Берг Кэрол. Возрождение

   Мы не стали въезжать в Карн-Хегес до заката. Сначала мы остановились за воротами, словно собирались заночевать там вместе с другими, кто не выносил крыши над головой или просто не хотел раскошеливаться на гостиницу. Но когда солнце пошло на закат, мы выехали на дорогу. Ночь поможет нам скрыть наши лица, она притупит бдительность дерзийцев, охраняющих ворота и патрулирующих улицы. Мы подождали, когда к воротам подойдет запоздавший караван, чтобы воспользоваться обычной в таких случаях суматохой.
   Малвер с Совари отправились через ворота первыми, ведя за собой четырех наших лошадей. Темная кожа Малвера прекрасно позволяла ему слиться с толпой, которую солдаты проталкивали через ворота. А вот Совари, хотя он и шел пешком, что странно для дерзийца, выдавал рост, светлые волосы и чувство собственного достоинства, написанное на лице. Он заметно выделялся в потоке крестьян, купцов, всадников и рабов, часту, коз, кур, нищих, телег и тачек. Малвер тоже заметил это. Он остановился, быстро переговорил с оборванным погонщиком, подхватил блеющую овцу и перебросил ее через плечо капитана. Они оба медленно двинулись вместе с толпой и исчезли за воротами. Мы не заметили никакого волнения среди стражников, неподвижно замерших рядом с имперскими львами. Ни один из всадников, разглядывающих лица приезжих, не остановился и не направил копье на наших товарищей.
   — Пора и нам испытать судьбу, мой принц.
   — Мне тоже придется тащить овцу? Тогда я вручу ее Мардеку в качестве взятки.
   — Овца, конечно, добавляет очарования любому. — Я не смог удержаться от улыбки. — Но хватит и костылей, только придется согнуться посильнее, словно у тебя повреждена спина. И ни в коем случае не поднимай глаза. Никогда не смотри дерзийцу в глаза, особенно если он задирает тебя. Держи руки подальше от оружия, как учил тебя Малвер. Помни, о чем мы договорились, и молчи. Говорить буду я.
   — Теперь мое образование можно считать завершенным? — Принц сунул подмышки костыли.
   Я поднял с земли два связанных друг с другом тюка и перебросил ему через шею, повязав его рыжие волосы куском ткани. Потом осмотрел складки его балахона, удостоверившись, что странного вида сапог не выглядывает из-под одежды. Когда мы двинулись к воротам, я пробормотал под нос:
   — Мы еще и не начинали.

ГЛАВА 24

 
   Девочке было лет семь-восемь. Тоненькое легкое создание с сияющими глазами, каштановыми кудрями, босое, оборванное, она с трудом удерживалась от того, чтобы не затанцевать под никому не слышную музыку. Девочка была с высоким манганарцем, тянущим двухколесную тележку. Рядом с тележкой шли еще пять маленьких девочек и три козы. На повозке лежали две тощие свиньи, мешок муки, металлический горшок и несколько свертков, один из которых издавал печальное попискивание.
   — Мне нечем заплатить, ваша честь, — обратился мужчина к дерзийцу, внимательно изучающему жалкие пожитки. — Жена умерла при родах, и теперь я веду их к ее родне. Ее родичи не возьмут детей без коз для их прокорма. Мои свиньи едва живы, но вы можете взять одну в качестве платы за вход…
   Двое стражников осматривали пожитки прибывающих в город, оценивая их имущество и назначая соответствующую входную плату. Дело было прибыльное, но сейчас, когда остальные девять ворот города были заперты из-за боязни разбойников, а в город валили все новые толпы тех, кто боялся остаться па ночь за воротами, оба дерзийца устали и были раздражены.
   Я проклинал задержку. Совари с Малвером прошли сразу, а мы с принцем застряли в жаркой вонючей толпе, зажатые между несчастным манганарцем и волнующимися конями барона Фонтези, чей караван оказался огромным. После того, как его человек целый час торговался со сборщиками пошлины, отстаивая каждый зенар, мы немного приблизились к воротам. Через некоторое время через толпу пробился еще один слуга Фонтези, и вскоре люди и лошади хлынули потоком, вообще не останавливаясь для уплаты пошлины.
   — Фонтези в шестом поколении, — пробормотал Александр, не поднимая головы. — Полоумный. Фонтези такие кретины, что не могут подтереть себе задницы. Они боятся потерять хотя бы часть своего состояния, выплачивая выкуп за невесту, поэтому женятся на собственных сестрах.
