Эх, вы, клёшники,
   Да что наделали,
   Были красные,
   Да стали белые...
   Я товарища толкнул, говорю:
   - А ну, давай, принимай его.
   Товарищ сбоку зашел, идет, нажимает. А я рукав засучил, ка-ак развернусь.
   Отволохали, одним словом, курсантика.
   - Вот тебе, говорим, за клешников, вот тебе за белых, вот тебе за красных...
   * * *
   Домработница Аня, финка, показала однажды необыкновенную, прямо-таки шерлок-холмсовскую наблюдательность. Они с мамой работали на кухне, а я был у себя в комнате. Вдруг Аня говорит:
   - Алексей Иванович уходит.
   - Почему вы думаете? - удивилась мама.
   - Он стал пистро-пистро ходить.
   Ведь приметила то, что я и сам не замечал: что перед уходом из дому я начинаю ходить быстрее. Объясняется это просто: засиживаюсь за столом дольше, чем можно, потом спохватываюсь: опаздываю! И, действительно, перехожу на другой темп. Собираюсь даже не на ходу, а на бегу.
   * * *
   Сказал как-то Маршаку, что в прекрасном громокипящем, органном "Обвале" Пушкина слабой кажется мне последняя рифма: купец - жилец, что это рифма для глаза, а не для уха. Самуил Яковлевич огорчился - и за Пушкина и еще больше - за меня:
   - Что ты говоришь?! Прекрасная рифма!
   А мне, грешному человеку, и сейчас она не кажется хорошей. В чем же дело? Ведь знаю, что там, где дело касается стихов, у С.Я. абсолютный слух. Думаю, тут - возраст. Я воспитывался не только на Пушкине, но и на Маяковском с его изощренно точной рифмовкой. На мое ухо "купец - купе" или "жилец - желе" лучше, чем "купец - небес жилец".
   Да простят мне и Маршак и Пушкин!
   * * *
   В коммунальной квартире живет похожая на ведьму бородатая старуха. Скандалит со всеми. Дети, заслышав ее шаги, прячутся по комнатам. Любимая прибаутка ее:
   - Всех убью, одна останусь!
   * * *
   Покойный Японец посоветовал мне как-то прочесть роман Стриндберга "Волосы Авессолома". Я записал название на бумажке, через неделю прихожу в библиотеку, мне говорят, что такого романа нет. И в других библиотеках тоже. Встречаю Жору Ионина, он говорит:
   - Не может быть! Может быть, ты неправильно название записал?
   Я показал ему записку, он взглядывает на нее и начинает дико хохотать. Название романа было записано у меня так:
   "Волосы, овес, солома".
   Подобное название меня не удивило. В те годы - у немецких экспрессионистов, например, - такие названия были в моде. У Эдшмида есть роман "Баски, быки, арабы".
   * * *
   Такой же невольный каламбур, игра созвучий.
   В тридцатом году Ляля спрашивает у меня:
   - Скажи, пожалуйста, я давно хотела тебя спросить. Что такое ит?
   - Какой ит? Что за ит?
   - А вот у Маяковского в предсмертных стихах сказано: любовная лодка разбилась об ит...
   * * *
   Медленно, с бесконечными томительными остановками тащится трамвай.
   Усатый мастеровой:
   - За такую дорогу можно пьяным напиться и выспаться.
   * * *
   Надпись на солнечных часах - где-то, кажется, в окрестностях Венеции:
   "Horas non numero serenas".
   (Считаю только светлые часы.)
   * * *
   "Катя".
   Старообрядческое великопостное угощение гостей: икра, балык, разное соленье, орехи, пряники, пастила, финики и винные ягоды.
   * * *
   До Николая I в России действовал "византийский" закон, записанный в Кормчую, по которому вступать в брак можно было мужчинам четырнадцати, а женщинам двенадцати лет. Старообрядцы и позже держались этого правила и венчали "по-византийски" мальчиков и девочек. Бабушка моя пошла под венец по шестнадцатому году. "Еще в куклы играла".
   * * *
   Петербургские финки (чухонки) любят яркие платья. Но это не цыганская и не испанская яркость. Все цвета у них: и желтый, и синий, и красный, и зеленый - как бы разбавлены молоком.
