-- из стен кухни, из потолка, даже из холодильника -- выросли целые охапки
цветов. Похоже было, что кухню завернули в огромную клумбу.
Здесь были розы, гвоздики, пионы, нарциссы, астры, флоксы, георгины,
гладиолусы, лилии, ромашки, настурции и еще множество цветов, названий
которых девочки не знали. На полу цветы росли головками вверх, на потолке --
головками вниз и, видимо, это их нисколько не смущало.
Головы у девочек закружились от запахов, а сердца сладко замирали.
-- Лиза, -- прошептала Алена, -- а папа с мамой это увидят?
-- Нет, -- ответила Лиза, -- взрослым после шестнадцати лет смотреть не
получается.
-- Давай тогда торт доедим, -- предложила Аленка, -- все же пропадет
потом, а он такой вкусный, даже лучше, чем сосательные конфеты.
На полу среди цветов возникло шевеление. Ступая на свои корешки,
большой красно-желтый георгин выбрался в коридор из общей цветочной массы и
тихонечко двигался вперед, после каждого шажка приостанавливаясь и делая
манящие движения листиками -- звал Лизу с Аленой за собой.
Девочки осторожно спустили ноги на пол, боясь поломать цветы (но
цветочный ковер послушно расступался там, где должны были они ступить),
вышли из кухни и двинулись за георгином. Алена шла последней и все время
оглядывалась на торт.
Вот они дошли до конца коридора, двери в гостиную сами собой
распахнулись и ... сияние полуденного летнего солнца чуть не ослепило детей.
Шагнув за порог, они оказались в зоопарке. Но что это был за зоопарк!
Без клеток с тяжелыми замками, без толп перед захватанными стеклами
террариума, без душных запахов зверья в неволе!..
Гибкие ласковые пантеры кружились в хороводе на поляне. Обезьяны и
попугаи на ветках распевали веселые песенки. Среди цветов там и тут порхали
яркие бархатистые бабочки.
Огромный лев остановился перед девочками, присел на все четыре лапы и
голосом, знакомым по десяткам мультиков, прорычал:
-- Аленка, Лизонька, садитесь, покатаемся!
Страшно не было нисколько. Сестренки взобрались на льва, вцепились в
мохнатую гриву и понеслись по гигантскому парку так быстро, что
останавливалось дыхание.
Они видели голубые озера, в которых плавали черные горделивые лебеди,
видели веселых кенгуру, игравших в волейбол на спортивной площадке, видели
страусов, гонявших пестрый мяч по футбольному полю (в воротах стояли два
ловких черных шимпанзе).
Лев несся по удивительному парку мягкими гигантскими прыжками: все
новые и новые чудеса открывались вокруг. Но вдруг царь зверей остановился,
как вкопанный. Посреди дороги торчал шест с прибитым к нему куском фанеры.
На плакате была нарисована ярко-желтой краской львиная морда в красном
кругу, красным же перечеркнутая крест-накрест, а внизу было написано: "Лева,
стой!"
-- Что за знак такой дорожный? -- удивился лев. -- Совершенно
невозможный!
-- Говорит вам знак дорожный, что пора поесть пирожных!-- раздался
хриплый, но добродушный голос из кустов за правой обочиной.
Оттуда на задних лапах выбралось странное существо. Вроде походило оно
на медведя, но шерсть у существа была красная, а лицо человечье. И это
человечье лицо было размалевано черными, белыми и красными пятнами и
полосами, как у клоуна.
"Наверняка это клоун, -- подумала Лиза. -- Вон, трусы у него какие:
огромные, желтые, в зеленых бабочках, а на шее зеленый бант в белый
горошек".
-- Кто это?! -- обратилась Аленка в пространство, не затрудняя себя
конкретной адресацией.
-- Он клоун или злой? Лиза, ты его боишься?
-- Звезда медвежьего цирка и победитель конкурса волшебных клоунов --
красный медведь Чемпион! -- отрекомендовалось существо.-- Не сердись,
Левушка, что я тебя остановил: очень уж хотелось с настоящими девочками
познакомиться. Аленушка, Лизонька, потанцуем?
Он сорвал с шеи бант, повязал его вокруг головы платочком, подхватил
девочек за руки и принялся с ними вместе откалывать на дороге такие
залихватские коленца, что все чуть не попадали со смеху. Вдруг медведь так
же неожиданно упал.
-- Ой, нога моя, ноженька, -- заплакал он Аленкиным голосом. -- Ой,
ножка подгибнулась! Ой, заноза попала!
Он присел на обочину, поднял левую ступню почти к самой морде и кривыми
черными когтями принялся выколупывать оттуда занозу.
-- Ух, как больно, -- бормотал он, хныча. -- Ой, мама моя, мамочка!
Всю-то жизнь болею, всю жизнь мучаюсь. А, вот она!
Он ухватил что-то и вытащил огромную сосиску. Сосиску медведь мигом
сжевал, но за ней от ноги потянулась тоненькая веревочка. Клоун дернул за
веревочку и начал извлекать разноцветную гирлянду, наматывая ее на левую
переднюю лапу. Там были конфеты (все больше "Мишка косолапый" и "Мишка на
севере"), шоколадки, мандарины, погремушки, хлопушки, сахарные пряники,
леденцовые карандашики и еще всякая всячина.
Когда гирлянда кончилась, Мишка ловко вскочил, схватил пестрое кольцо,
обмотанное вокруг лапы, и запустил его в небо, словно лассо.
Гирлянда застыла над дорогой, как длинный ярмарочный шест, нижний конец
которого не доставал до земли на добрых полтора метра.
Медведь подпрыгнул, перекувыркнулся в воздухе и повис на гирлянде
головой вниз, удерживаясь задними лапами, а передними рассыпая воздушные
поцелуи. Он карабкался вверх с удивительной скоростью, становясь все меньше
и меньше, и распевал: "Со смертью играю, смел и дерзок мой трюк..." и
внезапно полетел вниз.
-- Ай! -- закричала Алена, вцепившись в львиную гриву.
Клоун шмякнулся об землю с размаха и рассыпался грудой апельсинов.
Девочки взволнованно сопели и не знали, плакать или смеяться.
-- Вот хулиган! -- возмутился лев. -- Вылазь немедленно, ты что детей
пугаешь!
Вдали, там, где исчезала дорога, послышалось неясное стрекотание. Оно
становилось громче с каждой секундой, и можно было уже различить, что это
рокот мотора.
Мотороллер выскочил из-за поворота.
Головой на сиденье, вверх ногами стоял на нем Мишка-Чемпион. Передние
лапы его жонглировали брикетами эскимо. Описав круг возле девочек,
мотороллер остановился, медведь спрыгнул на задние лапы и вручил эскимо
Лизе, Алене и льву.
-- Страшно рад был познакомиться, сестренки, -- сказал клоун. -- Через
пять минут у меня выступление в цирке -- надо спешить. Счастья вам, здоровья
и веселых дел, а если понадоблюсь
-- вот!
Он протянул Лизе кусочек глянцевого белого картона, на котором золотыми
буквами было напечатано: "Чемпион. Медведь и клоун. Звонить по телефону:
раз, два, три и еще половинка".
