Берг Кэрол. Возрождение

   А ядро в центре сражения становилось все меньше. Кольцо Хамрашей обвивалось вокруг императорских войск словно змея, поднимающая голову для последнего удара. Воины Хамрашей заставляли воинов Александра спешиваться и вставать на колени. Коней побежденных тут же уводили, и не успел я и глазом моргнуть, как волна пеших воинов хлынула с поля боя. Даже дерзийцы не хотели умирать за принца, которому они больше не верили. Знаменосец Александра упал с коня, пронзенный копьем, Сокола Денискаров схватил один из Хамрашей. Его товарищи радостно закричали. Воин поскакал вместе со знаменем к крепости и бросил полотнище к ногам Зедеона, сидящего на коне рядом с воротами, откуда он мог спокойно наблюдать за ходом сражения. Я надеялся, что Кирил где-то рядом и готов сделать то, что было необходимо.
   Я поймал ветер и полетел к месту сражения, держа наготове слова заклинания. Александр ожесточенно бился с крепким воином из Хамрашей. Белый плащ принца был разорван и запачкан кровью, золотые кольца на пальцах вспыхивали в солнечном свете при каждом взмахе меча, разрезающего горячий воздух. Его окровавленный соперник с безжизненно висящей левой рукой подался назад от очередного удара, но не упал. Выражение его лица подсказало мне, что он готов дорого заплатить за победу. Доват Хамраш, дядя погибшей девочки.
   Пятеро воинов, среди которых был Малвер и двое бородатых дерзийцев из покоев принца, образовали широкий круг, чтобы принц мог свободно передвигаться, занимаясь только своим противником. Они не позволяли другим пробить свою оборону, но круг становился все уже по мере того, как воины принца сдавались или падали мертвыми. Все больше бойцов Дома Хамрашей освобождалось, все сильнее они теснили оставшихся Денискаров. Я видел, как погиб один из бородачей, пораженный сразу тремя мечами. Сделав круг над Александром, я увидел, как еще один дерзиец, издававший боевой клич при каждом ударе меча, застыл, пронзенный впившимся в спину копьем. Он медленно поднял меч и рухнул с коня, из его большого тела торчало еще четыре копья.
   Высокий Хамраш пробивался между конскими и человеческими телами прямо к принцу. Леонид. Отец девочки остановился на границе круга, глядя, как Доват отбивается от Александра, готовый прийти на помощь брату и нанести последний удар. У меня есть всего несколько секунд, чтобы вытащить принца.
   Я произнес первые слова заклятия, выхватил меч и закружился над сжимающимся кольцом, оставляя за собой стену серебристого свечения. Я осторожно выпустил на свободу жар полудня в пустыне, не иллюзию, а настоящее пламя, окружившее защитников Александра, стараясь не задеть тех, кого я собирался спасти, стараясь уничтожить как можно больше Хамрашей и дать принцу возможность расправиться с теми, кто находился внутри кольца. Стена огня увеличивалась, распространяясь по всему полю битвы, шум сражения сменили крики ужаса. Несколько храбрецов попытались прорваться через пламя, но быстро поняли, что оно совсем не похоже на фокусы придворных дерзийских магов. Обожженные люди кричали, их напуганные лошади вставали на Дыбы, увеличивая панику.
   Замкнув свой круг, я ринулся в его центр и едва не опоздал. Любимый конь Александра, Муса, лежал бездыханный в центре кольца, сам принц тоже лежал на земле, силясь вытащить ногу из-под тела коня и отбиваясь от Довата. Кроме Довата и Леонида в кольце осталось по меньшей мере десять Хамрашей. Лишь их страх при виде серебряного пламени и изумление от моего появления с небес предотвратили несчастье — рядом с принцем остались только Малвер и еще один человек. Какой-то миг они тоже ошеломленно глядели на меня, стараясь удержаться на брыкающихся конях.
