Страница:
"Что я ещё о нем знаю? В молодости был членом какой-то террористической организации во Франции. Значит, по идее, французским должен владеть прилично, если не в совершенстве. Без английского же языка сейчас ни один уважающий себя журналист обойтись не может... Надо будет Майю осторожно попросить выявить в пресс-группе всех, кто свободно владеет двумя языками. Хоть немного, но сузить круг подозреваемых. И слава Богу, что некто, собравшийся организовать покушение, нарушил неписаное правило и выбрал на роль киллера не человека со среднестатистической внешностью, а почти двухметрового типа. Хоть что-то облегчает задачу".
Задача упрощалась ещё и потому, что "Боинг" с корреспондентами пресс-службы должен был приземлиться во "Внуково" за час до того, как туда прибудет самолет с американским президентом. Еще час для проверки.
А ещё не дать журналистам возможности даже заподозрить, что это - не обычная таможенная проверка - досмотр, а тщательно спланированная операция и успеть вычленить тех, чей рост сто девяносто сантиметров и выше. Вычленить, заснять на видеопленку, а потом уже "пасти" особо. И на проверку - только час. Причем непонятно даже, как считать - только час или целый час.
"Легко сказать: вычленить "баскетболистов". Как на глазок определишь метр девяносто в нем или только метр восемьдесят пять? Многое зависит от осанки, и даже от обуви, высоты каблуков. Мало ли комплексующих мужиков, которым кажется, что лишние два-три сантиметра роста коренным образом изменят их жизнь, причем обязательно к лучшему. Да полно! Ученые даже термин особый придумали: "комплекс Наполеона". Положим, французскому императору было из-за чего переживать - полтора метра для мужика не рост вовсе, так, недоразумение. Он и отыгрался потом на всей Европе, мало никому не показалось.
Специальную арку что ли установить, как немцы в концентрационных лагерях делали? Кто прошел под планкой, тот чист, а кто головой в неё врезался или она ему по пояс пришлась - подозреваемый. Ага, только и осталось! Дураков не так много, как принято думать, а наш "фигурант" далеко не дурак, сразу поймет, к чему этот цирк. Да и остальные тоже сообразят, а кто не сможет, тем коллеги растолкуют. Даже представить себе невозможно, какие комментарии потом в прессе появятся.
Ну так и не представляй, а займись делом. Обхвати голову руками и думай, как быстрее и незаметнее определить нужных людей. А что если... Нет, это уж слишком просто! А на самом деле, если нельзя для эталона, так сказать, поставить рейку с отметками, то почему бы... Почему бы не поставить у трапа самолета пограничника соответствующего роста? Там все равно должен солдатик стоять, так подберем гренадера, чтобы от подошв до тульи фуражки было ровно сто девяносто сантиметров. И снимать всех подряд, потом выбрать кадры, где фигурируют "гулливеры". Господи, это же ещё одну проблему решает: проводить тщательный досмотр только тех, кто имел неосторожность быть ростом выше нашего доблестного воина пограничной службы. Опять же минут несколько выиграем, а в этом деле даже секунды - на вес золота. Почему мне это раньше в голову не пришло?
Потому, полковник, что ты непростительно зациклился на том, как бы подключить к делу твою новую знакомую. И сам себя обманываешь, придумывая ей задания. Без нее, конечно, некому выяснить, кто из журналистов свободно владеет двумя языками. Тебе, конечно, невдомек, что каждый второй, ну, пусть каждый третий член Союза журналистов параллельно со статьями и очерками пишет ещё и оперу. Правильно, только дело в том, что и нашим западным заклятым друзьям это тоже прекрасно известно, и абы кого они близко к себе не подпустят.
А экзальтированную молоденькую девчонку - вполне даже могут подпустить, тем более, задание ей нужно дать, как говорится, "втемную". Она сама как-то брякнула, что французский язык обожает, а английский так, только терпит. Вот пусть для практики и удовольствия поищет того, кто может с ней покалякать на милом её сердцу языке. Очень складно, поделись с генералом, он тебе за сообразительность благодарность в приказе объявит, если не выгонит к чертовой матери за то, что не справился с заданием".
Полковник резким движением отодвинул от себя лист бумаги, покрытый замысловатым узором, и взглянул на часы. Довольно размышлять, пора действовать. Если он действительно хочет подключить рыжую девчонку к работе, то надо ковать железо, пока оно горячо. Потом, возможно, у него и времени-то не будет как следует с ней побеседовать, подготовить, направить. А ведь ещё нужно устроить так, чтобы она перешла работать в такую газету, откуда обязаны послать корреспондента на историческую встречу. Из её нынешней богоспасаемой многотиражки никого уж точно не пошлют.
Значит, нужно побеседовать не только с ней, но ещё и с коллегой, курирующим прессу. Помочь-то, конечно, помогут, куда денутся, но и для этих бесед необходимо время, время для вычисления "баскетболиста".
"Ладно, спать придется меньше, только и всего. Если вообще придется, конечно. Так опять же не в первый раз. Значит, сейчас выясню, где в данный момент находится моя будущая помощница, заберу её оттуда и... Ну, там посмотрим по ходу событий. Сегодняшний вечер - полностью её, порадуем чем-нибудь ребенка... Вот-вот, ребенка ты порадуешь, а самому тебе все это в высшей степени безразлично, так? Только работа? Да, черт побери, только работа! И все, и отставить, хватит самому с собой спорить. Террорист не станет ждать, пока ты разберешься в своих эмоциях".
Полковник снял трубку, набрал, почти не глядя, номер и вызвал машину.
Глава пятая
Переходим к водным процедурам
Я вынырнула из воды и с трудом отдышалась. Веселая игра "кто кого утопит" чуть было не стала реальностью, данной мне в ощущении. Причем я бы не сказала, что - приятном. Еще секунда - и я бы утопла взаправду. Самым обидным при этом было то, что мой спутник, точнее, купальник, держался на воде (под водой) так легко и непринужденно, будто в одной из прежних жизней был дельфином. Или тюленем. У меня, между прочим, первый разряд по плаванию, а уж подтапливать народ я умею, как никто, но тут... Извините!
- Похоже, вы, наконец, решили-таки меня утопить, - заявила я, отдышавшись и ухватившись руками за что-то вроде бетонной плиты, торчащей из воды. - Долго же вы не решались убрать свидетеля!
