Вот так обстояли дела при английском дворе, когда лорд Малмсбери садился на корабль в лондонском порту, начиная свое путешествие в Брауншвейг, маленький старинный городок в Нижней Саксонии, у подножия гор Гарца. Добрался он туда без особых приключений и почти сразу был представлен невесте.
   Каролина Брауншвейгская — высокая девица двадцати семи лет — отчего-то сразу напомнила английскому посланнику отбившегося от табуна жеребенка. Не слишком красивая, но и не уродливая, довольно умная, но очень взбалмошная, Каролина вела себя как ей вздумается. О воспитании принцессы заботиться было некому, так как родители ее вечно ссорились и не обращали на дочь внимания. В своем родном городке она была особой весьма популярной и в силу полного отсутствия монаршей гордости с простыми жителями обращалась столь фамильярно, что ошарашенный лорд Малмсбери с трудом воздержался от порицания.
   Порученная миссия все меньше и меньше нравилась Джеймсу Гаррису. Он предпочел бы привезти в Англию лишенную воображения, равнодушную и холодную девицу, способную рожать детей и милостиво улыбаться с трона, но никак не Каролину, едва не прыгавшую от радости при мысли о том, как она сначала станет супругой принца Уэльского, а потом — королевой Англии.
   Каролина торопила события, а лорда Малмсбери мучили дурные предчувствия. Внутреннее чутье подсказывало ему, что он быстрым шагом спешит к катастрофе… Но разве мог он отступить? С его мнением никто не считался.
   На обратном пути в Англию он пытался объяснить принцессе, что не стоит так бурно всем восторгаться, а следует быть более скромной, сдержанной… и на многое закрывать глаза, делая вид, что ничего особенного не происходит. Но лорд старался напрасно — Каролина не желала его слушать. Несмотря на весь свой дипломатический талант, ему так и не удалось объяснить этой невинной девушке, что человек, за которого она собирается выйти замуж и которого готова полюбить всем сердцем, не намерен делать ничего — совершенно ничего! — дабы ей понравиться.
   Английский посланник, проведя некоторое время вдали от родины, разумеется, понятия не имел о событиях, происходивших в столице. А в Лондоне как раз выбирали фрейлин для будущей принцессы Уэльской, и Георг, чтобы побольнее уколоть Марию Фицгерберт, задумал сделать первой статс-дамой свою новую любовницу леди Джерси. Однако леди Джерси, которой удалось лишить Марию милостивого расположения принца, была женщиной очень амбициозной и на этом останавливаться не собиралась. Используя свое влияние на любовника, она намеревалась — ни больше ни меньше! — править Англией! Поэтому она не возражала против брака принца с принцессой Каролиной; к тому же красавица помнила об обещании короля уплатить долги сына сразу после его свадьбы.
   Леди Джерси, искушенной интриганке, без особого труда удалось устранить со своего пути морганатическую супругу принца Георга. Последний отправил бедняжке Марии холодное письмо, сообщая, что не намерен больше встречаться с ней. Получив это послание, Мария решила уехать на континент. Вот что написала она своему любимому:
   «Вы сделали меня несчастной, но я прощаю Вас. Вы женитесь, и я не имею права больше любить Вас. Но я верила Вам, когда Вы говорили о своих чувствах ко мне, и теперь мне трудно свыкнуться с мыслью об обмане. Однако я останусь верна клятвам, что связывали нас, и никогда не выйду замуж за другого. Постигшее меня несчастье научило меня не доверять мужчинам и навсегда закрыть перед ними свое сердце.
   И все же я желаю Вам благополучия в браке и надеюсь, что женщина, которую Вы избрали, сделает Вас счастливым, как Вы того и заслуживаете.
   Меня же сейчас утешает только то, что у Вас не может возникнуть сомнений в моем постоянстве.
   Всегда любящая Вас Мария».
   Ничуть не расстроенный этими словами печали, любви и преданности, Георг-младший смял листок и вскоре забыл о Марии.
   Довольная одержанной победой, леди Джерси согласилась стать первой статс-дамой — дабы иметь возможность оставаться в гуще событий и руководить молодой женой принца Уэльского, а также вовремя пресекать любые ее попытки оказывать влияние на своего супруга. Правда, леди Джерси искренне считала, что любовница всегда влиятельнее жены, но чем черт не шутит…
   О том, что в его отсутствие происходило в Лондоне, лорд Малмсбери узнал из письма, которое ему вручили прямо на берегу Ла-Манша. Новости заставили дипломата подумать, что само Небо ополчилось против него. Никогда еще семейная жизнь не начиналась так плохо! А принцесса знай себе радостно напевала все дни напролет и ожидала невесть какого счастья…
   — Худшие мои предположения сбываются, — шептал Джеймс Гаррис, расхаживая по берегу моря и тщетно пытаясь успокоиться.