   — Посмотри на меня, Малвер. — Мой голос перекрыл рев пламени, заставив остолбеневших Хамрашей закрыть уши руками. Я молил, чтобы воин вспомнил, где он видел меня. — Посади Александра на коня, пора выбираться отсюда.
   — Рога Друйи, это же эззариец! — Второй воин Александра, одетый в золотые и красные цвета гвардеец Императора, первым разобрался в происходящем, поставив своего коня между принцем и ошарашенным Леонидом. Он умело отбил адресованный Александру удар Хамраша, пока я отгораживался стеной пламени от второго брата. Я увидел лицо гвардейца, сосредоточенное, умное, знакомое, в его глазах светилась надежда. Это был Совари, капитан личной гвардии принца, человек, преданный ему до кончиков ногтей. Не представляю себе, какие слова пустил в ход Александр, чтобы заставить капитана покинуть его и сопровождать Кирила. Но я безгранично благодарен ему за то, что именно сегодня он вернулся, чтобы защищать принца.
   — Я уже умер? — спросил Совари, метнув кинжал в чернобородого Хамраша, целящегося в принца копьем. — Или это просто наваждение?
   Я засмеялся и выхватил меч из руки какого-то солдата, выбивая его из седла взмахами крыльев.
   — Наваждение. Для покойника ты слишком хорошо дерешься. — Чернобородый Хамраш свалился с коня, кинжал Совари торчал у него из груди.
   Наш с Совари разговор дал время Малверу прийти в себя. Скрестив меч с очередным нападающим, я заметил, как он спешился и подбежал к принцу, отбив удар Довата, который наверняка раскроил бы Александру череп. Сквозь рев пламени и крики испуганных людей до меня доносился голос Малвера:
   — Богиня-мать, защити нас… богиня-мать… спаси нас…
   Леонид, чья легкая победа оказалась теперь под сомнением, стряхнул с себя оцепенение, сердито зарычал на своих воинов и бросился к Совари. Пока Малвер вытаскивал принца из-под коня, я скрестил мечи с Доватом, не позволяя ему приблизиться. К непрерывному потоку молитв Малвера прибавился поток проклятий, перемежающийся командами.
   — Поставь меня на ноги и убирайся. — Боль изменила голос принца до неузнаваемости. — Я не собираюсь умирать лежа.
   — Посади его на коня! — прокричал я через плечо. — Если он будет сопротивляться, перебрось через седло. Считаю до двадцати. — Больше мой огонь не продержится. Я ощущал, как мелидда утекает из меня стремительным потоком, боль в правом боку мешала дышать, а самая сложная часть заклятия еще впереди. Я обезоружил упрямого Довата, и он повалился на землю, словно меч был единственным, что поддерживало его.
   У меня за спиной раздался душераздирающий стон, сменившийся приглушенным ругательством:
   — Я сказал, на ноги!
   — Я поднял его! — прокричал Малвер.
   Может быть, даже лучше, что он ранен. У меня нет времени спорить с упрямцем.
   — Малвер, за мной. Совари, прикрывай нас сзади! — Я вдохнул поглубже, сосредоточился и позвал ветер.
   Он ждал среди дюн на горизонте, грозное чудовище, способное унести прочь человека. Во внезапной пустоте, оставшейся после гибели серебристого пламени, он прозвучал рыком шенгара, раненного в брюхо, и уже через миг захватил весь западный горизонт, оглушительно завывая и сотрясая землю.
   — Парайво! — закричали разом несколько сотен глоток. Лишь только первый порыв бросил горсть песка мне в лицо, все вокруг обезумели.
   Мы должны убираться отсюда как можно скорее, пока я не превратился в сушеный инжир, удерживая это заклятие.
   Сначала я хотел унести Александра на руках, но теперь не мог бросить здесь преданных ему людей. Им не продержаться против воинов Леонида достаточно долго, чтобы дождаться появления Кирила, на которого я рассчитывал. На сегодня хватит смертей. Я расправил крылья, защищая от грозного ветра всех, кто двинулся за мной, и пошел навстречу буре.