- Свидетеля чего? Вашего позорно провалившегося налета на мою машину? - поддразнил он меня. - Но вообще в этом что-то есть. Надо подумать.
- Думать надо было раньше, - рассудительно отозвалась я. - Когда вы привезли меня сюда в первый раз и практически меня не знали. Тем более что тогда я была к этому морально готова и легла бы на дно, не булькнув. А теперь предупреждаю: буду бороться за свою молодую жизнь.
Мы купались в этом уединенном месте в третий раз, и мне, если честно, это нравилось. Не только купание, но и вообще все, происходящее со мной в последнее время. Владимир Николаевич резко выделялся из круга моих друзей и знакомых. Не только тем, что был старше меня лет на двадцать, хотя это, безусловно, придавало... Одна моя не в меру начитанная знакомая наверняка сказала бы, определяя ситуацию: "Типичный Фрейд", но я бы так категорически все-таки не рубила.
И вообще эта интеллигентская манерочка - надо не надо поминать старика Фрейда - меня изрядно раздражала. Да, мне действительно всю жизнь не хватало отца, да, мои ровесники всегда казались мне скучноватыми, да я теперь ловила себя на мыслях о Владимире Николаевиче куда чаще, чем мне хотелось бы, но... Но всему этому могло быть и другое, более простое объяснение, которого я пока не нашла. Если совсем честно, то и не искала.
- А я все это время думал, что с вами делать. Убивать как-то жалко, а использовать по назначению невозможно.
- Что значит "по назначению"? - оторопела я и внезапно покраснела. Да ну вас в самом деле! Давайте вылезать, а то я замерзла.
- Сейчас согрею, - услышала я и чисто инстинктивно рванулась в сторону.
Ничего путного из этого рывка не получилось. Просто я оказалась в объятиях партнера. Ну, в объятиях - это, конечно, сильно сказано, просто я ткнулась носом ему в грудь, а он придержал меня за плечи. Этого, впрочем, оказалось достаточно, чтобы мы оба синхронно ушли под воду, причем не знаю, как для Владимира Николаевича, но для меня в этом ничего особенно приятного не было.
Этим незапланированным нырком дело не ограничилось, оказавшись вновь на поверхности воды и глубоко вдохнув, я почувствовала, что внезапно поплыла - но не по водной глади, а в каком-то сладком беспамятстве, сердце ухнуло даже не в пятки, а куда-то значительно ниже. Я только и успела мысленно закричать: "Караул!", как меня вернули на грешную землю.
- Отставить! - с обычной легкой насмешкой сказал Владимир Николаевич. - Я уже не в том возрасте, чтобы согревать юных девушек. Я думаю, что надо бы поесть. Где-то тут был вполне собой приличный ресторан...
Ресторан - это было что-то новое. До этого мы перекусывали прямо в машине пирожками или булочками, купленными по дороге. И запивали все это лимонадом и пивом. То есть лимонад пила я, а Владимир Николаевич, естественно, предпочитал пиво. Один раз предложил мне, но меня сей напиток, прямо скажем, не впечатлил, и я вернулась к старой доброй газировке.
А теперь - ресторан. Заведение, в котором я не была ни разу в жизни, и видела только в кино про красивую, чаще всего не нашу жизнь. С одной стороны, интересно, конечно, но с другой - как-то боязно.
Машинально я вылезла на берег и принялась переодеваться, забыв даже вытереться как следует. Милая сценка в воде прилично выбила меня из колеи, к тому же я почему-то не люблю, когда надо мной издеваются. Собой он меня будет согревать, видите ли! А спросить, хочу ли этого я - слабо?
- Ну, вы готовы, Майя? - спросил Владимир Николаевич. - Пора поужинать, причем по-человечески.
Ресторан? Я с большим сомнением глянула на юбку, облепившую тело и маечку: по моим великосветским представлениям, почерпнутым в основном из романов - туалет для этого заведения должен быть несколько иным.
- Вас что-нибудь смущает? - иронически осведомился Владимир Николаевич. - Ну, признаюсь, решил все-таки за вами поухаживать. А в воде это делать неудобно как-то. Точнее, хлопотно.
Пассаж об ухаживании я благоразумно пропустила мимо ушей, потому что просто не знала, как на него реагировать. Да и подставляться лишний раз не хотелось, я и так находилась в некотором напряжении от постоянных шпилек в мой адрес, на которые Владимир Николаевич не скупился. Обычно шпильки собеседникам вставляла я, и такая смена ролей мне не очень нравилась.
А вот есть я действительно хотела, что правда, то правда. С утра маковой росинки во рту не было, если не считать чашки кофе. На работе перекусить не успела: сначала заела текучка, а потом позвонил Владимир Николаевич и выдернул меня со службы, как морковку из грядки. Но ему-то зачем эта головная боль и лишние расходы? Прекрасно можно было опять что-нибудь купить по дороге. Типичное пижонство!
Примерно в такой последовательности (не упоминая, конечно, о пижонстве) я эти умные мысли и изложила, но понимания не встретила, скорее, наоборот.
- Давайте ещё колбасу стеклом порежем для колорита, - окончательно развеселился Владимир Николаевич. - Майечка, я привык есть в цивилизованных условиях, а не на газете в парке. Ну, первые два раза я щадил вашу юную психику, не хотел её непоправимо травмировать. Теперь, пожалуй, можно переходить на другой уровень. И вообще тут я руковожу процессом и командую парадом. Здесь, сейчас, всегда и везде. Усвоили? Или повторить для тех, кто в танке?
В принципе я упряма, как ишак, и обычно если что-то и понимаю, то с третьего раза. Но на сей раз до меня дошло мгновенно. И хотя слова произносились ласково, а тон был почти нежным, я внезапно осознала командовать парадом здесь и везде действительно будет этот удивительный человек, о котором я практически ничего не знала, человек, несколько минут назад заставивший меня испытать невероятное по остроте ощущение, метеором ворвавшийся в мою жизнь, причем оставалось совершенно непонятным - украсит он её или, наоборот, сломает.
- Мало ли чего вам захочется! - попыталась я сдуру отстоять свое право на личное мнение и свободу маневра. - А я должна буду всему безропотно подчиняться? Это - вряд ли. Ну, вот сейчас скажите мне - кто в таком виде в ресторан ходит? Стыдно же.