   Место барона тут же занял чрезвычайно важный и богатый сузейниец и два лютниста из Кувайи верхом на ослах. Чтобы скоротать время, они решили повторить несколько особенно сложных пассажей из своего репертуара. Я уже решил, что они навлекут на нас неприятности. Александр забормотал о своем желании разбить проклятые инструменты о тупые головы и засунуть щепки им в уши, носы, рты и прочие естественные отверстия. Но все это было до того, как сборщик пошлины заметил девочку.
   У дерзийца была бычья шея, огромный, заросший волосами живот нависал над ремнем. Косы у него не было.
   — Что скажешь, Валлот? — крикнул он товарищу, круглолицему пухлому человеку, который внимательно осматривал свертки на тележке манганарца. — Можно забрать одну из этих сироток и продать ее. Вот эта будет ничего, если ее немного откормить. Лучше полудохлой свиньи. — Он схватил жирной лапой ручку пританцовывающего ребенка и притянул девочку к себе, ощупывая ее тельце. Бедность и безжалостное солнце пустыни еще не успели оставить следов на нежном личике девочки. Она нахмурилась и попыталась вырваться.
   Александр поднял голову, я встал перед ним, заслоняя собой происходящее.
   Отец согласно покивал головой, нищета, его вечный спутник, стояла у него за плечом.
   — Забирайте ее, если хотите. Я и сам бы продал ее, но мне сказали, что она слишком мала. Годика через два она будет стоить дороже… если доживет. Вам придется кормить ее все это время. — Он достал из тряпицы единственную серебряную монету. — Это все, что у меня есть. Может, это лучше голодного ребенка?
   Второй дерзиец, луноликий Валлот, только что пропустил сузейнийца на коне, плотно набив свои карманы. Он оглядел напирающую толпу.
   — Настоящий металл куда лучше этих нищих. — Он забрал у манганарца монетку. — Проваливай.
   Дерзиец перебросил монетку тощему и невзрачному городскому чиновнику, стоящему у него за спиной, который складывал долю казны в кожаный мешок. Валлот кивнул нам с Александром, чтобы мы подходили.
   Все могло бы завершиться благополучно, если бы жирный дерзиец не пожал плечами и, облизнув губы, не запустил руку девочке под платье. Она вывернулась и укусила его. Он заорал и отшвырнул ее, тряся окровавленным пальцем.
   — Глупая девчонка! — Расстроенный отец толкнул девочку на землю, как раз когда оскорбленный дерзиец поднял кулак. До девочки ему было не достать, и удар обрушился на отца. Тяжелые башмаки сборщика пошлины пнули тележку. Горшки, свертки, животные сбились в кучу, дети заревели.
   Все произошло быстро. Луноликий Валлот отодвинул в сторону хнычущих детей и нетерпеливо замахал нам рукой.
   — Займись делом, Феликс. Скоро ужин.
   Я держал наготове серебряную монету, которую собирался сунуть в лапу дерзийца. Наши лошади ушли с Малвером, товаров и пожитков у нас не было, однако это не освобождало нас от пошлины.
   — Я Агаро, — представился я, почтительно наклоняя голову. — Помощник кузнеца, пришел из Авенкара искать работу на копях. А это мой кузен Ват.
   Чиновник бросил на нас любопытный взгляд. Мы были грязными, оборванными, оружия при нас, судя по всему, не было. Совари привязал меч принца у него за спиной под просторным балахоном-хаффеем. Я поступил так же со своим. Уловка, обычная для жителей пустыни, но у Валлота не было времени обыскивать нас.
   — Он хромой? — Валлот кивнул на костыли Александра.
   — В детстве упал с забора, — пояснил я, чувствуя, как принц клокочет от ярости.
   Краем глаза я видел, как окровавленный манганарец поднимает тележку, подгоняя детей, собирающих свертки. Феликс, потирающий укушенную руку, рычал на лютнистов и обещал закрыть ворота прямо сейчас, если толпа не перестанет напирать.
   — А говорить Ват умеет? — Маленькие глазки Валлота разглядывали принца с подозрением, он тоже чувствовал негодование Александра.
   — Ударился головой, — пояснил я заискивающим тоном. — Скажи, Ват, как тебя зовут.
   — Имя Ват, — буркнул Александр.
   — Не смей мне грубить, калека! — Дерзиец ткнул принца в грудь, вынуждая его перехватить костыли, чтобы не упасть.
   — Вовсе нет, он не грубит, — поспешил вмешаться я. — Правда, Ват?
