Белов Руслан Альбертович. Хирург и Она. Матрица?

   – Люблю кормить с рук.
   И протянул верх Бронштейну. Низ – охраннику.
   – Все, что ли, есть? – испуганно вопросил первый.
   Чихай ответил тяжелым взглядом. Бронштейн, виновато посмотрев на Дашу, куснул ананасную корону. Сморщился. Повернув, верхними зубами содрал мякоть.
   – Достаточно, – сказал Чихай и уставился на охранника, неприязненно рассматривавшего ананасный низ.
   Охранник содрал зубами мякоть. Поморщившись, проглотил.
   Чихай вынул из подмышки пистолет, проверил обойму. Вложив оружие в кобуру, сказал, крутанув головой:
   – Отдай ей свой.
   Охранник вынул пистолет, положил на стол.
   – Теперь идите.
   Чихай проводил уходящих взглядом. Постоял, глядя в сторону вниз, подошел к столу, взял коробку с конфетами, положил в корзину с консервами. Затем взял коробку с шоколадом, присоединил их к конфетам.
   – Шоколад и конфеты могут быть отравлены, – обеспокоилась Даша.
   – Исключено. Они знают, что я не ем сладкого, – сказал Чихай и, взяв корзины с шампанским и фруктами, пошел из столовой.
   Даша, смахнув пистолет в корзину с конфетами и консервами, бросилась за ним.

44. Дай волю "Макару".

