чрезвычайно маленькая. Она осмотрела меня с головы до ног и сказала:
- О, это ты? - и повернулась обратно к корзине на велосипеде, стала
рыться в глубине обеими руками и вытащила на поверхность длинные пакеты,
завернутые в газету. Она прошла, пошатываясь к морозилке, влезла на
стульчик, развернула пакеты, откуда показались стопки замороженных котлет и
положила их в морозилку, скрывшись внутри так, что она почти вся оказалась в
морозильной камере. Меня ударила мысль о том, с какой легкостью... - я
выбросил из головы глупую идею. Я сел за стол и стал смотреть, как работает
миссис Клэмп.
- Как Ваше здоровье, миссис Клэмп? - спросил я.
- О, я чувствую себя хорошо, - сказала миссис Клэмп, тряся головой, и
спустилась со стула. Взяла еще котлет и вернулась к морозилке. Я подумал, не
обморозится ли она, я точно видел кристаллики льда, которые блестели на ее
чуть заметных усиках.
- Однако как много всего Вы сегодня нам привезли, удивительно, как это
Вы не упали по дороге.
- Ты никогда не увидишь как я упаду, - миссис Клэмп потрясла головой
еще раз, подошла к раковине, потянулась вверх и вперед, стоя на цыпочках,
открыла горячую воду, сполоснула руки, вытерла их о свой нейлоновый, в
голубую клетку рабочий халат и взяла из корзины сыр.
- Не желаете ли чашечку чего-нибудь, миссис Клэмп?
- Я не хочу, - сказала миссис Клэмп, тряся головой внутри холодильника,
чуть ниже отделения для заморозки льда.
- Ну, хорошо, - я смотрел, как она еще раз мыла руки, а когда она
начала отделять латук от шпината, я вышел из кухни и поднялся в мою комнату.
У нас был обычный субботний ленч: рыба с картошкой, выращенной на нашем
огороде. Миссис Клэмп сидела вместо меня напротив отца, за узкой стороной
стола. Я сидел посередине широкой стороны стола, спиной к раковине,
раскладывая рыбьи кости на тарелке в виде полных смысла узоров, а отец и
миссис Клэмп обменивались формальными, почти ритуальными комплиментами. Я
сделал человеческий скелетик из костей мертвой рыбы и размазал вокруг него
немного кетчупа, чтобы скелет выглядел более правдиво.
- Еще чаю, мистер Колдхейм? - спросила миссис Клэмп.
- Спасибо, нет, миссис Клэмп, - ответил отец.
- Франциск? - спросила меня старушка.
- Спасибо, нет, - сказал я. Горошина сошла бы за зеленый череп для
скелета. Я положил ее там. Отец и миссис Клэмп жужжали о том, о сем.
- Я слышала, констебль был здесь несколько дней тому назад, если Вы не
возражаете, что я об этом говорю, сказала миссис Клэмп и вежливо покашляла.
- Да, это правда, - сказал отец и положил в рот так много еды, что не
смог говорить минуту или больше. Миссис Клэмп кивнула своей пересоленной
рыбе и отпила чай. Я замычал, и отец глянул на меня, его челюсти похожи на
двух борцов.
На эту тему больше ничего сказано не было.
В субботний вечер я, как обычно, стоял в "Гербе", около стены в
набитой, наполненной сигаретным дымом комнате, которая располагалась в
отеле. В руке я держал пластиковый стакан объемом в пинту <Британская
пинта = 0,568 литра>, упирался ногами в пол, а спиной в оклеенную обоями
колонну. Джеми-карлик сидел на моих плечах, время от времени ставил на мою
голову пинту темного пива и разговаривал со мной.
- Чем ты сейчас занимаешься, Франки?
- Ничем особенным. Я убил несколько кроликов пару дней назад, и Эрик
звонит иногда, но вот, собственно, и все. А ты?
- Да так... Почему Эрик тебе звонил?
- Ты не знаешь? - сказал я, посмотрев вверх, на него. Джеми наклонился
и посмотрел на меня. Перевернутые лица выглядят смешно. - А, он убежал.
- Убежал?
- Ш-ш. Если никто не знает, не нужно им говорить. Да, он выбрался. Он
звонил домой пару раз и говорит, что идет сюда. Приходил Диггс и сказал нам
в тот день, когда брат убежал.
- Боже. Они его ищут?
- Так сказал Энгус. Неужели ничего не было в новостях? Я думал, ты мог
об этом услышать.
- Нет. Боже. Как ты думаешь, они расскажут городу, если его не поймают?
- Не знаю, - я бы мог передернуть плечами.
- А если он все еще поджигает собак? Черт. И черви, которыми он пытался
накормить детей. Местные сойдут с ума, - я почувствовал, как он потряс
головой.
- Думаю, они хотят, чтобы все было тихо. Вероятно, они надеются его
скоро поймать.
- И его смогут поймать?
- Хо. Не знаю. Он может и чокнутый, но хитрый. Он бы не смог убежать
оттуда, если бы не был хитрым и когда он говорит, он говорит логично.
Логично, но как свихнувшийся.
- По тебе не видно, что ты волнуешься
- Я надеюсь, у него получится. Мне хотелось бы его увидеть. И я хотел
бы знать, как он пройдет весь путь сюда, потому что... просто потому что, -
я сделал глоток.
- Черт. Надеюсь, он не агрессивный.
- Это единственное, о чем я беспокоюсь. Мне кажется, он до сих пор не
сильно любит собак. Но я думаю, с детьми ничего не случится.
- Как он передвигается? Он не сказал тебе, как он собирается сюда
добраться? У него есть деньги?
- У него должна быть мелочь, чтобы звонить, но большей частью он
ворует.
- Боже. Ну, по крайней мере, человек, сбежавший из психушки, не рискует
потерять возможность досрочного освобождения.
- Ага, - сказал я.
Тут на сцену вышло четыре панка - группа из Инвернесса под названием
"Блевотина". У певца была прическа "под индейца", на одежде было множество
металлических молний, он был увешан цепочками. Он схватил микрофон, и пока
остальные панки били по соответствующим инструментам, он закричал:
Моя девчонка кинула меня,
Я кончить не могу уже три дня.
Ты, ты, ты кинула, ты...
Я сильнее уперся плечами в колонну и тянул понемногу пиво из бокала, а
Джеми колотил ногами мне по груди, и бьющая по ушам, воющая музыка гремела в
пропитанной потом комнате. Будет весело, подумал я.
В начале антракта, когда один из барменов вынес на заплеванный пол
перед сценой швабру и ведро с водой, я подошел к бару взять еще пива.
- Как обычно? - спросил Дункан, который был за стойкой. Джеми кивнул.
- Как дела, Франк? - спросил Дункан, подавая лагер и темное.
- О'кей. А твои? - сказал я.
- Сражаюсь, сражаюсь. Тебе еще нужны бутылки?
- Спасибо, не надо. Теперь у меня их достаточно для моего самодельного
пива.
- Но мы с тобой еще увидимся в "Гербе"?
- О, да, - сказал я. Дункан поднял руку вверх и подал Джеми его пинту,
а я взял мою, одновременно положив деньги.
