Бенюх Олесь. Подари себе рай (Действо 3)

   - Что будем танцевать? - обратился генерал не к Элис, а к полковнику.
   - К сожалению, выбор невелик, - полковник проглядел пластинки, сообщил, - танго, фокстроты, вальсы. Стоп, стоп - вот есть и полька, и чарльстон.
   - Не такой уж худой репертуар. Ставьте чарльстон. Идет?
   Элис согласно наклонила голову. В самый разгар танца, когда к генералу с заокеанской партнершей присоединились еще две пары, дежурный офицер объявил:
   - В-25 готовы к вылету!
   - Подождут, пока мы закончим танец! - азартно выкрикнул Беляков. "Молодец, генерал! - пронеслось в сознании Элис. - Не зашоренный догматик. Герой!..."
   В Москву они прилетели 5 ноября. Элис был заказан номер в гостинице "Советская".
   - Там и ресторан отменный, и цыгане нынче неистовствуют, доверительно сообщил ей дежурный дипломат по посольству, куда она приехала прямо с аэродрома. - Посол закрепил за вами машину с водителем. И еще завтра с вами хотел встретиться политический советник.
   - Когда?
   - В любое удобное для вас время в первой половине дня.
   Элис хорошо знала Джеймса Монтелли. Это был один из лучших экспертов по России в США вообще и во внешней разведке в частности. "Этот никогда зря встречу не назначит, - с неприязнью подумала она. - Этот зовет лишь когда задумает что-то серьезное". В гостинице она долго лежала в горячей ванне. Потом сушила волосы феном, совершала священнодействие с макияжем. "Зачем я это делаю? - отрешенно думала она, внимательно рассматривая в зеркале едва заметные морщинки, обозначившиеся под нижними веками. - Серж объявится невесть когда. Для выхода в ресторан? Соблазнять подгулявших военных и приторно-ласковых старичков в дорогих "тройках"? Созерцать наглые рожи и синюшные, провалившиеся от вставных челюстей щеки? Или, что еще мерзче, окологостиничных кокоток, раскрашенных до неприличия и напивающихся до одури?" Элис нахмурилась, рассмеялась, состроила плачущую, хмельную гримасу. В это мгновение раздался телефонный звонок и она с минуту изучающе разглядывала черный аппарат - Серж или посольство? Звонок прекратился. Вновь возобновился. Нет, все же тон его не холодный, не сухой.
   - Слушаю, - пискляво, хнычуще произнесла она, подняв трубку.
   - Да хоть ты как измени свой голос, я тебя все равно узнаю! засмеялся Сергей. - Он один, во всей вселенной - со всеми его оттенками, тонами и полутонами. Одииин!
   - Ты откуда? Когда приедешь? - голос ее наполнился требовательной нежностью.
   - Я из редакции, - он посмотрел на купола Василия Блаженного, которые были видны из окон этого кремлевского кабинета. - Сегодня приехать не смогу. Увидимся завтра вечером. Скажем, в семь у тебя. Идет?
   - Идет, идет, - поспешно согласилась она. Элис не понравился его голос - излишне размеренный, напряженный, встревоженный. - Что-то случилось?
   - Все в порядке. До встречи.
   "Все в порядке". Нет, не все в порядке. Это он кого-нибудь может обмануть. Она сердцем, всей кожей, шестым чувством ощущает любой нюанс его настроения.
   Сергей уже третий час сидел в приемной кремлевского кабинета Берии. Проводив Элис до гостиницы, он поехал на свою квартиру на Маяковке. Наскоро принял душ, побрился, выпил стакан чая и отправился в ТАСС. Генеральный директор Пальгунов обнял его на пороге своего кабинета.
   - Какой дорогой, какой редкий гость! Из далекого Вашингтона, сквозь снежные бури Аляски и Сибири в нашу предпраздничную столицу! - Взяв Сергея за руку, он провел его к столику в дальнем левом углу, усадил в кресло. - Я сейчас! - И исчез за скрытой в деревянной стенной обшивке дверцей. "После показных рукопожатий пошел свои драгоценные длани обмыть! - усмехнулся Сергей, знавший об этой привычке вельможи от журналистики. - Игра в демократию требует жертв". Вернулся Пальгунов в деловом настрое, с любопытством стал разглядывать заведующего бюро в столице заокеанской федерации.
