Страница:
Чувствуя, что дни ее сочтены, и желая еще раз увидеть возлюбленного, Анжелика вернулась ко двору. Однако ее успели забыть. Король проводил все свое время у мадам де Ментенон, а маркиза де Монтеспан, пожираемая ревностью, уже не обращала внимания на маленькую провинциалку, которую еще недавно так ненавидела…
Весной 1681 года герцогиня де Фонтанж, со смертью в душе и на грани смерти телесной, навсегда оставила двор, где она блеснула, подобно метеору. На сей раз она удалилась в монастырь Пор-Рояль, в предместье Сен-Жак. 28 июня Анжелика умерла, оставленная всеми, но при дворе еще долго шептались, что яд свершил наконец свое черное дело…
Тем временем разрастались слухи, связанные с мадам де Монтеспан, — она явно заблуждалась, считая, что со смертью Вуазен кончились ее страхи. Спустя два месяца после этой казни Маргарита Монвуазен, дочь колдуньи, тоже была арестована и была допрошена в Огненной Палате. Сделанные ею разоблачения оказались столь невероятными и ошеломляющими, что начальник полиции Ла Рейни пришел в ужас.
«С самым невинным видом, который мог бы обмануть любого, — писал он позднее в своих мемуарах, — она обвинила мадам де Монтеспан в трех преступлениях: в использовании приворотного зелья с намерением сохранить любовь короля, в попытке отравления его величества и, наконец, в троекратном совершении обряда, именуемого черной мессой».
Ла Рейни особенно потрясло то обстоятельство, что все факты были подтверждены другими обвиняемыми: сначала это сделал Лесаж, его примеру последовали Романи и Бертран, подозреваемые в отравлении герцогини де Фонтанж, а затем дали показания преступные священники Мариет и Гибур. Было невозможно продолжать следствие, не уведомив короля. Ла Рейни вновь отправился в Версаль — на сей раз, к собственной досаде, вместе с министром Лувуа. Ла Рейни знал, что министр является большим другом мадам де Монтеспан и наверняка попытается ее спасти.
— Я вскоре извещу вас о своем решении, сударь, — только и сказал Людовик XIV начальнику полиции.
Ла Рейни вышел, а монарх и министр остались наедине.
— Сир, — произнес с мольбой Лувуа, — желание вашего величества блюсти правосудие делает вам честь, однако подобные разоблачения невозможно предать гласности. Это означало бы забрызгать грязью ваш собственный трон…
— Но что тут можно сделать? Все показания сходятся. Как только этих людей подвергнут публичному допросу, они все расскажут. Бояться им уже нечего. Какое им дело до моего трона?
— Мы же знаем, что это за люди. Кто поверит их словам?
— Весь мир, Лувуа! Весь мир! Можно было бы пренебречь одним свидетельством, но они все говорят одно и то же.
— Вуазен ничего подобного не говорила, — заметил Лувуа. — Даже на костре.
Король устремил на министра пристальный взгляд.
— Я слышал, что на костре Вуазен вообще молчала… даже когда ее охватило пламя!
Лувуа отвел глаза и поспешно предложил:
— Полагаю, что сейчас нужно изъять показания дочери Монвуазен и ее сообщников из бумаг Огненной Палаты…
— Если изъять показания, этих людей нельзя будет судить. А я не желаю, чтобы подобные негодяи оставались безнаказанными.
— Их можно наказать и без публичного суда. Пожизненное заключение в крепости хуже смерти…
Эта мысль понравилась королю. Через несколько дней он отправил послание начальнику полиции Ла Рейни, предписав действовать по плану Лувуа. Однако 30 сентября одна из осужденных на казнь, мадам Филастр, во время пытки призналась, что по приказу маркизы де Монтеспан пыталась отравить герцогиню де Фонтанж, используя «любовные» порошки. Перед смертью, выслушав увещевания исповедника, призвавшего ее простить врагам своим, она опровергла собственные показания, но худшее уже произошло. Король, получив еще одно свидетельство и опасаясь, что имя бывшей фаворитки всплывет на других допросах, распорядился приостановить заседания Огненной Палаты. Изъятые из трибунала бумаги были сложены в сундук, который наглухо запечатали и поместили вплоть до нового приказа в Шатле.
Возможно, Людовик XIV пытался защитить лишь узаконенных им детей от мадам де Монтеспан, но возмездия избежала и она сама — женщина, которую он некогда сделал истинной королевой Франции. Однако между ними отныне все было кончено. Рабочий кабинет короля сохранил свой секрет: у бывших любовников состоялся долгий разговор, но никто и никогда не узнал о том, что было сказано в этих стенах. Известно лишь, что надменная маркиза вышла из кабинета с красными глазами, и по лицу ее было видно, что на нее обрушился смертельный удар.
Внезапный отъезд вызвал бы много толков, поэтому она на некоторое время задержалась при дворе — словно бы для того, чтобы увидеть полный и безоговорочный триумф самой опасной своей соперницы. На ее глазах мадам де Ментенон стала тайной супругой короля и повелительницей двора, обратившегося под ее влиянием к набожности и строгости нравов. Бывшей гувернантке удалось отвратить от маркизы де Монтеспан даже ее собственных детей. Удалось до такой степени, что именно молодой герцог Мэнский собственной персоной явился к матери с приказом покинуть Версаль… ибо ее апартаменты понадобились другим.
Любовь короля сменилась отвращением, но тем не менее он сделал все, чтобы спасти репутацию женщины, подарившей ему семерых детей…
Между тем безупречно честный Ла Рейни не желал складывать оружия. Из любви к правосудию он через несколько месяцев попросил возобновить заседания Огненной Палаты. Король уступил, но условия остались прежними: ни под каким видом не разглашать признания мадам Филастр и не вскрывать сундук с бумагами, хранившийся в Шатле. Обескураженный Ла Рейни понял, что расследование придется закрыть. В июле 1682 года он предложил королю упразднить Огненную Палату. Это было сделано 21 числа того же месяца.
Преступники, вынудившие монарха пренебречь правосудием, были под усиленной охраной отправлены в различные крепости, где оставались до самой смерти. Это были секретные узники: чтобы пресечь любую попытку к бегству, заключенным надели железные ошейники и приковали цепью к кольцу на стене.
Одиннадцать лет спустя, 27 мая 1707 года, в городке Бурбон-л'Аршамбо тихо угасла маркиза де Монтеспан, которая провела последние годы жизни в молитвах и заботах о бедных. Позади остались все тревоги, придворные интриги, ужасные или пленительные воспоминания. Она уже не проводила ночи без сна, когда, страшась появления чудовищных призраков, приказывала зажечь все свечи и с нетерпением ждала рассвета. Смерть бывшей фаворитки была достойной — она раздарила все свое состояние и сумела мужественно покинуть этот мир.
