Белозеров Андрей. Роскошь нечеловеческого общения

   Деньги за жилье в новых зданиях было принято отдавать тогда, когда кроме фундамента и забора вокруг него будущие жильцы еще ничего не могли видеть. Ну а потом, после того как дом сдавали в эксплуатацию, эти деньги как-то забывались, и улыбчивый чиновник называл ошеломленному, или - с течением времени это стало случаться все чаще - уже ничему не удивляющемуся жильцу сумму окончательного, последнего взноса, который нужно было положить на стол наличными, чтобы получить ордер.
   Куда девались те бедные старушки и полупьяные работяги, что выезжали из центральных коммуналок, одному Богу известно.
   Короткий период откровенного бандитизма, когда квартиры отбирались у записных алкоголиков, а алкоголики эти либо выбрасывались на улицу с тысячью рублей в кармане, либо находили покой где-нибудь в пригородном парке или лесу, быстро закончился. Фирмы, занимающиеся недвижимостью, стали работать более цивилизованно. За квартиры теперь не убивали, но судьба расселенных жильцов так и оставалась покрытой мраком.
   Последнее время Бекетов как раз и занимался тем, что манипулировал так называемым "маневренным фондом" - переселял уже почти оторвавшихся от реальности жильцов из одного дома в другой, освобождал центр Города для капитального ремонта с последующий продажей наиболее солидных зданий... Словом, работы хватало.
   Вот тут-то наконец и вошли в курс дела люди Греча. Кое-кто в его команде работал когда-то в КГБ, кое-кто просто был неплохим специалистом в жилищных вопросах, и деятельность чиновников старой школы осложнилась невероятно.
   Контролеры мэра лезли буквально во все дыры, посылали бесконечные комиссии, которые осматривали здания, пущенные на капитальный ремонт, рылись в документах, ездили по строительным площадкам, - вся эта суета никому не нравилась.
   Люди, развалившие Систему, переиначившие все под свои собственные вкусы, разрушившие идеологию, которая цементировала незыблемое когда-то государственное здание, теперь пытались докопаться до мелочей. До тех самых мелочей, на которых и держались остатки Системы.
   Система не умерла, она просто распалась на чиновничьи микрочастицы, действующие теперь автономно, и "демократы", первое время довольные тем, что им удалось развалить видимую часть айсберга, расколоть глыбу советской власти, начали понимать, что пора заняться каждым осколком порушенного колосса в отдельности, рассмотреть его повнимательней и, если обнаружится, что осколок этот хранит верность прежним идеалам, немедленно ликвидировать.
   Они не расстреливали, не ссылали в лагеря, даже не всегда сажали в кутузку. Они просто замещали живших по старым законам чиновников своими людьми, которые тут же начинали играть по новым правилам, руководствуясь иными, ненавистными Бекетову, демократическими принципами и идеями построения в России капиталистического общества.
   - Так вот, - продолжил следователь. - В камере у вас сидит один парень... - Он внимательно посмотрел Бекетову в глаза.
   Гавриил Семенович инстинктивно кивнул, хотя молодой человек его ни о чем не спрашивал.
   - Да, - сказал следователь. - Сидит он, значит... Сидит по подозрению в убийстве.
   Не зная, как реагировать на эту информацию, Бекетов внимательно рассматривал запонки на рукавах следователя. Запонки были золотые. Дорогие, солидные запонки. Только человек с хорошим вкусом и достатком может носить такие.
   - Сидит, между прочим, второй год. А суда все нет. Доказательств не хватает. История тут вот какая. Мерзкая, надо сказать, история. Сидел парнишка дома, выпить хотел. Позвонил приятель, пригласил в гости. Парень обрадовался, пошел. Ну сидят, выпивают. Там еще несколько человек было. Девушки, все как полагается. Этот Игорек, ну, который в камере сейчас парится, нажрался быстрее всех и уснул. А проснулся уже тогда, когда прибыла группа захвата. Вам интересно, Гавриил Семенович?
   Бекетов неопределенно пожал плечами.
   - Ну-ну.. Вы слушайте, история поучительная. Вам ее пацан-то сам уже не расскажет...