   Песок проникал под одежду, которая вскоре превратилась в лохмотья, и впивался в плоть осколками стекла, дышать было нечем. Слезящиеся глаза стали узкими щелками, и все крохи мелидды, которые еще сохранились во мне, я использовал для их защиты. Я собирался идти на юг, чтобы побыстрее пробиться через бурю и оставить между нами и Хамрашами стену из песка, но вскоре забыл о своих планах. Сил едва оставалось, чтобы только двигаться неважно куда. Боги ночи и дня, неужели нельзя было придумать что-нибудь получше? Я проклял себя, когда ветер сумел вырвать кусочек плоти из крыла, оставив дырочку. Но, в самом деле, как прикажете остановить две армии? Немного поразмыслив, я понял, что это было правильное решение.
   Прошло совсем немного времени, и силы мои оказались на исходе. Легкие горели, крылья были готовы оторваться от ноющих плеч. При каждом новом шаге в голове вспыхивали алые искры. Все, что нам необходимо, — расстояние. Каждый шаг важен. Еще несколько взмахов крыльев. Еще несколько движений, отдаляющих от тех, кто за спиной. Сначала я различал контуры впавших в панику людей и коней, потом клубы песка закрыли их, и мы покинули поле боя. Хватит. Уже хватит. Еще вдох, и я остановлюсь. Еще один. Последний. Этих последних было немало, прежде чем я действительно обессилел. Тогда я коснулся ногами земли и отпустил ветер на свободу, позволив миру погрузиться в тишину.

ГЛАВА 17

 
   — Как он? — Я сидел на кучке горячего песка, уронив руки на колени и спрятав голову между трясущимися ладонями, чтобы солнце не нашло мое и без того уже опаленное лицо. Я сидел в такой позе не меньше двух часов, вынужденный слушать слабые стоны Александра, пока Совари с Малвером возились с его покалеченной ногой. Я не мог им помочь, не мог посмотреть, дать совет, я был не в силах двигаться, мыслить, говорить. Сейчас они вдруг все замолчали, и мне нужно было узнать причину.
   — У него два перелома, в одном месте кость вышла наружу. Мы сделали все, что в наших силах, но я не знаю… будь все проклято… будь все проклято… — Кто-то стоял на коленях в песке неподалеку от меня. Это Совари, осознал я, он замолчал, пытаясь совладать с голосом. Ему не сразу удалось ответить мне. — Он без сознания. Это и к лучшему, нам пришлось ставить кость на место, не знаю, как получилось… Нужно сделать какой ни есть лубок, а у нас единственное, что есть, — ножны. Ему пришлось несладко.
   Я знал. До меня доносился скрежет кости, когда они ставили ее на место.
   — И нам даже нечем перевязать рану. Малвер видел, что такие раны смазывают подогретым маслом… у нас нет ничего, пришлось оставить как есть…
   — Вы сделали все возможное. — Я безуспешно пытался облизнуть пересохшие губы. Они походили на древесную кору.
   Мне стало легче, когда на меня упала тень от вставшего передо мной большого человека. Он сунул мне в рот что-то теплое, мясистое и сочное.
   — Каррок, — пояснил он. — Его нужно сосать. Воды у нас мало, Малвер пошел на поиски. Местность подходящая. Если мы нашли каррок, значит, вода где-то рядом.
   — Спасибо тебе. А где мы?
   — Точно не знаю. Когда мы двинулись в путь, то шли почти час с приличной скоростью. Значит мы лигах в восьми-девяти от Загада. Но понятия не имею, в какой стороне. Ветер замел наши следы. Здесь почти нет скал, только дюны со всех сторон, — он замялся. — Мы надеялись, что ты знаешь.