   Но ему следовало набраться мужества, ибо все получилось гораздо хуже, чем он мог себе представить.
   Леди Джерси, которая должна была встречать в Дувре свою будущую королеву, надолго опоздала, так что Каролина едва не оказалась перед запертой дверью. Явившись наконец, первая статс-дама с любопытством оглядела принцессу и осталась весьма довольна увиденным. Она нашла Каролину некрасивой, дурно воспитанной, слишком скромной и к тому же старомодно одетой. Все это фаворитку принца вполне устроило. Она решила, что опасаться ей нечего, и… оказалась права.
   Поскольку принцессе предстояло вскоре прибыть ко двору, леди Джерси, известная модница, велела одеть и причесать Каролину, да так нехорошо и безвкусно, что вид бедняжки не мог не вызвать улыбки. Не помогли просьбы и увещевания лорда Малмсбери, сразу разгадавшего намерения первой статс-дамы: любовница принца Георга не обращала внимания на усилия дипломата, пытавшегося сохранить хотя бы видимость приличия.
   Неудивительно, что, когда несчастная принцесса появилась во дворце Сент-Джеймс, ее встретили презрительные взгляды. Придворные шушукались по углам и откровенно посмеивались. Только принц Георг хранил серьезность и поначалу вел себя весьма сдержанно и достойно. Возможно, потому, что в зале присутствовал сам король…
   Итак, принц Уэльский довольно учтиво поприветствовал свою будущую супругу и поцеловал ее. Только после этого он смог наконец хорошенько рассмотреть принцессу. Дело в том, что Георг-младший был сильно близорук.
   Лорд Малмсбери, собравшийся было вздохнуть с облегчением, вдруг насторожился: он заметил в руке принца лорнет. Георг, нимало не стесняясь, принялся разглядывать свою суженую, а потом вдруг нахмурился, резко повернулся к ней спиной и громко приказал: — Принесите мне виски, Малмсбери!
   Пытаясь спасти положение, Джеймс Гаррис тихо предложил:
   — Не будет ли угодно Вашему Высочеству выпить немного воды?
   — Воды?! Да вы в своем уме?! — вскричал Георг. — Мне просто необходим глоток виски!
   Залпом осушив стакан, принц стремительно выбежал из зала, на ходу пояснив, что направляется к матери.
   Когда общее недоумение несколько улеглось, принцесса робко спросила:
   — Лорд Малмсбери, что случилось? Принц всегда ведет себя столь неучтиво?
   Неуверенно улыбаясь, Джеймс Гаррис поспешно ответил:
   — Ни в коем случае, Ваше Высочество. Просто принц очень обеспокоен внезапным недомоганием своей матери. Он так волнуется за королеву Шарлотту, что, видимо, не владеет собой…
   Но все это были лишь пустые слова, и лорд Малмсбери понимал, что долго обманывать Каролину ему не удастся. Георг наверняка отправился к друзьям, чтобы хорошенько напиться.
   — Он совсем не похож на портреты, которые мне показывали, — разочарованно произнесла Каролина. — Слишком уж он толстый… и вообще безобразный!..
   Малмсбери с трудом сохранял спокойствие. «Господи, дай мне силы вынести этот позор!» — взмолился он, и тут в памяти у него внезапно всплыли милые сердцу воспоминания о недавнем путешествии в Санкт-Петербург. Разумеется, русских вряд ли можно считать людьми цивилизованными, но как же приятно было с ними беседовать! По сравнению с принцем Уэльским, да, пожалуй, и с принцессой Каролиной они вели себя почти утонченно…
   Бракосочетание состоялось через три дня. Церемония проходила в часовне Сент-Джеймсского дворца. На этот раз Каролина выглядела просто ослепительно: ее роскошное платье было усыпано драгоценностями, а на голове сияла диадема. Вот принцесса вступила под свод часовни и величавой поступью направилась к алтарю, где уже ждал ее…
   Но нет, никто ее там не ждал…
   Георг, как обычно, опаздывал. А когда наконец он вошел, все сразу обратили внимание на его остекленевший взгляд и неуверенную походку.
