Страница:
Два года назад, летом, фотографии дома поместили в воскресном выпуске «Нью-Йорк таймс». Кто-то из ее сослуживцев в Роли тогда показал ей статью и спросил: «Слушай, Касси, а как там внутри?»
Касси всегда делала вид, что хорошо осведомлена о всех делах Миранды, а потому постеснялась сказать, что впервые слышит о существовании этого дома и впервые видит эту статью. И хотя она страшно растерялась, все же попыталась изобразить, что в курсе, и даже рассказала, сочинив на ходу, какой замечательный интерьер в доме. Четыре цветных снимка запечатлели прием, который устраивала Миранда на свежем воздухе. Сама она, одетая во все белое, восседала во главе огромного стола, стоявшего в саду. Официанты в белых смокингах разносили гостям холодное шампанское и коктейли. Стол ломился от обилия всяких яств, при виде которых у Касси прямо слюнки потекли: креветки, салаты, ломтики авокадо и манго, тонкие кусочки хлеба грубого помола, дыни и огромные вазы со свежей земляникой и местной голубикой. За снимками следовало интервью, в котором Миранда делилась своими восторгами по поводу жизни за городом: «В наше время очень важно научиться не терять связи с природой. Так чудесно подставить лицо ярким солнечным лучам и вдыхать свежий соленый воздух!» Эти слова сопровождались еще одним очень профессиональным снимком: Миранда на берегу моря в закрытом нежно-персиковом купальнике и с золотистыми босоножками в руках.
Сейчас холодный ветер с океана не казался Касси таким уж приятным. Наконец она нашла то место, где кончался высокий деревянный забор. О, Боже! Да, за ним следовала более низкая изгородь, но она была опутана сверху колючей проволокой. Это место выглядело довольно мрачно: просторы необработанной серой земли, поросшей колючками, которую пересекали лишь узенькие песчаные тропки. Зато отсюда хорошо был виден океан: белая полоска берега, темные барашки волн, серебристая луна на фоне хмурых облаков.
Еще несколько ярдов колючей проволоки – и вот, наконец, лазейка найдена: если еще чуть-чуть подрыть под забором, решила Касси, то можно спокойно подлезть. Трава по другую сторону была аккуратно подстрижена, а Касси-то прекрасно знала, каких колоссальных денег стоит содержать в порядке такой огромный участок земли.
– Ты можешь преспокойно продать его, Касси, – сказал ей как-то Джесон, когда они еще не были в ссоре. – Даже по сегодняшним ценам за него можно получить немалые деньги. – Она уже знала, что сам Джесон не любит Хэмптон, поскольку Миранда его покупала лишь с одной целью – чтобы отдыхать «в приятном обществе». Отчасти поэтому, а отчасти еще и потому, что это было то самое место, неподалеку от которого погибла сестра, Касси очень долго не решалась туда поехать.
– Но ведь Миранда любила Хэмптон, – ответила тогда Касси. – Не думаю, что поступлю правильно, если сразу от него избавлюсь. Но когда Касси увидела приходящие из Хэмптона счета и сообразила, сколько денег сжирает каждый месяц этот райский уголок, она была просто потрясена: сумма во много раз превышала ее жалованье в «Роли ньюс» и в «Обозрении».
Скользя по гладкому, пушистому травяному ковру, Касси невольно подумала о том, что есть и еще одна причина, по которой у нее никак не поднимается рука продать что-либо из оставленного ей Мирандой, будь то сережки или недвижимость, – она не чувствовала себя хозяйкой.
Да, она с удовольствием носила модные вещи Миранды, разъезжала на ее шикарном «мерседесе», спала на ее королевской кровати. Но, несмотря на все это, в глубине души Касси была уверена, что все эти вещи ей не принадлежат, что она взяла их у сестры только на время и когда-нибудь должна будет непременно вернуть. Ей казалось, что она играет чужую роль. Живет жизнью какой-то другой женщины, которая гораздо умнее, красивее и способнее, чем она, Касси Хартли. И хотя она успешно, справлялась с этой ролью в присутствии Магнуса, Хааса и даже Джесона, себя Касси обмануть не удавалось: она осталась все той же – не особенно честолюбивой; довольно робкой сводной сестрой блестящей Миранды Дарин. Подойдя к возвышавшемуся за деревьями сказочно шикарному дому Миранды из стекла и белых деревянных панелей, Касси, дрожа от холода и страха, дала себе слово, что постарается не играть больше никаких ролей, а оставаться сама собой.
При слабом лунном свете в окнах нижнего этажа, словно в темных зеркалах, отражались деревья, клумбы с цветами, теннисные корты и бассейн. Вдруг Касси с ужасом заметила в окне движущуюся белую фигуру. О, Боже! Сердце ее бешено заколотилось. Она испуганно оглянулась, но вокруг не было ни души, и она с облегчением вздохнула: это было ее собственное отражение.
Бассейн уже накрыли на зиму брезентом, хотя до холодов было еще далеко: в саду цвели плющ и герань. Причудливые, «под старину», столы и скамеечки стояли по кругу. Касси вспомнила, что на снимке в «Нью-Йорк тайме» эти же самые столики будто прятались под симпатичными полосатыми зонтиками от солнца, а бассейн был наполнен свежей прозрачной водой. На заднем плане синел океан.
«Я предпочитаю вина из Лонг-Айленда, – говорила Миранда в своем интервью. – Они легкие и освежающие, а кроме того, ведь должна же я поддерживать местную торговлю? Так что, хотя у нас есть неплохая коллекция дорогих французских вин, мы их никогда не пьем, а храним для гостей в погребе под бассейном».
Верхняя, возвышавшаяся над землей часть погреба была обыкновенной деревянной одноэтажной постройкой. В тот момент, когда Касси подобрала нужный ключ к двери, она услышала шелест автомобильных шин по гравию. Она насторожилась: кто может проезжать здесь в столь поздний час, ведь тут же так далеко от трассы? Но вот звук этот стих, слышался лишь шелест травы и деревьев. Касси открыла дверь и вошла…
Господи, как же он сразу не догадался? Бешено стучало в висках. Он посмотрел на свои руки, державшие руль: они были синими и узловатыми, словно у мертвеца. На мгновение он оторвал их от «баранки», чтобы слегка размять. Руки руками, но как справиться с тем комом, который давит изнутри на желудок? Его почти тошнило. А он-то надеялся, что уже никогда больше не придется ему испытывать ничего подобного.