   Они шли по коридорам и лестницам, и Даша чувствовала, что за ней наблюдают сквозь щелочки и глазки. Она постаралась прочитать мысли смотревших людей.
   У нее получилось.
   Один из них, это был Бронштейн, думал о ней.
   Он думал, что эта дамочка, эта химера – весьма ненадежный человек, всем своим искореженным существом создающий в окружающей среде опасные неоднородности.
   Савик, провожая ее взглядом, думал о своей некрасивой дочери Валерии, которую никто не берет замуж, хотя ей уже тридцать два. Когда Даша скрылась за углом, он придумал подключить Хирурга к решению этой неприятной проблемы.
   Охранник, следивший за дисплеями телекамер, думал, что неплохо было бы привести эту Чихаевскую чувырлу в комнату отдыха, хотя зачем в комнату отдыха, привести ее в барскую спальню и поиграть с ней всем кагалом. Чихай дело знает, есть в этой бабе то, что можно с кайфом сломать. Вот будет хохма! Ребятам точно понравится. А потом, если выживет, запереть в подвале и держать там как диковинную сучку. Или нет, как карточный приз. Выиграл в "козла" – она твоя.
   – Вы хорошо чувствуете дух этого дома, – обернувшись, расшифровал Чихай выражение лица Даши.
   – Надо было не дворец строить, а просто дом, – ответила она.
   – Может, ты и права.
   Чихай открывал дверь спальной и потому решил, что пора переходить на "ты".
   Спальня была впечатляющей. Нет, это был не заурядный "сексодром", но и не супружеское гнездышко. Все в красных и розовых тонах – обои, занавески, покрывало на кровати и скатерть.
   А картины, развешенные на стенах, были в голубых тонах. Балерины Дега, кое-что из Шагала и Васильева.
   Пушистое ковровое покрытие тоже было голубым.
   – Вижу, вам нравиться наше последнее пристанище, – озвучил Чихай результаты минутного наблюдения за Дашей.
   – Во вкусе вам не откажешь... – покивала та и, закончив осмотр, спросила:
   – А почему они медлят? Почему не расстреляли в столовой или по дороге сюда?
   – Понимаешь, они "шестерки". Пять или шесть лет я учил их бояться меня, и они ничего не могут с собой сделать. Но ничего, им дали три дня, у них есть еще время.
   – А почему они не пойдут на рынок и не наймут киллера?
   – За меня дорого попросят.
   – Ну а те? Ваши враги и соперники? Почему они не пошлют своего убийцу?
   – Год назад они мне пообещали, что меня свои удавят. А у нас так: не выполнил обещания, значит, ты шест, то есть шестерка.
   – Понятно, – вздохнула Даша и, еще раз осмотревшись, пошла к единственной не голубой картине.
   Это была копия "Любительницы абсента" Пикассо. Постояв у нее, она обернулась и произнесла, криво улыбаясь:
   – Насколько я помню, мы пришли сюда напиваться?
   – Не только напиваться...
   – А как они нас попытаются убить? – мысли Даши выскакивали, как блохи из собаки.
   – Шашлык. Я думаю, нас расстреляют из автомата, когда я заставлю Бронштейна пробовать шашлык.
   – А если ты будешь заставлять пробовать, а я... а я... – Даша, как и Чихай, перешла на "ты".
   – Застрелишь автоматчика?
   – Да. Он же в тебя, наверное, начнет палить.
   – А стрелять-то ты умеешь?
   – Нет, конечно.
   – Давай, поучимся?
   – Прямо здесь?
   – А где же еще?
   – Жалко... Здесь все так красиво.
   – Жалко? Понимаю. Ты хочешь, чтобы завтра, когда мои охранники, извини за выражение, будут месить сметану, в тебе месить, здесь было так же мило?
   – Ты же сказал, что меня убьют вместе с тобой?
   – Ну, "вместе" – это понятие относительное. Недельку-другую они могут дать тебе пожить. С ними.
   Даша подумала: "Фиг ты меня этим достанешь!" – и спросила:
   – А сколько их здесь?
   – Было двенадцать. Двое убиты. Перед смертью я еще троих-четверых завалю.
   – А может, их сразу...
   – Убить?
   – Ну да.
   – Нельзя. Посадят.
   – А за тех двоих не посадят?
   – Нет. Они чисто умерли.
   – Как это чисто?
   – Ну, я их заставил стреляться, и они и выполнили мою просьбу на двести процентов.
   – Понятно. А как эта штука работает? – ткнула Даша пальчиком в пистолет, лежавший в корзинке с конфетами и консервами.
   – Это ПМ, пистолет Макарова, – сказал гангстер, достав оружие. – Вот это курок, на него надо нажимать. Возьми-ка его.
   Даша взяла. Покрутила и так, и эдак. Тяжесть оружия была обнадеживающей. Страх ушел совсем.