   - Не успели вы объявиться в Москве-матушке, а вами уже руководство страны интересуется!
   "Кого это он имеет в виду?" - подумал Сергей. Однако, любопытства не проявил - "Если надо, сам скажет". Пальгунов не сказал. Завел обычную беседу о завидной публикации материалов Сергея, об условиях работы бюро, о хозяйственных вопросах, требовавших решения.
   - Единственная претензия, - сокрушенно посетовал Пальгунов, когда разговор уже близился к концу, - даже не претензия, это неверное слово пожелание: несколько уменьшить количество командировок. Ваше бюро съедает треть всех наших валютных средств.
   - Назовите хоть одну мою поездку, которая оказалась бы пустой с точки зрения пропагандистской отдачи, - Сергей говорил это с легким сердцем, он знал - таких поездок не было. Пальгунов состроил плаксивую мину:
   - Голубчик мой, разве в этом дело? Не спорю - все ваши поездки и важны, и нужны...
   - Это точно! - раздался голос с порога. В кабинете появились два полковника в форме НКВД. Утвердительная фраза принадлежала тому, который вошел первым. Он был чуть выше и полнее, держался свободно, уверенно. Сергей сразу узнал его - они вместе кончали школу разведки.
   - Прошу любить и жаловать - помощник Лаврентия Павловича, - Пальгунов быстро поднялся, весь засветился деланной радостью.
   - Автандил! - Сергей и первый полковник обнялись. Второй полковник застыл поодаль.
   - Так вы знакомы! - Пальгунов умильно смотрел на них, сложив руки на животе.
   - Знакомы - не то слово! - бодро воскликнул полковник. - Братья, молочные братья! Не одну красавицу на двоих делили. А? Ведь так, Сергей?
   Сергей двусмысленно улыбался, что можно было понять и так и эдак.
   - А я за тобой, - лицо Автандила приняло официальное выражение. - Тебя хочет видеть мой нарком. Степанов, - он кивнул на второго полковника, сегодня один из дежурных по приемной. Он тебя мигом в Кремль домчит. А я, он потянулся к уху Сергея, - по личному поручению хозяина. Интимному. Ин-тим-но-му! Еще свидимся...
   На исходе третьего часа томительного во всех смыслах ожидания раздался начальственный звонок и молчаливый Степанов, раскрыв резную, дубовую дверь, жестом пригласил Сергея в кабинет.
   - Здравствуй, проходи сюда, садись, - Берия сказал все это врастяжку, продолжая читать какую-то бумагу. Бросил быстрый взгляд на Сергея, проговорил одобрительно: - Мужаем. Сколько лет не виделись? Десять? Да, точно десять. Тогда был юноша, почти мальчик. Теперь зрелый муж. - Он вновь углубился в бумаги. "Ну и память у него! - восхитился Сергей. Действительно, десять лет назад группа слушателей разведшколы была на практике в Закавказье, в трех столицах, в том числе и в Тбилиси. Тогда нас принимал нарком внутренних дел Грузии батоно Лаврентий. Но ведь нас же было двенадцать человек. И виделись мы с ним лишь единожды, занимались нами конкретно его замы. Да!" Внезапно Берия резким движением руки отодвинул от себя все бумаги, сладко потянулся, снял пенсне, крепко потер пальцами закрытые веки, улыбнулся:
   - Что, небось, устал? Летел пять суток? Да еще столько в приемной просидел, а? Не пеняй, это не от невнимательности или что еще хуже - от начальственной спеси; фанаберией называется, я правильно это слово употребил? Ты-то знаешь, в русском я не очень силен. Нет, вовсе не потому. Дел - по горло. Я сам уже несколько суток кряду сплю по полтора-два часа. Ничего, я не жалуюсь. Знаю - Сам, - он выразительно поднял указательный палец, - спит еще меньше. По правде говоря, даже не понимаю - когда. Никто не понимает. Ну, ладно - Богу Богово, кесарю кесарево, а нам смертным - что Бог послал. Пойдем.