   Стало очевидно, что он опять напился и что случилось это по дороге в часовню…
   По пути из Карлтон-хауса страшно печальный наследный принц, проливая горькие слезы (что, впрочем, свойственно почти всем пьяницам), пожаловался лорду Мойре на свою несчастную жизнь.
   — Как же мне жить без нее — без моей милой Марии? — плакал Георг. — Она единственная женщина, которую я по-настоящему любил. И вот она уехала…
   Успокаивая друга, лорд Мойра вытащил лежавшую под сиденьем кареты бутылку виски и щедрой рукой плеснул в стакан приличную порцию золотистой жидкости. Тут следует отметить, что в каждом экипаже, которым путешествовал принц Георг, была непременно спрятана бутылка виски, о полноте коей всегда заботился один и тот же слуга. И этот слуга хорошо выполнял свои обязанности.
   — Не стоит так горевать, Ваше Высочество, — протягивая стакан принцу, сказал лорд Мойра. — Мария до сих пор в Англии. Она живет в Брайтоне, в доме, который вы подарили ей когда-то, и вы можете навестить ее в любое время.
   Залпом осушив стакан, Георг вдруг встрепенулся и решил выпить за хорошую новость. Правда, морганатический брак с католичкой, заключенный без ведома и согласия короля, был уже расторгнут, но разве это столь уж важно? И Георг на радостях в очередной раз напился…
   С застывшим, словно маска, лицом, с неподвижным взглядом, распространяя вокруг запах виски, принц Уэльский неуверенной походкой приблизился к невесте. Несчастная Каролина полными слез глазами смотрела на тучного пьяного мужчину, который рядом с ней то опускался на колени, то с трудом вставал на ноги и невпопад отвечал на вопросы архиепископа, совершавшего обряд бракосочетания. В самый ответственный момент, когда надо было произнести торжественное «да», принца пришлось встряхнуть…
   От наступившей затем брачной ночи ничего приятного ожидать не следовало. Принц был настолько пьян, что с трудом дополз до кровати и рухнул на постель рядом с Каролиной, которая безмерно страдала от… алкогольного отравления.
   Дело в том, что услужливая первая статс-дама «для храбрости» напоила новобрачную виски, подмешав к нему еще кое-что. Спазмы в желудке не позволили Каролине уснуть той ночью, а стоны несчастной порой даже рассеивали тот пьяный дурман, в котором находился ее новоиспеченный муж. Утром принц Уэльский внушал жене не меньшее отвращение, чем накануне в часовне, но теперь к отвращению примешивался ужас. Скорее всего мало что соображавший Георг, которому надоели стоны жены и ее приступы тошноты, просто-напросто изнасиловал Каролину.
   С тех пор жизнь принцессы Каролины превратилась в сущий ад. Ей пришлось переехать в Карлтон-хаус и принимать участие в ужинах, которые больше напоминали попойки и очень часто заканчивались оргиями. Она с равнодушным видом сидела за столом, наблюдая за тем, как ее супруг пьет виски из бокала леди Джерси и оказывает ей весьма интимные знаки внимания, а потом одаряет любовницу драгоценностями, принадлежавшими его жене.
   Спустя всего несколько недель вконец обнаглевшая статс-дама, ничуть не смущаясь, стала вскрывать личные письма принцессы к отцу и относить их любовнику, чтобы тот мог развлечь своих собутыльников.
   Однако Каролина не отличалась долготерпением, и скоро ей все это надоело. Совершенно не считаясь с советами лорда Малмсбери, умолявшего принцессу проявить сдержанность, супруга принца Уэльского смело бросилась в бой. Она всегда была весьма бойка на язык и сейчас умело воспользовалась этим своим талантом. Находя нужные слова, Каролина больно ранила мужа, когда насмехалась над его любовью к Марии Фицгерберт, о коей ей стало известно вскоре после свадьбы. Принцесса называла эту «жену» своего супруга «увядающей сорокалетней толстухой», а с леди Джерси обращалась с таким презрением, какого эта дама и заслуживала.
   Тучи сгущались, ненависть все возрастала, и рассчитывать на мужнину приязнь Каролине не приходилось. Но все-таки у них появился шанс на примирение. Ибо, как бы ни были плохи их отношения, принцесса Уэльская вскоре забеременела. И она надеялась, что с появлением на свет ребенка Георг изменится и станет вести достойный образ жизни.
