Страница:
Во время этого похода Цезарь Борджиа исчез.
Шарлотта, герцогиня Валанская, беременная дочерью Луизой, никогда больше не видела своего очаровательного супруга…
НОЧЬ, КОТОРОЙ НИКТО НЕ ЖДАЛ. ЛЮДОВИК XII ЖЕНИТСЯ НА ПЕРВОЙ КРАСАВИЦЕ АНГЛИИ
Шарлотта, герцогиня Валанская, беременная дочерью Луизой, никогда больше не видела своего очаровательного супруга…
НОЧЬ, КОТОРОЙ НИКТО НЕ ЖДАЛ. ЛЮДОВИК XII ЖЕНИТСЯ НА ПЕРВОЙ КРАСАВИЦЕ АНГЛИИ
Итак, уезжая в Италию покорять Миланское герцогство, французский король был вполне счастлив. Тем более что его стараниями королева Анна вскоре должна была родить. Прежде чем покинуть Блуа, Людовик отвез жену в замок Роморантен.
— Здесь вам будет хорошо, дорогая. Вам не найти более удобного места, чтобы произвести на свет ожидаемого нами дофина, — прощаясь с Анной, сказал король и отправился на войну.
Но по непонятной причине он совсем забыл, что в этом же замке жила графиня Ангулемская, Луиза Савойская, мать пятилетнего розовощекого мальчугана Франциска, герцога Валуа, которого капризная судьба, преждевременно лишившая жизни всех претендентов на французский престол, сделала законным наследником короны. Нетрудно себе представить, что испытывала Луиза при виде Анны Бретонской, надеявшейся произвести на свет дофина.
И пока весь двор неустанно молился о рождении мальчика, Луиза, разумеется, просила Небо послать королеве девочку. Она часами молилась, перебирая четки и возжигая свечи, в надежде, что у Людовика не будет сына. И вот 13 октября 1499 года Небо вняло мольбам Луизы: Анна родила девочку, которую назвали Клод.
Конечно, Луиза очень старалась скрыть свою радость, но королева Анна не могла не заметить в глазах графини Ангулемской огонек торжества и, конечно же, воспылала к ней ненавистью.
Потом у Анны и Людовика родилась вторая дочь — Рене, которая, как и Клод, не могла наследовать престол. Луиза всякий раз с ужасом воспринимала весть об очередной беременности королевы Анны. К ее счастью, беременности часто заканчивались выкидышами или рождением детей, которым суждено было прожить всего несколько дней.
Думая о том, как бы сохранить престол для своих потомков, Людовик, вопреки желанию Анны, обручил Клод с Франциском Валуа. Это решение короля стало причиной сильнейшего нервного припадка у королевы. Говорили, что именно эти переживания свели ее в могилу. На самом же деле королева умерла в январе 1514 года от приступа мочекаменной болезни, которой страдала уже много лет. Ей было всего лишь тридцать восемь! Овдовевший Людовик остался совсем один. Убитый горем, постаревший король все чаще болел, у него случались внутренние кровотечения; ему не было и пятидесяти трех лет, а выглядел он на все семьдесят. Несчастный Людовик XII не позволял никому приближаться к себе, ему не нужны были утешения, он жаждал только одного — поскорее умереть.
Смерть Анны и преждевременная старость короля — старел он буквально на глазах — дали Луизе Ангулемской надежду на то, что ее Франциску ждать осталось недолго. Она не могла скрыть радости, когда слушала рассказы о том, что творилось в королевском замке. Людовик угасал. — Ройте могилу пошире, — говорил он приближенным после смерти Анны, — ибо не пройдет и года, как я разделю это ложе с моей королевой…
В ушах Луизы Ангулемской и ее сына эти слова короля звучали прекрасной музыкой. И вот Луиза все же решила потревожить безутешного в своем горе Людовика и попросить его ускорить брак Клод и Франциска. Она-то лучше кого бы то ни было понимала, что, женившись на королевской дочери, Франциск сразу получит титул дофина.
Восемнадцатого мая в Сен-Жермене состоялась свадьба, больше напоминавшая похороны, чем радостное событие в жизни двух молодых людей. Из-за траура по матери невеста была в черном, да и Франциск, одетый обычно элегантно и щеголевато, на этот раз удовольствовался простым камзолом из черного Дамаска, отделанного бархатом. Единственным светлым пятном в этом царстве черного цвета были белые занавески, которыми невеста сама украсила супружеское ложе.
Новобрачные составляли на редкость неудачную пару. Приветливая и стеснительная пятнадцатилетняя Клод, очень похожая на мать, была слишком маленького роста и слишком полная; к тому же она хромала на обе ноги. Правда, милая манера разговаривать помогала собеседникам забывать о ее физических недостатках. Зато жених был великолепен: темноволосый, высокий, статный, прекрасно сложенный, всегда веселый и довольный жизнью. Все девушки обращали на него внимание и никогда не отказывали ему в своей благосклонности… чем он, между прочим, не пренебрегал.
Нежная Клод, давшая имя самому сочному сорту слив и благодаря этому оставшаяся в памяти потомков, тоже не смогла устоять перед его обаянием. Она давно влюбилась в красавца кузена и будет любить его до конца дней, в то время как Франциск, не жалея для нее ни ласки, ни уважения, будет ей вечно изменять.
Но вот свадьба состоялась, наступило лето, и мать Франциска Валуа, вздохнув с облегчением, принялась приводить в порядок замок Роморантен. Со дня на день она ожидала мести о кончине Людовика XII, но вместо этого ей пришлось узнать другую новость.
Безутешный вдовец вдруг решил жениться! И на ком?! Нa Марии Английской сестре юного короля Генриха VIII, шестнадцатилетней девочке, свежей, как цветок, живой, как лань, и наделенной — если верить английским сплетникам — огненным темпераментом. Представив себе, что ей вновь придется гадать, кого же родит королева, Луиза Ангулемская едва не лишилась чувств…
Но правда ли это? Увы, правда.
Находившийся в это время в плену у англичан граф Людовик де Лонгвиль ухитрился убедить Генриха VIII, другом которого он стал, пойти на альянс с Францией.
— Ваше Величество, — сказал он однажды, играя в мяч с английским королем, — почему бы вам не выдать вашу сестру Марию за моего короля, который пребывает в большой печали после кончины любимой супруги? Две наши страны были бы связаны узами нежной дружбы.
