Белошников Сергей. Полнолуние

   Впрочем, особой заминки это не вызвало. Я сжалилась над смущенным мальчонкой и разжала пальцы, выпустив его ручищу из своей ладошки. Ничего не подозревающий жертвенный барашек был временно отпущен на свободу. Но только на время. Андрюша наконец с трудом оторвал от меня взгляд, развернулся и легко, без видимых усилий вскинул на оба плеча два самых больших рюкзака.
   – Ну что, ребята, двигаемся? – радостно заорал он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Я готов.
   – Ну и здоров же ты, Андрюха, – глядя снизу на мальчонку, с изрядной долей ехидства усмехнулся мой однокурсник – рыжеволосый тощий Мишаня. – Слушай, а может, ты еще на каждый рюкзак по барышне посадишь?
   Андрюша не заметил скрытой иронии в Мишанином голосе. Да он и не мог заметить – уж больно простодушен этот мальчонка-боксер.
   – Легко и просто. Нет проблем, – сгоряча заявил Андрюша, с ходу купившись на незатейливый прикол. – Только вот лямки, боюсь, не выдержат.
   Тут он и влип, бедняга.
   – Меня бы вполне устроили твои плечи, – быстро сказала я.
   – Нет вопросов. Можешь залезать, – недолго думая, ляпнул в ответ Андрюша, улыбаясь во весь рот.
   Он принял мои слова за шутку и даже возгордился от своей неожиданной и довольно наглой находчивости.
   Мишаня выразительно покосился на меня – мол, чего тянешь, давай. Я сощурилась и вкрадчиво осведомилась у ничего не подозревающего мальчонки:
   – А как ты хочешь – сзади или спереди?
   – В смысле? – растерялся бедняга.
   – Сейчас покажу.
   Мой народ тут же замер, предвкушая бесплатное представление.
   Я медленно подошла спереди к остолбеневшему Андрюше и, привстав на цыпочки, крепко обвила его руками за круглую теплую шею. Потом так же медленно и легко подтянулась (все же я не зря трачу каждое божье утро полчаса на шейпинг) на руках. Мое лицо оказалось почти вровень с его, и я повисла на нем, плотно прижавшись к мальчонке грудью и животом. К чести его надо сказать, что он даже не шелохнулся. Впрочем, во мне всего сорок восемь килограммов – не вес для такого бугая. Я смотрела на него чуть снизу, загадочно (знаю!) улыбаясь.
   Мальчонка растерянно заморгал, и у него мигом покраснели уши. Народ одобрительно засвистел и бурно зааплодировал.
   – Знаете, люди, таким способом я готова передвигаться всю оставшуюся жизнь, – громко сказала я все тем же мягким грудным голосом. – Мне нравится. А тебе? – спросила я Андрюшу.
   Он попытался что-то из себя выдавить. Не получилось.
   – Лезть дальше? – поинтересовалась я у мальчонки.
   – Конечно, за чем же дело стало, – завистливо сказала Анюта.
   – Залезай, залезай, – Анюту поддержала Манечка. – Кавалер вроде как не против. Ты ж не против, Андрюша?
   Бедный мальчонка окончательно потерял дар речи и только отрицательно помотал головой.
   – Так я не поняла – да или нет? – спросила я его.
   – Нет, я вовсе не против, – прохрипел он наконец.
   – Ловлю тебя на слове, – нежно проворковала я. – Потом не вздумай отказываться.
   – А я и не отказываюсь, – раздался все тот же хрип.
   – И не пожалеешь? – не унималась я.
   Андрюша не успел ответить. Мишаня, которому затянувшееся представление уже надоело, проворчал:
   – Ладно, пошли, пошли. Эксперименты будете на озере проводить. Где лес погуще.
   С показной неохотой я скользнула вниз, проехавшись по Андрюше всем телом. Чтобы он до конца (того самого) прочувствовал сей момент. И, разжав руки, легко от него отстранилась. У бедного мальчонки покраснели уже не только уши, но и все лицо, и шея.
