Белозеров Андрей. Роскошь нечеловеческого общения

   - Он работает очень тонко, - заметил однажды Журковский. - Вернее, не он, а те, кто за ним стоят.
   - Да я вижу, - поморщился Греч. - Все это белыми нитками шито. Второй Лужков. Прораб с обломанными ногтями и потным лбом.
   - Ему выстроен люмпенизированный имидж, - покачал головой Журковский. - А люмпены в нашей стране иной раз делали решающий ход в политической игре. Были прецеденты.
   - Были, - согласился Греч. - Но неужели это никого ничему не научило? Неужели они не помнят, чем заканчиваются все эти люмпенские радости? Десяти лет не прошло.
   - Думаю, что не помнят, - серьезно ответил Журковский. - И им Матейко нравится. Боюсь, что таких, которым он нравится, довольно много.
   - Не надо бояться, - заметил Греч. - Чего нам бояться? Нам работать нужно.
   Свет от направленных в лицо приборов резал глаза, и Гречу несколько раз пришлось прикрыться рукой, чтобы незаметно вытереть непрошеные слезинки. "Температура, должно быть, поднялась. Раньше такого от телевизионного света никогда не случалось", - подумал он, сделал еще один глоток воды и продолжил.
   - Я лучше напомню горожанам, что мы успели сделать за время нашей работы. Я подчеркиваю - "нашей", потому как все, что сделано в Городе, сделано не мной одним. Это огромный труд множества людей, высоких профессионалов, которые, каждый на своем месте, делают свою работу честно и умело.
   - Главное, в чем я действительно вижу нашу заслугу и чем горжусь, - это тот факт, что за прошедшие годы доля горожан, живущих в коммунальных квартирах, сократилась с сорока пяти процентов до девятнадцати. В период, когда Город переживал тяжелейшее время, стоял на пороге голода, - нам поверили, поверила вся мировая общественность. Город из провинциального, захолустного, сонного превратился в известный и популярный во всем мире Город, каким и был до революции семнадцатого года. Это, казалось бы, нематериальный факт, однако он обернулся вполне вещественной стороной в 1991 году, когда к нам пошла гуманитарная помощь - только оттого, что партнеры на Западе поверили в наш Город и в новую власть. Кстати, сегодня было многое сказано о криминале, о воровстве во властных структурах...
   Павел Романович снова бросил быстрый взгляд на своих конкурентов.
   - Так вот, в связи с гуманитарной помощью... В нашем Городе в то время работала специальная комиссия ЕЭС, и она признала, что наша система распределения гуманитарной помощи, контроля, транспортировки, учета наиболее эффективна по сравнению со всеми остальными городами России. Задумайтесь над этим, дорогие горожане. По сравнению со всеми, - Греч выделил последнее слово, - городами России. Такую же оценку, кстати, дали и представители японского МИДа. А после того как они убедились, что вся - подчеркиваю - вся гуманитарная помощь доходит по назначению, они увеличили нам поставки. Конечно, помощь это замечательно, однако, обратимся к нашим непосредственным делам. Мы сохранили твердые цены. - Греч на этот раз повернулся, обращаясь к Старкову кандидату в губернаторы от коммунистов. - То есть сделали то, о чем вы постоянно говорите. Твердые цены на основные виды продуктов, в том числе на хлеб, молоко, растительное масло. Кто сосчитает, сколько жизней малоимущих, пенсионеров, да пусть даже бомжей - сколько этих жизней было сохранено в девяносто первом - девяносто втором годах благодаря сохранению твердых и минимальных цен на продовольствие?
   Павел Романович вытер пот, выступивший на лбу.
   - Уровень безработицы в Городе не поднимался выше полутора процентов, то есть был и есть в два-три раза ниже общероссийского. И это несмотря на то, что основу нашей экономики в советское время составляли военные заводы и государственные заказы. Теперь государственных заказов нет...
   - Я прошу прощения. - Поднял руку Старков.
   - Пожалуйста, - Греч кивнул. - Пожалуйста, говорите.
   - Я хотел конкретизировать насчет военных заводов. Насколько я знаю, вы хотели продать их западным предпринимателям? Но благодаря самосознанию рабочего класса, выступившего в защиту народного достояния, коим и являются НАШИ, - он чуть не выкрикнул это слово, - заводы, у вас этого не вышло. И вы еще можете рассуждать о военной промышленности? О госзаказах? Да ведь дай вам волю, вы все на Запад отправите! А наши рабочие останутся, простите, без штанов. Что уже и происходит.