- Кому - стыдно? Майя, усвойте простую вещь - нельзя давать условностям слишком большую власть над собой, нельзя подпадать под ситуацию, нужно ею руководить и её контролировать. В данном случае предоставьте это мне, благо я старше вас не только по возрасту, но и по званию. Хочется есть, а рядом ресторан. Прекрасно! Остановить лично меня в данном случае может только отсутствие времени или денег, а то и другое пока имеется. Идите в кабак, в чем хотите, и не обращайте ни на кого внимания. В конце концов, вы же со мной! Женщину ценят по мужчине, рядом с которым она находится.
Я чуть не подпрыгнула от возмущения. Большего эффекта он мог бы достичь, только воткнув мне в руку огромную булавку. Вопрос о мужском и женском равноправии всегда до чрезвычайности занимал меня, хотя феминисткой в общепринятом смысле этого слова я не была. Но и "Домострой" - не та книга, которую я стала бы держать в спальне, даже супружеской, на тумбочке возле кровати.
- Значит, по-вашему, красная цена мне - Белоконь? - со зловещей мягкостью осведомилась я. - Занятная у вас, однако, классификация. А как насчет обратного принципа? В смысле: мужчина стоит как раз той женщины, рядом с которой находится? Или тут действует какой-то другой прейскурант? Просветите убогую, сделайте такую милость.
Мне показалось, что моя рука попала в стальные тиски, так крепко стиснул её Владимир Николаевич. "Синяки останутся", - отрешенно-обреченно подумала я, не успев даже толком осознать, за что меня подвергли физическому наказанию. Но в следующий момент услышала такое, что у меня буквально волосы дыбом встали, хотя и были все ещё мокрые.
- Если я ещё раз услышу про этого Белоконя, то просто убью вас обоих. Достаточно того, что я - не первый. Никому и никогда ещё этого не прощал, вторым никогда в своей жизни не был.
Оригинально, однако. Как бы тактично намекнуть товарищу, что он у меня - пока ещё вообще никакой? В смысле порядкового номера. И если события будут протекать в таком русле и такими ошеломляющими темпами, то... вряд ли у этой замечательной истории будет продолжение. Поесть я в конце концов и дома могу.
Внезапно он выпустил мою руку и опустился на землю. Совсем беда: пить вроде ничего ещё не пили, а ноги уже не держат.
- Владимир Николаевич, что с вами? - попыталась я навести мосты. - Вам плохо? Я же ничего такого сказать не хотела, просто пошутила. У меня вообще специфическое чувство юмора, мне об этом многие говорят.
Вместо ответа он вдруг потянул меня за руку вниз, к себе, и усадил так, что моя голова оказалась прижатой к его плечу. Возможно, это была какая-то особенная йоговская поза, призванная совершенствовать человеческий организм, но когда я её приняла, то поняла, что он действительно может быть у меня только первым, а заодно и последним, что Белоконя нужно убить, а ещё лучше - пустить на колбасу, и что женщина действительно только друг человека. Пусть все будет так, лишь бы касаться головой его плеча и слышать, как стучит его сердце...
Чудовищным усилием воли я вернула себе почти навсегда утраченное чувство юмора и негромко спросила:
- Владимир Николаевич, вам когда-нибудь доводилось слышать, что все женщины - стервы?
Ну вот и мне удалось его слегка ошарашить.
- Доводилось. Но почему?
- Потому, что если вы у неё не первый, так уж точно второй. И потом я вам, кажется, отчета о своей личной жизни не давала, а с вами...
Но он уже окончательно взял себя в руки, и очарование момента безвозвратно ушло. Хотя при чем тут очарование? По молодости и глупости я даже не поняла тогда, что явилась свидетельницей самого обыкновенного проявления мужской ревности. Зато со стервами - опять же по дурости! - явно попала в самую точку. Мужику - за сорок, а у всех своих дам он был только первым. И ведь, похоже, искренне верит в такие чудеса.
- Мы, кажется, собирались ужинать? - сухо спросил он.
- Помимо этого, мы собирались заключить пакт о ненападении, - снова попыталась пошутить я. - Владимир Николаевич, а вы уверены, что я вообще имею право находиться рядом с вами? Даже ради того, чтобы меня оценили по достоинству. А за феминистские глупости прошу прощения. Только давайте ещё чуть-чуть посидим, ладно? А то я так испугалась, что у меня ноги подкашиваются.
Это было враньем, но лишь наполовину. Ноги у меня действительно подкашивались, но не от страха, а от ощущения, что этот человек почему-то вдруг установил надо мной совершенно невероятную власть. Практически не прикасаясь ко мне пальцем. И в следующий момент он это подтвердил: чуть-чуть притянул меня к себе и тут же убрал руки. Ни тогда, ни потом мне не удавалось втереть ему очки. И тогда, и потом, и всегда он понимал меня лучше, чем я сама себя понимала.
Кажется, это Лермонтов сказал: "Странная вещь - сердце человеческое вообще и женское - в особенности". Теоретически мало кому может понравиться насилие над его драгоценной личностью, разве что человеку, являющемуся прирожденным и убежденным мазохистом. Еще пару часов назад я даже мысли не могла допустить о том, что кто-либо будет мне что-то диктовать из области морали и этики и вообще учить жить. Этого не могло быть просто потому, что не могло быть никогда. Но на практике и в данную конкретную минуту я понимала - вздумай он надеть на меня ошейник и повести в ресторан на поводке, я бы и это проглотила. Тогда. Справедливости ради замечу, что больше никогда и ни у кого подобные номера со мной не проходили, хотя бы потому, что у меня хватало чувства юмора для правильного выстраивания той или иной ситуации. Но ведь точно подмечено: кто в армии служил, тот в цирке не смеется. К сожалению, я это поняла много позже, когда узнала массу новых и не всегда приятных вещей.
- Вас устраивает ваша работа. Майя? - спросил меня Владимир Николаевич, когда мы уже сидели в ресторане, чем-то напоминавшем отдельную кабинку, официант уставлял стол блюдами, из всего, что подавалось, мне удалось опознать только помидоры. - Не хотите перейти в другую газету?
Это уже становилось интересным. Лечат, купают, катают на машине, кормят, да ещё предлагают новую работу. И все это - просто так, по доброте душевной? Или за то, что мне все-таки удалось не повредить его лимузин? Если так, то он, по-моему, чрезмерно привязан к своему "железному коню".
- Куда, например? - осведомилась я, прожевывая кусок чего-то невероятно вкусного. - В "Правду"? В "Известия"?