   – Не любят они меня, Андрюша, ох, не любят, – вздохнула я. – Завидуют. Ну ладно, пойдем.
   И не оборачиваясь, зная что он уже никуда от меня не денется, я уверенно зашагала вперед. Я пошла по протоптанной тропинке, которая вела от края платформы прямо в сосновый бор. Дорогу от станции к Марьину озеру я знала как свои пять пальцев – ведь не в первый раз приехала к Стасюне. Разумеется, никаких рюкзаков умная девочка Алена не взяла – только небольшую корзинку с бутербродами и минералкой "виши".
   Понятно дело, Андрюша, как застоявшийся слон, с энтузиазмом двинулся следом за мной.
   Пока остальные разбирали вещи и ждали друг друга, мы с Андрюшей углубились в нагретый солнцем сосняк. Я слышала, как мальчонка бодро топает по усыпанной сосновыми иглами, слегка пружинящей тропинке. Я шла чуть впереди и насвистывала битловскую "Каждый нуждается в любви", в такт мелодии помахивая сорванной длинной травинкой. На затылке у меня подпрыгивали стянутые в пони-тейл волосы.
   Тут я обернулась на ходу – вроде как обеспокоилась за отставших ребят. На самом же деле меня интересовал исключительно Андрюша.
   Не надо забывать, что сзади на майке у меня был глубокий, до самого ремня джинсов вырез, открывающий загорелую спину с идеально гладкой кожей. Кожей своей я очень горжусь. А джинсы, в свою очередь, туго обтягивали все, что должны были обтягивать. Поэтому мальчонка, в чем я убедилась оглянувшись, при всем желании не мог отвести от меня глаз. И он, бедняга, загипнотизированный зрелищем ритмичного покачивания моих круглых ягодиц, окончательно обалдел. Смотреть со спины на девушку с хорошей фигурой, и тем более когда она хочет, чтобы ее как следует разглядели, – занятие увлекательное и для молодых неиспорченных людей, а тем более девственников, весьма опасное.
   Думаю, что о Стасе мальчонка забыл напрочь. Скорее всего, у него вообще сейчас мысли выше пояса не поднимались.
   Понятное дело.
   Внезапно я остановилась так резко, что Андрюша чуть на меня не налетел. Я повернулась к нему. Бросила взгляд на приотставших, мелькающих за оранжевыми стволами сосен ребят.
   – Слушай, Андрюша, – сказала я, – кажется, я слегка подзабыла дорогу к озеру. Пожалуй, так мы можем и заблудиться.
   Я самым бессовестным образом врала.
   – Поэтому давай лучше ты меня поведешь, а я, чтобы не потеряться, буду за тебя держаться. – И с этими словами я положила свою ладошку на сгиб его правой руки. И легонько-легонько ее пожала. – Хорошо?
   И тогда я увидела, что враз вспотевший Андрюша Скоков пропал окончательно и бесповоротно.

Глава 11. УБИЙЦА

   Комната была большая, неухоженная.
   Она находилась в одном из деревянных дачных домов, похожем на любой другой дом в академпоселке. Расположена она была на самой верхотуре, на чердаке, превращенном в жилое помещение. Хозяин мог попасть в нее только через квадратный люк в потолке второго этажа, из небольшой кладовки. Края люка были так искусно подогнаны к доскам потолка, что постороннему взгляду он практически был незаметен. Хозяин забирался на чердак, придвигая к люку небольшую приставную лестницу, хранившуюся здесь же, в кладовке.
   В этой комнате на чердаке никто никогда не бывал, кроме самого хозяина.
   Дом стоял практически у самого леса. Верхушки деревьев четко выделялись на фоне уже начинающего темнеть небосвода. Лес был виден в единственное небольшое и очень узкое окно, похожее на бойницу средневекового замка. К тому же окно было задернуто черными плотными шторами так, что оставалась лишь небольшая щель.
   Снаружи никто не мог разглядеть, что делалось в этой чердачной комнате.
