Страница:
Версия наиболее вероятная и лежащая на поверхности — о том, что причиной обвала стало возможное решение Гохрана реализовать скопившиеся на складах запасы палладия — тоже казалась сомнительной. Такого рода информация просачивалась на рынок нередко, и не только путем утечки. Например, в прессу уходило официальное заявление о готовности России погасить проценты по какому-либо долгу. Заявление адресовалось кредиторам, и попадало в цель. Однако, реагировал на него и рынок, ибо ясно было как дважды два — взять денег на погашение долгов в данный момент можно ровно из одного источника — реализовав часть запасов Гохрана на внешнем рынке. И когда обещанный металл из запасников Гохрана — золото ли, осмий ли, родий, или тот же палладий — доходил до рынка, потребители успевали договориться и дружно опускали цены.
Но никогда при этом падение цен не было столь стремительным. Что могло послужить причиной обвала рынка?… Аналитики Корпорации разводили руками…
С ног на голову поставлено было и Управление по работе с корпоративным капиталом. Начальник управления, Слава Волков, просматривал котировки акций СГК на фондовых биржах и серел лицом — цены на акции стремительно падали вслед за ценами на палладий. Палладий — козырной продукт Снежнинской «горки», именно он во многом обеспечивает уровень капитализации компании. Чем ниже цены на продукт — тем меньше стоит предприятие, тем ниже, соответственно, доверие со стороны партнеров и инвесторов, тем меньше шансов на реализацию крупных инвестиционных программ. И это касается не только СГК, но и ее крупнейшего владельца — «Росинтера». Обвал палладиевого рынка грозил Корпорации скорыми и серьезными потерями — финансовыми, экономическими, политическими…
Как улей гудела Дирекция информации и общественных связей. Начальник «смишного» отдела, Тема Еремин, охрип, разъясняя журналистам, что странное поведение рынка никак, ну никак не скажется на финансово-экономических планах СГК и «Росинетера» в целом. Журналисты не верили, и были правы, и Еремин это знал, но надо было сохранять лицо во что бы то н стало.
В маленьком кабинете Леонида Щеглова было сизо от дыма. Чтобы поддержать репутацию компании, необходимы были стремительные действия — внятное и оперативное объяснение с прессой, заявление от первых лиц СГК и «Росинтера», призванное успокоить участников рынка, нужна была немедленная встреча руководства Корпорации с фондовыми и сырьевыми аналитиками… Но для этого требовалась четкая позиция Корпорации, словесно оформленное ее отношение к происходящему. А для того, чтобы выработать позицию, надо было понять — из-за чего произошел обвал, что послужило причиной… Информации не было.
Начальник Дирекции по безопасности Георгий Шевелев выпивал подряд четвертую поллитровку крепкого и приторно-сладкого чая. Почти ежеминутно звонил телефон — отчитывалась служба защиты информации. В экстренном порядке перепроверялись все связи ключевых лиц Корпорации, имеющих доступ к информации о производстве и сбыте палладия. Ничего подозрительного не обнаруживалось.
Приходилось спешить, ибо уже час назад в Центральный офис наведались неприметные люди из нелюбимого шевелевского ведомства. Обвал палладиевого рынка напрямую затрагивал экономические интересы государства, и фээсбэшники уже начали свое расследование причин случившегося. Если окажется, что виновником обвала — вольным или невольным — стал кто-то из Корпорации, и если комитетчики сумеют докопаться до это первыми, позиции Корпорации серьезно пошатнутся. Начнутся неприятности с Правительством, Гохраном и Центробанком. Этого полковник Шевелев себе не простит. Стало быть, приходилось спешить…
Лондонские события переполошили, таким образом, не только «Росинтер». Свое расследование начали и ФСБ, и Главное разведывательное управление. К делу были подключены резидентуры внешней разведки во всех регионах, где базировались потребители палладия — в Штатах, Канаде, Германии, Великобритании, Италии, Франции, Японии… Но никакой информации о реальных причинах обвала найти пока не удавалось…
Руководство Центробанка пребывало в легком шоке. Только что был с таким блеском разработан и почти утвержден очередной гениальный план восполнения валютного дефицита в бюджете страны. Предполагалось, что через несколько недель на рынок будет сброшена довольно крупная партия палладия — около четырех тонн. Но искомые четыре тонны не то что до складов Гохрана еще не дошли, а даже и произведены не были. Палладий только предстояло отправить на аффинаж в Белогорск, а пока что вся партия находилась в Снежном в виде порошка, где концентрация платиноидов, включая палладий, составляла не более сорока процентов.
Таким образом, если бы даже гениальная задумка Центробанка просочилась на рынок, ронять цены было очень-очень рано. Да и незачем — четыре тонны это не двадцать, партия хоть и крупная, но избыточной для потребителей не станет. Дело, значит, было не в планах Центробанка. А в чем?…
Над этим вопросом бились и специалисты Гохрана. Все «драги» России реализуются на внешнем рынке исключительно через их посредничество, и Гохрану было, о чем беспокоиться. Одно из его ключевых подразделений — Алмазювелирэкспорт — уже проведший экспертизу, заявил однозначно: «слива» информации Центробанка для такого кризиса было недостаточно. Экспертам Алмазювелирэкспорта стоило верить: эти люди не одну собаку съели на проблемах рынка драгметаллов и знали, что говорят.
В число экспертов Алмазювелирэкспорта входил и зам генерального директора Снежнинской горной компании Юрий Березников. Но даже он, один из ведущих мировых специалистов в этой области, не находил объяснений случившемуся. Гохран принял единственно возможное в этой ситуации решение: начать в Лондоне собственное расследование. К нему подключились постоянно связанные с LME британские сотрудники ведомства, а в качестве главного аналитика, вхожего во все кабинеты и имеющего на рынке заслуженно высокий авторитет, по согласованию с руководством «Росинтера» был избран все тот же Юрий Березников. Вечером 4 сентября Березников вылетел в Лондон.