   Размеры моей благодарности за преподнесенный мне сладкий, дающий силы корешок были сравнимы разве что с уважением, которое я испытывал к Совари. Рука капитана лишь немного дрожала, когда он касался ею человека, устроившего в дерзийской пустыне бурю, которую всегда считали проклятием богов. Звезды небесные, я продержался целый час. Не удивительно, что я и чувствовал себя проклятием богов.
   — Мы тут сделали для принца небольшой навес. Ты, конечно же, тоже можешь отдохнуть в тени и рассчитывать на нас во всем.
   — Спасибо. Немного погодя. — Я уже не чувствовал себя умирающим, но любые движения были для меня невозможны.
   — Могу я сделать для тебя что-нибудь?
   — Разве что новые плечи, — прошептал я. — Или одолжить свою кожу. — Мои крылья исчезли сами с последними каплями мелидды, я был счастлив, что мне не пришлось превращаться, но мышцы, управлявшие крыльями, все еще дрожали от боли и напряжения. — Скоро я приду в чувство. — Примерно эдак через годик-другой.
   — Я никогда не видел… кольцо из огня… буря… Даже не знаю, как это назвать. — Его голос дрогнул.
   — Не все бывшие рабы способны на подобное, да? — Я и сам не понимал, как мне все это удалось. — Но и тем, кто способен, такое дается нелегко.
   Он хмыкнул.
   — Принц, когда его выдернули из центра сражения, был зол, как загнанный в клетку койот. Себя ты сможешь защитить, но надеюсь, позаботишься и о нас с Малвером.
   Мне удалось немного приподнять голову и увидеть длинное тело, распростертое на песке. На него падала тень от некогда белого плаща, растянутого между двумя мечами.
   — Я был бы счастлив, если бы услышал, как он проклинает нас. — Пусть ругается, был бы жив.
   Совари подавил горестный стон:
   — И я. — Капитан отошел взглянуть на Александра, а я провалился в сон.
   Меня разбудил ночной холод пустыни. Кто-то прикрыл меня коротким плащом, но его сдуло ветром, и он сбился в кучу, закрывая только шею и одну руку. Я пытался решить, стоит ли он того, чтобы шевелиться и поправлять его, и тут услышал голоса.
   — …на лошади, и привезу воду с первыми лучами зари. Можно было бы привезти и бревно, но я понятия не имею, как мы сможем свалить дерево. Если бы этот проклятый топор не потерялся… Разбей паралич всех Хамрашей! — Низкий хрипловатый голос принадлежал Малверу.
   — Может быть, Сейонн сумеет срубить дерево и наколоть дощечек для лубка, — предположил Совари. — Может быть, он обойдется и без инструментов.
   — Темный бог спасает нас, капитан. — Малвер понизил голос. — Кто он такой?
   — Думаю, ты сам ответил на свой вопрос, приятель. Должно быть, в нем живет бог. Я не верил в подобное… не до конца… я видел его, когда он был рабом в Кафарне. Ходили слухи, что эззарийцы маги, но он своей магией не мог даже спастись от порки старого Дургана…
   — Тот огонь был настоящим… и буря. Ни разу не видел мага, способного на подобное. И крылья… я когда-то принадлежал к жрецам Друйи, но в тот миг я решил, будто вижу перед собой самого Атоса.
   — Тогда в Кафарне рассказывали всякое, после того, как убили лорда Дмитрия и в убийстве обвинили принца. Рассказывали о человеке, превращающемся в шенгара, о том, как кто-то помог принцу бежать через окошко, в которое едва бы протиснулся воробей. Он, этот раб, исчез вместе с принцем. В прошлом году, в ночь, когда мы были в южном Манганаре и готовились к битве с Хамрашами, когда все вдруг сошли с ума, я кое-что видел… После Кафарны принц совершенно изменился, я все время думаю, если боги захотели изменить человека, сделать его лучше, чем он был…
   — Тсс. — Малвер встревожился. — Придержи язык, капитан.
   Но капитан не послушался.
   — …они наверняка послали бы ему того, кто стал бы следить за ним… учить его… одного из своих.