   Комната выглядела совершенно обыденно – простенькие неприметные обои, скудная обстановка: старомодный трехстворчатый шкаф, широкая низкая тахта и в изголовье тахты – тумбочка с включенной настольной лампой под узким колпаком. И больше ничего.
   В комнате царил полумрак.
   Тахта почему-то стояла посреди комнаты. На ней было постелено покрывало из хорошо выделанных медвежьих шкур. В изголовье тахты валялись две подушки в цветастых ситцевых наволочках.
   И еще: все стены комнаты были сверху донизу увешаны фотографиями. Маленькими и большими, цветными и черно-белыми. И на всех снимках были только волки. Поодиночке, парами, стаями. Стоящие и бегущие. Отовсюду смотрели оскаленные пасти и сверкающие узкие глаза.
   Горящая лампа освещала лежащего ничком на кровати обнаженного человека. Лица его не было видно.
   Он спал.
   Сегодня, в полнолуние, ему впервые снился сон о смерти волка. Громадный серый вожак бежал впереди небольшой стаи по искрящемуся в лунном свете снегу и гасил игру снежных кристаллов, проминая мощными лапами неглубокий снег. А следом за ним и стая неотвратимо, как рок, догоняла розвальни, торжествуя и предчувствуя кровавое наслаждение. Но огромный человек в розвальнях остановил смертоносный прыжок волка, одним взмахом сверкающей металлом руки оборвав жизнь вожака. И мертвый волк остался лежать в розвальнях рядом с крошечным, беззащитным существом, нежное дыхание которого коснулось волчьей морды, вытянутой в последнем атакующем порыве.
   Человек на тахте внезапно сжался в комок, потом выпрямился, нетерпеливо заелозил ногами. Пальцы его свело судорогой, и они впились в меховое покрывало. Человек страшно и отчаянно заскрипел во сне зубами. И сдавленно захрипел.
   – Нет… Нет… Нет… – шептал он.
   И вновь накатила судорога: тело его изогнулось, потом резко выпрямилось и скатилось с тахты. Человек грохнулся на пол, перевалился на живот и замер. Какое-то время он лежал неподвижно. Но вот он пошевелился, резко вскочил на ноги и шагнул к окну. И снова остановился, напряженно прислушиваясь к тому, что должно было вот-вот произойти внутри его организма; он замер в предчувствии той чудовищной перестройки, которая уже начиналась.
   Он не хотел этого. Но не в его силах было уже что-либо изменить, а тем более остановить.
   На западе опускалось к кромке леса солнце. А левее, над юго-западным краем горизонта восходила бледная на фоне ярко-синего неба круглая луна, на которую время от времени наползали медленно проплывающие прозрачные облака. Завороженно глядя на постепенно набирающий силу лунный диск, человек закинул голову и чуть слышно завыл – по-волчьи. Потом закрыл глаза и снова застыл возле узкого окна, выходившего на сумрачный лес.
   Интуиция подсказывала человеку: на этот раз дело не обойдется одной только ночью. Ночью полнолуния. Он знал, что ему снова суждено не спать всю ночь. Как и вчера. И скорее всего – следующие две ночи тоже. Две страшные, мучительные ночи ему снова предстоит бодрствовать.
   А значит – и снова убивать.

Глава 12. АНДРЮША

   Я посмотрел наверх.
   Наступал вечер, хотя солнце стояло еще довольно высоко над горизонтом. Но тени от деревьев уже стали длинными и глубокими. Мы с Аленой, а за нами и остальные московские гости топали уже долго, минут сорок.
   А что поделаешь?
   Наше Марьино озеро прячется в глухом лесу, позади академпоселка. И чтобы добраться до него от станции, надо по периметру обогнуть более чем половину академпоселка. Либо топать напрямик. Тогда ходьбы – всего минут пятнадцать. Но Стася строго-настрого запретила мне идти через поселок. Она сказала, что оторвет мне голову, если мы попадемся на глаза Елене Георгиевне и Федору Николаевичу – ее родителям. Или кому-нибудь из их знакомых или знакомых моих стариков. Я с ней согласился – нас бы тут же засекли и настучали Стасиным родителям. Уж я-то знаю: новости по поселку распространяются со сверхзвуковой скоростью. И тогда все наши планы насчет пикника на озере рухнут. А мне этого совсем не хотелось. Поэтому я и повел всех в обход: этой дорогой я мог пройти с завязанными глазами.
