Замирая от страха, Раф поднял винтовку. У него не было права на ошибку. Он должен был попасть с первого выстрела, а не то будет поздно. Гинни подняла голову и с мольбой посмотрела на него. Все внутри у него тряслось, как желе, но его рука была тверда. Он убьет эту тварь и защитит эту женщину.
   – Когда я выстрелю, – сказал он ей, – бегите к дому.
   От грохота выстрела Гинни вздрогнула, а Кристофер жалобно заскулил. Аллигатор не только не остановился, но даже почти не замедлил движение. Если бы не дыра на месте его левого глаза, Раф решил бы, что промахнулся. Но зверь продолжал погоню, тогда как перепуганная Гинни застыла на месте.
   Раф схватил винтовку за дуло, готовясь использовать ее как дубину, но тут раздался еще один выстрел. Аллигатор дернулся, потом стал погружаться в воду, хлеща хвостом в предсмертном приступе ярости.
   Раф подошел к Гинни и вытащил ее с Кристофером из воды. Она судорожно прижимала мальчика к груди и крупно дрожала. Но и сам Раф тоже дрожал.
   Он повернулся к Джуди, которая стояла рядом, держа в руках старое отцовское ружье и не отводя глаз от того места, где только что был аллигатор. Как она нашла ружье? После того инцидента с Морто Раф хорошенько его запрятал.
   Раф опять посмотрел на Гинни, которая стояла, не двигаясь, плотно закрыв глаза.
   – Я же сказал вам бежать к дому! – резко сказал он, вырывая у нее из рук Кристофера. Он испытывал огромное облегчение, видя ее живой и здоровой, но скрывал его под внешней резкостью. – Почему вы не можете ничего сделать толком?
   Он опустил Кристофера на землю, и мальчик вдруг встал на защиту Гинни:
   – Не смей на нее орать!
   – Извините, – тихо выговорила Гинни. Хотя ее глаза открылись, зрачки были расширены, и она явно была в шоке. – В трудную минуту я теряюсь...
   – Нет, не теряетесь! Если бы не вы, аллигатор меня съел бы! – И, словно только тут осознав, что был на волосок от гибели, Кристофер тоже начал дрожать. – Он и вас мог съесть.
   К удивлению Рафа, Гинни обняла мальчика.
   – Нет, я ни за что не дала бы ему тебя съесть, – всхлипнув, проговорила она. – Слава Богу, что все обошлось.
   – Ну да, все распрекрасно! – раздраженным голосом сказала Джуди. – Вот только не пойму, что вы тут все делали посреди ночи?
   Джуди посмотрела на Рафа, потом на Гинни и, конечно, заметила, что на той лишь мокрая рубашка. У этой девчонки слишком зоркий глаз, сердито подумал Раф.
   Гинни принялась сбивчиво объяснять, как они с Рафом не поняли, что и тот и другой хотят принять ванну, но Джуди слушала ее с враждебным выражением, явно не веря ни одному слову.
   – Ладно, пора вам всем в постель, – сказал Раф, обрывая объяснение Гинни. С крыльца, куда к тому времени высыпали все мальчики – еще бы, такое событие! – раздались охи и стоны. – Ладно-ладно, идите, больше ничего интересного не будет.
   – Откуда ты знаешь? – спросила Джуди, кивая на реку. – Мало ли что взбредет в голову аллигаторам. Наверно, кому-то лучше посторожить на берегу, чтобы эта компания не явилась полакомиться своим приятелем.
   Она была права. Аллигаторы обязательно соберутся к трупу своего соплеменника.
   – Я его отсюда оттащу, – сказал Раф. – Может быть, к Гемпи. Ему лишнее мясо не помешает.
   – Нам тоже лишнее мясо не помешает, особенно зимой, – настаивала девочка. – Я с удовольствием посторожу до утра.
   Предложение было соблазнительное, по крайней мере у детей будет мясо. Но Раф чуть не потерял одного ребенка и не собирался рисковать еще одним.
   – Нет, я отволоку его к Гемпи, – сурово объявил он Джуди. – А вы все отправляйтесь спать.