   Они оба замолчали, а я лежал, чувствуя, как горит тело, как ломит каждую косточку, и думал, что будь я богом, сделал бы все гораздо лучше. Ветер холодил кожу, заставляя меня вздрагивать и задерживать дыхание, вызывая приступы кашля. Наконец я решил, что, может быть, мне станет лучше, если я немного подвигаюсь и глотну воды, если двум старым солдатам удалось раздобыть подобную роскошь. Я поднялся на ноги и, шатаясь из стороны в сторону, побрел на мерцающий свет небольшого костерка. Посторонний наблюдатель, увидев, как я в развевающихся лохмотьях ковыляю по песку, кашляя и отплевываясь, ни за что не спутал бы меня с богом.
   Александр просыпался вечером, так сказал мне Малвер, еще он поведал мне о найденном им источнике. Источник этот находился в небольшой низине, куда стекала дождевая вода, там даже выросло несколько финиковых пальм, под которыми и тек ручеек.
   Что ж, еще несколько часов отдыха, и я смогу ехать верхом и скорее всего сумею наколоть дощечек, чтобы наложить Александру шину. Малвер все время смотрел в землю и держал левую руку за спиной, сложив из пальцев подобие того амулета, который висел у него на шее. Засушенная лапка жаворонка, решил я. Мне показалось забавным, что он называл себя жрецом Друйи, а сам во время битвы призывал богиню-мать.
   Совари присматривал за принцем. Я приготовил себе чашку назрила, горького, странно пахнущего чая, которым так гордились дерзийцы, и после нескольких часов сна и этого напитка почувствовал себя совсем живым, особенно когда услышал негромкое бормотанье:
   — Негодяи… всех вас прикончу… — Послышался шорох и громкой стон. Мы с Совари бросились к нему и прижали к земле.
   — Придется лежать тихо, мой господин. Едва ли тебе понравятся последствия твоих движений.
   Губы Александра побелели, я чувствовал, как напряглись под моей рукой его мышцы.
   — Предатели, — выдавил он сквозь сжатые зубы. — Все трое.
   — Сам знаешь, что я плохой лекарь. Я хотел бы, чтобы было иначе. Но Галадон почти не учил меня этому в свое время…
   — Речь шла о чести моего отца. — Он дрожал от боли и гнева. — О моей чести.
   — Ты проиграл битву, как и ожидалось. И твоя смерть ничего бы не изменила.
   Он был не готов выслушивать эти горькие истины.
   — Мои воины… они покинуты. Как вы могли их бросить?
   Я рассказал о Кириле, хотя и понимал, как тяжело ему будет слышать о том, что мы заранее обсуждали его поражение. Я рассказал обо всем, что видел во время битвы, вспомнил все до мельчайших деталей, чтобы показать ему всю безнадежность его затеи. Я думал, он станет спорить со мной, кричать на меня, выплеснет свое горе, чтобы оно не пожирало его, но он просто стиснул зубы и отвернулся.
   Совари собрался с духом и влил ему в рот воды. Даже когда принц выплюнул ее обратно, мы знали, что какую-то часть он все-таки проглотил. Я видел, как он заставляет себя держать глаза открытыми, словно его сопротивление сну было наказанием за то, что он остался в живых. Однако Долгий переезд из Сузейна, две ночи без сна, битва, раны и переломы оказались сильнее его воли. Его сон был беспокойным из-за боли, два воина и я, сменяя друг друга, дежурили рядом с ним всю ночь, чтобы его метания не причинили ему еще большего вреда.
   К восходу я чувствовал себя вполне сносно, а после порции каррока и чашки назрила, который имелся в лагере дерзийцев всегда, невзирая на обстоятельства, я был готов отправиться вместе с Малвером за водой. Мы немного проехали по песку, смешанному с мелкими камешками, дерзийцы называли такой тип пустыни вазиль, потом перевалили через небольшой холмик и увидели внизу зеленую полянку с водоемом. Удивительное зрелище для пустыни. Тишину здесь нарушали крики сотен птиц самых разных пород, запах сырости опьянил меня. Трава была совсем короткой, судя по всему, здесь недавно побывали козы, ветки акаций, росших между финиковыми пальмами, были обглоданы и торчали голыми прутьями. Но крошечный водоем среди зеленой травы был самым прекрасным из того, что я видел в последние недели.