   - Я, признаться, что-то не видел рабочих без штанов, - вмешался в беседу ведущий, известный всей стране политический обозреватель Горин. - Что вы скажете, Павел Романович? Действительно без штанов?
   - Да это просто чушь, - ответил Греч. - Просто чушь. Люди работают, получают зарплату... Кстати, могли бы получать много больше. Насчет продажи заводов - тоже очередной, простите за выражение, бред. Мы вели переговоры с итальянцами, с "Фиатом"... Вели и ведем. И будем добиваться инвестиций Запада в нашу промышленность. Это нормальный и, больше того, необходимый процесс. Без этого развитие нашей экономики не то чтобы совсем невозможно, но крайне затруднительно. Если мы хотим выйти на мировой уровень, а мы должны на него выйти, то не стоит изобретать велосипед - нужно просто жить по нормальным экономическим законам, по тем, которым следует весь цивилизованный мир. И производить на крупных предприятиях не танки, которые гниют на полигонах, а автомобили и хорошую бытовую технику. Мы же на военных заводах делаем тазы, ложки и вилки - не самая эффективная организация производства, но хоть что-то. Вот за это люди и получают зарплату. А если бы, при отсутствии госзаказов, они по-прежнему были ориентированы на танки, то вообще ничего не получали бы. Так что по поводу невысокой заработной платы на Северном, в частности, заводе претензии не ко мне, а к директору предприятия Белкину, который, как и господин Старков, против переговоров с итальянцами. Он не хочет делать машины, он хочет ждать, когда государство снова закажет ему танки. Так вот, я думаю, пусть он ждет у себя дома, а не на огромном предприятии. И не мешает людям работать, зарабатывать и строить свою жизнь. Нормальную жизнь. Мы можем жить не хуже, чем живут люди в Европе, в Америке... Если только нам не будут мешать. Не надо помогать, господь с вами... Не мешайте только.
   - Кто же это вам мешает? - ехидно спросил Старков. - Объясните, пожалуйста, кто эти вредители, что мешают налаживать нормальную жизнь? И так мешают, что за несколько лет вы не смогли наладить жизнь в Городе? А преступность растет. Уже стыдно, просто стыдно становится - только и говорят, что о криминальной столице. Вам нравится жить в криминальной столице? Создается ощущение, что за время вашего правления город и превратился в центр российского криминала. Прежде разве у нас было такое? Месяца не проходит, чтобы не случилось заказного убийства. А об уличной преступности и говорить не приходится. Каждый знает - она выросла у нас просто чудовищно, вышла за любые мыслимые пределы. И все это случилось за последние годы. Уголовный термин "беспредел" вошел в повседневный обиход...
   Греч кивал и ждал, когда распалившийся оппонент сделает паузу. Старков наконец выдохся - опыта публичных дискуссий у него было маловато, он так и не усвоил приемы, выработанные государственными риторами за годы советской власти, - бубнить, не повышая голоса, не поддаваться эмоциям, не ставить ни в одной фразе яркой точки, тем самым не давая противной стороне возможности вклиниться с замечаниями и возражениями. Нынешний лидер коммунистов вполне владел этим искусством, а вот местный кандидат в губернаторы нет.
   - Позвольте, - вмешался Греч, когда негодующий кандидат выдохся. Позвольте... На самом деле наш Город ни в коей мере не является криминальной столицей России.
   - А какой же тогда является? - спросил ведущий.
