* * *
   - Побледнел, посинел, как осенняя сыроежечка.
   * * *
   Вежливый милиционер (на даче) успокаивает пьяного:
   - Поскольку вы пьяный - будьте свободны. Идите домой и проспитесь. А вообще-то вы в корне не правы.
   * * *
   Полчаса наблюдал, как борется паук с собственной тенью (при электрическом освещении, на белом потолке). Борьба эта - страшная, изнурительная, потому что пауку никогда не понять, что тень бесплотна, что сосать ее невкусно и бесполезно. И даже инстинкт ему ничего не говорит. Солнечная тень не такая яркая, она расплывчатая, а электричество еще молодо, род паучий к нему не успел привыкнуть.
   Борьба (или, вернее, охота) идет по всем правилам паучьей корриды. Паук кидается на свою тень с теми же ухватками, с какими он кидается на зазевавшуюся муху. Он пытается оглушить ее, обволакивает паутиной и перебирает при этом с быстротой велосипедиста задними лапками. На какое-то время, на минуту или на полминуты, как бы разочаровавшись, он оставляет "жертву" и повисает на своей тончайшей ниточке. Но малейшее движение его лапки - и тень зашевелилась тоже. И снова - хищный скачок. И снова идет борьба с призраком.
   Бой длился до тех пор, пока я не пожалел измученного паука и не повернул выключатель.
   * * *
   Милая, сердечная, добрая и простоватая тетя Зина. Сыну ее Шурику сорок лет. Идет по какому-то не простому делу - не то в военкомат, не то на чистку.
   Мать вздыхает:
   - Ох, Шурик, я сегодня во сне полы мыла. А это худо. Я, помню, всегда во сне полы мыла, когда ты из гимназии двойки приносил.
   * * *
   Заголовки в периферийной газете:
   "Кто еще хромает?".
   "Япония становится нахальнее".
   "Один в носу ковыряет, другие перегружены".
   * * *
   Куплеты 1921-1922 гг.:
   Весна пришла, запели птички,
   Им вторит радостно поэт
   На рынке дороги яички
   И сахару в помине нет
   А потому, медам, месье,
   Давайте кушать монпансье!
   * * *
   Была уже в том возрасте, когда говорят: перезрелая. Однако желание выйти замуж не оставляло ее. Страшно суеверная. В гостях не брала ничего по одному куску: ни хлеба, ни ветчины, ни жаркого. Хозяйки ее не любили. И зимой и летом носила по две пары чулок. Оказывается - такая примета.
   - Все-таки, - говорила она, - это значит, что я не всегда буду одинокая.
   Умерла одинокой.
   * * *
   Вторично слышу в Мельничном Ручье странное употребление глагола "мечтать". Парикмахерша говорит подруге:
   - Я и не мечтала, что ты сегодня выходная.
   * * *
   В Мельничном Ручье живет доктор Ткачев, специалист по внутренним и детским болезням. Я знаю его с тридцать шестого года. Летом он обычно гастролирует по дачным местностям. Два лета жил в Разливе, нынче - здесь. Высокий, молодой еще, сутулый, ходит в белой косоворотке и в фетровой шляпе. Не ходит, а рыщет. Мимо дачи за день пробежит раз двадцать. У него девочка, дочка.
   Иринка, которой Ткачев очень хорошо знаком, спрашивает у меня:
   - Это что у него за девочка? Дочка?
   - Да, наверно, дочка.
   - Бедная!
   - Почему же, - я говорю, - бедная?
   - Наверно, все время лечит ее.
   * * *
   - У меня мнуков да прамнуков - не сосчитать.
   * * *
   "Катя".
   Она постучала:
   - Можно, папаша?
   - Войди благословясь, - ответил за дверью голос Ивана Афиногеновича.
   * * *
   Английский анекдот.
   Встречаются два глухих старика.
   - В булочную?
   - Нет, в булочную.
   - А-а, а я думал - в булочную.
   * * *
   На даче. Идут экскурсанты. Впереди духовой оркестр.
   - Манька, а Манька! Гляди - похоронный марш идет!..