   Подождав несколько мгновений и не услышав вопроса "Почему?", следователь, вздохнув, пояснил:
   - Тронулся умом парень. Еще бы. Посидишь вот так два года, свихнуться запросто можно... Но я возвращаюсь к истории. Пока этот Игорек наш спал - или не спал, доказать не можем, - одного его дружка прямо на кухне зарезали. Кто зарезал - вот задачка. Нож вымыли под краном. Отпечатков везде - пруд пруди. Каждый отметился. Пили ведь, считай, всю ночь. Но удар один, синяков нет. Значит, не держали его, значит, кто-то один и пырнул пацана.
   Следователь достал из кармана пачку "Кэмела", щелкнул зажигалкой "Зиппо", затянулся.
   - Они там все уснули. А милицию вызвала одна из присутствовавших там дам. Приехали - братва спит. На кухне труп. Ну, понятно, всех взяли, привезли, стали колоть. Все - в отказ. Отправили в предвариловку. А там и пошло...
   Бекетов хотел было спросить, что же именно там "пошло", но, памятуя данное себе слово держаться индифферентно, промолчал. Однако следователь заметил немой вопрос, все-таки блеснувший в глазах Гавриила Семеновича, и ответил:
   - Что пошло? То самое. Трое их было. У одного папа большой человек. Нам-то это по барабану, но папа нанял хорошего адвоката, то, се, выпустили до суда под залог. Со вторым - та же история. А Игорек так и сидит. Второй год. Крыша у парня поехала, но в больничку не отправляем - он тихий, а в больничке может совсем с катушек съехать. Не повезло ему, короче говоря. И сделать мы ничего не можем. Убийство есть убийство. Кто-то должен отвечать. Вот такая история, Гавриил Семенович.
   Следователь вытащил из пачки вторую сигарету и прикурил от первой.
   Бекетов смотрел на кольца дыма, которые принялся пускать следователь. Что он хотел сказать этой историей? Что может держать его в камере сколько вздумается?
   - Я, Гавриил Семенович, не просто так вам это рассказал. Вы же умный человек, тертый... Пока вы не дадите нужных мне показаний, вы отсюда не выйдете. Это я вам обещаю. И камеру могу другую обеспечить. Не с тихим психом и дешевыми аферистами посидите, контингент там будет несколько другой. И тогда вы мне все что угодно подпишите. Только поздно будет. Здоровье-то у вас одно... Да и не мальчик вы уже. Идите в камеру и подумайте. А завтра поговорим. Времени у нас достаточно. Идите, гражданин Бекетов.
   Пока Гавриил Семенович в сопровождении конвоя дошел до камеры, он успел подумать о многом.
   То, что его взяли, еще как-то можно было объяснить - все же у него были очень тесные контакты с фирмой "Развитие", которая занималась куплей-продажей недвижимости, и операции ее далеко не всегда проходили в рамках закона. Не то чтобы в организации, возглавляемой Ириной Владимировной Ратниковой, царствовал чистый криминал, но придраться там было к чему.
   Бекетова вызвали как свидетеля по делу фирмы "Развитие". Это тоже выглядело вполне логично - Ратникова была арестована месяц назад по обвинению в хищении государственной собственности в особо крупных размерах.
   В районном отделении Гавриилу Семеновичу было неожиданно предъявлено точно такое же обвинение, и он тут же был препровожден в изолятор временного содержания. На другой день после его водворения в камеру последовал второй допрос, который и прояснил ситуацию.
   Гавриил Семенович не был удивлен арестом, но он не предполагал, что дело обернется такой неожиданной стороной. Ну, думал Бекетов, "Развитие", ну еще что-то - все решаемо. Не такой он идиот, чтобы не иметь путей отступления, чтобы в момент совершения тех или иных операций с недвижимостью не думать о возможных последствиях. Интерес со стороны следственных органов мог возникнуть, в принципе, к любому представителю чиновничьего корпуса, имевшего хоть какое-то отношение к жилищной проблеме. И время от времени возникал. Но никого еще из знакомых Бекетову чиновников не посадили, даже до суда дело не дошло ни разу.
   То, что Гавриил Семенович услышал на втором допросе, повергло его в глубочайшую депрессию.
   Следователь недвусмысленно дал понять, что ему требуются показания, касающиеся нарушения действующего законодательства гражданином Гречем. Павлом Романовичем. Мэром Города.
   - Он причастен к делу фирмы "Развитие", - сказал следователь. - Вы, Гавриил Семенович, должны это хорошо знать. Чем занималось "Развитие", нам известно. И вам известно. Так что не будем обманывать друг друга - мне нужны подтверждения того, что Греч незаконно получил две квартиры в одном из домов исторической части Города. Конкретно, что вы участвовали в передаче Гречу двух квартир по адресу...