   Но, увы, ничего такого не случилось. Когда 7 января 1796 года родилась маленькая прехорошенькая девочка, которую назвали Шарлоттой, Георг, не стесняясь в выражениях, сообщил супруге, что теперь он больше не обязан жить с ней. Он снова оказался в плену страсти к Марии Фицгерберт, а неожиданная болезнь, приступ которой надолго уложил принца в постель, заставила его завещать бывшей жене все свое имущество. Странно еще, что ему не пришло в голову завещать ей и драгоценности английской короны!
   Составив это завещание, Георг в присутствии придворных написал также письмо принцессе
   Уэльской, в котором уведомил ее об окончательном с ней разрыве.
   Как ни странно, на этот раз он был довольно вежлив — видимо, сказалась болезнь.
   Принцесса, получив послание супруга, передала письмо королю Георгу, которого она любезно называла «своим повелителем и отцом» и на помощь которого безусловно рассчитывала. Однако ни обращение к государю, ни мнение самого Георга III повлиять на решение принца не могли. Каролина была вынуждена покинуть Карлтон-хаус и поселиться в Блекхите, усадьбе, подаренной ей королем.
   Принцесса Уэльская терзалась не столько из-за своего изгнания, сколько из-за разлуки с любимой дочерью, оставшейся во дворце. Маленькая Шарлотта стала наследницей престола и должна была получить Соответствующее воспитание.
   Страдания Каролины не остались незамеченными. Английский народ не собирался безмолвно взирать на безобразия, творившиеся в доме принца. Лондонцам не нравился разрыв между супругами, но больше всего они осуждали открытую связь Георга с его любовницей. И будущие подданные Георга IV встали на защиту принцессы Каролины. Где бы она ни появлялась, ее всюду встречали громким ликованием, в то время как принца и его фаворитку освистывали и едва ли не забрасывали гнилыми яблоками.
   Разумеется, Георг во всем винил Каролину. Желая отомстить ей за свою поруганную честь, обиженный собственными подданными принц не только запретил жене видеться с дочерью, но еще и приказал воспитателям девочки внушить ей ненависть и презрение к матери. Но, как обычно и бывает в подобных случаях, затея эта позорно провалилась. С годами Шарлотта стала боготворить мать и ненавидеть отца, лишившего ее материнской заботы и ласки. И, конечно же, она презирала его за связь с любовницей.
   Лондонцы всячески поощряли девочку, встречая ее экипаж громкими восклицаниями:
   — Любите вашу матушку, крошка! Она сущий ангел! А вот принцу Уэльскому везло куда меньше, ибо над ним открыто потешались и издевались.
   — Георг! Где ваша жена?! — кричали люди вслед карете наследника престола.
   Невыносимо страдая от разлуки с любимой дочерью, Каролина решила излить свои нерастраченные материнские чувства на других детей и занялась бездомными сиротами.
   Когда она объявила о намерении устроить приют для самых обездоленных, Георг тут же пустил слух о нажитых Каролиной на стороне ублюдках, и даже потребовал провести расследование частной жизни принцессы Уэльской.
   В это время Каролина не могла уже рассчитывать ни на помощь, ни на поддержку своего верного защитника — короля Георга. Болезнь его с годами усилилась, и наконец несчастный монарх совсем лишился разума. Поскольку принц Уэльский стал регентом, Каролина, ничего хорошего для себя не ожидавшая, уехала в Европу и поселилась в Неаполе. Там она попала под влияние людей взбалмошных, бессовестных и глупых, а так как сама она по натуре была женщиной несдержанной, то один экстравагантный поступок следовал за другим. Каролина, казалось, хотела опозорить свой титул принцессы Уэльской.
   Однако в ноябре 1817 года бедняжку постиг страшный удар, разом прекративший все ее безумства. Дочь Шарлотта, по любви вышедшая замуж за Леопольда Саксен-Кобургского, умерла родами. Сердце матери было разбито. Совершив паломничество в Святую землю, Каролина решила вернуться в Англию.
   Но, как вскоре выяснилось, вернулась она лишь для того… чтобы стать обвиняемой в процессе о прелюбодеянии, который затеял против нее принц-регент. Не осмелившись казнить жену (о чем он, кстати сказать, не раз мечтал), Георг решил погубить Каролину, заточив ее в Тауэр. Однако это ему, к счастью, не удалось.