Людовик XIV, не позволивший маркизе приехать даже на свадьбу дочерей, встретил известие о ее смерти с полным равнодушием. Но два года спустя, 13 июля 1709 года, он велел доставить из Шатле пресловутый запечатанный сундук. В присутствии канцлера Поншар-трена король сжег в камине секретные документы. Ему казалось, что он навсегда уничтожил следы дела, о котором не мог вспоминать без стыда. Ла Рейни, главный свидетель, знавший все детали, скончался за месяц до этого. Теперь все было покрыто мраком забвения. Ничего не осталось…
Ничего — кроме мемуаров начальника полиции, в которых изумленным историкам открылась правда об ужасном Деле Отравителей.
ЖЕНЩИНА В КРАСНОЙ ШАЛИ (ШАРЛОТТА ДЕВОБАДОН)
Весной 1681 года герцогиня де Фонтанж, со смертью в душе и на грани смерти телесной, навсегда оставила двор, где она блеснула, подобно метеору. На сей раз она удалилась в монастырь Пор-Рояль, в предместье Сен-Жак. 28 июня Анжелика умерла, оставленная всеми, но при дворе еще долго шептались, что яд свершил наконец свое черное дело…
Тем временем разрастались слухи, связанные с мадам де Монтеспан, — она явно заблуждалась, считая, что со смертью Вуазен кончились ее страхи. Спустя два месяца после этой казни Маргарита Монвуазен, дочь колдуньи, тоже была арестована и была допрошена в Огненной Палате. Сделанные ею разоблачения оказались столь невероятными и ошеломляющими, что начальник полиции Ла Рейни пришел в ужас.
«С самым невинным видом, который мог бы обмануть любого, — писал он позднее в своих мемуарах, — она обвинила мадам де Монтеспан в трех преступлениях: в использовании приворотного зелья с намерением сохранить любовь короля, в попытке отравления его величества и, наконец, в троекратном совершении обряда, именуемого черной мессой».
Ла Рейни особенно потрясло то обстоятельство, что все факты были подтверждены другими обвиняемыми: сначала это сделал Лесаж, его примеру последовали Романи и Бертран, подозреваемые в отравлении герцогини де Фонтанж, а затем дали показания преступные священники Мариет и Гибур. Было невозможно продолжать следствие, не уведомив короля. Ла Рейни вновь отправился в Версаль — на сей раз, к собственной досаде, вместе с министром Лувуа. Ла Рейни знал, что министр является большим другом мадам де Монтеспан и наверняка попытается ее спасти.
— Я вскоре извещу вас о своем решении, сударь, — только и сказал Людовик XIV начальнику полиции.
Ла Рейни вышел, а монарх и министр остались наедине.
— Сир, — произнес с мольбой Лувуа, — желание вашего величества блюсти правосудие делает вам честь, однако подобные разоблачения невозможно предать гласности. Это означало бы забрызгать грязью ваш собственный трон…
— Но что тут можно сделать? Все показания сходятся. Как только этих людей подвергнут публичному допросу, они все расскажут. Бояться им уже нечего. Какое им дело до моего трона?
— Мы же знаем, что это за люди. Кто поверит их словам?
— Весь мир, Лувуа! Весь мир! Можно было бы пренебречь одним свидетельством, но они все говорят одно и то же.
— Вуазен ничего подобного не говорила, — заметил Лувуа. — Даже на костре.
Король устремил на министра пристальный взгляд.
— Я слышал, что на костре Вуазен вообще молчала… даже когда ее охватило пламя!
Лувуа отвел глаза и поспешно предложил:
— Полагаю, что сейчас нужно изъять показания дочери Монвуазен и ее сообщников из бумаг Огненной Палаты…
— Если изъять показания, этих людей нельзя будет судить. А я не желаю, чтобы подобные негодяи оставались безнаказанными.
— Их можно наказать и без публичного суда. Пожизненное заключение в крепости хуже смерти…
Эта мысль понравилась королю. Через несколько дней он отправил послание начальнику полиции Ла Рейни, предписав действовать по плану Лувуа. Однако 30 сентября одна из осужденных на казнь, мадам Филастр, во время пытки призналась, что по приказу маркизы де Монтеспан пыталась отравить герцогиню де Фонтанж, используя «любовные» порошки. Перед смертью, выслушав увещевания исповедника, призвавшего ее простить врагам своим, она опровергла собственные показания, но худшее уже произошло. Король, получив еще одно свидетельство и опасаясь, что имя бывшей фаворитки всплывет на других допросах, распорядился приостановить заседания Огненной Палаты. Изъятые из трибунала бумаги были сложены в сундук, который наглухо запечатали и поместили вплоть до нового приказа в Шатле.
Возможно, Людовик XIV пытался защитить лишь узаконенных им детей от мадам де Монтеспан, но возмездия избежала и она сама — женщина, которую он некогда сделал истинной королевой Франции. Однако между ними отныне все было кончено. Рабочий кабинет короля сохранил свой секрет: у бывших любовников состоялся долгий разговор, но никто и никогда не узнал о том, что было сказано в этих стенах. Известно лишь, что надменная маркиза вышла из кабинета с красными глазами, и по лицу ее было видно, что на нее обрушился смертельный удар.
Внезапный отъезд вызвал бы много толков, поэтому она на некоторое время задержалась при дворе — словно бы для того, чтобы увидеть полный и безоговорочный триумф самой опасной своей соперницы. На ее глазах мадам де Ментенон стала тайной супругой короля и повелительницей двора, обратившегося под ее влиянием к набожности и строгости нравов. Бывшей гувернантке удалось отвратить от маркизы де Монтеспан даже ее собственных детей. Удалось до такой степени, что именно молодой герцог Мэнский собственной персоной явился к матери с приказом покинуть Версаль… ибо ее апартаменты понадобились другим.
Любовь короля сменилась отвращением, но тем не менее он сделал все, чтобы спасти репутацию женщины, подарившей ему семерых детей…
Между тем безупречно честный Ла Рейни не желал складывать оружия. Из любви к правосудию он через несколько месяцев попросил возобновить заседания Огненной Палаты. Король уступил, но условия остались прежними: ни под каким видом не разглашать признания мадам Филастр и не вскрывать сундук с бумагами, хранившийся в Шатле. Обескураженный Ла Рейни понял, что расследование придется закрыть. В июле 1682 года он предложил королю упразднить Огненную Палату. Это было сделано 21 числа того же месяца.