   Следователь назвал знакомый Гавриилу Семеновичу адрес.
   - И что эти квартиры были потом переданы Гречем его работникам, а именно архитектору Мазаеву и господину Суханову.
   Бекетов хорошо знал, о чем идет речь.
   "Развитие" как раз и занималось тем, что скупало или брало в долгосрочную аренду дома в центре Города, расселяло коммуналки, производило капитальный ремонт и продавало уже отремонтированные квартиры.
   Гавриил Семенович, как профессионал, понимал, что в операциях такого рода можно обнаружить массу несоответствий с законом. "Развитие" было далеко не единственной фирмой, работающей с таким размахом, и, разумеется, без мощной поддержки со стороны городских властных структур Ратникова никогда так не развернулась бы.
   Но Бекетов знал и другое - фамилия мэра в операциях "Развития" не мелькнула ни разу. По крайней мере, в тот период, когда Гавриил Семенович был причастен к делам Ратниковой, мэра там даже близко не было. Наоборот, Ирина Владимировна всячески старалась дистанцироваться от Греча, заявляя, что ему-то уж точно ничего не обломится в ее фирме, даже если он станет остро нуждаться в улучшении жилья. Насколько знал Бекетов, Ратникова не любила мэра. Да и вообще мало кто из чиновников хорошо к нему относился. Слишком уж его действия противоречили испытанной десятилетиями схеме "ты мне - я тебе", следуя которой можно было вершить свои дела без сучка без задоринки и чувствовать при этом, что ты находишься почти в полной безопасности. Прикроют, если что.
   Мэр же, судя по всему, не собирался никого прикрывать. Его планы развития Города противоречили интересам слишком многих влиятельных людей, долгое время делавших сначала подпольный, а потом - с приходом перестройки - и легальный бизнес на городской недвижимости.
   Как понимал сейчас, идя по коридору тюрьмы, Гавриил Семенович, задача, которую поставил перед ним следователь, имела два решения. И оба эти решения его, Бекетова, совершенно не устраивали.
   Гавриил Семенович понимал ситуацию не до конца. Его проблема имела два решения только на первый взгляд.
   Старший следователь прокуратуры города Уманска, прибывший в Город по команде из Москвы, имел на этот счет другое мнение. Майор Алексей Владимирович Панков и пятеро его коллег - двое из Уманска, трое из столицы, видимо, привлеченные для "усиления", - были обязаны решить стоящую перед ними задачу в самое ближайшее время.
   Перед тем как покинуть мрачные стены изолятора, Панков встретился с дежурным офицером и сказал, чтобы он действовал так, как они договаривались.
   - В седьмую его, что ли? - спросил офицер, пожилой грузный мужчина с неожиданно добрым для своей работы лицом.
   - Да. Сегодня же. Сейчас же. Немедленно.
   - Хиловат он, товарищ майор... Как бы чего...
   - Я сказал, - отрезал следователь. - Некогда мне с ним тут нюни разводить. Давай, прессуй по полной.
   - Есть, - кивнул офицер. - В седьмую так в седьмую...
   Глава 2
   Как встретишь Новый год, так его и проведешь.
   Суханов чувствовал, что вокруг предвыборного штаба Греча растет напряжение, невидимая угроза становится все более и более очевидной. И Андрею Ильичу было странно, что даже новогоднее происшествие мэр расценивал как очень досадный, отвратительный, опасный, но все же частный случай.
   С учетом сведений, которые поступали последнее время в офис "Города", Андрей Ильич не склонен был соглашаться с Гречем и, устав предостерегать его, стал сам выстраивать линию обороны от предполагаемого нападения.
   Чем внимательнее он оценивал направления, с которых могли ударить по Гречу, а значит, либо косвенно, либо прямо - по нему, то есть по фирме "Город - XXI век", тем яснее виделся Суханову круг, готовый вот-вот замкнуться и сжать мэра вместе с его помощниками.
   За последние десять лет, которые Суханов расценивал как целую жизнь вторую жизнь, в которую он влетел из академического прошлого и в которой тут же изменилось все - от быта до литературных и кинематографических вкусов, от образа мыслей до манеры разговаривать, - за эти десять лет Андрей Ильич развил в себе сильную интуицию. И сейчас она говорила ему, что опасность подошла вплотную и опасность эта, пожалуй, даже более серьезна, чем та, перед которой они с Гречем встали в полный рост 19 августа 1991 года.