   Он вышел из-за стола, провел Сергея в комнату отдыха. Там, на обеденном столе было несколько грязных приборов, тарелок, рюмок, остатки еды, недопитые бутылки водки, коньяка. Берия быстро переставил все на боковой столик, достал из серванта чистые бокалы, тарелки, приборы.
   - Земляков принимал, старейшин, - пояснил он и Сергей приятно удивился уважительному тону могущественного сановника, - сейчас попробуешь настоящего кавказского домашнего вина. Им хорошо коньяк запивать. Ну как? Да, лучше не бывает.
   Уселись. Берия пытливо посмотрел на гостя, спросил:
   - Что Аслан Ходжаев на фронт уехал - знаешь?
   - Знаю, - не сразу ответил Сергей. Его удивило, что с конца марта все шифровки из центра подписывал не Аслан Ходжаев, а его заместитель Федор Лапшин. Поначалу показалось странным нарушение привычной рутины. Он долго думал-гадал, что могло случиться с Асланом. Но поскольку никакого объяснения не последовало, решил, что, видимо, просто изменили по известным одному начальству обстоятельствам обычный порядок. На аэродроме его встретил молодой парень в штатском, доложил по заведенному издавна порядку: "Дежурный по высшим профсоюзным курсам Молодцов".
   - Ты имеешь какое-то отношение к профсоюзам? - удивилась тогда Элис.
   - Имею, - ответил. он. - К профсоюзу работников прессы.
   Естественно, в автомобиле, при незнакомом ему шофере, и в присутствии Элис, он ни о чем неизвестного ему Молодцова расспрашивать не стал. И, прежде, чем ехать в свое хозяйство, решил накоротке доложиться в ТАСС'е. Нет, он не знал, что Ходжаев уехал на фронт. Но что-то заставило его ответить "Знаю".
   - Вчера пришло сообщение: "Генерал-лейтенант Аслан Ходжаев погиб смертью храбрых". Сам поднял в атаку солдат и... пуля прямо в сердце.
   Рука Сергея, державшая рюмку, дрогнула, коньяк расплескался по столу. Берия бросил на него полотенце, сказал проникновенно:
   - Помянем его душу! - и выпил медленно, зажмурившись.
   - Где... где это случилось? - Сергей долил свою рюмку, выпил ее махом.
   - В Венгрии. Пусть мадьярская земля будет ему пухом. "Нет, не гоже это, - с горечью вздохнул подошедший к окну Сергей. - По чеченскому обычаю он должен быть похоронен на земле предков".
   - Хороший был воин, отважный, - говорил Берия, принимаясь за шашлык, который принес дежурный офицер. - Ты тоже приступай к еде. - Хохотнул: Голод, брат, - не тетка. Да ты особенно не убивайся - война. - Он быстро "убрал" один шампур, принялся за второй. - Кроме того, Ходжаев большую ошибку допустил. Поставил свои шкурные интересы выше государственных. На фронт уехал в знак протеста против временного вывоза чеченцев в Среднюю Азию.
   Сергей напряженно вслушивался в слова наркома. О депортации слышал глухо - от кого-то из приезжавших в Вашингтон в командировку. Рассказ был тайный, шепотком, на ушко, по пьяной лавочке.
   - Временного! - подчеркнул Берия. - И за дело! Они, в знак покорности, к Гитлеру делегацию старейшин отправили. Подарки преподнесли, понимаешь жеребчика белого и оружие золотое. Товарищ Сталин очень сильно разгневался. Еще бы! Предательство, можно сказать, в общенациональном масштабе. Да ты ешь, ешь. Теперь давай выпьем за нашу победу. Так! И вот что я тебе в этой связи хочу сказать. Ты верно поработал на Ходжаева. Я слышал, Курчатов очень тебя Кобе хвалил. Теперь пришло время тебе на меня поработать. Самое, знаешь ли, время.
   - Я, Лаврентий Павлович, никогда не работал ни на Ходжаева, ни на Лапшина. Я всегда работал на государство.
   - О, молодец! - Берия вновь разлил коньяк по рюмкам. - Помнишь, Людовика XIV? А в данном случае, здесь, сегодня - государство это я! Великий Сталин - Бог. Я - пророк его. Ха-ха-ха! Ну что, согласен?