   Малвер наполнил фляги и сказал, что попытается добыть что-нибудь на обед. Я же бродил между деревьями, выбирая наиболее подходящее. Мой старый друг Гарен ловко валил деревья без всяких инструментов, и я пытался вспомнить, как он это делал. Он пользовался веревкой, так мне казалось. Я немного посидел на прохладной траве, задумчиво вертя в руках веревку, снятую с седла Малвера, и глядя на деревья.
   Сколько лет минуло с тех пор… Гарен был сыном мельника, он бродил по миру, был Ловцом, тем, кто ищет одержимые души, нуждающиеся в лечении. Когда умер его отец, Гарен вынужден был вернуться, чтобы присматривать за мельницей, а через два дня после его возвращения пришли дерзийцы. Несчастная судьба. Но он выжил, отправился в изгнание вместе с королевой и немногими оставшимися в живых, и через шестнадцать лет вернулся домой, когда я привез им дар Александра, документ, подтверждающий возвращение нам нашей родины.
   Гарен и теперь живет в Эззарии, как и моя жена Исанна, которая пыталась казнить меня, как и мой друг Катрин, молодая женщина, ставшая наставником Смотрителей после смерти своего деда, как и многие другие. Как они живут?
   Охотятся ли еще демоны-гастеи, заставляя эззарийцев отправляться на битвы? Не знаю. Я открыл дверь в Кир-Наваррин, но понятия не имел, как живут теперь рей-киррахи. Помогла ли древняя земля облегчить их страдания, или мои усилия оказались напрасны? В это чудесное утро я все время думал об Эззарии, моем единственном доме. Я старался отвлечься, забыть о прекрасной, орошаемой дождями земле и о своем упрямом и слепом в своей гордости народе, который уничтожит меня, если я когда-нибудь снова ступлю под сень эззарианских дубов. Что же такое заключено в этом крошечном оазисе, что на меня напал такой острый приступ тоски по дому?
   Я повесил на руку моток веревки, заставив себя вернуться к насущным проблемам. Огонь. Гарен обвязывал дерево веревкой, а потом поджигал ее, не давая сгореть, потом затягивал веревку и снова поджигал, медленно продвигаясь к центру дерева. Теперь я знаю, с чего начать.
   Малвер вернулся, когда солнце стояло уже высоко и припекало нещадно. У него на шее висела связка песчаных куропаток, я же сидел, обливаясь потом, перед кучей грубых дощечек, оставшихся от одного из деревьев.
   — Кости земли! — воскликнул он, удивленно моргая. Он оглядел меня с головы до ног. — Никогда не думал, что магия богов требует от них столько усилий. Как же, во имя всего живого, они вообще сумели создать мир?
   Я захохотал, сгребая дощечки и суя их ему в руки.
   — Я все время пытаюсь ответить на этот вопрос, Малвер. Но на самом деле лучше об этом не думать.
   Когда Малвер снял с ноги Александра окровавленные повязки, чтобы осмотреть перелом, прежде чем накладывать шину, я пришел в ужас. Багрового цвета нога, сочащаяся кровью ниже колена, где кожу совсем недавно проткнули концы сломанной кости, выглядела просто кошмарно. О мой принц. Что мы наделали, спасая тебя! Я первый раз усомнился в правильности своего поступка, не видя способа сохранить такую ногу. А представить Александра калекой, передвигающимся на костылях, как Горден, не способным скакать на своих любимых лошадях… Он скорее бросится на свой меч. А какая боль…. Неудивительно, что его лицо приобрело цвет плохо постиранной простыни.