   - Какой? Да вы прекрасно знаете, какой. Москва, к сожалению моему, была и остается не только столицей нашего государства, но и столицей отечественного криминала. А вот это... - Греч с выражением брезгливости на лице взял в руки несколько лежавших перед ним книжек в обложках. - Вот это все - "Бандитский Город", "Бандитский Город - два". "Бандитский Город - три", "Коррумпированный Город", "Криминал у власти"... - Мэр подержал в руках книги и бросил их на стол. - К сожалению, мне пришлось частично ознакомиться с содержанием этих произведений. "К сожалению" - потому что никакой художественной, равно как и любой другой ценности, они, на мой взгляд, не имеют. Да простит меня автор, я с ним незнаком, но это не моя литература. Сочинение и издание таких книг отдает мелкой провокацией. Именно - мелкой, слабосильной, трусливой... Однако эти произведения, как и многие другие пропагандистские акции, призваны сформировать определенное общественное мнение, которое поддерживается, в том числе, и столичными журналистами. Кому-то выгодно нагнетать страсти, кому-то очень хочется дискредитировать нынешнее руководство Города, кому-то очень хочется, чтобы другие люди заняли посты. То, что происходит в Москве, почему-то не дает нашей столице статуса "криминальная столица". Хотя там творятся вещи по-настоящему страшные и творятся они гораздо чаще, чем в нашем Городе. Авторы вот этих... - Греч проглотил комок в горле. - Вот этих трудов, чтобы не сказать по-другому... - Он снова дотронулся пальцами до лежащих на столе книг - думаю, любят свой Город и искренне хотят, чтобы преступность у нас была ликвидирована. Но бесконечное смакование бандитской романтики, соединение ауры нашего города с духом бандитских малин и "новых русских" кажется мне просто отвратительным. А главное, это нисколько не соответствует действительности. Наш город никогда, я подчеркиваю, никогда не был криминальной столицей. И не является ею в данный момент. Как бы этого ни хотелось определенным силам, определенной части журналистского корпуса, которые на самом деле позорят свою профессию, выдавая недобросовестную, непроверенную или даже изначально лживую информацию...
   Старков вдруг привстал с кресла.
   - Конечно! - воскликнул он. - Ну конечно! Во всем виноваты журналисты. Я, кстати, очень большой противник так называемой "чернухи" на телеэкране. Но мы подготовили один видеосюжет, который, если можно, покажем в этой передаче. Можно? - Старков повернулся к Горину.
   - Конечно. Если ваш сюжет имеет отношение к нашему разговору...
   - Имеет, имеет, - Старков рубил ладонью воздух, подчеркивая весомость своих слов. - Еще как имеет. Пожалуйста.
   Греч взглянул на экран монитора и почувствовал, что в лицо ему ударила невидимая, но плотная, страшно горячая волна. Он сунул руку в боковой карман пиджака и нащупал стеклянную трубочку с валидолом. Так, на всякий случай...
   На экране показались покосившиеся заборы, заваленные грязным снегом тротуары, залитые талой водой улицы, пакгаузы, склады, одно-двухэтажные постройки. Пейзаж соответствовал больше какому-нибудь поселку городского типа, чем родному Городу мэра. Павел Романович не мог сказать, что это за местность.
   - Мы с вами находимся в одном из районов нашего города, носящего в народе скромное название "Пашни". Район этот интересен тем, что в нем, словно в капле воды, отразились все так называемые демократические преобразования, произошедшие в нашем городе за последние... постойте, дайте сосчитать... да, за последние почти уже десять лет.
   Голос Юрия Зотова звучал, как всегда, убедительно. Журналист говорил доверительным тоном, но с налетом, с еле уловимым призвуком издевки, так чтобы слушатель и зритель мог угадать за его словами - "Мы-то с вами понимаем, что на самом деле происходит, для нас это не секрет. Мы-то с вами знаем, кто прав, кто виноват. Мы-то знаем, как и что нужно сделать, чтобы в нашем городе, в нашем доме и в нашей семье был порядок, была тишь, была гладь, была божья благодать..."
   - Этот район всегда считался городским захолустьем, - продолжал Зотов. На экране мелькали заборы, кирпичные стены и куски ржавого железа, разбросанные там и сям. - Но с некоторых пор в этих жутковатых местах стали бывать довольно респектабельные, известные, светские - можно и так сказать - личности, которых вы, уважаемые зрители, вероятно, сейчас узнаете... Вот забор.
   Камера действительно уперлась в дощатый, кривой забор с ржавыми кляксами гвоздевых шляпок.
   - Забор этот не похож на те, что мы снимали прежде...
   На экране замелькали кадры зотовских репортажей о правительственных дачах - заборы кирпичные, металлические, заборы с колючей проволокой сверху, заборы бетонные, глухие, с автоматически открывающимися воротами. После короткого экскурсии по окрестностям правительственных дач на экране снова возник грязный дощатый забор.
   - Конечно, этому творению рук человеческих далеко до его собратьев, которых мы наблюдали секунду назад. Однако за этим препятствием скрываются тайны не менее интересные и глубокие, чем те, что можно обнаружить за кирпичными и бетонными бастионами, которыми окружили себя чиновники высшего звена нашей демократической, очень демократической, истинно народной власти.