   Новогодняя история была для Суханова лишним подтверждением того, что случаи давления на мэра приобретают систематический характер.
   31 декабря Суханов приехал домой раньше обычного. Уже в десять вечера он поднялся по лестнице и открыл дверь своей квартиры.
   Собственно Новый год он всегда встречал дома. Ему давно было неважно, кто окажется в этот момент у него в гостях - впрочем, само понятие "у него в гостях" было не актуальным уже несколько лет. Гостей собирала Вика, Суханов же, выпив в полночь бокал шампанского, уезжал из дома - либо на телевидение, либо в ресторан, либо вообще улетал в другой город, например, в Москву, Киев или Ригу, да мало ли мест, где можно провести время в хорошей компании! Андрей Ильич называл такие поездки и полеты положительным стрессом.
   Суханов почти физически ощущал, что его личность растворяется в каждодневной суете, хотя и не мелкой, не пустой, но все-таки суете, что он из совершенно самодостаточного человека со своим неповторимым, особенным внутренним миром превращается в некую функцию, очень важную функцию, значимую и для собственной семьи, и для города, и даже в какой-то степени для страны, но тем не менее...
   Тем не менее лучшими часами для Андрея Ильича были те, что он проводил в гостях у Журковского или в Институте.
   А дома... дома ему давно уже нечего было делать.
   Вика совершенно погрузилась в то, что она называла "светским образом жизни", и проводила время в разнообразных женских клубах. Они росли как грибы, а цены на бутерброды и шампанское в них испугали даже Суханова, несколько раз посетившего эти заведения.
   Андрей Ильич был не самым бедным человеком в Городе. Тем не менее он был представителем той категории людей, которые заставляют официантов в дорогих ресторанах морщиться, а едоков за соседними столиками - презрительно ухмыляться. Он был из тех, кто при получении счета достает калькулятор и тщательно сверяет цифры с ценами, означенными в меню. Он никогда не бросал деньги на ветер, независимо от того, большие это деньги или совершенные гроши. Пройдя большую школу выживания в бытность свою, как он говорил, "действующим ученым", Суханов считал, что маленьких денег не бывает.
   - Когда я работал в Институте, - говорил Андрей Ильич, - или, скажем, в студенческие годы, пятак на метро, а то и двушка для телефона-автомата были для меня иной раз важнее, чем вся грядущая зарплата. Бывало такое. Все относительно. А деньги... деньги зарабатываются. С неба они ни на кого не падают. И на деревьях не растут. Поэтому деньги я уважаю как меру затраченного человеком труда.
   - А всякие бандиты? - спорила с ним Вика. - Или жулики? Воры? Тоже - мера труда?
   - Начнем с того, что ты, Викуля, никогда не была бандитом, - отвечал Суханов. - И не знаешь их жизни...
   - Ты, что ли, был?
   - Бог миловал, - кривил лицо Суханов. - Однако я как бы в курсе их проблем... Они деньги тоже, между прочим, зарабатывают. Отвратительно, мерзко, но зарабатывают. Между прочим, тяжело им это дается. Я иногда думаю - что же они, идиоты, не могли себе полегче работенку сыскать? И с меньшим риском? Ведь то же самое можно получить, делая совершенно другие дела. Не скажу, что в рамках закона, но и не такой все же степени отвязности. Видно, мозгов у них не хватает на другие виды деятельности. Задержка в развитии. Инфантилизм...
   - Ну конечно, инфантилизм! - отвечала Вика. - Ты сам говорил, что там есть ребята с таким умом и логическим мышлением, что у тебя на кафедре позавидовали бы...
   - Чего не ляпнешь под настроение, - парировал Суханов. - Чушь это все собачья. Недоросли они все. И молодые, и старые. И все эти воры законные... Все инфантильны и неразвиты. Я-то знаю.
   - Ты все знаешь, - говорила Вика. - На побегушках-то у Греча. Конечно, все знаешь...
   - На каких еще побегушках? - вскипал Суханов. - Что ты несешь?
   Усилием воли он давил в себе эмоции и уходил либо к себе в кабинет, либо вообще прочь из дома. Последнее случалось все чаще и чаще.