   Алена всю дорогу держала меня за руку и что-то говорила. Веселое, наверное. Половины из того, что она тараторила, я даже не понял, не то что не запомнил. От смущения. Но к ее руке у меня на сгибе локтя понемногу привык. А еще мне ужасно нравилось, что Алена такая маленькая, мне до плеча. Ну просто Дюймовочка. Только волосы не золотые, а эти, как его, – каштановые.
   У нас на сборах обычно все девки высокие, здоровые да накачанные; ну, понятное дело – академическая гребля там или копье. Почетные виды. Я уж не говорю про ядро, сами, небось, видели по телику. А если и бывают невысокие, то симпатичные редко-редко попадаются.
   А эта такая маленькая и такая красивая. Ну, такая клевая девчонка, такая – я аж вспотел. И, ей-богу, не из-за рюкзаков. Рюкзаки мне – тьфу! А из-за нее. Фигурка, грудь, ножки – ну прямо статуэтка. И к тому же старше меня, я так понимаю, как минимум года на три. Уже взрослая совсем.
   Хотя – убей меня на месте – не мог я понять, почему такая девчонка выбрала малолетнего обалдуя? Меня то есть. За что мне такой шанс выпал, считай, один на миллион? Я ведь все про свою внешность знаю. Куда мне с другими парнями тягаться: рожа, как из деревни Пупкино, глазки маленькие, как у кабана, и поддерживать разговор с девушками я не очень-то умею. И знакомиться тоже. Знакомиться с красивыми девушками – это тебе не на ринге буцкаться… А может, это все Стаська подстроила? Решила меня разыграть, да и подговорила Алену. Со Станиславы станется. Ох, уж эта Стаська! Она если дает, так дает!.. Ух!
   Я тайком покосился на Алену. Нет, непохоже, чтобы она со Стаськиной подачи меня разыгрывала. Хорошая девушка. Не верю – и все тут!
   Тут тропинка наконец вывела нас на большую прибрежную поляну. И Марьино озеро открылось во всей своей красе. Мне оно очень нравится, наше озеро. Оно правильной такой овальной формы, стадион напоминает. Не очень большое: примерно с километр в ширину и около двух в длину. Но красивое – аж дух захватывает, когда смотришь, как в почти черной воде, похожей на зеркало, плавают отражения длинных плоских облаков. Берега озера поросли камышом и густым кустарником, дальше – лес охотхозяйства. Но здесь, на нашей поляне, деревья отступают. Дно озера в этом месте долго и полого уходит в глубину и к тому же плотное, без ила – смесь песка с глиной.
   Я оглянулся.
   Вокруг – ни одной живой души. Наши поселковые – и дачники, и те, кто постоянно живет, да и местные из райцентра не очень то жалуют Марьино озеро. Потому что вода в нем довольно холодная, даже на небольшой глубине: со дна бьет куча родников. Это я на собственной шкуре однажды испытал, еще когда пацаном был. Заплыл подальше, потом понырял, а ногу и свело. Еле-еле выплыл – страху натерпелся на всю оставшуюся жизнь.
   Выглядит Марьино довольно мрачно. Дачники предпочитают купаться в чистой и мелководной – в самом глубоком месте не больше двух с половиной метров – речке Сутянке. Она пересекает академпоселок, петляет по его окраине, сливаясь с ручьями. А еще это пограничная река: между нами и райцентровской шпаной, с которой мы, поселковые, выясняли отношения в детстве. Да и с детдомовскими тоже. Но когда райцентровские сами на нас нападали, то детдомовские становились на нашу сторону. И силы сразу уравнивались. Может, именно из-за этих драк я и подался в бокс. А еще наш академпоселок отделяет от райцентра железнодорожное полотно.