   * * *
   Живет холостяком. Чтобы не возиться с чаем, решил завести "японский гриб", настой которого, говорят, вкусен и питателен. Долго мучился с прихотливым растением. Не знал, чем его кормить (подкармливать?). И вдруг узнает, что гриб этот питается - чаем.
   * * *
   Собака, которая копила деньги и сама ходила покупать себе еду и даже водку. Об этом пишет доктор Т.Целль в книге "Ум животных" (с. 17).
   * * *
   - Преогромное мерси!
   * * *
   Мало того, что человек произошел от обезьяны, - по предположению Дарвина, он произошел от маленькой, слабой обезьянки, например от мартышки. Сильное животное, вроде гориллы, по мнению Дарвина, вряд ли стало бы общественным. Оно и так обошлось - своими собственными силами. А маленькая, всеми обижаемая мартышка хочешь не хочешь должна была сбиться в коллектив. А потом произвела человека.
   * * *
   Иринка:
   - Сколько у нас во дворе Галь! Одна Галя - маленькая, другая побольше, третья - еще больше, четвертая - совсем большая.
   * * *
   Вы рассуждаете, как допотопный человек.
   * * *
   Иринка:
   - У нее летненькое платьице.
   (Это она показывает картинку маленькой девочке, поэтому, подражая взрослым, и говорит немножко прибедняясь, одними ласкательными и уменьшительными).
   * * *
   Цыганка в поезде:
   - Ой, место заняли!
   Вторая, молодая, осанистая, крепкая, с очень грубыми и добрыми чертами лица, белозубая:
   - Было бы вам не зевать!
   Откуда эта прелестная, какая-то лесковская архаичность речи?!
   * * *
   Она же. После шуточной потасовки, когда подруга растрепала ей волосы, поправляя прическу:
   - Сколько тебе лет - столько тебе розог. Больше я ничего не могу сказать.
   * * *
   В газетном дневнике происшествий сообщается о задержании шайки фальшивомонетчиков, во главе которой стоял "некто Алхимов".
   * * *
   Девочка Мила очень быстро пообедала. Я говорю:
   - Быстро ты ешь!
   - Да?
   - Очень быстро.
   С гордостью:
   - Как все равно красноармейцы едят.
   * * *
   "Катя".
   ...Приехала племянница.
   - Ах, милая, а я только что канун собиралась читать.
   - Так вы читайте, тетушка. Я посижу, подожду.
   - Ничего, ничего, милая. После прочту. За мной не пропадет.
   * * *
   Артист, любитель выпить, носит жетон Общества трезвости, на котором выбит лозунг:
   "Трезвость счастье народа".
   * * *
   В парикмахерской:
   - Лицо освежить?
   - Ага. Обязательно. Откройте форточку.
   * * *
   Красноармеец в пригородном поезде, уступая место незнакомой старухе:
   - Садись, мама!..
   * * *
   "Глупость - не головная боль, которая от порошка проходит".
   Мих.Зощенко
   * * *
   Рассказывал С.Я.Маршак. В 1934 году он жил в санатории в Шварцвальде. Однажды за табльдотом появилась седая дама, которая вела за руку худенького мальчика-подростка. Однако при ближайшем рассмотрении оказалось, что мальчику этому лет тридцать пять. Пастор. Психастеник. Мать привезла его лечиться. Однажды за ужином громко заплакал и, воздев глаза к потолку, воскликнул:
   - Ich habe keine Frau und kein Mobel.*
   ______________
   * У меня нет ни жены, ни мебели.
   * * *
   Из Детского Села возвращаются экскурсанты. Женщина жалуется:
   - Все хорошо, только с питанием - возмутительно. Три часа на обед ушло.
   Голос:
   - Эвона - три часа! Елизавета Петровна Романова шесть часов подряд обедали!
   * * *
   Симпатичная заповедь Фридриха Ницше:{333}
   "Падающего толкни".
   Недаром этого мудреца взяли на вооружение фашисты.
   * * *
   Мальчиком я удивлялся, почему в Ярославской губернии картофельную запеканку называют "яблочником". Яблоками от нее не пахло. Недавно мне объяснила тетя Тэна: оказывается, это не только в Ярославле. У старообрядцев все картофельное называется яблочным. Это - от "земляного яблока" (и даже "чертова яблока"), как поначалу называли на Руси картофель.