- Ну, это вы хватили. Туда маленьких девочек, тем более рыжих, не берут. В "Труд", например?
- Курьером? - невинно спросила я.
Господи, да какая разница - куда и кем? Все равно я обязана отработать два года в родной газете, куда меня распределили. Можно подумать, что человек с Луны свалился: понятия не имеет о советском трудовом законодательстве.
- Майя, не испытывайте моего терпения - оно небезгранично. Вы же понимаете, что я вам это предлагаю не ради ваших прекрасных глаз. Я знаком с вашими работами, они вполне профессиональны, а в вашей газете вы просто засохнете от невостребованности. Пока я могу, я хотел бы помочь вам пробиться туда, куда вы без моей - или чьей-то ещё - помощи никогда не попадете. Давайте смотреть правде в глаза.
- Давайте, - охотно согласилась я. - Страсть как люблю смотреть в глаза именно правде. А про такую штуку, как распределение, вы что-нибудь слышали? Даже если вы по блату и можете запихнуть меня в более приличную газету, то как бы не факт, что мое теперешнее начальство с этим согласится. То есть факт, что у меня просто будут серьезные неприятности.
- Пусть вас это не волнует.
- То есть как? - обалдела я.
- А так. Это мой бизнес, а не ваш. От вас требуется только принципиальное согласие. И... оказать мне кое-какое небольшое одолжение впоследствии.
Туман у меня в голове стал медленно рассеиваться. Дурочка я, дурочка, меня же элементарно вербуют, могла бы сообразить и раньше, кто, откуда и зачем. И даже не стараются это слишком красиво обставить: невелика рыбка, клюнет и на голый крючок, наживку, судя по всему, искать некогда. Ну что ж, долг каждого советского человека... Я набрала в грудь побольше воздуха, чтобы выпалить эту замечательную тираду, и тут почувствовала, что из глаз у меня покатились слезы. Самые что ни на есть взаправдашние.
Я чувствовала, что веду себя позорно, и ничего, кроме насмешки, не заслуживаю. Да и чего бы другого я заслуживала, если последовать недавнему совету и ещё раз посмотреть правде в глаза? Вижу человека третий раз в жизни, фактически ничего о нем не знаю, кроме того, что он - какой-то там высокий чин с персональной машиной, и на тебе!
Поделом мне и ещё мало! Купаться ей понравилось! На лимузинах раскатывать! Со взрослым, умным мужчиной разговоры разговаривать! И в голову мою прелестную даже не влетело, с какого перепугу такой человек будет тратить на меня время. Что такого интересного он мог от меня услышать? Чем я могла его привлечь? Внешностью, что ли, своей неотразимой? "Чистейшим образцом чистейшей прелести" в сочетании со скульптурными формами? Ох какая же я действительно дура! Только Белоконя и стою в базарный день, если не торговаться...
Я почувствовала легкое прикосновение к своей руке и робко взглянула на своего собеседника. Взглянула - и обомлела, третий раз за этот вечер. Оказывается, он снял свои затемненные очки, с которыми, по-моему, даже в воде не расставался, и теперь смотрел на меня огромными черными глазами. Да ещё в обрамлении таких ресниц, за которые любая девушка отдала бы бессмертную душу, просто не сходя с места. Зачем все это прятать? Мужчины все-таки странный народ! И тут я услышала такое, чего не ожидала услышать ни при какой погоде:
- Котенок! Глупый, рыжий котенок! Я действительно хочу помочь тебе встать на ноги. Одна ты пропадешь со своими Севочками-веревочками, тебя просто затопчут. А ты решила, что я... Дурочка ты, дурочка, да какой же из тебя агент!
Тут я почему-то обиделась, хотя амплуа агента, пусть даже и тайного, прельщало меня меньше всего на свете. Женская логика - действительно непостижимая штука, правы мужчины. Но в следующую секунду мое сердце снова рухнуло куда-то вниз, а дыхание замерло. Ну и что, что только третья встреча? Бывает ведь и любовь с первого взгляда... Любовь?
Я схватилась за сигарету, точно за спасательный круг. Как вообще в мою беспутную голову залетело это понятие? Откуда? Что сделал этот непостижимый человек, чтобы я потеряла чувство реальности? Чувство самосохранения, чувство юмора, наконец? Ведь это смешно - посмотреть мужику в глаза и бесповоротно обалдеть. Но... Но, черт бы его побрал, глаза у него были точь - в - точь, как у моего обожаемого литературного персонажа, графа де ла Фер, благородного Атоса. Да тут ещё этот "котенок"... Нежными словами я была, мягко говоря, не избалована.
- "Не подходите слишком близко, я тигренок, а не киска", - мобилизуя последние силы и остатки здравого смысла, произнесла я цитату из какого-то детского стихотворения.
Кажется, этот шедевр принадлежал Маршаку, но не поручусь. В помойке, которую я иногда в шутку называю своей головой, может оказаться все, что угодно.
- Тигренок? Возможно... со временем. Может быть, я даже увижу, как из тигренка вырастет тигрица. Но пока, милый мой ребенок, ты - просто котенок. Тигры - они ведь из семейства кошачьих, ты не забыла?
- А вы не забыли, что на брудершафт мы, кажется, ещё не пили? нахально огрызнулась я. - Почему вы вдруг начали мне "тыкать"?Почему решили, что...
Любой нормальный человек на его месте мгновенно перешел бы обратно на вежливо-ледяное "вы" и раз и навсегда указал зарвавшейся девице её подлинное место в давно сложившейся системе ценностей. Любой - но не Владимир Николаевич, который, похоже взял повышенные соцобязательства по приведению меня в состояние шока.
- На брудершафт мы сейчас выпьем, дело нехитрое, хотя детям алкоголь вообще-то противопоказан. Дело в том, что я настолько тебя старше...
- Молодость - это недостаток, который с годами проходит, - в очередной раз блеснула я своей начитанностью. - А вот вы ещё не настолько старый, чтобы позволять себе такое амикошонство.
- Позволять - что? - ошарашенно переспросил Владимир Николаевич, доставив мне тем самым неописуемое наслаждение реванша.
Хоть что-то он не знает!
- А-ми-ко-шон-ство, - по слогам повторила я. - В переводе с любимого мною французского языка означает "дружеское свинство". Русский синоним можете, так и быть, подобрать сами.
Подбирать синоним он, так и быть, не стал, а поднял руку и щелкнул пальцами, подзывая официанта. Роскошный жест, надо бы перенять. Правда, вместе с жестом неплохо было бы перенять и кое-что еще. Должность, например, или звание. Интересно, какое оно у него? Подполковник? Полковник?
- Принесите нам двести граммов водки, - негромко сказал Владимир Николаевич подскочившему официанту. - Или дама предпочитает что-нибудь другое?
Если честно, дама из всех напитков предпочитала кофе. Но не могла же я вот так взять и сказать, что моим личным рекордом является полбокала слабенького винца на студенческой вечеринке. Большее количество из меня просто немедленно выплескивается обратно.
- Дама предпочитает водку, - нахально заявила я.
Задача упрощалась ещё и потому, что "Боинг" с корреспондентами пресс-службы должен был приземлиться во "Внуково" за час до того, как туда прибудет самолет с американским президентом. Еще час для проверки.
А ещё не дать журналистам возможности даже заподозрить, что это - не обычная таможенная проверка - досмотр, а тщательно спланированная операция и успеть вычленить тех, чей рост сто девяносто сантиметров и выше. Вычленить, заснять на видеопленку, а потом уже "пасти" особо. И на проверку - только час. Причем непонятно даже, как считать - только час или целый час.
"Легко сказать: вычленить "баскетболистов". Как на глазок определишь метр девяносто в нем или только метр восемьдесят пять? Многое зависит от осанки, и даже от обуви, высоты каблуков. Мало ли комплексующих мужиков, которым кажется, что лишние два-три сантиметра роста коренным образом изменят их жизнь, причем обязательно к лучшему. Да полно! Ученые даже термин особый придумали: "комплекс Наполеона". Положим, французскому императору было из-за чего переживать - полтора метра для мужика не рост вовсе, так, недоразумение. Он и отыгрался потом на всей Европе, мало никому не показалось.
Специальную арку что ли установить, как немцы в концентрационных лагерях делали? Кто прошел под планкой, тот чист, а кто головой в неё врезался или она ему по пояс пришлась - подозреваемый. Ага, только и осталось! Дураков не так много, как принято думать, а наш "фигурант" далеко не дурак, сразу поймет, к чему этот цирк. Да и остальные тоже сообразят, а кто не сможет, тем коллеги растолкуют. Даже представить себе невозможно, какие комментарии потом в прессе появятся.
Ну так и не представляй, а займись делом. Обхвати голову руками и думай, как быстрее и незаметнее определить нужных людей. А что если... Нет, это уж слишком просто! А на самом деле, если нельзя для эталона, так сказать, поставить рейку с отметками, то почему бы... Почему бы не поставить у трапа самолета пограничника соответствующего роста? Там все равно должен солдатик стоять, так подберем гренадера, чтобы от подошв до тульи фуражки было ровно сто девяносто сантиметров. И снимать всех подряд, потом выбрать кадры, где фигурируют "гулливеры". Господи, это же ещё одну проблему решает: проводить тщательный досмотр только тех, кто имел неосторожность быть ростом выше нашего доблестного воина пограничной службы. Опять же минут несколько выиграем, а в этом деле даже секунды - на вес золота. Почему мне это раньше в голову не пришло?
Потому, полковник, что ты непростительно зациклился на том, как бы подключить к делу твою новую знакомую. И сам себя обманываешь, придумывая ей задания. Без нее, конечно, некому выяснить, кто из журналистов свободно владеет двумя языками. Тебе, конечно, невдомек, что каждый второй, ну, пусть каждый третий член Союза журналистов параллельно со статьями и очерками пишет ещё и оперу. Правильно, только дело в том, что и нашим западным заклятым друзьям это тоже прекрасно известно, и абы кого они близко к себе не подпустят.
А экзальтированную молоденькую девчонку - вполне даже могут подпустить, тем более, задание ей нужно дать, как говорится, "втемную". Она сама как-то брякнула, что французский язык обожает, а английский так, только терпит. Вот пусть для практики и удовольствия поищет того, кто может с ней покалякать на милом её сердцу языке. Очень складно, поделись с генералом, он тебе за сообразительность благодарность в приказе объявит, если не выгонит к чертовой матери за то, что не справился с заданием".
Полковник резким движением отодвинул от себя лист бумаги, покрытый замысловатым узором, и взглянул на часы. Довольно размышлять, пора действовать. Если он действительно хочет подключить рыжую девчонку к работе, то надо ковать железо, пока оно горячо. Потом, возможно, у него и времени-то не будет как следует с ней побеседовать, подготовить, направить. А ведь ещё нужно устроить так, чтобы она перешла работать в такую газету, откуда обязаны послать корреспондента на историческую встречу. Из её нынешней богоспасаемой многотиражки никого уж точно не пошлют.
Значит, нужно побеседовать не только с ней, но ещё и с коллегой, курирующим прессу. Помочь-то, конечно, помогут, куда денутся, но и для этих бесед необходимо время, время для вычисления "баскетболиста".
"Ладно, спать придется меньше, только и всего. Если вообще придется, конечно. Так опять же не в первый раз. Значит, сейчас выясню, где в данный момент находится моя будущая помощница, заберу её оттуда и... Ну, там посмотрим по ходу событий. Сегодняшний вечер - полностью её, порадуем чем-нибудь ребенка... Вот-вот, ребенка ты порадуешь, а самому тебе все это в высшей степени безразлично, так? Только работа? Да, черт побери, только работа! И все, и отставить, хватит самому с собой спорить. Террорист не станет ждать, пока ты разберешься в своих эмоциях".
Полковник снял трубку, набрал, почти не глядя, номер и вызвал машину.
Глава пятая
Переходим к водным процедурам
Я вынырнула из воды и с трудом отдышалась. Веселая игра "кто кого утопит" чуть было не стала реальностью, данной мне в ощущении. Причем я бы не сказала, что - приятном. Еще секунда - и я бы утопла взаправду. Самым обидным при этом было то, что мой спутник, точнее, купальник, держался на воде (под водой) так легко и непринужденно, будто в одной из прежних жизней был дельфином. Или тюленем. У меня, между прочим, первый разряд по плаванию, а уж подтапливать народ я умею, как никто, но тут... Извините!
- Похоже, вы, наконец, решили-таки меня утопить, - заявила я, отдышавшись и ухватившись руками за что-то вроде бетонной плиты, торчащей из воды. - Долго же вы не решались убрать свидетеля!