   * * *
   Часто за одно столетие диаметрально меняется смысл слова. И.Козлов{317}, посвящая стихи графине Потоцкой, писал, что стихи эти "нелестные" (сейчас сказали бы нельстивые).
   * * *
   Старая дама уверяет, что холода нынешнего лета стоят потому, что большевики открыли полюс.
   * * *
   Иринка (5 лет 7 месяцев):
   - У ней папа красноармеец. Он на войне работает.
   * * *
   Льюис Мумфорд в прекрасной книге "От блокгауза до небоскреба" пишет, что американская "вертикальная" (небоскребная) архитектура - это архитектура не для людей, а для ангелов и авиаторов.
   * * *
   Древние читали вслух (даже наедине). Первое упоминание о чтении про себя относится к концу IV века - у Блаженного Августина.
   * * *
   - Шакалы, шакалы вокруг... Давайте сохраним в себе чуточку - если не человеческого, то хоть собачьего, что ли!..
   * * *
   Кладбище в Горской - за Лисьим Носом. Большой деревянный крест. Полустертая надпись:
   Помяни, Господи, в царствии Твоем
   души, убиенных раб Твоих
   Серафиму, Виктора, Германа,
   Михаила, Петра
   и 3-х воинов, погибших
   в Кронштадте
   Имен нет. Где погибли? На чьей стороне?
   * * *
   Там же - на одной могиле два деревянных креста, поставленные вплотную один к другому и вдобавок еще накрепко связанные проволокой. Никакой надписи нет. И не было.
   Муж и жена? Возлюбленные? Некому ответить на этот вопрос. А ведь кто-то связывал, вкапывал кресты, добывал проволоку. Кто-то знает.
   * * *
   - Превосходство арийской расы я могу признать только в отношении лошадей Арийские (или, как их называют, восточные) лошади, действительно, превосходны. Но лучшие из них находятся все же у арабов, у народа семитического племени.
   * * *
   Декарт{318} работал лежа в постели, закрывая окна занавесями и ставнями. Считал, что при свете лампы "ум имеет больше силы". В постели он пролеживал по 16 часов в сутки. А Шекспир говорил, что "светлые мысли рождаются только при солнечном свете".
   Вот и пойми!
   * * *
   Ночью возвращались из Пулкова. Над городом черное небо и только на севере - чуть заметная проседь, серебристая прядь. Не то отраженный на облаке электрический свет, не то северное сияние.
   * * *
   Иринка (5 лет 7 месяцев) до сих пор верит, что маленьких покупают в лавке. На днях спрашиваю у нее:
   - Приедешь к нам гостить?
   - Нет.
   - Почему?
   - У вас скучно.
   Потом обращается к моей маме - тете Шуре:
   - Если дядя Леня купит маленького, тогда приеду.
   И при этом ужасно смутилась, покраснела. Знает ведь, что просить, клянчить нехорошо.
   * * *
   Ночью в конце октября стоял на углу Литейного и Бассейной, ждал трамвая. Накрапывал дождь. Из-за угла, ослепив своими фарами, вынырнул автомобиль. Я отскочил с мостовой на тротуар. Одновременно со мной отшатнулся какой-то человек бездомного вида, в потертой кожаной тужурке, с забинтованными ногами, обутыми поверх бинтов в рваные галоши. Лицо обросло рыжеватой щетиной. Ему лет 35-36, может быть, чуть больше.
   Усмехнулся и говорит:
   - Смерти не боишься, а вот от машины все-таки отскакиваешь.
   Я говорю:
   - Так уж и не боитесь?
   - Чего ж ее бояться. И жизнь не такая уж отличная.
   От него как-то несильно, но очень грустно попахивало водкой.
   - Ночевать, - сказал он, - конечно, будем в каком-нибудь подъезде.
   Потом посмотрел мне в глаза.
   - Ты человек благородный?
   - Не знаю.
   - Гривенник есть?
   - Есть.
   Дал ему рубль. Он не сразу его взял. Как-то еще пристальнее вгляделся в меня.
   - Это зачем?