   О том, чтобы развестись с Викой, он и не помышлял. Во-первых, это такая возня, а во-вторых, у нее ведь возникнут имущественные претензии, пятое, десятое, адвокаты, суды - все это было для Суханова совершенно невозможным делом. Времени на подобного рода суету просто не хватило бы. На самотек тоже не пустишь - здесь тот случай, когда адвокат любой квалификации будет бессилен против той сверхчеловеческой глупости, которую Суханов неожиданно обнаружил в собственной жене, прожив с ней бок о бок не один десяток лет.
   С дочерью дело тоже обстояло не лучшим образом. Надя повадилась ходить за компанию с мамашей по этим "светским" заведениям, быстро привыкла к тому, что десять долларов за чашку кофе - это, считай, почти даром, и в результате полностью лишилась какого бы то ни было круга общения.
   Подавляющее большинство сверстников были просто не в состоянии удовлетворить запросы Наденьки, которые в отсутствие родителей почему-то умножались многократно. При папе с мамой она еще как-то стеснялась озвучивать свои желания, в кругу же ровесников они прорывались потоком ужасающей силы, который очень быстро разметал всех Наденькиных воздыхателей.
   Среди них, конечно, не было, по Наденькиному собственному выражению, голодранцев, но и дети вполне обеспеченных родителей, молодые бизнесмены и артисты очень быстро охладевали к Сухановой-младшей. Размах ее аппетитов по части подарков, покупок и ресторанов отпугивал даже самых мажористых из "мажоров".
   Можно сказать, что Суханов встречал Новый год дома просто по привычке. Но на самом деле это был для него особый ритуал. Ритуал памяти.
   В те несколько секунд, когда Андрей Ильич стоял с бокалом шампанского в руке и, прикрыв глаза, слушал бой кремлевских курантов, он переживал целую жизнь - там было и хулиганистое детство, и вызовы родителей в школу, и угроза того, что его, Андрюшу Суханова, все-таки выгонят и, кроме как в ремесленное училище, ему дороги никуда не будет, были долгие разговоры с завучем, был преподаватель физики, вставший грудью на защиту крайне способного, можно даже сказать, уникально одаренного хулигана Суханова, были олимпиады по математике, после которых Андрюша с друзьями напивался пивом до веселого остервенения и дебоширил, в меру своих подростковых сил, на окрестных улицах, были приводы в милицию и блестяще сданные выпускные экзамены.
   Потом был Институт, куда Андрюша в буквальном смысле слова просочился - с помощью того же школьного физика, Бориса Израилевича, использовавшего свои связи и знакомства для того, чтобы не дать пропасть талантливому хулигану Суханову.
   Были студенческие годы, наполненные удальством и любовными бесчинствами, участие в нескольких кражах - разбитые витрины уличных ларьков, коробки с шоколадными конфетами и сигаретами, проданные за бесценок, рестораны, пивные бары, и при всем этом - блестящие результаты, курсовые, которые ставили в пример всему потоку, выступления на семинарах, которые Андрей готовил за одну ночь и которые ставили в тупик весь преподавательский состав, а на последнем курсе - внезапное осознание того, что разгульный образ жизни пора заканчивать, мгновенная потеря интереса к прежним друзьям и способам досуга, диплом, затем аспирантура, лаборатория, кандидатская, докторская...
   В эту новогоднюю ночь Андрей Ильич тоже приехал домой, чтобы пережить свои волшебные секунды. Ему было наплевать, что гости Вики не узнают его в лицо если он, конечно, заблаговременно не представится. К жене приходили теперь новые подруги - владелицы косметических салонов, директрисы женских клубов, представительницы того общества, которое жена считала "высшим светом". Являлись какие-то дамы, именовавшие себя "княгинями" или "баронессами", являлись их кавалеры - во фраках, с шелковыми лентами через плечо, увешанные непонятными и неизвестными геральдике орденами.
   Войдя в квартиру, Суханов сразу понял, что гостей сегодня не просто много, а очень много. И специальная комнатка-прихожая, где полагалось оставлять верхнее платье, и вешалка перед дверью были перегружены одеждой - здесь были шубы, дорогие пальто и даже несколько шинелей странного покроя, отчего казалось, что попал не в квартиру, а в костюмерную оперного театра или киностудии. Причем художник этой киностудии, судя по всему, был умалишенным. Таких шинелей в природе не существовало. Это был дикий коктейль из форменной одежды городских чиновников девятнадцатого века, белого офицерства и донского казачества.