   …Но вот наступил 1820 год. Король Георг III скончался, и его презренный сын взошел на престол.
   Разумеется, Каролина стала английской государыней, но Георг IV отказал ей и в титуле, и в правах. В день коронации ей даже не разрешили войти в Вестминстерское аббатство. И все же очень скоро народ доказал Каролине, законной королеве Англии, свою преданность. Вот как это вышло.
   …Спустя всего несколько недель после коронации, 7 августа 1821 года, Каролина умерла. Она покинула этот мир, потому что у нее не осталось больше сил сражаться с супругом и отстаивать свои права.
   А что же счастливый Георг?.. Этот бессердечный человек запретил хоронить жену с приличествовавшими ее титулу почестями. Он приказал погрузить гроб с телом Каролины на фрегат и отправить покойную в Брауншвейг. Чтобы утаить от подданных правду, Георг велел доставить гроб на берег Темзы окружным путем — минуя Сити. Однако от глаз лондонцев ничего не скроешь, и народ, не доверяя своему государю, в ночь перед отправкой гроба на корабль воздвиг на дороге баррикады, на всякий случай выставив еще и пикеты.
   Задыхаясь от злобы и гнева, Георг IV на заре послал войска, дабы солдаты разогнали толпу. Но справиться с людьми, решившими проявить сочувствие и проводить в последний путь женщину, которую они считали своей королевой, солдатам не удалось. Лондонцы решили не отступать.
   Когда появился гроб с телом несчастной Каролины, люди опустились на колени, а затем раздался колокольный звон и прогремел пушечный залп. И тут некоторые заметили привинченную к крышке гроба серебряную пластинку. Рука неизвестного гравера начертала на ней: «Каролина, оскорбленная королева Англии».
   В глухом молчании лондонцы проводили свою повелительницу на корабль.
   После смерти ей суждено было вернуться в родной Брауншвейг, который она покинула когда-то ради страданий. Но английский народ принял ее как свою королеву, и это было куда важнее пышной коронации в Вестминстерском аббатстве.
   Король Георг IV умер через девять лет, но его похороны ничуть не походили на прощание с Каролиной. Когда гроб везли по улицам Лондона, никто не вставал на колени.
   Перед лицом смерти люди едва сдерживали возгласы ликования. И вся столица зачитывалась пикантной книжечкой о любовных похождениях покойного. Кто-то даже сочинил едкую и злую эпитафию, из которой было ясно, сколь «нежную любовь» питал к своему государю английский народ.
   Высокородный, как он низко пал! Купался в роскоши, но в мерзостях погряз… Господь его призвал быть первым среди нас, Но он призвания не оправдал.
   Победитель Наполеона при Ватерлоо не снискал славы в собственном королевстве. Английский престол унаследовал брат Георга Вильгельм, однако правил он недолго. Спустя всего семь лет, к счастью Англии, на ее трон взошла восемнадцатилетняя девушка по имени Виктория, которой судьбой было предначертано возвысить свою страну….

НОЧИ, ПОЛНЫЕ СТРАСТИ

ОТ НОЧЕЙ ТОВИИ ДО ПОТАЙНОЙ ЛЕСТНИЦЫ. СВАДЬБА КОРОЛЯ ЛЮДОВИКА СВЯТОГО

   — Ну что же вы? Идите! — язвительным тоном произнесла Бланка Кастильская, разрешая своему сыну Людовику впервые посетить молодую супругу, с которой он обвенчался четыре дня назад. — Теперь вам следует подумать о вашем потомстве.
   Отправив сына в спальню жены, королева осталась в коридоре у порога супружеской опочивальни. Когда Бланка решила, что отпущенное ею время истекло, она резко распахнула дверь в апартаменты Маргариты и громко произнесла:
   — Довольно на сегодня! Встаньте, Людовик!
   И ни слова не сказав своей юной невестке, проводила сына в его покои.
   Никакие свадебные торжества не могли бы сравниться по унынию с теми, что состоялись 27 мая 1234 года в добром городе Сансе. В тот день праздновали бракосочетание девятнадцатилетнего короля Людовика IX и четырнадцатилетней Маргариты, дочери Раймона Беранже, графа Прованского.