- На здоровье, парни, - сказал Дункан, когда мы повернулись и пошли
обратно к колонне.
Через несколько пинт "Блевотина" исполняла на бис свою первую песню, а
Джеми и я танцевали, я прыгал вверх и вниз, Джеми кричал и хлопал в ладоши,
и прыгал на моих плечах. Я не против танцев с девчонками, если это нужно
Джеми, хотя однажды он хотел, чтобы мы оба вышли на улицу, тогда он бы смог
целоваться с одной длинной. Мысль о ее грудях, прижатых к моему лицу, почти
довела меня до рвоты, мне пришлось его разочаровать. В любом случае,
большинство девчонок-панков не пахнут духами, только некоторые носят юбки,
да и то кожаные. Нас с Джеми толкали, пару раз мы почти упали, но мы
дотянули до конца вечера без травм. К сожалению, Джеми заговорил с какой-то
женщиной, но я был слишком занят, пытаясь глубоко дышать и держать
противоположную стену неподвижной, чтобы беспокоиться о Джеми.
- Да, я собираюсь скоро купить мотоцикл. Два-пятьдесят, - говорил
Джеми.
Я слушал в пол-уха. Он не собирался покупать мотоцикл, потому что он не
достал бы до педалей, но я бы ничего не сказал, даже если бы мог, потому что
никто и не ждет, что люди говорят правду женщинам, а кроме того, я же друг
Джеми. Рассмотрев женщину, я подумал: ей около двадцати, она слегка
грубовата и вокруг ее глаз столько слоев краски, сколько у Роллс-Ройса на
дверях. Она курила ужасную французскую сигарету.
- У маей подруги есть мотоцикл - у Сью. "Судзуки" 185GT, раньше яе брат
на ем ездил, а сейчас она сабираець на "Голд Винг".
Бармены переворачивали стулья и ставили их на столы, сметали с пола
грязь, разбитые стаканы и вялые пакеты из-под чипсов, а я все еще не
чувствовал себя в порядке. Чем больше я слушал девчонку, тем меньше она мне
нравилась. У нее был ужасный акцент западного побережья, я не удивлюсь, если
она из Глазго.
- Не, я бы не хотел иметь такой. Слишком тяжелый. Мне бы подошла
пятисотая. Мне очень нравится "Мото Гуззи", но я не уверен в ручном
управлении.
Боже, меня чуть не вывернуло на куртку девчонки, я бы мог наполнить ее
карманы через сломанные и заржавевшие молнии и уронить Джеми, он бы пролетел
через комнату и упал прямо в бочки с пивом под стеллажами с колонками, а эти
двое обменивались абсурдными мотоциклетными фантазиями.
- Закурим? - спросила девчонка, сунув пачку мимо моего носа в сторону
Джеми.
Я продолжал видеть светящийся след от голубой пачки даже после того,
как она ее опустила. Джеми, должно быть, взял сигарету, хотя я знал, он не
курит, и я увидел, как вверх поднялась зажигалка, вспыхнувшая перед моими
глазами дождем искр, похожих на фейерверк. Я почти почувствовал, как
зажглась задняя доля моего мозга. Я попытался сделать Джеми какое-нибудь
остроумное замечание о задержке в его росте, но все провода в моем мозгу
были забиты срочными сигналами от внутренностей. Я чувствовал ужасное
бурчание в животе, но не мог двинуться с места. Я застрял у колонны как
атлант, а Джеми продолжал разговаривать с девчонкой о звуке, который издает
"Трайумф" и о поездках на бешеной скорости вокруг Лох - Ломонда, в которых
она участвовала.
- Так ты здесь на отдыхе?
- Ага, я и мои друзья, У меня есть бойфренд, але ен сейчас на буровой.
- А... понятно.
Я продолжал глубоко дышать, пытаясь прочистить мозги кислородом. Я не
понимал, как Джеми с его ростом и весом с половину меня, сколько бы мы не
выпили вместе, казалось, был ни в одном глазу. Он точно потиху не выливал
свои пинты на пол, тогда я бы промок. Я понял, что девчонка наконец меня
заметила. Она ткнула меня рукой в плечо, и постепенно до меня дошло, уже не
в первый раз.
- Эй, - сказала она.
- Что? - я боролся, как мог.
- Ты в порядке?
- Ага, - я медленно кивнул, надеясь, что она отвяжется, потом посмотрел
вверх и в сторону, как будто я только что нашел на потолке нечто интересное
и важное. Джеми слегка ударил меня ногами:
- Что? - опять сказал я. - Нет. Ты готов? Хорошо, - я закинул руки за
спину, чтобы найти колонну, нашел ее и толкнул себя вверх, надеясь, что мои
ноги не поскользнуться на влажном полу.
- Может, ты меня лучше поставишь, Франки, - сказал Джеми, ударив меня
сильнее.
Я опять посмотрел вверх и в сторону, будто бы на него и кивнул. Я
соскальзывал спиной по колонне, пока почти сел на пол. Девчонка помогла
Джеми спрыгнуть. Его рыжие волосы и ее белые вдруг показались мне неожиданно
яркими в хорошо освещенной комнате. Дункан приближался к нам со щеткой и
большой корзиной, высыпая в нее окурки из пепельниц и вытирая столы. Я
пытался подняться, потом Джеми и девчонка взяли меня под руки и помогли
встать. У меня начало троиться в глазах, и я недоумевал, как такое может
быть, если у меня два глаза. Я не был уверен, говорили ли они со мной или
нет.
Я сказал да на случай, если говорили, и увидел, как меня вывели на
свежий воздух через пожарный выход. Мне нужно было в туалет, и с каждым
шагом, который я делал, содрогания моих внутренностей усиливались. Перед
глазами у меня была ужасное изображение моего тела, почти целиком состоящего
из двух отсеков одинакового размера: один из них полон мочи, другой -
непереваренного пива, виски, чипсов, жареного арахиса, слюны, сопель, желчи
и одного или двух кусков рыбы с картошкой. Некая нездоровая часть меня вдруг
подумала о яичнице, лежащей на слое жира на тарелке рядом с жареным беконом,
волнистым, с маленькими озерцами жира, наружный край тарелки покрыт
застывшими комочками жира. Я поборол ужасный позыв к рвоте, поднимающийся из
желудка. Я пытался думать о приятных вещах, а когда не вспомнил ни одной,
попытался сосредоточиться на происходящем вокруг меня. Мы были около
"Герба", шли по тротуару, прошли Банк, Джеми был с одной стороны и девчонка
с другой. Ночь была облачная и прохладная, фонари желтые. Запах паба остался
позади, и я попытался проветрить голову на свежем воздухе. Я знал, что
спотыкаюсь, иногда я натыкался на Джеми или девушку, но я почти ничего не
смог с этим поделать, я чувствовал себя как один из динозавров, настолько
больших, что у них был почти самостоятельный мозг для контроля задних
конечностей. Казалось, у меня был отдельный мозг для каждой конечности, но
все они разорвали дипломатические отношения между собой. Я качался и
шатался, положившись на удачу и двух людей рядом со мной. Честно говоря, я
не слишком доверял ни одному из них: Джеми был слишком маленького роста,
чтобы остановить меня, если бы я начал серьезно опрокидываться, а девчонка
была девчонка. Вероятно, она слишком слабая, но даже если и нет, я ожидал,
она допустит мое падение, поскольку женщины любят смотреть на беспомощных
мужчин.