   Андрей Ильич положил свое пальто на огромный сундук, окованный металлическими полосами, - последнее приобретение жены - и вошел в гостиную.
   Вокруг богато накрытого стола бродили люди, в числе которых Суханов, к своему неудовольствию, заметил несколько персонажей в казачьей форме. Андрей Ильич поморщился. Он терпеть не мог этих, как он много раз называл их публично, клоунов.
   Господа в странных мундирах, фраках или долгополых сюртуках расхаживали по квартире, чувствуя себя совершенно свободно и комфортно. Некоторые посмеивались, видимо, рассказывая друг другу анекдоты, другие что-то вещали с немыслимо важным видом, демонстрируя окружающим озабоченность судьбами страны, мира и всей вселенной, третьи втихомолку выпивали.
   На вошедшего Суханова почти никто не обратил внимания. Андрей Ильич как-то потерялся в великолепии золотых аксельбантов и сверкающих орденских звезд. Он быстро прошел в свой кабинет, надеясь выйти к столу только к двенадцати, быстро выпить, зажмурившись и отгородившись воспоминаниями от этого сумасшедшего дома, а потом уехать на телевидение, где сегодня проходил благотворительный марафон.
   Суханов хотел там побывать, ибо компания, которая должна была собраться на марафоне, его привлекала. Обещали приехать люди, которых Андрей Ильич не видел очень давно, - знакомые из Москвы, Таллинна, Смоленска, писатели, ученые, с которыми Суханов дружил двадцать лет назад - как тогда казалось, не разлей вода. Однако жизнь разметала институтскую компанию по всей стране, а сегодня выпадал прекрасный шанс увидеться и, после обязательной программы с уклоном в старый добрый "Голубой огонек", приятно провести время.
   Суханов решил не переодеваться к празднику - он вообще уделял одежде не очень много внимания. Оглядев себя в зеркало, он отметил, что черная рубашка после рабочего дня не выглядит несвежей, пиджак не измят, ботинки чистые - что еще нужно?
   Дверь в кабинет отворилась, и на пороге возникла Вика.
   - Андрюша! Ты пришел?
   Суханов пожал плечами. Что тут скажешь? Ответишь "нет" - последует обида. А констатировать очевидный факт ему не хотелось.
   - Что же ты с гостями не поздоровался?
   Судя по заискивающему тону, жене что-то было нужно. Суханов тяжело вздохнул.
   - Викуля, я очень устал. Сейчас приду в себя и выйду к твоим гостям. Кстати, что там за сбор всех частей?
   - Что ты сказал? - переспросила Вика.
   Она явно не слушала мужа, прокручивая в голове свои, как она любила говорить, "варианты". Видимо, ей действительно что-то было нужно от Андрея, что-то очень серьезное.
   - Я говорю - что, поминки по государю императору? - поинтересовался Суханов.
   - Бог с тобой, - серьезно ответила Вика. - Как ты можешь такое говорить... Это просто мои друзья...
   - Что-то я их прежде не видел.
   - А их прежде у нас и не было. Это из дворянского собрания.
   - А-а-а... Ну конечно. Я просто не понял. Думал, ты маскарад решила устроить под Новый год.
   Вика странно посмотрела на мужа и пожала плечами.
   - Ты не понимаешь, - возмущенно сказала она. - Это же люди...
   - Знаю, знаю. Надежда России. Генофонд. - Суханов махнул рукой. - Что ты хочешь, Вика? - спросил он напрямик.
   - Ты должен познакомиться с одним человеком...
   - Из этих? - Суханов демонстративно щелкнул каблуками. - Из господ офицеров?
   Вика не успела ответить. Суханов сделал предостерегающий жест рукой и схватил запикавший мобильный телефон - не тот, которым он пользовался на работе и номер которого был известен большинству его партнеров по бизнесу, а второй - предназначенный лишь для связи с Гречем, Журковским и начальником службы безопасности фирмы.
   - Да. Что?!
   Андрей Ильич, прижав трубку к уху, уже обеими руками замахал на подступившую к нему Вику.
   - Что?! Еду! Сейчас буду! Через пять минут! Сидите на месте. Никуда не выходите. Ни под каким видом!
   Вика сделала еще шаг в сторону мужа.
   - Андрюша...
   - Погоди! - Суханов набрал номер. - Алло! Женя? Быстро на улицу! Вызывай ребят. Всю первую группу. С оружием, да. Что я, шутки шучу, мать вашу?!