Английский монарх посчитал предложение весьма интересным, ибо учел неблагоприятную для себя политическую обстановку в Европе. Генрих понял: для того чтобы Англию не проглотили три континентальные державы, ему надлежит заключить перемирие с Людовиком XII. Анна Бретонская умерла, так и не оставив дряхлеющему королю наследника, но молодая, сильная и здоровая супруга могла исправить положение.
Мария Тюдор была не только здоровой и сильной — ее считали едва ли не самой красивой женщиной в Европе. Но Мария совсем иначе представляла себе свое будущее. Она была влюблена в красавца Чарльза Брэндона, герцога Суффолка, в жилах которого, правда, не текла королевская кровь, но он был другом Генриха, и мог рассчитывать на благосклонность короля. Поэтому Мария лелеяла надежду, что ей будет позволено выйти замуж за любимого. Каково же было девушке услышать ошеломляющее известие:
— Вам вскоре предстоит отбыть за границу, Ваше Высочество, чтобы выйти замуж за короля Людовика.
Лорд хранитель печати, сообщивший об этом юной принцессе, первым испытал на себе вспышку ее гнева. Она совершила немыслимое: она отказалась выйти замуж за французского короля! Она плакала, кричала, сердилась и твердила свое:
— Никогда, никогда! Лучше мне умереть, чем стать супругой этого мерзкого старикашки!
Отчаяние сменялось гневом, слезы — истерикой, и все это продолжалось до тех пор, пока не стала ясно, что брат, хотя и донельзя изумленный поведением Марии, все равно не уступит этому неслыханному требованию: позволить принцессе выбрать мужа по любви.
Поняв безнадежность своего положения, Мария внезапно покорилась воле брата — но с одним условием.
— Людовик дряхл и хил здоровьем, — сказала она Генриху, соглашаясь на брак с французским королем, — и скорее всего я переживу его. Пока Людовик жив, я буду ему послушной женой и сделаю все от меня зависящее, чтобы отношения между Англией и Францией стали дружественными. Но прошу вас, Ваше Величество, позволить мне самой выбрать себе супруга, как только Людовик скончается.
Генрих был разгневан этой просьбой сестры, высказанной к тому же довольно дерзким тоном, но все же согласился: обещание ничего ему не стоило.
Граф де Лонгвиль мог наконец сообщить своему государю о завершении переговоров, что он и сделал незамедлительно, добавив:
— Эта свадьба положит конец всем стычкам с англичанами, а если англичанка к тому же родит наследника, британские монархи, возможно, откажутся от весьма прискорбной привычки в день коронации нарекаться французскими королями…
Узнав, что ему в жены прочат очаровательную юную блондинку, отличавшуюся к тому же умом и грацией, французский король почувствовал, как в жилах у него разгорается пламя страсти, и без раздумий ответил, что счастлив принять предложение и что именно о таком союзе он всегда и мечтал. Неожиданно превратившись из пленника в посла, граф де Лонгвиль от имени своего государя тринадцатого августа женился по доверенности на юной английской принцессе в часовне королевского замка в Гринвиче; вечером же в ее спальне ему предстояло изобразить вступление супруга в свои права.
После торжественного пира новобрачную отвели в опочивальню, раздели и уложили в постель в присутствии множества свидетелей. Граф де Лонгвиль в халате и одном чулке пурпурного цвета лег рядом с невестой и коснулся принцессы голой ногой. Брак немедленно объявили свершившимся…
Марии оставалось только перебраться во Францию, где уже готовились к брачной церемонии.
Людовик XII решил сыграть свадьбу в Абевиле, и в первых числах сентября дороги, ведущие в Пикардию, запрудили кареты и всадники, потому что государь призвал всех дворян королевства приветствовать новую государыню.
Для Луизы Ангулемской снова наступило время тревог.
Король же настолько взбодрился при мысли о том, что скоро его женой станет юная и хорошенькая девица, которая может подарить ему наследника, что буквально преобразился. Ему даже почудилось, что возрождается к новой жизни тот галантный и мужественный герцог Орлеанский, которым он был когда-то.
Мария покинула Англию в сопровождении внушительной свиты знатных английских дворян, в числе которых был также молодой и невероятно соблазнительный герцог Суффолк, возлюбленный принцессы. За Марией присматривала почтенная матрона, герцогиня Норфолкская, а прислуживали ей хорошенькие девушки, среди коих была Мария Болейн, старшая сестра Анны Болейн, ставшей впоследствии женой Генриха VIII.
Второго октября все эти дамы и кавалеры высадились в Сен-Валери, где от имени короля будущую королеву приветствовал Франциск де Валуа, который больше не мог именоваться дофином. Красота Марии ослепила молодого герцога, и он влюбился в нее с первого взгляда, что, разумеется, только осложнило и без того непростую обстановку.
До самого Абевиля юный герцог не покидал принцессу, забавляя ее галантными речами. Он совсем забыл о том, что поклялся своему другу Флеранжу возненавидеть молодую королеву. Когда он представил себе, что этим сокровищем станет обладать старый король, в нем внезапно проснулась ревность. А Мария и впрямь была истинным сокровищем! Высокого роста, с прекрасной фигурой и с безукоризненным цветом лица — как, впрочем, у почти всех англичанок, — золотоволосая и голубоглазая девушка обладала множеством достойных восторга качеств. Однако Франциску пришлось смириться. Эта женщина не могла быть его…
Тем временем в Абевиле Людовик с нетерпением ждал свою юную жену. Не вытерпев, он сел на резвого коня и вместе со всеми дворянами двинулся навстречу Марии.
Не сходя с лошади, он поцеловал ее, обнял всех английских принцев и тепло приветствовал их на французской земле. К кортежу присоединились музыканты и акробаты, и все повернули в Абевиль, где праздник был уже в разгаре, и где каждый дом жители украсили яркими коврами и цветами.
Повстречавшись с мужем, Мария убедилась, что молва о нем оказалась правдива: король был краснолицым, обрюзгшим, жирным, горбатым и выглядел старше своих лет. Ей пришлось приложить много усилий, чтобы показаться любезной и даже веселой.
Свадьбу праздновали на следующий день, 9 октября 1514 года, но не в часовне, а в королевском дворце в большом зале, стены которого были затянуты тисненной золотом тканью. Славившийся своей скупостью Людовик на этот раз не пожалел денег…
Брак благословил кардинал де При. Король и его молодая супруга, стоя на возвышении, были видны всем присутствующим. Прекрасные золотистые волосы Марии свободно падали ей на плечи, а голову украшала искрящаяся драгоценными камнями шапочка. Поскольку церемония проходила не в Сен-Дени, обычай не позволил новобрачной надеть корону.