   Отошел на два шага, слегка приподнял мятую фуражечку.
   - Шапки ни перед кем не снимал, но спасибо!
   Кивнул и пошел. Потом обернулся и крикнул:
   - А ты там не очень гордись. Между прочим, так и надо!..
   * * *
   Приехал известный дирижер, разучивает с оркестром Бетховена. Все ничего, только первая скрипка почему-то все время морщится.
   - Что с вами? - спрашивает у старика дирижер. - Вам не нравится эта вещь?
   - Почему не нравится? - уныло отвечает старик. - Бетховен! Как может не нравиться Бетховен?
   - Может быть, вас не устраивает моя трактовка?
   - Почему не устраивает? Устраивает.
   - Так в чем же дело? Почему вы морщитесь?
   - Ну, что вы, маэстро: почему да почему? Просто я не люблю музыку.
   Рассказывал Шостакович.
   * * *
   Фанерный плакат на строительстве моста:
   ТОВАРИЩ!
   ЗАГНИ ТОРЧАЩИЙ ГВОЗДЬ
   Трогает.
   * * *
   Были с Иринкой в Эрмитаже. Она там впервые. Вернулась, кинулась к тете:
   - Тетя Шура! Тетя Шура! А мы с дядей Леней ходили старые вещи смотреть!
   * * *
   Московский вокзал. Пришел севастопольский поезд. На дворе ноябрь, люди в теплых пальто, кашне, галошах. И вдруг - необыкновенная пара: он в светло-сиреневом летнем костюме, без шляпы, она - в белом платье. В руках у нее детский трехколесный велосипед. Говорит встречающему ее пятилетнему сыну:
   - На. Получи. Мама за своими тряпками не уследила, а уж твой велосипед сберегла.
   Где-то под Лозовой эту милую супружескую пару обокрали.
   * * *
   Судят Машу Шувалову, журналистку из "Смены". Обвиняют ее в клевете. Она напечатала в газете статью "Остерегайтесь проходимцев" - в мою защиту.
   Судья-женщина ведет опрос.
   - Сколько лет?
   - Тысяча девятьсот шестого года рождения.
   - Семейное положение: замужем, одинокая?
   - Сейчас одинокая.
   - Беспартийная?
   - Член группы сочувствующих.
   Судья (секретарю):
   - Беспартийная. (К Шуваловой.) Где работали в момент совершения преступления?
   - В редакции газеты.
   - После совершения преступления?
   - Там же.
   Покорно отвечает бедная Маша. "До совершения... после совершения". Покорно жду своей очереди и я - единственный свидетель защиты.
   Между прочим, суд, разбиравший это дело три дня, оправдал Шувалову. Есть еще судьи в Ленинграде!
   * * *
   Тургенев как-то сказал, что русская народная поэзия не дает фигур трогательных любовников ("только какие-то там Танька с Ванькой"). Это верно. В русском эпосе не было Окассенов и Николлет{321}. Этим наш эпос сближается с античным. Можно этим утешиться.
   * * *
   Показывал Иринке (5 лет 8 месяцев) заводную лягушку. Потом говорю, что у меня есть настоящая, живая лягушка.
   - Верно?!
   - Глупая. Откуда же у меня здесь могут быть лягушки?
   Подумала и говорит рассудительно:
   - Правда, если бы ты в сырости бы жил, тогда были бы у тебя маленькие лягушечки. Правда?
   * * *
   Из какой глубокой, седой старины пришли к нам некоторые литературные штампы. Читаю "Эфиопику" Гелиодора Эмесского. Если не ошибаюсь, это первый европейский прозаический роман. Написан в III веке. И вдруг героиня:
   "...сославшись на головную боль, вышла из покоев".
   * * *
   Но он же, описывая смущение влюбленного эфиопа, говорит:
   "Румянец пробежал по его лицу, как огонь по саже".
   До чего же здорово! Но ведь, возможно, и головная боль героини была находкой Гелиодора.