20
21
Но никогда при этом падение цен не было столь стремительным. Что могло послужить причиной обвала рынка?… Аналитики Корпорации разводили руками…
С ног на голову поставлено было и Управление по работе с корпоративным капиталом. Начальник управления, Слава Волков, просматривал котировки акций СГК на фондовых биржах и серел лицом — цены на акции стремительно падали вслед за ценами на палладий. Палладий — козырной продукт Снежнинской «горки», именно он во многом обеспечивает уровень капитализации компании. Чем ниже цены на продукт — тем меньше стоит предприятие, тем ниже, соответственно, доверие со стороны партнеров и инвесторов, тем меньше шансов на реализацию крупных инвестиционных программ. И это касается не только СГК, но и ее крупнейшего владельца — «Росинтера». Обвал палладиевого рынка грозил Корпорации скорыми и серьезными потерями — финансовыми, экономическими, политическими…
Как улей гудела Дирекция информации и общественных связей. Начальник «смишного» отдела, Тема Еремин, охрип, разъясняя журналистам, что странное поведение рынка никак, ну никак не скажется на финансово-экономических планах СГК и «Росинетера» в целом. Журналисты не верили, и были правы, и Еремин это знал, но надо было сохранять лицо во что бы то н стало.
В маленьком кабинете Леонида Щеглова было сизо от дыма. Чтобы поддержать репутацию компании, необходимы были стремительные действия — внятное и оперативное объяснение с прессой, заявление от первых лиц СГК и «Росинтера», призванное успокоить участников рынка, нужна была немедленная встреча руководства Корпорации с фондовыми и сырьевыми аналитиками… Но для этого требовалась четкая позиция Корпорации, словесно оформленное ее отношение к происходящему. А для того, чтобы выработать позицию, надо было понять — из-за чего произошел обвал, что послужило причиной… Информации не было.
Начальник Дирекции по безопасности Георгий Шевелев выпивал подряд четвертую поллитровку крепкого и приторно-сладкого чая. Почти ежеминутно звонил телефон — отчитывалась служба защиты информации. В экстренном порядке перепроверялись все связи ключевых лиц Корпорации, имеющих доступ к информации о производстве и сбыте палладия. Ничего подозрительного не обнаруживалось.
Приходилось спешить, ибо уже час назад в Центральный офис наведались неприметные люди из нелюбимого шевелевского ведомства. Обвал палладиевого рынка напрямую затрагивал экономические интересы государства, и фээсбэшники уже начали свое расследование причин случившегося. Если окажется, что виновником обвала — вольным или невольным — стал кто-то из Корпорации, и если комитетчики сумеют докопаться до это первыми, позиции Корпорации серьезно пошатнутся. Начнутся неприятности с Правительством, Гохраном и Центробанком. Этого полковник Шевелев себе не простит. Стало быть, приходилось спешить…
Лондонские события переполошили, таким образом, не только «Росинтер». Свое расследование начали и ФСБ, и Главное разведывательное управление. К делу были подключены резидентуры внешней разведки во всех регионах, где базировались потребители палладия — в Штатах, Канаде, Германии, Великобритании, Италии, Франции, Японии… Но никакой информации о реальных причинах обвала найти пока не удавалось…
Руководство Центробанка пребывало в легком шоке. Только что был с таким блеском разработан и почти утвержден очередной гениальный план восполнения валютного дефицита в бюджете страны. Предполагалось, что через несколько недель на рынок будет сброшена довольно крупная партия палладия — около четырех тонн. Но искомые четыре тонны не то что до складов Гохрана еще не дошли, а даже и произведены не были. Палладий только предстояло отправить на аффинаж в Белогорск, а пока что вся партия находилась в Снежном в виде порошка, где концентрация платиноидов, включая палладий, составляла не более сорока процентов.
Таким образом, если бы даже гениальная задумка Центробанка просочилась на рынок, ронять цены было очень-очень рано. Да и незачем — четыре тонны это не двадцать, партия хоть и крупная, но избыточной для потребителей не станет. Дело, значит, было не в планах Центробанка. А в чем?…
Над этим вопросом бились и специалисты Гохрана. Все «драги» России реализуются на внешнем рынке исключительно через их посредничество, и Гохрану было, о чем беспокоиться. Одно из его ключевых подразделений — Алмазювелирэкспорт — уже проведший экспертизу, заявил однозначно: «слива» информации Центробанка для такого кризиса было недостаточно. Экспертам Алмазювелирэкспорта стоило верить: эти люди не одну собаку съели на проблемах рынка драгметаллов и знали, что говорят.
В число экспертов Алмазювелирэкспорта входил и зам генерального директора Снежнинской горной компании Юрий Березников. Но даже он, один из ведущих мировых специалистов в этой области, не находил объяснений случившемуся. Гохран принял единственно возможное в этой ситуации решение: начать в Лондоне собственное расследование. К нему подключились постоянно связанные с LME британские сотрудники ведомства, а в качестве главного аналитика, вхожего во все кабинеты и имеющего на рынке заслуженно высокий авторитет, по согласованию с руководством «Росинтера» был избран все тот же Юрий Березников. Вечером 4 сентября Березников вылетел в Лондон.
20
5 сентября 2000 года, вторник. Лондон.
Звонок Старцева застал Сергея Малышева по дороге к подъемнику — с лыжами в руках и с той особой, трепещущей внутри боязливой радостью, которая называлась предвкушением. С пятницы минувшей недели банкир находился в швейцарском Церматте, и уже успел слегка потянуть связку голеностопа после не слишком удачного спуска.
Церматт нравился Малышеву — было там не слишком многолюдно и одуряюще свежим был воздух, потому что в городке запрещалось автомобильное движение. Неизведанные еще трассы манили, и Малышев не планировал возвращаться к работе раньше, чем в следующий понедельник.
Но планы пришлось поменять. Поговорив со Старцевым, банкир вздохнул, сказал грубое слово и повернул обратно, к отелю «Мон Сервен», откуда и отбыл через четверть часа по направлению к ближайшему аэропорту. В ночь на 5 сентября Малышев оказался в Лондоне.
Просьба Старцева была хоть и расплывчата, но понятна. Ситуация на LME требовала немедленного разрешения. В Лондоне уже рыли землю специалисты российских спецслужб, прибыли сюда и люди Шевелева, и Березников. Но Старцев просил и его, Малышева, подключиться — положение у СГК тяжелое, а у банкира в Сити обширные связи, возможно, удастся что-то прояснить и повлиять на ситуацию. Если же вина за обвал рынка лежит на ком-то из Корпорации, необходимо выяснить это раньше, чем к тем же выводам придет ФСБ или Гохран: незачем сор из избы выносить.