Разумеется, он сразу же бросился вслед за Касси, как только понял, куда она собралась. Нужно успеть ее перехватить. Ах, как же жаль, что она влезла в это дело! Он ведь старался ее остановить, предупреждал… Он же столько раз пытался внушить ей, что вмешиваться в чужие дела не в ее интересах. Значит, плохо внушал! Но как же он все-таки все прошляпил, он сразу должен был обо всем догадаться, как только она затеяла эту историю с передачей о Хаасе? А ему, видите ли, так хотелось верить в то, что все уже позади, и он окончательно утратил бдительность!
Идиот! О, Господи, как же болит голова! Нет, он не должен думать сейчас о том, как спасти ее, он должен думать только о том, как спасти себя. Но вновь и вновь перед ним представало ее лицо: открытое, улыбающееся, доброжелательное… Как же сумела она так обвести его вокруг пальца? Он должен был… а он оставался слеп. Уже в который раз в жизни красивой женщине удается обмануть его!
Когда все случилось, он решил, что никогда больше не вернется сюда. Он и так-то никогда не питал любви к океану – терпеть не мог вязкого песка под ногами и гнилой запах водорослей. Он всегда появлялся здесь только ради Миранды. Но сейчас, когда он ощутил дуновение свежего соленого ветра, он почувствовал некоторое облегчение. А оно так необходимо было ему теперь, когда от нервного перенапряжения тряслись руки, а на лбу выступил пот. Он решил оставить машину на стоянке у берега и пройтись немного пешком – взбодриться и приготовиться… Ему понадобятся все душевные силы, когда он встретится с ней лицом к лицу. Она не должна заметить, что сумела его обмануть, что он поддался ее очарованию.
Что-то случилось со светом. Она тщетно нажимала и нажимала на кнопку выключателя. Хорошо, конечно, было бы иметь фонарик, но, собираясь сюда, она о нем не подумала. В кармане лежал, правда, целый коробок спичек, но что такое жалкий огонек в кромешной тьме? Да и потом довольно сильный ветер, он тут же гасил пламя. Луна, и та скрылась, и ее слабый свет еле пробивался сквозь облака. В воздухе чувствовалось приближение грозы. Касси приперла дверь складным креслом, чтобы та не закрылась, и осторожно вошла в битком набитое множеством вещей помещение. Помимо оборудования для бассейна – коробок с хлоркой, шлангов и фильтров – там лежали еще несколько спущенных резиновых лодок, насосы, водный велосипед, проволочная корзина с ластами и масками для плавания, яркие мячи. Когда глаза немного привыкли к темноте, Касси сумела разглядеть ступеньки, ведущие в погреб, запертый на врезанный в железную дверь замок. У Касси была целая связка ключей, и прошло еще минут десять, прежде чем она подобрала подходящий. Дверь заскрипела и открылась.
За дверью вновь начиналась лестница, на этот раз уже без перил. Касси шла осторожно, что называется «по стеночке». Еще не хватало сломать себе шею. Воздух был сырой и холодный – гораздо более холодный, чем снаружи. Касси порылась в сумочке, достала спичку и зажгла. И прежде чем она потухла, Касси успела разглядеть маленький погреб, в котором на полках тремя ровными рядами стояли бутылки. Миранда писала, что документы спрятаны под камнем в дальнем углу погреба. Осторожно продвигаясь на ощупь, Касси добралась сначала до правого угла и подняла каменную плиту – ничего, только тщательно утрамбованная земля. Значит, в левом… Она двинулась туда и подняла вторую плиту. Да, так оно и было… Даже в абсолютной темноте Касси различила белизну бумажного конверта.
Она не сразу расслышала шаги. Приближался шторм, и шум ветра заглушил их. И тут внезапный яркий свет фонаря ослепил ее. Она ничего не видела, только слышала медленные шаги по лестнице. Но вот уже отчетливее стал вырисовываться силуэт рослого мужчины… Вне себя от ужаса, она прижалась к стене, спрятав под пиджак документы, словно надеялась, что человек ее не заметит. Он шарил светом фонаря по погребу. Сердце Касси колотилось так сильно, что она испугалась еще больше: если он не увидит ее, то наверняка услышит. Но, кажется, он ничего не заметил. Фонарь неожиданно потух. Человек стоял будто в сомнении, она слышала тихий присвист его дыхания. Но вот фонарик вновь зажегся, и на этот раз его свет ударил ей прямо в лицо. О, Боже!
– Касси, дорогая моя, – говорил Магнус, приближаясь. – А я-то повсюду тебя искал… – Он направил на нее какой-то предмет. На мгновение ей показалось, что это фонарик. Но, нет… это был… пистолет.
32
33
Касси всегда делала вид, что хорошо осведомлена о всех делах Миранды, а потому постеснялась сказать, что впервые слышит о существовании этого дома и впервые видит эту статью. И хотя она страшно растерялась, все же попыталась изобразить, что в курсе, и даже рассказала, сочинив на ходу, какой замечательный интерьер в доме. Четыре цветных снимка запечатлели прием, который устраивала Миранда на свежем воздухе. Сама она, одетая во все белое, восседала во главе огромного стола, стоявшего в саду. Официанты в белых смокингах разносили гостям холодное шампанское и коктейли. Стол ломился от обилия всяких яств, при виде которых у Касси прямо слюнки потекли: креветки, салаты, ломтики авокадо и манго, тонкие кусочки хлеба грубого помола, дыни и огромные вазы со свежей земляникой и местной голубикой. За снимками следовало интервью, в котором Миранда делилась своими восторгами по поводу жизни за городом: «В наше время очень важно научиться не терять связи с природой. Так чудесно подставить лицо ярким солнечным лучам и вдыхать свежий соленый воздух!» Эти слова сопровождались еще одним очень профессиональным снимком: Миранда на берегу моря в закрытом нежно-персиковом купальнике и с золотистыми босоножками в руках.
Сейчас холодный ветер с океана не казался Касси таким уж приятным. Наконец она нашла то место, где кончался высокий деревянный забор. О, Боже! Да, за ним следовала более низкая изгородь, но она была опутана сверху колючей проволокой. Это место выглядело довольно мрачно: просторы необработанной серой земли, поросшей колючками, которую пересекали лишь узенькие песчаные тропки. Зато отсюда хорошо был виден океан: белая полоска берега, темные барашки волн, серебристая луна на фоне хмурых облаков.
Еще несколько ярдов колючей проволоки – и вот, наконец, лазейка найдена: если еще чуть-чуть подрыть под забором, решила Касси, то можно спокойно подлезть. Трава по другую сторону была аккуратно подстрижена, а Касси-то прекрасно знала, каких колоссальных денег стоит содержать в порядке такой огромный участок земли.