   * * *
   В поезде. Два мужика. Одному лет под пятьдесят, другой помоложе. Оба навеселе. У старшего - плотного, крепкошеего дяди - на ногах что-то вроде ночных туфель. Он говорит:
   - Вот до чего дожили. В опорках хожу. Голенища были, да продал. Отличные голенища - тринадцать вершков, вот до этих пор. Суворов шил. Это мастер. Семнадцать рублей еще в мирное время платил.
   Голоса:
   - Семнадцать рублей! Это много.
   - Да. А нынче одни голенища за шестьдесят рублей продал. Вот жисть! Лучше не надо.
   Товарищ его - худощавый, беззубый (остались одни клыки), похож на цыгана или еврея. Краснолицый, с вытаращенными глазами.
   Обнявшись, они поют - совсем как у Твардовского в "Муравии" - и про "Трансвааль, Трансвааль, страну мою", и про Ваньку-ключника...
   Вспоминают прошлое. Старший (видно, из зажиточных, может быть раскулаченный) вспоминает, как он в японскую войну, будучи санитаром, спас офицера и получил Георгия. Младшему тоже хочется похвалиться подвигами. Он торопливо засучивает рукав:
   - Видишь?
   - Что видишь?
   - А ну скажи: прямая рука или не прямая?
   - Это ясно. Уклон имеется.
   - Уклон! Во, гляди. Вот тут она, стерва, вошла, а тут вышла.
   Он начинает рассказывать длинную историю о том, как его чуть не зарубили клинком.
   - Это в германскую? - спрашивает старший.
   - Нет. Когда белых били.
   - А!
   Этот-то вряд ли воевал с белыми.
   Обоим не терпится еще выпить, ждут не дождутся своей станции.
   Опять поют. Вдруг, не сговариваясь, запевают:
   - Спаси, го-о-осподи, люди тво-оя и благослови достояния твоя...
   На словах "победы благоверному императору нашему" старший обрывает товарища, толкает его локтем в бок. Тот на ходу импровизирует:
   - Побе-еды нашему прави-иительству...
   Начинается спор, можно ли петь за правительство?
   Старший уверяет, что можно.
   - За временное правительство пели? Пели.
   - Так это при Керенском.
   - При Керенском.
   - Так то были попы особенные.
   Старший пристально смотрит на товарища.
   - Давно тебя не видел. Похудел ты, брат.
   - Похудеешь. Сижу на пище святого Антония, а работаю на двести семьдесят пять процентов.
   Старший вдруг закусывает губу, закрывает руками лицо и глухо, навзрыд плачет.
   1939
   Персидская пословица:
   "Вошел в баню - раздевайся".
   * * *
   - Вы мне голову не морочьте, я тоже пьяный.
   * * *
   Название фирмы (помещалась в Ленинграде, в Перинной линии): "ВОСТОРГ" (то есть Восточная торговля, по типу Мосторг, Облторг и тому подобное).
   * * *
   А в Тифлисе когда-то видел очень аппетитную вывеску:
   "ТИФГАСТРОНОМ"
   * * *
   - Товарищи, там пьяный в подъезде лежит!
   - Какой там, к черту, пьяный, просто мертвый.
   * * *
   Грузин продает дачу на берегу реки.
   - Ты посмотри, дорогой, какое удобство. Купаться захотел - пожалуйста, - тут дом, тут река. Пожар или что-нибудь - тут дом, тут река. Рыбки половить захотел - тут дом, тут река.
   - Да, - говорит покупатель. - А если наводнение?
   - Наводнение? Какое наводнение?! Ты посмотри: где дом, где река!
   * * *
   Меня упрекали в том, что в сценарии "Детство Кирова" подпольная социал-демократическая организация в Уржуме выглядит слишком простецкой, а методы конспирации ее крайне наивны. А вот что писала Крупская:
   "Перечитывая сейчас переписку с Россией, диву даешься наивности тогдашней конспирации. Все эти письма о носовых платках (паспорта), варящемся пиве, теплом мехе (нелегальной литературе), все эти клички городов, начинающихся с той буквы, с которой начиналось название города (Одесса - Осип, Тверь - Терентий, Полтава - Петя, Псков - Паша и так далее), вся эта замена мужских имен женскими, и наоборот, - все сие было до крайности прозрачно, шито белыми нитками. Тогда это не казалось таким наивным"...