   – А как целиться? – спросила она, направив его в картину Дега.
   – На таком расстоянии целится не нужно. Ты просто хоти убить и доверяй руке. И не думай, и не медли. Вот перед тобой две картины. Представь, что ты хочешь их выключить, а выключатель – это курок. Ты нажимаешь его два раза, и они без вариантов выключаются, выключаются как электрическое освещение. Представила?
   Даша кивнула. Он представила себя выключателем.
   – Молодец! – похвалил Чихай выражение ее лица. – Теперь познакомься с пистолетом. Ощути его вес, его ручку, погладь пальчиком курок. Правильно, так. Теперь стань к ним лицом, и, как только я скажу "раз", стреляй сначала в правую картину, потом в левую. Учти, пистолет не обязательно держать вертикально.
   – А это подлинники? – пистолету понравилось обитать в крепкой Дашиной руке. Он чуть было не заурчал котом.
   – Нет, это самые наглые, самые ужасные фальшивки. Раз!
   Пистолет дважды выстрелил. Две картины Дега слетели на пол. В глубине Дашиного сознания мелькнула мысль сделать третий выстрел, в Чихая, естественно, но что-то остановило ее. Что? Потом она поняла что.
   Ее остановило тайное желание выстрелить в автоматчика. Тайное желание пострелять. Как в фильмах. В "Бандитском Петербурге". В "Бригаде".
   Да, человек таков. Если его заставишь сказать "А", то он жаждет сказать "Б". Если он чего-то стоит. Если он не доморощенный мыслитель.
   Чихай посмотрел внимательно. В его глазах темнилось сожаление. Из-за того, что не выстрелила в него, не выключила головную боль? Или потому что оказалась как все? Как те, которые становятся сверхчеловеками, лишь взяв оружие в руки?
   Через минуту глаза его изменились.
   Он вспомнил, что сегодня особенный день.
   Взял корзинки, выставил все на стол, открыл консервы, переложил их в посуду, извлеченную из резного буфетика времен очаковских и покоренья Крыма. Поставил фужеры, сел. Раскрутил проволочки у шампанского. Посмотрел на Дашу. Она уже решила, что будет делать. Все будет простенько и со вкусом. Села, положив пистолет на стол.
   Чихай налил шампанского.
   – Давай выпьем за... за мою голову, – сказал он, подняв бокал и приложив левую руку к сердцу. – Знай, в ней твое спасение!
   "Намекает, что я – это лекарство от головной боли, – подумала Даша, осушая бокал до дна.
   Она не верила, что умрет. Сегодня или завтра.
   Никто не верит в смерть, даже когда в него целится расстрельный взвод. Даже когда пуля входит в сердце, другая в лоб, третья в живот.
   Никто не верит в смерть даже тогда, когда жизнь покидает его.
   И тем более, не верит в смерть умерший.
   Умершие ни во что не верят.
   Даша не верила, что умрет. Она знала, что в нужный момент она не растеряется и сделает то, что необходимо спасет ее. А потом, когда смерть подступит вновь, она еще что-то спасительное сделает. Она верила в себя. А люди, верящие в себя, не умирают.
   Отставив бокал, она потянулась за шоколадом. Съела зайчика. Заяц понравился, и ежику не повезло. Его тоже съели.
   – А почему ты меня не убьешь? – спросил Чихай, взяв в руки шоколадного медвежонка.
   – Пытаться убить человека, который в три секунды научил стрелять без промаха? И который ждет этого? Я, наверное, кажусь тебе глупой?
   Был второй час ночи. "Где он сейчас? Дома? А может, уже ушел?"
   – Нет, ты умна, – перебил ее мысли Чихай. – Иначе вместо тебя сидела бы другая.
   – Горе от ума, – засмеялась Даша. – Что-то мне мяса захотелось. Где там твой шашлык?
   – Я сейчас позвоню, а ты сядь вон туда, – Чихай указал на кресло, стоявшее в стороне от двери. – Когда они войдут, не напрягайся – помни о выключателе, о котором я тебе говорил. И вообще, дай волю "Макару", он разберется. И помни, у тебя шесть патронов, нет семь, один в стволе.
   – Давай еще выпьем?
   Они выпили, звонко чокнувшись. Когда Даша уселась в кресло, Чихай снял трубку внутренней связи и приказал принести шашлык.
   Через десять минут в дверь постучались.
   Даша почувствовала себя в другом мире. В нем она стреляла, и люди падали на пол, как кегли.
   Чихай открыл.
   Первым вошел Савик. В руках он держал большое блюдо с двумя дюжинами палочек шашлыка.
   За ним явился Бронштейн с блюдом порезанных овощей. Последним вошел охранник. В руках у него был...