– Ты можешь преспокойно продать его, Касси, – сказал ей как-то Джесон, когда они еще не были в ссоре. – Даже по сегодняшним ценам за него можно получить немалые деньги. – Она уже знала, что сам Джесон не любит Хэмптон, поскольку Миранда его покупала лишь с одной целью – чтобы отдыхать «в приятном обществе». Отчасти поэтому, а отчасти еще и потому, что это было то самое место, неподалеку от которого погибла сестра, Касси очень долго не решалась туда поехать.
– Но ведь Миранда любила Хэмптон, – ответила тогда Касси. – Не думаю, что поступлю правильно, если сразу от него избавлюсь. Но когда Касси увидела приходящие из Хэмптона счета и сообразила, сколько денег сжирает каждый месяц этот райский уголок, она была просто потрясена: сумма во много раз превышала ее жалованье в «Роли ньюс» и в «Обозрении».
Скользя по гладкому, пушистому травяному ковру, Касси невольно подумала о том, что есть и еще одна причина, по которой у нее никак не поднимается рука продать что-либо из оставленного ей Мирандой, будь то сережки или недвижимость, – она не чувствовала себя хозяйкой.
Да, она с удовольствием носила модные вещи Миранды, разъезжала на ее шикарном «мерседесе», спала на ее королевской кровати. Но, несмотря на все это, в глубине души Касси была уверена, что все эти вещи ей не принадлежат, что она взяла их у сестры только на время и когда-нибудь должна будет непременно вернуть. Ей казалось, что она играет чужую роль. Живет жизнью какой-то другой женщины, которая гораздо умнее, красивее и способнее, чем она, Касси Хартли. И хотя она успешно, справлялась с этой ролью в присутствии Магнуса, Хааса и даже Джесона, себя Касси обмануть не удавалось: она осталась все той же – не особенно честолюбивой; довольно робкой сводной сестрой блестящей Миранды Дарин. Подойдя к возвышавшемуся за деревьями сказочно шикарному дому Миранды из стекла и белых деревянных панелей, Касси, дрожа от холода и страха, дала себе слово, что постарается не играть больше никаких ролей, а оставаться сама собой.
При слабом лунном свете в окнах нижнего этажа, словно в темных зеркалах, отражались деревья, клумбы с цветами, теннисные корты и бассейн. Вдруг Касси с ужасом заметила в окне движущуюся белую фигуру. О, Боже! Сердце ее бешено заколотилось. Она испуганно оглянулась, но вокруг не было ни души, и она с облегчением вздохнула: это было ее собственное отражение.
Бассейн уже накрыли на зиму брезентом, хотя до холодов было еще далеко: в саду цвели плющ и герань. Причудливые, «под старину», столы и скамеечки стояли по кругу. Касси вспомнила, что на снимке в «Нью-Йорк тайме» эти же самые столики будто прятались под симпатичными полосатыми зонтиками от солнца, а бассейн был наполнен свежей прозрачной водой. На заднем плане синел океан.
«Я предпочитаю вина из Лонг-Айленда, – говорила Миранда в своем интервью. – Они легкие и освежающие, а кроме того, ведь должна же я поддерживать местную торговлю? Так что, хотя у нас есть неплохая коллекция дорогих французских вин, мы их никогда не пьем, а храним для гостей в погребе под бассейном».
Верхняя, возвышавшаяся над землей часть погреба была обыкновенной деревянной одноэтажной постройкой. В тот момент, когда Касси подобрала нужный ключ к двери, она услышала шелест автомобильных шин по гравию. Она насторожилась: кто может проезжать здесь в столь поздний час, ведь тут же так далеко от трассы? Но вот звук этот стих, слышался лишь шелест травы и деревьев. Касси открыла дверь и вошла…
Господи, как же он сразу не догадался? Бешено стучало в висках. Он посмотрел на свои руки, державшие руль: они были синими и узловатыми, словно у мертвеца. На мгновение он оторвал их от «баранки», чтобы слегка размять. Руки руками, но как справиться с тем комом, который давит изнутри на желудок? Его почти тошнило. А он-то надеялся, что уже никогда больше не придется ему испытывать ничего подобного.
Разумеется, он сразу же бросился вслед за Касси, как только понял, куда она собралась. Нужно успеть ее перехватить. Ах, как же жаль, что она влезла в это дело! Он ведь старался ее остановить, предупреждал… Он же столько раз пытался внушить ей, что вмешиваться в чужие дела не в ее интересах. Значит, плохо внушал! Но как же он все-таки все прошляпил, он сразу должен был обо всем догадаться, как только она затеяла эту историю с передачей о Хаасе? А ему, видите ли, так хотелось верить в то, что все уже позади, и он окончательно утратил бдительность!
Идиот! О, Господи, как же болит голова! Нет, он не должен думать сейчас о том, как спасти ее, он должен думать только о том, как спасти себя. Но вновь и вновь перед ним представало ее лицо: открытое, улыбающееся, доброжелательное… Как же сумела она так обвести его вокруг пальца? Он должен был… а он оставался слеп. Уже в который раз в жизни красивой женщине удается обмануть его!
Когда все случилось, он решил, что никогда больше не вернется сюда. Он и так-то никогда не питал любви к океану – терпеть не мог вязкого песка под ногами и гнилой запах водорослей. Он всегда появлялся здесь только ради Миранды. Но сейчас, когда он ощутил дуновение свежего соленого ветра, он почувствовал некоторое облегчение. А оно так необходимо было ему теперь, когда от нервного перенапряжения тряслись руки, а на лбу выступил пот. Он решил оставить машину на стоянке у берега и пройтись немного пешком – взбодриться и приготовиться… Ему понадобятся все душевные силы, когда он встретится с ней лицом к лицу. Она не должна заметить, что сумела его обмануть, что он поддался ее очарованию.
Что-то случилось со светом. Она тщетно нажимала и нажимала на кнопку выключателя. Хорошо, конечно, было бы иметь фонарик, но, собираясь сюда, она о нем не подумала. В кармане лежал, правда, целый коробок спичек, но что такое жалкий огонек в кромешной тьме? Да и потом довольно сильный ветер, он тут же гасил пламя. Луна, и та скрылась, и ее слабый свет еле пробивался сквозь облака. В воздухе чувствовалось приближение грозы. Касси приперла дверь складным креслом, чтобы та не закрылась, и осторожно вошла в битком набитое множеством вещей помещение. Помимо оборудования для бассейна – коробок с хлоркой, шлангов и фильтров – там лежали еще несколько спущенных резиновых лодок, насосы, водный велосипед, проволочная корзина с ластами и масками для плавания, яркие мячи. Когда глаза немного привыкли к темноте, Касси сумела разглядеть ступеньки, ведущие в погреб, запертый на врезанный в железную дверь замок. У Касси была целая связка ключей, и прошло еще минут десять, прежде чем она подобрала подходящий. Дверь заскрипела и открылась.