   – Ну Раф...
   – Иди спать, Джуди. И дай сюда ружье. Что-то я не помню, чтобы разрешал тебе им пользоваться.
   Опасаясь, что девочка будет спорить, Раф нахмурился и протянул за ружьем руку. В глазах Джуди была обида, но она молча отдала ему ружье. Раф понимал, что поступает с ней чересчур сурово, но Джуди – просто ребенок, девочка, черт побери, которой полагалось бы играть в куклы, а не стрелять из ружья. Нет, ей надо спокойно лежать в кровати, а не сторожить ночью дом с ружьем в руках.
   К тому же нельзя забывать, какие у нее с этим ружьем связаны воспоминания.
   Взяв Кристофера за руку, Джуди поднялась по ступенькам и жестом велела братьям идти за собой. Раф вздохнул с облегчением и повернулся к Гинни.
   – Возьмите, – сказал он, протягивая ей ружье. – А мне пора ехать.
   – Это что – шутка? – спросила Гинни, держа ружье как можно дальше от себя. – Вы отобрали его у Джуди, чтобы отдать мне?
   Ясно, стрелять она тоже не умеет. Впрочем, невелико преступление – благородных девиц не обучают военному искусству. Но почему-то неумение стрелять и ее общее ошалелое состояние только разожгли в нем раздражение. Ну что за беспомощное создание! Вечно ее надо защищать! Волосы спутаны, рубашка вся в грязи... И почему она ему все равно кажется красивой женщиной?
   – Джуди – ребенок, – прорычал он, поворачивая к пироге. – А вы вроде взрослый человек.
   Он вынул из пироги веревку и пошел дальше в воду, чтобы накинуть петлю на мертвого аллигатора. Гинни подошла к краю воды.
   – Этот ребенок только что всадил пулю в аллигатора, мистер Латур. Я не привыкла держать пари, но все же поставила бы на Джуди. И ружье нужно было отдать ей.
   – Конечно, вам она не племянница.
   Раф с большей, чем нужно, силой дернул за веревку, затягивая петлю, потом привязал веревку к корме пироги.
   – С каким праведным гневом вы упрекали меня, что я высокомерно разговариваю с детьми! А вы! Разве не стоило ее похвалить за меткость? За то, что она спасла брату жизнь?
   – Что это вы вдруг принялись ее защищать? Или вам все равно, на чьей быть стороне, лишь бы против меня?
   – Нет, это не так. – Голос Гинни смягчился. – Я изо всех сил стараюсь не сердить вас. И почему-то всегда ухитряюсь сказать что-то не к месту.
   Гинни стояла совершенно неподвижно, держа в руке ружье. Единственное движение, которое можно было в ней заметить, – это дрожавшая нижняя губа. У нее был такой недоуменный и обиженный вид, что Раф чуть опять не извинился. Остановила его только мысль, что она, конечно, притворяется. Опять она заставляет его плясать под свою дудку, опять разжигает в нем вожделение. Он едва нашел силы оттолкнуть пирогу от берега.
   – Идите спать, моя прекрасная дама, – сказал он, залезая в пирогу. – Поговорим, когда я вернусь.
   – Поговорим? – спросила Гинни дрожащим голосом. – Или будем опять обмениваться обвинениями?
   – А чем еще нам обмениваться? Как вы любите говорить, мы принадлежим к разным мирам. Вы меня почти убедили, что вас не следовало сюда привозить.
   Раф оттолкнул пирогу от берега. Силуэт Гинни маячил на берегу. Хватит, сказал он себе. Но даже когда она скрылась из вида, у него в глазах стояло ее бледное, безжизненное лицо.
   Джуди осталась на крыльце – подслушивать их разговор. Ей хотелось знать, что Эта Женщина скажет о ней. Небось, опять будет жаловаться. Поэтому она была поражена, когда Гинни упрекнула Рафа за то, что он не похвалил племянницу. Неужто эта Гинни и впрямь думает, что она, Джуди, хорошо стреляет?