45. Аутодафе.

   В руках у охранника был поднос, на котором стояло несколько бутылок марочного вина. Даша истерично рассмеялась, поднялась с кресла.
   Увидев в ее нервной руке пистолет, вошедшие застыли.
   Женщина с пистолетом в руках – это женщина с пистолетом в руках. От женщины можно ждать всего, а от женщины с пистолетом, да еще с таким лицом, можно ждать только пулю.
   И пуля вылетела. Не пуля, а четыре пули. Как только в двери появилось дуло автомата, а затем и голова автоматчика, Даша выстрелила.
   Автоматчик упал. Пуля попала ему в висок.
   – Твою мать! – сказал Чихай в сердцах. Сказал уже после того, как вторая пуля попала в шею Бронштейна, потянувшего руку к подмышке.
   Фарфоровое блюдо с овощами, бывшее у него в руке, не разбилось. Бронштейн, уже мертвый, уберег его.
   Овощи рассыпались.
   Третью пулю получил Савик. Получил только потому, что он мог потянуть руку к подмышке, в которой пряталась кобура с почти двухкилограммовым "Дезерт Игл" израильского производства. Серебряное блюдо с шашлыком упало на пол. С грохотом.
   Четвертую пулю получил охранник с несколькими бутылками вина на подносе. Получил только потому, что "Макар" увлекся.
   Бутылки присоединились к натюрморту "Четыре трупа, шашлык, серебро с фарфором и овощи". Они легли, как неразорвавшиеся гранаты.
   Чихай упал в кресло. Он был бледен и не мог говорить. Он то и дело тянул руку к подмышке, но рука отстранялась от нее, как от оголенных проводов.
   Даша не стала в него стрелять.
   Он был уже не опасен.
   Сорвав с головы вуалетку, она, переступая через трупы, пошла к двери, вытянула автомат из-под тела автоматчика.
   Сунула "Макара" за пазуху. Он был горяч. Мельком глянула в зеркало. "Ну и видок".
   Автомат сам устроился в руках. Ему тоже хотелось пострелять. И он шепнул:
   – Подойди к окну. Только осторожно.
   Даша подошла. Осторожно глянула. Из кустов за забором сверкнул звериным глазом оптический прицел.
   – Сосредоточься, сожми меня как мужчину, разбей решительно дулом стекла и стреляй, – сказал АКС74у.
   Даша так и сделала. Снайпер заорал благим матом и петлями побежал к Клязьме, прятаться под высокий берег. Не добежал. Упал, бездыханный.
   "Это уж слишком! – пискнул кто-то из подсознания разошедшейся женщины. – Теперь я не засну".
   – Сказала "А", надо говорить "Б", – вернул ее к реальности АКС74у. – В доме еще полно людей, в которых можно пострелять.
   Не посмотрев на вконец убитого Чихая, Даша лунатиком вышла из спальни, спустилась по лестнице на второй этаж. Как только она вступила в вестибюль, в него из боковой двери ворвался охранник с пистолетом в руках.
   АКС74у не испугался, наоборот, он отрывисто рассмеялся, и охранника не стало.
   Когда тишина стала невыносимой, АКС74у ее нарушил:
   – Отбрось меня в угол, – сказал он устало. – Я пуст.
   Даша посмотрела на него непонимающе.
   – Так полагается, – сказал АКС74у. – В кино всегда выбрасывают пустое оружие.
   Даша отбросила автомат в сторону. Он грохнулся о паркет, полетел в угол, затих.
   Даша вынула пистолет. Вышла из вестибюля. Пошла по коридору. В первой комнате направо кто-то был. Она почувствовала это. Она чувствовала все.
   Ей захотелось распахнуть дверь ударом ноги. Как в фильмах. Но вовремя вспомнила о левой ноге, только-только поджившей. И ткнула в дверь пистолетным дулом.
   Евроверь легко распахнулась.
   Даша окаменела. В комнате на диване сидел...

46. Кино.

   Нет, не Хирург, как вы, наверное, подумали. В комнате на розовом диване с гнутыми ножками сидел повар Чихая. Сидел в безвкусном полосатом костюме и голубой рубашке с бабочкой. Синяки и царапины на его лице отнюдь не выглядели творениями поднаторевших гестаповцев Мюллера. Скорее они напоминали синяки и царапины, полученные бомжем в игрушечной пьяной драке. Рядом с ним сидела разодетая... Алиса. Повергнутая в ужас прогремевшими выстрелами и видом Даши, но живая и здоровая.

47. Критерии истины.

   – Похоже, мне делать здесь больше нечего, – сказал "Макар". – Поставь-ка меня на предохранитель. И сунь за пазуху. Мне там понравилось.
   Даша поставила пистолет на предохранитель. За пазуху не сунула. Оставила в руке. Не сунула, чтобы эта кобра презрительно не улыбнулась. Села на стул, стоявший у стены напротив дивана, откинулась на спинку. В глазах Алисы светилась удовлетворенная ненависть. Глаза повара выражали обиду и уважение. Обиду за "декоративные" побои и уважение к женщине, которую разыгрывали, разыгрывали, да оказались в дураках.
   – Ты не бойся, тебе ничего не будет, финита ля комедия, – сказал повар, поборов обиду. – Ты сейчас иди к нему, простись, да я отвезу тебя в твои торфяные края.
   – Не надо ей никуда ходить, – выдавила Алиса. – Мотайте прямо сейчас.
   Повар смотрел на Дашу.
   Даша поднялась, пошла к выходу.
   – Так что, меня разыграли? – тихо спросила она, обернувшись в двери. – Зачем?
   – Вот когда у тебя будет район за пазухой, да в придачу пятьдесят миллионов в швейцарском банке, дом на Лазурном берегу и другой на Мальорке, тогда поймешь, – сказала Алиса, презрительно засверкав глазами.
   Даша чуть было в нее не выстрелила.