   * * *
   Склон старой горы - серый, шероховатый, складчатый - как спина слона.
   * * *
   Радио на украинских (и вообще на южных) вокзалах. Какие-то обиженные немолодые женские голоса:
   - ПовторАю! Поезд номер тридцать один бис... отбывает...
   * * *
   У парня на тыловой стороне кисти татуировка. Большими синими буквами: Никита.
   Для чего это? Чтобы не потеряться, что ли?
   * * *
   Библиотекарша в санатории. Говорит "роман", "Хамлет". Ей под сорок. Подсела ко мне, когда я читал газету.
   - Что пишут в хазете?
   Я прочел ей заголовки телеграмм. На первой полосе - портрет Лермонтова.
   - Ой, какой хорошенький! Сволочи буржуазия! Такого человека убили!
   В заголовке юбилейная дата:
   1814-1939
   - Это сколько же ему лет?
   Я говорю:
   - Он родился сто двадцать пять лет назад.
   - Ой как давно! Так он все равно бы не дожил.
   - Конечно, не дожил бы.
   - А может быть, и дожил... Вот сволочи!
   Я спрашиваю: кто "сволочи"?
   И она рассказывает мне совершенно фантастическую историю.
   - Ведь он был кавказский пленник. За ним жандармерия охотилась. Взяли его в плен...
   И еще такой же и подобной ерунды - с три короба.
   * * *
   Из разговора:
   - А разве Персия с Англией межует?
   * * *
   Концерт в железноводской Пушкинской галерее. Две певицы в красных сарафанах поют "частушки":
   - Нынче я была в кино
   И купила эскимо...
   - А какой-то гражданин
   Вместе с палкой проглотил.
   Зрительный зал буквально сотрясается от ликующего хохота.
   * * *
   Генерал Верзилин, в пятигорском доме которого произошла ссора Лермонтова с Мартыновым, однажды на вопрос, сколько у него детей, ответил:
   - У моей жены две дочери и у меня две, а всего три... Только три грации, а не четыре...
   Загадка на первый взгляд кажется очень трудной. Все, кому я задавал ее, начинали морщить лоб, сдвигали брови...
   А ответ простой: у Верзилиных была одна общая дочь и у каждого по падчерице.
   * * *
   Господин, говорящий очень важным и многозначительным тоном:
   - Я согласен с вами миллион раз.
   И еще раз - уже в упоении:
   - Я согласен с вами миллион раз!..
   * * *
   Мой сосед по палате Николай Афанасьевич Василенко. Родился в 1901 году в большом (8000 жителей) селе на Украине. Родители рано умерли. Имущество продали за 300 рублей. Назначили опекуна. Николай Афанасьевич учился в министерском училище. Брат - в ремесленной школе. Старший брат - в учительской семинарии в Крыму. Деньги лежали в банке. Революция. Кинулись в банк - денег нет.
   Н.А. рано вступил в партию. Работал военруком. На город наступали махновцы. В городе человек семьдесят советских работников. Паника. Н.А. на колокольне - наблюдает. Видит, как тачанки с его товарищами уходят... Спускается с колокольни - навстречу по улице скачут человек тридцать махновцев. Он - в церковную сторожку. Там псаломщик проводит спевку хора.
   - А ну, прячься. Становись сюда, пой.
   Петь не стал, при нем наган и винтовка. Полез на чердак.
   Лестницу псаломщик убрал.
   - Сижу не шелохнусь, слышу, копыта цокают. Приподнял черепицу, смотрю, подъезжают к сторожке. Слышу, заходят в сторожку, говорят чего-то, ругаются. Ну, думаю, кончено. С жизнью, одним словом, прощаюсь. Думаю - буду стрелять. А последнюю пулю - сюда вот. Между прочим, трясет всего...
   Потом все замерло. Н.А. просидел на чердаке пять часов. Позже выяснилось, что в село ворвался лишь небольшой махновский разъезд. Их отогнали...