   - Что вы имеете в виду? - Сергей пытался выиграть время.
   - Все, все, мой дорогой генацвале! Я должен, я обязан охранять вашу службу. А чтобы охранять, надо все знать. О нашем с тобой контакте будем знать ты да я. Больше никто.
   "Говорит, Сталин разгневался на предательство, а сам же мне предательство и предлагает, - думал Сергей, делая вид, что увлечен шашлыком. - Меня сам Сталин по представлению Аслана утверждал. Ему я присягал. А Берию, выходит, он не во всё посвящает. Ну нет, не совратить тебе меня, Лаврентий Павлович. Нет".
   - А как же моя подписка о неразглашении? - Сергей произнес это столь естественно простодушно, с такой растерянностью посмотрел на многоопытного царедворца, что тот хлопнул его по плечу, плеснул еще коньяка в рюмки, заверил:
   - Во-первых, подписка - это что? Бу-маж-ка! Во-вторых, это будет частью, ооочень важной частью твоей замечательной службы. В-третьих...
   - Лаврентий Павлович! Я бы со всей душой. - Сергей встал, вытянулся во фрунт. - Но все-таки надо посоветоваться с начальством.
   - Ты... ты что мне тут целку из себя строишь?! - Берия тоже вскочил на ноги, побледнел - от злости. - Посоветоваться! С кем - с Лапшиным? Да я и тебя и твоего Лапшина в лагерную пыль сотру! Только попробуй заикнись о нашем разговоре! Только попробуй...
   Мелодично затренькал белый телефонный аппарат, одиноко стоявший на высокой этажерке. Продолжая с ненавистью смотреть на собеседника, Берия схватил трубку, почтительно произнес:
   - Слушаю, Иосиф Виссарионович. У меня? Никого. Иду.
   И, уже выйдя через боковую дверь, вернулся, добавил:
   - Заруби на носу - нашего разговора не было. - Расправил под ремнем гимнастерку, напоказ пощупал - на месте ли кобура с пистолетом. И улыбнулся.
   "Попал, как кур во щи! - хмурился Сергей, добираясь по Неглинке через Трубную к Самотеке. - Из огня да в полымя - из кольца гуверовских ищеек в лапы Берии".
   Лапшин принял его в бывшем кабинете Ходжаева.
   - Я уж не знал, что и думать! - улыбаясь, Федор обнял Сергея. Расцеловались. - Пропал наш Сергей. Дома нет, из ТАСС'а куда-то сгинул. В "Советской" тоже не объявлялся, - он лукаво прищурился. - А у меня для тебя новость. На, читай, только что фельдъегерь доставил.
   Сергей взял протянутый ему листок. Бланк председателя президиума Верховного Совета. Гриф "Совершенно секретно". Присвоить звание "Герой Советского Союза". Его фамилия, его имя, его отчество. Он вновь и вновь пробегал глазами краткий текст. Руки его задрожали, буквы расплылись. Он медленно сел на пододвинутый генералом стул.
   - Такой короткий, - только и сказал он, кивнув на текст.
   - Короткий-то он короткий, да длиной в целую жизнь. Поздравляю. Жаль, эх, жаль, Аслан не дожил какого-то одного дня до этого. Как бы он за тебя радовался, ведь это же он еще в марте тебя представил к Герою. Несколько раз, уже с фронта интересовался, состоялся ли Указ.
   В комнату заглянула Наталья Сергеевна, бессменный секретарь начальника. "Вот почему она так сияла, когда увидела меня в приемной", понял теперь Сергей. Лапшин кивнул ей, объявил: "Пойдем, ребята извелись, ждут тебя в нашей маленькой, но аппетитной столовой".
   - В жизненном котле, - сказал он там, - густо намешаны взлеты и падения, смех и слезы, радость и горе. Вчера погиб любимый нами всеми генерал-лейтенант Аслан Ходжаев. И вчера же подписан Указ о присвоении звания Героя члену нашей небольшой семьи.