   Александр немного отстранился от меня. Я стоял справа от него, это означало, что его вес приходится на здоровую ногу. Мне показалось, что он собирается ударить дерзийца.
   Я подхватил принца под руку, словно поддерживая, но при этом сжал его так, что он не мог и пальцем пошевелить.
   — Мой кузен уважает слуг Императора больше всего на свете. Ведь они выполняют свой долг перед государством. Правда, Ват? Ответь воину, и на этот раз будь вежлив. Он несколько туповат, ваша честь. — Я немного подвинулся, подталкивая принца вперед, будто чтобы он мог говорить от своего имени, и, оказавшись между разгневанным Феликсом и несчастным манганарцем, незаметно уронил на землю несколько серебряных монеток.
   — Да, величайшее уважение истинному Императору и его верным слугам, — произнес принц, дергая головой. Его жест можно было принять за попытку вежливо поклониться или же плюнуть.
   — Это не ваше, господин? — Я наклонился к Феликсу, указывая на сверкающие в песке серебряные монетки. Мой шепот был достаточно громким, чтобы его услышал и второй стражник. — Я не видел, кто их обронил. — Жирный стражник отвернулся от манганарца и посмотрел на землю.
   Прежде чем он успел поднять монетки, рядом с нами остановилась группа шумных молодых дворян, они смеялись и шутили, вспоминая вечерние скачки. Все они были нетрезвы и хотели как можно скорее попасть в город.
   — Лорд Мардек пересчитает вам зубы за задержку! — кричал юный блондин, у которого только начинала расти борода. — Его кони участвовали в забегах, и он должен как можно скорее узнать результат. Убери это отребье с дороги. — Гарцующие лошади вынудили сборщика пошлины подвинуться в сторону, мы тоже отскочили, едва не упав на Феликса. Конь блондина хлестнул принца хвостом по лицу. За всадниками двигался новый караван, часту кричали и рвались вперед, чувствуя за городскими стенами воду. Возницы натягивали поводья и вопили, сдерживая готовых смести все на своем пути животных.
   — Мы можем идти, господин? — спросил я. Валлот нетерпеливо замахал рукой.
   — Проваливайте, и научи этого хромого держаться повежливее, а не то я сброшу его с забора еще раз. — Он ловко оттеснил своего напарника в сторону, наклонился и быстро собрал подброшенные мной монеты, потом подошел к нетерпеливым всадникам. Тугодум Феликс поспешил за своим товарищем, обиженно выговаривая ему что-то.
   Не ослабляя хватки и не замедляя шага, я протащил Александра в ворота, пока двое стражников ссорились друг с другом.
   — Мерзкий червяк! — бормотал принц, стараясь высвободить руку, но все его усилия привели только к тому, что он споткнулся и едва не упал. Под воротами лежала густая тень. Я подхватил Александра, не дав ему упасть, и прислонил его к кирпичной стене. Мимо нас промчались молодые дворяне, блондин махнул в нашу сторону пустой флягой из-под вина, окатывая нас опивками.
   — Боги неба и земли! — Александра трясло.
   — Держи себя в руках, — прошептал я ему на ухо, не зная, кто может затаиться в темноте. — И молчи. Нам пора выбираться отсюда.
   — Я их убью за это!
   Я не знал, о каком «этом» он толкует и кого «их» собирается убить.
   — Только не сейчас. Нам пора.
   — Скажи, ты действительно хочешь сломать мне руку? — выдавил принц сквозь стиснутые зубы. — Я был бы рад, если бы ты отцепился от меня.
   Я разжал пальцы.
   — Прости, — виновато сказал я. Спокойствия во мне было не больше, чем в нем.
   Мы пропустили широкую телегу и двух всадников, гнавших трех рабов, которые тащили повозку с каменными глыбами. В сумерках перед нами лежал город. У нас за спиной остались распахнутые тяжелые ворота, на высоких столбах которых рабы закрепляли факелы.
   Когда мои глаза немного привыкли к темноте, я понял, обо что споткнулся принц. Это был один из свертков с тележки манганарца: кожаный фартук, в который была завернута небольшая пила, молоток и несколько гвоздей. Хлеб бедняка. Я перевязал сверток и перебросил через плечо.
   — Идем.
   Мы пошли так быстро, как позволяла нога принца, к внешнему кольцу стен Карн-Хегеса. Мимо мастерских, конюшен, бараков для рабов. Нищие следили за всеми, кто входил в ворота, повсюду в толпе шныряли дети с пустыми глазами, умоляющие дать им еды. Скелетообразная женщина неопределенного возраста с бесстыдно выставленной напоказ грудью потерлась об меня бедром.