   * * *
   Другой мой сосед по комнате - Иван Васильевич Р. Неисправимое животное, карьерист, циник, человек ни во что не верящий и ни о чем не думающий чисто. Охотник до баб. Тупица. Ему двадцать девять лет. Шесть лет в армии. Старшина, заведует вещевым складом. Женат. Двое детей.
   - Два пацана, - сказал он мне, - одной четыре года, другой еще двух нет.
   - Какие же, - я говорю, - пацаны. Обе девочки?
   Смеется.
   - А я их все равно всех пацанами зову.
   В санатории обольщает подавальщиц и сиделок. Говорит об этом грязно и пасмурно.
   Перед сном читает - одну и ту же книгу: "Кавказские поэмы" Лермонтова. Когда спрашиваешь, что он читает, - прищелкивает языком и говорит:
   - Нет, здорово это!..
   "Кавказские поэмы" читает уже 23 дня. Прочитав полстраницы, крепко засыпает.
   Много поет. Песни какие-то дурацкие, слышанные им в госпитале, где он лежал на излечении (у него камни в почках).
   На обеих руках - наколки, татуировка. Я спрашиваю, когда он сделал их.
   - А-а, не говори! Ваккурат мне двенадцать лет было. По дурости сделал. А вот теперь не знаю, как быть, как их вывести. Ты не знаешь? Одна еще ничего, а вот на левой - прямо опасная.
   - А что там?
   Показывает:
   - КИМ.
   - Ну, так что же? Что тут опасного?
   - Мало ли что в жизни случится. В плен попадешь или что... Так еще можно отвертеться, а тут, глядишь, под расстрел попадешь.
   Симпатичный товарищ!..
   * * *
   Из песен Ивана Вас. Р.:
   Падиспанчик - хорошенький танчик;
   Его можно всегда станцевать...
   И сразу же, перебивая себя, затягивает:
   Мы рождены, чтоб сказку сделать былью...
   * * *
   Оглушительно икает и говорит:
   - Какая-то сволочь поминат.
   * * *
   Он же. Раз десять на дню:
   - Так они и жили. Спали врозь, а дети были.
   * * *
   Из автобиографических рассказов И.В. Соблазнил девушку. Обещал жениться.
   "Дома она белье грязное спрятала, говорит: "Маме покажу, когда запишемся, у нас такой обычай".
   На другое утро надо в загс идти. А мне на кой он ляд этот загс.
   Я до гастронома дошел, печенья купил, конфеток хорошеньких, прихожу, говорю:
   - У тебя метрическая выписка здесь есть?
   - Нет.
   - И у меня нет. А без метрической выписки не регистрируют.
   Она - в слезы"...
   Между прочим, говорит сильно окая. Он - нижегородец. Николай Афанасьевич, слушая его, морщится, слегка даже постанывает, как от зубной боли.
   * * *
   Рентгеновский кабинет в санатории. Над входом красный фонарь, когда он горит - вход в кабинет закрыт, там совершается таинство. Больные сидят в коридоре на лавочке, думают о своих язвах, спайках и тому подобном, вздыхают, робеют, не могут даже переговариваться... Наконец кого-нибудь вызывают. Он входит в темную комнату и первые две-три минуты ничего не видит, идет наугад, растопырив руки, - туда, где у красного абажура сидят за столом какие-то белые (вернее, розовые) халаты. Через пару минут он уже слегка освоился, уже сидит на клеенчатом диване и торопливо расстегивает пуговицы на рубашке.
   Рентгенолог - полный, немолодой уже человек (почему-то думаешь, что он был в свое время полковым врачом) - записывает результаты очередного просвечивания. Записывает по памяти, каждую фразу отчетливо произносит вслух, а его помощник, молодой человек с изможденным лицом (тут вспоминаешь, что рентген убивает гормоны, делает молодых стариками), этот несчастный пишет под диктовку копию рентгенограммы. Свет - розовый, слабый, как в лаборатории фотолюбителя. Но - алхимики в белых халатах привыкли.
   Раздетый до пояса очередной больной поднимается на маленький эшафотик, перелезает через какие-то железные штуки и оказывается в огромной металлической кассете. Не то гильотина, не то гектографический пресс. В руку ему молоденькая сестричка сует граненый стакан с белой густой кашей. Выключается свет. Стрекочет аппарат. Рентгенолог сидит, широко расставив ноги, на низеньком табурете - перед экраном, на котором появляются смутные очертания человеческого нутра.