Поспать удалось всего три часа. В восемь утра сонный и сердитый Малышев уже завтракал в ресторане отеля. За тем же столиком торопливо поглощал диетическую кашку Березников.
— Я думаю, Сергей Константинович, нам надо свои усилия консолидировать, — излагал Березников, — Давайте сразу прикинем, с кем сможете встретиться вы, а с кем — я. Чтобы, так сказать, старания наши не пропали втуне…
Малышев молча отправил в рот тост и запил кофе. По правде говоря, никаких внятных планов у него пока не было. Для начала стоило связаться с двумя людьми — руководителями крупнейших инвестиционных банков, с которыми сложились пусть и не дружеские, но достаточно прозрачные и добрые отношения. Оба они консультировали Малышева по поводу реструктуризации ЮНИМЭКС-банка, оба знали все ходы и выходы делового Лондона и могли помочь если и не делом, то добрым советом — наверняка.
А в добром совете Малышев ох, как нуждался… Радостный сумбур царил в голове все последние дни — колкий и чистый альпийский воздух еще жил в легких, не давая возможности думать о деле. Впрочем, сумбур этот поселился в нем еще раньше, до поездки в Швейцарию. А именно — в то утро, когда он впервые проснулся рядом с женщиной счастливым…
Странное дело — с того дня он так и не видел Настю. Встретиться было некогда, навалились какие-то дела, потом подошло время уехать… Он позвонил уже из Шереметьева, и голос в трубке был настороженный и тревожный, так что Малышев даже растерялся. Только когда из Церматта уже позвонил снова и попал на Катьку, получил информацию полную и исчерпывающую: Настя ждала звонка, а, не дождавшись, упала духом, решив, что предсказания проклятого Максика сбылись, и Малышев ее бросил…
Странные они, женщины… Чего волноваться-то?… Вроде, так хорошо расстались, и все, буквально все написано было в его глазах… Так нет же — ты это «все» еще и словами ей скажи, и повторяй каждый день — по телефону и лично, — а забудешь позвонить — сразу станешь предателем… Как будто это так просто — взять да и сказать ей…
— Ну, так что, Сергей Константинович? — вопрос Березникова вернул его к действительности. — Какие у вас планы?
Утро. Лондон. Ресторан отеля. От кофе и свежевыжатого апельсинового сока слегка першит в голе, от недосыпания пощипывает глаза…
— Планов особых пока нет, — ответил Малышев рассеянно, — Вы, Юрий Валентинович, действуйте по своему усмотрению… Я сориентируюсь пока…
Во взгляде Березникова мелькнула разочарование, но тотчас и пропало — лицо было деловое, свежее, устремленное в наступающий день. И со словами:
— Ну, так я с вашего разрешения побегу, — Березников поднялся и торопливо вышел.
… Встреча, охотно назначенная Малышеву, толку не дала — лондонский коллега, вдвое старше русского банкира, суховатый и безупречно вежливый человек, только руками разводил на все расспросы. Да, мы тоже встревожены ситуацией и ищем причины случившегося. Нет, к сожалению пока никаких результатов. Разумеется, я свяжусь с вами, как только что-нибудь станет известно…
На шестой минуте разговора Малышев заподозрил неладное. Взгляд собеседника был чист, речь искренна, сдержанная жестикуляция демонстрировала неподдельную приязнь к молодому русскому. Но на пятнадцатой минуте Малышев окончательно утвердился во мнении, что вежливый британец врет. Что-то было ему известно, и это «что-то» он, очевидно, намеревался использовать в своих интересах.
Это Малышева поначалу взбесило, но тотчас он и успокоился, рассудив, что если информация о причинах обвала дошла до финансистов, значит, круг посвященных расширился, и есть шанс найти еще кого-то, кто обладает этой информацией и на определенных условиях захочет ею поделиться. Из запланированных контактов оставался еще один, но за весь день Малышев не смог не то что встретиться с ним, но даже и созвониться: в офисе его не было, сотовый не отвечал, секретарша клялась известить шефа о звонке, но ответа так и не последовала.
Вечером снова встретились с Березниковым. Тот долго и подробно рассказывал о предпринятых действиях — за день он успел провести добрый десяток встреч с людьми совершенно разными и подчас неожиданными. И чем дольше и подробнее он говорил, чем более убедительной была его речь, тем больше он раздражал Малышева.
Ему хотелось одного — чтобы Березников ушел наконец из его номера и дал возможность молча подумать, навести порядок в разбегающихся мыслях. Странное вдруг возникло ощущение: будто и Березников ему лгал, как давешний собеседник, будто все вокруг что-то знали, все, кроме него…
Малышев не любил таких ощущений. За последние десять лет он привык находиться в центре событий и твердо знать, что происходит, зачем, почему, и кто за этим стоит. Непонимание грозило провалом, недостаток информации в любой миг мог обернуться поражением и потерей позиций…
Но и когда Березников оставил его, наконец, в покое, сосредоточиться никак не получилось. Малышев ходил по комнате, садился, закрывал глаза и думал: палладий, биржа, Центробанк… А думалось другое: Настя… Настя… Настя…
Устав бороться с собой, он набрал московский номер.
