христова! Он приставал к вам? Ну, вы понимаете… — Он помотал головой, не в силах облечь в слова свое чудовищное предположение. Джоанна совершенно растерялась и молча смотрела на него непонимающим взглядом. Рассвирепев от своей беспомощности, Райлан, ударил рукой по колену и крикнул:
   — Проклятье! Делал он с вами то, что лишь мужу дозволено делать с женой?! Или нет?
   Тут только Джоанна поняла, что он имел в виду. Краска стыда заалела на ее щеках. «Боже милостивый! — подумала девушка. — Неужели такое бывает? Однако, судя по тому, какой яростью охвачен Райлан, еще как бывает!»
   — Нет! — воскликнула она. — Мой отец… он… ничего такого не делал. И как вам только не стыдно говорить о таких ужасных вещах!
   Райлан облегченно вздохнул, но обратился к Джоанне по-прежнему сурово:
   — Мне нисколько не стыдно. Ваш отец наверняка причинил вам зло, и я лишь пытаюсь дознаться, в чем оно заключалось.
   Он мрачно усмехнулся, поняв по выражению лица девушки, что его предположения верны.
   — Ведь вы не станете отрицать, что это так? И я уверен, что именно он повинен в вашем отвращении к браку. Но ведь супружеская жизнь не обязательно должна быть такой же, как у ваших родителей, Джоанна! Мужчины ведут себя по-разному…
   — Мой опыт общения с мужчинами, конечно, невелик, — ответила Джоанна с сарказмом, — но благодаря ему я успела убедиться, что мужчины — грубые, тщеславные идиоты, которые не дают себе труда задуматься о мыслях и чувствах своих жен и дочерей, манипулируя их судьбами, как им заблагорассудится. Мой отец именно так вел себя с матерью. — Она подняла подбородок и окинула его гневно-презрительным взглядом. — А вы ведете себя так со мной.
   Впервые за все время их знакомства Джоанна заметила явные признаки смущения на лице своего похитителя. Она решила, что следует воспользоваться этим и отодвинуться от него подальше. Ей было тяжело и неприятно чувствовать себя зажатой между этим человеком и пылающим камином. Но Райлан остановил ее, ухватившись за край одеяла.
   — Вы видите лишь плохие черты во мне и во всех мужчинах. Но ведь в нас так много хорошего, поверьте!
   — Расскажите-ка это моей матери! — дерзко выкрикнула она и, воспользовавшись тем, что он разжал пальцы, резко дернула за край одеяла и отскочила в сторону. Райлан последовал за ней.
   — Что случилось с вашей матерью, Джоанна? — спросил он. И снова голос его звучал мягко, почти ласково.
   — Она умерла, как вам известно. И вам нет до нее никакого дела.
   — Но мне есть дело до ее дочери. — Джоанна резко повернулась и, с ненавистью глядя ему в лицо, отчеканила:
   — Ничего подобного! Моя жизнь принадлежит только мне, и я проживу ее так, как считаю нужным. Вам ничего не удастся изменить в ней, как бы вы ни старались. Предоставьте мне на выбор хоть армию своих вассалов, я всех их отошлю прочь! — Она остановилась, переводя дыхание. Ноздри ее широко раздувались. — Вы не сможете заставить меня сказать «да» у алтаря. Даже если меня силой притащите в церковь, я отвечу «нет», и вам придется оставить меня в покое!
   К величайшему удивлению Джоанны, Райлан не пришел в ярость от этих слов. Напротив, он улыбнулся столь обезоруживающей улыбкой, что девушка, вконец растерявшись, позабыла все, что еще собиралась ему сказать.
   Он стоял так близко и смотрел на нее с такой нежностью, что ей захотелось немедленно отбежать в дальний угол комнаты, но было уже слишком поздно.
   — Я не собираюсь принуждать вас сказать «да», Джоанна. Но я сделаю так, что вы сами этого захотите! — С этими словами он снова схватил ее за подбородок и приник губами к ее губам.
   Не будь Джоанна так растеряна и так взволнована смыслом его слов, она могла бы отпрянуть в сторону и прекратить этот поцелуй в самом его начале. Ведь он не заключил ее в объятия, а лишь слегка придерживал двумя пальцами за подбородок. Ей стоило только повернуть голову в сторону. Или сделать шаг назад.