   — Два медяка, странник, за тебя и за калеку. — Я оттолкнул ее, и мы прошли через внутренние ворота в ту часть города, где улицы были вымощены булыжником.
   Совари и Малвера нигде не было, но беспокоиться не стоило. Мы договорились встретиться на рыночной площади сразу, как только убедимся, что за нами нет слежки. Впереди мелькнула двухколесная тележка и исчезла в переулке, за ее передвижениями следил тот самый тощий и невзрачный городской чиновник, сборщик пошлины. Нет ничего страшнее мелочной мести.
   — Идем, — повторил я. — Нужно вернуть это манганарцу. Он не выживет без инструментов.
   Александр качнулся на костылях.
   — Пусть проклятый трус сдохнет. — Принц плюнул на грязную мостовую. — Он собирался продать ребенка… собственного ребенка… убить девочку. Даже животные защищают свое потомство. Он получил по заслугам.
   — А дерзийцы, которые затеяли все это?
   — Они грубы, но выполняют свой долг. — Он все еще не понимал, что происходит. Не понимал, как грубияны собираются выполнить свой долг.
   — Думаешь, это долг заставил его оставить ворота? — произнес я, затаскивая Александра в переулок. — Или, может быть, добрый Феликс решил поделиться своими доходами? — Мы остановились так, чтобы нас не было видно с улицы, и я указал на следящего за манганарцем человека.
   Александр не поверил мне, пока не увидел, как тот сворачивает вслед за тележкой.
   — Негодяй! — Прежде чем я успел удержать его, принц запустил в него костылем. — Похищать детей запрещено законами Империи!
   Чего я не заметил, так того, что чиновник был с товарищем, высоким широкоплечим, но совершенно непримечательным парнем. Он ударил принца в челюсть, одновременно выбивая у него второй костыль. Принц упал в грязь. Прежде чем великан успел опустить башмак на голову Александра, я отшвырнул с дороги тщедушного чиновника и поспешил на помощь принцу. Александр успел прикрыть голову рукой и откатиться к стене, выпуская на волю давно сдерживаемый поток ругательств и проклятий.
   Я быстро разобрался с крупным детиной. Он остался лежать стонущей кучей тряпья, в голове его был такой сумбур, что он ни за что не вспомнит, как оказался здесь. К несчастью, его приятель сборщик пошлины успел удрать до того, как получил похожий урок.
   — Проклятый, мерзкий мир… — Боль в голосе Александра напомнила мне, что он еще не здоров.
   Я подобрал костыли и помог ему встать.
   — Полагаю, что теперь наше пребывание в городе не затянется. За нами будут следить.
   Принц утер струйку крови, стекающую по подбородку, потом вытер руку о балахон.
   — Я не побегу. Кроме того, я и не собирался задерживаться здесь дольше, чем необходимо.
   Мы пошли дальше по переулку. Ночь скоро вступит здесь в свои права, гораздо быстрее, чем на широких центральных улицах. Нищий с половиной лица и вырванным языком подполз ко мне, хватая за ноги, когда я перешагнул через лежавшую под стеной полуголую женщину с желтым лицом. Александр закашлялся и сплюнул, а я завязал нос шарфом. Вонь яреты, особого растения, от которого подобные женщины не доживали и до двадцати, и вечно сопровождающие ее запахи экскрементов и блевотины были невыносимы. Чуть дальше мы заметили манганарца с его детьми. Они сидели возле кучи отбросов.
   Привалившись к стене, отец утешал свою маленькую дочку, утирая ее слезы рукавом рваной рубахи и дуя на небольшую шишку у нее на лбу.
   — Это пройдет, дитя. Пройдет. Осталось совсем немного, а потом мы отдохнем. — Он выглядел лет на пятьдесят, хотя на самом деле ему не могло быть больше двадцати пяти. Козы с тихим блеяньем копались в куче отбросов, остальные дети с испугом глядели на отца. Одна девочка сжимала серый сверток почти с себя размером. Время от времени она перехватывала его поудобнее. Отец посмотрел на ее, на его лице отразилась вся боль мира.
   — Без толку, Дагги, — негромко произнес он. — Не качай его, пока мы не доберемся до переулка Горшечников. Он… заснул.
   Я не представлял, как он найдет в себе силы жить дальше.
   — Добрый вечер, господин, — обратился я к нему. — Вы обронили это возле ворот.