   И выпили за помин души. И выпили за новорожденного Героя. "Дорогой Федя, ты прав не на сто, а на все тысячу процентов", - думал Сергей, принимая поздравления и в то же время вспоминая только что прошедшую встречу в Кремле.
   К Ивану он приехал в половине восьмого. Расцеловался с Машей и Матрешей. Склонился над плитой, на которой клокотало, шумело, скворчало, шипело. Зажмурился, понюхал, сказал, прищелкнув языком: "Пир горой!" И, еще не успев снять пальто, заслышал знакомый, звонко-раскатистый голос Никиты.
   - Вот он, явился, не запылился! - воскликнул он, завидев Сергея. И, оттолкнувшись от голландки, о которую они грели с Иваном спины, пошел к нему через всю гостиную, широко раскинув руки.
   - Давай-ка почеломкаемся, брат наш, затерявшийся в заморских палестинах!
   Иван, весь светившийся радостью, ждал, пока разожмутся их долгие объятия, держал в руках полулитровый кубок, наполненный водкой.
   - Ну, наконец-то все в сборе, - сказала Маша, внося большое дымящееся блюдо. - Ваня, - ставя блюдо на стол, с укоризной продолжала она, - ты хочешь, чтобы гость сразу очутился под столом?
   - Ничего с ним с этого количества не будет, - возразил Никита. - Ты просто забыла, Машуня, какой Сергей великий питок. Такая доза для него что слону дробина.
   Маша покачала головой. Объявила: - Еда у нас пролетарская картошечка, капуста, огурцы, яблоки моченые.
   - Чем богаты, тем и рады, - вставил, словно извиняясь, Иван.
   - А с барского стола - курица. Никита ее где-то в тайных закромах отловил, - засмеялась Маша.
   - Вестимо где - в "кремлевке", на Грановского, - подсказал Сергей.
   - Смотри-ка, помнит! - удивился Никита.
   - Такое не забывается, - Сергей сделал вдох, отхлебнул половину, понюхал остаток с закрытыми глазами и еще двумя глотками осушил кубок. Матреша поднесла ему тарелку моченых антоновок. Он с поклоном выбрал самое ядреное, весело захрумкал.
   - Нет, никакая заграница не в состоянии отлучить нашенского мужика от его славянской сути.
   - Суть в выпивке, Никита? - Маша ехидно усмехнулась.
   - Э, нет! Суть в неистребимой способности противостоять самой свирепой выпивке. "Сталин любит своих ближайших соратников испытывать на эту способность, - подумал он. - И уважает за нее неизменно. Хвороба бы его забрала". Оглянулся - никто не прочитал его последнюю мысль? Нет, все благодушествуют, не чуют скрытой крамолы. Це гарно, дуже гарно.
   - Как Кузьмич? - уходя от опасных мыслей спросил он Матрешу, которая принесла тарелку с тушеной капустой.
   - А чё Кузьмич? - лукавство высветилось в каждой морщинке на ее лице. - Чё ёму сдеется? Мужик он справный. Дочку растить.
   - Водку-то пьет?
   - А коли поднесуть, то и пьеть. Сёдни Маша четвертинку ему подарила. Ить праздник.
   - Чего-то Лешки не видно, - спросил Сергей Ивана.
   - Лешка теперь Алексей, - с гордостью ответила за мужа Маша. Экстерном сдал за десятый класс. Поступил в Военный Институт Иностранных языков Красной Армии. Месяц назад присягу принял. Слушатель!
   - Ай-да ну! - воскликнул Сергей. - ВИИЯ КА - достойное учебное заведение. Я знаю начальника - генерал Биязи. Опытный разведчик. И организатор, и воспитатель классный. Какой же язык Алексей учит?
   - Английский.
   - Толковый выбор, - похвалил Никита. - В будущее смотрит. Нам специалисты с этим языком позарез нужны будут. Да... А мой Лёнька... - он отошел к дальнему окну, обхватил затылок ладонями. В комнате повисла тяжелая тишина. Сергей посмотрел на Ивана, удивленно поднял брови, спросил одними глазами - что случилось с Леонидом? Иван тоже ответил глазами потом расскажу. Сергей понимающе кивнул, спросил нарочито громко:
   - Расскажи, как дела с Академией педнаук?