48. Все к лучшему в этом лучшем из миров.

   До МКАД они молчали.
   – Меня зовут Владимир Константинович, – сказал повар, вырулив на кольцевую. – Я думаю, он хотел, чтобы ты в него выстрелила.
   – Зачем?.. – Даше было все равно. После того как шесть человек благодаря ее меткости получили неземную прописку.
   Пистолет лежал рядом на сидении. В нем оставалось три пули.
   – Ну, наверное, он рассчитывал, что вы не будете стрелять в этих людей, а убьете его... Вас бы отпустили потом.
   – Я как-то об этом не подумала... Увлеклась.
   – Он вас почему-то уважает. Знаете, у него опухоль в мозгу. Она давит, не дает ему воспринимать окружающее адекватно и он делает глупости, вместо того, чтобы застрелиться. А может, это окружающее натерло ему мозги.
   Даша молчала. На востоке выглянуло из-за леса солнце.
   – Я хотела его убить позже, в постели, но получилось лучше, – сказала она, щурясь.
   – Все к лучшему в этом лучшем из миров.
   – А этот снайпер? Значит, он понарошку стрелял?
   – Да... Хороший был стрелок. С километра кошку в глаз бил.
   Солнце поднялось выше. Даша продолжала на него смотреть. Оно что-то выжигало в ее душе. Ночь? Страх? Неуверенность?
   Дорога свернула направо. Солнце ушло, и Даша спросила:
   – Я убила кого-нибудь хорошего?
   – Как вам сказать... Все они кого-то кормили. Но вы не беспокойтесь, Чихай все концы спрячет, не первый раз. А что касается этих... Поделом им. Савик бы точно выкрал вашего друга. У него дочка, как вы... А Бронштейн... Бронштейн не дал бы хозяину умереть от болезни, его болезнь портила рыночную экономику. А все остальные... Я бы сказал, что ваши пули не дали стать шакалами тем, кто собирался стать шакалами. Но это, я вам скажу, сугубо субъективный взгляд.
   – Вы хорошо говорите и все знаете. Вы каких наук повар?
   Владимир Константинович засмеялся:
   – Кулинарных, кулинарных!
   Началось Орехово-Зуево.
   – Нам, наверное, надо уехать? – спросила Даша и вспомнила, как Савик вез их с Хирургом.
   Как хорошо тогда было! Тогда она была пошалившей женщиной, а теперь – убийца.
   – Наверное, надо. У Савика брат неумный. Он может свихнуться по теме "зуб за зуб". Да и сам Чихай. Никто не знает, что выдаст его опухоль в следующий раз... А совесть пусть вас не тревожит. Представьте, что вы были на диком Западе и, хрустя воздушной кукурузой, несколько часов пожили по его законам...
   Некоторое время они молчали. Владимир Константинович думал, что эта женщина, пожалуй, могла бы стать хорошей женой. Даже оставаясь такой, какая есть. Она женщина, не слабый пол. И будь она его женой, она не позволила бы его избить для наличия синяков.
   Даша думала о Чихае. "Сначала он сделал меня проституткой. Купил мое тело. Вынудил продать. А потом сделал убийцей. Вложил в руки оружие, научил находить с ним общий язык. Нет, все это чепуха! У нее был шанс спастись, и она его использовала. А эти... Они сами выбрали себе судьбу. И смерть.
   Все смешалось, как в поговорке Хирурга... Жизнь и смерть Хаокина Мурьетты с человеком и пароходом Владимира Маяковского. Да, прав Шекспир – "Жизнь – сон бредовой кретина. Ярости и шума хоть отбавляй, а смысла не ищи". Нет, смысл есть. Смысл в том, чтобы я поняла, что я, Дарья Павловна Сапрыкина, есть такой же человек, как все. Смысл жизни в том, чтобы понять, что ты такой же, как все. Президент такой же, как ты. Жириновский. Уборщица Дуся. Чихай. И ты такая же, как они.
   – Вас до дома отвезти или выйдете за десять километров, чтобы я не узнал, где вы живете? – нарушил тишину Владимир Константинович, когда до пристанища Даши осталось совсем немного.
   – Нет, не выйду. Довезите, пожалуйста, до самой калитки. Завтра мы уедем. Подальше уедем. У вас нет газетки, пистолет завернуть?
   Владимир Константинович дал ей номер "Московского Комсомольца".