Преступники, вынудившие монарха пренебречь правосудием, были под усиленной охраной отправлены в различные крепости, где оставались до самой смерти. Это были секретные узники: чтобы пресечь любую попытку к бегству, заключенным надели железные ошейники и приковали цепью к кольцу на стене.
Одиннадцать лет спустя, 27 мая 1707 года, в городке Бурбон-л'Аршамбо тихо угасла маркиза де Монтеспан, которая провела последние годы жизни в молитвах и заботах о бедных. Позади остались все тревоги, придворные интриги, ужасные или пленительные воспоминания. Она уже не проводила ночи без сна, когда, страшась появления чудовищных призраков, приказывала зажечь все свечи и с нетерпением ждала рассвета. Смерть бывшей фаворитки была достойной — она раздарила все свое состояние и сумела мужественно покинуть этот мир.
Людовик XIV, не позволивший маркизе приехать даже на свадьбу дочерей, встретил известие о ее смерти с полным равнодушием. Но два года спустя, 13 июля 1709 года, он велел доставить из Шатле пресловутый запечатанный сундук. В присутствии канцлера Поншар-трена король сжег в камине секретные документы. Ему казалось, что он навсегда уничтожил следы дела, о котором не мог вспоминать без стыда. Ла Рейни, главный свидетель, знавший все детали, скончался за месяц до этого. Теперь все было покрыто мраком забвения. Ничего не осталось…
Ничего — кроме мемуаров начальника полиции, в которых изумленным историкам открылась правда об ужасном Деле Отравителей.
ЖЕНЩИНА В КРАСНОЙ ШАЛИ (ШАРЛОТТА ДЕВОБАДОН)
(1809 год)
Мужчина и женщина сидели друг против друга за столом, освещенном единственным канделябром, и на их лицах плясали блики от горевших свечей. Оба молчали, словно не смея нарушить внезапно наступившую тишину. Первым решился заговорить мужчина.
— Такая женщина, как ты, Шарлотта, не должна жить в нищете, пагубной для тела и души. Что станется с твоей красотой? Я не понимаю, почему ты колеблешься, когда так просто избежать этой ужасной судьбы.
— Ты отдаешь себе отчет в том, чего требуешь? — спросила женщина. — Ты требуешь, чтобы я отдала друга в лапы полиции Фуше, ты предлагаешь мне золото в обмен на его жизнь!
Пьер д'Оландон пожал плечами.
— Какие громкие слова! Речь вовсе не идет о его жизни. Наполеон уже пресытился кровью. Но император хочет обезвредить своих врагов, а д'Аше его враг… и один из самых опасных. Этот мятежник неисправим, поэтому Фуше стремится засадить его в надежный каземат, где он не сможет никому повредить. И за его поимку Фуше предлагает хорошую плату: шестьдесят тысяч ливров!
Ресницы Шарлотты затрепетали, а в горле внезапно пересохло. Шестьдесят тысяч ливров! Как ей нужны эти деньги… Ведь она дошла до последней крайности! В сущности, жестокие времена террора давно миновали: на дворе стоит август 1809 года, Наполеон крепко держит власть в руках. К чему продолжать эту подпольную войну, которая разоряет Вандею, Бретань и Нормандию? Самым разумным было бы покориться… Быть может, выдача одного из вождей мятежа даже послужит делу общественного спасения!
Впрочем, Шарлотта де Вобадон считала себя честной женщиной и понимала, что поддается искушению, пытаясь оправдать зло. Поэтому она машинально пробормотала:
— Если это такое благородное дело, почему ты сам за него не возьмешься?
На лисьей физиономии д'Оландона появилась лукавая улыбка, а в глазах под густыми черным бровями зажегся опасный огонек.
— Не сомневайся, я бы свой шанс не упустил, если бы это было в моей власти. Но только это не в моей власти. Мне не доверяют. Люди шепчутся, что я предатель, агент Фуше…
— А разве это не так?
— Полная ерунда! Чтобы я стал агентом монаха-расстриги? Просто я… ну, скажем, оказываю ему некоторые услуги. Кроме того, он мой должник! Признайся, что разница существенная. Как бы там ни было, в отношении этих шестидесяти тысяч ливров Фуше категоричен: ему нужен либо шевалье де Брюслар, либо д'Аше!
— Только не Брюслар!
Молодая женщина выкрикнула это прежде, чем успела подумать, и улыбка д'Оландона мгновенно сменилась желчной усмешкой.
— Какая прекрасная решимость! Ты ни за что на свете не выдашь Брюслара, потому что все еще любишь его, правда, Шарлотта? А ведь он обманывает тебя со всей Нормандией: с Розой Банвиль, которая живет рядом, с мадемуазель Дотвиль в Валоне, с мадам де Талевод в Байе. В каждом городе у него есть любовница, и это не считая интрижек в самом Париже!
— Ну и что? Разве я не обманываю его с тобой? — высокомерно бросила Шарлотта.
— Добавь к этому, что ты обманываешь нас обоих с маленьким Форминьи, — и картина будет полной. Согласен, у тебя нет права упрекать его. Будь по-твоему, сойдемся на д'Аше! Ты знаешь, где он?
Молодая женщина, заколебавшись, опустила глаза, но затем глухо произнесла:
— Да, я знаю, где он!
Пьер д'Оландон не стал задавать лишних вопросов. Сознавая, что победа осталась за ним, он поднялся из-за стола с широкой улыбкой.
— Прекрасно. Даю тебя время поразмыслить… до завтрашнего утра. Но не дольше. Завтра я должен знать о твоем решении. Если ты согласишься, деньги будут вручены тебе сразу же по завершении дела.
— Поклянись мне, что его не казнят! Ведь речь идет только о тюрьме?
— Разумеется! В последнее время Наполеон стремится привлечь к себе сторонников старого режима. Говорят, он даже подумывает о разводе, чтобы жениться на принцессе королевской крови! В такой момент ему не с руки убивать дворян. Итак, я с тобой прощаюсь до завтра. И не забывай про эти шестьдесят тысяч ливров.
Пьер д'Оландон взял шляпу, поцеловал руку хозяйке дома и вышел из гостиной. Молодая женщина медленно встала и, подойдя к окну, распахнула его настежь, словно желая изгнать зловонный дух. Прекрасный летний день клонился к закату, над голубыми крышами Кана устремлялись к золотистым небесам две стрельчатые башни аббатства. Отчего в этот дивный вечер приходится делать такой тяжкий выбор? Почему нельзя просто жить, думая лишь о красоте и любви?