- Вы што, зауседы гэтак?
- Как? - сказал Джеми, по моему мнению, без нужной степени негодования
в голосе.
- Ты у яго на плячах сидишь?
- Да нет, это просто чтобы лучше видеть группу.
- Ну, слава Богу. Я думала, вы и у туалет так ходзице.
- Ага, мы заходим в кабинку, и Франк делает в унитаз, а я в сливной
бачок.
- Жартуеш!
- Ага, сказал Джеми голосом, искаженным ухмылкой.
Я шел рядом с ними так ровно, как только мог, слушая их чепуху. Я
слегка рассердился на Джеми, ведь он, пусть и в шутку, сказал обо мне в
туалете, он же знает, насколько я чувствителен в этом вопросе. Только один
или два раза он дразнил меня заманчиво звучащим предложением пойти в туалет
в "Под Гербом Колдхеймов" (или тому подобное заведение) и атаковать струей
плавающие окурки.
Я признаю, я видел, как Джеми делает это, и я был под впечатлением. В
"Гербе" отличное оборудование для этого вида спорта - большой канавообразный
писсуар, тянущийся вдоль одной из стен и до половины другой с единственным
сливным отверстием. По Джеми, цель игры состоит в том, чтобы пригнать
намокший окурок от точки, где он плавает в дырку, разбив его en route
насколько удастся. Дополнительные очки за каждое из керамических отделений,
мимо которых ты продвинешь окурок, за проведение окурка в отверстие, за
начало от дальнего конца писсуара, за степень разрушения окурка - понятно,
разбить маленькое черное кольцо на сгоревшем конце очень трудно - и за
количество окурков, с которыми ты расправился за вечер.
В сокращенной форме игра может происходить в обычных маленьких
писсуарах, которые сейчас в моде, но Джеми никогда этого не пробовал, он
настолько маленького роста, что если он попытается использовать один из
таких писсуаров, ему придется стоять в метре от него.
В любом случае, игра делает отправление малой нужды значительно более
интересным, но она не для меня, спасибо жестокой судьбе.
- Он твой брат?
- Нет, он - друг.
- Ен зауседы таки, как сейчас?
- Да, в субботу вечером.
Конечно, это была чудовищная ложь. Я редко напиваюсь до степени, когда
не могу говорить или идти ровно. Я бы сказал об этом Джеми, если бы был
способен говорить и не был бы так сосредоточен на преставлении ног. Теперь я
не был уверен, будто меня обязательно вырвет, но какая-то безответственная,
склонная к разрушению часть моего мозга - вероятно, всего лишь несколько
нейронов, но думаю, они есть в любом мозге и достаточно даже малочисленного
хулиганского элемента, чтобы запятнать честное имя остальных - продолжала
думать о яичнице и беконе на холодной тарелке, и каждый раз я почти...
Потребовалось усилие воли для мыслей о холодных ветрах на вершинах холмов
или узорах теней волн на волнистом песчаном дне - о том, о чем я всегда
думал как о воплощении чистоты и свежести, что всегда отвлекало мой мозг от
концентрации на содержимом моего желудка - потребовалось усилие воли для
мыслей.
Но писать хотелось еще сильней, чем раньше. Джеми и девчонка были в
дюймах от меня, держали меня под руки, я часто на них натыкался, но мое
опьянение усиливалось - по мере того, как две быстро выпитые пинты и
сопровождавшее их виски догнали мой кровоток - и я мог бы с тем же успехом
быть на чужой планете, такова была вероятность понимания меня моими
спутниками. Они шли по сторонам меня и разговаривали друг с другом, несли
всякую чепуху, как будто она была важна, а я, у которого мозгов было больше,
чем у них обоих вместе взятых, я, у которого было жизненно важное сообщение,
не мог выдавить из себя ни слова.
Должен был существовать способ. Я попытался вытрясти мусор из мозгов и
сделать несколько глубоких вдохов. Я пошел твердой походкой. Я тщательно
подумал о словах, и о том, как они произносятся. Я проверил язык и горло. Я
должен был собраться. Я должен был говорить. Я посмотрел вокруг, мы
пересекали дорогу, к низкой стене была прибита табличка Юнион-стрит. Я
повернулся к Джеми, а потом к девушке и ясно сказал:
- Я не знаю, придерживались ли вы, или до сих пор придерживаетесь
мнения, - да, по крайней мере, вы двое, поскольку вы можете исключить вашего
покорного слугу - мнения, которое однажды посетило и меня по поводу слова
Юнион в наименовании улицы, которое несомненно ассоциируется с
профессиональным союзом, объединяющим рабочий класс: в течение некоего,
довольно значительного промежутка времени мне казалось, что это довольно
социалистическая идея для отцов города - так назвать улицу; мне казалось,
будто еще не все потеряно в смысле дальнейшей перспективы возможного мира
или, по меньшей мере, прекращения классовой борьбы, если признание пользы
профессиональных союзов смогло найти путь на столь почетную и важную
табличку, но я должен признать, я был разочарован в данном
ложно-оптимистическом мнении, когда отец - Боже, будь милосерден к его
чувству юмора - однажды проинформировал меня: имеется в виду недавно
подтвержденный союз английского и шотландского Парламентов, который местные
отцы города, вместе с сотнями других городских советов того, что до этого
объединения было независимым королевством - праздновали с такой помпой,
безусловно, надеясь на всевозможные льготы.
Девчонка посмотрела на Джеми:
- Ен казау што-небудзь?
- Он просто откашлялся, - сказал Джеми.
- Я думала, ен казау штосци пра бананы.
- Бананы? - недоумевающе сказал Джеми, посмотрев на девчонку.
- Нет, - сказала она, посмотрев на меня и качая головой, - ты прав.
Вот и поговорили, подумал я. Очевидно, оба они в тяжелой степени
алкогольного опьянения и не понимают правильный разговорный английский язык.
Я тяжело вздохнул, посмотрел сначала на одного, потом на вторую, пока мы
медленно шли по центральной улице мимо "Вулворса" и светофоров. Я посмотрел
вперед и придумал план действий. Они перевели меня через следующий
перекресток, причем я чуть не упал, пересекая бордюр. Вдруг я осознал
уязвимость своего носа и передних зубов при столкновении с гранитом мостовой
Портнейла на любой скорости больше доли метра в секунду.
- Я з сябрам ездили по колеям, проложенным лесниками по холмам дзесци
на пяцидзесяци. Скальзили як на ралли.
- М-м.
Боже мой, они все еще говорили о мотоциклах.
- Куды мы яго тащим?
- К моей маме. Если она не спит, она заварит нам чаю.
- Твая маци?
- Ага.
- А.