Герцог де Валуа исполнял при короле роль шафера, его юная жена Клод стала подружкой невесты, а болтливый друг Франциска Флеранж, жалея молодую герцогиню, тихо утешал ее:
— Не плачьте, мадам, слезами не вернуть к жизни вашу любимую матушку…
Пировали до глубокой ночи, а потом новобрачных в присутствии всего двора уложили в постель. Покидая королевскую опочивальню вместе со словоохотливым Флеранжем, Франциск думал вовсе не о том, что корона Франции, быть может, ускользает от него, а о том, как старый и дряхлый Людовик XII справится с цветущей молодостью…
Однако Франциск ошибался, сомневаясь в мужских достоинствах короля. Влюбленный в молодую жену Людовик совершил несколько блистательных подвигов, в чем утром убедился весь двор, отмечая прекрасное настроение, в коем пребывал французский монарх.
Он улыбался и, потирая руки, говорил всем:
— Я молодец. Я настоящий герой! У меня все отлично получилось…
Эта приятная новость быстро стала достоянием всего города, и простой люд, всегда доброжелательный к своему повелителю, очень забеспокоился.
— Эта молодка, — судачили на улице кумушки, — запросто может угробить мужчину. Надо помолиться за здоровье нашего доброго короля!
И народ, как всегда, был прав. Людовик XII, желая показать жене, какой он горячий кавалер, перестарался, потому что возраст безумств и любовных проказ давно миновал. Король худел на глазах, с каждым днем становясь все слабее и слабее.
Герцог Валуа хоть и не верил, что король и королева могут произвести на свет наследника, все же вдруг забеспокоился… И думал он вовсе не о здоровье любимого государя. В голову ему пришла странная мысль о том, что юная королева может понести не от короля, а от кого-нибудь другого… Например, от соблазнительного Суффолка. А вдруг Генрих VIII позволил сестре взять Суффолка с собой как раз для того, чтобы молодой человек исполнил то, на что король Франции может быть не способен! Неужели коварный английский монарх, которого Франциск боялся как огня, собрался возвести на французский престол английского наследника?! И Франциск не преминул поделиться своими подозрениями с матерью.
Графиня Ангулемская, прибывшая на коронацию Марии, и без того понимала всю опасность положения. Ведь всем было известно, что Суффолк — любовник Марии, так что если королева не отлучит его от себя, то Франциск может распрощаться с короной.
Франциск немедленно принял меры предосторожности. Его жена Клод ни на шаг не отходила от королевы, пока короля не было в замке. Марию также везде сопровождала госпожа д'Омон, статс-дама, которая даже спала в личных покоях королевы.
Целых шесть недель продолжались увеселения, а потом английская знать, нагруженная подарками, отправилась восвояси. Остался только Суффолк, один лишь Суффолк — посол Генриха VIII во Франции.
После коронации Марии королевская чета совершила торжественный въезд в Париж, сопровождавшийся многочасовым карнавалом с ряжеными, картонными замками и всяческими увеселениями. Мария сияла, а вот ее мужа торжества слишком утомили, и потому Людовик не присутствовал на пиру. Тем не менее потом он целыми неделями проводил время, словно юноша: танцевал, охотился, поздно ложился и рано вставал.
Венецианский посол однажды цинично заметил;
— Ослепление красотой жены вскоре убьет этого больного старика…
После свадебных торжеств король с королевой поселились в Турнеле, мрачном парижском замке, и стали вести довольно странный образ жизни.
По утрам король, измотанный ночными трудами, еле поднимался с постели, на несколько минут выходил в сад, а потом возвращался в спальню и снова ложился. От усталости у него сильно дрожали руки и ноги.
— Извините меня, дитя мое, — говорил он Марии, — я чувствую себя утомленным и хочу прилечь…
Раздраженная тщетными усилиями супруга, королева покидала покои и быстрым шагом направлялась в дальнее крыло замка. Там, в одной из комнат, она раздевалась и ложилась в постель… Через несколько минут в маленькую дверь, открывавшуюся в редко посещаемую галерею, входил улыбающийся герцог Суффолк…
Довольно долго никто не знал об этих встречах, и тайна бы, наверное, умерла вместе с любовниками, если бы не офицер королевской стражи по имени де Гриньо. Прогуливаясь однажды по упомянутой галерее, он вдруг услышал странные стоны. Крайне удивленный офицер толкнул дверь комнаты, которую считал пустой, и без колебаний вошел. Зрелище, представшее его взору, потрясло честного де Гриньо до глубины души. Не замеченный любовниками, он тихо покинул комнату и вернулся к себе с горящими щеками, храня в памяти образ совершенно голой королевы…
Де Гриньо, смущенный увиденным, не знал, что же ему предпринять, но в конце концов, поразмыслив, решил написать графине Ангулемской, справедливо полагая, что уж она-то не останется безразличной к подобной новости. И, разумеется, де Гриньо не ошибся.
Луиза Савойская, получив послание королевского стражника, не на шутку встревожилась. И вовсе не потому, что ее расстроило распутное поведение молодой королевы, а потому, что герцог Суффолк вполне мог помочь Людовику XII заиметь наследника. Тогда бы ее сын Франциск навсегда потерял права на престол…
От одной этой мысли Луизу бросило в холодный пот, и она немедленно собралась в Париж.
Уставшая, но полная решимости помешать маленькой англичанке лишить Франциска законного права на престол, графиня Ангулемская приказала нести себя прямо в замок Турнель. Не отдохнув ни минуты, она явилась в апартаменты Суффолка, который в это время сочинял очередное письмо своему государю.
— Надеюсь, я не опоздала, — с порога заявила графиня. — Мне стало известно о ваших отношениях с королевой, и я считаю необходимым предостеречь вас, поскольку вы ведете себя крайне неосмотрительно. Вы не можете не знать, что королева, изобличенная в прелюбодеянии, равно как и ее любовник, за содеянное отвечает головой. Разумеется, в прямом смысле…
Однако молодой человек остался невозмутим. Он смотрел на гостью ясным взглядом, и ей пришлось от угроз перейти к посулам. Недолго думая, она пообещала Суффолку ренту в 50 тысяч ливров и земли в Сентонже за то, что он немедленно покинет французский двор. Зная, что в случае смерти Людовика они с Марией смогут наконец быть вместе, Суффолк согласился.