   Однако она не воспользовалась ни одной из этих возможностей. Нежное прикосновение пальцев Райлана начисто лишило ее воли к сопротивлению, как если бы он обладал какой-то неведомой волшебной силой. А его губы… Под натиском этих страстных губ она чувствовала себя совершенно беспомощной. Все ее тело охватила сладкая истома, она горела как в огне, а в душе ее поднимался неистовый, невероятный восторг, и казалось, что, не в силах выдержать этот всепоглощающий жар, она растает как сосулька или просто растворится в воздухе…
   Губы Джоанны раскрылись, стоило Райлану лишь слегка коснуться их языком. С хриплым стоном привлек он ее к себе, все глубже проникая языком в ее полуоткрытый рот, касаясь ее десен, внутренней поверхности губ и щек. Джоанне захотелось как можно теснее прижаться к нему, и она обвила его шею руками. Одеяло упало на пол, но Джоанна не заметила этого. Ей хотелось лишь одного — чтобы он продолжал сжигать ее огнем своих страстных ласк. Райлан нежно гладил ее волосы своей мягкой теплой ладонью, другая его рука скользнула вниз, по спине и талии, и, слегка сжав ягодицы девушки, он привлек ее к себе. Джоанна почувствовала знакомую сладкую боль внизу живота, но на этот раз она была сильнее, чем прежде. Она еще теснее приникла к Райлану, ощущая упругий натиск его восставшей мужской плоти, а в это время рука его то гладила, то слегка сжимала ее ягодицы.
   — Проклятие! — воскликнул он, переводя дыхание, но тут же, не успела она опомниться и как следует вздохнуть, снова закрыл ее рот поцелуем — неистовым, страстным, требовательным, жаждущим ответа.
   И она ответила на этот поцелуй с такой же неистовой страстью, ибо каждая клетка ее тела отозвалась на этот древний как мир призыв.
   Сильные руки Райлана подхватили и подняли ее, так что ее ноги оторвались от пола. Продолжая придерживать Джоанну, он согнул одну из ее ног в колене и обвил ею свою талию. Рука его, скользнув по ее ягодицам, прижалась открытой ладонью к самой сокровенной, интимной части ее тела.
   Джоанна застонала и обмякла в его руках. Чувства, которые она испытала в этот миг, были так сильны, что она едва не лишилась сознания. Она задыхалась, голова ее кружилась, и девушка перестала отдавать себе отчет в том, где и с кем она находится. Слегка отклонив назад ее голову и верхнюю часть тела, Райлан стал покрывать поцелуями ее подбородок и шею, слегка касаясь языком нежной кожи на горле, ключицах и на видневшейся в вырезе рубашки верхней части груди.
   Джоанна выгнула спину в страстном порыве. Тело ее жило своей собственной жизнью и, неподвластное разуму, требовало новых ласк.
   — Ах, женщина! Вы сводите меня с ума! — пробормотал Райлан, прижавшись щекой к ее груди. Затем он с усилием поднял голову и вгляделся в ее полузакрытые глаза.
   — Я знал, что все будет именно так, — прошептал он, вздыхая, и осторожно снял ее ногу со своей талии.
   Джоанна снова стояла на полу, но потрясение, испытанное ею, было так сильно, что она не сразу почувствовала это, продолжая обнимать его за шею. Со вздохом сожаления Райлан легко и нежно поцеловал ее в губы и разъединил ее сцепленные руки. С улыбкой взглянув в лицо девушки, он поцеловал одну за другой ее мягкие, чувствительные ладони.
   — И ведь это еще только начало, моя маленькая монахиня! — Голос его охрип и прерывался. Он поцеловал и слегка сжал зубами ее безымянный палец. — Но следует надеть кольцо на этот пальчик, прежде чем вы познаете все до конца.
   Джоанна словно очнулась от этих слов, и душу ее объял неистовый ужас. Ее желудок мучительно сжался, и она почувствовала приступ тошноты от презрения к самой себе. Как могла она дойти до такого распутства? Неужто Господь наказал ее безумием?