И тут я мысленно увидел выход как при вспышке молнии. Это было
настолько очевидно, что я не мог понять, почему я не видел этого раньше. Я
знал, времени терять нельзя и смысла колебаться не было - я бы скоро
взорвался - поэтому я опустил голову и освободился от Джеми и от девчонки и
побежал по улице. Я хотел убежать, как Эрик, найти приятное тихое место -
пописать.
- Франк!
- О, ради Бога, як ты утамиу, куды ты?
Мостовая по-прежнему была у меня под ногами, а они двигались более или
менее так, как должны были. Я слышал, как Джеми и девчонка бежали за мной и
кричали, но я уже пробежал мимо старого магазина, памятника погибшим
солдатам и продолжал набирать скорость. Мой раздутый мочевой пузырь бежать
не помогал, но и не настолько и мешал, как я боялся.
- Франк! Вернись! Франк, стой! Что с тобой! Франк, чокнутый ублюдок, ты
себе шею свернешь!
- А, няхай сабе галаву сламаець!
- Нет! Он - мой друг! Франк!
Я свернул за угол на Бэнк-стрит, протопотал по ней, чуть не задев два
фонарных столба, резко повернул налево на Адам Смит Стрит и подбежал к
гаражу Макгарви. Скользнул во двор и забежал за бензоколонку, хватая воздух
ртом, икая и чувствуя, как в голове колотит молотком. Я сбросил штаны и сел
на корточки, прислонился к колонке с авиационным бензином, тяжело дыша, а
лужа дымящейся мочи собиралась на грубом, как кора, цементе. Застучали шаги,
и справа от меня появилась тень. Я обернулся и увидел Джеми.
- Ка-ка-ка... - выдохнул он, положив руку на другую колонку, чтобы
уравновесить себя, слегка согнулся и посмотрел на свои ноги, вторая рука на
колене, он тяжело дышал - Ты-ты-ты...ты здесь...Фу... - он сел на основание
колонки и уставился на темное стекло окон конторы. Я тоже сел, обмякнув
около колонки, и отпустил последние капли. Я откинулся назад и тяжело сел,
потом поднялся и натянул штаны.
- Зачем ты это сделал? - спросил Джеми, по-прежнему тяжело дыша. Я
махнул рукой, пытаясь застегнуть ремень. Я опять начинал чувствовать
приступы тошноты, когда вдохнул клубы запаха паба, поднимающиеся от моей
одежды.
- Изв... - я начал говорить "извини", но слово перешло в рвоту.
Антиобщественная часть моего мозга вдруг подумала о покрытой жиром яичнице с
беконом, и из желудка брызнул гейзер. Я сложился пополам, рыгая, мои
внутренности сжимались внутри, непроизвольно, как женщина должна чувствовать
толкающегося внутри себя ребенка. Мое горло заполнилось со сверхзвуковой
скоростью. Джеми поймал меня, я почти упал. Я стоял как полуоткрытый
перочинный нож, шумно плюхая на бетон. Джеми засунул одну руку за ремень
моих штанов, чтобы я не упал лицом вперед, а другую руку положил мне на лоб,
тихо говоря что-то утешительное. Меня тошнило, желудок начинал сильно
болеть, глаза наполнились слезами, из носа текло, и голова была как спелый
помидор, готовый лопнуть. Я пытался вдохнуть между позывами, втягивая горлом
куски рвоты и кашляя и сплевывая одновременно. Я услышал, как я издал
ужасный звук, похожий на звук Эрика, бесящегося в телефонной будке, и
надеялся, что никто не проходил мимо и не видел меня в такой унизительной
позе. Я остановился, почувствовал себя лучше, начал опять, почувствовал себя
в десять раз хуже. Я согнулся, Джеми помог мне отойти в сторону, я стал на
четвереньки на относительно чистый бетон, где масляные пятна выглядели
старыми. Я кашлял, плюхал, несколько раз подавился, потом упал на руки
Джеми, подняв ноги к подбородку, чтобы облегчить боль в мускулах желудка.
- Теперь тебе лучше? - спросил Джеми. Я кивнул, качнулся вперед, чтобы
опираться попой и ступнями в землю, голова между коленями. Джеми похлопал
меня.
- Минутку, Франки, - он отошел на несколько секунд, вернулся и принес
грубые бумажные салфетки из автомата, вытер мой рот одной салфеткой, а
остаток лица другой. Он даже взял и бросил их в мусорный ящик.
Хотя я по-прежнему ощущал себя пьяным, желудок болел, в горле как будто
подрались два ежа, я все-таки чувствовал себя гораздо лучше.
- Спасибо, - смог сказать я и попытался встать. Джеми помог мне.
- Боже, до чего ты себя довел, Франк.
- Ага, - сказал я, вытирая глаза рукавом, и оглянулся посмотреть, что
мы одни. Я похлопал Джеми по плечу, и мы пошли на улицу.
Мы шли по пустынной улице, я тяжело дышал, а Джеми поддерживал меня под
локоть. Очевидно, девушка ушла, но я об этом не жалел.
- Почему ты убежал?
- Нужно было, - я тряхнул головой.
- Что? - засмеялся Джеми. - Почему ты сразу не сказал?
- Не мог.
- Из-за девчонки?
- Нет, сказал я и закашлялся. - Не мог говорить. Слишком пьяный.
- Что? - засмеялся Джеми.
- Я кивнул. Он снова засмеялся и потряс головой. Мы продолжали идти.
Мать Джеми еще не спала, и она заварила для нас чай. Она - большая
женщина, всегда, когда я вижу ее по вечерам после паба, в зеленом халате, мы
- ее сын и я - в конце концов оказываемся в ее доме. Она не слишком
неприятная, даже если и делает вид, что я нравлюсь ей больше, чем это есть
на самом деле.
- Ох, парень, ты не в лучшей форме. Садись, я налью тебе чаю. Ах, ты
ягненочек, - я был посажен в кресло в гостиной муниципального дома, пока
Джеми вешал наши куртки. Я слышал, как он прыгал в холле.
- Спасибо, - прохрипел я сухим горлом.
- Держи, малек. Хочешь, я включу для тебя обогреватель? Тебе холодно?
Я покачал головой, а она улыбнулась и кивнула, и похлопала меня по
плечу, и пошлепала на кухню. Вошел Джеми и сел на диван рядом с моим
креслом. Джеми посмотрел на меня, улыбнулся и покачал головой.
- На кого ты похож, на кого ты похож, - он хлопнул в ладоши и качнулся
вперед на диване, его ноги торчали горизонтально. Я закатил глаза и
посмотрел в сторону.
- Не обращай внимания, не обращай внимания. Пара чашек чаю, и ты будешь
в порядке.
- Хо, - выдавил я и задрожал.
Я ушел оттуда около часа ночи, трезвый и налитый чаем. Желудок и горло
мои были почти в норме, хотя голос звучал сипло. Я пожелал Джеми и его маме
спокойной ночи и пошел пригородом до дороги, ведущей на остров, потом по
дороге в темноте, иногда используя фонарик, к мосту и дому.
Это была спокойная прогулка через болото, дюны и кочковатое пастбище.