   Оставшись наедине с Рафом, Гинни могла рассказать и про змею, и про то, какую жуткую еду они готовят, и про то, как они отказываются мыть посуду, но обо всем этом она не сказала ни слова. Джуди стало не по себе, может, Гинни не такая уж плохая, может, они ее просто плохо знают?
   Гинни стояла на берегу в поникшей позе, и Джуди против воли почувствовала к ней жалость. Ну чего она там стоит? Хочет дождаться еще одного аллигатора?
   Джуди убеждала себя, что ее не касается, съест аллигатор Гинни или нет. Но она не могла забыть, как Гинни обнимала ее маленького брата, радуясь, что он остался цел. Его давно уже никто не обнимал. Да и остальных ее братьев тоже. «Тьфу!» – сердито плюнула Джуди и пошла к Гинни. Ну что ты будешь делать с человеком, который ничего не соображает?
   Когда Джуди тронула Гинни за руку, та вздрогнула.
   – Ой, как ты меня напугала!
   – Время позднее, – сказала Джуди. – Поблизости свободно может быть еще аллигатор. Так что на берегу стоять опасно.
   Гинни посмотрела себе под ноги, потом упрямо сжала губы.
   – Возьми это ружье, – решительно сказала она, протягивая его Джуди. – Ты с ним умеешь обращаться лучше, чем я.
   – Но Раф же не позволил...
   – Знаешь, что я тебе скажу, по-моему, он сам не знает, чего хочет. И в женщинах он разбирается очень плохо.
   – Не знаю...
   – Послушай, Джуди. Я из этого ружья не попаду даже в сарай. Есть полный смысл, чтобы оно было у тебя, и твой дядя согласился бы с этим, если бы не был таким упрямым. Так что бери ружье и делай с ним, что хочешь. А поскольку Рафа здесь нет, он об этом и не узнает. Это будет наш с тобой секрет.
   Джуди невольно расплылась в улыбке.
   – Закон чести?
   – Честное слово, я ему не скажу. – Обхватив себя руками, Гинни посмотрела вниз по темной реке. – У твоего дяди дурной характер, – грустно проговорила она. – И ко мне он неважно относится.
   – Раф – хороший человек.
   Но хотя Джуди чувствовала себя обязанной заступиться за Рафа, она понимала, что он нехорошо обошелся с этой женщиной, не дав ей даже возможности объяснить свое поведение. Наверно, обидно, когда на тебя так сердятся ни за что ни про что. На месте Гинни ей тоже, может быть, захотелось бы плакать.
   – Но в одном он был прав, – вдруг сказала Гинни. – Мы все устали. Надо ложиться спать.
   – Я скоро приду. Хочу посмотреть, все ли в порядке. Гинни с сомнением посмотрела на Джуди, и девочке показалось, что она сейчас прикажет ей идти в дом. Но Гинни только вздохнула и кивнула головой.
   – Только не спускайся с крыльца. Не дай Бог, с тобой что случится – как без тебя будут твои братья?
   Гинни пошла в дом, оставив Джуди в полном смятении. Какая-то совсем другая, тихая Гинни. Только можно ли ей верить?
   «Я ее ненавижу!» – напомнила себе Джуди. Велико дело – короткий разговор на берегу? Все равно от нее надо избавляться. Завтра, глядишь, опять начнет строить из себя важную даму и обращаться с нами как с последним отребьем. Нет, она, Джуди, менять о ней мнение не собирается. И тут Джуди вспомнила о ящерице, которая дожидалась Гинни под кроватью, и тихо выругалась. И тут же отправилась в дом, уверяя себя, что ничто не изменилось, но все-таки пусть, ящерица поспит ночь в другом месте. А вот завтра посмотрим.

Глава 12

   На следующее утро Гинни сидела на качелях, с трудом расчесывая только что вымытые волосы. Она приняла ванну на рассвете – отчасти для того, чтобы ей никто не помешал, отчасти для того, чтобы отвлечься от беспокоящих ее мыслей. Сморщившись от боли, она дергала гребень, думая при этом, что Раф, конечно, сделал это нарочно: бросил ей в лицо обидные слова, а потом уплыл, не дав ей возможности оправдаться. И теперь эти слова носились над ней, как рой рассерженных ос, от которых она не могла отмахнуться. Оставалась одно – хорошенько в них вдуматься.