   - Академия начинает обретать реальные контуры. Владимир Петрович Потемкин, хотя и совмещает два весьма трудоемких поста - наркома просвещения и президента академии, успевает уделять достаточно времени рожденному в тяжелейшее военное время и не имеющему аналога в мировой педагогической практике научному центру. Понятно, не хватает средств, заряженных опытом и талантом подвижников, всё приходится начинать с нуля. Первопроходцам в любую эпоху и в любом деле ждать скорых оваций - мягко говоря, непростительная наивность. Но и счастливая радость открытий и свершений посещает именно их, - Иван наполнил рюмки и Сергей уже намеревался предложить тост. Однако, вернувшийся к столу Никита сказал:
   - Без претензий на оригинальность предлагаю в качестве тоста девиз "Через тернии к звездам!"
   - Именно так говорили древние римляне, - поддержал его Иван, радуясь, что Никита вырвался из злых объятий черных воспоминаний. - "Per aspera ad astra".
   - А что же Потемкин, предложил тебе что-нибудь в академии? Идея ведь твоя. И не только идея - её детальная разработка.
   - А, разве в этом дело? Родина знает своих героев, - с легкой обидой ответил Иван.
   - Все-таки? - возразил начальственно Никита. - Хочешь, я с ним поговорю? Ррразгоню потёмки! Вы же, цуцики, не знаете?не ведаете, как такие дела решаются в верхах.
   - Этого вовсе не требуется, - поспешно возразил Иван. Подумал: "Мне только ходатаев не хватает!" - Он ко мне очень по-доброму относится. Предложил должность вице-президента по организационно-хозяйственным делам. Я ведь не успел докторскую защитить, чтобы заниматься наукой. Разумеется, я отказался. Вот завершу монографию, тогда он обещал вернуться к вопросу о работе в академии.
   - А нам и так хорошо, ведь верно, Вань? - подавая кофе, заметила Маша. - Институт солидный, влиятельный, престижный. И быть первым парнем на деревне тоже что-то значит.
   Иван кивнул. Пристально вгляделся в лицо жены. Она перехватила его взгляд, виновато улыбнулась: " Да, Вань, ты прав. Я вас оставлю, пойду полежу. Тем более, у вас свои мужские разговоры". И тихо ушла в спальню.
   - Она что - скверно себя чувствует? - участливо спросил Сергей. Иван замялся, стеснительно пробормотал:
   - Да, это... она... ну, в общем, в положении.
   - А что, отлично, - одобрил Сергей, - два парня есть, теперь девицу в самый раз завести для полноты комплекта.
   - Дети! - Никита надсадно выкрикнул одно это слово и будто осекся. Придавленным голосом добавил, оглянувшись по сторонам: - Леньку никогда не прощу!
   "Вот так смотрел волк матерый, которого мужики загнали дрекольем в угол овчарни", - мелькнуло в сознании Сергея детское воспоминание. Никита налил стопку, выпил, закусил шкварками с огурчиком и обратился с вопросом к Сергею:
   - Ну як же там американьщина розквiтае?
   - Та стражде нещасна як квiтка зимой.
   - Чому так?
   - Пайок - двадцять кiло масла у мiсяц на людину.
   - Жахливо! Жадiбно!
   - Мы, - Никита сделал особое ударение на этом местоимении, - крайне недовольны тем, что они затянули открытие второго фронта. Особая "заслуга" в том Черчилля. Да и после высадки в Нормандии воюют они не дуже могутно. Не дуже. Хотя... - он заколебался, говорить дальше или нет, но - махнув рукой, мол, была не была - скажу, что думаю - негромко завершил фразу: Уверен: без Америки и Англии, один на один, мы не справились бы с Гитлером. Нет, не справились! И это не только моя точка зрения.
   Иван и Сергей переглянулись с видимым недоумением. "Ничего себе настроеньице у нашего члена Политбюро, - неприязненно отметил про себя Иван. - Кому-кому, а уж ему-то не пристало даже на миг поддаваться пораженчеству".