За дверью вновь начиналась лестница, на этот раз уже без перил. Касси шла осторожно, что называется «по стеночке». Еще не хватало сломать себе шею. Воздух был сырой и холодный – гораздо более холодный, чем снаружи. Касси порылась в сумочке, достала спичку и зажгла. И прежде чем она потухла, Касси успела разглядеть маленький погреб, в котором на полках тремя ровными рядами стояли бутылки. Миранда писала, что документы спрятаны под камнем в дальнем углу погреба. Осторожно продвигаясь на ощупь, Касси добралась сначала до правого угла и подняла каменную плиту – ничего, только тщательно утрамбованная земля. Значит, в левом… Она двинулась туда и подняла вторую плиту. Да, так оно и было… Даже в абсолютной темноте Касси различила белизну бумажного конверта.
Она не сразу расслышала шаги. Приближался шторм, и шум ветра заглушил их. И тут внезапный яркий свет фонаря ослепил ее. Она ничего не видела, только слышала медленные шаги по лестнице. Но вот уже отчетливее стал вырисовываться силуэт рослого мужчины… Вне себя от ужаса, она прижалась к стене, спрятав под пиджак документы, словно надеялась, что человек ее не заметит. Он шарил светом фонаря по погребу. Сердце Касси колотилось так сильно, что она испугалась еще больше: если он не увидит ее, то наверняка услышит. Но, кажется, он ничего не заметил. Фонарь неожиданно потух. Человек стоял будто в сомнении, она слышала тихий присвист его дыхания. Но вот фонарик вновь зажегся, и на этот раз его свет ударил ей прямо в лицо. О, Боже!
– Касси, дорогая моя, – говорил Магнус, приближаясь. – А я-то повсюду тебя искал… – Он направил на нее какой-то предмет. На мгновение ей показалось, что это фонарик. Но, нет… это был… пистолет.
32
– Ну, поди сюда. Чего это ты так перепугалась?
– А как я должна реагировать, когда на меня направлен пистолет? – Злоба придала Касси храбрости. – Испугаешься тут.
– Мне просто очень нужны эти документы, дорогая моя, вот и все. Отдай мне их, и поедем домой. Заодно по дороге побеседуем.
– Я не собираюсь тебе их отдавать. Миранда оставила их мне.
– Ах, вот оно как! Значит, ты еще глупее, чем я думал. Ну, да ладно, в любом случае нам нужно отсюда выбираться. – Кивком головы он указал на лестницу: – Ты пойдешь первой.
Дрожа от страха, она направилась к лестнице, прижимая к груди конверт. Он следил за каждым ее движением – с пистолетом в правой руке и фонариком в левой. Прежде чем подняться по ступенькам, она на мгновение остановилась.
– Как ты узнал, что я здесь? – вырвалось у нее.
– Знаешь, дорогая моя, сейчас не та ситуация, чтобы ты задавала мне вопросы. Здесь вопросы задаю я. И командую тоже я. Так что, если я прошу тебя отдать мне эти бумаги, то лучше тебе это сделать как можно скорее.
С презрительной усмешкой Касси протянула ему конверт.
– Ну, так-то лучше! А теперь наверх, – скомандовал он. – Быстро!
Она поднялась, но очень медленно, так как едва передвигала ноги. Сердце бешено стучало. Сколько раз говорила она себе, что расследование смерти Миранды может оказаться делом крайне опасным, а все же почему-то не остановилась. Наверное, потому, что в глубине души – несмотря на банковские счета, заметку в газете и свидетельство о смерти – она так до конца и не верила, что эти люди способны на такое. Дуло пистолета перед глазами разорвало туман ее сомнений. Оружие всегда сразу проясняет ситуацию.
Магнус… Как отважилась она бросить ему вызов, задавать разные дурацкие вопросы? Она же понимала, что она – ничто в сравнении с ним. У него есть власть, а значит, он всегда прав. И вот теперь ее жизнь оказалась в его руках уже в буквальном смысле слова. Неужели он убьет ее? Неужели он убил Миранду? Она должна добиться от него правды. Пусть он убьет ее, но прежде она должна знать правду. Чувство долга придавало Касси силы. Подойдя к двери, она увидела, что на улице уже началась настоящая буря: дверь в подвал скрипела так, словно в следующий момент должна была слететь с петель; ветер гнул деревья, срывал с них последние листья.
– Дождь пошел, – пробормотала Касси. – У меня есть ключи от дома. Быть может, мы переждем там? – Она протянула ему связку ключей.
– Ты, наверное, надеешься, что дом подключен к сигнализации и приедет полиция? – усмехнулся Магнус. – Напрасно, моя дорогая. Это не так.
Она хотела, было ответить, что и без него прекрасно знает, что к сигнализации подключены только ворота и калитка, но вовремя сообразила, что не стоит. Пусть считает, будто он ее перехитрил.
– Просто я ужасно продрогла, – ответила Касси. – Мы могли бы хоть выпить немного бренди.
– Неплохая идея, – усмехнулся Магнус. – Давай-давай пошевеливайся! Пройдем на кухню и сразу же разожжем там камин, чтобы ты могла согреться. Я даже знаю, чем мы его растопим, – расхохотался он, явно довольный собой.
Он терпеливо дожидался, пока она найдет нужный ключ. Она ужасно нервничала, пальцы, покрытые холодным потом, тряслись и плохо слушались.
– Итак, девочка, – сказал он, когда дверь, наконец, открылась. – Включай свет. Выключатель слева.
– Он не зажигается, – ответила Касси. – В подвале ведь тоже не было света. Наверное, его отключили из-за шторма.
– Наверное, – буркнул Магнус. – Впрочем, это к лучшему. А то, не дай Бог, соседи заметят, что в доме кто-то есть. Давай, иди по коридору, кухня слева.
В кухне пахло чистотой и достатком: дорогим деревом, полированной мебелью, засушенными цветами.
– Ну-ка, пойди поищи… – Магнус посветил кругом, и Касси увидела блестящие стекла буфетов и светло-коричневую кухонную мебель. – Вон там, в кладовке, вместе с прочим серебром должны храниться подсвечники со свечами.
Под пристальным наблюдением Магнуса Касси достала подсвечники, зажгла в них новые свечи и протерла полотенцем два стаканчика для бренди.