   Оказывается, посмотреть на себя глазами других – малоприятное дело.
   Гинни опять скривилась, хотя гребень неподвижно лежал у нее на коленях. Раф назвал ее самовлюбленной, эгоистичной и ограниченной, и эти слова не шли у нее с ума. В глубине души, там, где в ней таилась способность быть честной сама с собой, она признавала, что он прав.
   Даже совсем незнакомая ей женщина, миссис Тиббс, быстро это разглядела. Ее слова злили Гинни, но сейчас она поняла, что миссис Тиббс искренне старалась ее предостеречь. Все эти годы Гинни отгораживала свое сердце от окружающих ее людей, поглощенная только своими огорчениями и своей болью. У нее вошло в привычку говорить «Я не умею» и предоставлять другим действовать и даже говорить за себя. В конце концов она разучилась предпринимать хоть что-нибудь. Неудивительно, что от нее все отвернулись. Какой от нее прок папе, этим детям и даже самой себе, если в трудную минуту ей приходит в голову только одно – бежать?
   Гинни опять взяла гребень и стала раздирать мокрые пряди. Прежняя Гинни стала бы ныть и говорить, что все к ней несправедливы, но новой Гинни надоело быть никчемной. Может быть, она поступила опрометчиво, бросившись в реку за Кристофером, но она впервые сделала что-то, чем могла гордиться. Она умирала от страха, ее еще долго била дрожь, но такого счастья, какое она испытала при виде спасенного Кристофера, она не испытывала уже много лет.
   Надо же было Рафу все испортить!
   Гребень опять упал ей на колени, и ее мысли вернулись к эпизоду в лохани, к тому, что едва не произошло между ними. Нет, нельзя вспоминать его поцелуи! Она и так проворочалась на кровати без сна всю ночь, представляя себе то, что могло бы произойти.
   От этих волнующих воспоминаний Гинни отвлек Кристофер. Весь заспанный и взлохмаченный, он вышел на крыльцо. Какое счастье, что он жив и здоров!
   Судя по тому, как он смотрел на реку, он и боялся увидеть в ней аллигаторов и отчасти надеялся, что они там плавают.
   – Джуд не соврала, – сказал он. – Она таки караулила нас всю ночь. Аллигаторов нету.
   Гинни улыбнулась, вспомнив, что на рассвете нашла Джуди на качелях: девочка крепко спала, прижав ружье к груди. Гинни тихонько прокралась мимо, хорошо зная, как неприятно будет обидчивой Джуди, что ее застали спящей на боевом посту. Закон чести, про себя поклялась Гинни. Она никому не скажет, даже Кристоферу.
   – Это правда? – вдруг спросил Кристофер, оборачивая к Гинни встревоженное лицо. – Это правда, что вы вчера целовались с дядей Рафом?
   Ошеломленная Гинни открыла было рот, чтобы категорически это отрицать, но ей не хотелось начинать свои новые отношения с детьми со лжи.
   – А тебе-то что? Почему ты меня об этом спрашиваешь?
   Кристофер подошел к ней.
   – Джуди говорит, что вы хотите у нас его украсть. Что вы выйдете за него замуж и уедете вместе с ним на плантацию своего папы, а нас бросите одних.
   Нет, с Джуди надо серьезно поговорить. Неужели она действительно считает ее такой расчетливой и бессердечной?
   – Это неправда, – сказала Гинни Кристоферу. – Ты же знаешь, что ваш дядя никогда вас не покинет. Он вас очень любит.
   Кристофер пожал плечами.
   – Может быть, но Джуди говорит, что взрослым нельзя доверять. Им лишь бы от тебя отделаться.
   Гинни было страшно слушать подобные слова из уст такого маленького мальчика. Она хотела возразить ему, убедить его, что это не так, но ведь и она сама часто думала так же! Теперь, когда она сумела взглянуть на свои отношения с мамой ее глазами, она понимала, как была к ней несправедлива. Она винила ее даже за то, что ее нет, за то, что она умерла.