Чтобы исчезновение Суффолка не вызвало ненужных толков, Франциск Валуа пригласил англичанина на охоту в Амбуаз, где этой осенью развелось множество кабанов. Страстный охотник, Суффолк не устоял перед соблазном и сразу же дал согласие, хотя необходимость расставания с Марией приводила его в отчаяние. Однако нужно было держать слово, данное графине Ангулемской, и Чарльз решил не появляться больше при дворе, чтобы его отъезд в Англию остался незамеченным.
Решив убрать с дороги англичанина, Франциск Валуа устроил после охоты пир, во время которого представил английского посла очаровательной Марии Бабу де ля Бурдезьер, своей любовнице. Дабы добиться цели, он пожертвовал бы даже собственной женой, будь она чуть-чуть попривлекательней.
Красавица Бабу умела обращаться с мужчинами, и два дня спустя Франциск мог преспокойно вернуться в Турнель.
Королева Мария, видя, что милый Чарльз избегает ее, очень расстроилась, но долго печалиться она не умела и потому обратила свой взор на другого молодого человека. Им был ее собственный пасынок Франциск Валуа.
Очарованию королевы трудно было сопротивляться, и вскоре Франциск бросился к ногам Марии и едва не подарил ей сына, появления которого так боялась Луиза Савойская. Увлечение его было столь велико, что Франциск позабыл обо всем на свете, но, слава богу, совершить безумие ему помешал тот же самый господин де Гриньо, который в свое время уже предупреждал его мать об опасности.
— Черт побери, — сердито сказал честный офицер герцогу де Валуа, — что вы собираетесь сделать? Разве вы не понимаете, что эта хитрая и испорченная женщина стремится лишь к тому, чтобы родить от вас ребенка? И если ей удастся произвести на свет сына, вы сразу же превратитесь в простого графа Ангулемского и никогда не станете королем Франции!
Франциск признал правоту де Гриньо и пообещал ему быть впредь благоразумным… но вскоре выяснилось, что перед чарами Марии он все же устоять не смог. Тогда господин де Гриньо, поняв, что молодой человек попал в сети коварной женщины и не в силах отказаться от своей любви, уведомил обо всем графиню Ангулемскую.
Нетрудно представить гнев Луизы Савойской, узнавшей о безрассудном поведении сына, который сам мог лишить себя короны. Примчавшись в Париж, она устроила Франциску сцену — единственную за всю жизнь, ибо Луиза обожала своего сына, — и сцена эта была столь ужасна, что Франциск испугался. Гнев матери возымел действие. Франциск все понял и стал избегать Марии.
В декабре 1514 года над Парижем разразилась настоящая снежная буря. Стояли сильные морозы, а ветер вырывал с корнем деревья и сносил крыши с домов. Голодные волки, преодолев страх, подходили к человеческому жилью.
В просторных залах королевского замка, несмотря на разожженные везде камины, холод пробирал до костей. Сквозняки, гулявшие по длинным коридорам и обширным покоям, вздымали обивку стен. Пламя свечей колыхалось, бросая причудливые дрожащие тени на стены и высокие потолки.
В Турнеле медленно угасал Людовик XII. Чувствуя приближение конца, он все больше терзался мыслью о том, что станется с его дочерью Клод, если Франциск Ангулемский последует дурному примеру своего короля. Зная, что Франциск был влюблен в королеву, Людовик в тревоге шептал:
— Клод, моя маленькая Клод! Лишь бы он не отверг тебя, чтобы жениться на королеве Марии… — И вспоминал несчастную Жанну Французскую, с которой он когда-то обошелся очень жестоко, бросив ее ради любви к Анне Бретонской.
В день Рождества умирающий призвал к себе наследника короны. Сгоравший от нетерпения Франциск Валуа немедленно явился к смертному одру. Он с трудом скрывал победную улыбку. Что означала эта улыбка: радость из-за близости трона или предвкушение возможности откровенно любить Марию? Эти вопросы омрачали последние дни короля. Когда пробил последний час, у постели короля собрались все, кто его любил. Наконец 1 января 1515 года, ровно в десять часов вечера, Людовик XII отдал богу душу.
Несмотря на снежную бурю, два всадника немедленно покинули Турнель. Один из них направился в Роморантен, чтобы известить Луизу Савойскую о кончине короля, второй поспешил в Отель Валуа, где Франциск развлекался с друзьями.
Почтительно поклонившись, гонец громко провозгласил:
— Король умер! Да здравствует король!
— Да здравствует король! Да здравствует Франциск I! — прогремело в зале.
Бледный от волнения, Франциск устремился в Турнель. Несмотря на радостные возгласы друзей, он все еще был только наследником престола. Королем он сможет стать не раньше, чем через шесть недель, да и то только в том случае, если королева Мария не объявит, что ждет ребенка… Хорошо зная молодую государыню, Франциск очень опасался за свою корону. Он легко мог себе представить, как Мария, оплакивая супруга, делит ложе с кем угодно — лишь бы понести и навсегда остаться во Франции.
Поэтому на рассвете следующего дня Марию в белых вдовьих одеждах препроводили в Клюни, где под строгим присмотром она должна была провести первые сорок дней траура.
…И вот однажды утром Луиза Ангулемская испытала новое потрясение: было объявлено, что королева Мария беременна!
Но кто же отец ребенка? Суффолк? Франциск? Какой-нибудь молодой слуга?
Ни тот, ни другой и ни третий. Очень скоро выяснилось, что молодая королева повсюду распускала слухи о своей беременности и что-то подкладывала под платье, изображая, что полнеет, дабы, когда подойдет срок, взять ребенка у женщины, родившей в то же время.
Но Луизу Савойскую она не провела. Мать будущего государя приказала лекарям и повитухам осмотреть королеву, и Марию разоблачили.
В тот же день, вопреки обычаю, Франциск явился в Клюни и спросил у Марии, может ли он короноваться.
Побежденная королева, опустив голову, ответила:
— Сир, я не знаю иного короля, кроме вас…
Через несколько дней, двадцать пятого января, в Реймсе состоялась коронация Франциска I, а в начале февраля он торжественно въехал в Париж.
Сорок дней траура прошли, и король навестил вдовствующую королеву.