Любовь занимала важное место в жизни Шарлотты, однако деньги, пожалуй, значили для нее еще больше. Без любовника она в крайнем случае могла обойтись, но без золота — никоим образом!
Женщина, которой Пьер д'Оландон только что предложил постыдную сделку, принадлежала к самой древней и уважаемой нормандской знати. В девичестве она звалась Шарлотта де Менильдо и приходилась внучатой племянницей адмиралу де Турвилю. Теперь она была маркизой де Вобадон, получив этот титул благодаря брачному союзу. Это случилось давно: ей тогда исполнилось всего четырнадцать лет, и ее выдали замуж за советника руанского парламента Пьера Летелье де Вобадона, который был на тридцать лет старше.
Вместе они жили недолго: успев сделать жене двух сыновей, Вобадон бежал от террора и предоставил Шарлотте возможность выкручиваться самой. Она, впрочем, сумела воспользоваться свободой и, как многие благородные дамы ее родной провинции, целиком посвятила себя героическим любовным приключениям: эти королевские амазонки стали верными подругами доблестных вождей мятежа. В своем замке, расположенном в окрестностях Байе, она ухаживала за ранеными, укрывала беглецов и ободряла упавших духом бойцов пылкими поцелуями. Эту молодую женщину никто не назвал бы красивой, но она сразу привлекала взор, и забыть ее было невозможно. Небольшой рост и неправильные черты лица с лихвой искупались огненно-рыжей шевелюрой, безупречной белизной кожи, бархатными черными глазами и осиной талией, которую, казалось, можно было обхватить сомкнутыми пальцами.
Итак, Шарлотта была добрым ангелом повстанцев во времена Революции — и не изменила своим привычкам, когда наступила эпоха Директории, а затем Империи. Муж ее вернулся из эмиграции, но она добилась через суд разрешения на раздельное проживание с ним. Маркиз, как и прежде, вел замкнутую жизнь в Руане, тогда как существование его прекрасной супруги было полно романтических приключений. Ее многие любили, и она тоже любила многих, но истинной страстью Шарлотта прониклась к знаменитому шевалье де Брюслару, которого удостоил ненавистью сам Бонапарт.
Неуловимый Брюслар, подобно герою романа, либо сражался, либо спасался бегством, либо влюблялся. Шарлотта была без ума от него, однако она быстро поняла, что Брюслар никогда не будет принадлежать одной женщине. Признавшись в этом себе, она закрыла глаза на все похождения возлюбленного и без особых угрызений совести порой раскрывала объятия другим своим воздыхателям. К несчастью, среди них оказался и Пьер д'Оландон — человек беспринципный, расчетливый, циничный и холодный. Шарлотту привлекала в нем страсть к роскоши и умение извлекать из жизни все возможные наслаждения.
На следующий день Шарлотта приняла решение. Когда д'Оландон явился к ней, она объявила, что согласна и ее устраивают условия сделки. Агент Фуше ожидал этого, но у него хватило такта не показать, до какой степени он был уверен в Шарлотте и в себе.
— Очень хорошо, — сказал он. — Я немедленно отправляюсь в Париж, чтобы обговорить все детали. А ты должна будешь присматривать за нашим голубчиком. Как бы он не улизнул от нас!
Вместо ответа молодая женщина только кивнула и судорожно стиснула руки, чтобы любовник не заметил, как они дрожат. Шарлотта знала: ей придется собрать все силы и мужество, чтобы пойти до конца. Но без этих денег она никак не могла обойтись, поскольку ее долги приняли угрожающие размеры. Что же касается д'Аше, она не сомневалась, что жертва не ускользнет. Вождь шуанов попал в любовную западню: он укрылся в Байе у мадемуазель де Монфике и в объятиях верной подруги совсем забыл об опасностях подпольной жизни. Нет, д'Аше не покинет своего убежища!
Поскольку решение было принято, молодая женщина принялась обдумывать план действий со свойственной ей неумолимой методичностью. Но она обещала себе, что по возвращении д'Оландона потребует от него торжественной клятвы в том, что Брюслар никогда ничего не узнает. Она слишком хорошо знала своего шевалье и понимала, что он никогда не простит подобной измены. К тому же в глубине души Шарлотта совсем не верила в снисходительность Наполеона. Вряд ли корсиканец приказал изловить своего врага, чтобы произвести его в генералы!
Оландон дал обещание и заверил ее, что она получит деньги сразу же после того, как д'Аше окажется за решеткой. Он даже вручил ей задаток, и это избавило Шарлотту от последних колебаний.
5 сентября 1809 года она приехала в Байе и отправилась прямо к мадемуазель де Монфике, своей давней подруге. Та встретила ее с радостью, которая, впрочем, быстро померкла.
— Убежище вашего друга обнаружено, — сказала Шарлота. — Мне стало известно из надежных источников, что через два дня его схватят. Ему нужно немедленно бежать.
— Бежать? Но каким образом? — вскричала Елизавета де Монфике. — Я была уверена, что здесь он в полной безопасности… и ничего не подготовила для бегства.
— Моя дорогая, вы поступили крайне легкомысленно, — произнесла коварная Шарлотта, ободряюще похлопав подругу по дрожащей руке. — Впрочем, любовь всегда слепа и неосторожна, уж я-то знаю! К счастью, я могу вам помочь.
— Вы?
— Да, я! У меня есть возможность переправить д'Аше в Англию. Я знаю надежных людей, которым можно доверить нашего дорогого мятежника. Вы сумеете привезти его послезавтра в полночь к берегу возле деревни Лангрюн?
Девушка задумалась.
— Полагаю, что смогу. Надо будет попросить у крестьян повозку. Это ведь совсем недалеко, всего несколько лье!
— А вы сумеете уговорить д'Аше?
Елизавета ответила улыбкой, которая смягчила бы любое сердце — но только не сердце алчной Шарлотты.
— Если я его попрошу, он непременно согласится, — с гордостью сказала она. — Он мне полностью доверяет.
— Что ж, прекрасно. Давайте обсудим наше дело сейчас, потому что завтра утром мне нужно быть в Кане.
Чтобы не привлекать внимания, они заговорили шепотом и совещались довольно долго: надо было предусмотреть все, ничего не оставляя на волю случая.