— Сережа, ты?… — любимый голос звучал радостно и тревожно, — Как хорошо, что ты позвонил… Я так волновалась… Мне вдруг показалось, что у тебя какие-то неприятности…
Он замер с поднесенной к уху трубкой. Черт возьми!… Настя, милая его Настя, девочка, как никто далекая от всех этих рыночных проблем… Как она могла угадать? Как могла почувствовать, что ему трудно сейчас?… Неужели правы сумасшедшие люди, утверждающие, будто любящее сердце на расстоянии сумеет почуять беду?…
Откуда было знать Малышеву, что последнюю неделю Настя провела в институтской библиотеке, листая совсем не профильную литературу? С маниакальным упорством она искала все, что связано было с «Росинтером» и Росинтербанком — просто потому, что хотела знать, чем живет любимый ею человек…
Она не все понимала в аналитических материалах, но, пробираясь сквозь дебри чуждой терминологии, все-таки кое в чем разобралась. И потому появившиеся во вторничных газетах сообщения об обвале палладиевого рынка поняла однозначно: у Сережи возникли проблемы. Сережа же, не имевший о Настиных подвигах никакого представления, на другом конце Европы молчал хлопал глазами, прижимая к уху пластиковую трубку и думал о том, какая это странная и страшная штука — любовь…
А ночью приснился сон. Он нечасто видел сны, или, может, просто не запоминал их. Но в этот раз запомнилось отчетливо: круглый амфитеатр, сходящийся к плоской арене, бесконечные ряды зрителей; и на этой арене, в луче света он сам, Серега Малышев, стоял дурак-дураком, не зная, что предпринять и чем порадовать собравшуюся вокруг недоброжелательную, циничную публику. Ему как будто надо было их рассмешить, что ли, или сказать что-то важное — но в горле стоял ком, дрожали руки, и он понимал, что тут вот сейчас и умрет — от стыда и страха…
И он бы умер, если б вдруг не появилась рядом девушка — тонкая, хрупкая, с гладко зачесанными назад темными волосами. Ее макушка едва доставала ему до ключицы, она выглядела такой беззащитной и нежной… Но взяв его за руку, она твердо сказала: «Пойдем отсюда!… Я нашла его…»
Кого — его? — хотел спросить Малышев, но не спросил, а она и без слов поняла и ответила — тоже без слов, совершенно молча: того, кого ты искал…
Малышев открыл глаза и поднял с подушки голову. Было светло, и уже доносился с улицы гул машин и чужой речи… Рядом с кроватью тоненько трезвонил телефон.
— Доброе утро! — поздоровался смутно знакомый мужской голос, — Простите, что не смог перезвонить вам вчера. Сейчас — без четверти шесть. Я готов встретиться в половине восьмого. Это не слишком для вас рано?…
Малышев резко сел в постели, рыкнул что-то спросонья, прокашлялся, извинился, и почти нормальным голосом твердо сказал, что нет, не слишком. Половина восьмого утра — самое подходящее время для встречи, если эта встреча до зарезу тебе нужна.
Звонок Старцева застал Сергея Малышева по дороге к подъемнику — с лыжами в руках и с той особой, трепещущей внутри боязливой радостью, которая называлась предвкушением. С пятницы минувшей недели банкир находился в швейцарском Церматте, и уже успел слегка потянуть связку голеностопа после не слишком удачного спуска.
Церматт нравился Малышеву — было там не слишком многолюдно и одуряюще свежим был воздух, потому что в городке запрещалось автомобильное движение. Неизведанные еще трассы манили, и Малышев не планировал возвращаться к работе раньше, чем в следующий понедельник.
Но планы пришлось поменять. Поговорив со Старцевым, банкир вздохнул, сказал грубое слово и повернул обратно, к отелю «Мон Сервен», откуда и отбыл через четверть часа по направлению к ближайшему аэропорту. В ночь на 5 сентября Малышев оказался в Лондоне.
Просьба Старцева была хоть и расплывчата, но понятна. Ситуация на LME требовала немедленного разрешения. В Лондоне уже рыли землю специалисты российских спецслужб, прибыли сюда и люди Шевелева, и Березников. Но Старцев просил и его, Малышева, подключиться — положение у СГК тяжелое, а у банкира в Сити обширные связи, возможно, удастся что-то прояснить и повлиять на ситуацию. Если же вина за обвал рынка лежит на ком-то из Корпорации, необходимо выяснить это раньше, чем к тем же выводам придет ФСБ или Гохран: незачем сор из избы выносить.
Поспать удалось всего три часа. В восемь утра сонный и сердитый Малышев уже завтракал в ресторане отеля. За тем же столиком торопливо поглощал диетическую кашку Березников.
— Я думаю, Сергей Константинович, нам надо свои усилия консолидировать, — излагал Березников, — Давайте сразу прикинем, с кем сможете встретиться вы, а с кем — я. Чтобы, так сказать, старания наши не пропали втуне…
Малышев молча отправил в рот тост и запил кофе. По правде говоря, никаких внятных планов у него пока не было. Для начала стоило связаться с двумя людьми — руководителями крупнейших инвестиционных банков, с которыми сложились пусть и не дружеские, но достаточно прозрачные и добрые отношения. Оба они консультировали Малышева по поводу реструктуризации ЮНИМЭКС-банка, оба знали все ходы и выходы делового Лондона и могли помочь если и не делом, то добрым советом — наверняка.
А в добром совете Малышев ох, как нуждался… Радостный сумбур царил в голове все последние дни — колкий и чистый альпийский воздух еще жил в легких, не давая возможности думать о деле. Впрочем, сумбур этот поселился в нем еще раньше, до поездки в Швейцарию. А именно — в то утро, когда он впервые проснулся рядом с женщиной счастливым…
Странное дело — с того дня он так и не видел Настю. Встретиться было некогда, навалились какие-то дела, потом подошло время уехать… Он позвонил уже из Шереметьева, и голос в трубке был настороженный и тревожный, так что Малышев даже растерялся. Только когда из Церматта уже позвонил снова и попал на Катьку, получил информацию полную и исчерпывающую: Настя ждала звонка, а, не дождавшись, упала духом, решив, что предсказания проклятого Максика сбылись, и Малышев ее бросил…
Странные они, женщины… Чего волноваться-то?… Вроде, так хорошо расстались, и все, буквально все написано было в его глазах… Так нет же — ты это «все» еще и словами ей скажи, и повторяй каждый день — по телефону и лично, — а забудешь позвонить — сразу станешь предателем… Как будто это так просто — взять да и сказать ей…
— Ну, так что, Сергей Константинович? — вопрос Березникова вернул его к действительности. — Какие у вас планы?
Утро. Лондон. Ресторан отеля. От кофе и свежевыжатого апельсинового сока слегка першит в голе, от недосыпания пощипывает глаза…
— Планов особых пока нет, — ответил Малышев рассеянно, — Вы, Юрий Валентинович, действуйте по своему усмотрению… Я сориентируюсь пока…
Во взгляде Березникова мелькнула разочарование, но тотчас и пропало — лицо было деловое, свежее, устремленное в наступающий день. И со словами:
— Ну, так я с вашего разрешения побегу, — Березников поднялся и торопливо вышел.