   Рука в резиновой перчатке подлезает под экран и впивается в живот больного.
   - Току! - кричит рентгенолог.
   Что-то трещит, стрекот усиливается.
   - Уменьшить! Току! - покрикивает врач.
   Очередные больные толпятся за его спиной.
   - Пейте! - приказывает рентгенолог. - Пейте сразу, как водку.
   Пить эту известковую густую гадость залпом, как водку, невозможно.
   - Надуйте живот. Знаете, как у попа.
   Это пояснение одно и то же, из раза в раз, от больного к больному.
   Больной не может надуть живота, он его инстинктивно вбирает. Рентгенолог кричит:
   - Надуть! Как у попа.
   Наконец:
   - Аус!
   Зажигается свет.
   Эти "аус", "току" звучат очень страшно для тех, кто сидит за дверью, ожидая своей очереди.
   * * *
   Одна из любимых песен И.В.Р-ва (услышал он, и запомнил, и полюбил ее в госпитале в Комсомольске-на-Амуре):
   Жена моя в роскоши ходит
   И счету в одежде не знает,
   Одну лишь черную юбочку
   От Пасхи досюда таскает
   Костюмчик на ней всегда новенький
   На плечиках так складно лежит,
   А ветер прохладно в дирочки
   Все тело ее холодит
   Ботинки на ней всегда новенькие,
   На солнышке так и блестят,
   А грязные пальцы сосульками
   Наружу из дырок торчат
   Живу ведь я, братцы, в гостинице,
   И окна на заднем дворе,
   При этом так славно красуется
   Помойная яма в окне.
   А кушаю я в ресторанчике
   На тумбе с селедкой в руке,
   Зато уже встретишь товарища
   Всегда с поллитровкой в руке.
   Детишки мои, как амурчики,
   Всегда босиком щеголяют,
   А вместо школы в бабочки
   У стенки прекрасно играют.
   Вообще-то истинный Беранже! Только в каком-то как будто полуграмотном, беспомощном переводе или пересказе.
   * * *
   Здешний "культурник" - редкостное явление. Обычно это развязные, нагловатые пошляки и остряки. Этот - застенчив, обидчив, мнителен. Каждый вечер за ужином он появляется в столовой, проходит на середину, стоит, переминается, шевелит губами, собирается с духом и наконец начинает - каждый вечер с одного и того же:
   - Минуточку внимания, товарищи!
   И затем - то бледнея, то краснея, сообщает, что сегодня вечером в клубе концерт, кино или вечер самодеятельности.
   * * *
   Пятигорское кладбище.
   Роскошный, из черного лабрадорита памятник-крест. За стеклом фотография молодого бородатого купчика или богатого мужика - в косоворотке под пиджаком и в жокейском картузике. На постаменте - каменный свиток, на нем высечено:
   Дорогой друг Егорушка
   спи спокойно в могиле холодной.
   Ты в болезни страдалец навеки уснул
   и я просьбу твою исполняю украшаю могилу твою
   В память от В.А.Б.
   * * *
   Люблю бродить по кладбищам, читать и списывать эпитафии. М.Шагинян правильно заметила как-то, что надгробие - первый этап человеческого искусства: и архитектуры, и скульптуры, и литературы. Это искусство она назвала, кажется, "первоначальными жанрами".
   * * *
   Вот там же - на Пятигорском кладбище - гранитный крест с распятием. И такая скучная эпитафия-справка:
   Сей прах принадлежит
   Зинаиде Александровне
   ЕГИЕВОЙ
   Род. 1903 г. Скончалась 7 ноября 1929 г.
   Двадцать шесть лет было той, которой принадлежит сей прах.
   * * *
   Проживающая в Пятигорске племянница Лермонтова Шан-Гирей получила ("за содействие проведению юбилея") премию: путевку в санаторий.