   На экране возник двор, находящийся, судя по всему, за тем самым дощатым забором.
   - Мы используем скрытую камеру, - голос Зотова зазвучал приглушенно. - И не только камеру. Мы вынуждены прятаться и сами, иначе для нас эти съемки могут стать последними. Это вам не коррумпированных депутатов снимать, здесь ребята простые, долго разговаривать не будут... Итак, посмотрим, что же таится за этим неприметным заборчиком в этих богом забытых "Пашнях".
   На экране возникли несколько мангалов, приютившихся во дворе, вполне ухоженном, чистом, с мелькнувшим даже газоном, на котором из бурой снежной корки торчали ветви каких-то кустов. Мангалы стояли под навесом и явно предназначались для кормления большого количества народа одновременно. Возле одного из них, исходившего ароматным даже с виду дымком, суетился молодой здоровяк в джинсовом костюме. Он переворачивал шампуры, на которые были нанизаны сочные, крупные куски мяса вперемежку с ломтиками помидоров. Затем камера показала вход в подвал - ведущая вниз лесенка о трех ступенях упиралась в чистенькую, аккуратную железную дверь. Новый план - несколько автомобилей: "Ауди", "БМВ", две "Волги".
   - Хозяева этой заштатной автомастерской любят сытно поесть, комментировал Зотов. - Но ведь здесь нет греха. Как и в том, что на обед к ним съезжаются довольно занятные личности. Наши бизнесмены. Видимо, устали от дорогих ресторанов и предпочитают кушать в местах более демократичных...
   На экране снова пошла панорама улицы - груды мусора вдоль тротуаров, покосившиеся столбы линии электропередачи, распахнутые ворота, открывающие путь к мастерской, на заборе надпись крупными буквами "Развал колес".
   Возле ворот остановился черный джип, следом за ним еще два автомобиля Греч не смог определить их марки: камера лишь скользнула по машинам. Съемка велась издалека, видимо, с крыши одного из соседних домов. А вообще, судя по всему, работали две, если не три камеры.
   Следующий план снова был снят во дворе.
   Из машины - того самого черного джипа, который только что подъезжал по разбитой дороге к воротам, - вышел не кто иной как Андрей Ильич Суханов собственной персоной.
   Греч почувствовал, как у него задрожали пальцы.
   - Господин Суханов, - прокомментировал за кадром Зотов. - Известная в городе личность. Последнее время известен большей частью тем, что финансирует предвыборную кампанию нашего уважаемого мэра, Павла Романовича Греча. Денег эта забава требует немалых, и господину Суханову приходится расширять свой и без того не очень маленький бизнес.
   Следом за Андреем Ильичом двигались два плечистых парня в кожанках.
   - Сопровождение у нашего видного бизнесмена с политическим уклоном вполне достойное, - сказал Зотов. - И, кажется, это сопровождение вполне соответствует тому месту, куда прибыл господин предприниматель.
   Дверь, ведущая в дом, отворилась, и навстречу Суханову вышел невысокий молодой человек, лицо которого показалось Гречу неуловимо знакомым.
   - А это, уважаемые телезрители, личность, пожалуй, в своем роде еще более известная, чем господин Суханов. Алексей Гендель.
   На экране замелькали фотографии молодого человека. Вот он на пляже, явно не отечественном, судя по обилию иностранных надписей на киосках. Вот молодой человек на фоне Бруклинского моста. Молодой человек в аэропорту. Молодой человек в ресторане, в окружении каких-то личностей, тоже смутно знакомых Гречу.
   - Алексей Гендель, - продолжал Зотов, увеличив долю ехидства в своем голосе, - один из заправил криминального мира. По крайней мере в нашем Городе. Начинал свою деятельность как мелкий рэкетир. Чрезвычайно удачлив. Ни разу не судим. Хотя в определенных кругах Города пользуется очень большим авторитетом. Судя по нашим журналистским расследованиям, занимается самыми разными делами переправкой в страну ворованных автомашин из Европы и Америки, сутенерством, контролем за торговлей продуктами питания на мелкооптовых рынках и прочая. Перечислять все области деятельности Генделя скучно и долго. Однако...
   Гендель протянул Суханову руку, тот пожал ее, и они вместе вошли в дом. На экране снова появился дворик с мангалами. Здоровяк в джинсовом костюме, помахав фанеркой над дымящимися шампурами, снял их, уложил на блюдо и, взяв его обеими руками, исчез в доме.