– Напитки в баре в столовой, – сообщил Магнус, когда она поставила все это на поднос. – Дальше по коридору. Ты пойдешь туда первой. Но учти, что я слежу за тобой, и стоит тебе дернуться…
– Я не собираюсь дергаться, – послушно заявила Касси.
В столовой он велел ей сесть на стул, а сам достал бутылку бренди и налил себе и ей. Потом вновь направил на нее дуло:
– Ну-ка, вставай. Ты вообще в состоянии разжечь огонь в камине?
Камин в этой просторной комнате с дубовым потолком и песочного цвета стенами был встроен глубоко в стену.
– Когда-то я была неплохим герлскаутом, – бодро ответила Касси, стараясь скрыть от него свой страх. Она опустилась на колени перед камином, достала из сумочки вчерашнюю газету, чиркнула спичкой.
– Какая трогательная картина! – воскликнул он с издевкой. – Какие мы скромненькие, послушненькие! Ах, Касси, Касси, а я возлагал на тебя такие большие надежды! На кой черт тебе было губить свою столь блистательно начавшуюся карьеру? Ты же понимала, чем рискуешь…
– Она моя сестра, и мой долг – выяснить, что с ней случилось.
– Долг? Да разве она когда-нибудь сделала бы для тебя что-то подобное? Ты никогда не была ей нужна – до самого последнего момента, пока вдруг ей не понадобилась до зарезу твоя помощь.
– Ты ничего не знаешь, – пробормотала Касси, которую больно ранили его слова. Она до последней минуты надеялась, что Миранда все-таки ее любила.
– Да, все знаю! Миранда сама мне сто раз об этом говорила. Я не так глуп, но главное – наблюдателен, а твоя сестра, Касси, много лет входила в сферу моих интересов. Я знал о ней все. И во многом находил ее столь привлекательной потому, что она в чем-то очень походила на меня: она была такой же эгоисткой.
Касси, в конце концов, справилась с огнем, сухие ветки зашлись пламенем.
– Но ты был настолько неэгоистичен, что любил ее, – сказала Касси, наблюдая за огненными языками.
– Ну да, – согласился Магнус, протягивая ей стакан бренди. – Ты права, я любил ее. А она меня, к сожалению, нет. Ты знаешь, что Миранда брала от жизни то, что ей было нужно. А когда что-нибудь получала, у нее тут же пропадал к этому интерес. Так было с Джесоном, со мной, даже с бедной крошкой Хивер. Чем больше мы для нее делали, чем сильнее ее любили – тем равнодушнее она становилась. Но Джесон был недурак.
– Что ты имеешь в виду?
– Он отпустил ее. Фактически бросил, хотя и соблюдал внешние приличия – хотя бы ради Хивер. Он позволил Миранде жить так, как она хочет. И только я был таким дураком, что…
– Но ведь когда любишь, трудно рассуждать здраво. Это ведь что-то вроде безумия, не так ли?
– Да, ты права! Я был словно безумный, но ничего не мог с собой поделать. И она это прекрасно понимала. Она находила это… забавным. Я, в конце концов, сделался для нее чем-то вроде игрушки, шута. Она относилась ко мне, как к вещи, правда, не менее необходимой, чем, например, зонтик. – Магнус расхохотался и опрокинул залпом стакан.
– У нее появился новый любовник?
– Да нет, – задумчиво ответил Магнус. – Просто перестал быть ей интересен я. Она разочаровалась постепенно даже в той светской жизни, которую я ей обеспечил, поняла, что все это пустое… Нет, никакого нового любовника не было. Но я не сразу это понял, ведь она тщательно старалась убедить меня в том, что он есть. Даже рассказывала мне разные интимные подробности… Ужасно! Она частенько жаловалась, будто он невнимателен к ней. Я даже уж начал было думать, что она относится к нему, так же, как я к ней.
– Может быть, она все-таки любила Джесона?
– Какая же ты наивная, – грустно улыбнулся Магнус. – Ты так не похожа на свою сестру.
Он налил себе еще бренди и, глядя на огонь, стал пить его маленькими глоточками.
– Нет, все гораздо сложнее. Видишь ли, в лексиконе Миранды не было слова любовь. Было слово контроль. Ведь любовь – это всегда зависимость, а она не выносила людей, которые могли противостоять ей, стремились ею манипулировать. Если бы кто-нибудь из ее коллег на телевидении – редактор, режиссер или оператор – попытался ей перечить, она бы сожрала его с потрохами. Но Джесон был ей не по зубам.
– Но она могла с ним разойтись…
– Мы не раз говорили с ней об этом. Я даже, как последний идиот, хотел жениться на ней, я предлагал ей все, что она хочет. Но я уже сказал, она всегда хотела невозможного. И на этот раз она возмечтала подчинить себе Джесона.
– Но Джесон сам уверял меня, что, несмотря на все, был ей предан.
– В том-то и дело. Ей не в чем было его обвинить. Напротив, это она не умела быть ему верной. Но Джесон давно ее разлюбил. И она не могла, конечно, простить ему этого. И тогда она и решила его уничтожить, потопить.
– С помощью сенатора Энтони Хааса, – пробормотала ошеломленная Касси. – А откуда она обо всем узнала?
– Я сам рассказал ей.
Касси даже рот открыла от изумления.
Он в раздумье вертел в руке стаканчик, рассматривая отражавшееся в нем пламя:
– Смешно, не правда ли? Да, я сказал ей. Мне надоело, что она все время им восхищается. Я хотел, чтобы она поняла: он такой же, как все, ничем не лучше меня. Мы пошли с ней во «Времена года», в самом начале января, чтобы слегка отпраздновать Новый год, и она только и делала, что говорила о нем. Как он разыгрывал под Новый год из себя примерного отца и любящего мужа. И я сказал ей только: он может прикидываться хоть святым, но рыльце-то у него в пушку. Я знал о тех деньгах, что Джесон отстегивал Хаасу, взял и ляпнул ей. Ты бы видела, как загорелись ее глаза… Ни о чем другом она уже не могла больше говорить. И только потом я понял, какую роковую ошибку совершил.
– Ошибку, потому что она, в конце концов, узнала о твоих собственных делах с Хаасом?
– Ну, да, – ответил Магнус, разглядывая конверт. – Она хотела потопить Джесона, но тот непременно утянул бы за собой в омут и меня. Иначе быть не могло.
– Этого я как раз и не понимаю, Вэнс, – сказала Касси, осмелев. – Зачем тебе понадобилось платить деньги Хаасу? Неужели у тебя было недостаточно денег и связей, чтобы пробиться самому?