   - Сейчас союзнички трясутся, как бы мы без них всю Европу не схавали. Всю до Дарданелл, Гибралтара и прочих Критов. И в самом деле неплохо было бы, а? Такому засранцу, как Черчилль, а заодно и всему британскому кодлу свинью подложить! Вот с Рузвельтом ссориться не резон. Похож на нас, хоть и империалист отпетый.
   - Если брать национальный характер, американцы во многом похожи на нас, - Сергей посмотрел на Ивана - что он скажет.
   - Я говорил об этом Никите не раз, - поддержал его тот.
   - А их система... - Сергей налил себе боржоми, продолжил: - В тридцать восьмом они начали вползать в новый, как они любят говорить, спад. От экономического краха их спасла война. Теперь они благоденствуют, безработицы практически нет, военные заказы и для своих войск, и для поставок по ленд-лизу обеспечивают такие барыши, что в мирное время им и не снились.
   - Хорошо, - Никита заходил по комнате. - Завтра кончается война. И что?
   - Я уверен: их экономисты, талантливые ребята, что-нибудь придумают. Они не зря свой хлеб с тем самым маслицем едят. И, в отличие от многих, умеют извлекать пользу из исторических уроков и не наступать дважды на одни и те же грабли.
   - Ты что, всерьез полагаешь, что можно опровергнуть Маркса, обмануть законы экономического уклада и убежать от кризиса?
   - Насчет опровергнуть - не знаю, а обмануть и убежать - почему бы и нет? Возьмем войну - способ проверенный. А экспорт капитала - чем не способ? Или не военный, а мирный ленд-лиз - не только товаров, но и услуг? Услуг транспортных, строительных, экспертных?
   "Не зря Сергей в этой Америке столько лет сидит, - подумал Никита. Ему бы не разведчиком, а экономистом в Академии Наук сектором проблем капитализма командовать. Не одной извилиной богат. И язык подвешен на славу. А то он, как голодная ищейка, по чужим шкафам да сейфам день и особенно ночь рыщет. Тоже мне профессия!"
   В дверь из кухни в гостиную просунула голову Матреша: "Никита Сергеич, тама тебя спрашиваеть один". Никита выглянул: "Кого еще принесло по мою душу?". И стал поспешно натягивать шинель.
   - Труба зовет? - улыбнулся Сергей.
   - Не труба, оркестр! - Никита надвинул генеральскую папаху на самые брови. - Политбюро и Государственный Комитет Обороны, совместное заседание. Это на всю ночь. Завтра торжественное заседание Моссовета. Послезавтра, сами знаете, 7 ноября со всеми соответствующими событиями. В Киев душа и сердце рвется. Хочу Крещатик еще краше, чем был до войны, сделать. Так что теперь не знаю, когда и свидимся.
   Прощальные объятия были скорыми, поцелуи пресными - Никита торопился всерьёз. На робкое предложение хозяина: "Посошок?" - скривился, по словам Ивана, как середа на пятницу.
   - Да, совсем другой Никита! - присвистнул Сергей, когда они остались вдвоем с Иваном.
   - А по-моему, нам всего лишь приоткрылось его же, но другое, вернее второе лицо.
   - Сколько же их у него?
   - Этого, брат, никто не знает, - вздохнул Иван.
   - Положим, я актер в силу профессии, - Сергей хитро прищурился.
   - А он - тем более! Если политик не обладает даром актера, он никудышный политик. Это опять-таки изречение древнеримского мудреца.
   - Талантливый актер - само по себе разве это плохо? Или порочно? Дело не в этом. Человека развращает власть. - Сергей помолчал. Уточнил: Власть, не ограниченная законом.
   - Следующий раз надо будет сказать ему это в глаза.
   - Если следующий раз будет, - Сергей разлил по рюмкам коньяк. - Давай выпьем за то, чтобы мы с тобой не менялись, несмотря ни на что.
   - Тем более, что обладание верховной властью нам не грозит - да и не больно-то и хотелось!
   - Матерьял, матерьял порчестойкий!
   Коньяк был ароматный, очень крепкий, в необычной, темной, пузатой бутылке без этикетки. Его привез "прямо из подвалов Арарата" старый друг Ивана, директор Ереванского пединститута, приехавший в Москву на Всесоюзное совещание руководителей педвузов.