   * * *
   Иринка (5 лет 10 месяцев) жалуется, что видит каждую ночь страшные сны.
   - Один раз видела, что мне мама говорит: иди куда хочешь и живи в канаве.
   * * *
   В Ленинградской области орудовала шайка грабителей под названием "Не мучь дитя".
   Дорога. Идет человек. Откуда-то возникает маленький мальчик. Он останавливает прохожего и нежным голосом говорит:
   - Дяденька, дай мне твое пальто.
   - Ты что? Очумел? Какое пальто?
   - Отдай!
   - Да иди ты! С ума спятил?
   Но мальчик не отстает, он цепляется своими крохотными ручками за рукав путника и продолжает - уже со слезами в голосе - канючить:
   - Дяденька-а-а! Отдай пальто!
   Прохожий, естественно, теряет терпение, пытается отцепиться от этого странного младенца. А тот уже рыдает навзрыд - не отстает, вцепился в свою жертву и умоляет его отдать пальто. И вот тут, когда доведенный до белого каления прохожий замахивается, чтобы ударить или оттолкнуть малютку, на дороге появляются две или три более мощные фигуры. Они приближаются к прохожему, и один из них, с трудом сдерживая гнев, басом говорит:
   - Не мучь дитя, отдай пальто!..
   * * *
   В ресторане. Пьяный оправдывается перед соседом, с дамой которого он пытался перед этим заигрывать:
   - Я извиняюсь, товарищ, заговорить с соседкой это не является нарушением плохого тона.
   * * *
   Пабло Пикассо показали картину и спросили, что он о ней думает. Пикассо ответил:
   - Я не думаю. Я волнуюсь.
   * * *
   Когда мальчик Александр Македонский узнавал о какой-нибудь новой победе, одержанной Филиппом, он восклицал с досадой:
   - Папа все завоюет, и на мою долю ничего не останется!
   Кое-что все-таки осталось.
   - К сожалению, я у них не питаюсь доверием.
   * * *
   Семья цирковых акробатов N. Родители акробаты слепые. Отцу 65 лет, матери - 56. Эстонцы. Старик делает щетки (платяные, бельевые, полотерные), летом торгует ими на Сенной. Глаза потерял "от пороха" восемнадцати лет от роду. Женился на зрячей, но уже терявшей зрение. Живут неплохо. Ходят в гости - к слепым же. Старуха занимается хозяйством, мешая на кухне зрячим. Самое горькое в их судьбе - это то, что они не знают, как выглядят их дети, а теперь и внуки. Часами просиживают над колыбелями и ощупывают лица детей.
   Привередливы. Домработница возвращается со двора.
   - Дождь идет?
   - Нет.
   - Правда? Ну-ка дай я тебя пощупаю.
   * * *
   Пришвин вместо "рюкзак" говорит: спинсумка.
   Ужасно, по-моему. Тогда вместо саквояж надо: путьмешок, вместо бухгалтер: книгдержатель.
   * * *
   Фамилия врача по детским болезням: Витаминер.
   * * *
   Великий муж Греции, герой "золотого века" Перикл сказал, что главной заслугой своей жизни он считает, что:
   - В жизни своей я никого не заставил носить траурную одежду.
   * * *
   "Катя".
   Офицер после японской войны (или приехав в отпуск) поднялся на бельведер дачи, откуда расстилался чудесный, знакомый ему с детства вид. Море синело вдали, белел парус, по шоссейной дороге ползли золотистые возы с сеном.
   И вдруг X с ужасом замечает, что он мысленно, по привычке, вычисляет в уме (он - артиллерист) угол возвышения, заряд и тому подобное.
   Яхта или воз с сеном для него - уже только цель, мишень.
   * * *
   Эпиграф для "Кати":
   Под знаком равенства и братства
   Здесь зрели темные дела...
   А.Блок
   * * *
   Букинист жалуется:
   - Наше время для книжного дела - не сезонное.
   * * *
   Херасков любил давать советы молодым стихотворцам. Прощаясь с ними, говорил, приподняв колпак:
   - Чистите, ради бога, чистите, чистите! В этом вся сила. Чистите! О, чистите, как можно более чистите, сударь! Чистите, чистите, чистите!