49. Штатная ситуация.

   Когда Даша вышла из машины, было уже жарко. Тепло попрощавшись с Владимиром Константиновичем, она открыла калитку и прошла во двор. Осмотрев его, обрадовалась – все говорило о том, что он дома. И, прежде всего, батарея бутылок, стоявшая на крылечке.
   Бутылок было много. "Неужели он не один пьет? – подумала Даша, цепенея. – Точно, стервец, всех поселковых алкоголиков на всенародный слет собрал!"
   Однако, хирург был один.
   В стельку пьяный, с иссини черным синяком на глазу, он лежал посереди комнаты.
   За головой и по обе стороны от него стояли ящики, полупустые винные ящики, когда-то привезенные из Орехово-Зуева вместе с оборудованием и инструментами.
   В ногах Мурьетты стояла кастрюля со сваренными макаронами.
   Макароны были нетронуты.
   Операционная была разорена.
   На операционном столе спал на спине в стельку пьяный соседский кот.
   Схватив кота за шиворот, Даша выбросила его в открытую форточку. Ударившись о бетон дорожки, бедное животное приоткрыло разбегающиеся глаза, но, не совладав с ними, решило оставить на потом ознакомление с неожиданно возникшей ситуацией, и мгновенно заснуло.
   Хирург повел себя примерно так же. Даша его тормошила, таскала по комнате, то за ноги, то за волосы, но он лишь на короткое время открывал глаза, смотрел, не узнавая (но, те не менее, укоризненно) и вновь проваливался в свои алкогольные небеса.
   Даша уселась на диван, подумала и успокоилась. Ситуация даже на первый взгляд выглядела штатной. Женщина ушла из дому неизвестно куда и к кому, и мужчина с горя напился. А при пристальном рассмотрении Хирурга, спавшего на полу без движений, статус-кво (после того, что она испытала и сделала) и вовсе показался ей чудесным: все на месте, все цело и, следовательно, ничего не изменилось и жизнь продолжается в заданном направлении.
   Выкурив сигарету, Даша переоделась и засучила рукава. Через час Мурьетта спал в постели, пахнувшей лавандой, квартира была убрана, а портвейн был вылит на грядку с кресс-салатом. Еще через час была приготовлена утка с яблоками. После того как она расположилась на столе, Даша подошла к кровати со стаканом воды и двумя таблетками аспирина и парацетамола.
   Хирург не спал. Он существовал в растительном состоянии. Она протянула ему таблетки.
   – Не, не на... надо табле... ток, у меня запой, – сказал он глядя страшными безжизненными глазами. – Принеси ви-на.
   – Я его вылила, – твердо ответила Даша.
   – По-ди, ку-пи... А то умру или уползу.
   – Не умрешь и не уползешь.
   Хирург попытался улыбнуться.
   – Там утка с яблоками на столе, – сказала Даша ласково. – Ты говорил, что любишь утку с яблоками.
   – Не надо утки. Вина.
   Даша решила сдаться. На то и женщина, чтобы сдаваться. Оставив стакан и таблетки на столе, пошла на кухню – одну бутылку она оставила на всякий случай. Раскупорив ее, взяла стакан, вернулась в комнату, налила и протянула хирургу. Сзади раздалось: "Мя-я..." Даша обернулась и увидела соседского кота – он стоял у двери, покачиваясь.
   – Налей, а то поцарапает, – выпив, вяло сказал Хирург.
   Даша подумала и налила, хотя кот по виду не смог бы поднять лапу и на мышонка. Тот, оживившись, в момент выхлебал вино и размяк на полу.
   – Я сейчас скажу кое-что, потом ты мне нальешь второй стакан и пойдешь в магазин. Пойдешь и купишь самого лучшего крепленого вина. Самого лучшего, слышишь? Купишь столько, сколько сможешь унести.
   – Что ты хочешь мне сообщить? – спросила Даша, решившая держать себя в руках.
   – У меня запой. Продлится он несколько недель, – начал говорить Хирург окрепшим голосом. – И все эти недели ты будешь мне давать вино, пять бутылок в день. Будешь давать и не будешь меня трогать и со мной разговаривать. Когда я отопьюсь, мы продолжим наши косметические экзерсисы.
   – Нам надо срочно переехать. Я попала в неприятную ситуацию...
   – Меня это не касается. Меня касаются пять бутылок вина в день. Наливай... Кстати, о деньгах. Они пропали.
   – Пять тысяч долларов?! Все?!
   – Да. Вчера утром я смотрел в шкафу – их не было. И подумал, что ты взяла их с собой.
   – А куда же они делись? Спьяну, может, перепрятал?
   – Может... Хотя вряд ли.
   – А кто-нибудь заходил?
   – Мне кажется, я сначала с кем-то пил. Но не уверен. Прежде чем пойдешь посмотреть на исчезнувшие деньги, налей мне вина.