   — Мы собираемся заново перевязать ее, мой господин, — мрачно пробормотал Совари. — Наложить шину, чтобы вас можно было перевозить.
   — Давайте, — выдохнул принц едва слышно.
   Совари передал мне ножны от кинжала принца. На них уже были следы от зубов. Александр закрыл глаза, позволив мне сунуть их ему в рот. Я встал на колени рядом с его головой и положил руки ему на плечи, кивнув Совари.
   — Слушай меня, мой господин, — произнес я, когда два воина начали накладывать новую повязку. Я прижимал к земле его плечи, чтобы от его движений в рану не попал песок. — Помнишь, что мы делали, когда ты превращался в шенгара? Как ты держался за мой голос и выходил из тела, позволяя ему становиться тем, кем оно хотело быть. Сделай это снова. Держись за меня и позволь мне вытащить тебя. Я уже неплохо научился проделывать это сам. Блез был моим хранителем, как я был для тебя…
   Совари с Малвером были чрезвычайно осторожны, накладывая шину и приматывая к ноге дощечки, но весь процесс занял очень много времени. За этот бесконечный час я успел рассказать принцу о своем безумии, о своих страхах перед Денасом и Кир-Наваррином, не потому, что думал, будто он может мне помочь, не из жалости к самому себе, не для того, чтобы вызвать в нем беспокойство. На самом деле я предпочел бы оставить все это для себя, но я знал, любая другая тема неминуемо вернет нас к его отцу, к проигранной битве, к его ранам, а ему необходимо подумать о чем-то другом. К тому же он скорее всего забудет о том, что услышал.
   К концу перевязки лицо Александра стало совсем серым. Я вытащил ножны у него изо рта. Он прокусил их насквозь. Пока я обмывал его лицо и смачивал губы водой, он лежал с закрытыми глазами, судорожно втягивая в себя воздух.
   Нам было необходимо понять, где мы оказались, оценить наши возможности, решить, что делать дальше, но все мы были измотаны до предела, а жестокое солнце превратило наши тела в куски мягкого железа под молотом кузнеца. Мы развесили всю имеющуюся у нас одежду на мечах, улеглись в этой жалкой тени и заснули.
   Полет… лечу над зелеными холмами, на которых сияют огни, извиваются змеями отливающие бронзой реки… над высокими деревьями, их зеленые кроны охвачены золотистым свечением, золото, великолепный свет… за линией горизонта на западе меня ждет еще более величественный вид. Почему я лечу прочь от огней? Что таится за тенями на востоке, если я оставил все и устремился именно туда? Но, разумеется, меня влечет туда не красота… лес, да, извивающиеся золотистые стволы гамарандов, самых прекрасных деревьев на свете… они чудесны, но за ними… Я летел туда, хотя мои глаза сами отворачивались. Но даже если бы я зажмурил их, закрыл их заклинанием, ослепил себя, чтобы больше никогда ничего не видеть, даже тогда я знал бы, куда лететь. Обугленные деревья на краю леса. Толстый слой пепла, обломки погибших гамарандов. Высокая стена, за которую невозможно проникнуть, сочащаяся из нее кровь остановилась на миг… Еще несколько мгновений, и скрытая в лесах крепость снова начнет кровоточить, от этой крови снова загорится лес. Сначала вспыхнут гамаранды, потом огонь охватит ближайшие холмы и реки, потом заполыхает весь человеческий мир. Я лечу… над стеной из серого камня… над садами и двориками с цветниками и фонтанами… мимо прозрачных окон, ведь крепость столь же прекрасна, сколь страшна… лечу туда, где в глубокой тени ждет пленник с раскинутыми крыльями, готовый уничтожить весь мир… «Не оборачивайся, — умоляю я, касаясь ногами серого камня. — Не оборачивайся… я не хочу видеть…» Но, как и всегда, он поворачивает голову, и, как всегда, я вижу, что у него мое лицо…