— Корону, которую вы, мадам, только что потеряли, я снова готов вручить вам, — сделал он Марии неожиданное предложение.
Опасения Людовика XII сбывались. Франциск намеревался бросить Клод, в это время ожидавшую ребенка, ради прекрасных глаз англичанки. Но он и представить себе не мог, какой ответ ему доведется услышать.
— Я надеюсь, сир, — сказала Мария, потупив глаза, — что вы не рассердитесь, если я выйду замуж по велению сердца.
— Здесь вам будет хорошо, дорогая. Вам не найти более удобного места, чтобы произвести на свет ожидаемого нами дофина, — прощаясь с Анной, сказал король и отправился на войну.
Но по непонятной причине он совсем забыл, что в этом же замке жила графиня Ангулемская, Луиза Савойская, мать пятилетнего розовощекого мальчугана Франциска, герцога Валуа, которого капризная судьба, преждевременно лишившая жизни всех претендентов на французский престол, сделала законным наследником короны. Нетрудно себе представить, что испытывала Луиза при виде Анны Бретонской, надеявшейся произвести на свет дофина.
И пока весь двор неустанно молился о рождении мальчика, Луиза, разумеется, просила Небо послать королеве девочку. Она часами молилась, перебирая четки и возжигая свечи, в надежде, что у Людовика не будет сына. И вот 13 октября 1499 года Небо вняло мольбам Луизы: Анна родила девочку, которую назвали Клод.
Конечно, Луиза очень старалась скрыть свою радость, но королева Анна не могла не заметить в глазах графини Ангулемской огонек торжества и, конечно же, воспылала к ней ненавистью.
Потом у Анны и Людовика родилась вторая дочь — Рене, которая, как и Клод, не могла наследовать престол. Луиза всякий раз с ужасом воспринимала весть об очередной беременности королевы Анны. К ее счастью, беременности часто заканчивались выкидышами или рождением детей, которым суждено было прожить всего несколько дней.
Думая о том, как бы сохранить престол для своих потомков, Людовик, вопреки желанию Анны, обручил Клод с Франциском Валуа. Это решение короля стало причиной сильнейшего нервного припадка у королевы. Говорили, что именно эти переживания свели ее в могилу. На самом же деле королева умерла в январе 1514 года от приступа мочекаменной болезни, которой страдала уже много лет. Ей было всего лишь тридцать восемь! Овдовевший Людовик остался совсем один. Убитый горем, постаревший король все чаще болел, у него случались внутренние кровотечения; ему не было и пятидесяти трех лет, а выглядел он на все семьдесят. Несчастный Людовик XII не позволял никому приближаться к себе, ему не нужны были утешения, он жаждал только одного — поскорее умереть.
Смерть Анны и преждевременная старость короля — старел он буквально на глазах — дали Луизе Ангулемской надежду на то, что ее Франциску ждать осталось недолго. Она не могла скрыть радости, когда слушала рассказы о том, что творилось в королевском замке. Людовик угасал. — Ройте могилу пошире, — говорил он приближенным после смерти Анны, — ибо не пройдет и года, как я разделю это ложе с моей королевой…
В ушах Луизы Ангулемской и ее сына эти слова короля звучали прекрасной музыкой. И вот Луиза все же решила потревожить безутешного в своем горе Людовика и попросить его ускорить брак Клод и Франциска. Она-то лучше кого бы то ни было понимала, что, женившись на королевской дочери, Франциск сразу получит титул дофина.
Восемнадцатого мая в Сен-Жермене состоялась свадьба, больше напоминавшая похороны, чем радостное событие в жизни двух молодых людей. Из-за траура по матери невеста была в черном, да и Франциск, одетый обычно элегантно и щеголевато, на этот раз удовольствовался простым камзолом из черного Дамаска, отделанного бархатом. Единственным светлым пятном в этом царстве черного цвета были белые занавески, которыми невеста сама украсила супружеское ложе.
Новобрачные составляли на редкость неудачную пару. Приветливая и стеснительная пятнадцатилетняя Клод, очень похожая на мать, была слишком маленького роста и слишком полная; к тому же она хромала на обе ноги. Правда, милая манера разговаривать помогала собеседникам забывать о ее физических недостатках. Зато жених был великолепен: темноволосый, высокий, статный, прекрасно сложенный, всегда веселый и довольный жизнью. Все девушки обращали на него внимание и никогда не отказывали ему в своей благосклонности… чем он, между прочим, не пренебрегал.
Нежная Клод, давшая имя самому сочному сорту слив и благодаря этому оставшаяся в памяти потомков, тоже не смогла устоять перед его обаянием. Она давно влюбилась в красавца кузена и будет любить его до конца дней, в то время как Франциск, не жалея для нее ни ласки, ни уважения, будет ей вечно изменять.
Но вот свадьба состоялась, наступило лето, и мать Франциска Валуа, вздохнув с облегчением, принялась приводить в порядок замок Роморантен. Со дня на день она ожидала мести о кончине Людовика XII, но вместо этого ей пришлось узнать другую новость.
Безутешный вдовец вдруг решил жениться! И на ком?! Нa Марии Английской сестре юного короля Генриха VIII, шестнадцатилетней девочке, свежей, как цветок, живой, как лань, и наделенной — если верить английским сплетникам — огненным темпераментом. Представив себе, что ей вновь придется гадать, кого же родит королева, Луиза Ангулемская едва не лишилась чувств…
Но правда ли это? Увы, правда.
Находившийся в это время в плену у англичан граф Людовик де Лонгвиль ухитрился убедить Генриха VIII, другом которого он стал, пойти на альянс с Францией.
— Ваше Величество, — сказал он однажды, играя в мяч с английским королем, — почему бы вам не выдать вашу сестру Марию за моего короля, который пребывает в большой печали после кончины любимой супруги? Две наши страны были бы связаны узами нежной дружбы.
Английский монарх посчитал предложение весьма интересным, ибо учел неблагоприятную для себя политическую обстановку в Европе. Генрих понял: для того чтобы Англию не проглотили три континентальные державы, ему надлежит заключить перемирие с Людовиком XII. Анна Бретонская умерла, так и не оставив дряхлеющему королю наследника, но молодая, сильная и здоровая супруга могла исправить положение.