-- А почему у вас лицо человеческое? -- спросила Лиза. -- Вы кто,
дяденька в медвежьей шкуре или медведь в человечьей маске?
-- Ты же в сказке, Лизонька, -- ответил ей клоун. -- Таким я родился,
таким и умру. Но не скоро.
-- До свиданья! -- воскликнул он. -- До встречи!..
Прыгнул на мотороллер, тот заурчал, взревел, и клоун исчез за
поворотом, распевая: "Умирать нам рановато, есть у нас еще в цирке дела!.."
.. .Потом лев остановился у катка, где на искусственном льду танцевали
фигуристы: два бегемота в коротких юбочках, слон в золотой короне с
бубенчиками и три залихватских крокодила в трико с серебряными звездами.
Непонятно, как на Лизе и Алене оказались коньки, короткие алые
платьица, сияющие алмазными блестками; они спрыгнули на лед и ловко, словно
занимались этим всю жизнь, закружились по зеркалу катка в стремительном
вальсе.
Обезьяны аплодировали им четырьмя лапами, а остальные звери от восторга
орали так, что тугой звон стоял в ушах.
Потом неимоверное количество птиц -- орлы, попугаи, снегири, соловьи,
колибри, сороки -- взмыли вверх, и из их беспорядочной стаи составились
постепенно огромные буквы: "ПРИВЕТ ЛИЗЕ И АЛЕНЕ" и поплыли по небу.
И тут сквозь восторженный писк, визг, крик, шум вдруг до ушей девочек
явственно донеслись два коротких осторожных звонка и тихий скрип ключа в
дверях. Все вокруг закружилось в пестром хороводе, перемешалось, слилось и
пропало...
Осторожно войдя в квартиру, папа с мамой увидели из коридора
полуоткрытую дверь в детскую, горящий ночник, полный порядок в комнате и
дочерей, мирно спящих в аккуратно разобранных кроватках.
-- И все-таки у нас чудесные дети, -- шепотом сказал папа маме. -- А
мы-то с тобой все их ругаем...
Глава третья
Теперь девочкам вдвоем стало гораздо интереснее. Особенно Лизе, которой
раньше было скучновато с Аленой. Приходилось играть с ней то в дом, то в
магазин, то читать "Айболита" или "Цветик-семицветик", давно затверженные
наизусть. А в это время продавали в рабство дядю Тома, Мэри Поппинс летела
под зонтиком творить добрые дела, и рассыпала искры победоносная шпага
д'Артаньяна.
К тому же еще Лиза ходила три раза в неделю на занятия танцами и два
раза -- в детскую хоровую группу.
Прошло уже больше недели со времени "Вечера чудес" -- так назвали
сестры ту пятницу, когда происходили приключения с балабончиками. Можно было
подумать, что все это случилось во сне, но...
-- Лиза, -- то и дело шептала Аленка, как только девочки оставались
одни, -- Лиза, покажи мне еще ту бумажку. Только скорее, а то вдруг кто-то
зайдет.
И Лиза забиралась на стул, доставала с верхней полки стеллажа толстую
книгу, чуть припудренную пылью, и открывала на сто пятидесятой странице.
Эту книгу маме подарили на работе в день рождения. Девочки знали, что
раньше мама плохо засыпала и поэтому перед сном всегда прочитывала одну-две
страницы. Последнее время мама не жаловалась на бессонницу, и книга давно
стояла на дальней полке нетронутой. Однажды Лиза слышала, как папа сказал
маме:
-- Книга дорогая, издание богатое, но, уверяю, даже в "букинист" ее не
примут.
И Лиза поняла, что уж в этой-то книге можно сделать тайник.
Сто пятидесятая страница начиналась загадочной фразой: "Рагозин
задумчиво посмотрел на прокатный стан и вспомнил Аделину, и весь тот вечер
после профсоюзной конференции в Крюкове". Фраза эта не заинтересовала и
Лизу.
Она в который уже раз доставала вложенный между страницами кусочек
белого глянцевого картона; на нем золотыми буквами с разводами было
напечатано: "Чемпион. Медведь и клоун. Звонить по телефону: раз, два, три и
еще половинка". В углу карточки четким почерком было вишневым фломастером
выведено: "В любое время дня и ночи рад видеть дорогих моих подружек Лизу и
Алену".
Сестры опять разглядывали карточку, вспоминая веселые дурачества
клоуна-медведя, потом Лиза со вздохом вкладывала ее обратно в книгу,
забиралась на стул, вставала на цыпочки и, держась одной рукой за стеллаж,
осторожно ставила книгу на место.
За эту неделю с сестренками произошло еще несколько мелких приключений.
Как-то за ужином тушеные овощи в их тарелках превратились вдруг в жареную
картошку, обильно политую кетчупом... Когда Аленка, засыпая, вечером лежала
на диване в гостиной и хныкала, что не будет раздеваться, умываться и
стелить постель, она неожиданно оказалась в своей тщательно разобранной
постельке, чистая, с вычищенными зубами и в ночной рубашке. От восторга у
нее даже сон прошел, и они с Лизой еще полчаса обсуждали это происшествие,
изумляясь и хихикая.
Два дня назад Лиза полезла снимать старую раскраску с верхней полки
стеллажа, для чего встала на стул, а потом на спинку стула. Внезапно стул
пошатнулся, девочка полетела вниз и врезалась спиной в угол деревянной
боковины дивана.
Наблюдавшая эту сцену Алена побелела и закричала так, что прибежало
четверо соседей.
Казалось, перелом позвоночника обеспечен, но Лиза поднялась с пола,
ошеломленно покрутила головой и засмеялась. У нее ничего не болело, а на
месте удара не было ни синяка, ни ссадины.
Понятно, что все эти чудеса происходили, когда родителей не оказывалось
дома.
Вот еще случай. Когда Алена была в садике, во время прогулки пошел
дождик. Пока воспитательница Людмила Никаноровна скликала ребят с детской
площадки, Аленка зашла за угол, подставила ладошки под водосточный желоб и
вволю напилась ржавой воды, от которой ломило зубы. После этого она вытерла
руки о курточку и, как ни в чем не бывало, присоединилась к остальным детям,
заходящим в группу.
К вечеру у девочки заболел живот и красными лампочками разгорелись
щеки. Папа ахнул, придя за дочкой после работы, отнес ее домой на руках и,
первым делом, смерил температуру. Ртутный столбик дополз до отметки 39,7.
Мама работала вечером, поэтому папа оставил дочек вдвоем и стремглав побежал
в аптеку.
Он вернулся через полчаса с полными карманами лекарств и остолбенел в
дверях, увидев, как Лиза с Аленкой наверху пирамиды из кухонных табуреток
играют в цирковых акробатов.
(Лиза потом уверяла Алену, что точно слышала, как из угла коридора,
откуда-то снизу раздалось тоненькое мелодичное хихиканье.)