На следующий день, около полудня, Шарлотта де Вобадон вернулась в свой дом на улице Гильбер в Кане. Она была очень довольна поездкой: дичь не ускользнет, оставалось уладить последние детали согласно инструкциям д'Оландона, а затем можно будет спокойно ждать обещанных денег. Она постаралась все устроить таким образом, чтобы никто и никогда не узнал о том, какую роль суждено ей сыграть в аресте д'Аше. Это было важно для будущих дел, ибо теперь она чувствовала, что готова к продолжению. Недаром говорится, что трудно сделать только первый шаг!
Однако все эти планы строились без оглядки на судьбу, которая имеет обыкновение опрокидывать самые безупречные расчеты.
В данном случае судьба явилась в облике Альфреда де Форминьи. Этот красивый юноша из прекрасной семьи доказал свой хороший вкус, влюбившись в Шарлотту. И она несколько раз позволила себе небольшое развлечение: уступила его страсти, которая невероятно усилилась вследствие такой снисходительности. Естественным результатом этого стала бешеная ревность молодого Форминьи к д'Оландону.
В тот вечер Альфред де Форминьи явился к маркизе и спросил, принимает ли она.
— Мадам нет дома, — ответила ему молоденькая служанка Бабетта. — И сегодня она не вернется.
— Но я видел свет в ее спальне!
— Ну конечно! Это я занималась там разборкой вещей.
Альфред решил не упорствовать, хотя и не поверил служанке: он был убежден, что видел мужской силуэт в окне упомянутой спальни. Выйдя на улицу, он не отправился восвояси, а затаился в нише напротив и стал наблюдать за домом Шарлотты. Вскоре в окне вновь показался тот же самый силуэт, и Форминьи сжал кулаки. Или юная Бабетта принимала любовника в отсутствие хозяйки (что было весьма сомнительно, учитывая робкий характер девушки), или она солгала — Шарлотта была дома, и тогда у нее находится не кто иной, как гнусный д'Оландон.
Через несколько минут, которые показались вечностью влюбленному юноше, дверь дома отворилась, и на пороге появился человек в широком черном плаще. Альфред крадучись пошел за ним. Заметив слежку, мужчина плотнее запахнул плащ, хотя прекрасная летняя ночь была жаркой.
— Ах так! — проворчал Форминьи. — Ты хочешь скрыться? Но ты от меня не уйдешь!
Чувствуя закипающий гнев, он прибавил шаг, догнал человека в черном плаще и грубо схватил его за руку.
— Куда это вы так спешите, господин д'Оландон, и отчего прячетесь?
Человек обернулся, и юноша в изумлении попятился, широко раскрыв глаза. Света фонаря, у которого оба остановились, оказалось достаточно, чтобы он понял свою ошибку.
— Так вы не д'Оландон?
— Представьте себе, нет! Ну и манеры у вас, молодой человек! На первый раз я вас прощаю, но впредь будьте повежливее. Всего хорошего!
Донельзя огорченный Форминьи не успел принести свои извинения, ибо мужчина в плаще удалился так стремительно, что юноше оставалось только теряться в догадках. Дело в том, что он знал этого человека. Никакой любовной интрижкой здесь не пахло, ибо это был не кто иной, как бригадир жандармов Фуазон. Но какое дело могла обсуждать Шарлотта де Вобадон с начальником городской полиции и почему совещались они ночью, под покровом тайны? Форминьи потребовалось двое суток на размышления, и лишь тогда он сумел сопоставить зловещие новости, которые разнеслись по городу, с загадочными переговорами своей возлюбленной. На следующий день, незадолго до полуночи, крестьянская повозка приближалась к деревне Лангрюн. В тележке сидели двое — их фигуры в черных плащах сливались с темнотой ночи. Показалась приземистая церковь, и начался спуск к берегу. Мадемуазель де Монфике и д'Аше вовремя прибыли на место встречи, назначенное Шарлоттой.
— Мы увидимся с вашей подругой? — спросил вождь шуанов.
— Нет. Она сказала, что здесь нас будет ждать верный друг, а также двое матросов с корабля, который доставит вас в Англию. Корабль сейчас в открытом море.
— Ночь такая темная, что ничего нельзя разглядеть.
— Тем лучше! Никто не должен видеть корабль…
В это мгновение из мрака возник человек в широком плаще.
— Киберон! — прошептал он.
Это был пароль, и д'Аше тут же ответил:
— Все в руке божьей!
— Надо торопиться, сударь. Прилив ждать не будет, да и ночка уж больно подходящая.
— Я готов…
Мятежник в последний раз прижал к груди плачущую Елизавету, поклялся ей в вечной любви и спрыгнул с тележки на земли.
— Не забывайте меня! — шепнул он на прощанье. — Скоро мы встретимся вновь!
Д'Аше растворился в ночи вслед за своим провожатым. Девушка пристально вглядывалась в темноту и увидела, как две другие тени отделились от скалы и присоединились к первым двум. Конечно, это были матросы! Успокоившись, мадемуазель де Монфике послала воздушный поцелуй дорогому беглецу и, хлестнув лошадь, направила тележку в Байе.
На следующий день по всей Нормандии разнеслась ужасная весть: на берегу у деревни Лангрюн нашли тело Робера-Франсуа д'Аше. Лицо у него было изуродовано тремя выстрелами, так что его с трудом удалось опознать. Кроме того, он получил две пули в грудь и несколько ударов кинжалом в спину. Убийство было таким подлым, что языки у людей развязались. Нашлись свидетели, которые видели, как ближе к вечеру бригадир Фуазон и двое жандармов направлялись к Лангрюну. После этого не осталось сомнений, что именно они подкараулили д'Аше. Потрясенная до глубины души Елизавета де Монфике рассказала, как она сама отвезла своего друга на роковой берег, где его дожидался «верный человек», о котором говорила мадам де Вобадон.
Вот тогда-то Альфред де Форминьи и вспомнил о странной встрече вечером 6 сентября. Он своими глазами видел, как убийца вышел из дома Шарлотты де Вобадон — той самой Шарлотты, которая ездила в Байе, чтобы выманить д'Аше из его убежища. Юноша почувствовал такое отвращение, что его любовь к молодой женщине тут же умерла. Он рассказал всем знакомым о своем приключении и тем самым предал бывшую возлюбленную общественному суду — через несколько часов в Байе и в Кане не осталось человека, который не знал бы о роли Шарлотты в убийстве д'Аше…
Какая непонятная бравада побудила маркизу де Вобадон появиться в тот вечер на людях? Желание бросить вызов толпе или же просто неведение? Уже несколько дней назад она договорилась пойти в театр с д'Оландо-ном и не сочла нужным менять свои планы — а возможно, не знала о распространившихся по городу слухах.