   Гинни потрогала медальон у себя на груди, и ей вдруг захотелось забыть свою обиду, горечь и даже чувство вины. Тогда, может быть, ей удастся помочь этому мальчику не совершить ту же ошибку, что совершила она.
   Гинни взяла Кристофера за руку и ласково заговорила:
   – Иногда так получается, что человек уходит. Он этого вовсе не хочет, но так получается. Но когда уходит один, всегда находится кто-нибудь другой, кто занимает его место. Вот вы потеряли маму, но у вас есть дядя Раф. И ты же сам знаешь, что он за вас пойдет в огонь и воду.
   На лице Кристофера медленно расплылась улыбка.
   – Это правда, нам здорово повезло, что мы нашли дядю Рафа. И нам повезло, что он нашел вас.
   У Гинни, улыбавшейся вместе с Кристофером, вдруг опустились уголки губ. А вот Раф считает, что напрасно привез ее сюда. Может быть, стоит сказать мальчику, что скоро и ей придется с ними распрощаться.
   Нет! – упрямо подумала Гинни. Надо просто убедить Рафа, что он привез ее сюда не напрасно. Она окинула взглядом серые доски крыльца, пышную растительность вокруг. Это – ее турнирное поле. Если она будет смела и решительна, может быть, ей удастся выиграть бой. Она сумеет войти в доверие к этим детям и не уедет отсюда до тех пор, пока не научит их грамоте. И когда она вернется к своему возлюбленному Лансу и встанет рядом с ним у алтаря, у нее будет право прямо смотреть Рафу в глаза.
   Рафу? Лансу, молча поправила она себя. Она должна утвердить себя в глазах Ланса, а не Рафа. Она выйдет замуж за Ланса.
   – Это кто же сделал? – раздался в доме пронзительный вопль Джуди. – А ну иди-ка сюда, негодный воришка!
   Мальчик окаменел, вперив глаза в Гинни.
   – Это она про ветчину, – тихо проговорил он. – Я же вам говорил, что она жутко разозлится.
   На мгновение Гинни сама почувствовала себя ребенком, которого взрослые поймали на шалости. Но когда раздался оглушительный треск брошенной крышки, она вернулась в сегодняшний день. Да кто, в конце концов, такая Джуди? Девочка! Пора Гинни доказать детям, что хозяйка здесь она.
   Она пошла в дом, а Кристофер поплелся сзади, прячась за ее юбкой.
   – Этот воришка отрезал шмат от окорока! – крикнула Джуди, как только они показались в дверях кладовки. В руках у нее была сковородка, которую она явно собиралась в них запустить.
   – Положи сковородку на место, – сказала Гинни как можно более твердым голосом. – Ты уже имела возможность наблюдать, как бесполезны подобные выходки. Испортишь дверь – вот и все.
   Во всяком случае, ей удалось удивить Джуди. В некотором смущении та положила сковородку.
   – Так-то лучше. А теперь вот что: перестань называть брата воришкой. Ветчину отрезала я.
   – Вы! – Короткое слово прозвучало как обвинительный приговор.
   – Да, я. Мне непонятно, почему нужно голодать, когда в доме есть еда. А ты отлично знаешь, что я практически голодала.
   Лицо девочки вспыхнуло, но она стояла на своем.
   – Вы не имели права! Я берегла этот окорок для дня рождения Рафа. У него день рождения в следующем месяце. А теперь мне будет нечего поставить на стол!
   И, к удивлению Гинни, Джуди расплакалась.
   – Она собиралась устроить ему замечательный день рождения, – шепотом объяснил Кристофер. – Такой, чтоб он никогда не захотел нас бросить.
   – Замолчи, болтунишка! – крикнула Джуди. – И вообще – ты на чьей стороне?
   Кристофер заморгал глазами – вот-вот расплачется. Гинни села перед ним на корточки и крепко его обняла.
   – Джуди сейчас расстроена, – прошептала она ему на ухо. – Я попробую с ней поговорить, а ты лучше пойди и нарви ей цветочков, это ее развеселит.