   (См. письмо Батюшкова к Гнедичу от 7 ноября 1811 г.)
   Далеко не всё, конечно, но очень много в этом "чистите"!
   * * *
   - Возьми полотёнушко, утрись.
   * * *
   Е.В.Тарле{326} - похож на старого обрюзгшего Наполеона. Даже седые волосы его - наполеоновские: мягкие, слегка волнистые, падающие прядкой на лоб. И поза: Бонапарт обозревает, сидя на барабане, Москву... Поза ленивая. Каблуки на башмаках стоптаны.
   * * *
   Мать:
   - Уймись, демоненок!
   * * *
   "Катя".
   Иван Афанасьевич в хорошем настроении, чокаясь с дамой, говорил:
   - Будьте толстенькая!
   * * *
   Когда А.Н.Толстой узнал об отмене "авторских" в кино (а только что вышел на экраны "Петр Первый"), он схватился за голову и воскликнул:
   - Со времен отмены крепостного права род Толстых не терпел таких убытков!!.
   * * *
   Столовая на окраине П. Столы в густо запятнанных скатертях. На столах цветочные горшки в белой рогожке. Из горшков торчат какие-то палки. Цветами не пахнет.
   * * *
   Сказочный, русский, очень древний (еще скомороший) зачин:
   - Ну, братцы, я вам скажу сказку. Слушать да не смеяться, а кто знает не переговаривать! Кто будет переговаривать, тому буду по плюхе давать.
   * * *
   "Катя".
   Вскоре после возвращения с Дальнего Востока. Ваня сидит в парикмахерской на Вознесенском, куафер подстригает его колючий ежик, на белоснежный балахон падают и складываются в причудливый орнамент коротенькие черные волосики, и Ване вспоминаются китайские и японские иероглифы на вывесках в Маньчжурии.
   * * *
   Известный адвокат Николай Васильевич Коммодов. Ему под шестьдесят лет. Маленького роста, очень широк в плечах, с солидным брюхом. Лицо неинтеллигентное, грубоватое и как будто даже глуповатое.
   Седеющие волосы зачесаны гривой. Когда говорит, впечатление, будто пародирует какого-то известного адвоката. Очень веселый, любит пошутить и шутит тоже грубовато и так же грубо хохочет, когда шутят другие. Хитер, конечно. И умен. Говорит с интонациями провинциального актера. Без улыбки слушать его трудно.
   * * *
   Коммодов защищал когда-то известного убийцу, извозчика Комарова, убившего сорок человек.
   - В камеру к нему я боялся заходить. Был такой случай, когда арестант кандалами убил следователя. Комаров представлял из себя широколицего мужика с совершенно деревянным лицом, широко расставленными и глубоко сидящими глазами. Меня все время занимал вопрос: чем дышит этот человек? Что он думает? Но, поверьте мне, это была полнейшая духовная анестезия. Я, помню, у него спросил: "Скажите, Комаров, как же вы это так - сорок человек? Неужели не жалко?" А он помолчал и говорит: "А тебе, Николай Васильич, когда ты мух давишь, - жалко?" А? Каково?! Это человек - про человека! Я у него спрашиваю: есть ли у него на свете что-нибудь дорогое, священное? Верит ли он во что-нибудь или в кого-нибудь? "Да, говорит. Верю. В ежа, который колется".
   * * *
   Тому же Коммодову пришлось когда-то защищать группу крестьян, убивших колдуна. Люди, которые убили этого человека, твердо верили, что он - колдун: скотину портит, воду заговаривает и так далее.
   Защищая их, Коммодов напирал на то, что они - субъективно - не совершили убийства человека. Они убили - тварь, вредителя, злую силу. Виноваты в этом, дескать, темнота и отсталость, забитость русской деревни.
   Присяжные оправдали убийц. После судебного заседания Коммодов разговорился с одним из них - благообразным, белоголовым стариком.
   - Вот, - говорит, - братец мой, какая история. Что же это получается? Ведь могли бы вас и не оправдать. Темь у вас тут непроглядная.