Папа схватил младшую дочь на руки, ничего не понимая, заглянул в ее
ясные хитрые глаза, потрогал лоб губами и снова запихнул градусник под
мышку. Термометр показал 36,6. Болезнь исчезла. За ужином Алена съела две
порции гречневой каши, а папа поссорился с мамой, которая ему не верила, и
они целый вечер не разговаривали. Только девочки понимали, в чем тут дело,
но ничего не могли родителям объяснить.
В это воскресенье днем папа с мамой уходили в кино. В кинотеатре,
недалеко от их дома, повторяли старый американский фильм "Этот безумный,
безумный, безумный мир".
Папа видел его когда-то, а мама -- нет, потому что была моложе папы и
интересовалась в ту пору другими вещами. Так они объясняли дочерям.
-- Папа, -- сказала Лиза. -- Америка ведь плохая страна. Там мучили
дядю Тома раньше, а сейчас американцы за войну и хотят на нас напасть. А их
президенту я бы вообще показала! Зачем вы идете смотреть их дрянский фильм?!
-- Лизонька, -- спокойно ответил отец. -- Народов плохих не бывает,
бывают плохие правители. Народ Америки против войны, но богачи, которым
выгодно делать оружие, убеждают народ, что мы хотим напасть на них, и
получают за оружие много денег. А этот фильм делали американцы, которые
против войны. Потому-то мы с мамой и идем его смотреть.
-- Вот вырасту, -- мрачно заметила Лиза, -- поеду в Америку и помогу им
сделать революцию против всех богачей.
-- Экспорт революции мы осуждаем, -- мягко заметил папа.
Он начал было обсуждать с дочерью происки заокеанских монополий, но тут
вмешалась мама:
-- Милый, -- сказала она папе, -- ты объясняй так, чтобы ребенку было
понятно. И не сейчас, потому что мы опаздываем. Лиза! Обед на плите, к ужину
мы вернемся. Обязательно почитай Алене, сделай уроки и не забудь, что в
четыре часа по телевизору "В гостях у сказки".
-- А про "В гостях у сказки" я тоже не забуду, -- заверила маму Алена,
и родители благополучно отбыли в кино.
-- Лиза, -- сварливо заявила Аленка, -- ты делай уроки, а я пока
порисую. А то ты не успеешь мне почитать. Ты ведь так долго можешь в зеркало
смотреть и на свой нос пальцем нажимать. Ты что, думаешь, у тебя вместо носа
морковка выросла, как у снежной бабы?
-- Лена, -- со вздохом проговорила Лиза, -- делать замечания старшим
неприлично.
Однако от зеркала отошла, села за стол и раскрыла тетрадь и учебник по
математике.
Аленка, тихо пыхтя, портила фломастером раскраску, Лиза писала в
тетради, что-то молча прикидывая в уме, и вот...
-- Аленочка, -- спросила Лиза странным, напряженным голосом, -- что ты
там разукрашиваешь?
-- Бабу Ягу в ступе, -- беззаботно ответила Алена. -- Смотри, какая
злая. Я ей черный нос сделала, а глазки красные.
-- Бабу Ягу в ступе, -- забормотала Лиза. -- Ягу в ступе, в ступе, в
ступе...
Она медленно поднялась со стула, взяв свою коробочку с фломастерами,
подошла к бледно-розовому пятну на обоях и, присев на корточки, принялась
тихо трудиться над ним.
Алена, потеряв дар речи от такого варварства, следила за сестрой, не
отрываясь.
Буквально за несколько минут на обоях появилась цветная картинка,
четкая, словно из мультика. Черная тяжелая ступа в пятнах ржавчины, а в ней
сидит, отталкиваясь от обоев зонтиком с оборочками, аккуратная седая
старушка в чепчике и старинном платье. Глаза у старушки были бледно-голубые,
добрые, губы бантиком, подкрашенные, а лицо в мелких уютных морщинках.
-- Кто это? -- выдохнула Алена. -- Мама заругается, но давай не будем
стирать -- очень картинка красивая.
-- Я сама не знаю, кто это, -- растерянно отозвалась Лиза. -- Я и не
хотела. Оно само рисуется. Чудеса...
-- Это уж точно, чудеса, -- сообщила из ступы старушка. Она
развернулась поудобнее и наполовину высунулась из стены вместе со ступой и
зонтиком, приобретая объем.
Старушка дернула зонтик за ручку, он вылез из стены весь, раскрылся и,
как парашют, мягко опустил свой груз на пол. При этом ступа со своей
хозяйкой оказалась в комнате уже полностью.
Розовое плотное облачко закрыло путешественницу от сестер на мгновение,
расплылось до потолка и тут же растаяло. В комнате сильно запахло мятой.
Когда розовый туман рассеялся, сестренки обнаружили, что ступа вместе с
содержимым успела вырасти.
Звучит это, наверное, странно, но к чудесам тоже можно привыкнуть.
Девочки даже не испугались, да и старушка, надо сказать, выглядела
удивительно доброй и приветливой.
-- Эх! -- сказала Лиза, не обнаруживая чувства такта. -- А я думала,
Федя прилетит.
-- Федя в тюрьме, -- отозвалась старушка горестно и попыталась вылезти
из ступы, но та оказалась слишком высокой.
Алена исчезла из комнаты и тут же появилась вновь с табуреткой. Она
подставила табурет к ступе, взобралась наверх и протянула гостье обе руки:
-- Давайте, бабушка, я вам помогу, -- предложила девочка. -- Мама
говорит, что у меня ручки сильные, и в садике меня хвалят.
-- Алене бы нашей только хвастаться, -- возмутилась Лиза. -- Я сама
помогу бабушке. Я же ее нарисовала!
-- Не ссорьтесь, хорошие мои, -- улыбнулась старушка.
Она тихонечко постучала по ступе зонтиком, и кусок ступы отъехал в
сторону, образовав выход.
Чудесная гостья расправила пышные юбки, вышла в комнату и села на
Аленкин диванчик, посадив девочек по обе стороны рядом с собой и обняв их
ласково за плечи.
-- Ну почему же Федя в тюрьме! -- воскликнула Лиза. -- И за что его в
тюрьму посадили, ведь он такой хороший. И кто вы, бабушка, такая? Вы для феи
слишком старая, а на ведьму не похожи.
-- Разве я старая? -- молодым звонким голосом спросила гостья. --
Поглядите-ка на меня хорошенько!
Она вскочила с дивана, сделала танцевальный пируэт и обернулась к
девочкам. Перед Лизой и Аленой стояла юная красавица с синими глазами и
пышными белокурыми локонами.
-- Вот это да! -- только и выдохнули девочки.
-- Сколько мне лет, я рассказывать не стану, -- рассмеялась красавица,
-- да это и неважно. А зовут меня Фантолеттой. Тебе, Лизонька, Федя обо мне
рассказывал, помнишь, наверное, да?
Лиза молча кивнула.
-- Времени у нас мало, -- продолжала Фантолетта, -- Федя в тюрьме. Всем
жителям нашей страны угрожает смертельная опасность. Да что я говорю! Хуже,
чем смертельная, гораздо страшней. Получилось так, что только вы, Лиза и
Алена, можете нас спасти. Да еще нужно вернуть вас домой до прихода
родителей. Правда, у нас в Волшебной стране время течет по другим законам.