   Юные жених и невеста влюбились друг в друга с первого взгляда. Это произошло накануне свадьбы, когда их кортежи встретились на полпути между Парижем и Форкалькье. И теперь, сидя рядом, они улыбались, держась за руки, и весь мир, казалось, перестал для них существовать. Поэтому никто не понимал, почему королева-мать, столь усердно добивавшаяся этого брака, со вчерашнего дня ведет себя так, как если бы находилась на похоронах…
   Да неужто никто? Полноте! Всем было известно, что именно она, королева-мать, отправила монахов на поиски подходящей принцессы, будущей жены французского государя. И Жиль де Флажи, который поехал в Прованс, чтобы хорошенько рассмотреть дочерей графа, а также Готье Корню, епископ Санса, и Жан де Нель, которые привезли невесту во Францию, в полной мере испытали на себе гнев королевы.
   — Я велела вам, — суровым взглядом окинув послов, сказала Бланка Кастильская, — выбрать принцессу набожную, добрую, благочестивую, добродетельную…
   — Но, Ваше Величество, Маргарита именно такая… — осмелился вставить де Флажи. — Она очень набожна, очень добра… Все провансальцы гордятся своей юной принцессой и готовы носить ее на руках…
   — Еще бы! — саркастически отозвалась Королева. — Ее боготворит и вся эта пестрая толпа сумасшедших менестрелей, акробатов, поэтов и развязных девиц со странными манерами, которых Маргарита притащила с собой… Вы забыли, что я настаивала, чтобы невеста не была слишком красивой, ибо красота может ввергнуть юного короля в пучину греха, не говоря уже о том, что отвлечет его от государственных дел? И вот случилось то, чего я больше всего опасалась! Он не сводит с нее глаз! Что же вы наделали?!
   Епископ Санса, не выдержав, вмешался в разговор. Он не на шутку рассердился, когда королева-мать упрекнула его в том, что он не прервал переговоров о браке, увидев красоту Маргариты.
   — Король молод, набожен и привержен своему долгу, — заявил Готье Корню. — Он должен дать государству многочисленных и красивых наследников. Что плохого в том, что наш повелитель получит от брака удовольствие? Как священник, я осмелюсь напомнить: это удовольствие дозволено господом! Покойного короля Филиппа, да будет ему земля пухом, очень волновало, красивы ли вы, когда он просил руки Вашего Величества для своего сына…
   Но упоминание о ее собственном браке не успокоило королеву-мать. У каждого своя правда, и покойный Филипп Август, дед юного Людовика, никогда никому не казался оплотом добродетели. Бланка желала, чтобы ее сын не был чрезмерно привязан к своей супруге, ибо опасалась, что из-за красоты Маргариты он может попасть в ловушку, которую любит устраивать любовь. Короче говоря, королева не хотела, чтобы ее сын подпал под влияние красивой женщины. Бланка мечтала о том, чтобы всегда править сердцем и умом Людовика…
   А что же молодой король? Прежде он изо всех сил сопротивлялся желанию матери женить его поскорее, но теперь он смотрел на Маргариту с нескрываемой радостью. Темноволосая принцесса была воистину очаровательна. Однако, заметив сердитый взгляд королевы-матери, Людовик немедленно принял безразличный вид.
   Таким образом Бланка, и словом не перемолвившись со своей невесткой, уже возненавидела ее.
   Итак, «радостное» торжество продолжалось. Королева пребывала в плохом настроении, что огорчало гостей и омрачало праздник. Еда была скудна. Трубадуры, повинуясь приказу Бланки Кастильской, тянули заунывные песни, а вся вторая половина дня прошла в надоевших всем скучных играх. Наконец, ко всеобщему удовлетворению, наступил вечер, и дамы проводили Маргариту Прованскую в спальню. Король же отправился в часовню, чтобы торопливо поблагодарить господа за дарованную ему чудесную жену. Потом, весело объявив братьям Роберту и Альфонсу, что он идет спать, Людовик поспешил к опочивальне супруги.
   Его Величество даже представить себе не мог, сколько трудностей ожидало его на этом пути.
   Первое препятствие встретило Людовика прямо на пороге украшенной цветами супружеской спальни. Бланка Кастильская загораживала вход всем своим крупным телом. Ее черные глаза метали молнии. Пытаясь сохранять достоинство и спокойствие, королева-мать сказала:
   — Брак — это таинство, сын мой, а не страстные объятия в постели. Поэтому, прежде чем взойти на супружеское ложе, вам надо помолиться.
   Не сводя с Людовика сурового взгляда, Бланка немного помолчала, а потом продолжала: