Берг Кэрол. Возрождение

   Я снова посмотрел на костер и начал прислушиваться к разговору.
   — …принимать в нашем доме гостя, Аведди, — говорил старик, лучась радостью. — По древней традиции наши гости становятся нашей семьей, их любят и защищают как собственных сыновей и дочерей, делясь с ними всеми радостями и горем. Я знаю, что этот гость особенно дорог и тебе, поэтому хочу еще раз заверить тебя в нашем почтении и добром отношении. Тебе будет не о чем беспокоиться на избранном тобой пути.
   Озадаченный Александр вежливо склонил голову:
   — Благодарю тебя, лорд Юлай, но… — Мы так и не узнали, что собирался сказать принц. В этот миг в круге света от костра появилась Лидия, опирающаяся на руку Блеза. Она стояла за спиной у Магды, среди женщин и детей семьи Юлая. Ее тело полностью скрывала длинная черная накидка и ночные тени. Рыжие волосы зачесаны наверх и собраны в узел. Ее гордая осанка украшала ее больше любого золота и серебра, но в лице ее не было ни кровинки, единственным живым цветом на ее лице были отсветы костра.
   Александр медленно поднялся. Он говорил, обращаясь к манганарцу, но его слова и взгляд были обращены к одной только Лидии.
   — Снова и снова благодарю тебя, лорд Юлай, и это не простая вежливость. Мне просто нечего больше сказать… найти слова… ведь ты спасаешь и защищаешь мою жену. Мое единственное желание было увидеть ее в безопасности, ведь я люблю ее, как святой Атос любит землю, и чту ее, как звезды чтят Луну. — Он не подходил к принцессе, может быть, из гордости, может быть, из-за необходимости соблюдать этикет, принятый среди высших, он только протянул к ней руку. Она наклонила голову в холодном приветствии и тоже осталась стоять, где стояла. Александр вспыхнул и опустил руку, неловко поклонившись, прежде чем достать из кармана последний мешочек с солью.
   Старый Юлай недоуменно переводил взгляд с Александра на Лидию, его жена что-то зашептала ему на ухо, и недоумение на его лице сменилось пониманием и сочувствием.
   — Сейчас уже поздно, Аведди, — произнес он. — Нам о многом необходимо поговорить, но мы ждали столько лет мы подождем еще несколько часов. Мой дом — твой дом, Мой слуга Даниель покажет тебе, где твоя комната… если конечно, она понадобится тебе в эту ночь.
   Александр с трудом оторвался от созерцания принцессы и протянул соль манганарцу, откашлявшись, прежде чем заговорить. После обычной фразы про соль он добавил:
   — Я горд тем, что удостоился твоего гостеприимства король Юлай.
   Старый король поднялся и жестом отпустил всех собравшихся. Толпа начала медленно растворяться в ночи. Поклонившись Александру и поцеловав руку Лидии, Юлай вместе с женой двинулся вслед за слугами к сложенным из камня домам. Блез шепнул что-то принцу на ухо, потом подошел ко мне.
   — Думаю, мы можем оставить их, правда, я сказал ей, что мы подождем немного.
   Но наши услуги не потребовались ни Лидии, ни Александру. Принц пошел через поляну к жене, но остановился на полпути. Он упал на колени, склонил голову и раскинул руки. Его молчаливый вопрос не остался без ответа. Лидия вышла из тени и положила руку на его рыжую голову. Потом она коснулась его подбородка и заставила поднять голову, чтобы он увидел дар, который она приготовила для него.
   — Когда ты собираешься уходить? — негромко спросил Блез, когда я развернулся и быстро зашагал к озерцу.
   — Как только ты сможешь отвести меня. Нужно, чтобы ты привел Фиону. У Катрин для нее важные новости, и я должен переговорить с ней до своего ухода, узнать, что ей удалось найти.
   — Этой ночью я не смогу, — ответил он. — Я чуть жив. Кроме того, тебе самому неплохо бы выспаться перед таким путешествием. А вот утром…
   — Утром, — согласился я.

ГЛАВА 37

 
   Утром Блез, Катрин и я были во Дворце Колонн, у входа в Кир-Наваррин. Все утро в моей голове звучали обрывки речей оракула Драфы. Александр обрел все, отправившись на битву нагим. Его бессилие обернулось силой. Неужели он действительно нашел себе новое царство в пустыне, как и видел Квеб, и именно тогда, когда он был готов нанести последний удар по собственной Империи? И если пророчества мальчика верны, то каковы же пророчества Гаспара? Это были тревожные мысли.