- Свидетеля чего? Вашего позорно провалившегося налета на мою машину? - поддразнил он меня. - Но вообще в этом что-то есть. Надо подумать.
- Думать надо было раньше, - рассудительно отозвалась я. - Когда вы привезли меня сюда в первый раз и практически меня не знали. Тем более что тогда я была к этому морально готова и легла бы на дно, не булькнув. А теперь предупреждаю: буду бороться за свою молодую жизнь.
Мы купались в этом уединенном месте в третий раз, и мне, если честно, это нравилось. Не только купание, но и вообще все, происходящее со мной в последнее время. Владимир Николаевич резко выделялся из круга моих друзей и знакомых. Не только тем, что был старше меня лет на двадцать, хотя это, безусловно, придавало... Одна моя не в меру начитанная знакомая наверняка сказала бы, определяя ситуацию: "Типичный Фрейд", но я бы так категорически все-таки не рубила.
И вообще эта интеллигентская манерочка - надо не надо поминать старика Фрейда - меня изрядно раздражала. Да, мне действительно всю жизнь не хватало отца, да, мои ровесники всегда казались мне скучноватыми, да я теперь ловила себя на мыслях о Владимире Николаевиче куда чаще, чем мне хотелось бы, но... Но всему этому могло быть и другое, более простое объяснение, которого я пока не нашла. Если совсем честно, то и не искала.
- А я все это время думал, что с вами делать. Убивать как-то жалко, а использовать по назначению невозможно.
- Что значит "по назначению"? - оторопела я и внезапно покраснела. Да ну вас в самом деле! Давайте вылезать, а то я замерзла.
- Сейчас согрею, - услышала я и чисто инстинктивно рванулась в сторону.
Ничего путного из этого рывка не получилось. Просто я оказалась в объятиях партнера. Ну, в объятиях - это, конечно, сильно сказано, просто я ткнулась носом ему в грудь, а он придержал меня за плечи. Этого, впрочем, оказалось достаточно, чтобы мы оба синхронно ушли под воду, причем не знаю, как для Владимира Николаевича, но для меня в этом ничего особенно приятного не было.
Этим незапланированным нырком дело не ограничилось, оказавшись вновь на поверхности воды и глубоко вдохнув, я почувствовала, что внезапно поплыла - но не по водной глади, а в каком-то сладком беспамятстве, сердце ухнуло даже не в пятки, а куда-то значительно ниже. Я только и успела мысленно закричать: "Караул!", как меня вернули на грешную землю.
- Отставить! - с обычной легкой насмешкой сказал Владимир Николаевич. - Я уже не в том возрасте, чтобы согревать юных девушек. Я думаю, что надо бы поесть. Где-то тут был вполне собой приличный ресторан...
Ресторан - это было что-то новое. До этого мы перекусывали прямо в машине пирожками или булочками, купленными по дороге. И запивали все это лимонадом и пивом. То есть лимонад пила я, а Владимир Николаевич, естественно, предпочитал пиво. Один раз предложил мне, но меня сей напиток, прямо скажем, не впечатлил, и я вернулась к старой доброй газировке.
А теперь - ресторан. Заведение, в котором я не была ни разу в жизни, и видела только в кино про красивую, чаще всего не нашу жизнь. С одной стороны, интересно, конечно, но с другой - как-то боязно.
Машинально я вылезла на берег и принялась переодеваться, забыв даже вытереться как следует. Милая сценка в воде прилично выбила меня из колеи, к тому же я почему-то не люблю, когда надо мной издеваются. Собой он меня будет согревать, видите ли! А спросить, хочу ли этого я - слабо?
- Ну, вы готовы, Майя? - спросил Владимир Николаевич. - Пора поужинать, причем по-человечески.
Ресторан? Я с большим сомнением глянула на юбку, облепившую тело и маечку: по моим великосветским представлениям, почерпнутым в основном из романов - туалет для этого заведения должен быть несколько иным.
- Вас что-нибудь смущает? - иронически осведомился Владимир Николаевич. - Ну, признаюсь, решил все-таки за вами поухаживать. А в воде это делать неудобно как-то. Точнее, хлопотно.
Пассаж об ухаживании я благоразумно пропустила мимо ушей, потому что просто не знала, как на него реагировать. Да и подставляться лишний раз не хотелось, я и так находилась в некотором напряжении от постоянных шпилек в мой адрес, на которые Владимир Николаевич не скупился. Обычно шпильки собеседникам вставляла я, и такая смена ролей мне не очень нравилась.
А вот есть я действительно хотела, что правда, то правда. С утра маковой росинки во рту не было, если не считать чашки кофе. На работе перекусить не успела: сначала заела текучка, а потом позвонил Владимир Николаевич и выдернул меня со службы, как морковку из грядки. Но ему-то зачем эта головная боль и лишние расходы? Прекрасно можно было опять что-нибудь купить по дороге. Типичное пижонство!
Примерно в такой последовательности (не упоминая, конечно, о пижонстве) я эти умные мысли и изложила, но понимания не встретила, скорее, наоборот.
- Давайте ещё колбасу стеклом порежем для колорита, - окончательно развеселился Владимир Николаевич. - Майечка, я привык есть в цивилизованных условиях, а не на газете в парке. Ну, первые два раза я щадил вашу юную психику, не хотел её непоправимо травмировать. Теперь, пожалуй, можно переходить на другой уровень. И вообще тут я руковожу процессом и командую парадом. Здесь, сейчас, всегда и везде. Усвоили? Или повторить для тех, кто в танке?
В принципе я упряма, как ишак, и обычно если что-то и понимаю, то с третьего раза. Но на сей раз до меня дошло мгновенно. И хотя слова произносились ласково, а тон был почти нежным, я внезапно осознала командовать парадом здесь и везде действительно будет этот удивительный человек, о котором я практически ничего не знала, человек, несколько минут назад заставивший меня испытать невероятное по остроте ощущение, метеором ворвавшийся в мою жизнь, причем оставалось совершенно непонятным - украсит он её или, наоборот, сломает.
- Мало ли чего вам захочется! - попыталась я сдуру отстоять свое право на личное мнение и свободу маневра. - А я должна буду всему безропотно подчиняться? Это - вряд ли. Ну, вот сейчас скажите мне - кто в таком виде в ресторан ходит? Стыдно же.