… Встреча, охотно назначенная Малышеву, толку не дала — лондонский коллега, вдвое старше русского банкира, суховатый и безупречно вежливый человек, только руками разводил на все расспросы. Да, мы тоже встревожены ситуацией и ищем причины случившегося. Нет, к сожалению пока никаких результатов. Разумеется, я свяжусь с вами, как только что-нибудь станет известно…
На шестой минуте разговора Малышев заподозрил неладное. Взгляд собеседника был чист, речь искренна, сдержанная жестикуляция демонстрировала неподдельную приязнь к молодому русскому. Но на пятнадцатой минуте Малышев окончательно утвердился во мнении, что вежливый британец врет. Что-то было ему известно, и это «что-то» он, очевидно, намеревался использовать в своих интересах.
Это Малышева поначалу взбесило, но тотчас он и успокоился, рассудив, что если информация о причинах обвала дошла до финансистов, значит, круг посвященных расширился, и есть шанс найти еще кого-то, кто обладает этой информацией и на определенных условиях захочет ею поделиться. Из запланированных контактов оставался еще один, но за весь день Малышев не смог не то что встретиться с ним, но даже и созвониться: в офисе его не было, сотовый не отвечал, секретарша клялась известить шефа о звонке, но ответа так и не последовала.
Вечером снова встретились с Березниковым. Тот долго и подробно рассказывал о предпринятых действиях — за день он успел провести добрый десяток встреч с людьми совершенно разными и подчас неожиданными. И чем дольше и подробнее он говорил, чем более убедительной была его речь, тем больше он раздражал Малышева.
Ему хотелось одного — чтобы Березников ушел наконец из его номера и дал возможность молча подумать, навести порядок в разбегающихся мыслях. Странное вдруг возникло ощущение: будто и Березников ему лгал, как давешний собеседник, будто все вокруг что-то знали, все, кроме него…
Малышев не любил таких ощущений. За последние десять лет он привык находиться в центре событий и твердо знать, что происходит, зачем, почему, и кто за этим стоит. Непонимание грозило провалом, недостаток информации в любой миг мог обернуться поражением и потерей позиций…
Но и когда Березников оставил его, наконец, в покое, сосредоточиться никак не получилось. Малышев ходил по комнате, садился, закрывал глаза и думал: палладий, биржа, Центробанк… А думалось другое: Настя… Настя… Настя…
Устав бороться с собой, он набрал московский номер.
— Сережа, ты?… — любимый голос звучал радостно и тревожно, — Как хорошо, что ты позвонил… Я так волновалась… Мне вдруг показалось, что у тебя какие-то неприятности…
Он замер с поднесенной к уху трубкой. Черт возьми!… Настя, милая его Настя, девочка, как никто далекая от всех этих рыночных проблем… Как она могла угадать? Как могла почувствовать, что ему трудно сейчас?… Неужели правы сумасшедшие люди, утверждающие, будто любящее сердце на расстоянии сумеет почуять беду?…
Откуда было знать Малышеву, что последнюю неделю Настя провела в институтской библиотеке, листая совсем не профильную литературу? С маниакальным упорством она искала все, что связано было с «Росинтером» и Росинтербанком — просто потому, что хотела знать, чем живет любимый ею человек…
Она не все понимала в аналитических материалах, но, пробираясь сквозь дебри чуждой терминологии, все-таки кое в чем разобралась. И потому появившиеся во вторничных газетах сообщения об обвале палладиевого рынка поняла однозначно: у Сережи возникли проблемы. Сережа же, не имевший о Настиных подвигах никакого представления, на другом конце Европы молчал хлопал глазами, прижимая к уху пластиковую трубку и думал о том, какая это странная и страшная штука — любовь…
А ночью приснился сон. Он нечасто видел сны, или, может, просто не запоминал их. Но в этот раз запомнилось отчетливо: круглый амфитеатр, сходящийся к плоской арене, бесконечные ряды зрителей; и на этой арене, в луче света он сам, Серега Малышев, стоял дурак-дураком, не зная, что предпринять и чем порадовать собравшуюся вокруг недоброжелательную, циничную публику. Ему как будто надо было их рассмешить, что ли, или сказать что-то важное — но в горле стоял ком, дрожали руки, и он понимал, что тут вот сейчас и умрет — от стыда и страха…
И он бы умер, если б вдруг не появилась рядом девушка — тонкая, хрупкая, с гладко зачесанными назад темными волосами. Ее макушка едва доставала ему до ключицы, она выглядела такой беззащитной и нежной… Но взяв его за руку, она твердо сказала: «Пойдем отсюда!… Я нашла его…»
Кого — его? — хотел спросить Малышев, но не спросил, а она и без слов поняла и ответила — тоже без слов, совершенно молча: того, кого ты искал…
Малышев открыл глаза и поднял с подушки голову. Было светло, и уже доносился с улицы гул машин и чужой речи… Рядом с кроватью тоненько трезвонил телефон.
— Доброе утро! — поздоровался смутно знакомый мужской голос, — Простите, что не смог перезвонить вам вчера. Сейчас — без четверти шесть. Я готов встретиться в половине восьмого. Это не слишком для вас рано?…
Малышев резко сел в постели, рыкнул что-то спросонья, прокашлялся, извинился, и почти нормальным голосом твердо сказал, что нет, не слишком. Половина восьмого утра — самое подходящее время для встречи, если эта встреча до зарезу тебе нужна.
21
6 сентября 2000 года, среда. Москва.
Снаружи моросило серенькое влажное утро, в вестибюле Центрального офиса «Росинтера» пахло дождем и свежими газетами. То и дело разъезжались в стороны зеркальные двери, пропуская торопящихся на службу клерков, стучали каблучки ловких гражданок в свитерках и деловых костюмчиках. Гражданки встряхивали мокрыми зонтиками, мимоходом бросали сердитые взгляды на отражения в зеркалах (с тщанием уложенные прически поникли от сырости), и с такими вот сердитыми лицами спешили к сверкающим лифтам.
Круглые часы в вестибюле показывали без пяти десять, когда стеклянная дверь впустила внутрь чрезвычайно осанистого ухоженного господина лет пятидесяти пяти.