   - Э, брось, барин, - говорит старик. - Что темь - это ничего, а вот колдунов у нас много - это беда. Ну, да теперь мы их всех изведем - до последнего!
   * * *
   С утра почему-то не выходят из головы стихи Блока:
   ...И встретившись лицом с прохожим,
   Ему бы в рожу наплевал,
   Когда б желания того же
   В его глазах не прочитал.
   В такой именно паршивый, слякотный и дождливый весенний день подошел к окну, отдернул на мгновенье штору и увидел: бредут понурые лошади, влекут замызганную, бывшую когда-то белой колесницу, на ней гроб, покрытый черной попоной с серебряными шестиконечными звездами. За гробом - шесть-семь евреев, одни мужчины, и все пожилые. А один, в стоптанных галошах, идет у самого катафалка и даже руку положил на гроб - наверное, брат или муж. Скорее всего - брат. Потому что холостяком выглядит. И как-то не могу представить жену его.
   * * *
   Артистка X ехала с собакой в поезде, возвращалась с Юга в Ленинград. Поленилась, не вывела утром собаку, забыла о ее естественных надобностях. А воспитанная собака не могла позволить себе сделать что-нибудь дурное в помещении. Терпела, терпела и - не вытерпев - на полном ходу выскочила из окна вагона.
   Муж, вырастивший собаку, узнав о случившемся, пришел в ужас, в бешенство, в отчаяние. Он выяснил, где именно, на каком перегоне это произошло, и на следующий же день отправился на розыски собаки. Долго блуждал вдоль полотна железной дороги, заходил в соседние деревни. Местные жители рассказали ему, что да, действительно, шныряла тут в лесу какая-то странная собака. Несколько дней подряд она выходила навстречу дневному поезду. Заметив ее, мальчишки принялись охотиться за ней. Тогда она переменила тактику - стала выходить к вечернему поезду. А потом и вообще скрылась.
   Хозяин искал ее две недели! Обошел все окрестные деревни. И наконец наткнулся на нее в лесу. Собака одичала, увидев человека, она кинулась на него, укусила за палец и только тут, почуяв кровь, очухалась, узнала Николая Павловича, принялась визжать, кидаться на него, ласкаться, лизать его щеки и руки. Тут же она проделала все фокусы и кунштюки, которые знала: стала за задние лапы, "умерла", сорвала с головы хозяина шляпу...
   Возвращение собаки и хозяина превратилось в триумфальное шествие.
   Он обошел в обратном порядке все деревни, где был раньше. И все радовались, поздравляли его, щедро угощали его и собаку, потому что знали о горе этого человека и не считали это блажью.
   * * *
   - А куда мне идти? На какую улицу?
   - Улица Тверская-Ямская, сапожная мастерская, дом некрашеный, иди и спрашивай.
   * * *
   - Ладно. Оставьте ваши сверхъестественные знания.
   * * *
   Весной 1939 года Маловишерский горсовет опубликовал постановление:
   "Проверить состояние здоровья допризывников и в пятидневный срок ликвидировать все болезни, кои могут служить препятствием при вступлении в РККА".
   * * *
   "Вертикальная гармония" петербургской архитектуры объясняется отчасти тем, что до самой революции в столице действовало запрещение строить дома выше Зимнего дворца.
   * * *
   - Он с этого факта сделает цимес.
   * * *
   Из газетной заметки:
   "В столовой под лозунгом борща скрывается самогон".
   * * *
   - От вашей политики отдает букетом личных отношений.
   * * *
   Псевдоним рабкора: Далеко-Всевидящий.
   * * *
   Девочку Милу зовут Мила-премила - за то, что она на каждом шагу говорит:
   - Большой-пребольшой, маленький-премаленький, коричневый-прекоричневый, вкусный-превкусный, хорошенький-прехорошенький и так далее.
   * * *
   Блатной язык худо-бедно обогатил русский язык, как, впрочем, и другие языки. Слова жулик, мазурик, двурушник - жаргонного происхождения. Разинский лозунг "сарынь на кичку" - тоже. Даже такое скромное, уже почти дамское слово, как шустрый, - из словаря петербургских воров (приставка "шу" к слову острый).