   * * *
   Старообрядческая Покровская церковь в Ессентуках. У входа, в притворе и дальше - до середины храма - толпятся женщины. Все в платочках вроспуск. Впереди - справа и слева (больше слева) - мужчины. Бритоголовые, бородатые, в сапогах, которые блестят и разносят запах дегтя. Огромные кубанские шапки висят на стене - на специальных шпенечках. Там же у стены, на лавке лежит груда маленьких плоских подушечек. На двух клиросах - певчие и псаломщики. Справа одни старики, слева - довольно большой хор, молодые женщины, два или три парня. Священник - маленький, седой как лунь. Грива и борода - белые, мягкие, пушистые. Служба (обедня) идет медленно, неторопливо. Человек входит в храм, делает земной поклон и занимает свое место. Стоят не двигаясь, окаменев. Крестятся редко, лишь в уставных местах. Поют монотонно, часто сбиваются. С другого клироса - поправляют. Как по команде молящиеся опускаются на колени. Предварительно бросают на пол подушечки - для лба, а не для колен. На колени не становятся, а падают - с сомкнутыми пятками. Старики - в кафтанах, напоминающих больничные или богадельные халаты. Женщина обходит казаков, вынимает из платочка двугривенные, раздает со словами: "За раба божьего Григория". Казаки, кивнув, берут деньги, суют по карманам. Вероятно, считается, что мужская молитва доходчивее. Мне, между прочим, тоже дали двугривенный. Отдал его на базаре слепому.
   * * *
   Разговор в санаторном парке. Две пожилые дамы:
   - У вас печень?
   - У меня сахар.
   * * *
   В пятигорской пивной - глухонемой человек предлагает посетителям маленькие конвертики с напечатанным на них следующим текстом:
   Граждане!
   Прошу принять от меня
   НОВОСТЬ
   фото художественных
   снимков.
   Цена 1 руб.
   Благодарю глухонемой.
   В конверте - виды Минеральных Вод, двадцатикопеечная панорамка.
   * * *
   Кладбище. Надпись на кресте:
   Здесь покоится прах
   оперного артиста
   Владимира Александровича
   ТОМСКОГО-КОЧУРОВА,
   скончавшегося 7-го января
   на 59 году жизни.
   Спи спокойно, дорогой муж, отец и
   великий артист.
   * * *
   Там же. Могила без креста. Надпись на жестянке почти начисто смыта дождем. Проступают слова: "Закрыто на обед".
   * * *
   Там же. Обелиск с выбитым на нем крестом.
   Г.М.
   АЛАВЕРДОВ
   1902-1938
   Прохожий, не гордись. Я уже дома,
   а ты еще а гостях.
   * * *
   Там же.
   На кресте:
   Подъ симъ камнемъ погребено тъло
   жены коллежскаго секлетаря
   Авдотьи Андръевны
   ПОДОСОВОЙ
   скончавшейся 6-го октября 1880 года
   на 76-м году отъ рожденiя своего.
   Ходатайствомъ крестьянина Андрея
   Боровика в руце Твои Господи
   предаю духъ мой.
   Стою, смотрю, пытаюсь понять, догадаться, кто он, этот Андрей Боровик, и кем он приходился жене коллежского секлетаря? Какие родственные или другие житейские связи заставили его ходатайствовать о воздвижении этого тяжелого и дорогого креста?
   А ведь Авдотья Подосова могла знать Лермонтова! Она родилась в 1804 году. За ней мог ухаживать Пушкин - она была моложе его на пять лет.
   * * *
   Рыночная примета (Кубань):
   - Через товар не шагайте, а то не продастся.
   * * *
   Курортный южный городок. В сырую погоду белые дома голубеют.
   * * *
   В Минводах - в вокзальном ресторане:
   - Это не борщ, а сущий кошмар!..
   * * *
   У командира боевого корабля на груди наколка: двуглавый орел и лента с "Боже, царя храни".
   Грех молодости.
   * * *
   "Катя".
   На войне ему, красивому и молодому, прострелили щеку, свернули на сторону челюсть, оторвали половину языка. Он косноязычен.
   В гостях, куда он пришел с матерью. За окном мокрый снег, метет. Оконная рама подрагивает и постукивает.
   Юноша обращается - к девушке:
   - О-о-а е-о-д-ня о-е-э-о ве-ей-яя.