   – Ладно, – сказал Кристофер, который уже снова улыбался. – Только вы с ней по-хорошему поговорите.
   Интересно, мальчик советует ей то же, что и его дядя. Гинни встала.
   – На кой мне надо с вами разговаривать! – злобно бросила ей Джуди, когда Кристофер вышел.
   Вспомнив совет мальчика, Гинни не стала придираться к ее речи. Чтобы завоевать Джуди, ей понадобится все ее терпение и хитрость. Эта упрямая девчонка туго поддается на уговоры.
   – Ну разве это хорошо – заставлять брата выбирать между мной и тобой? – мягко начала она. – Да зачем это делать? Если ты перестанешь упрямиться и прислушаешься к голосу разума, ты поймешь, что на самом деле мы с тобой на одной стороне.
   – Рассказывайте сказки Кристоферу, – фыркнула Джуди. – Может, он вам и поверит.
   Гинни решила взять быка за рога:
   – Я вовсе не собираюсь украсть у вас вашего дядю, Джуди. Вчера на реке мне показалось, что ты это понимаешь. Закон чести, помнишь?
   Джуди внимательно на нее посмотрела, и на секунду Гинни показалось, что она ей поверила. Но ей следовало знать, что так легко эту девочку не переубедишь.
   – Если вы так хорошо умеете держать секреты, – презрительно спросила та, – зачем вы рассказали Рафу, что я девочка?
   – Не знаю. Честно говоря, это, наверно, случилось потому, что он жутко на меня кричал. Надо же мне было как-то заставить его замолчать. Ничего другого мне в голову не пришло.
   Увидев на сердитом лице Джуди проблеск улыбки, Гинни решила, что, видимо, чтобы ее убедить, лучше всего говорить правду.
   – Ну и что вышло? – сердито спросила Джуди, поспешно пряча улыбку. – Теперь он считает меня лгуньей – и все из-за вас.
   Гинни опять пришлось напомнить себе, что она изменилась, что она больше не одергивает детей и не говорит с ними свысока.
   – Можно это и так истолковать, – сказала она. – Но на самом-то деле ты дешево отделалась. Я сделала за тебя самое трудное. Раф уже знал, что ты девочка. Тебе оставалось только объяснить ему, почему ты солгала.
   – Да-да, рассказывайте! Признайтесь уж, что вы были бы до смерти рады, если бы он выгнал меня из дома!
   Девочка не желала идти на мировую. Но Гинни держала себя в руках. Она покачала головой.
   – То-то он вчера тебя так ласково обнимал! Нет, уж если кому и грозит изгнание из дома, так это мне. На кого он оставит дом, если выгонит тебя? Кто будет готовить еду и прибираться? Я ведь не умею.
   Джуди с грохотом швырнула сковородку на полку.
   – Я вообще не понимаю, зачем он вас сюда привез. И почему он не отошлет вас домой?
   – Отошлет. – Пожалуй, даже раньше, чем мне этого хочется, подумала Гинни. – Он считает, что наша семья в долгу перед ним. Потому и привез меня сюда.
   – А вы этого не считаете? Что вы в долгу? Гинни хотела сказать, что не считает, но вспомнила, что собиралась говорить девочке правду.
   – Да нет, пожалуй, считаю. – Потом, решив, что с правдой можно и переборщить, добавила: – Только не передавай ему моих слов.
   – С какой стати я вас буду покрывать? Как вы с нами обращаетесь!
   – По-моему, если вспомнить змею, мы квиты.
   На этот раз Джуди улыбнулась по-настоящему, и Гинни решила рискнуть:
   – Я знаю, что ты мне не доверяешь, и признаю, что в этом есть и моя вина, но все-таки, Джуди, тебе же будет лучше, если мы будем заодно.
   – Вот как? И какая мне от этого будет корысть?
   Джуди смотрела на нее холодным взглядом, за которым было трудно прочитать ее истинные чувства, его был совсем не взгляд ребенка. Джуди разыгрывала свои карты как опытный игрок.