Кроме звуков своего движения, я слышал только отдаленный шум тяжелых
- О, это ты? - и повернулась обратно к корзине на велосипеде, стала
рыться в глубине обеими руками и вытащила на поверхность длинные пакеты,
завернутые в газету. Она прошла, пошатываясь к морозилке, влезла на
стульчик, развернула пакеты, откуда показались стопки замороженных котлет и
положила их в морозилку, скрывшись внутри так, что она почти вся оказалась в
морозильной камере. Меня ударила мысль о том, с какой легкостью... - я
выбросил из головы глупую идею. Я сел за стол и стал смотреть, как работает
миссис Клэмп.
- Как Ваше здоровье, миссис Клэмп? - спросил я.
- О, я чувствую себя хорошо, - сказала миссис Клэмп, тряся головой, и
спустилась со стула. Взяла еще котлет и вернулась к морозилке. Я подумал, не
обморозится ли она, я точно видел кристаллики льда, которые блестели на ее
чуть заметных усиках.
- Однако как много всего Вы сегодня нам привезли, удивительно, как это
Вы не упали по дороге.
- Ты никогда не увидишь как я упаду, - миссис Клэмп потрясла головой
еще раз, подошла к раковине, потянулась вверх и вперед, стоя на цыпочках,
открыла горячую воду, сполоснула руки, вытерла их о свой нейлоновый, в
голубую клетку рабочий халат и взяла из корзины сыр.
- Не желаете ли чашечку чего-нибудь, миссис Клэмп?
- Я не хочу, - сказала миссис Клэмп, тряся головой внутри холодильника,
чуть ниже отделения для заморозки льда.
- Ну, хорошо, - я смотрел, как она еще раз мыла руки, а когда она
начала отделять латук от шпината, я вышел из кухни и поднялся в мою комнату.
У нас был обычный субботний ленч: рыба с картошкой, выращенной на нашем
огороде. Миссис Клэмп сидела вместо меня напротив отца, за узкой стороной
стола. Я сидел посередине широкой стороны стола, спиной к раковине,
раскладывая рыбьи кости на тарелке в виде полных смысла узоров, а отец и
миссис Клэмп обменивались формальными, почти ритуальными комплиментами. Я
сделал человеческий скелетик из костей мертвой рыбы и размазал вокруг него
немного кетчупа, чтобы скелет выглядел более правдиво.
- Еще чаю, мистер Колдхейм? - спросила миссис Клэмп.
- Спасибо, нет, миссис Клэмп, - ответил отец.
- Франциск? - спросила меня старушка.
- Спасибо, нет, - сказал я. Горошина сошла бы за зеленый череп для
скелета. Я положил ее там. Отец и миссис Клэмп жужжали о том, о сем.
- Я слышала, констебль был здесь несколько дней тому назад, если Вы не
возражаете, что я об этом говорю, сказала миссис Клэмп и вежливо покашляла.
- Да, это правда, - сказал отец и положил в рот так много еды, что не
смог говорить минуту или больше. Миссис Клэмп кивнула своей пересоленной
рыбе и отпила чай. Я замычал, и отец глянул на меня, его челюсти похожи на
двух борцов.
На эту тему больше ничего сказано не было.
В субботний вечер я, как обычно, стоял в "Гербе", около стены в
набитой, наполненной сигаретным дымом комнате, которая располагалась в
отеле. В руке я держал пластиковый стакан объемом в пинту <Британская
пинта = 0,568 литра>, упирался ногами в пол, а спиной в оклеенную обоями
колонну. Джеми-карлик сидел на моих плечах, время от времени ставил на мою
голову пинту темного пива и разговаривал со мной.
- Чем ты сейчас занимаешься, Франки?
- Ничем особенным. Я убил несколько кроликов пару дней назад, и Эрик
звонит иногда, но вот, собственно, и все. А ты?
- Да так... Почему Эрик тебе звонил?
- Ты не знаешь? - сказал я, посмотрев вверх, на него. Джеми наклонился
и посмотрел на меня. Перевернутые лица выглядят смешно. - А, он убежал.
- Убежал?
- Ш-ш. Если никто не знает, не нужно им говорить. Да, он выбрался. Он
звонил домой пару раз и говорит, что идет сюда. Приходил Диггс и сказал нам
в тот день, когда брат убежал.
- Боже. Они его ищут?
- Так сказал Энгус. Неужели ничего не было в новостях? Я думал, ты мог
об этом услышать.
- Нет. Боже. Как ты думаешь, они расскажут городу, если его не поймают?
- Не знаю, - я бы мог передернуть плечами.
- А если он все еще поджигает собак? Черт. И черви, которыми он пытался
накормить детей. Местные сойдут с ума, - я почувствовал, как он потряс
головой.
- Думаю, они хотят, чтобы все было тихо. Вероятно, они надеются его
скоро поймать.
- И его смогут поймать?
- Хо. Не знаю. Он может и чокнутый, но хитрый. Он бы не смог убежать
оттуда, если бы не был хитрым и когда он говорит, он говорит логично.
Логично, но как свихнувшийся.
- По тебе не видно, что ты волнуешься
- Я надеюсь, у него получится. Мне хотелось бы его увидеть. И я хотел
бы знать, как он пройдет весь путь сюда, потому что... просто потому что, -
я сделал глоток.
- Черт. Надеюсь, он не агрессивный.
- Это единственное, о чем я беспокоюсь. Мне кажется, он до сих пор не
сильно любит собак. Но я думаю, с детьми ничего не случится.
- Как он передвигается? Он не сказал тебе, как он собирается сюда
добраться? У него есть деньги?
- У него должна быть мелочь, чтобы звонить, но большей частью он
ворует.
- Боже. Ну, по крайней мере, человек, сбежавший из психушки, не рискует
потерять возможность досрочного освобождения.
- Ага, - сказал я.
Тут на сцену вышло четыре панка - группа из Инвернесса под названием
"Блевотина". У певца была прическа "под индейца", на одежде было множество
металлических молний, он был увешан цепочками. Он схватил микрофон, и пока
остальные панки били по соответствующим инструментам, он закричал:
Моя девчонка кинула меня,
Я кончить не могу уже три дня.
Ты, ты, ты кинула, ты...
Я сильнее уперся плечами в колонну и тянул понемногу пиво из бокала, а
Джеми колотил ногами мне по груди, и бьющая по ушам, воющая музыка гремела в
пропитанной потом комнате. Будет весело, подумал я.
В начале антракта, когда один из барменов вынес на заплеванный пол
перед сценой швабру и ведро с водой, я подошел к бару взять еще пива.
- Как обычно? - спросил Дункан, который был за стойкой. Джеми кивнул.
- Как дела, Франк? - спросил Дункан, подавая лагер и темное.
- О'кей. А твои? - сказал я.
- Сражаюсь, сражаюсь. Тебе еще нужны бутылки?
- Спасибо, не надо. Теперь у меня их достаточно для моего самодельного
пива.
- Но мы с тобой еще увидимся в "Гербе"?
- О, да, - сказал я. Дункан поднял руку вверх и подал Джеми его пинту,
а я взял мою, одновременно положив деньги.