Но здесь, сейчас, нельзя терять ни секунды. Формула названа, за окнами
душно, туча спешит издалека, и радуга, еще не рожденная, вот-вот ляжет под
ноги нам. Готовы ли вы помочь жителям Волшебной страны?
-- Конечно! -- сказала Лиза.
-- А я боюсь, -- сказала Алена.
Вдруг Фантолетта неудержимо разрыдалась и на глазах начала стареть.
Мелкие морщинки снова прорезали ее лицо, веки покраснели, синие глаза как бы
выцвели, и вместо шапки кудрей на ней опять оказался старушечий чепец,
из-под которого выбивались седые прядки.
-- Простите, -- всхлипывала она, -- не обращайте внимания, простите...
Это была последняя надежда: две земные, настоящие девочки... И Дракошкиус,
Великий Маг, перед тем как потерять разум, послал меня к вам. А путь, проход
только один -- в вашу квартиру. И радуга ведет лишь отсюда. Все пропало...
-- и она заплакала так горько, что платье на груди феи намокло от слез.
-- Ну, Алена!.. -- прошипела Лиза сквозь зубы и обратилась к
Фантолетте.
-- А я одна могу вам помочь? Без Алены?
Фея сглотнула слезы и с трудом заговорила снова:
-- Нет, Лиза. Одна ты не справишься. Только две земные девочки, две
сестренки могут спасти Волшебную страну. И хоть Алена и маленькая, но то,
что нужно сделать, вполне ей по силам.
-- Аленочка, солнышко мое, -- заговорила Лиза, собравшись с духом. --
Если ты поможешь, я все-все тебе буду делать. Честное октябрятское! Я сама
читать не буду, только тебе! Все книжки, какие хочешь. И дразнить тебя не
буду никогда. И играть только с тобой. Ну, пожалуйста! Хочешь, я на колени
встану?
-- В древней книге записано,-- негромко проговорила Фантолетта, глядя в
пространство, -- если две девочки спасут Волшебную страну, у каждой из них
исполнится самое заветное желание. И это будет уже не в сказке, а на самом
деле. Но только эти желания должны касаться лишь их самих или других детей,
а не взрослых и не судеб их мира.
-- Вот видишь, Алена, -- продолжала убеждать Лиза. -- Ты можешь
наколдовать себе целую гору мороженого. Или море из пепси-колы. Или миллион
красивых платьев. Или никогда не болеть. Поедем! Ну!
Алена молчала, сердито надув нижнюю губу, и что-то усиленно обдумывала.
Фантолетта и Лиза, не отрываясь, глядели на нее. Тишина повисла в комнате на
несколько минут.
-- Лиза! -- проговорила Аленка наконец. -- Ты подаришь мне колечко с
красным камешком, которое выиграла в луна-парке?
-- Ура-а-а! -- завопила Лиза и понеслась по детской вскачь, исполняя
какой-то дикий танец. Потом она подскочила к шкафу, открыла его, засунула
руку в карман школьного передника, достала заветное колечко и торжественно
надела сестренке на палец.
Глаза Фантолетты засияли, морщины исчезли, чепчик растворился в
воздухе, как и не был, и перед сестрами снова стояла молодая кудесница,
прекрасная, как сновидение.
-- В путь! -- сказала она. -- А все подробности я расскажу по дороге.
Прошу в мой экипаж!
Она снова ударила по ступе зонтиком, дверь отворилась, и Лиза шагнула
внутрь. Изнутри ступу опоясывало мягкое сиденье, на котором можно было очень
уютно устроиться втроем.
-- Алена, садись! -- позвала Лиза. -- Посмотри, как здесь удобно!
Алена! Где ты? Где она?! Алены в комнате не было.
-- Где Ленка?! -- закричала Лиза Фантолетте. -- Куда она пропала? Что
случилось?
-- Не волнуйся, -- улыбнулась фея лукаво, словно девочка. -- Она уже
идет. Смотри.
В дверях детской возникла Алена -- в шубе, шапке, валенках и с корзиной
в руках, из которой торчал сверху любимый "Айболит". Она спокойно зашла в
ступу, уселась на скамейку и крепко прижала корзинку к себе.
-- Зачем ты, Аленушка, так тепло оделась? -- спросила ласково фея. -- И
расскажи нам, что ты с собой взяла в дорогу?
Аленка недоверчиво посмотрела на Фантолетту, но, поняв, что над ней
вроде не смеются, не обиделась.
-- Там же холодно будет, -- объяснила она. -- В сказках часто бывает
холодно, я по телевизору видела. А если нет, я во сне шубой укрываться буду
-- в сказках всегда в лесу на земле спят. А еще я взяла платье красивое и
босоножки, если в принцессу вдруг превращусь. Потом три яблока, "Айболита",
если скучно будет, ну и волочительное стекло. А иначе я не поеду. Вот!
(Волочительным Алена с очень давних пор звала увеличительное стекло в
оправе с ручкой.)
Девочки и фея уселись поудобнее, дверь сама захлопнулась, и ступа с
путешественниками начала стремительно уменьшаться в размерах. Комната
показалась сестренкам декорацией к фильму о великанах: диваны как горы,
стулья как ажурные башни, а зеленый с белым плафон, разрисованный смешными
допотопными паровозиками, оказался где-то на недосягаемой высоте, как луна.
Фантолетта раскрыла зонтик, и вместе с ним распахнулись настежь створки
застегнутого на шпингалеты окна. Порыв ветра ворвался в комнату, выгнув
пузырем -- под потолок -- тюлевую штору. А в подоконник, прочно, как трап в
причал, уперся полосатый конец неведомо откуда взявшейся радуги. Ступа
поднялась в воздух, коснулась подоконника и, скользя по радуге, как по льду,
выплыла в небо.
Лиза, обернувшись, увидела, что створки окна закрылись сами собой.
Девочки перевесили головы через край ступы и, может, в последний раз,
взглянули на родной двор, ярко освещенный майским веселым солнцем. Там все
было как всегда: спешили в разные стороны озабоченные прохожие, на детской
площадке мамы и папы выгуливали малышей, в стороне выбивал ковер дядя Толя,
сосед Зайкиных. Оля Винокурова и Рита Крамер, Лизины одноклассницы, катили
по двору детскую коляску с макулатурой. И -- странное дело -- никто из них
не глядел, задрав голову, в небо, не кричал, не размахивал руками. Неужели
никто не видел семицветную радугу, упершуюся в подоконник, и ступу под
зонтиком, скользящую по ней?
Одинокая слезинка выкатилась у Лизы из глаза, застыла в нерешительности
на щеке и тут же высохла под ветром. Алена завязала шапку под подбородком и,
достав из корзинки "Айболита", рассматривала картинки через увеличительное
стекло. Путешествие началось.
Глава четвертая
Когда ступа поднялась так высоко, что дома в городе превратились в
маленькие точки, радуга стала непрозрачной. Теперь путешественники словно
скользили по широкой и яркой полосатой дороге. Стало прохладно, и Лиза с
завистью поглядела на Алену в шубке. И тут же на плечах у Лизы очутился
мягкий пушистый плед леопардовой раскраски. Девочка закуталась в него
цветов. Похоже было, что кухню завернули в огромную клумбу.