   - Однако, - продолжил Зотов, - кажется, сейчас там пойдет пир горой.
   Неожиданно на экране появилось лицо Греча.
   "Мы никогда, ни при каких обстоятельствах не пойдем рука об руку с криминалом. Наша задача - бороться с ним, изживать, вырывать под корень. Не может в нашем Городе существовать криминальный бизнес, это позор, это недостойно уважающего себя человека, гражданина, россиянина".
   - Трудно сопоставить то, что мы сейчас услышали, с тем, что мы только что увидели, - ехидный голос Зотова наложился на картинку, где мэр продолжал беззвучно открывать рот, излагая следующие тезисы. - Ведь именно Суханов является основным, так сказать, спонсором предвыборной кампании Павла Романовича Греча. И, судя по всему, находится в теплых отношениях с одним из крупнейших бандитов нашего города. Сам собой напрашивается вопрос: кто же финансирует кампанию Павла Романовича? И сам собой напрашивается ответ: те, кто больше всех кричат о том, что преступность в нашем городе пошла на спад, что не нужно впадать в панику и что термин "криминальная столица" не соответствует статусу нашего города, именно те и хотят сохранить статус-кво...
   На экране возникли кадры милицейской хроники - аресты, задержания, парни в спортивных костюмах, выстроенные лицом к стене, парни в кожаных куртках, лежащие ничком на асфальте, парни в хороших костюмах, протягивающие руки, чтобы их сковали наручниками...
   - Их устраивает беспредел, который творится в нашем городе. В мутной воде легче ловить крупную рыбу.
   Теперь вместо бритых затылков, конфискованного оружия и разбитых машин, судя по всему принадлежащих бандитам, зрители имели возможность насладиться городскими пейзажами - отремонтированные, аккуратные дома, подъезды с будочками охраны, дворики с ухоженными газонами, балконы, лепнина, колонны. Это были лучшие районы из так называемого "старого фонда" - центральной части города, которая сейчас усиленно реставрировалась и приводилась в достойное состояние.
   - Вы видите прекрасные здания, архитектура которых по праву делает наш Город одним из прекраснейших городов мира. Неужели люди, погрузившие город в трясину криминала и сделавшие его, по сути, своей вотчиной, своим удельным княжеством, где им принадлежит всё и вся, пройдут мимо такой красоты? Да никогда в жизни!
   Зотов уже резвился. По своему обыкновению, к концу репортажа он перебарщивал с актерством и, на взгляд профессионалов, это шло во вред информационной составляющей программы. Но для зрителей, особенно для тех, на которых он делал ставку, - нищих, озлобленных, не нашедших своего места в этой новой, непривычной и оттого страшной жизни, - его рулады были, как бальзам на израненные души.
   Они не знали, что сам Зотов относился к ним с нескрываемым презрением, называя их "лузерами" - неудачниками, безнадежно отставшими от течения жизни и в этом хроническом отставании совершенно бесперспективными и уже окончательно никчемными.
   Целесообразность стояла для него на первом месте. Он обладал счастливым качеством отменять сегодня те принципы, которым следовал вчера, причем совершенно для себя безболезненно.
   Зотов очень легко менял своих хозяев, хотя хозяевам казалось, что это они нанимают популярного журналиста на работу для проведения всякого рода "информационных войн" - больших или малых, крупномасштабных или локальных, ограничивающихся порой стенами одного предприятия.
   Юрий Зотов и на самом деле был талантливым человеком. Однако вся его сила, вся глубина его таланта, работоспособность, умение анализировать и делать выводы были нацелены только на одно - стать выше всех остальных людей, хотя бы на ступеньку, но выше.
   В своей работе он сделал ставку не на точность информации, а на форму ее подачи, и не ошибся в выборе. Шокирующие репортажи завораживали зрителя, и почти никто не обращал внимания, что Зотов, год назад клеймивший коммунистов, теперь столь же истово проклинает демократов, что неделю назад он кричал о своей ненависти к одному политическому блоку, а сегодня расписывается в своей ему преданности и призывает к борьбе до последнего издыхания с соперниками этого блока, - форма гипнотизировала, и народ, в большинстве своем, проглатывал репортажи "нашего Юры", не давясь и не морщась.