   Непросто посеять страх в сердцах тех, кого любишь, сказал мне Гаспар. Конечно, Александр, Блез, Катрин и все мои приятели среди повстанцев боялись моего безумия, но они примирились с ним. Моя боязнь того, что люди делают друг с другом, не означала, что я собираюсь уничтожать их. Я просто хотел заставить Ниеля прекратить его игры.
   Но каждый шаг по направлению к рядам белых колонн, тянущихся с севера на юг по холмам южного Манганара, усиливал мое ощущение разобщенности с этим миром. Дать имя безымянному и остаться за стеной света… я никак не мог понять, является ли боль в животе следствием страха или отвращения.
   — Сколько времени Фиона провела в Кир-Наваррине? — спросила Катрин, вглядываясь сквозь колонны в теплые вечерние сумерки, столь разительно отличающиеся от раскаленного полудня, в котором мы ждали Блеза и Фиону. Белые колонны у нас за спиной уходили далеко по выжженной земле. Они доходили почти до самых гор, до границы с Эззарией. Хотя мы сидели под крайней северной парой перед нами расстилались зеркально отображенные ряды колонн, между ними виднелись зеленые холмы, деревья, озера залитые мягким вечерним светом.
   Я поскреб голову, словно мои пальцы могли извлечь нужные мысли из укромных уголков черепа. Я не спал почти два дня, каждая ночь была ужасна. Каждый раз, как только я начинал дремать, мне приходилось вскакивать, чтобы не видеть тошнотворных снов.
   — В этот раз, наверное, полтора месяца. Первый раз Блез отвел ее туда несколько месяцев назад. Он сказал, что она хотела остаться надолго, но вскоре заболела. Рей-киррахи ничего не понимают в человеческих болезнях, поэтому ей пришлой выйти и отправиться к лекарю. Несколько дней она провела в Таине-Кеддаре, а потом вернулась. Блез приходит сюда через определенные промежутки времени и открывает Ворота, на случай, если она захочет вернуться.
   Стадо песчаных оленей взбежало на дюну слева от нас только для того, чтобы испуганно развернуться и исчезнуть за соседним холмом. Я достал из сумки хлеб и кусок сыра и положил на чистую ткань, расстеленную на траве, потом уставился на еду, словно не помня, для чего она существует. Сама мысль о еде была невыносима. Кожа зудела от постоянного недосыпания. Язык распух во рту, движения были неловкими, тело не слушалось меня.
   — Фиона там в безопасности?
   — Она почти ничего не рассказывает Блезу, говорит только, что изучает жизнь рей-киррахов. Говорит, что там не опаснее, чем в нашем мире. Там нет чудовищ, нет войн. — Только опасность в Тиррад-Норе, вокруг которой вертятся все миры.
   — Все эти годы я работала со Смотрителями, рассказывала о Воротах и хождении по другим мирам. Но понять, что я и сама могу пойти туда… — Первое потрясение Катрин при виде открывшихся Ворот перешло в безмолвное восхищение. Эззарийцы всегда ценили чудеса. — Может быть, я разочаруюсь, когда попаду туда. Это место не может быть более странным, чем мои фантазии. Например, отсюда оно кажется вполне обычным.
   — Оно очень похоже на Эззарию, — ответил я, очищая небольшой апельсин и кладя его рядом с хлебом. — Река, похожая на Дурск, течет сразу за теми холмами через лес из дубов и кленов, который доходит до самых гор. У них высокие, покрытые снегами вершины, похожие на те, что окружают Кафарну или Дэл-Эззар. Летом каждый вечер идет дождь. А вот ночью ты сразу поймешь, что это не наш мир. Свет звезд там ярче света нашей луны.
   Катрин отломила кусочек хлеба, но не стала есть.
   — Я думала, что ты идешь туда в первый раз.
   — Да. — В первый раз. Важный момент. Момент, когда все изменится.
   Она бросила кусочек хлеба обратно на ткань и положила ладонь на мое колено.
   — Сейонн, ты весь дрожишь. Скажи мне, чего ты так боишься. Я же сказала, что не побегу прочь.
   — У меня нет времени объяснять, Катрин. Я должен поговорить с Фионой и идти. Боюсь, что и так собирался слишком долго. Мне надо быть рядом с ним.
   — С этим демоном? Я думала, что он уже…
   — Мне просто нужно идти. — Я не имел ни малейшего желания говорить о том, кто сидит над игровым полем и ждет меня. — Не спрашивай меня больше.