Господин имел на лице выражение величественного благодушия. Проводив одобрительным взглядом ножки семенящей впереди сотрудницы, он привычно сунул в щель турникета пропуск, легким кивком ответил на приветственную мину охранника и важно прошествовал к лифту отдельному — возносящему прямиком к апартаментам высшего руководства Корпорации.
Осанистый господин, Юрий Семенович Березников, хоть и имел в списке занимаемых должностей строку «заместитель генерального директора ОАО „Снежнинская горная компания“, предпочитал содержать собственную контору в двадцати минутах езды от „Росинтера“, и в Центральный офис являлся либо на плановые совещания, либо по вызову Старцева. Сегодня был как раз второй вариант.
Сколь ни была благодушна и величественна физиономия крупнейшего специалиста по драгам, скрывала она самые смутные и противоречивые чувства. С одной стороны, звонок Старцева, последовавший сразу после возвращения Березникова из Лондона, был закономерен и логичен: неплохо было бы руководству «Росинтера» получить отчет о поездке раньше, чем до Березникова доберется Гохран. С другой стороны, голос звонившего Старцева Березникову не понравился — был он пуще обычного добродушен и миролюбив. Будучи неплохим психологом и успев изучить повадки Старцева, Березников склонен был ожидать в такое неспокойное для Корпорации время интонаций более сухих и сердитых. Словом, заподозрил Юрий Семенович в тоне президента «Росинтера» некоторую… ммм… неискренность некоторую, вот что.
С третьей же стороны, неумеренная благожелательность, с которой Старцев Березникова приглашал, вполне могла объясниться самым приятным для Юрия Семеновича образом.
Обвал палладиевого рынка окончательно и недвусмысленно доказал уже продемонстрированную ранее несостоятельность гендиректора СГК Немченки. По сути, Немченке просто закрыли рот, не позволив дать ни единого комментария по проблеме: связь с прессой и участниками рынка осуществлялась только через Центральный офис. Получалось таким образом, что нет у СГК на сегодняшний день собственного лица, что думают и действуют за Снежнинскую «горку» исключительно ее владельцы.
Для компании, позиционирующейся на рынке в качестве самостоятельного хозяйствующего субъекта, такое положение дел выглядело довольно обидно. И можно представить, насколько обидным выглядит такое положение для самого Немченки, которому таким образом ясно дали понять, что никакой он не первый руководитель, а так только, погулять вышел. И столь явное пренебрежение могло означать ровно одно: скорую и неизбежную Немченкину отставку.
Эта мысль разгладила нахмурившееся было чело Юрия Семеновича, возносящегося в лифте на седьмой этаж. Ибо в данном случае виделась Юрию Семеновичу самая приятная перспектива: замена никчемного Немченки на человека мудрого, грамотного, авторитетного… словом — на Юрия Семеновича Березникова.
«Придется в Снежный летать чуть не каждую неделю… Хлопотно…» — с этой мыслью шагнул Юрий Семенович из лифта в глубокий мохнатый ковер, устилающий холл седьмого этажа.
Навстречу Березникову шагнули трое — особая охрана высших руководителей «Росинтера». Березников им кивнул и собрался было прошествовать мимо, в сторону приемной Старцева, однако старший из охранников, деликатно кашлянув, приветственным жестом проложил другой маршрут, неожиданный:
— Юрий Семенович, будьте добры… Олег Андреевич занят пока… В переговорной будьте добры подождать… Сюда вот, будьте добры…
Смутная тень промелькнула в красивых глазах Березникова. Поколебавшись секунду, он улыбнулся легко, сказал: «В переговорной, так в переговорной!» — и вошел в приоткрытую дверь.
Комната была пуста. За длинным овальном столом в идеальном порядке стояли пухлые кресла. Пав в одно из них, Березников вынул из портфеля газету, развернул, и внимательно в нее уставился. Трое же, сопроводившие его к дверям, судя по звукам, обратно на свой пост не вернулись. Березников сидел, глядя в газету, и казалось ему, что он слышит за дверью хищное дыхание этих троих, вставших, как часовые у дверей камеры… Свежо и прохладно было в комнате. На красивом челе Березникова мелким бисером блестел пот.
Олег Старцев разглядывал лежащую перед ним бумагу. «Конфиденциально. „Росинтер“, г-ну Старцеву О.А. Аналитическая записка» — значилось в заглавии, а далее слогом сжатым и изысканно-деловым изложено было такое, отчего Старцеву на миг показалось, будто он сошел с ума.
— Агапово, месторождение медистых и вкрапленных руд… содержание металлов платиновой группы порядка восьми процентов, что в среднем в четверо превышает среднее содержание… угу… на эксплуатируемых участках… — он перечитывал бумагу вновь, пытаясь убедиться, что не галлюцинирует, — Начало промышленной разработки… Вторая декада сентября 2000 года… угу… что позволит в ближайшем квартале вчетверо же увеличить производство металлов платиновой группы, включая палладий… ну да, ну да… Считаю своим долгом предупредить… возможно перепроизводство… снижение цен… так…
Старцев еще раз изучил подпись под документом и бумагу отшвырнул.
— На это, значит, и повелись? — спросил он, и тотчас левая рука потянулась к переносице, а правая слепо зашарила по столу в поисках сигарет.
Малышев, расположившейся по традиции на безбрежном старцевском столе, покосился на сигареты неодобрительно.
— А этого, ты думаешь, мало? — ответил он вопросом на вопрос, кивнув в сторону листка, сиротливо белевшего на шоколадной столешнице, — Ты сам посмотри. Он ведущий специалист в этой области. Кто сможет ему не поверить?… Да никто!… Теперь дальше. Во второй части он говорит о запасах Центробанка и намерении его в ближайшее время выкинуть в продажу эти запасы. И уж эта-то информация на сто процентов достоверна, и будь уверен, у потребителей была возможность это проверить!… На страницу вранья — один абзац правды, но этого достаточно, чтобы бумага выглядела достоверно… Итого получается, что в ближайший месяц в продажу поступит полугодовой объем палладия, а далее его производство увеличится вчетверо… Вчетверо, Олег!… Как еще должен реагировать на это рынок?… вот тебе и причина обвала…
Малышев брезгливо помахал рукой, разгоняя грозовое облако дыма, окутавшее старшего товарища. Президент «Росинтера» молчал, теребя нос, и осваиваясь с неожиданной и странной информацией, только что предоставленной Малышевым.