   - Да никогда в жизни! - повторил Зотов за кадром. - И в свете того, что мы только что видели, становится понятной связь между нашим уважаемым мэром и, например, госпожой Ратниковой, против которой возбуждено уголовное дело. В данный момент эта госпожа находится в Москве, где и проживает в известном курортном местечке Лефортово, куда рано или поздно попадают любители хапнуть под шумок... Павел же Романович Греч проходит по ее делу свидетелем... Пока свидетелем.
   Зотов закончил, как всегда, с театральным, утрированным нажимом на слове "пока", давая понять зрителям, что он-то, Зотов, владеет всей информацией, но до поры до времени, в силу обстоятельств, не может выложить ее с экрана телевизора.
   - Что вы скажете на это? - спросил Старков с плохо скрываемым торжеством в голосе.
   Греч пожал плечами. Он уже пришел в себя, пробирка с валидолом мирно покоилась в кармане пиджака, руки лежали на столе и почти не дрожали.
   - А что я должен говорить в ответ на эти домыслы? Господин Зотов всем известен своей добросовестностью в добывании информации и ее подаче. А особенно своим отношением к ее достоверности.
   - Но вы же видели, что Андрей Ильич Суханов встречался с Генделем?
   - Видел, - кивнул Греч.
   - И что вы скажете?
   - Скажу, что я господину Суханову не нянька. И еще скажу, что господин Гендель, которого я не имею чести знать... Он, кстати, что, бежал из тюрьмы? Или обвиняется в убийстве? А?
   Греч резко повернулся к Старкову всем корпусом и пристально посмотрел ему в глаза.
   - Не-ет, - растерянно пробормотал Старков.
   - Значит, господин Гендель - свободный гражданин нашей страны?
   - Да, - кивнул Старков. - Но...
   - Никаких "но"!
   Греч понял, что приступ миновал. Пот на лбу высох, дыхание стало ровным.
   - Никаких "но"! - повторил он. - Он такой же гражданин нашего Города, как вы, как я, как вот господин Горин. И имеет право встречаться с кем хочет, когда хочет и где хочет! А лезть в частную жизнь и выставлять ее на всеобщее обозрение, тем более делать из этого какие-то выводы, пытаться опорочить третьих лиц - это по меньшей мере непорядочно и недостойно журналиста. Если не сказать большего.. Однако господин Зотов большего, на мой взгляд, и недостоин.
   - Но...
   Старков смешался.
   - Но все-таки Гендель...
   - Это все, что вы хотели мне показать, или у вас еще что-то есть? спросил Греч.
   - Все...
   - Тогда, может быть, продолжим разговор по существу? Мне кажется, мы теряем время?
   Глава 6
   Саид был выше Петли почти на голову, но, странное дело, создавалось впечатление, что именно Саиду приходится задирать подбородок, чтобы заглянуть в глаза собеседнику, который стоял перед ним, засунув руки в карманы брюк, и покачивался, перенося вес тела с пятки на носок.
   - Ты будешь говорить, гнида? - спросил Петля сонным голосом. - Ты не понял, что ли, меня?
   - Слушай, Петляков, в натуре, не въезжаю, чего ты меня душишь? Сказал же ничего не знаю. Чего ты прицепился?
   - Тебе объяснить?
   Петля перестал покачиваться и застыл, словно в стоп-кадре. Теперь он казался монолитом, тело его было словно отлито из чугуна - недвижимое, тяжелое, хоть и маленькое, но, очевидно, очень мощное.
   Саид шмыгнул носом.
   - Это как же ты будешь объяснять? - спросил он, стараясь не терять лица.
   Петля только шевельнул плечами.
   - Не провоцируй меня, Петля. Не надо, - тихо сказал Саид. - Могут быть большие неприятности.
   - Они уже начались, - ответил Петля. - По крайней мере для тебя.
   Не меняя позы, не качнув корпусом, все с тем же сонным выражением лица, Петля ткнул Саида кулаком в солнечное сплетение. Гигант с бритой, маленькой, теряющейся между покатых плеч головой согнулся пополам и тихо охнул.
   - Зря ты это, Петля... - прошипел он, с трудом выпрямляясь. - Зря ты на силу пошел. Ой, зря.
   - Это мне судить. Я здесь банкую, - сказал Петля. - Тебя спрашивают - ты не отвечаешь. Сам виноват. Что базарить? На чужую территорию полез. Насрал там. Ответ держать не хочешь. Все нормально. Что мне прикажешь делать?
   - Зря ты это, - повторил Саид, переводя дыхание. - Ты большую сейчас ошибку сделал, Петля.