- Кому - стыдно? Майя, усвойте простую вещь - нельзя давать условностям слишком большую власть над собой, нельзя подпадать под ситуацию, нужно ею руководить и её контролировать. В данном случае предоставьте это мне, благо я старше вас не только по возрасту, но и по званию. Хочется есть, а рядом ресторан. Прекрасно! Остановить лично меня в данном случае может только отсутствие времени или денег, а то и другое пока имеется. Идите в кабак, в чем хотите, и не обращайте ни на кого внимания. В конце концов, вы же со мной! Женщину ценят по мужчине, рядом с которым она находится.
Я чуть не подпрыгнула от возмущения. Большего эффекта он мог бы достичь, только воткнув мне в руку огромную булавку. Вопрос о мужском и женском равноправии всегда до чрезвычайности занимал меня, хотя феминисткой в общепринятом смысле этого слова я не была. Но и "Домострой" - не та книга, которую я стала бы держать в спальне, даже супружеской, на тумбочке возле кровати.
- Значит, по-вашему, красная цена мне - Белоконь? - со зловещей мягкостью осведомилась я. - Занятная у вас, однако, классификация. А как насчет обратного принципа? В смысле: мужчина стоит как раз той женщины, рядом с которой находится? Или тут действует какой-то другой прейскурант? Просветите убогую, сделайте такую милость.
Мне показалось, что моя рука попала в стальные тиски, так крепко стиснул её Владимир Николаевич. "Синяки останутся", - отрешенно-обреченно подумала я, не успев даже толком осознать, за что меня подвергли физическому наказанию. Но в следующий момент услышала такое, что у меня буквально волосы дыбом встали, хотя и были все ещё мокрые.
- Если я ещё раз услышу про этого Белоконя, то просто убью вас обоих. Достаточно того, что я - не первый. Никому и никогда ещё этого не прощал, вторым никогда в своей жизни не был.
Оригинально, однако. Как бы тактично намекнуть товарищу, что он у меня - пока ещё вообще никакой? В смысле порядкового номера. И если события будут протекать в таком русле и такими ошеломляющими темпами, то... вряд ли у этой замечательной истории будет продолжение. Поесть я в конце концов и дома могу.
Внезапно он выпустил мою руку и опустился на землю. Совсем беда: пить вроде ничего ещё не пили, а ноги уже не держат.
- Владимир Николаевич, что с вами? - попыталась я навести мосты. - Вам плохо? Я же ничего такого сказать не хотела, просто пошутила. У меня вообще специфическое чувство юмора, мне об этом многие говорят.
Вместо ответа он вдруг потянул меня за руку вниз, к себе, и усадил так, что моя голова оказалась прижатой к его плечу. Возможно, это была какая-то особенная йоговская поза, призванная совершенствовать человеческий организм, но когда я её приняла, то поняла, что он действительно может быть у меня только первым, а заодно и последним, что Белоконя нужно убить, а ещё лучше - пустить на колбасу, и что женщина действительно только друг человека. Пусть все будет так, лишь бы касаться головой его плеча и слышать, как стучит его сердце...
Чудовищным усилием воли я вернула себе почти навсегда утраченное чувство юмора и негромко спросила:
- Владимир Николаевич, вам когда-нибудь доводилось слышать, что все женщины - стервы?
Ну вот и мне удалось его слегка ошарашить.
- Доводилось. Но почему?
- Потому, что если вы у неё не первый, так уж точно второй. И потом я вам, кажется, отчета о своей личной жизни не давала, а с вами...
Но он уже окончательно взял себя в руки, и очарование момента безвозвратно ушло. Хотя при чем тут очарование? По молодости и глупости я даже не поняла тогда, что явилась свидетельницей самого обыкновенного проявления мужской ревности. Зато со стервами - опять же по дурости! - явно попала в самую точку. Мужику - за сорок, а у всех своих дам он был только первым. И ведь, похоже, искренне верит в такие чудеса.
- Мы, кажется, собирались ужинать? - сухо спросил он.
- Помимо этого, мы собирались заключить пакт о ненападении, - снова попыталась пошутить я. - Владимир Николаевич, а вы уверены, что я вообще имею право находиться рядом с вами? Даже ради того, чтобы меня оценили по достоинству. А за феминистские глупости прошу прощения. Только давайте ещё чуть-чуть посидим, ладно? А то я так испугалась, что у меня ноги подкашиваются.
Это было враньем, но лишь наполовину. Ноги у меня действительно подкашивались, но не от страха, а от ощущения, что этот человек почему-то вдруг установил надо мной совершенно невероятную власть. Практически не прикасаясь ко мне пальцем. И в следующий момент он это подтвердил: чуть-чуть притянул меня к себе и тут же убрал руки. Ни тогда, ни потом мне не удавалось втереть ему очки. И тогда, и потом, и всегда он понимал меня лучше, чем я сама себя понимала.
Кажется, это Лермонтов сказал: "Странная вещь - сердце человеческое вообще и женское - в особенности". Теоретически мало кому может понравиться насилие над его драгоценной личностью, разве что человеку, являющемуся прирожденным и убежденным мазохистом. Еще пару часов назад я даже мысли не могла допустить о том, что кто-либо будет мне что-то диктовать из области морали и этики и вообще учить жить. Этого не могло быть просто потому, что не могло быть никогда. Но на практике и в данную конкретную минуту я понимала - вздумай он надеть на меня ошейник и повести в ресторан на поводке, я бы и это проглотила. Тогда. Справедливости ради замечу, что больше никогда и ни у кого подобные номера со мной не проходили, хотя бы потому, что у меня хватало чувства юмора для правильного выстраивания той или иной ситуации. Но ведь точно подмечено: кто в армии служил, тот в цирке не смеется. К сожалению, я это поняла много позже, когда узнала массу новых и не всегда приятных вещей.
- Вас устраивает ваша работа. Майя? - спросил меня Владимир Николаевич, когда мы уже сидели в ресторане, чем-то напоминавшем отдельную кабинку, официант уставлял стол блюдами, из всего, что подавалось, мне удалось опознать только помидоры. - Не хотите перейти в другую газету?
Это уже становилось интересным. Лечат, купают, катают на машине, кормят, да ещё предлагают новую работу. И все это - просто так, по доброте душевной? Или за то, что мне все-таки удалось не повредить его лимузин? Если так, то он, по-моему, чрезмерно привязан к своему "железному коню".