- На здоровье, парни, - сказал Дункан, когда мы повернулись и пошли
обратно к колонне.
Через несколько пинт "Блевотина" исполняла на бис свою первую песню, а
Джеми и я танцевали, я прыгал вверх и вниз, Джеми кричал и хлопал в ладоши,
и прыгал на моих плечах. Я не против танцев с девчонками, если это нужно
Джеми, хотя однажды он хотел, чтобы мы оба вышли на улицу, тогда он бы смог
целоваться с одной длинной. Мысль о ее грудях, прижатых к моему лицу, почти
довела меня до рвоты, мне пришлось его разочаровать. В любом случае,
большинство девчонок-панков не пахнут духами, только некоторые носят юбки,
да и то кожаные. Нас с Джеми толкали, пару раз мы почти упали, но мы
дотянули до конца вечера без травм. К сожалению, Джеми заговорил с какой-то
женщиной, но я был слишком занят, пытаясь глубоко дышать и держать
противоположную стену неподвижной, чтобы беспокоиться о Джеми.
- Да, я собираюсь скоро купить мотоцикл. Два-пятьдесят, - говорил
Джеми.
Я слушал в пол-уха. Он не собирался покупать мотоцикл, потому что он не
достал бы до педалей, но я бы ничего не сказал, даже если бы мог, потому что
никто и не ждет, что люди говорят правду женщинам, а кроме того, я же друг
Джеми. Рассмотрев женщину, я подумал: ей около двадцати, она слегка
грубовата и вокруг ее глаз столько слоев краски, сколько у Роллс-Ройса на
дверях. Она курила ужасную французскую сигарету.
- У маей подруги есть мотоцикл - у Сью. "Судзуки" 185GT, раньше яе брат
на ем ездил, а сейчас она сабираець на "Голд Винг".
Бармены переворачивали стулья и ставили их на столы, сметали с пола
грязь, разбитые стаканы и вялые пакеты из-под чипсов, а я все еще не
чувствовал себя в порядке. Чем больше я слушал девчонку, тем меньше она мне
нравилась. У нее был ужасный акцент западного побережья, я не удивлюсь, если
она из Глазго.
- Не, я бы не хотел иметь такой. Слишком тяжелый. Мне бы подошла
пятисотая. Мне очень нравится "Мото Гуззи", но я не уверен в ручном
управлении.
Боже, меня чуть не вывернуло на куртку девчонки, я бы мог наполнить ее
карманы через сломанные и заржавевшие молнии и уронить Джеми, он бы пролетел
через комнату и упал прямо в бочки с пивом под стеллажами с колонками, а эти
двое обменивались абсурдными мотоциклетными фантазиями.
- Закурим? - спросила девчонка, сунув пачку мимо моего носа в сторону
Джеми.
Я продолжал видеть светящийся след от голубой пачки даже после того,
как она ее опустила. Джеми, должно быть, взял сигарету, хотя я знал, он не
курит, и я увидел, как вверх поднялась зажигалка, вспыхнувшая перед моими
глазами дождем искр, похожих на фейерверк. Я почти почувствовал, как
зажглась задняя доля моего мозга. Я попытался сделать Джеми какое-нибудь
остроумное замечание о задержке в его росте, но все провода в моем мозгу
были забиты срочными сигналами от внутренностей. Я чувствовал ужасное
бурчание в животе, но не мог двинуться с места. Я застрял у колонны как
атлант, а Джеми продолжал разговаривать с девчонкой о звуке, который издает
"Трайумф" и о поездках на бешеной скорости вокруг Лох - Ломонда, в которых
она участвовала.
- Так ты здесь на отдыхе?
- Ага, я и мои друзья, У меня есть бойфренд, але ен сейчас на буровой.
- А... понятно.
Я продолжал глубоко дышать, пытаясь прочистить мозги кислородом. Я не
понимал, как Джеми с его ростом и весом с половину меня, сколько бы мы не
выпили вместе, казалось, был ни в одном глазу. Он точно потиху не выливал
свои пинты на пол, тогда я бы промок. Я понял, что девчонка наконец меня
заметила. Она ткнула меня рукой в плечо, и постепенно до меня дошло, уже не
в первый раз.
- Эй, - сказала она.
- Что? - я боролся, как мог.
- Ты в порядке?
- Ага, - я медленно кивнул, надеясь, что она отвяжется, потом посмотрел
вверх и в сторону, как будто я только что нашел на потолке нечто интересное
и важное. Джеми слегка ударил меня ногами:
- Что? - опять сказал я. - Нет. Ты готов? Хорошо, - я закинул руки за
спину, чтобы найти колонну, нашел ее и толкнул себя вверх, надеясь, что мои
ноги не поскользнуться на влажном полу.
- Может, ты меня лучше поставишь, Франки, - сказал Джеми, ударив меня
сильнее.
Я опять посмотрел вверх и в сторону, будто бы на него и кивнул. Я
соскальзывал спиной по колонне, пока почти сел на пол. Девчонка помогла
Джеми спрыгнуть. Его рыжие волосы и ее белые вдруг показались мне неожиданно
яркими в хорошо освещенной комнате. Дункан приближался к нам со щеткой и
большой корзиной, высыпая в нее окурки из пепельниц и вытирая столы. Я
пытался подняться, потом Джеми и девчонка взяли меня под руки и помогли
встать. У меня начало троиться в глазах, и я недоумевал, как такое может
быть, если у меня два глаза. Я не был уверен, говорили ли они со мной или
нет.
Я сказал да на случай, если говорили, и увидел, как меня вывели на
свежий воздух через пожарный выход. Мне нужно было в туалет, и с каждым
шагом, который я делал, содрогания моих внутренностей усиливались. Перед
глазами у меня была ужасное изображение моего тела, почти целиком состоящего
из двух отсеков одинакового размера: один из них полон мочи, другой -
непереваренного пива, виски, чипсов, жареного арахиса, слюны, сопель, желчи
и одного или двух кусков рыбы с картошкой. Некая нездоровая часть меня вдруг
подумала о яичнице, лежащей на слое жира на тарелке рядом с жареным беконом,
волнистым, с маленькими озерцами жира, наружный край тарелки покрыт
застывшими комочками жира. Я поборол ужасный позыв к рвоте, поднимающийся из
желудка. Я пытался думать о приятных вещах, а когда не вспомнил ни одной,
попытался сосредоточиться на происходящем вокруг меня. Мы были около
"Герба", шли по тротуару, прошли Банк, Джеми был с одной стороны и девчонка
с другой. Ночь была облачная и прохладная, фонари желтые. Запах паба остался
позади, и я попытался проветрить голову на свежем воздухе. Я знал, что
спотыкаюсь, иногда я натыкался на Джеми или девушку, но я почти ничего не
смог с этим поделать, я чувствовал себя как один из динозавров, настолько
больших, что у них был почти самостоятельный мозг для контроля задних
конечностей. Казалось, у меня был отдельный мозг для каждой конечности, но
все они разорвали дипломатические отношения между собой. Я качался и
шатался, положившись на удачу и двух людей рядом со мной. Честно говоря, я
не слишком доверял ни одному из них: Джеми был слишком маленького роста,
чтобы остановить меня, если бы я начал серьезно опрокидываться, а девчонка
была девчонка. Вероятно, она слишком слабая, но даже если и нет, я ожидал,
она допустит мое падение, поскольку женщины любят смотреть на беспомощных
мужчин.