   Я знал, что обязан рассказать Катрин о Ниеле. Она, с ее природной мудростью, поддерживавшая меня все два нелегких года сражений, может помочь мне понять, в чем состоит моя обязанность и что ждет меня впереди. Но даже сейчас, глядя на катящийся к краю пропасти мир и уверенный, что причиной тому Ниель и я сам, я никак не мог избавиться от притягательного образа мадонея. Заговорить о своих видениях или о своих надеждах было равносильно тому, чтобы всадить нож себе в живот и распороть его, чтобы все увидели, что там внутри.
   Она убрала руку.
   — Не понимаю. Как ты мог так измениться и при этом остаться тем человеком, которого я знаю с детства?
   — Я не тот человек, которого ты знаешь. — Вскочив на ноги, я забегал у прохода, мечтая, чтобы Блез с Фионой пришли как можно скорее. — И больше никогда им не буду.
   Наконец-то! Блез спускался по пыльной белой дороге за воротами в компании с хрупкой эззарианской женщиной с серьезным личиком, одетой по-мужски. Ее темные прямые волосы были коротко острижены, за спиной болтался вещевой мешок.
   — Мастер! — Фиона сделала последний шаг, отделяющий ее от этого мира, и схватила меня за руку, ее горячее рукопожатие сказало мне больше любых слов. Она была совсем худенькой, еще тоньше, чем я помнил, и, несмотря на поспешный спуск, лицо Фионы оставалось бледным, белым, как сами колонны. — Это иллюзия или это действительно госпожа Катрин? — спросила она, удивленно поднимая брови и глядя на мою наставницу. — Вот уж не думала увидеть ее среди таких испорченных людей, как мы оба.
   Фиона обычно не выставляла напоказ чувства, но никогда не скрывала своего мнения. Больше года она была сущим наказанием для меня, прежде чем мы не отправились на поиски моего сына, демонов и истины. Тогда она спасла меня, сначала открывая мне Ворота, когда я томился в Кир-Вагоноте, потом — похитив меня с места казни, после чего ее и изгнали из тех земель, королевой которых она должна была стать.
   — Она здесь скорее из-за тебя, а не из-за меня, — ответил я, выжимая улыбку и придерживая тяжелый мешок, пока она освобождалась от его лямок. — Ты ведь просто водишь дружбу с рей-киррахами, а не пускаешь их внутрь. — Только с Фионой я позволял себе шутить по поводу Денаса. Может быть, потому что она не боялась. Если Фиона верила во что-то, пусть даже в признанного нечистым Смотрителя, ничто не могло ее переубедить.
   Фиона опустилась на землю рядом с Катрин, вынимая из своего мешка книгу в кожаном переплете и флягу с водой. Она отпила большой глоток, закашлялась, вытерла рот и посмотрела на Катрин.
   — Зачем вы здесь, госпожа? Вы никогда не переступали границ дозволенного, а когда речь идет об испорченности… после того, как вы позволили королеве казнить вашего друга…
   — Тьенох хавед, кафидда, — перебила ее Катрин.
   — Кафидда? — Глаза Фионы широко распахнулись от недоверия. — Почему кафидда? Этого титула не существует, с тех пор когда королева приказала считать, что не существую я сама. Неужели вы забыли?
   — Королева мертва.
   Пока ошеломленная Фиона выслушивала сокращенный рассказ Катрин, я изо всех сил сдерживался, чтобы не перебить их, не закричать, что все не имеет смысла, пока я не попаду в Тиррад-Нор и не сделаю что-нибудь, чтобы убедить Ниеля прекратить свои игры. Я метался вокруг костра, между колоннами, рядом с сидящими женщинами. «Успокойся, — говорил я себе. — Слушай птичье пение. Чувствуй воздух. Вдохни сладкий запах иссохшей травы. Пройдет час, и ты будешь ненавидеть запахи шалфея и дикой горчицы. Станешь восторгаться редиской и плохой поэзией, ледяными бурями и женщинами, которые притворяются слабыми, чтобы привлечь к себе мужчин». Как это, стать кем-то другим, заиметь чужие привычки и память, совершенно непохожие на твои собственные? Как я буду жить с противоречивыми желаниями? Я буду любить музыку или нет? Я буду бегать или медленно ходить? Как меня будут звать? Тысячи баталий станут разыгрываться каждый час.
   Блез сидел на траве, слушая и наблюдая, обхватив руками длинные ноги. Его спокойствие резко контрастировало с озабоченностью остальных.