Якобы конфиденциальную аналитическую записку, якобы предназначенную для прочтения ему, Старцеву, он, Старцев, видел впервые в жизни. И в записке этой истинная правда и откровенная ложь замешаны были в таких дьявольских пропорциях, что — Малышев прав — выглядел фальшивый документ вполне достоверно.
Месторождение Агапово, где по прикидкам геологов, в необычайных количествах содержатся платиноиды, действительно существует. Однако же, находится это Агапово за несколько сот километров от Снежного, на небольшом островке у побережья Нганасанского полуострова. Разведка его не завершена, ни один человек в мире не скажет точно, каковы реальные объемы залегающих там руд. Отдаленность месторождения от ближайшего производственного центра и отсутствие транспортных схем делает загадочное Агапово куда менее ценным, чем кажется на первый взгляд. Да и с юридической стороной дела нет пока никакой ясности — до сих пор непонятно, может ли нганасанский губернатор, Денисов то есть, выставить сокровище на торги, или нет.
Между тем, документ, лежащий на столе Старцева, утверждал, что месторождение не только разведано, но и давно входит в состав рудной базы СГК и — более того! — со дня на день начнется его промышленное освоение. И потекут на обогатительные фабрики Снежного тонны богатой платиной и палладием руды, и начнут металлургические заводы Снежного выдавать тонны дополнительной продукции…
С той же непоколебимой уверенностью автор записки утверждал, что на складах СГК томятся в ожидании своего часа два десятка тонн платинового концентрата, готовые к отправке на аффинажный завод. Однако, вчерашняя сводка с СГК, специально запрошенная Старцевым, указывала на то, что концентрата на снежнинских складах — менее 10 тонн.
Успел Старцев получить и неофициальную информацию Гохрана, говорящую о том, что кой-какой запас палладия в закромах родины, конечно, есть, но измеряется он цифрами незначительными, и никаких 20 тонн драгоценного металла, указанных в фальшивке, на рынок выброшено быть не может ни при каких обстоятельствах.
Таким образом, документ, якобы выкраденный тайными агентами непонятно чьих служб из канцелярии «Росинтера», нагло и непрекрыто врал. По документу объемы палладия, которые в ближайший месяц готова выставить на продажу Россия, завышены были втрое. Обещан был также рост добычи и производства, которого в ближайшие пять лет ждать не приходилось.
Вот на этой сфальсифицированной бумаге и был выстроен обвал палладиевого рынка. Выстроен грамотно и исполнен мастерски. Малышев не зря съездил — привез из Лондона копию взбудоражившей рынок фальшивки, а заодно и человека, который фальшивку эту ему любезно предоставил.
Снаружи моросило серенькое влажное утро, в вестибюле Центрального офиса «Росинтера» пахло дождем и свежими газетами. То и дело разъезжались в стороны зеркальные двери, пропуская торопящихся на службу клерков, стучали каблучки ловких гражданок в свитерках и деловых костюмчиках. Гражданки встряхивали мокрыми зонтиками, мимоходом бросали сердитые взгляды на отражения в зеркалах (с тщанием уложенные прически поникли от сырости), и с такими вот сердитыми лицами спешили к сверкающим лифтам.
Круглые часы в вестибюле показывали без пяти десять, когда стеклянная дверь впустила внутрь чрезвычайно осанистого ухоженного господина лет пятидесяти пяти.
Господин имел на лице выражение величественного благодушия. Проводив одобрительным взглядом ножки семенящей впереди сотрудницы, он привычно сунул в щель турникета пропуск, легким кивком ответил на приветственную мину охранника и важно прошествовал к лифту отдельному — возносящему прямиком к апартаментам высшего руководства Корпорации.
Осанистый господин, Юрий Семенович Березников, хоть и имел в списке занимаемых должностей строку «заместитель генерального директора ОАО „Снежнинская горная компания“, предпочитал содержать собственную контору в двадцати минутах езды от „Росинтера“, и в Центральный офис являлся либо на плановые совещания, либо по вызову Старцева. Сегодня был как раз второй вариант.
Сколь ни была благодушна и величественна физиономия крупнейшего специалиста по драгам, скрывала она самые смутные и противоречивые чувства. С одной стороны, звонок Старцева, последовавший сразу после возвращения Березникова из Лондона, был закономерен и логичен: неплохо было бы руководству «Росинтера» получить отчет о поездке раньше, чем до Березникова доберется Гохран. С другой стороны, голос звонившего Старцева Березникову не понравился — был он пуще обычного добродушен и миролюбив. Будучи неплохим психологом и успев изучить повадки Старцева, Березников склонен был ожидать в такое неспокойное для Корпорации время интонаций более сухих и сердитых. Словом, заподозрил Юрий Семенович в тоне президента «Росинтера» некоторую… ммм… неискренность некоторую, вот что.
С третьей же стороны, неумеренная благожелательность, с которой Старцев Березникова приглашал, вполне могла объясниться самым приятным для Юрия Семеновича образом.
Обвал палладиевого рынка окончательно и недвусмысленно доказал уже продемонстрированную ранее несостоятельность гендиректора СГК Немченки. По сути, Немченке просто закрыли рот, не позволив дать ни единого комментария по проблеме: связь с прессой и участниками рынка осуществлялась только через Центральный офис. Получалось таким образом, что нет у СГК на сегодняшний день собственного лица, что думают и действуют за Снежнинскую «горку» исключительно ее владельцы.
Для компании, позиционирующейся на рынке в качестве самостоятельного хозяйствующего субъекта, такое положение дел выглядело довольно обидно. И можно представить, насколько обидным выглядит такое положение для самого Немченки, которому таким образом ясно дали понять, что никакой он не первый руководитель, а так только, погулять вышел. И столь явное пренебрежение могло означать ровно одно: скорую и неизбежную Немченкину отставку.
Эта мысль разгладила нахмурившееся было чело Юрия Семеновича, возносящегося в лифте на седьмой этаж. Ибо в данном случае виделась Юрию Семеновичу самая приятная перспектива: замена никчемного Немченки на человека мудрого, грамотного, авторитетного… словом — на Юрия Семеновича Березникова.