- Вы што, зауседы гэтак?
- Как? - сказал Джеми, по моему мнению, без нужной степени негодования
в голосе.
- Ты у яго на плячах сидишь?
- Да нет, это просто чтобы лучше видеть группу.
- Ну, слава Богу. Я думала, вы и у туалет так ходзице.
- Ага, мы заходим в кабинку, и Франк делает в унитаз, а я в сливной
бачок.
- Жартуеш!
- Ага, сказал Джеми голосом, искаженным ухмылкой.
Я шел рядом с ними так ровно, как только мог, слушая их чепуху. Я
слегка рассердился на Джеми, ведь он, пусть и в шутку, сказал обо мне в
туалете, он же знает, насколько я чувствителен в этом вопросе. Только один
или два раза он дразнил меня заманчиво звучащим предложением пойти в туалет
в "Под Гербом Колдхеймов" (или тому подобное заведение) и атаковать струей
плавающие окурки.
Я признаю, я видел, как Джеми делает это, и я был под впечатлением. В
"Гербе" отличное оборудование для этого вида спорта - большой канавообразный
писсуар, тянущийся вдоль одной из стен и до половины другой с единственным
сливным отверстием. По Джеми, цель игры состоит в том, чтобы пригнать
намокший окурок от точки, где он плавает в дырку, разбив его en route
насколько удастся. Дополнительные очки за каждое из керамических отделений,
мимо которых ты продвинешь окурок, за проведение окурка в отверстие, за
начало от дальнего конца писсуара, за степень разрушения окурка - понятно,
разбить маленькое черное кольцо на сгоревшем конце очень трудно - и за
количество окурков, с которыми ты расправился за вечер.
В сокращенной форме игра может происходить в обычных маленьких
писсуарах, которые сейчас в моде, но Джеми никогда этого не пробовал, он
настолько маленького роста, что если он попытается использовать один из
таких писсуаров, ему придется стоять в метре от него.
В любом случае, игра делает отправление малой нужды значительно более
интересным, но она не для меня, спасибо жестокой судьбе.
- Он твой брат?
- Нет, он - друг.
- Ен зауседы таки, как сейчас?
- Да, в субботу вечером.
Конечно, это была чудовищная ложь. Я редко напиваюсь до степени, когда
не могу говорить или идти ровно. Я бы сказал об этом Джеми, если бы был
способен говорить и не был бы так сосредоточен на преставлении ног. Теперь я
не был уверен, будто меня обязательно вырвет, но какая-то безответственная,
склонная к разрушению часть моего мозга - вероятно, всего лишь несколько
нейронов, но думаю, они есть в любом мозге и достаточно даже малочисленного
хулиганского элемента, чтобы запятнать честное имя остальных - продолжала
думать о яичнице и беконе на холодной тарелке, и каждый раз я почти...
Потребовалось усилие воли для мыслей о холодных ветрах на вершинах холмов
или узорах теней волн на волнистом песчаном дне - о том, о чем я всегда
думал как о воплощении чистоты и свежести, что всегда отвлекало мой мозг от
концентрации на содержимом моего желудка - потребовалось усилие воли для
мыслей.
Но писать хотелось еще сильней, чем раньше. Джеми и девчонка были в
дюймах от меня, держали меня под руки, я часто на них натыкался, но мое
опьянение усиливалось - по мере того, как две быстро выпитые пинты и
сопровождавшее их виски догнали мой кровоток - и я мог бы с тем же успехом
быть на чужой планете, такова была вероятность понимания меня моими
спутниками. Они шли по сторонам меня и разговаривали друг с другом, несли
всякую чепуху, как будто она была важна, а я, у которого мозгов было больше,
чем у них обоих вместе взятых, я, у которого было жизненно важное сообщение,
не мог выдавить из себя ни слова.
Должен был существовать способ. Я попытался вытрясти мусор из мозгов и
сделать несколько глубоких вдохов. Я пошел твердой походкой. Я тщательно
подумал о словах, и о том, как они произносятся. Я проверил язык и горло. Я
должен был собраться. Я должен был говорить. Я посмотрел вокруг, мы
пересекали дорогу, к низкой стене была прибита табличка Юнион-стрит. Я
повернулся к Джеми, а потом к девушке и ясно сказал:
- Я не знаю, придерживались ли вы, или до сих пор придерживаетесь
мнения, - да, по крайней мере, вы двое, поскольку вы можете исключить вашего
покорного слугу - мнения, которое однажды посетило и меня по поводу слова
Юнион в наименовании улицы, которое несомненно ассоциируется с
профессиональным союзом, объединяющим рабочий класс: в течение некоего,
довольно значительного промежутка времени мне казалось, что это довольно
социалистическая идея для отцов города - так назвать улицу; мне казалось,
будто еще не все потеряно в смысле дальнейшей перспективы возможного мира
или, по меньшей мере, прекращения классовой борьбы, если признание пользы
профессиональных союзов смогло найти путь на столь почетную и важную
табличку, но я должен признать, я был разочарован в данном
ложно-оптимистическом мнении, когда отец - Боже, будь милосерден к его
чувству юмора - однажды проинформировал меня: имеется в виду недавно
подтвержденный союз английского и шотландского Парламентов, который местные
отцы города, вместе с сотнями других городских советов того, что до этого
объединения было независимым королевством - праздновали с такой помпой,
безусловно, надеясь на всевозможные льготы.
Девчонка посмотрела на Джеми:
- Ен казау што-небудзь?
- Он просто откашлялся, - сказал Джеми.
- Я думала, ен казау штосци пра бананы.
- Бананы? - недоумевающе сказал Джеми, посмотрев на девчонку.
- Нет, - сказала она, посмотрев на меня и качая головой, - ты прав.
Вот и поговорили, подумал я. Очевидно, оба они в тяжелой степени
алкогольного опьянения и не понимают правильный разговорный английский язык.
Я тяжело вздохнул, посмотрел сначала на одного, потом на вторую, пока мы
медленно шли по центральной улице мимо "Вулворса" и светофоров. Я посмотрел
вперед и придумал план действий. Они перевели меня через следующий
перекресток, причем я чуть не упал, пересекая бордюр. Вдруг я осознал
уязвимость своего носа и передних зубов при столкновении с гранитом мостовой
Портнейла на любой скорости больше доли метра в секунду.
- Я з сябрам ездили по колеям, проложенным лесниками по холмам дзесци
на пяцидзесяци. Скальзили як на ралли.
- М-м.
Боже мой, они все еще говорили о мотоциклах.
- Куды мы яго тащим?
- К моей маме. Если она не спит, она заварит нам чаю.
- Твая маци?
- Ага.
- А.