Здесь были розы, гвоздики, пионы, нарциссы, астры, флоксы, георгины,
гладиолусы, лилии, ромашки, настурции и еще множество цветов, названий
которых девочки не знали. На полу цветы росли головками вверх, на потолке --
головками вниз и, видимо, это их нисколько не смущало.
Головы у девочек закружились от запахов, а сердца сладко замирали.
-- Лиза, -- прошептала Алена, -- а папа с мамой это увидят?
-- Нет, -- ответила Лиза, -- взрослым после шестнадцати лет смотреть не
получается.
-- Давай тогда торт доедим, -- предложила Аленка, -- все же пропадет
потом, а он такой вкусный, даже лучше, чем сосательные конфеты.
На полу среди цветов возникло шевеление. Ступая на свои корешки,
большой красно-желтый георгин выбрался в коридор из общей цветочной массы и
тихонечко двигался вперед, после каждого шажка приостанавливаясь и делая
манящие движения листиками -- звал Лизу с Аленой за собой.
Девочки осторожно спустили ноги на пол, боясь поломать цветы (но
цветочный ковер послушно расступался там, где должны были они ступить),
вышли из кухни и двинулись за георгином. Алена шла последней и все время
оглядывалась на торт.
Вот они дошли до конца коридора, двери в гостиную сами собой
распахнулись и ... сияние полуденного летнего солнца чуть не ослепило детей.
Шагнув за порог, они оказались в зоопарке. Но что это был за зоопарк!
Без клеток с тяжелыми замками, без толп перед захватанными стеклами
террариума, без душных запахов зверья в неволе!..
Гибкие ласковые пантеры кружились в хороводе на поляне. Обезьяны и
попугаи на ветках распевали веселые песенки. Среди цветов там и тут порхали
яркие бархатистые бабочки.
Огромный лев остановился перед девочками, присел на все четыре лапы и
голосом, знакомым по десяткам мультиков, прорычал:
-- Аленка, Лизонька, садитесь, покатаемся!
Страшно не было нисколько. Сестренки взобрались на льва, вцепились в
мохнатую гриву и понеслись по гигантскому парку так быстро, что
останавливалось дыхание.
Они видели голубые озера, в которых плавали черные горделивые лебеди,
видели веселых кенгуру, игравших в волейбол на спортивной площадке, видели
страусов, гонявших пестрый мяч по футбольному полю (в воротах стояли два
ловких черных шимпанзе).
Лев несся по удивительному парку мягкими гигантскими прыжками: все
новые и новые чудеса открывались вокруг. Но вдруг царь зверей остановился,
как вкопанный. Посреди дороги торчал шест с прибитым к нему куском фанеры.
На плакате была нарисована ярко-желтой краской львиная морда в красном
кругу, красным же перечеркнутая крест-накрест, а внизу было написано: "Лева,
стой!"
-- Что за знак такой дорожный? -- удивился лев. -- Совершенно
невозможный!
-- Говорит вам знак дорожный, что пора поесть пирожных!-- раздался
хриплый, но добродушный голос из кустов за правой обочиной.
Оттуда на задних лапах выбралось странное существо. Вроде походило оно
на медведя, но шерсть у существа была красная, а лицо человечье. И это
человечье лицо было размалевано черными, белыми и красными пятнами и
полосами, как у клоуна.
"Наверняка это клоун, -- подумала Лиза. -- Вон, трусы у него какие:
огромные, желтые, в зеленых бабочках, а на шее зеленый бант в белый
горошек".
-- Кто это?! -- обратилась Аленка в пространство, не затрудняя себя
конкретной адресацией.
-- Он клоун или злой? Лиза, ты его боишься?
-- Звезда медвежьего цирка и победитель конкурса волшебных клоунов --
красный медведь Чемпион! -- отрекомендовалось существо.-- Не сердись,
Левушка, что я тебя остановил: очень уж хотелось с настоящими девочками
познакомиться. Аленушка, Лизонька, потанцуем?
Он сорвал с шеи бант, повязал его вокруг головы платочком, подхватил
девочек за руки и принялся с ними вместе откалывать на дороге такие
залихватские коленца, что все чуть не попадали со смеху. Вдруг медведь так
же неожиданно упал.
-- Ой, нога моя, ноженька, -- заплакал он Аленкиным голосом. -- Ой,
ножка подгибнулась! Ой, заноза попала!
Он присел на обочину, поднял левую ступню почти к самой морде и кривыми
черными когтями принялся выколупывать оттуда занозу.
-- Ух, как больно, -- бормотал он, хныча. -- Ой, мама моя, мамочка!
Всю-то жизнь болею, всю жизнь мучаюсь. А, вот она!
Он ухватил что-то и вытащил огромную сосиску. Сосиску медведь мигом
сжевал, но за ней от ноги потянулась тоненькая веревочка. Клоун дернул за
веревочку и начал извлекать разноцветную гирлянду, наматывая ее на левую
переднюю лапу. Там были конфеты (все больше "Мишка косолапый" и "Мишка на
севере"), шоколадки, мандарины, погремушки, хлопушки, сахарные пряники,
леденцовые карандашики и еще всякая всячина.
Когда гирлянда кончилась, Мишка ловко вскочил, схватил пестрое кольцо,
обмотанное вокруг лапы, и запустил его в небо, словно лассо.
Гирлянда застыла над дорогой, как длинный ярмарочный шест, нижний конец
которого не доставал до земли на добрых полтора метра.
Медведь подпрыгнул, перекувыркнулся в воздухе и повис на гирлянде
головой вниз, удерживаясь задними лапами, а передними рассыпая воздушные
поцелуи. Он карабкался вверх с удивительной скоростью, становясь все меньше
и меньше, и распевал: "Со смертью играю, смел и дерзок мой трюк..." и
внезапно полетел вниз.
-- Ай! -- закричала Алена, вцепившись в львиную гриву.
Клоун шмякнулся об землю с размаха и рассыпался грудой апельсинов.
Девочки взволнованно сопели и не знали, плакать или смеяться.
-- Вот хулиган! -- возмутился лев. -- Вылазь немедленно, ты что детей
пугаешь!
Вдали, там, где исчезала дорога, послышалось неясное стрекотание. Оно
становилось громче с каждой секундой, и можно было уже различить, что это
рокот мотора.
Мотороллер выскочил из-за поворота.
Головой на сиденье, вверх ногами стоял на нем Мишка-Чемпион. Передние
лапы его жонглировали брикетами эскимо. Описав круг возле девочек,
мотороллер остановился, медведь спрыгнул на задние лапы и вручил эскимо
Лизе, Алене и льву.
-- Страшно рад был познакомиться, сестренки, -- сказал клоун. -- Через
пять минут у меня выступление в цирке -- надо спешить. Счастья вам, здоровья
и веселых дел, а если понадоблюсь
-- вот!
Он протянул Лизе кусочек глянцевого белого картона, на котором золотыми
буквами было напечатано: "Чемпион. Медведь и клоун. Звонить по телефону:
раз, два, три и еще половинка".