Мария Тюдор была не только здоровой и сильной — ее считали едва ли не самой красивой женщиной в Европе. Но Мария совсем иначе представляла себе свое будущее. Она была влюблена в красавца Чарльза Брэндона, герцога Суффолка, в жилах которого, правда, не текла королевская кровь, но он был другом Генриха, и мог рассчитывать на благосклонность короля. Поэтому Мария лелеяла надежду, что ей будет позволено выйти замуж за любимого. Каково же было девушке услышать ошеломляющее известие:
— Вам вскоре предстоит отбыть за границу, Ваше Высочество, чтобы выйти замуж за короля Людовика.
Лорд хранитель печати, сообщивший об этом юной принцессе, первым испытал на себе вспышку ее гнева. Она совершила немыслимое: она отказалась выйти замуж за французского короля! Она плакала, кричала, сердилась и твердила свое:
— Никогда, никогда! Лучше мне умереть, чем стать супругой этого мерзкого старикашки!
Отчаяние сменялось гневом, слезы — истерикой, и все это продолжалось до тех пор, пока не стала ясно, что брат, хотя и донельзя изумленный поведением Марии, все равно не уступит этому неслыханному требованию: позволить принцессе выбрать мужа по любви.
Поняв безнадежность своего положения, Мария внезапно покорилась воле брата — но с одним условием.
— Людовик дряхл и хил здоровьем, — сказала она Генриху, соглашаясь на брак с французским королем, — и скорее всего я переживу его. Пока Людовик жив, я буду ему послушной женой и сделаю все от меня зависящее, чтобы отношения между Англией и Францией стали дружественными. Но прошу вас, Ваше Величество, позволить мне самой выбрать себе супруга, как только Людовик скончается.
Генрих был разгневан этой просьбой сестры, высказанной к тому же довольно дерзким тоном, но все же согласился: обещание ничего ему не стоило.
Граф де Лонгвиль мог наконец сообщить своему государю о завершении переговоров, что он и сделал незамедлительно, добавив:
— Эта свадьба положит конец всем стычкам с англичанами, а если англичанка к тому же родит наследника, британские монархи, возможно, откажутся от весьма прискорбной привычки в день коронации нарекаться французскими королями…
Узнав, что ему в жены прочат очаровательную юную блондинку, отличавшуюся к тому же умом и грацией, французский король почувствовал, как в жилах у него разгорается пламя страсти, и без раздумий ответил, что счастлив принять предложение и что именно о таком союзе он всегда и мечтал. Неожиданно превратившись из пленника в посла, граф де Лонгвиль от имени своего государя тринадцатого августа женился по доверенности на юной английской принцессе в часовне королевского замка в Гринвиче; вечером же в ее спальне ему предстояло изобразить вступление супруга в свои права.
После торжественного пира новобрачную отвели в опочивальню, раздели и уложили в постель в присутствии множества свидетелей. Граф де Лонгвиль в халате и одном чулке пурпурного цвета лег рядом с невестой и коснулся принцессы голой ногой. Брак немедленно объявили свершившимся…
Марии оставалось только перебраться во Францию, где уже готовились к брачной церемонии.
Людовик XII решил сыграть свадьбу в Абевиле, и в первых числах сентября дороги, ведущие в Пикардию, запрудили кареты и всадники, потому что государь призвал всех дворян королевства приветствовать новую государыню.
Для Луизы Ангулемской снова наступило время тревог.
Король же настолько взбодрился при мысли о том, что скоро его женой станет юная и хорошенькая девица, которая может подарить ему наследника, что буквально преобразился. Ему даже почудилось, что возрождается к новой жизни тот галантный и мужественный герцог Орлеанский, которым он был когда-то.
Мария покинула Англию в сопровождении внушительной свиты знатных английских дворян, в числе которых был также молодой и невероятно соблазнительный герцог Суффолк, возлюбленный принцессы. За Марией присматривала почтенная матрона, герцогиня Норфолкская, а прислуживали ей хорошенькие девушки, среди коих была Мария Болейн, старшая сестра Анны Болейн, ставшей впоследствии женой Генриха VIII.
Второго октября все эти дамы и кавалеры высадились в Сен-Валери, где от имени короля будущую королеву приветствовал Франциск де Валуа, который больше не мог именоваться дофином. Красота Марии ослепила молодого герцога, и он влюбился в нее с первого взгляда, что, разумеется, только осложнило и без того непростую обстановку.
До самого Абевиля юный герцог не покидал принцессу, забавляя ее галантными речами. Он совсем забыл о том, что поклялся своему другу Флеранжу возненавидеть молодую королеву. Когда он представил себе, что этим сокровищем станет обладать старый король, в нем внезапно проснулась ревность. А Мария и впрямь была истинным сокровищем! Высокого роста, с прекрасной фигурой и с безукоризненным цветом лица — как, впрочем, у почти всех англичанок, — золотоволосая и голубоглазая девушка обладала множеством достойных восторга качеств. Однако Франциску пришлось смириться. Эта женщина не могла быть его…
Тем временем в Абевиле Людовик с нетерпением ждал свою юную жену. Не вытерпев, он сел на резвого коня и вместе со всеми дворянами двинулся навстречу Марии.
Не сходя с лошади, он поцеловал ее, обнял всех английских принцев и тепло приветствовал их на французской земле. К кортежу присоединились музыканты и акробаты, и все повернули в Абевиль, где праздник был уже в разгаре, и где каждый дом жители украсили яркими коврами и цветами.
Повстречавшись с мужем, Мария убедилась, что молва о нем оказалась правдива: король был краснолицым, обрюзгшим, жирным, горбатым и выглядел старше своих лет. Ей пришлось приложить много усилий, чтобы показаться любезной и даже веселой.
Свадьбу праздновали на следующий день, 9 октября 1514 года, но не в часовне, а в королевском дворце в большом зале, стены которого были затянуты тисненной золотом тканью. Славившийся своей скупостью Людовик на этот раз не пожалел денег…
Брак благословил кардинал де При. Король и его молодая супруга, стоя на возвышении, были видны всем присутствующим. Прекрасные золотистые волосы Марии свободно падали ей на плечи, а голову украшала искрящаяся драгоценными камнями шапочка. Поскольку церемония проходила не в Сен-Дени, обычай не позволил новобрачной надеть корону.