– А неужели, моя милая, – передразнил ее Магнус, – ты этого не поняла? Признаться, я был более высокого мнения о твоих способностях разведчика. Правда, Миранда тоже так этого и не поняла. Ну что ж, давай теперь вместе посмотрим, какой ответ нам дадут на твой вопрос эти документы.
– А как я должна реагировать, когда на меня направлен пистолет? – Злоба придала Касси храбрости. – Испугаешься тут.
– Мне просто очень нужны эти документы, дорогая моя, вот и все. Отдай мне их, и поедем домой. Заодно по дороге побеседуем.
– Я не собираюсь тебе их отдавать. Миранда оставила их мне.
– Ах, вот оно как! Значит, ты еще глупее, чем я думал. Ну, да ладно, в любом случае нам нужно отсюда выбираться. – Кивком головы он указал на лестницу: – Ты пойдешь первой.
Дрожа от страха, она направилась к лестнице, прижимая к груди конверт. Он следил за каждым ее движением – с пистолетом в правой руке и фонариком в левой. Прежде чем подняться по ступенькам, она на мгновение остановилась.
– Как ты узнал, что я здесь? – вырвалось у нее.
– Знаешь, дорогая моя, сейчас не та ситуация, чтобы ты задавала мне вопросы. Здесь вопросы задаю я. И командую тоже я. Так что, если я прошу тебя отдать мне эти бумаги, то лучше тебе это сделать как можно скорее.
С презрительной усмешкой Касси протянула ему конверт.
– Ну, так-то лучше! А теперь наверх, – скомандовал он. – Быстро!
Она поднялась, но очень медленно, так как едва передвигала ноги. Сердце бешено стучало. Сколько раз говорила она себе, что расследование смерти Миранды может оказаться делом крайне опасным, а все же почему-то не остановилась. Наверное, потому, что в глубине души – несмотря на банковские счета, заметку в газете и свидетельство о смерти – она так до конца и не верила, что эти люди способны на такое. Дуло пистолета перед глазами разорвало туман ее сомнений. Оружие всегда сразу проясняет ситуацию.
Магнус… Как отважилась она бросить ему вызов, задавать разные дурацкие вопросы? Она же понимала, что она – ничто в сравнении с ним. У него есть власть, а значит, он всегда прав. И вот теперь ее жизнь оказалась в его руках уже в буквальном смысле слова. Неужели он убьет ее? Неужели он убил Миранду? Она должна добиться от него правды. Пусть он убьет ее, но прежде она должна знать правду. Чувство долга придавало Касси силы. Подойдя к двери, она увидела, что на улице уже началась настоящая буря: дверь в подвал скрипела так, словно в следующий момент должна была слететь с петель; ветер гнул деревья, срывал с них последние листья.
– Дождь пошел, – пробормотала Касси. – У меня есть ключи от дома. Быть может, мы переждем там? – Она протянула ему связку ключей.
– Ты, наверное, надеешься, что дом подключен к сигнализации и приедет полиция? – усмехнулся Магнус. – Напрасно, моя дорогая. Это не так.
Она хотела, было ответить, что и без него прекрасно знает, что к сигнализации подключены только ворота и калитка, но вовремя сообразила, что не стоит. Пусть считает, будто он ее перехитрил.
– Просто я ужасно продрогла, – ответила Касси. – Мы могли бы хоть выпить немного бренди.
– Неплохая идея, – усмехнулся Магнус. – Давай-давай пошевеливайся! Пройдем на кухню и сразу же разожжем там камин, чтобы ты могла согреться. Я даже знаю, чем мы его растопим, – расхохотался он, явно довольный собой.
Он терпеливо дожидался, пока она найдет нужный ключ. Она ужасно нервничала, пальцы, покрытые холодным потом, тряслись и плохо слушались.
– Итак, девочка, – сказал он, когда дверь, наконец, открылась. – Включай свет. Выключатель слева.
– Он не зажигается, – ответила Касси. – В подвале ведь тоже не было света. Наверное, его отключили из-за шторма.
– Наверное, – буркнул Магнус. – Впрочем, это к лучшему. А то, не дай Бог, соседи заметят, что в доме кто-то есть. Давай, иди по коридору, кухня слева.
В кухне пахло чистотой и достатком: дорогим деревом, полированной мебелью, засушенными цветами.
– Ну-ка, пойди поищи… – Магнус посветил кругом, и Касси увидела блестящие стекла буфетов и светло-коричневую кухонную мебель. – Вон там, в кладовке, вместе с прочим серебром должны храниться подсвечники со свечами.
Под пристальным наблюдением Магнуса Касси достала подсвечники, зажгла в них новые свечи и протерла полотенцем два стаканчика для бренди.
– Напитки в баре в столовой, – сообщил Магнус, когда она поставила все это на поднос. – Дальше по коридору. Ты пойдешь туда первой. Но учти, что я слежу за тобой, и стоит тебе дернуться…
– Я не собираюсь дергаться, – послушно заявила Касси.
В столовой он велел ей сесть на стул, а сам достал бутылку бренди и налил себе и ей. Потом вновь направил на нее дуло:
– Ну-ка, вставай. Ты вообще в состоянии разжечь огонь в камине?
Камин в этой просторной комнате с дубовым потолком и песочного цвета стенами был встроен глубоко в стену.
– Когда-то я была неплохим герлскаутом, – бодро ответила Касси, стараясь скрыть от него свой страх. Она опустилась на колени перед камином, достала из сумочки вчерашнюю газету, чиркнула спичкой.
– Какая трогательная картина! – воскликнул он с издевкой. – Какие мы скромненькие, послушненькие! Ах, Касси, Касси, а я возлагал на тебя такие большие надежды! На кой черт тебе было губить свою столь блистательно начавшуюся карьеру? Ты же понимала, чем рискуешь…
– Она моя сестра, и мой долг – выяснить, что с ней случилось.
– Долг? Да разве она когда-нибудь сделала бы для тебя что-то подобное? Ты никогда не была ей нужна – до самого последнего момента, пока вдруг ей не понадобилась до зарезу твоя помощь.
– Ты ничего не знаешь, – пробормотала Касси, которую больно ранили его слова. Она до последней минуты надеялась, что Миранда все-таки ее любила.
– Да, все знаю! Миранда сама мне сто раз об этом говорила. Я не так глуп, но главное – наблюдателен, а твоя сестра, Касси, много лет входила в сферу моих интересов. Я знал о ней все. И во многом находил ее столь привлекательной потому, что она в чем-то очень походила на меня: она была такой же эгоисткой.