И тут я мысленно увидел выход как при вспышке молнии. Это было
настолько очевидно, что я не мог понять, почему я не видел этого раньше. Я
знал, времени терять нельзя и смысла колебаться не было - я бы скоро
взорвался - поэтому я опустил голову и освободился от Джеми и от девчонки и
побежал по улице. Я хотел убежать, как Эрик, найти приятное тихое место -
пописать.
- Франк!
- О, ради Бога, як ты утамиу, куды ты?
Мостовая по-прежнему была у меня под ногами, а они двигались более или
менее так, как должны были. Я слышал, как Джеми и девчонка бежали за мной и
кричали, но я уже пробежал мимо старого магазина, памятника погибшим
солдатам и продолжал набирать скорость. Мой раздутый мочевой пузырь бежать
не помогал, но и не настолько и мешал, как я боялся.
- Франк! Вернись! Франк, стой! Что с тобой! Франк, чокнутый ублюдок, ты
себе шею свернешь!
- А, няхай сабе галаву сламаець!
- Нет! Он - мой друг! Франк!
Я свернул за угол на Бэнк-стрит, протопотал по ней, чуть не задев два
фонарных столба, резко повернул налево на Адам Смит Стрит и подбежал к
гаражу Макгарви. Скользнул во двор и забежал за бензоколонку, хватая воздух
ртом, икая и чувствуя, как в голове колотит молотком. Я сбросил штаны и сел
на корточки, прислонился к колонке с авиационным бензином, тяжело дыша, а
лужа дымящейся мочи собиралась на грубом, как кора, цементе. Застучали шаги,
и справа от меня появилась тень. Я обернулся и увидел Джеми.
- Ка-ка-ка... - выдохнул он, положив руку на другую колонку, чтобы
уравновесить себя, слегка согнулся и посмотрел на свои ноги, вторая рука на
колене, он тяжело дышал - Ты-ты-ты...ты здесь...Фу... - он сел на основание
колонки и уставился на темное стекло окон конторы. Я тоже сел, обмякнув
около колонки, и отпустил последние капли. Я откинулся назад и тяжело сел,
потом поднялся и натянул штаны.
- Зачем ты это сделал? - спросил Джеми, по-прежнему тяжело дыша. Я
махнул рукой, пытаясь застегнуть ремень. Я опять начинал чувствовать
приступы тошноты, когда вдохнул клубы запаха паба, поднимающиеся от моей
одежды.
- Изв... - я начал говорить "извини", но слово перешло в рвоту.
Антиобщественная часть моего мозга вдруг подумала о покрытой жиром яичнице с
беконом, и из желудка брызнул гейзер. Я сложился пополам, рыгая, мои
внутренности сжимались внутри, непроизвольно, как женщина должна чувствовать
толкающегося внутри себя ребенка. Мое горло заполнилось со сверхзвуковой
скоростью. Джеми поймал меня, я почти упал. Я стоял как полуоткрытый
перочинный нож, шумно плюхая на бетон. Джеми засунул одну руку за ремень
моих штанов, чтобы я не упал лицом вперед, а другую руку положил мне на лоб,
тихо говоря что-то утешительное. Меня тошнило, желудок начинал сильно
болеть, глаза наполнились слезами, из носа текло, и голова была как спелый
помидор, готовый лопнуть. Я пытался вдохнуть между позывами, втягивая горлом
куски рвоты и кашляя и сплевывая одновременно. Я услышал, как я издал
ужасный звук, похожий на звук Эрика, бесящегося в телефонной будке, и
надеялся, что никто не проходил мимо и не видел меня в такой унизительной
позе. Я остановился, почувствовал себя лучше, начал опять, почувствовал себя
в десять раз хуже. Я согнулся, Джеми помог мне отойти в сторону, я стал на
четвереньки на относительно чистый бетон, где масляные пятна выглядели
старыми. Я кашлял, плюхал, несколько раз подавился, потом упал на руки
Джеми, подняв ноги к подбородку, чтобы облегчить боль в мускулах желудка.
- Теперь тебе лучше? - спросил Джеми. Я кивнул, качнулся вперед, чтобы
опираться попой и ступнями в землю, голова между коленями. Джеми похлопал
меня.
- Минутку, Франки, - он отошел на несколько секунд, вернулся и принес
грубые бумажные салфетки из автомата, вытер мой рот одной салфеткой, а
остаток лица другой. Он даже взял и бросил их в мусорный ящик.
Хотя я по-прежнему ощущал себя пьяным, желудок болел, в горле как будто
подрались два ежа, я все-таки чувствовал себя гораздо лучше.
- Спасибо, - смог сказать я и попытался встать. Джеми помог мне.
- Боже, до чего ты себя довел, Франк.
- Ага, - сказал я, вытирая глаза рукавом, и оглянулся посмотреть, что
мы одни. Я похлопал Джеми по плечу, и мы пошли на улицу.
Мы шли по пустынной улице, я тяжело дышал, а Джеми поддерживал меня под
локоть. Очевидно, девушка ушла, но я об этом не жалел.
- Почему ты убежал?
- Нужно было, - я тряхнул головой.
- Что? - засмеялся Джеми. - Почему ты сразу не сказал?
- Не мог.
- Из-за девчонки?
- Нет, сказал я и закашлялся. - Не мог говорить. Слишком пьяный.
- Что? - засмеялся Джеми.
- Я кивнул. Он снова засмеялся и потряс головой. Мы продолжали идти.
Мать Джеми еще не спала, и она заварила для нас чай. Она - большая
женщина, всегда, когда я вижу ее по вечерам после паба, в зеленом халате, мы
- ее сын и я - в конце концов оказываемся в ее доме. Она не слишком
неприятная, даже если и делает вид, что я нравлюсь ей больше, чем это есть
на самом деле.
- Ох, парень, ты не в лучшей форме. Садись, я налью тебе чаю. Ах, ты
ягненочек, - я был посажен в кресло в гостиной муниципального дома, пока
Джеми вешал наши куртки. Я слышал, как он прыгал в холле.
- Спасибо, - прохрипел я сухим горлом.
- Держи, малек. Хочешь, я включу для тебя обогреватель? Тебе холодно?
Я покачал головой, а она улыбнулась и кивнула, и похлопала меня по
плечу, и пошлепала на кухню. Вошел Джеми и сел на диван рядом с моим
креслом. Джеми посмотрел на меня, улыбнулся и покачал головой.
- На кого ты похож, на кого ты похож, - он хлопнул в ладоши и качнулся
вперед на диване, его ноги торчали горизонтально. Я закатил глаза и
посмотрел в сторону.
- Не обращай внимания, не обращай внимания. Пара чашек чаю, и ты будешь
в порядке.
- Хо, - выдавил я и задрожал.
Я ушел оттуда около часа ночи, трезвый и налитый чаем. Желудок и горло
мои были почти в норме, хотя голос звучал сипло. Я пожелал Джеми и его маме
спокойной ночи и пошел пригородом до дороги, ведущей на остров, потом по
дороге в темноте, иногда используя фонарик, к мосту и дому.
Это была спокойная прогулка через болото, дюны и кочковатое пастбище.
Кроме звуков своего движения, я слышал только отдаленный шум тяжелых