Герцог де Валуа исполнял при короле роль шафера, его юная жена Клод стала подружкой невесты, а болтливый друг Франциска Флеранж, жалея молодую герцогиню, тихо утешал ее:
— Не плачьте, мадам, слезами не вернуть к жизни вашу любимую матушку…
Пировали до глубокой ночи, а потом новобрачных в присутствии всего двора уложили в постель. Покидая королевскую опочивальню вместе со словоохотливым Флеранжем, Франциск думал вовсе не о том, что корона Франции, быть может, ускользает от него, а о том, как старый и дряхлый Людовик XII справится с цветущей молодостью…
Однако Франциск ошибался, сомневаясь в мужских достоинствах короля. Влюбленный в молодую жену Людовик совершил несколько блистательных подвигов, в чем утром убедился весь двор, отмечая прекрасное настроение, в коем пребывал французский монарх.
Он улыбался и, потирая руки, говорил всем:
— Я молодец. Я настоящий герой! У меня все отлично получилось…
Эта приятная новость быстро стала достоянием всего города, и простой люд, всегда доброжелательный к своему повелителю, очень забеспокоился.
— Эта молодка, — судачили на улице кумушки, — запросто может угробить мужчину. Надо помолиться за здоровье нашего доброго короля!
И народ, как всегда, был прав. Людовик XII, желая показать жене, какой он горячий кавалер, перестарался, потому что возраст безумств и любовных проказ давно миновал. Король худел на глазах, с каждым днем становясь все слабее и слабее.
Герцог Валуа хоть и не верил, что король и королева могут произвести на свет наследника, все же вдруг забеспокоился… И думал он вовсе не о здоровье любимого государя. В голову ему пришла странная мысль о том, что юная королева может понести не от короля, а от кого-нибудь другого… Например, от соблазнительного Суффолка. А вдруг Генрих VIII позволил сестре взять Суффолка с собой как раз для того, чтобы молодой человек исполнил то, на что король Франции может быть не способен! Неужели коварный английский монарх, которого Франциск боялся как огня, собрался возвести на французский престол английского наследника?! И Франциск не преминул поделиться своими подозрениями с матерью.
Графиня Ангулемская, прибывшая на коронацию Марии, и без того понимала всю опасность положения. Ведь всем было известно, что Суффолк — любовник Марии, так что если королева не отлучит его от себя, то Франциск может распрощаться с короной.
Франциск немедленно принял меры предосторожности. Его жена Клод ни на шаг не отходила от королевы, пока короля не было в замке. Марию также везде сопровождала госпожа д'Омон, статс-дама, которая даже спала в личных покоях королевы.
Целых шесть недель продолжались увеселения, а потом английская знать, нагруженная подарками, отправилась восвояси. Остался только Суффолк, один лишь Суффолк — посол Генриха VIII во Франции.
После коронации Марии королевская чета совершила торжественный въезд в Париж, сопровождавшийся многочасовым карнавалом с ряжеными, картонными замками и всяческими увеселениями. Мария сияла, а вот ее мужа торжества слишком утомили, и потому Людовик не присутствовал на пиру. Тем не менее потом он целыми неделями проводил время, словно юноша: танцевал, охотился, поздно ложился и рано вставал.
Венецианский посол однажды цинично заметил;
— Ослепление красотой жены вскоре убьет этого больного старика…
После свадебных торжеств король с королевой поселились в Турнеле, мрачном парижском замке, и стали вести довольно странный образ жизни.
По утрам король, измотанный ночными трудами, еле поднимался с постели, на несколько минут выходил в сад, а потом возвращался в спальню и снова ложился. От усталости у него сильно дрожали руки и ноги.
— Извините меня, дитя мое, — говорил он Марии, — я чувствую себя утомленным и хочу прилечь…
Раздраженная тщетными усилиями супруга, королева покидала покои и быстрым шагом направлялась в дальнее крыло замка. Там, в одной из комнат, она раздевалась и ложилась в постель… Через несколько минут в маленькую дверь, открывавшуюся в редко посещаемую галерею, входил улыбающийся герцог Суффолк…
Довольно долго никто не знал об этих встречах, и тайна бы, наверное, умерла вместе с любовниками, если бы не офицер королевской стражи по имени де Гриньо. Прогуливаясь однажды по упомянутой галерее, он вдруг услышал странные стоны. Крайне удивленный офицер толкнул дверь комнаты, которую считал пустой, и без колебаний вошел. Зрелище, представшее его взору, потрясло честного де Гриньо до глубины души. Не замеченный любовниками, он тихо покинул комнату и вернулся к себе с горящими щеками, храня в памяти образ совершенно голой королевы…
Де Гриньо, смущенный увиденным, не знал, что же ему предпринять, но в конце концов, поразмыслив, решил написать графине Ангулемской, справедливо полагая, что уж она-то не останется безразличной к подобной новости. И, разумеется, де Гриньо не ошибся.
Луиза Савойская, получив послание королевского стражника, не на шутку встревожилась. И вовсе не потому, что ее расстроило распутное поведение молодой королевы, а потому, что герцог Суффолк вполне мог помочь Людовику XII заиметь наследника. Тогда бы ее сын Франциск навсегда потерял права на престол…
От одной этой мысли Луизу бросило в холодный пот, и она немедленно собралась в Париж.
Уставшая, но полная решимости помешать маленькой англичанке лишить Франциска законного права на престол, графиня Ангулемская приказала нести себя прямо в замок Турнель. Не отдохнув ни минуты, она явилась в апартаменты Суффолка, который в это время сочинял очередное письмо своему государю.
— Надеюсь, я не опоздала, — с порога заявила графиня. — Мне стало известно о ваших отношениях с королевой, и я считаю необходимым предостеречь вас, поскольку вы ведете себя крайне неосмотрительно. Вы не можете не знать, что королева, изобличенная в прелюбодеянии, равно как и ее любовник, за содеянное отвечает головой. Разумеется, в прямом смысле…
Однако молодой человек остался невозмутим. Он смотрел на гостью ясным взглядом, и ей пришлось от угроз перейти к посулам. Недолго думая, она пообещала Суффолку ренту в 50 тысяч ливров и земли в Сентонже за то, что он немедленно покинет французский двор. Зная, что в случае смерти Людовика они с Марией смогут наконец быть вместе, Суффолк согласился.
Чтобы исчезновение Суффолка не вызвало ненужных толков, Франциск Валуа пригласил англичанина на охоту в Амбуаз, где этой осенью развелось множество кабанов. Страстный охотник, Суффолк не устоял перед соблазном и сразу же дал согласие, хотя необходимость расставания с Марией приводила его в отчаяние. Однако нужно было держать слово, данное графине Ангулемской, и Чарльз решил не появляться больше при дворе, чтобы его отъезд в Англию остался незамеченным.