   — У нас не так много времени, чтобы решать, кто куда идет, — произнес он негромко, когда Катрин завершила свой рассказ. — До набега на Сиру осталось два дня.
   Фиона вдруг закашлялась, все ее хрупкое тело сотрясалось.
   — Я поправлюсь через пару недель, — отмахнулась она от нас. — Мне кажется, я поняла, в чем суть этой болезни, а заодно и некоторых других вещей. — Она еще раз отхлебнула из фляги и посмотрела на меня. — Так куда же ты идешь сначала, спасать Дрика или в Тиррад-Нор?
   Я мотнул головой на Ворота.
   Фиона кивнула.
   — У тебя есть время выслушать? Я всегда хотела пойти туда с тобой, но… — Она перевела взгляд на Катрин.
   — Ты нужна дома, — произнес я, ощущая несказанное облегчение. Я не хотел никаких спутников. — Я рад, что они наконец поумнели и послали за тобой. Расскажи вкратце то, что поможет мне в Тиррад-Норе. Я просто должен понять что могу там найти.
   — Понять… я сама толком не понимаю. Могу лишь рассказать, что видела там.
   Следующие два часа, пока солнце поднималось все выше над нашей частью колонн, а безлунная ночь вступала в свои права над другой их частью, юная кафидда рассказывала мне, что ей удалось увидеть в Кир-Наваррине. Рей-киррахи почти не замечали ее, теперь, когда они были дома, люди их не интересовали. Когда они прорвались за Ворота, то тут же рассредоточились по всей земле, ища свои имена, семьи и дома, те знания и воспоминания, которых лишились вместе с физической жизнью, когда наши предки отделили часть своих душ от их тел из-за страха перед узником Тиррад-Нора.
   — Разумеется, они не смогли жить снова так, словно ничто не нарушало их жизни, — говорила Фиона. — Но я видела небольшие группы рей-киррахов, гуляющих вместе, смеющихся, болтающих. Они вместе купались в озерах или плавали на лодках, охотились, что-то праздновали. Иногда я видела только их световые оболочки, они прекрасны, как ты и говорил, это меня удивляло. Мне казалось, что теперь, когда они снова в Кир-Наваррине, они захотят все время пользоваться телами. Иногда рей-киррахи путешествовали со мной один-два дня, а потом возвращались к своим делам. Один из них, по имени Криддон, сказал, что знает тебя, мастер, особенно заинтересовался моими исследованиями, поскольку пытался предпринять нечто похожее. Понять, что произошло с рей-киррахами и почему, и решить, как им жить теперь. Они приходят в себя не так быстро, как ожидалось, но они учатся…
   Учение, конечно, было главным. Рей-киррахи никогда не обретут снова полноценного телесного существования. Их собственные тела давно умерли. Они надеялись, что в чудесных землях Кир-Наваррина смогут обучить свои созданные тела ощущениям и вернуть им утраченную память.
   — Криддон был очень взволнован, он сказал, что вот-вот вспомнит свое имя, более того, он вспомнил, что у него был брат Сирто, и отправился на его поиски. Он просил передать Денасу… тебе… что Бикс ошибался насчет фруктов и птиц. Криддон сказал, что ты должен прийти и разрешить все их споры раз и навсегда. — Фиона сунула в рот дольку апельсина и посмотрела на меня, ожидая объяснений.
   — Криддон и Викс вечно спорили по поводу еды, — ответил я нетерпеливо. — О том, что и как следует есть, если у них появится ощущение вкуса. Викс говорил, что жарить птицу — пустая трата времени, а вот жареные фрукты должны быть восхитительны. Денас впадал в ярость, когда они заводили подобные беседы. Его бесила такая зависимость от плоти, когда речь шла о восприятии мира. Он с трудом заставлял себя есть, спать… Он предпочел бы покончить с едой раз и навсегда. — Я всегда испытывал странное чувство, говоря о Денасе, когда на самом деле он был внутри меня и все слышал, особенно теперь, когда уже очень скоро мы станем единым существом. — Значит, теперь, когда у них есть тела, они могут чувствовать нормально?
   — Так они говорят. Ты дал им эту возможность, Сейонн. Ты не представляешь, как они уважают тебя и Денаса.
   — Я рад, что так получилось. — Прекрасно, что я сумел сделать что-то для Блеза, для своего сына, для рей-киррахов, путь их будущее пока и неясно.
   Но Фиона еще не закончила свой рассказ.