   Она бросилась прочь от Райлана, успев на бегу подхватить с пола упавшее одеяло и закутаться в него. На виске ее пульсировала жилка, полными ужаса глазами она обвела тесную комнату, ища, где бы спрятаться от этого злодея, но увы, это было невозможно.
   — Вам никуда не скрыться от правды, Джоанна. Факты остаются фактами, как бы вы ни пытались отрицать их.
   — Вы дьявол! — крикнула она. — Вы коварный змей-искуситель!
   Он рассмеялся, но в этом смехе не было ни радости, ни торжества победителя.
   — Возможно, я и есть дьявол. Ваш личный дьявол, явившийся, чтобы подвергнуть вас искушениям плоти. — Он помолчал и глубоко вздохнул. — Но скорее всего я послан другими силами, чтобы указать вам путь, по которому вы должны идти.
   Джоанна была слишком расстроена, чтобы откликнуться на его слова. Она чувствовала себя неисправимой грешницей, рабой своих низменных страстей. «Я ничуть не лучше любой бессловесной твари», — думала она. Сознание собственного падения тяжелым камнем легло на ее совесть. Она с укором посмотрела на этого человека, этого дьявола, который вовлек ее в грех, но вид его полуобнаженного тела лишь усилил ее замешательство. Огонь, горевший в камине, освещал его голые ноги, и казалось, что это сам нечистый стоит перед ней, объятый адским пламенем. Однако она поневоле загляделась на его мужественную фигуру. Широкие плечи, мускулистые руки и узкие бедра Райлана приковали ее взор, заставив сердце девушки быстрее забиться в груди, и мысль о геенне огненной уступила место чувству почти райского блаженства. Именно тогда она поняла, что погибла безвозвратно.
   Джоанна с усилием отвернулась и прошла в самый дальний угол комнаты. Присев на корточки, она обхватила руками колени, дрожа, как кролик при виде лиса. Но кролику по крайней мере есть где спрятаться, она же не может укрыться в тесном домишке от этого человека, лишенного понятия о чести и морали.
   Но ведь Бог на ее стороне. По крайней мере, Он мог бы быть на ее стороне. А этот человек… Если он не сам дьявол, то наверняка один из его слуг. И впервые за свою короткую жизнь Джоанна с ужасом подумала, что дьявол может одержать победу в этой битве.
   Как бы в ответ на ее мысли пламя в очаге зашипело и взметнулось вверх длинными языками, осыпав пол искрами. Наверное, дождь залился в трубу. Райлан, схватив тяжелую дубовую ветку, служившую кочергой, стал помешивать в очаге, вороша тяжелые поленья, пока огонь не стал едва тлеть. В комнате сразу стало темнее, но силуэт Райлана все так же отчетливо вырисовывался на фоне камина.
   Он возился у огня гораздо дольше, чем требовалось, как будто надеялся прочитать в пламени, которое укрощал, ответ на мучившие его вопросы, но наконец, тяжело вздохнув, отложил дубовую кочергу, передернул плечами и поднялся на ноги.
   Джоанна, сжавшись в комок от страха, наблюдала за его движениями. Вот он повернулся и устремил на нее свой пронзительный взгляд.
   Девушка еще глубже втянула голову в плечи. Хотя она была с ног до головы закутана в одеяло, ей казалось, что этот настойчивый взор темно-синих глаз проникает не только под ее одежду, но и под покров кожи, читая все, что происходит в ее душе. Она тряхнула головой, отгоняя эти мысли прочь. Судя по выражению его лица, он теперь думает, что окончательно сломил ее дух.
   — Что это вы забились в угол? — спросил он невозмутимо. — По правде говоря, нам предстоит еще многое сделать, пока этот шторм не утихнет.
   — Многое сделать? — повторила она, едва разжимая губы. От ужаса ей едва не сделалось дурно, и тысяча чудовищных предположений вихрем пронеслась в ее голове.
   — Да, нам надо много успеть. Кое в чем вы уже проявили себя прилежной ученицей, и я не сомневаюсь, что прочие свои обязанности вы освоите с не меньшей сноровкой.
   — С не меньшей сноровкой? — снова как эхо отозвалась она, почти не вникая в смысл его слов.
   — Вы должны хорошо знать, что составляет круг повседневных забот жены и хозяйки, Джоанна. Вы уже продемонстрировали свою страстность. Уверен, что супруг ваш оценит это ваше качество. Теперь вам следует научиться прислуживать ему за столом и заботиться о выборе блюд.