Правда, в течение всего дня Шарлотта не видела д'Оландона, хотя они договорились встретиться еще утром. Когда же удивленная этим обстоятельством молодая женщина послала к нему Бабетту, служанка вернулась с известием, что дома никого нет. Один из соседей сказал, что господин д'Оландон внезапно уехал в деревню по срочному делу.
— Уехал? Не предупредив меня? Надо полагать, дело очень срочное… — задумчиво произнесла Шарлотта. — Но это не имеет значения, я пойду без него! Приготовь платье.
— Мадам хочет выйти одна?
— А почему бы и нет? Не в первый раз! Кроме того, я ведь иду в театр, там я наверняка встречу десяток друзей, которые вполне заменят мне Оландона. Не хочется упустить такой случай: у меня новая шаль, и надо в ней показаться.
Эту шаль из великолепного пурпурного кашемира Шарлотта купила сегодня утром. Вещица была для нее дорога, однако молодая женщина считала, что с финансовыми затруднениями отныне покончено. К черту скупость! В этой кашемировой шали она будет выглядеть ослепительно.
— Такая женщина, как ты, Шарлотта, не должна жить в нищете, пагубной для тела и души. Что станется с твоей красотой? Я не понимаю, почему ты колеблешься, когда так просто избежать этой ужасной судьбы.
— Ты отдаешь себе отчет в том, чего требуешь? — спросила женщина. — Ты требуешь, чтобы я отдала друга в лапы полиции Фуше, ты предлагаешь мне золото в обмен на его жизнь!
Пьер д'Оландон пожал плечами.
— Какие громкие слова! Речь вовсе не идет о его жизни. Наполеон уже пресытился кровью. Но император хочет обезвредить своих врагов, а д'Аше его враг… и один из самых опасных. Этот мятежник неисправим, поэтому Фуше стремится засадить его в надежный каземат, где он не сможет никому повредить. И за его поимку Фуше предлагает хорошую плату: шестьдесят тысяч ливров!
Ресницы Шарлотты затрепетали, а в горле внезапно пересохло. Шестьдесят тысяч ливров! Как ей нужны эти деньги… Ведь она дошла до последней крайности! В сущности, жестокие времена террора давно миновали: на дворе стоит август 1809 года, Наполеон крепко держит власть в руках. К чему продолжать эту подпольную войну, которая разоряет Вандею, Бретань и Нормандию? Самым разумным было бы покориться… Быть может, выдача одного из вождей мятежа даже послужит делу общественного спасения!
Впрочем, Шарлотта де Вобадон считала себя честной женщиной и понимала, что поддается искушению, пытаясь оправдать зло. Поэтому она машинально пробормотала:
— Если это такое благородное дело, почему ты сам за него не возьмешься?
На лисьей физиономии д'Оландона появилась лукавая улыбка, а в глазах под густыми черным бровями зажегся опасный огонек.
— Не сомневайся, я бы свой шанс не упустил, если бы это было в моей власти. Но только это не в моей власти. Мне не доверяют. Люди шепчутся, что я предатель, агент Фуше…
— А разве это не так?
— Полная ерунда! Чтобы я стал агентом монаха-расстриги? Просто я… ну, скажем, оказываю ему некоторые услуги. Кроме того, он мой должник! Признайся, что разница существенная. Как бы там ни было, в отношении этих шестидесяти тысяч ливров Фуше категоричен: ему нужен либо шевалье де Брюслар, либо д'Аше!
— Только не Брюслар!
Молодая женщина выкрикнула это прежде, чем успела подумать, и улыбка д'Оландона мгновенно сменилась желчной усмешкой.
— Какая прекрасная решимость! Ты ни за что на свете не выдашь Брюслара, потому что все еще любишь его, правда, Шарлотта? А ведь он обманывает тебя со всей Нормандией: с Розой Банвиль, которая живет рядом, с мадемуазель Дотвиль в Валоне, с мадам де Талевод в Байе. В каждом городе у него есть любовница, и это не считая интрижек в самом Париже!
— Ну и что? Разве я не обманываю его с тобой? — высокомерно бросила Шарлотта.
— Добавь к этому, что ты обманываешь нас обоих с маленьким Форминьи, — и картина будет полной. Согласен, у тебя нет права упрекать его. Будь по-твоему, сойдемся на д'Аше! Ты знаешь, где он?
Молодая женщина, заколебавшись, опустила глаза, но затем глухо произнесла:
— Да, я знаю, где он!
Пьер д'Оландон не стал задавать лишних вопросов. Сознавая, что победа осталась за ним, он поднялся из-за стола с широкой улыбкой.
— Прекрасно. Даю тебя время поразмыслить… до завтрашнего утра. Но не дольше. Завтра я должен знать о твоем решении. Если ты согласишься, деньги будут вручены тебе сразу же по завершении дела.
— Поклянись мне, что его не казнят! Ведь речь идет только о тюрьме?
— Разумеется! В последнее время Наполеон стремится привлечь к себе сторонников старого режима. Говорят, он даже подумывает о разводе, чтобы жениться на принцессе королевской крови! В такой момент ему не с руки убивать дворян. Итак, я с тобой прощаюсь до завтра. И не забывай про эти шестьдесят тысяч ливров.
Пьер д'Оландон взял шляпу, поцеловал руку хозяйке дома и вышел из гостиной. Молодая женщина медленно встала и, подойдя к окну, распахнула его настежь, словно желая изгнать зловонный дух. Прекрасный летний день клонился к закату, над голубыми крышами Кана устремлялись к золотистым небесам две стрельчатые башни аббатства. Отчего в этот дивный вечер приходится делать такой тяжкий выбор? Почему нельзя просто жить, думая лишь о красоте и любви?
Любовь занимала важное место в жизни Шарлотты, однако деньги, пожалуй, значили для нее еще больше. Без любовника она в крайнем случае могла обойтись, но без золота — никоим образом!
Женщина, которой Пьер д'Оландон только что предложил постыдную сделку, принадлежала к самой древней и уважаемой нормандской знати. В девичестве она звалась Шарлотта де Менильдо и приходилась внучатой племянницей адмиралу де Турвилю. Теперь она была маркизой де Вобадон, получив этот титул благодаря брачному союзу. Это случилось давно: ей тогда исполнилось всего четырнадцать лет, и ее выдали замуж за советника руанского парламента Пьера Летелье де Вобадона, который был на тридцать лет старше.