-- А почему у вас лицо человеческое? -- спросила Лиза. -- Вы кто,
дяденька в медвежьей шкуре или медведь в человечьей маске?
-- Ты же в сказке, Лизонька, -- ответил ей клоун. -- Таким я родился,
таким и умру. Но не скоро.
-- До свиданья! -- воскликнул он. -- До встречи!..
Прыгнул на мотороллер, тот заурчал, взревел, и клоун исчез за
поворотом, распевая: "Умирать нам рановато, есть у нас еще в цирке дела!.."
.. .Потом лев остановился у катка, где на искусственном льду танцевали
фигуристы: два бегемота в коротких юбочках, слон в золотой короне с
бубенчиками и три залихватских крокодила в трико с серебряными звездами.
Непонятно, как на Лизе и Алене оказались коньки, короткие алые
платьица, сияющие алмазными блестками; они спрыгнули на лед и ловко, словно
занимались этим всю жизнь, закружились по зеркалу катка в стремительном
вальсе.
Обезьяны аплодировали им четырьмя лапами, а остальные звери от восторга
орали так, что тугой звон стоял в ушах.
Потом неимоверное количество птиц -- орлы, попугаи, снегири, соловьи,
колибри, сороки -- взмыли вверх, и из их беспорядочной стаи составились
постепенно огромные буквы: "ПРИВЕТ ЛИЗЕ И АЛЕНЕ" и поплыли по небу.
И тут сквозь восторженный писк, визг, крик, шум вдруг до ушей девочек
явственно донеслись два коротких осторожных звонка и тихий скрип ключа в
дверях. Все вокруг закружилось в пестром хороводе, перемешалось, слилось и
пропало...
Осторожно войдя в квартиру, папа с мамой увидели из коридора
полуоткрытую дверь в детскую, горящий ночник, полный порядок в комнате и
дочерей, мирно спящих в аккуратно разобранных кроватках.
-- И все-таки у нас чудесные дети, -- шепотом сказал папа маме. -- А
мы-то с тобой все их ругаем...
Глава третья
Теперь девочкам вдвоем стало гораздо интереснее. Особенно Лизе, которой
раньше было скучновато с Аленой. Приходилось играть с ней то в дом, то в
магазин, то читать "Айболита" или "Цветик-семицветик", давно затверженные
наизусть. А в это время продавали в рабство дядю Тома, Мэри Поппинс летела
под зонтиком творить добрые дела, и рассыпала искры победоносная шпага
д'Артаньяна.
К тому же еще Лиза ходила три раза в неделю на занятия танцами и два
раза -- в детскую хоровую группу.
Прошло уже больше недели со времени "Вечера чудес" -- так назвали
сестры ту пятницу, когда происходили приключения с балабончиками. Можно было
подумать, что все это случилось во сне, но...
-- Лиза, -- то и дело шептала Аленка, как только девочки оставались
одни, -- Лиза, покажи мне еще ту бумажку. Только скорее, а то вдруг кто-то
зайдет.
И Лиза забиралась на стул, доставала с верхней полки стеллажа толстую
книгу, чуть припудренную пылью, и открывала на сто пятидесятой странице.
Эту книгу маме подарили на работе в день рождения. Девочки знали, что
раньше мама плохо засыпала и поэтому перед сном всегда прочитывала одну-две
страницы. Последнее время мама не жаловалась на бессонницу, и книга давно
стояла на дальней полке нетронутой. Однажды Лиза слышала, как папа сказал
маме:
-- Книга дорогая, издание богатое, но, уверяю, даже в "букинист" ее не
примут.
И Лиза поняла, что уж в этой-то книге можно сделать тайник.
Сто пятидесятая страница начиналась загадочной фразой: "Рагозин
задумчиво посмотрел на прокатный стан и вспомнил Аделину, и весь тот вечер
после профсоюзной конференции в Крюкове". Фраза эта не заинтересовала и
Лизу.
Она в который уже раз доставала вложенный между страницами кусочек
белого глянцевого картона; на нем золотыми буквами с разводами было
напечатано: "Чемпион. Медведь и клоун. Звонить по телефону: раз, два, три и
еще половинка". В углу карточки четким почерком было вишневым фломастером
выведено: "В любое время дня и ночи рад видеть дорогих моих подружек Лизу и
Алену".
Сестры опять разглядывали карточку, вспоминая веселые дурачества
клоуна-медведя, потом Лиза со вздохом вкладывала ее обратно в книгу,
забиралась на стул, вставала на цыпочки и, держась одной рукой за стеллаж,
осторожно ставила книгу на место.
За эту неделю с сестренками произошло еще несколько мелких приключений.
Как-то за ужином тушеные овощи в их тарелках превратились вдруг в жареную
картошку, обильно политую кетчупом... Когда Аленка, засыпая, вечером лежала
на диване в гостиной и хныкала, что не будет раздеваться, умываться и
стелить постель, она неожиданно оказалась в своей тщательно разобранной
постельке, чистая, с вычищенными зубами и в ночной рубашке. От восторга у
нее даже сон прошел, и они с Лизой еще полчаса обсуждали это происшествие,
изумляясь и хихикая.
Два дня назад Лиза полезла снимать старую раскраску с верхней полки
стеллажа, для чего встала на стул, а потом на спинку стула. Внезапно стул
пошатнулся, девочка полетела вниз и врезалась спиной в угол деревянной
боковины дивана.
Наблюдавшая эту сцену Алена побелела и закричала так, что прибежало
четверо соседей.
Казалось, перелом позвоночника обеспечен, но Лиза поднялась с пола,
ошеломленно покрутила головой и засмеялась. У нее ничего не болело, а на
месте удара не было ни синяка, ни ссадины.
Понятно, что все эти чудеса происходили, когда родителей не оказывалось
дома.
Вот еще случай. Когда Алена была в садике, во время прогулки пошел
дождик. Пока воспитательница Людмила Никаноровна скликала ребят с детской
площадки, Аленка зашла за угол, подставила ладошки под водосточный желоб и
вволю напилась ржавой воды, от которой ломило зубы. После этого она вытерла
руки о курточку и, как ни в чем не бывало, присоединилась к остальным детям,
заходящим в группу.
К вечеру у девочки заболел живот и красными лампочками разгорелись
щеки. Папа ахнул, придя за дочкой после работы, отнес ее домой на руках и,
первым делом, смерил температуру. Ртутный столбик дополз до отметки 39,7.
Мама работала вечером, поэтому папа оставил дочек вдвоем и стремглав побежал
в аптеку.
Он вернулся через полчаса с полными карманами лекарств и остолбенел в
дверях, увидев, как Лиза с Аленкой наверху пирамиды из кухонных табуреток
играют в цирковых акробатов.
(Лиза потом уверяла Алену, что точно слышала, как из угла коридора,
откуда-то снизу раздалось тоненькое мелодичное хихиканье.)
Папа схватил младшую дочь на руки, ничего не понимая, заглянул в ее
ясные хитрые глаза, потрогал лоб губами и снова запихнул градусник под
мышку. Термометр показал 36,6. Болезнь исчезла. За ужином Алена съела две
порции гречневой каши, а папа поссорился с мамой, которая ему не верила, и
они целый вечер не разговаривали. Только девочки понимали, в чем тут дело,
но ничего не могли родителям объяснить.