   Манганарец вскочил на ноги, закрывая собой детей, и выхватил старый широкий нож.
   — Кто здесь?
   — Мы нашли ваши инструменты у ворот. Наверное, они вам нужны. — Я бросил сверток к его ногам, держась на Расстоянии. Мне не хотелось возить его носом по грязи.
   Он уставился на сверток так, словно тот пришел сам. Потом перевел изумленный взгляд на меня, всмотрелся в темноту и заметил прислонившегося к стене принца.
   — Вы спасли нас… Это же вы уронили монетки, чтобы тот негодяй оставил нас в покое.
   — У меня развязался кошелек, — пояснил я.
   — Пусть Панфея наградит тебя здоровыми детьми, добрый человек.
   — Пусть Долгар дарует тебе надежные стены, — отозвался я. Боги манганарцев обычно давали страждущим полезные вещи. — Тебе они пригодятся. За вами следили от самых ворот. Такой тощий, с желтым лицом, ему поручили кое-что… ты понимаешь?
   Манганарец убрал нож и снова подхватил дочку на руки, прижав ее голову к своему плечу.
   — Я буду осторожен. Но я должен отблагодарить вас… Скажи мне, как вас зовут, я хотя бы помолюсь за вас.
   — Араго из Авенкара, а это мой кузен Ват. Если нам улыбнется удача, у нас не будет необходимости в твоих молитвах.
   — А я Ванко, иду к своему зятю Бориану в переулок Горшечников. Я всегда к вашим услугам, Араго, я и вся моя семья.
   Я поклонился.
   — Да поможет тебе Долгар и примет твое дитя.
   Мужчина поклонился в ответ, собрал своих детей, коз и взялся за ручки тележки.
   Мы с Александром пошли обратно тем же путем, каким пришли. С факелов, наполняя улицу желтым дымом, стекал октар, род смолы, которую находили в горах. Тощего чиновника нигде не было видно.
   — Нам не нужен ни этот Ванко, ни другие голодранцы, — произнес принц, пока мы медленно брели по улице. Он сильно устал от всего произошедшего и останавливался через каждые несколько шагов. — Мой дядя дал Мардекам дом и как минимум два серебряных рудника. С моим дениссаром Тосьей мы три недели занимались устройством дорог для вывоза серебра, пока твой Айвор Лукаш не испортил все два года назад. Тосья поддержит нас, даже если Мардек струсит. — Мы снова остановились, и Александр тяжело повис на костылях. — Рога Друйи, как бы я хотел снова оказаться в седле. Я непременно попрошу прощения у своей клячи за все, что наговорил о ней.
   — Я бы не рассчитывал на чью-либо верность, — сказал я, поскольку не верил, что благодарность Мардека будет распространяться на человека, за чью голову назначена цела. — Ванко может оказаться гораздо полезнее.
   Пока мы шли по улицам, я всматривался в прохожих, ища те глаза, которые задержатся на принце дольше, чем на мгновение. Его едва ли узнают, не многие заметят в нем присутствие королевской крови. А вот сборщику налогов едва ли понравится, что его план расстроил человек на костылях.
   — Что, твои уши оглохли? Этот трусливый червяк говорил, что хочет продать ребенка! Он может сделать это в любой момент, прямо в этом грязном переулке.
   Я толкнул принца в тень возле какой-то двери и закрыл его собой, пережидая, пока мимо нас проедут два дерзийца, внимательно вглядывающихся во всех прохожих.
   — Ты совсем отупел, Ват, — зашептал я. — Твои глаза ничего не видят. Он защищал ее единственным оружием, которое у него было. Шишка на ее лбу причиняет ему больше боли, чем кровь на своем. — Я не сказал этого вслух, но знал, что синяк на лице девочки причинял боль и Александру. Он не забыл Ниамот.

ГЛАВА 25

 
   Если у Александра и были какие-либо сомнения в серьезности намерений нового Императора, они исчезли, когда мы добрались до рыночной площади. Сначала мы не могли понять, почему вся вечерняя суета, связанная с едой, питьем, покупкой и продажей, заметна только в одной части площади. Разыскивая в толпе Совари и Малвера, мы дошли до невидимой границы, разделяющей рынок, и увидели.