   Ну, пришли мы, значит, и стали столбить место прямо на берегу да собирать дрова для костра. Мишаня – мы с ним уже год знакомы по университету – сразу же полез пробовать, теплая ли вода, и тут же с воплями вылетел на берег. Заорал, что вода ледяная, как весной. Это он приврал; просто после ходьбы был разгоряченный, вот ему и показалось, что вода холодная. А девчонки хором завопили, что проголодались. И тогда они прежде всего порешили на скорую руку перекусить. Палатка и шашлыки никуда не денутся.
   Ничего себе перекусить!
   Я прямо поразился, как мгновенно из рюкзаков и корзинок были извлечены вареные яйца, помидоры, огурцы, ветчина, сыр и всякие импортные консервы, хлеб и зелень и еще куча всякой жратвы. Ну, побросали мы на траву пару одеял, которые они привезли, а поверх – большую полиэтиленовую скатерть, на которую и вывалили все припасы. В довершение ко всему мужики тут же бухнули на наш импровизированный стол четыре пузыря красной "Алазанской долины". Похоже, первые, но не единственные – в рюкзаках еще позвякивало стекло.
   – А во сколько наша красотка Станислава грозилась подойти? – спросил Мишаня. А сам вытащил из кармана штопор и, как заправский бармен, стал одну за другой откупоривать бутылки.
   – Точно не знаю, – говорю я. – Но обещала прийти.
   – Ждать никого не будем! – сказала Алена, глядя на меня и как-то странно улыбаясь. – Я немедленно хочу выпить. Наливай, Мишенька.
   И протянула ему свой стакан.
   – Может, все-таки подождем ее, – заколебался Мишаня.
   – Наливай, наливай, Михаил, – строго приказала Мишане высокая светловолосая Аня – как я понимаю, Мишанина девушка. – Вина у нас – море. Всем хватит. И Стаське, когда придет, тоже.
   Ну, тут все, конечно, оживились, загомонили, стали друг другу передавать бутерброды, хватать закуску, потом Мишаня попытался произнести какой-то жутко умный и запутанный тост, используя латинские, насколько я понял, выражения. Мужики давай его подначивать и ржать над его эрудицией. Мишаня слегка обиделся и заткнулся. И мы, чокнувшись пластиковыми стаканчиками и проорав каждый свое, дружно выпили до дна.
   И я, знаете, не отстал от других.
   Просто общее настроение было таким офигительным, такой был кайф, что я временно решил наплевать на режим и тоже хлопнул стакан до дна. Да и Алена, которая рядом со мной пристроилась, глаз с меня не сводила – как тут было опозориться? Я постарался не думать, что пью всего третий раз в жизни, – у нас же строгий режим, а я с четырнадцати лет в боксе. Когда, скажите, мне было пить? Все время тренировки, соревнования, сборы. Да плюс учеба. А у нас так: если выпьешь да еще, не дай бог, кто-нибудь из тренеров застукает, что от тебя спиртным пахнет, – глазом моргнуть не успеешь, как из команды – раз, пинком под жопу. На фиг мне это надо, если я столько уже в спорте пашу и бросать его не собираюсь? Да и не очень-то люблю я это дело, выпивку.
   Но тут, на травке, да в веселой компании, да с Аленой я хлопнул стаканюгу залпом, до дна. Как ханыга какой-то, точно. А про то, что пью всего третий раз, – промолчал. Ни за какие коврижки я бы не сказал об этом своим новым знакомым. Засмеют. Загрызут. Знаю я эту нашу университетскую тусовку. Только повод дай. А потом, не забывайте: они все старше меня, еще посчитают несамостоятельным, малолеткой – вот я и решил от них не отставать.