50. Изломанная женщина а ля Пикассо.

   Денег в шкафу не было. Денег, отложенных на жизнь и новые документы.
   "Что делать? – задумалась Даша, едва добравшись до стула. – Связать его? Выставить? Нет... А на что покупать вино? В кошельке пятьсот рублей... Продать сережки?"
   Рука ее метнулась к уху.
   "Жалко. С ними я – женщина, изломанная женщина Пикассо. Без них – подопытный кролик. Недорезанный кролик. Но пути назад нет. Кто купит? Надо ехать в Орехово-Зуево. Зачем ехать?! Надо срочно уезжать! Нет, никуда я не перееду. Потому что не боюсь. Никого не боюсь. И потому что в пистолете три патрона. Он ждет моей руки на кухне в большой алюминиевой кастрюле".

51. Вина осталось на два дня.

   Сережки купили в ломбарде за пятьсот долларов. "Примерно двести пятьдесят – двести семьдесят бутылок, – подумала Даша, кладя их в сумку. – На полтора месяца хватит, если есть одну картошку.
   Вино – целый ящик, еле дотащила, – она купила по сто рублей за бутылку. Хирург, напряженный, глаза сумасшедшие, – ожидая, стоял у калитки; схватив бутылку (не глянув, и не сказав и слова), он ушел в дом. Когда Даша вошла, он уже лежал в забытьи.

* * *

   ...Дни проходили, и Даша вошла в колею. Хирург пил и спал. В конце второй недели запоя он вдруг заговорил.
   Это случилось утром. На дворе было хорошее лето, пели птицы, и небо пасло белоснежные свои облака. Проснувшись, Хирург позвал Дашу, – она спала на диване, так как он не мылся и не давал себя мыть. Она подошла как всегда со стаканом вина в руке. Он выпил и, отдав стакан, посмотрел на нее тягучим взглядом.
   "Отходит", – обрадовалась Даша и присела на кровать.
   – Ну, рассказывай, – сказал Хирург, продолжая смотреть.
   – Что рассказывать?
   – Где была, с кем была...
   – Меня увез Савик. Приехал утором и сказал, что тебя убьют, если я не поеду к Чихаю.
   – Что-то к тебе все клеятся. Я клеюсь, этот Чихай клеится. Какая-то в этом сокрыта правда.
   – Да, правда, – улыбнулась Даша. – Сермяжная, домотканая, кондовая.
   – Ну и что ты там делала? Расскажи, мне интересно.
   – Мне потом сказали, что он хотел, чтобы я его убила. У него опухоль в мозгу и сволочи кругом. А он хотел от чистой руки умереть.