В это воскресенье днем папа с мамой уходили в кино. В кинотеатре,
недалеко от их дома, повторяли старый американский фильм "Этот безумный,
безумный, безумный мир".
Папа видел его когда-то, а мама -- нет, потому что была моложе папы и
интересовалась в ту пору другими вещами. Так они объясняли дочерям.
-- Папа, -- сказала Лиза. -- Америка ведь плохая страна. Там мучили
дядю Тома раньше, а сейчас американцы за войну и хотят на нас напасть. А их
президенту я бы вообще показала! Зачем вы идете смотреть их дрянский фильм?!
-- Лизонька, -- спокойно ответил отец. -- Народов плохих не бывает,
бывают плохие правители. Народ Америки против войны, но богачи, которым
выгодно делать оружие, убеждают народ, что мы хотим напасть на них, и
получают за оружие много денег. А этот фильм делали американцы, которые
против войны. Потому-то мы с мамой и идем его смотреть.
-- Вот вырасту, -- мрачно заметила Лиза, -- поеду в Америку и помогу им
сделать революцию против всех богачей.
-- Экспорт революции мы осуждаем, -- мягко заметил папа.
Он начал было обсуждать с дочерью происки заокеанских монополий, но тут
вмешалась мама:
-- Милый, -- сказала она папе, -- ты объясняй так, чтобы ребенку было
понятно. И не сейчас, потому что мы опаздываем. Лиза! Обед на плите, к ужину
мы вернемся. Обязательно почитай Алене, сделай уроки и не забудь, что в
четыре часа по телевизору "В гостях у сказки".
-- А про "В гостях у сказки" я тоже не забуду, -- заверила маму Алена,
и родители благополучно отбыли в кино.
-- Лиза, -- сварливо заявила Аленка, -- ты делай уроки, а я пока
порисую. А то ты не успеешь мне почитать. Ты ведь так долго можешь в зеркало
смотреть и на свой нос пальцем нажимать. Ты что, думаешь, у тебя вместо носа
морковка выросла, как у снежной бабы?
-- Лена, -- со вздохом проговорила Лиза, -- делать замечания старшим
неприлично.
Однако от зеркала отошла, села за стол и раскрыла тетрадь и учебник по
математике.
Аленка, тихо пыхтя, портила фломастером раскраску, Лиза писала в
тетради, что-то молча прикидывая в уме, и вот...
-- Аленочка, -- спросила Лиза странным, напряженным голосом, -- что ты
там разукрашиваешь?
-- Бабу Ягу в ступе, -- беззаботно ответила Алена. -- Смотри, какая
злая. Я ей черный нос сделала, а глазки красные.
-- Бабу Ягу в ступе, -- забормотала Лиза. -- Ягу в ступе, в ступе, в
ступе...
Она медленно поднялась со стула, взяв свою коробочку с фломастерами,
подошла к бледно-розовому пятну на обоях и, присев на корточки, принялась
тихо трудиться над ним.
Алена, потеряв дар речи от такого варварства, следила за сестрой, не
отрываясь.
Буквально за несколько минут на обоях появилась цветная картинка,
четкая, словно из мультика. Черная тяжелая ступа в пятнах ржавчины, а в ней
сидит, отталкиваясь от обоев зонтиком с оборочками, аккуратная седая
старушка в чепчике и старинном платье. Глаза у старушки были бледно-голубые,
добрые, губы бантиком, подкрашенные, а лицо в мелких уютных морщинках.
-- Кто это? -- выдохнула Алена. -- Мама заругается, но давай не будем
стирать -- очень картинка красивая.
-- Я сама не знаю, кто это, -- растерянно отозвалась Лиза. -- Я и не
хотела. Оно само рисуется. Чудеса...
-- Это уж точно, чудеса, -- сообщила из ступы старушка. Она
развернулась поудобнее и наполовину высунулась из стены вместе со ступой и
зонтиком, приобретая объем.
Старушка дернула зонтик за ручку, он вылез из стены весь, раскрылся и,
как парашют, мягко опустил свой груз на пол. При этом ступа со своей
хозяйкой оказалась в комнате уже полностью.
Розовое плотное облачко закрыло путешественницу от сестер на мгновение,
расплылось до потолка и тут же растаяло. В комнате сильно запахло мятой.
Когда розовый туман рассеялся, сестренки обнаружили, что ступа вместе с
содержимым успела вырасти.
Звучит это, наверное, странно, но к чудесам тоже можно привыкнуть.
Девочки даже не испугались, да и старушка, надо сказать, выглядела
удивительно доброй и приветливой.
-- Эх! -- сказала Лиза, не обнаруживая чувства такта. -- А я думала,
Федя прилетит.
-- Федя в тюрьме, -- отозвалась старушка горестно и попыталась вылезти
из ступы, но та оказалась слишком высокой.
Алена исчезла из комнаты и тут же появилась вновь с табуреткой. Она
подставила табурет к ступе, взобралась наверх и протянула гостье обе руки:
-- Давайте, бабушка, я вам помогу, -- предложила девочка. -- Мама
говорит, что у меня ручки сильные, и в садике меня хвалят.
-- Алене бы нашей только хвастаться, -- возмутилась Лиза. -- Я сама
помогу бабушке. Я же ее нарисовала!
-- Не ссорьтесь, хорошие мои, -- улыбнулась старушка.
Она тихонечко постучала по ступе зонтиком, и кусок ступы отъехал в
сторону, образовав выход.
Чудесная гостья расправила пышные юбки, вышла в комнату и села на
Аленкин диванчик, посадив девочек по обе стороны рядом с собой и обняв их
ласково за плечи.
-- Ну почему же Федя в тюрьме! -- воскликнула Лиза. -- И за что его в
тюрьму посадили, ведь он такой хороший. И кто вы, бабушка, такая? Вы для феи
слишком старая, а на ведьму не похожи.
-- Разве я старая? -- молодым звонким голосом спросила гостья. --
Поглядите-ка на меня хорошенько!
Она вскочила с дивана, сделала танцевальный пируэт и обернулась к
девочкам. Перед Лизой и Аленой стояла юная красавица с синими глазами и
пышными белокурыми локонами.
-- Вот это да! -- только и выдохнули девочки.
-- Сколько мне лет, я рассказывать не стану, -- рассмеялась красавица,
-- да это и неважно. А зовут меня Фантолеттой. Тебе, Лизонька, Федя обо мне
рассказывал, помнишь, наверное, да?
Лиза молча кивнула.
-- Времени у нас мало, -- продолжала Фантолетта, -- Федя в тюрьме. Всем
жителям нашей страны угрожает смертельная опасность. Да что я говорю! Хуже,
чем смертельная, гораздо страшней. Получилось так, что только вы, Лиза и
Алена, можете нас спасти. Да еще нужно вернуть вас домой до прихода
родителей. Правда, у нас в Волшебной стране время течет по другим законам.