   На столбах висело не меньше двадцати человек. Трое из них выглядели отъявленными негодяями, клейменные, поротые. Они были повешены за шею как воры. Все остальные были знатными дерзийцами, некоторые в роскошных одеждах, словно их схватили на празднике или в храме. Все они были подвешены за ноги, носы и губы отрезаны, косы отстрижены и привязаны к языкам. Обычное издевательство над предателем. Почти все были мертвы. Голодные крысы уже спускались к ним по цепям. Но когда Александр двинулся вдоль ряда, не в силах оторваться от ужасного зрелища, мы услышали стоны нескольких людей с почерневшими лицами.
   — Тосья, — прошептал принц, не обращая внимания на стражников, замерших по краям ряда и следящих, чтобы никто не смел помочь умирающим. — И еще Иов, Лорент… Святой Атос… — Лицо принца было совсем желтым в свете факелов. — Если ты хочешь послужить мне, Сейонн… Заклинаю тебя, прикончи их своей магией. Они достойные люди, все их преступление в том, что они верно служили мне.
   — Не просите, мой господин… — Не в обычаях эззарийцев ускорять чью-то смерть.
   Он вцепился мне в плечо мертвой хваткой.
   — Ты слушал, когда убивали Гаспара и Фессу, ты прошел с ними весь их последний путь, потому что больше ты ничем не мог им помочь. Я не могу сделать меньше для своих воинов. Не могу оставить их в таком положении.
   Все мое существо было против. Вмешаться, даже чтобы прекратить такую муку, означало лишить человека его последнего вдоха, последней мысли, последней надежды, пусть неосуществимой. Но я не мог позволить Александру задерживаться на этом месте. Мы одни застыли посреди пустынной части рынка, бросаясь в глаза, как нищие в дорогих шелках. Моя клятва… мои желания… мои надежды требовали, чтобы я спасал принца.
   — Они мечтают о смерти, Сейонн. Они призывают ее. Мы должны.
   Убийство. Какой жестокий способ облегчить страдания. Но я не мог излечить умирающих дерзийцев, не мог своей магией умерить их боль, никто не мог бы спасти их. Из множества смертей, которые были на моей совести, эти… дадутся мне без труда.
   — Да простят меня боги, — прошептал я, выпуская мелидду.
   — Дениссар сказал, что вы должны войти через задние ворота и ждать в оливковом саду, пока за вами не придут. — Совари говорил не поднимая глаз, подводя нас к стене дома Мардеков.
   — Задние ворота? Ждать на улице? Ты сказал им, что речь идет об их правителе, а не о каком-то деревенском князьке?
   Мы почти час прождали за поворотом спускающейся с холма дороги, пока Совари ходил сообщить Мардеку, что принц пришел поговорить с лордом Вассилем. Капитан изумительно ловко сумел убедить Александра, что будет весьма разумно предупредить лорда.
   — Мой господин, — говорил капитан, — в это время даже передать сообщение не так-то просто. Я думал, что управляющего вот-вот хватит удар, когда сказал, что принес сообщение от законного Императора.
   После того что мы видели на рынке, в этом не было ничего удивительного.
   — Но потом он пошел доложить, и кто-нибудь более достойный вышел переговорить с тобой?
   — Да, мой господин.
   — Полагаю, мне следует быть благодарным уже за то, что не придется общаться с управляющим. — Александр знал, что его ждут унижения, однако после площади он сохранял мрачную сдержанность. Пока мы ждали, он вспоминал все, что знал о семействе Мардеков. Об их истории и состоянии, об их положении при дворе, даже о том, какие духи и драгоценности предпочитает любовница главы семейства. У него была поразительная память на подобные детали. — Полагаю, к тебе вышел какой-нибудь взволнованный младший дениссар.
   Совари кивнул:
   — Он тоже был очень испуган. Мой господин, то, что вы добрались до города, уже большая удача.
   Александр засопел и хлопнул свою лошадь по широкой шее.
   — Ладно, посмотрим, что еще омрачит эту удачу. После такого дня я не удивлюсь ничему. — Он старался говорить непринужденно.
   Александра можно было вынудить прийти через задние ворота, но маскарада он больше не хотел. Он заплел косу, надел кольцо с печатью, снял балахон, скрывающий его меч и ногу в сапоге.
   — Пусть видят, что я не веду двойной игры, — возразил принц, когда Совари предложил ему все-таки прикрыть больную ногу. — Я приду таким, какой есть. — Все равно ничто не могло скрыть синяк на подбородке, жалкую клячу, пропитанную потом рубаху, обрезанную штанину. Но любой внимательный наблюдатель догадался бы, что этот человек не всегда выглядел так.
   Он приказал Малверу наблюдать за дорогой, а Совари поставил охранять задние ворота, стража с которых была отозвана на время его прибытия.