Решив убрать с дороги англичанина, Франциск Валуа устроил после охоты пир, во время которого представил английского посла очаровательной Марии Бабу де ля Бурдезьер, своей любовнице. Дабы добиться цели, он пожертвовал бы даже собственной женой, будь она чуть-чуть попривлекательней.
Красавица Бабу умела обращаться с мужчинами, и два дня спустя Франциск мог преспокойно вернуться в Турнель.
Королева Мария, видя, что милый Чарльз избегает ее, очень расстроилась, но долго печалиться она не умела и потому обратила свой взор на другого молодого человека. Им был ее собственный пасынок Франциск Валуа.
Очарованию королевы трудно было сопротивляться, и вскоре Франциск бросился к ногам Марии и едва не подарил ей сына, появления которого так боялась Луиза Савойская. Увлечение его было столь велико, что Франциск позабыл обо всем на свете, но, слава богу, совершить безумие ему помешал тот же самый господин де Гриньо, который в свое время уже предупреждал его мать об опасности.
— Черт побери, — сердито сказал честный офицер герцогу де Валуа, — что вы собираетесь сделать? Разве вы не понимаете, что эта хитрая и испорченная женщина стремится лишь к тому, чтобы родить от вас ребенка? И если ей удастся произвести на свет сына, вы сразу же превратитесь в простого графа Ангулемского и никогда не станете королем Франции!
Франциск признал правоту де Гриньо и пообещал ему быть впредь благоразумным… но вскоре выяснилось, что перед чарами Марии он все же устоять не смог. Тогда господин де Гриньо, поняв, что молодой человек попал в сети коварной женщины и не в силах отказаться от своей любви, уведомил обо всем графиню Ангулемскую.
Нетрудно представить гнев Луизы Савойской, узнавшей о безрассудном поведении сына, который сам мог лишить себя короны. Примчавшись в Париж, она устроила Франциску сцену — единственную за всю жизнь, ибо Луиза обожала своего сына, — и сцена эта была столь ужасна, что Франциск испугался. Гнев матери возымел действие. Франциск все понял и стал избегать Марии.
В декабре 1514 года над Парижем разразилась настоящая снежная буря. Стояли сильные морозы, а ветер вырывал с корнем деревья и сносил крыши с домов. Голодные волки, преодолев страх, подходили к человеческому жилью.
В просторных залах королевского замка, несмотря на разожженные везде камины, холод пробирал до костей. Сквозняки, гулявшие по длинным коридорам и обширным покоям, вздымали обивку стен. Пламя свечей колыхалось, бросая причудливые дрожащие тени на стены и высокие потолки.
В Турнеле медленно угасал Людовик XII. Чувствуя приближение конца, он все больше терзался мыслью о том, что станется с его дочерью Клод, если Франциск Ангулемский последует дурному примеру своего короля. Зная, что Франциск был влюблен в королеву, Людовик в тревоге шептал:
— Клод, моя маленькая Клод! Лишь бы он не отверг тебя, чтобы жениться на королеве Марии… — И вспоминал несчастную Жанну Французскую, с которой он когда-то обошелся очень жестоко, бросив ее ради любви к Анне Бретонской.
В день Рождества умирающий призвал к себе наследника короны. Сгоравший от нетерпения Франциск Валуа немедленно явился к смертному одру. Он с трудом скрывал победную улыбку. Что означала эта улыбка: радость из-за близости трона или предвкушение возможности откровенно любить Марию? Эти вопросы омрачали последние дни короля. Когда пробил последний час, у постели короля собрались все, кто его любил. Наконец 1 января 1515 года, ровно в десять часов вечера, Людовик XII отдал богу душу.
Несмотря на снежную бурю, два всадника немедленно покинули Турнель. Один из них направился в Роморантен, чтобы известить Луизу Савойскую о кончине короля, второй поспешил в Отель Валуа, где Франциск развлекался с друзьями.
Почтительно поклонившись, гонец громко провозгласил:
— Король умер! Да здравствует король!
— Да здравствует король! Да здравствует Франциск I! — прогремело в зале.
Бледный от волнения, Франциск устремился в Турнель. Несмотря на радостные возгласы друзей, он все еще был только наследником престола. Королем он сможет стать не раньше, чем через шесть недель, да и то только в том случае, если королева Мария не объявит, что ждет ребенка… Хорошо зная молодую государыню, Франциск очень опасался за свою корону. Он легко мог себе представить, как Мария, оплакивая супруга, делит ложе с кем угодно — лишь бы понести и навсегда остаться во Франции.
Поэтому на рассвете следующего дня Марию в белых вдовьих одеждах препроводили в Клюни, где под строгим присмотром она должна была провести первые сорок дней траура.
…И вот однажды утром Луиза Ангулемская испытала новое потрясение: было объявлено, что королева Мария беременна!
Но кто же отец ребенка? Суффолк? Франциск? Какой-нибудь молодой слуга?
Ни тот, ни другой и ни третий. Очень скоро выяснилось, что молодая королева повсюду распускала слухи о своей беременности и что-то подкладывала под платье, изображая, что полнеет, дабы, когда подойдет срок, взять ребенка у женщины, родившей в то же время.
Но Луизу Савойскую она не провела. Мать будущего государя приказала лекарям и повитухам осмотреть королеву, и Марию разоблачили.
В тот же день, вопреки обычаю, Франциск явился в Клюни и спросил у Марии, может ли он короноваться.
Побежденная королева, опустив голову, ответила:
— Сир, я не знаю иного короля, кроме вас…
Через несколько дней, двадцать пятого января, в Реймсе состоялась коронация Франциска I, а в начале февраля он торжественно въехал в Париж.
Сорок дней траура прошли, и король навестил вдовствующую королеву.
— Корону, которую вы, мадам, только что потеряли, я снова готов вручить вам, — сделал он Марии неожиданное предложение.
Опасения Людовика XII сбывались. Франциск намеревался бросить Клод, в это время ожидавшую ребенка, ради прекрасных глаз англичанки. Но он и представить себе не мог, какой ответ ему доведется услышать.
— Я надеюсь, сир, — сказала Мария, потупив глаза, — что вы не рассердитесь, если я выйду замуж по велению сердца.