   Джоанна слушала его с расширившимися от страха глазами. Она продемонстрировала свою страстность. Ее супруг это оценит… В душе ее поднялась волна бессильной ярости, которая вскоре уступила место непонятному ей самой разочарованию. Ярость — вполне уместное в данном случае чувство, думала девушка, и сэр Райлан вполне его заслуживает. Но что послужило источником того горького, болезненного разочарования, которое внезапно охватило ее душу? В чем его причина?
   С глубоким сожалением Джоанна обнаружила, откуда взялось то смятение, которое так удивило и встревожило ее. Райлан искушал ее, целуя и лаская и вводя тем во грех, но, делал он это, как оказалось, не потому, что желал ее. Нет, он не способен ни на какие человеческие чувства, пусть и низменные. Он руководствовался лишь холодным расчетом, стремясь, во-первых, доказать ей, насколько она растленна по своей природе, а во-вторых, надеясь склонить ее к браку.
   — Ужин, думается мне, готов, — сказал Райлан. — Подавайте на стол, Джоанна, и делайте это заботливо и с любовью, как и подобает преданной супруге. Спрячьте подальше ваш скверный нрав.
   — Вам придется привыкнуть к моему скверному нраву, милорд! И вы, если уж на то пошло, не муж мне!
   Услышав это, он подошел к девушке, схватил ее за руки и насильно поднял на ноги.
   — Не дерзите мне, женщина! Не дай вам Бог почувствовать на себе всю силу моего гнева!
   Гнев и упрямство пересилили страх, охвативший Джоанну от этой угрозы.
   — Я не стану женой никому из ваших приспешников! — воскликнула она, отчаянно сопротивляясь.
   — Тысяча проклятий! Неужели вы не понимаете, что уже проиграли это сражение? Чтобы лишний раз доказать это, мне стоит лишь покрепче вас обнять. Не так ли Джоанна? Вы хотите этого? Хотите, я еще и еще раз поцелую вас? Ведь мы оба с вами знаем, что стоит лишь нашим губам соприкоснуться, и вашему сопротивлению придет конец. Вы этого хотите от меня?
   — Нет! — выкрикнула она, мотая головой. Душа ее была исполнена стыда и отчаяния. — Нет! — повторила она еще раз, краснея до корней волос.
   Он тотчас же отпустил ее и сделал шаг в сторону, как бы принимая ее безоговорочную капитуляцию. Однако Джоанна, находясь в такой близости от этого ужасного человека, по-прежнему не чувствовала себя в безопасности. Она поникла головой, избегая его взгляда.
   Райлан глубоко вздохнул, и его широкая грудь, покрытая курчавыми черными волосами, поднялась и опустилась. Он сделал шаг в сторону и, галантно поклонившись, повел рукой по направлению к очагу и кастрюле с похлебкой.
   — Подавайте на стол, Джоанна. И давайте, Бога ради, поедим в тишине и согласии.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

   Джоанна ела без всякого аппетита. Она была до такой степени расстроена словами Райлана Кемпа, что с трудом заставляла себя глотать острую похлебку и вареные овощи, не чувствуя их вкуса.
   Но, снедаемая бессильной яростью, она тем не менее была вынуждена признать, что все сказанное этим бессовестным человеком — правда, от первого до последнего слова. Она действительно утрачивала способность к сопротивлению от одного лишь его поцелуя. Этот коварный демон только и делал, что испытывал на ней силу своих злых чар, а она, несчастная грешница, не могла противится им.
   Она снова, в который уже раз, вспомнила своих родителей: слезы и жалкую покорность матери, злобу и бесчеловечность отца. От некоторых сестер и послушниц обители святой Терезы, многие из которых в прошлой своей жизни были продажными женщинами, она узнала, что означало слово «изнасилование», и, понимая, что мать ее покончила с собой из-за того, что отец учинил над ней гнусное насилие, чувствовала, что исступленная ненависть к свирепому и бездушному родителю буквально раздирает ей грудь. Но теперь, в некотором замешательстве вспоминая рассказы монахинь, она ловила себя на мысли, что, вероятно, не до конца постигла их смысл. Ведь женщина, которую пытаются изнасиловать, стремится всячески этому противодействовать, сопротивляется насильнику и борется с ним. Но ей, напротив, нравилось то, что с ней делал Райлан, — по крайней мере до тех пор, пока он не прекращал это делать.