   – Давай подойдем к этому так, – с трудом подавляя раздражение, объяснила Гинни. – Ваш дядя привез меня сюда, чтобы я вас учила. Чем скорее вы выучитесь всему, что нужно, тем скорее я уеду.
   – Вы вправду уедете?
   Как Джуди ухватилась за ее обещание уехать!
   – Да, я уеду, но только когда вы освоите все, чему я должна вас научить. Если ты будешь мне помогать, я уеду скоро. И оставлю вас с вашим дядей в покое. Разве ты не этого хочешь?
   – Мне надо подумать, – неохотно проговорила Джуди. Не девочка, а пантера, подумала Гинни и вдруг пожалела, что эту строптивую девчонку когда-нибудь укротят. Сломят ее дух для того, чтобы сделать из нее леди.
   – Раф на тебя не сердится, – добавила она. Ей не хотелось, чтобы девочку одолевали те же беспокойства и сомнения, что когда-то одолевали ее, Гинни. – Я бы на твоем месте была с ним пооткровеннее. Ему тоже надо знать, что ты его любишь и доверяешь ему.
   – Да что вы знаете про Рафа? Действительно, что?
   – Просто не надо от него скрывать своей любви, Джуди. – Гинни знала, что эти слова с ее стороны – лицемерие, но ей было невыносимо смотреть, как эта девочка повторяет ее ошибки. – Если с ним что-нибудь случится, а он так и не узнает, как ты его любила, поверь мне, ты себя никогда не простишь.
   – Поверить вам?
   Тут у Гинни таки лопнуло терпение, и из нее вылетели неожиданные для нее самой слова, которые она вовсе не собиралась говорить Джуди:
   – Можешь надо мной насмехаться, но я тоже потеряла маму. Хуже того, я наговорила ей ужасных вещей и не успела взять их назад до того, как она умерла. И с тех пор не было дня, когда я горько не сожалела бы об этом. Как бы мне хотелось успеть ей сказать, что я ее люблю, но ее нет и исправить уже ничего нельзя.
   Гинни с ужасом почувствовала, что у нее на глаза навертываются слезы. С ума она сошла, что ли? Говорить такие вещи впечатлительному ребенку!
   Но слезы уже текли по ее щекам, и воспоминания захлестнули ее, как девятый вал. Она живо увидела маму, ее посеревшее лицо. Гинни обвинила ее в зависти: «Поэтому ты и не разрешаешь мне выйти замуж за Ланса! Ты не хочешь, чтобы я была счастлива, когда ты несчастна. Но разве я виновата в том, что вы с папой почти никогда не разговариваете? Может быть, ему надоело твое манерничанье, твоя чопорность!»
   Гинни и сейчас слышала, как тихо ахнула мама, видела, как побелели костяшки ее стиснутых рук. Даже в ту минуту Гинни уже знала, что должна немедленно извиниться, но она была обижена и зла – и слишком молода, чтобы представить себе последствия своих слов. И она кинулась из дому, крикнув напоследок самое ужасное: «Папа тебя ненавидит, и я тоже!»
   – Я любила ее, – всхлипывая, проговорила Гинни, с удивлением обнаружив, что слезы как бы очистили, ее душу. Да, она поступила дурно, и с этим придется жить. Но ей стало легче оттого, что она перестала отрицать свою вину, перестала убегать от правды. – Если бы ты знала, как мне ее не хватает.
   Гинни шмыгнула носом и полезла в карман за носовым платком. И вдруг, подняв глаза, увидела, что Джуди стоит перед ней и протягивает ей бумажную салфетку. Гинни взяла ее и вытерла глаза. И тут увидела, что девочка предлагает ей кусок ветчины.
   – Съешьте, – сурово сказала Джуди. – Вам полегчает.
   Раф стоял на улице перед конторой «Шиллер и Блюмсток» и проклинал свое невезение. Он опоздал на встречу с банкирами всего на час, но этот час дорого ему обошелся. Банкиры отказали ему в займе. Они не сказали этого прямо, но дали понять, что не хотят иметь дело с необязательным человеком.