«Придется в Снежный летать чуть не каждую неделю… Хлопотно…» — с этой мыслью шагнул Юрий Семенович из лифта в глубокий мохнатый ковер, устилающий холл седьмого этажа.
Навстречу Березникову шагнули трое — особая охрана высших руководителей «Росинтера». Березников им кивнул и собрался было прошествовать мимо, в сторону приемной Старцева, однако старший из охранников, деликатно кашлянув, приветственным жестом проложил другой маршрут, неожиданный:
— Юрий Семенович, будьте добры… Олег Андреевич занят пока… В переговорной будьте добры подождать… Сюда вот, будьте добры…
Смутная тень промелькнула в красивых глазах Березникова. Поколебавшись секунду, он улыбнулся легко, сказал: «В переговорной, так в переговорной!» — и вошел в приоткрытую дверь.
Комната была пуста. За длинным овальном столом в идеальном порядке стояли пухлые кресла. Пав в одно из них, Березников вынул из портфеля газету, развернул, и внимательно в нее уставился. Трое же, сопроводившие его к дверям, судя по звукам, обратно на свой пост не вернулись. Березников сидел, глядя в газету, и казалось ему, что он слышит за дверью хищное дыхание этих троих, вставших, как часовые у дверей камеры… Свежо и прохладно было в комнате. На красивом челе Березникова мелким бисером блестел пот.
* * *
— Что это за муть?…Олег Старцев разглядывал лежащую перед ним бумагу. «Конфиденциально. „Росинтер“, г-ну Старцеву О.А. Аналитическая записка» — значилось в заглавии, а далее слогом сжатым и изысканно-деловым изложено было такое, отчего Старцеву на миг показалось, будто он сошел с ума.
— Агапово, месторождение медистых и вкрапленных руд… содержание металлов платиновой группы порядка восьми процентов, что в среднем в четверо превышает среднее содержание… угу… на эксплуатируемых участках… — он перечитывал бумагу вновь, пытаясь убедиться, что не галлюцинирует, — Начало промышленной разработки… Вторая декада сентября 2000 года… угу… что позволит в ближайшем квартале вчетверо же увеличить производство металлов платиновой группы, включая палладий… ну да, ну да… Считаю своим долгом предупредить… возможно перепроизводство… снижение цен… так…
Старцев еще раз изучил подпись под документом и бумагу отшвырнул.
— На это, значит, и повелись? — спросил он, и тотчас левая рука потянулась к переносице, а правая слепо зашарила по столу в поисках сигарет.
Малышев, расположившейся по традиции на безбрежном старцевском столе, покосился на сигареты неодобрительно.
— А этого, ты думаешь, мало? — ответил он вопросом на вопрос, кивнув в сторону листка, сиротливо белевшего на шоколадной столешнице, — Ты сам посмотри. Он ведущий специалист в этой области. Кто сможет ему не поверить?… Да никто!… Теперь дальше. Во второй части он говорит о запасах Центробанка и намерении его в ближайшее время выкинуть в продажу эти запасы. И уж эта-то информация на сто процентов достоверна, и будь уверен, у потребителей была возможность это проверить!… На страницу вранья — один абзац правды, но этого достаточно, чтобы бумага выглядела достоверно… Итого получается, что в ближайший месяц в продажу поступит полугодовой объем палладия, а далее его производство увеличится вчетверо… Вчетверо, Олег!… Как еще должен реагировать на это рынок?… вот тебе и причина обвала…
Малышев брезгливо помахал рукой, разгоняя грозовое облако дыма, окутавшее старшего товарища. Президент «Росинтера» молчал, теребя нос, и осваиваясь с неожиданной и странной информацией, только что предоставленной Малышевым.
Якобы конфиденциальную аналитическую записку, якобы предназначенную для прочтения ему, Старцеву, он, Старцев, видел впервые в жизни. И в записке этой истинная правда и откровенная ложь замешаны были в таких дьявольских пропорциях, что — Малышев прав — выглядел фальшивый документ вполне достоверно.
Месторождение Агапово, где по прикидкам геологов, в необычайных количествах содержатся платиноиды, действительно существует. Однако же, находится это Агапово за несколько сот километров от Снежного, на небольшом островке у побережья Нганасанского полуострова. Разведка его не завершена, ни один человек в мире не скажет точно, каковы реальные объемы залегающих там руд. Отдаленность месторождения от ближайшего производственного центра и отсутствие транспортных схем делает загадочное Агапово куда менее ценным, чем кажется на первый взгляд. Да и с юридической стороной дела нет пока никакой ясности — до сих пор непонятно, может ли нганасанский губернатор, Денисов то есть, выставить сокровище на торги, или нет.
Между тем, документ, лежащий на столе Старцева, утверждал, что месторождение не только разведано, но и давно входит в состав рудной базы СГК и — более того! — со дня на день начнется его промышленное освоение. И потекут на обогатительные фабрики Снежного тонны богатой платиной и палладием руды, и начнут металлургические заводы Снежного выдавать тонны дополнительной продукции…
С той же непоколебимой уверенностью автор записки утверждал, что на складах СГК томятся в ожидании своего часа два десятка тонн платинового концентрата, готовые к отправке на аффинажный завод. Однако, вчерашняя сводка с СГК, специально запрошенная Старцевым, указывала на то, что концентрата на снежнинских складах — менее 10 тонн.
Успел Старцев получить и неофициальную информацию Гохрана, говорящую о том, что кой-какой запас палладия в закромах родины, конечно, есть, но измеряется он цифрами незначительными, и никаких 20 тонн драгоценного металла, указанных в фальшивке, на рынок выброшено быть не может ни при каких обстоятельствах.
Таким образом, документ, якобы выкраденный тайными агентами непонятно чьих служб из канцелярии «Росинтера», нагло и непрекрыто врал. По документу объемы палладия, которые в ближайший месяц готова выставить на продажу Россия, завышены были втрое. Обещан был также рост добычи и производства, которого в ближайшие пять лет ждать не приходилось.
Вот на этой сфальсифицированной бумаге и был выстроен обвал палладиевого рынка. Выстроен грамотно и исполнен мастерски. Малышев не зря съездил — привез из Лондона копию взбудоражившей рынок фальшивки, а заодно и человека, который фальшивку эту ему любезно предоставил.