   Наверное, она действительно чего-то недопоняла или же слишком все упростила. Вероятно, насилие заключается в том, что мужчина ради удовлетворения своей похоти лишает женщину разума и воли, и лишь потом, когда к ней возвращается сознание, она испытывает боль и ужас от случившегося.
   Но и это объяснение не давало ответов на вопросы, мучившие Джоанну. Она чувствовала стыд и раскаяние от того, что отдавалась ласкам Райлана. Она ненавидела и презирала себя за свою слабость и податливость. Но ни боли, ни ужаса она не испытывала.
   Джоанна бросила на Райлана испепеляющий взгляд, но тот и бровью не повел, продолжая с завидным аппетитом поглощать приготовленный ею суп. А она не могла больше заставить себя даже поднести ложку ко рту. С какой радостью она выплеснула бы свою похлебку в это ненавистное лицо!
   Словно прочитав ее мысли, Райлан поднял голову и одобрительно кивнул:
   — Отличный суп, Джоанна. Уверен, что при такой хозяйке в кухнях Оксвича будет безупречный порядок. — В течение нескольких секунд он тщетно ждал ответа, но так как Джоанна молчала, невозмутимо продолжил:
   — Не сомневаюсь также, что вы найдете общий язык с тамошними швеями, ведь все обитательницы монастыря святой Терезы мастерски владеют иглой. Но скажите, умеете ли вы прясть? И ткать?
   Джоанна упрямо молчала, и он, отодвинув от себя пустую деревянную миску, усмехнулся и проговорил:
   — Послушайте, миледи! Не заставляйте меня упрашивать себя! Ведь вы прекрасно знаете, что я могу заставить вас заговорить! — Он выразительно посмотрел на ее сжатый рот и, продолжая усмехаться, несколько раз провел указательным пальцем по своей нижней губе.
   — Вы — дьявол! — взвизгнула она, забыв, что твердо решила не обращать на него внимания, и резко вскочила на ноги. Табурет, на котором она сидела, с грохотом опрокинулся на пол.
   — Пусть так. Но вашего ответа я тем не менее добьюсь. Повторяю свой вопрос: Джоанна, умеете ли вы прясть и ткать?
   Райлан смотрел на Джоанну в упор, не пытаясь скрыть того, что ситуация явно забавляла его. Девушка старалась побороть обуревавшую ее слепую ярость, не дав ей выплеснуться наружу, чтобы не уронить своего достоинства. Она подняла голову и окинула его презрительным взглядом. Ей было невдомек, что при такой нарочито прямой осанке груди ее выпятились вперед и отчетливо просматривались сквозь тонкую ткань рубашки. В полумраке тесной комнатки она выглядела одновременно невинной и искушенной, ангельски-чистой и безумно соблазнительной. Лицо Райлана мало-помалу утратило насмешливое выражение, но Джоанна приписала эту перемену в нем воздействию своих слов.
   — Если бы я только могла надеяться, что мой ответ заставит вас изменить ваши гнусные намерения в отношении меня, я дала бы вам именно такой ответ. Но я уверена, что вам совершенно безразлично, каковы в действительности мои хозяйственные навыки. Вы станете принуждать меня к браку независимо ни от каких моих качеств и умений. Поэтому я не считаю нужным отвечать на ваши вопросы!
   Гордо выпрямив спину, она повернулась и прошествовала в дальний угол комнаты. Однако внутри у нее все сжалось от страха. Ведь он и вправду может заставить ее ответить! Добился же он того, что она накрыла на стол и разделила с ним трапезу, как ни пыталась она противиться этому. Но во время еды он по крайней мере не говорил с ней, то есть не дразнил и не унижал ее, будучи слишком занят супом и овощами. Теперь же, подкрепившись, готов с новыми силами продолжать свою жестокую игру. Сжав кулаки так, что ногти больно вонзились ей в ладони, Джоанна с трепетом ждала, какое наказание он придумает для нее за столь дерзкий ответ.