   Только я стакан прикончил, только услышал, как Алена мне сбоку на ухо прошептала: "Молодец!", как в башке у меня немного зашумело и я почувствовал себя необыкновенно легко. И до одури весело. То ли от вина, то ли от Алениной похвалы. Но я не раз слышал, как в универе ребята постарше и поопытней говорили: не хочешь надраться в зюзю – как следует закусывай. И лучше всего чем-нибудь жирным, чтобы алкоголь в стенки желудка помедленнее всасывался. Я решил последовать этому совету и после выпитого стакана решительно навалился на ветчину. Тем более что Алена мне сама тарелку с бутербродами под нос сунула. Заботилась обо мне, значит. Это мне еще настроения прибавило. Ну, я тут же и слупил пару бутербродов, даже вкуса не успел почувствовать. На мой глаз, они для лилипутов были приготовлены или для детей – ужас какие крохотные. Я уже принялся было за третий, побольше размером, как Алена вдруг меня спрашивает:
   – Андрюша, а грибы-то в вашем Лукоморье есть?
   – Конечно, есть, – отвечаю с набитым ртом, стараясь при этом, чтобы куски ветчины на траву ненароком не полетели. – Полным-полно.
   Это я чистую правду сказал. Грибов у нас действительно завались, а в этом году особенно: лето жаркое, теплые короткие дожди идут – самое то, чтобы гриб лез из земли как сумасшедший. Я как прикатил к старикам с летних сборов, уже не раз по грибы ходил. И всегда полную, с горкой корзину домой приволакивал. Одних белых, другие я не беру.
   Тут Алена мне заявляет таким, знаете ли, слегка капризным тоном:
   – Андрюша, я хочу немедленно найти гриб. Большой. Белый.
   – Да ты чего, мать? Какие такие белые? Прими-ка лучше на грудь еще красненького, – говорит удивленно очкастый Слава, а сам быстренько наливает по второй.
   – Одно другому не помеха, – каким-то странным голосом отвечает Алена и снова поворачивается ко мне:
   – А ты грибные места знаешь?
   – Я все здесь знаю, – отвечаю я, и это тоже правда.
   – Молодец, – почему-то очень серьезно говорит мне Алена и стукает своим стаканом о мой, который уже снова полон до краев: это Слава постарался. – В таком случае, за будущие грибы. До дна, до дна, Андрюша.
   Ух ты, до дна!
   Я посмотрел на свой стакан. Полнехонек. Еще этот – и уже, считай, четыреста граммов я выпил. А что же дальше будет, если Мишаня-фокусник, как кроликов из цилиндра, новые и новые бутылки из сумки тягает?..
   Но колебался я, честно говоря, только секунду. Мужик я в конце концов или кто?!
   И тут же залпом осушил второй стакан. Меня аж передернуло – ненавижу сухарь, да еще красный. Чувствую, в голове зашумело еще сильнее и по телу разлилось тепло. Но ощущение, признаюсь, было довольно приятным. Дотянулся я до недоеденного бутерброда и впился в него зубами. Алена же вино только пригубила. Я, конечно, настаивать не стал – она ж все-таки девушка, чего ей с нами, здоровенными мужиками, тягаться. Вдруг вижу, поставила она свой стакан в траву, легко так встала и, ни слова не говоря, не оборачиваясь, пошла в сторону леса.
   Я растерянно посмотрел ей вслед, даже жевать перестал. Что случилось-то? Может, я ее чем обидел? Так я и не говорил почти ничего, в общем-то.
   Я вслед Алене смотрю, а Мишаня мне и говорит – озабоченно так, серьезно:
   – Старик, а ее часом медведи не сожрут? Пока она будет в лесу грибы собирать?
   – Какие такие медведи? – искренне удивляюсь я. – Медведей я тут не встречал. Они здесь не водятся. Разве что подальше на северо-запад, в самой глубине охотхозяйства.
   – Ну, не знаю, не знаю, – качает Мишаня головой. – Смотри сам. Там ведь чащоба. А то, если с ней чего случится, ногу там подвернет или еще чего, Станислава за лучшую подругу моментально шкуру спустит. А с кого? Ведь ты у нас ответственный за личную безопасность?