Касси, в конце концов, справилась с огнем, сухие ветки зашлись пламенем.
– Но ты был настолько неэгоистичен, что любил ее, – сказала Касси, наблюдая за огненными языками.
– Ну да, – согласился Магнус, протягивая ей стакан бренди. – Ты права, я любил ее. А она меня, к сожалению, нет. Ты знаешь, что Миранда брала от жизни то, что ей было нужно. А когда что-нибудь получала, у нее тут же пропадал к этому интерес. Так было с Джесоном, со мной, даже с бедной крошкой Хивер. Чем больше мы для нее делали, чем сильнее ее любили – тем равнодушнее она становилась. Но Джесон был недурак.
– Что ты имеешь в виду?
– Он отпустил ее. Фактически бросил, хотя и соблюдал внешние приличия – хотя бы ради Хивер. Он позволил Миранде жить так, как она хочет. И только я был таким дураком, что…
– Но ведь когда любишь, трудно рассуждать здраво. Это ведь что-то вроде безумия, не так ли?
– Да, ты права! Я был словно безумный, но ничего не мог с собой поделать. И она это прекрасно понимала. Она находила это… забавным. Я, в конце концов, сделался для нее чем-то вроде игрушки, шута. Она относилась ко мне, как к вещи, правда, не менее необходимой, чем, например, зонтик. – Магнус расхохотался и опрокинул залпом стакан.
– У нее появился новый любовник?
– Да нет, – задумчиво ответил Магнус. – Просто перестал быть ей интересен я. Она разочаровалась постепенно даже в той светской жизни, которую я ей обеспечил, поняла, что все это пустое… Нет, никакого нового любовника не было. Но я не сразу это понял, ведь она тщательно старалась убедить меня в том, что он есть. Даже рассказывала мне разные интимные подробности… Ужасно! Она частенько жаловалась, будто он невнимателен к ней. Я даже уж начал было думать, что она относится к нему, так же, как я к ней.
– Может быть, она все-таки любила Джесона?
– Какая же ты наивная, – грустно улыбнулся Магнус. – Ты так не похожа на свою сестру.
Он налил себе еще бренди и, глядя на огонь, стал пить его маленькими глоточками.
– Нет, все гораздо сложнее. Видишь ли, в лексиконе Миранды не было слова любовь. Было слово контроль. Ведь любовь – это всегда зависимость, а она не выносила людей, которые могли противостоять ей, стремились ею манипулировать. Если бы кто-нибудь из ее коллег на телевидении – редактор, режиссер или оператор – попытался ей перечить, она бы сожрала его с потрохами. Но Джесон был ей не по зубам.
– Но она могла с ним разойтись…
– Мы не раз говорили с ней об этом. Я даже, как последний идиот, хотел жениться на ней, я предлагал ей все, что она хочет. Но я уже сказал, она всегда хотела невозможного. И на этот раз она возмечтала подчинить себе Джесона.
– Но Джесон сам уверял меня, что, несмотря на все, был ей предан.
– В том-то и дело. Ей не в чем было его обвинить. Напротив, это она не умела быть ему верной. Но Джесон давно ее разлюбил. И она не могла, конечно, простить ему этого. И тогда она и решила его уничтожить, потопить.
– С помощью сенатора Энтони Хааса, – пробормотала ошеломленная Касси. – А откуда она обо всем узнала?
– Я сам рассказал ей.
Касси даже рот открыла от изумления.
Он в раздумье вертел в руке стаканчик, рассматривая отражавшееся в нем пламя:
– Смешно, не правда ли? Да, я сказал ей. Мне надоело, что она все время им восхищается. Я хотел, чтобы она поняла: он такой же, как все, ничем не лучше меня. Мы пошли с ней во «Времена года», в самом начале января, чтобы слегка отпраздновать Новый год, и она только и делала, что говорила о нем. Как он разыгрывал под Новый год из себя примерного отца и любящего мужа. И я сказал ей только: он может прикидываться хоть святым, но рыльце-то у него в пушку. Я знал о тех деньгах, что Джесон отстегивал Хаасу, взял и ляпнул ей. Ты бы видела, как загорелись ее глаза… Ни о чем другом она уже не могла больше говорить. И только потом я понял, какую роковую ошибку совершил.
– Ошибку, потому что она, в конце концов, узнала о твоих собственных делах с Хаасом?
– Ну, да, – ответил Магнус, разглядывая конверт. – Она хотела потопить Джесона, но тот непременно утянул бы за собой в омут и меня. Иначе быть не могло.
– Этого я как раз и не понимаю, Вэнс, – сказала Касси, осмелев. – Зачем тебе понадобилось платить деньги Хаасу? Неужели у тебя было недостаточно денег и связей, чтобы пробиться самому?
– А неужели, моя милая, – передразнил ее Магнус, – ты этого не поняла? Признаться, я был более высокого мнения о твоих способностях разведчика. Правда, Миранда тоже так этого и не поняла. Ну что ж, давай теперь вместе посмотрим, какой ответ нам дадут на твой вопрос эти документы.
33
– Ах, Боже мой, какие воспоминания! – проговорил Магнус как-то нараспев, доставая из конверта пожелтевшую газету со статьей «Телевизионный король баллотируется в мэры».
– Приятные воспоминания? – спросила Касси, заметив на его лице тень улыбки. Она сидела у камина, скрестив по-турецки ноги.
– Поначалу, пожалуй, да, – ответил Магнус. – Всегда приятно вспомнить молодость! Тем более такую! Ведь к семидесятым я уже более десяти лет как управлял компанией, Касси. Тогда телевидение было делом еще более выгодным, чем сейчас: к чему бы я ни прикасался: к спорту ли, к телешоу или прогнозам погоды – все обращалось в золото. Успех мне даже немного наскучил.
– И поэтому ты решил выйти на политическую арену?
– «Арена», в сущности, не очень подходящее для этого слово. Арены были в Древнем Риме, туда бросали христиан на съедение львам. Политика – дело весьма неоднозначное, хотя, на первый взгляд, может показаться элементарным. Нужно выбрать партию, составить программу, сбить команду. Бизнесмены поддерживали меня, потому что считали своим человеком. Благодаря Милли я был вхож в высшее общество. Ну, а уж на Бродвее или в Голливуде, сама понимаешь!
– Я обо всем этом читала в старых газетах, – заметила Касси, – и мне показалось, что у тебя тогда были все шансы на успех. Почему ты… вышел из игры?
– Я не выходил из игры, Касси! – отрезал он. – Меня вышли.
– Я не очень понимаю, но в твоих словах звучит горечь, такая горечь, словно это произошло вчера.