Вместе они жили недолго: успев сделать жене двух сыновей, Вобадон бежал от террора и предоставил Шарлотте возможность выкручиваться самой. Она, впрочем, сумела воспользоваться свободой и, как многие благородные дамы ее родной провинции, целиком посвятила себя героическим любовным приключениям: эти королевские амазонки стали верными подругами доблестных вождей мятежа. В своем замке, расположенном в окрестностях Байе, она ухаживала за ранеными, укрывала беглецов и ободряла упавших духом бойцов пылкими поцелуями. Эту молодую женщину никто не назвал бы красивой, но она сразу привлекала взор, и забыть ее было невозможно. Небольшой рост и неправильные черты лица с лихвой искупались огненно-рыжей шевелюрой, безупречной белизной кожи, бархатными черными глазами и осиной талией, которую, казалось, можно было обхватить сомкнутыми пальцами.
Итак, Шарлотта была добрым ангелом повстанцев во времена Революции — и не изменила своим привычкам, когда наступила эпоха Директории, а затем Империи. Муж ее вернулся из эмиграции, но она добилась через суд разрешения на раздельное проживание с ним. Маркиз, как и прежде, вел замкнутую жизнь в Руане, тогда как существование его прекрасной супруги было полно романтических приключений. Ее многие любили, и она тоже любила многих, но истинной страстью Шарлотта прониклась к знаменитому шевалье де Брюслару, которого удостоил ненавистью сам Бонапарт.
Неуловимый Брюслар, подобно герою романа, либо сражался, либо спасался бегством, либо влюблялся. Шарлотта была без ума от него, однако она быстро поняла, что Брюслар никогда не будет принадлежать одной женщине. Признавшись в этом себе, она закрыла глаза на все похождения возлюбленного и без особых угрызений совести порой раскрывала объятия другим своим воздыхателям. К несчастью, среди них оказался и Пьер д'Оландон — человек беспринципный, расчетливый, циничный и холодный. Шарлотту привлекала в нем страсть к роскоши и умение извлекать из жизни все возможные наслаждения.
На следующий день Шарлотта приняла решение. Когда д'Оландон явился к ней, она объявила, что согласна и ее устраивают условия сделки. Агент Фуше ожидал этого, но у него хватило такта не показать, до какой степени он был уверен в Шарлотте и в себе.
— Очень хорошо, — сказал он. — Я немедленно отправляюсь в Париж, чтобы обговорить все детали. А ты должна будешь присматривать за нашим голубчиком. Как бы он не улизнул от нас!
Вместо ответа молодая женщина только кивнула и судорожно стиснула руки, чтобы любовник не заметил, как они дрожат. Шарлотта знала: ей придется собрать все силы и мужество, чтобы пойти до конца. Но без этих денег она никак не могла обойтись, поскольку ее долги приняли угрожающие размеры. Что же касается д'Аше, она не сомневалась, что жертва не ускользнет. Вождь шуанов попал в любовную западню: он укрылся в Байе у мадемуазель де Монфике и в объятиях верной подруги совсем забыл об опасностях подпольной жизни. Нет, д'Аше не покинет своего убежища!
Поскольку решение было принято, молодая женщина принялась обдумывать план действий со свойственной ей неумолимой методичностью. Но она обещала себе, что по возвращении д'Оландона потребует от него торжественной клятвы в том, что Брюслар никогда ничего не узнает. Она слишком хорошо знала своего шевалье и понимала, что он никогда не простит подобной измены. К тому же в глубине души Шарлотта совсем не верила в снисходительность Наполеона. Вряд ли корсиканец приказал изловить своего врага, чтобы произвести его в генералы!
Оландон дал обещание и заверил ее, что она получит деньги сразу же после того, как д'Аше окажется за решеткой. Он даже вручил ей задаток, и это избавило Шарлотту от последних колебаний.
5 сентября 1809 года она приехала в Байе и отправилась прямо к мадемуазель де Монфике, своей давней подруге. Та встретила ее с радостью, которая, впрочем, быстро померкла.
— Убежище вашего друга обнаружено, — сказала Шарлота. — Мне стало известно из надежных источников, что через два дня его схватят. Ему нужно немедленно бежать.
— Бежать? Но каким образом? — вскричала Елизавета де Монфике. — Я была уверена, что здесь он в полной безопасности… и ничего не подготовила для бегства.
— Моя дорогая, вы поступили крайне легкомысленно, — произнесла коварная Шарлотта, ободряюще похлопав подругу по дрожащей руке. — Впрочем, любовь всегда слепа и неосторожна, уж я-то знаю! К счастью, я могу вам помочь.
— Вы?
— Да, я! У меня есть возможность переправить д'Аше в Англию. Я знаю надежных людей, которым можно доверить нашего дорогого мятежника. Вы сумеете привезти его послезавтра в полночь к берегу возле деревни Лангрюн?
Девушка задумалась.
— Полагаю, что смогу. Надо будет попросить у крестьян повозку. Это ведь совсем недалеко, всего несколько лье!
— А вы сумеете уговорить д'Аше?
Елизавета ответила улыбкой, которая смягчила бы любое сердце — но только не сердце алчной Шарлотты.
— Если я его попрошу, он непременно согласится, — с гордостью сказала она. — Он мне полностью доверяет.
— Что ж, прекрасно. Давайте обсудим наше дело сейчас, потому что завтра утром мне нужно быть в Кане.
Чтобы не привлекать внимания, они заговорили шепотом и совещались довольно долго: надо было предусмотреть все, ничего не оставляя на волю случая.
На следующий день, около полудня, Шарлотта де Вобадон вернулась в свой дом на улице Гильбер в Кане. Она была очень довольна поездкой: дичь не ускользнет, оставалось уладить последние детали согласно инструкциям д'Оландона, а затем можно будет спокойно ждать обещанных денег. Она постаралась все устроить таким образом, чтобы никто и никогда не узнал о том, какую роль суждено ей сыграть в аресте д'Аше. Это было важно для будущих дел, ибо теперь она чувствовала, что готова к продолжению. Недаром говорится, что трудно сделать только первый шаг!
Однако все эти планы строились без оглядки на судьбу, которая имеет обыкновение опрокидывать самые безупречные расчеты.
В данном случае судьба явилась в облике Альфреда де Форминьи. Этот красивый юноша из прекрасной семьи доказал свой хороший вкус, влюбившись в Шарлотту. И она несколько раз позволила себе небольшое развлечение: уступила его страсти, которая невероятно усилилась вследствие такой снисходительности. Естественным результатом этого стала бешеная ревность молодого Форминьи к д'Оландону.
В тот вечер Альфред де Форминьи явился к маркизе и спросил, принимает ли она.
— Мадам нет дома, — ответила ему молоденькая служанка Бабетта. — И сегодня она не вернется.