   — Все это я узнала еще в первый раз. Уже тогда Криддон сказал, что некоторые рей-киррахи отказались искать свои семьи. А некоторые не захотели искать даже имена. Он не понимал их. Имена могут сделать их цельными, так он говорил, связать их световую оболочку с телом, чтобы они могли жить полной жизнью. — Фиона подалась вперед, словно желая придать особую силу своим словам. — Когда несколько недель назад я вернулась, все было иначе. Я бродила целыми днями и не находила никого. Дома были построены наполовину. Недавно засаженные поля зарастали сорняками. Мне встретилось всего несколько рей-киррахов в телесных оболочках, даже их свечения казались совсем призрачными. Цвета, такие яркие до сих пор, были безжизненными. Я нашла Криддона, сидящего на берегу реки, его тело все еще присутствовало, но он с трудом удерживал вместе его части. То руки, то ноги, то туловище превращались в свет. Но тогда он касался травы или погружал руку в воду, и его тело снова становилось целым. Я спросила, нашел ли он своего брата, Криддон ответил, что не знает. Он с трудом поддерживал разговор. Он так и не вспомнил свое имя, но больше всего беспокоился из-за других рей-киррахов. Очень многие из них решили, что тела слишком обременительны, так он сказал. Больше всего им не нравилось спать. Криддон и сам страдал из-за этого. Они просыпались гораздо более уставшими, чем ложились, поэтому многие расстались с телами, чтобы не спать. Но это не помогло. Они все чувствовали себя совершенно измученными, а некоторые просто исчезли. Никто не знает, куда они делись.
   — Он использует их, — сказал я. — Теперь у них есть тела, и они могут спать, он ходит и по их снам, а находиться так близко к нему и в таком состоянии… Он хочет заполучить их силу. Он каким-то образом отбирает ее у них. — Фиона как-то странно смотрела на меня, и я понял, что разговариваю сам с собой. Я никак не мог сосредоточиться на ее рассказе. — А что насчет узника, Фиона? Они говорили что-нибудь о том, кто живет в Тиррад-Норе?
   Она отрицательно покачала головой и снова закашлялась.
   — Я спрашивала их в свой первый приход. Разумеется, спрашивала. Никто не знал, что или кто заперт в крепости. Они даже толком не знали, где это место, кроме того, что оно высоко в горах за гамарандовым лесом. Сказали, что ничего не помнят о том месте, кроме того, что оно святое и внушает им ужас, лучше не ходить туда, пока к ним не вернется память. Но тебе ведь нужно было узнать, что там, поэтому мне пришлось…
   — Ты там была! — Я опустился на землю рядом с ней, стараясь подавить желание схватить ее за плечи и трясти, чтобы слова выходили быстрее. Женщина в изумрудном платье убеждала меня идти в гамарандовую рощу.
   Фиона кивнула, усталость и болезнь отступили на задний план, речь текла взволнованно и свободно.
   — Все время я пыталась найти свидетельства, какие-то доказательства, что ожидаемое нами произошло или не произошло. — Она обращалась к Катрин. — Наши предки жили в двух мирах. Так получалось из мозаики. Но по каким-то причинам, которые мы не можем понять до конца, то ли из-за Тиррад-Нора, то ли из-за пророчества, они решили, что дальше оставаться в Кир-Наваррине слишком опасно. Те, кто там жил, строители, как мы называем их, предпочли уничтожить свои творения, чтобы никто не помнил о Кир-Наваррине и не пытался вернуться туда. Из рассказа Сейонна получалось, что обитатели Кир-Наваррина в тот день, когда совершился магический обряд, ушли из городов и деревень, оставили свои поля и сады, бросили инструменты, оставили на столах раскрытые книги. Я хотела найти их: поселения, предметы, картины, хоть что-нибудь. Но не нашла ничего, кроме обломков стен и очагов, все еще сохранившихся кое-где, пока не пришла в гамарандовый лес. — Она снова обращалась ко мне: — Я изучала его долгие дни. Ощущения от этого леса… Не могу их описать. Такое печальное место и такое прекрасное. Никаких признаков того, что здесь кто-то когда-то жил, ни одного рей-кирраха. Я уже собиралась уйти, когда нашла каменную башню, так заросшую мхом и лозой, что приняла ее за дерево, огромное и невероятно старое. Подойдя ближе я заметила подо мхом камень. Я никогда не прикасалась ни к чему похожему на этот камень. Теплый, со странной поверхностью… словно живой. Двери нигде не было, я решила, что попасть внутрь невозможно. Но потом вспомнила твои видения, как Викс бросился в стену, и решила попробовать. Три дня ушло на создание заклинания. Мне потребовалось все, что во мне было, и даже сверх того, но с открывающими и пропускающими словами я смогла попасть внутрь. Внутри башни все было очень красиво: мебель, посуда… Ты сам можешь зайти туда и посмотреть. Я нашла карту… — Она вытащила из своей книги лист и протянула его мне. — Это то место, где они строили планы, Сейонн. Они сидели наверху, в башне, в комнате, из которой видны заснеженные горы, и решали, что им делать. Они записывали все на свитках пергамента на языке, который я не могу прочесть, но еще они оставляли рисунки, поэтому я догадалась, что это такое.