   – Ну, я, – киваю.
   – Значит, с тебя лично и спустит.
   Черт!
   – Сопроводи девушку, – не отстает Мишаня.
   А я прямо не знаю, что делать. Вроде бы действительно надо за Аленой присмотреть.
   – Да понимаете, – говорю. – Она же ничего не сказала, куда идет, зачем…
   – Не робей, Андрюшенька, – говорит мне Аня.
   – Да она ж меня и не звала с собой, – отвечаю я. – Неудобно вроде как-то.
   Тут Мишаня начинает хохотать и говорит:
   – Неудобно, когда сын на соседа похож. Давай, давай, старичок! Иначе тебе несдобровать!..
   И толкает меня в плечо, чтобы я побыстрее вставал и топал за Аленой. И остальные хохочут, как идиоты, чуть ли не до слез, и пихают друг друга. Ну, просто покатываются от смеха, словно не Мишаню слушали, а Геннадия Хазанова.
   В общем, так я ничего толком и не понял. Но с одеяла поднялся. При этом меня вдруг ощутимо качнуло в сторону. Проклятое вино! Все же я удержался на ногах. Вроде бы никто ничего не заметил. А я сделал вид, что просто ногу отсидел.
   Дожевывая на ходу бутерброд, я пошел следом за Аленой. А она, между прочим, за это время успела отойти довольно далеко. Я пошел, а народ принялся дальше выпивать и закусывать.
   Честно говоря, я не понимал, за какими такими грибами отправилась Алена. Потому что был совершенно уверен, что в той стороне не может быть никаких грибов. Там высился только непролазный ельник, где и днем-то всегда темно, как в подвале. Я знал: максимум, что там может вырасти, – это бледные поганки. Ну, может быть, еще свинухи или пара черных груздей, да и то хилых. Не грибное место.
   Я заторопился. Алена шла, не оглядываясь, хотя наверняка слышала, что я ее догоняю. Она миновала стайку берез на поросшей высокой травой опушке и остановилась возле ельника: сплошная мрачная стена могучих лап и стволов. И только тогда обернулась и посмотрела на меня. Гляжу, так же, как давеча на платформе, на лице ее появляется загадочная улыбка.
   Я подошел поближе и остановился.
   – И где же обещанные грибы, Андрюша? – спрашивает Алена негромко.
   Смотрит она на меня, чуть склонив голову, покусывает ровными белыми зубами травинку. Я сразу заметил – это у нее такая привычка. А она продолжает:
   – Здесь одни елки. Никаких грибов.
   Я оглянулся. Поляна осталась далеко позади. Ребята развели костер – в той стороне виднелось чуть оранжевое в подступающем сумраке вечера пламя. Голоса-то еще слышались, но слов уже было не разобрать.
   – Ну, вообще-то грибов тут действительно нет, – объясняю я Алене. – Я совсем другие места имел в виду. Но они подальше… Долго топать придется.
   – Значит, ты меня обманул, – говорит Алена, а сама на меня смотрит строго и, кажется, даже неприязненно. Прямо как мой тренер, Павел Сергеевич, когда он не в духе.
   Я испугался. А что, если она сейчас меня пошлет куда подальше, а сама уйдет? Что же делать?! И тут мне в голову приходит просто замечательная мысль. Я и говорю:
   – А знаешь, вон там, не очень далеко, – и показываю рукой вправо, – возле озера есть классный малинник. Хочешь, туда пойдем?
   – Пошли, – коротко говорит Алена и протягивает мне руку. Как тогда, в бору возле платформы.
   Я осторожно взял Алену за руку и повел ее по еле заметной тропинке вдоль ельника. Мы все больше удалялись от места пикника.
   К этому времени солнце уже побагровело и начало скатываться сквозь тонкие перистые облака к рваной линии леса, видневшегося на другой стороне озера. Завтра, наверное, снова тепло будет. В темнеющем воздухе заплясали облачка мошек. Но было по-прежнему жарко и безветренно – черная гладь озера застыла, словно слюдяная.