– Так или иначе, но я никогда не переставал об этом думать.
– Но что произошло, Вэнс?
– Не притворяйся, я же по твоим глазам вижу, что ты уже все знаешь, – нахмурился он. – Я понял это сразу, как только увидел тебя сегодня.
Он подошел к камину, швырнул газету в огонь, и пламя поглотило ее в считанные секунды.
– Прежде всего, ты должна усвоить, что это были совершенно другие времена – и в общественном, и даже, если хочешь, в сексуальном смысле. В те дни стоило тебе заказать мартини на ленч, как люди уже говорили, что ты алкоголик. И, тем не менее, выпивка, наркотики, секс, секс, и еще раз секс – все это становилось настолько привычным, что ты сам этого не замечал.
Он налил себе еще бренди, откинулся на спинку дивана и, задумчиво глядя в огонь, объяснил.
– Это был один из самых грандиозных приемов. Кого там только не было! Лайза Миннелли, Фрэнк Синатра, Сэмми Дэвис… После обеда состоялся концерт, на котором было какое-то дикое количество народа. Копы дежурили на Бродвее, разгоняли любопытных.
– Это было в «Савое»? В гостинице, принадлежавшей Джесону?
– Да, он предоставил нам зал. Ему казалось, что он придерживается таких же взглядов, как и я. Он был тогда еще довольно юным и неопытным, а потому всерьез считал, что можно жить, придерживаясь твердых принципов. Но эта ночь покончила с его иллюзиями. Я не все отчетливо помню, что там произошло после моей речи. Я вообще-то не особенно хороший оратор, а тогда к тому же сильно переволновался и успел изрядно принять, пока ждал своей очереди выступать. Кажется, тогда мы пили водку. Концерт как-то совсем выпал из памяти. Помню только, как пела Миннелли. Она была бесподобна – никогда не забыть мне ее прекрасных длинных ног. Я завелся, как последний идиот, а потом вдруг подвернулась эта девица…
– В газетах не упоминали ее имени… – проговорила Касси, «забыв» сказать о том, что знает его из свидетельства о смерти.
– Фелиция Рул, – ответил Магнус. – Она была несовершеннолетней – именно поэтому просто необходимо было замять всю эту историю, – но откуда я-то мог тогда знать о ее возрасте? В конце концов, она ведь была уже помощницей Хааса, да и выглядела старше своих лет. Я слишком много тогда на себя взял, а не должен был. Испугался. Но она сама виновата, она была просто испорченной девчонкой, этакое дитя трущоб, неожиданно вырвавшееся в свет. Она искала развлечений. Ну, она их и получила.
– Приятные воспоминания? – спросила Касси, заметив на его лице тень улыбки. Она сидела у камина, скрестив по-турецки ноги.
– Поначалу, пожалуй, да, – ответил Магнус. – Всегда приятно вспомнить молодость! Тем более такую! Ведь к семидесятым я уже более десяти лет как управлял компанией, Касси. Тогда телевидение было делом еще более выгодным, чем сейчас: к чему бы я ни прикасался: к спорту ли, к телешоу или прогнозам погоды – все обращалось в золото. Успех мне даже немного наскучил.
– И поэтому ты решил выйти на политическую арену?
– «Арена», в сущности, не очень подходящее для этого слово. Арены были в Древнем Риме, туда бросали христиан на съедение львам. Политика – дело весьма неоднозначное, хотя, на первый взгляд, может показаться элементарным. Нужно выбрать партию, составить программу, сбить команду. Бизнесмены поддерживали меня, потому что считали своим человеком. Благодаря Милли я был вхож в высшее общество. Ну, а уж на Бродвее или в Голливуде, сама понимаешь!
– Я обо всем этом читала в старых газетах, – заметила Касси, – и мне показалось, что у тебя тогда были все шансы на успех. Почему ты… вышел из игры?
– Я не выходил из игры, Касси! – отрезал он. – Меня вышли.
– Я не очень понимаю, но в твоих словах звучит горечь, такая горечь, словно это произошло вчера.
– Так или иначе, но я никогда не переставал об этом думать.
– Но что произошло, Вэнс?
– Не притворяйся, я же по твоим глазам вижу, что ты уже все знаешь, – нахмурился он. – Я понял это сразу, как только увидел тебя сегодня.
Он подошел к камину, швырнул газету в огонь, и пламя поглотило ее в считанные секунды.
– Прежде всего, ты должна усвоить, что это были совершенно другие времена – и в общественном, и даже, если хочешь, в сексуальном смысле. В те дни стоило тебе заказать мартини на ленч, как люди уже говорили, что ты алкоголик. И, тем не менее, выпивка, наркотики, секс, секс, и еще раз секс – все это становилось настолько привычным, что ты сам этого не замечал.
Он налил себе еще бренди, откинулся на спинку дивана и, задумчиво глядя в огонь, объяснил.
– Это был один из самых грандиозных приемов. Кого там только не было! Лайза Миннелли, Фрэнк Синатра, Сэмми Дэвис… После обеда состоялся концерт, на котором было какое-то дикое количество народа. Копы дежурили на Бродвее, разгоняли любопытных.
– Это было в «Савое»? В гостинице, принадлежавшей Джесону?
– Да, он предоставил нам зал. Ему казалось, что он придерживается таких же взглядов, как и я. Он был тогда еще довольно юным и неопытным, а потому всерьез считал, что можно жить, придерживаясь твердых принципов. Но эта ночь покончила с его иллюзиями. Я не все отчетливо помню, что там произошло после моей речи. Я вообще-то не особенно хороший оратор, а тогда к тому же сильно переволновался и успел изрядно принять, пока ждал своей очереди выступать. Кажется, тогда мы пили водку. Концерт как-то совсем выпал из памяти. Помню только, как пела Миннелли. Она была бесподобна – никогда не забыть мне ее прекрасных длинных ног. Я завелся, как последний идиот, а потом вдруг подвернулась эта девица…
– В газетах не упоминали ее имени… – проговорила Касси, «забыв» сказать о том, что знает его из свидетельства о смерти.
– Фелиция Рул, – ответил Магнус. – Она была несовершеннолетней – именно поэтому просто необходимо было замять всю эту историю, – но откуда я-то мог тогда знать о ее возрасте? В конце концов, она ведь была уже помощницей Хааса, да и выглядела старше своих лет. Я слишком много тогда на себя взял, а не должен был. Испугался. Но она сама виновата, она была просто испорченной девчонкой, этакое дитя трущоб, неожиданно вырвавшееся в свет. Она искала развлечений. Ну, она их и получила.