   — Разделение душ, ты имеешь в виду разделение.
   — Нет. Задолго до того. — Она раскрыла свою книгу и показала мне копии рисунков, которые нашла. — Все там было чисто и аккуратно, свитки лежали на столе, рядом с ними была оставлена новая свечка, словно тот, кто работал здесь, ненадолго вышел и скоро вернется. Я не посмела выносить свитки из башни, страшно подумать, какие они древние. Сейонн, именно там они планировали постройку тюрьмы.
   Конечно, я узнал, что было изображено на бумаге. Я ходил по этим стенам в своих снах. Я гулял по саду и касался этих стен во время сиффару. Фиона скопировала и текст, и, как и Фиона, я не мог его прочесть. Но я узнал некоторые слова. Мадоней, Каспариан и Ниель повторялись по всему тексту.
   — Ты можешь перевести? — спросила Фиона.
   — Нет, — ответил я, возвращая ей книгу. — Что-нибудь еще?
   — Да, еще одно. Самое странное. Высоко на шкафу, где все было в пыли, я нашла небольшую деревянную шкатулку. Внутри лежал куб из черного камня размером с мой кулак. На нем было написано слово. Я и не думала, что одно простое слово так важно, пока не попыталась записать его вместе с остальным. Я забывала его еще до того, как успевала обмакнуть перо в чернила. Я смотрела на камень и видела слово, держала его в голове, до тех пор пока не отводила глаза. Мне тут же начинало казаться, что я ничего не видела. Я попыталась записать его вслепую, не сводя глаз с камня, но на бумаге ничего не осталось. Как я ни старалась, не могла ни произнести, ни записать, ни запомнить его. Ты должен сам взглянуть, может быть, ты найдешь в нем какой-то смысл.
   Фиона рассказала дальше о заклинаниях для тающих рей-киррахов, о болезни, которая началась, как только она оказалась в Кир-Наваррине, и усиливалась день ото дня, не позволяя ей двинуться глубже в лес. Она заключила, что люди не должны бывать в Кир-Наваррине, и я знал, что Фиона права. Был уверен в этом. Наконец она завершила свой рассказ.
   — Ты готов идти, да? Уже наполовину там, насколько я вижу.
   Все трое глядели, как я мечусь кругами между ними, обхватив себя руками, словно зажимая рану или пытаясь нащупать внутри себя собственную душу, которую хочу удержать. .
   — Он ждет меня, — бормотал я. — Я обещал, что вернусь. Вы должны понять, кто он. Он совсем не такой, как мы думали. — Слова звучали неубедительно. Легковесно. Они ничего не значили без стоявшей за ними истории. Я любил этих троих, они были моими друзьями, но сейчас они отнимали у меня время. Все мои сомнения и колебания растаяли как дым. Я должен был идти.
   Сжальтесь, боги, что я делаю?
   Я прекратил беготню и отошел от них, больше не ощущая их присутствия, словно они упала за край мироздания. Настоящими были только Ворота и мир за ними.
   — Сейонн, что не так?
   — Кто тебя ждет?
   — Постой. Расскажи нам, что с тобой произошло. Осторожнее, дурак! Это опасно! Слушай меня… Новый голос злобно зазвучал в моей голове, разрушая построенные мной барьеры.
   Да, опасно. Опасно из-за неведомой силы Ниеля. И опасно из-за меня самого, из-за моей испорченности. Эззарианские законы гласят, что впустить демона в себя означает проиграть в войне с демонами. Я сделал это, и мы проиграли. Возможно, все мои убеждения ошибочны. Мне некогда слушать тебя, ответил я. Меня ждут важные дела.
   Я должен вспомнить… дай мне время… мы должны выяснить… доверься мне… пусти меня. Ты все равно возьмешь верх. Это твоя душа, и она всегда будет твоей. Доверься…