   Девушка не поняла. Краснеет. Смущается и вопросительно смотрит на гостью. Та объясняет:
   - Он говорит, что погода сегодня совершенно весенняя. Это он шутит.
   * * *
   Замечательная подробность триумфального церемониала у римлян. В колеснице триумфатора, за его спиной, стоял государственный раб, держал в руках золотую корону. В то время как толпа приветствовала и превозносила виновника торжества, раб этот должен был восклицать:
   - Pespice post te! Hominem te memento!
   То есть оглядывайся назад и помни, что ты человек! Или, если совсем коротко: "Не зарывайся!"
   * * *
   Ночью за окном звонкий трезвый голос:
   - Слово предоставляется пьяному!
   * * *
   Активист комсомолец не пьет, не курит, но один тайный порок у него есть: любит раскладывать пасьянс.
   * * *
   Гляжу из окна вагона. Осень. Золотой лес. Опустевшие дачи. Все залито тихим солнечным светом. И уж совсем замечательно: большая собака играет с маленьким щенком - рвут, баловства ради, какую-то сухую белую тряпку.
   * * *
   "Катя".
   Катю учил читать живший во флигеле старик Савва Исаич. Он водил Катиным указательным пальчиком по строке и объяснял:
   - Вот эта с брюшком - "О", а бабочка с крылышками - "Ф", а кочерга "Г", а ящичек - "Д", а букашка - "Ж". А где пуговка пришита внизу, тут и в окошечко поглядеть можно, точка это называется.
   * * *
   "Катя".
   Он долго хранил фотокарточку девушки, сестры милосердия из Кауфманской общины. В 1917 году, когда с Охты, из запасного полка его привезли в лазарет с рожистым воспалением, она ухаживала за ним. Он продолжал любить ее даже сейчас, когда в доме хозяйничала Марья Михайловна, а по полу ползал двухгодовалый Павлик.
   Карточку он хранил вместе с самыми ценными документами: с метриками, с гимназическим аттестатом, с аннулированной сберегательной книжкой, на которой числилось 752 царских рубля.
   Иногда, оставшись один дома, он доставал и разглядывал фотографию. На карточке она была снята в подвенечном платье, в фате. Сбоку торчала рука жениха, которую она не очень ловко отрезала ножницами. Эта мужская рука мешала полноте Колиного счастья, его растроганности...
   * * *
   У бабушки на левой руке повыше кисти - белый шрам от ожога. Лет пять назад несла она только что снятую с плиты кастрюльку. Шла через двор - из летней кухни. Крышка кастрюли упала на руку. Бабушка не бросила ни кастрюли, ни крышки. Объяснила мне:
   - Думаю: святые подвижники руку в огонь клали. А ну-ка и я попробую потерпеть.
   И - додержала, дотерпела. Спокойно вошла в комнату, спокойно поставила на стол кастрюлю. Ожог был очень сильный.
   Рассказывала улыбаясь.
   * * *
   Зима тридцать девятого года. В школе, в IV классе появляется новенькая ученица и почти одновременно - новая учительница. Девочка грустная, часто плачет. Учительница требовательна к ней больше, чем к другим. Девочка открывается подругам, что у нее отец - на фронте, пропал без вести.
   Потом и сама Наташа пропадает, несколько дней не приходит на уроки. Подруга слышит по радио - о награждении бойцов и командиров. Среди других фамилия Наташиного отца. Девочки разыскивают ее. Открывает им мать Наташи учительница Елизавета Ивановна.
   * * *
   Лютая зима. Принимаю холодную ванну. Пришел Костя Лихтенштейн. Стоит в кашне и шапке, смотрит и говорит:
   - Когда-нибудь напишу биографический роман. О тебе. Будет называться "Как закалялась медь".
   * * *
   Красноармеец в Мариинском театре. Спрашивает:
   - А что здесь раньше было?
   * * *
   На улице. Мрачная гориллообразная дама и муж ее - худенький, маленький, тщедушный, - по-видимому, эстрадные артисты, певцы. Она ворчит. Басом:
   - "Нам звезды кроткие сияли" - так не поют!..