— Но я видел свет в ее спальне!
— Ну конечно! Это я занималась там разборкой вещей.
Альфред решил не упорствовать, хотя и не поверил служанке: он был убежден, что видел мужской силуэт в окне упомянутой спальни. Выйдя на улицу, он не отправился восвояси, а затаился в нише напротив и стал наблюдать за домом Шарлотты. Вскоре в окне вновь показался тот же самый силуэт, и Форминьи сжал кулаки. Или юная Бабетта принимала любовника в отсутствие хозяйки (что было весьма сомнительно, учитывая робкий характер девушки), или она солгала — Шарлотта была дома, и тогда у нее находится не кто иной, как гнусный д'Оландон.
Через несколько минут, которые показались вечностью влюбленному юноше, дверь дома отворилась, и на пороге появился человек в широком черном плаще. Альфред крадучись пошел за ним. Заметив слежку, мужчина плотнее запахнул плащ, хотя прекрасная летняя ночь была жаркой.
— Ах так! — проворчал Форминьи. — Ты хочешь скрыться? Но ты от меня не уйдешь!
Чувствуя закипающий гнев, он прибавил шаг, догнал человека в черном плаще и грубо схватил его за руку.
— Куда это вы так спешите, господин д'Оландон, и отчего прячетесь?
Человек обернулся, и юноша в изумлении попятился, широко раскрыв глаза. Света фонаря, у которого оба остановились, оказалось достаточно, чтобы он понял свою ошибку.
— Так вы не д'Оландон?
— Представьте себе, нет! Ну и манеры у вас, молодой человек! На первый раз я вас прощаю, но впредь будьте повежливее. Всего хорошего!
Донельзя огорченный Форминьи не успел принести свои извинения, ибо мужчина в плаще удалился так стремительно, что юноше оставалось только теряться в догадках. Дело в том, что он знал этого человека. Никакой любовной интрижкой здесь не пахло, ибо это был не кто иной, как бригадир жандармов Фуазон. Но какое дело могла обсуждать Шарлотта де Вобадон с начальником городской полиции и почему совещались они ночью, под покровом тайны? Форминьи потребовалось двое суток на размышления, и лишь тогда он сумел сопоставить зловещие новости, которые разнеслись по городу, с загадочными переговорами своей возлюбленной. На следующий день, незадолго до полуночи, крестьянская повозка приближалась к деревне Лангрюн. В тележке сидели двое — их фигуры в черных плащах сливались с темнотой ночи. Показалась приземистая церковь, и начался спуск к берегу. Мадемуазель де Монфике и д'Аше вовремя прибыли на место встречи, назначенное Шарлоттой.
— Мы увидимся с вашей подругой? — спросил вождь шуанов.
— Нет. Она сказала, что здесь нас будет ждать верный друг, а также двое матросов с корабля, который доставит вас в Англию. Корабль сейчас в открытом море.
— Ночь такая темная, что ничего нельзя разглядеть.
— Тем лучше! Никто не должен видеть корабль…
В это мгновение из мрака возник человек в широком плаще.
— Киберон! — прошептал он.
Это был пароль, и д'Аше тут же ответил:
— Все в руке божьей!
— Надо торопиться, сударь. Прилив ждать не будет, да и ночка уж больно подходящая.
— Я готов…
Мятежник в последний раз прижал к груди плачущую Елизавету, поклялся ей в вечной любви и спрыгнул с тележки на земли.
— Не забывайте меня! — шепнул он на прощанье. — Скоро мы встретимся вновь!
Д'Аше растворился в ночи вслед за своим провожатым. Девушка пристально вглядывалась в темноту и увидела, как две другие тени отделились от скалы и присоединились к первым двум. Конечно, это были матросы! Успокоившись, мадемуазель де Монфике послала воздушный поцелуй дорогому беглецу и, хлестнув лошадь, направила тележку в Байе.
На следующий день по всей Нормандии разнеслась ужасная весть: на берегу у деревни Лангрюн нашли тело Робера-Франсуа д'Аше. Лицо у него было изуродовано тремя выстрелами, так что его с трудом удалось опознать. Кроме того, он получил две пули в грудь и несколько ударов кинжалом в спину. Убийство было таким подлым, что языки у людей развязались. Нашлись свидетели, которые видели, как ближе к вечеру бригадир Фуазон и двое жандармов направлялись к Лангрюну. После этого не осталось сомнений, что именно они подкараулили д'Аше. Потрясенная до глубины души Елизавета де Монфике рассказала, как она сама отвезла своего друга на роковой берег, где его дожидался «верный человек», о котором говорила мадам де Вобадон.
Вот тогда-то Альфред де Форминьи и вспомнил о странной встрече вечером 6 сентября. Он своими глазами видел, как убийца вышел из дома Шарлотты де Вобадон — той самой Шарлотты, которая ездила в Байе, чтобы выманить д'Аше из его убежища. Юноша почувствовал такое отвращение, что его любовь к молодой женщине тут же умерла. Он рассказал всем знакомым о своем приключении и тем самым предал бывшую возлюбленную общественному суду — через несколько часов в Байе и в Кане не осталось человека, который не знал бы о роли Шарлотты в убийстве д'Аше…
Какая непонятная бравада побудила маркизу де Вобадон появиться в тот вечер на людях? Желание бросить вызов толпе или же просто неведение? Уже несколько дней назад она договорилась пойти в театр с д'Оландо-ном и не сочла нужным менять свои планы — а возможно, не знала о распространившихся по городу слухах.
Правда, в течение всего дня Шарлотта не видела д'Оландона, хотя они договорились встретиться еще утром. Когда же удивленная этим обстоятельством молодая женщина послала к нему Бабетту, служанка вернулась с известием, что дома никого нет. Один из соседей сказал, что господин д'Оландон внезапно уехал в деревню по срочному делу.
— Уехал? Не предупредив меня? Надо полагать, дело очень срочное… — задумчиво произнесла Шарлотта. — Но это не имеет значения, я пойду без него! Приготовь платье.
— Мадам хочет выйти одна?
— А почему бы и нет? Не в первый раз! Кроме того, я ведь иду в театр, там я наверняка встречу десяток друзей, которые вполне заменят мне Оландона. Не хочется упустить такой случай: у меня новая шаль, и надо в ней показаться.
Эту шаль из великолепного пурпурного кашемира Шарлотта купила сегодня утром. Вещица была для нее дорога, однако молодая женщина считала, что с финансовыми затруднениями отныне покончено. К черту скупость! В этой кашемировой шали она будет выглядеть ослепительно.