Но здесь, сейчас, нельзя терять ни секунды. Формула названа, за окнами
душно, туча спешит издалека, и радуга, еще не рожденная, вот-вот ляжет под
ноги нам. Готовы ли вы помочь жителям Волшебной страны?
-- Конечно! -- сказала Лиза.
-- А я боюсь, -- сказала Алена.
Вдруг Фантолетта неудержимо разрыдалась и на глазах начала стареть.
Мелкие морщинки снова прорезали ее лицо, веки покраснели, синие глаза как бы
выцвели, и вместо шапки кудрей на ней опять оказался старушечий чепец,
из-под которого выбивались седые прядки.
-- Простите, -- всхлипывала она, -- не обращайте внимания, простите...
Это была последняя надежда: две земные, настоящие девочки... И Дракошкиус,
Великий Маг, перед тем как потерять разум, послал меня к вам. А путь, проход
только один -- в вашу квартиру. И радуга ведет лишь отсюда. Все пропало...
-- и она заплакала так горько, что платье на груди феи намокло от слез.
-- Ну, Алена!.. -- прошипела Лиза сквозь зубы и обратилась к
Фантолетте.
-- А я одна могу вам помочь? Без Алены?
Фея сглотнула слезы и с трудом заговорила снова:
-- Нет, Лиза. Одна ты не справишься. Только две земные девочки, две
сестренки могут спасти Волшебную страну. И хоть Алена и маленькая, но то,
что нужно сделать, вполне ей по силам.
-- Аленочка, солнышко мое, -- заговорила Лиза, собравшись с духом. --
Если ты поможешь, я все-все тебе буду делать. Честное октябрятское! Я сама
читать не буду, только тебе! Все книжки, какие хочешь. И дразнить тебя не
буду никогда. И играть только с тобой. Ну, пожалуйста! Хочешь, я на колени
встану?
-- В древней книге записано,-- негромко проговорила Фантолетта, глядя в
пространство, -- если две девочки спасут Волшебную страну, у каждой из них
исполнится самое заветное желание. И это будет уже не в сказке, а на самом
деле. Но только эти желания должны касаться лишь их самих или других детей,
а не взрослых и не судеб их мира.
-- Вот видишь, Алена, -- продолжала убеждать Лиза. -- Ты можешь
наколдовать себе целую гору мороженого. Или море из пепси-колы. Или миллион
красивых платьев. Или никогда не болеть. Поедем! Ну!
Алена молчала, сердито надув нижнюю губу, и что-то усиленно обдумывала.
Фантолетта и Лиза, не отрываясь, глядели на нее. Тишина повисла в комнате на
несколько минут.
-- Лиза! -- проговорила Аленка наконец. -- Ты подаришь мне колечко с
красным камешком, которое выиграла в луна-парке?
-- Ура-а-а! -- завопила Лиза и понеслась по детской вскачь, исполняя
какой-то дикий танец. Потом она подскочила к шкафу, открыла его, засунула
руку в карман школьного передника, достала заветное колечко и торжественно
надела сестренке на палец.
Глаза Фантолетты засияли, морщины исчезли, чепчик растворился в
воздухе, как и не был, и перед сестрами снова стояла молодая кудесница,
прекрасная, как сновидение.
-- В путь! -- сказала она. -- А все подробности я расскажу по дороге.
Прошу в мой экипаж!
Она снова ударила по ступе зонтиком, дверь отворилась, и Лиза шагнула
внутрь. Изнутри ступу опоясывало мягкое сиденье, на котором можно было очень
уютно устроиться втроем.
-- Алена, садись! -- позвала Лиза. -- Посмотри, как здесь удобно!
Алена! Где ты? Где она?! Алены в комнате не было.
-- Где Ленка?! -- закричала Лиза Фантолетте. -- Куда она пропала? Что
случилось?
-- Не волнуйся, -- улыбнулась фея лукаво, словно девочка. -- Она уже
идет. Смотри.
В дверях детской возникла Алена -- в шубе, шапке, валенках и с корзиной
в руках, из которой торчал сверху любимый "Айболит". Она спокойно зашла в
ступу, уселась на скамейку и крепко прижала корзинку к себе.
-- Зачем ты, Аленушка, так тепло оделась? -- спросила ласково фея. -- И
расскажи нам, что ты с собой взяла в дорогу?
Аленка недоверчиво посмотрела на Фантолетту, но, поняв, что над ней
вроде не смеются, не обиделась.
-- Там же холодно будет, -- объяснила она. -- В сказках часто бывает
холодно, я по телевизору видела. А если нет, я во сне шубой укрываться буду
-- в сказках всегда в лесу на земле спят. А еще я взяла платье красивое и
босоножки, если в принцессу вдруг превращусь. Потом три яблока, "Айболита",
если скучно будет, ну и волочительное стекло. А иначе я не поеду. Вот!
(Волочительным Алена с очень давних пор звала увеличительное стекло в
оправе с ручкой.)
Девочки и фея уселись поудобнее, дверь сама захлопнулась, и ступа с
путешественниками начала стремительно уменьшаться в размерах. Комната
показалась сестренкам декорацией к фильму о великанах: диваны как горы,
стулья как ажурные башни, а зеленый с белым плафон, разрисованный смешными
допотопными паровозиками, оказался где-то на недосягаемой высоте, как луна.
Фантолетта раскрыла зонтик, и вместе с ним распахнулись настежь створки
застегнутого на шпингалеты окна. Порыв ветра ворвался в комнату, выгнув
пузырем -- под потолок -- тюлевую штору. А в подоконник, прочно, как трап в
причал, уперся полосатый конец неведомо откуда взявшейся радуги. Ступа
поднялась в воздух, коснулась подоконника и, скользя по радуге, как по льду,
выплыла в небо.
Лиза, обернувшись, увидела, что створки окна закрылись сами собой.
Девочки перевесили головы через край ступы и, может, в последний раз,
взглянули на родной двор, ярко освещенный майским веселым солнцем. Там все
было как всегда: спешили в разные стороны озабоченные прохожие, на детской
площадке мамы и папы выгуливали малышей, в стороне выбивал ковер дядя Толя,
сосед Зайкиных. Оля Винокурова и Рита Крамер, Лизины одноклассницы, катили
по двору детскую коляску с макулатурой. И -- странное дело -- никто из них
не глядел, задрав голову, в небо, не кричал, не размахивал руками. Неужели
никто не видел семицветную радугу, упершуюся в подоконник, и ступу под
зонтиком, скользящую по ней?
Одинокая слезинка выкатилась у Лизы из глаза, застыла в нерешительности
на щеке и тут же высохла под ветром. Алена завязала шапку под подбородком и,
достав из корзинки "Айболита", рассматривала картинки через увеличительное
стекло. Путешествие началось.
Глава четвертая
Когда ступа поднялась так высоко, что дома в городе превратились в
маленькие точки, радуга стала непрозрачной. Теперь путешественники словно
скользили по широкой и яркой полосатой дороге. Стало прохладно, и Лиза с
завистью поглядела на Алену в шубке. И тут же на плечах у Лизы очутился
мягкий пушистый плед леопардовой раскраски. Девочка закуталась в него