- Куда, например? - осведомилась я, прожевывая кусок чего-то невероятно вкусного. - В "Правду"? В "Известия"?
- Ну, это вы хватили. Туда маленьких девочек, тем более рыжих, не берут. В "Труд", например?
- Курьером? - невинно спросила я.
Господи, да какая разница - куда и кем? Все равно я обязана отработать два года в родной газете, куда меня распределили. Можно подумать, что человек с Луны свалился: понятия не имеет о советском трудовом законодательстве.
- Майя, не испытывайте моего терпения - оно небезгранично. Вы же понимаете, что я вам это предлагаю не ради ваших прекрасных глаз. Я знаком с вашими работами, они вполне профессиональны, а в вашей газете вы просто засохнете от невостребованности. Пока я могу, я хотел бы помочь вам пробиться туда, куда вы без моей - или чьей-то ещё - помощи никогда не попадете. Давайте смотреть правде в глаза.
- Давайте, - охотно согласилась я. - Страсть как люблю смотреть в глаза именно правде. А про такую штуку, как распределение, вы что-нибудь слышали? Даже если вы по блату и можете запихнуть меня в более приличную газету, то как бы не факт, что мое теперешнее начальство с этим согласится. То есть факт, что у меня просто будут серьезные неприятности.
- Пусть вас это не волнует.
- То есть как? - обалдела я.
- А так. Это мой бизнес, а не ваш. От вас требуется только принципиальное согласие. И... оказать мне кое-какое небольшое одолжение впоследствии.
Туман у меня в голове стал медленно рассеиваться. Дурочка я, дурочка, меня же элементарно вербуют, могла бы сообразить и раньше, кто, откуда и зачем. И даже не стараются это слишком красиво обставить: невелика рыбка, клюнет и на голый крючок, наживку, судя по всему, искать некогда. Ну что ж, долг каждого советского человека... Я набрала в грудь побольше воздуха, чтобы выпалить эту замечательную тираду, и тут почувствовала, что из глаз у меня покатились слезы. Самые что ни на есть взаправдашние.
Я чувствовала, что веду себя позорно, и ничего, кроме насмешки, не заслуживаю. Да и чего бы другого я заслуживала, если последовать недавнему совету и ещё раз посмотреть правде в глаза? Вижу человека третий раз в жизни, фактически ничего о нем не знаю, кроме того, что он - какой-то там высокий чин с персональной машиной, и на тебе!
Поделом мне и ещё мало! Купаться ей понравилось! На лимузинах раскатывать! Со взрослым, умным мужчиной разговоры разговаривать! И в голову мою прелестную даже не влетело, с какого перепугу такой человек будет тратить на меня время. Что такого интересного он мог от меня услышать? Чем я могла его привлечь? Внешностью, что ли, своей неотразимой? "Чистейшим образцом чистейшей прелести" в сочетании со скульптурными формами? Ох какая же я действительно дура! Только Белоконя и стою в базарный день, если не торговаться...
Я почувствовала легкое прикосновение к своей руке и робко взглянула на своего собеседника. Взглянула - и обомлела, третий раз за этот вечер. Оказывается, он снял свои затемненные очки, с которыми, по-моему, даже в воде не расставался, и теперь смотрел на меня огромными черными глазами. Да ещё в обрамлении таких ресниц, за которые любая девушка отдала бы бессмертную душу, просто не сходя с места. Зачем все это прятать? Мужчины все-таки странный народ! И тут я услышала такое, чего не ожидала услышать ни при какой погоде:
- Котенок! Глупый, рыжий котенок! Я действительно хочу помочь тебе встать на ноги. Одна ты пропадешь со своими Севочками-веревочками, тебя просто затопчут. А ты решила, что я... Дурочка ты, дурочка, да какой же из тебя агент!
Тут я почему-то обиделась, хотя амплуа агента, пусть даже и тайного, прельщало меня меньше всего на свете. Женская логика - действительно непостижимая штука, правы мужчины. Но в следующую секунду мое сердце снова рухнуло куда-то вниз, а дыхание замерло. Ну и что, что только третья встреча? Бывает ведь и любовь с первого взгляда... Любовь?
Я схватилась за сигарету, точно за спасательный круг. Как вообще в мою беспутную голову залетело это понятие? Откуда? Что сделал этот непостижимый человек, чтобы я потеряла чувство реальности? Чувство самосохранения, чувство юмора, наконец? Ведь это смешно - посмотреть мужику в глаза и бесповоротно обалдеть. Но... Но, черт бы его побрал, глаза у него были точь - в - точь, как у моего обожаемого литературного персонажа, графа де ла Фер, благородного Атоса. Да тут ещё этот "котенок"... Нежными словами я была, мягко говоря, не избалована.
- "Не подходите слишком близко, я тигренок, а не киска", - мобилизуя последние силы и остатки здравого смысла, произнесла я цитату из какого-то детского стихотворения.
Кажется, этот шедевр принадлежал Маршаку, но не поручусь. В помойке, которую я иногда в шутку называю своей головой, может оказаться все, что угодно.
- Тигренок? Возможно... со временем. Может быть, я даже увижу, как из тигренка вырастет тигрица. Но пока, милый мой ребенок, ты - просто котенок. Тигры - они ведь из семейства кошачьих, ты не забыла?
- А вы не забыли, что на брудершафт мы, кажется, ещё не пили? нахально огрызнулась я. - Почему вы вдруг начали мне "тыкать"?Почему решили, что...
Любой нормальный человек на его месте мгновенно перешел бы обратно на вежливо-ледяное "вы" и раз и навсегда указал зарвавшейся девице её подлинное место в давно сложившейся системе ценностей. Любой - но не Владимир Николаевич, который, похоже взял повышенные соцобязательства по приведению меня в состояние шока.
- На брудершафт мы сейчас выпьем, дело нехитрое, хотя детям алкоголь вообще-то противопоказан. Дело в том, что я настолько тебя старше...
- Молодость - это недостаток, который с годами проходит, - в очередной раз блеснула я своей начитанностью. - А вот вы ещё не настолько старый, чтобы позволять себе такое амикошонство.
- Позволять - что? - ошарашенно переспросил Владимир Николаевич, доставив мне тем самым неописуемое наслаждение реванша.
Хоть что-то он не знает!
- А-ми-ко-шон-ство, - по слогам повторила я. - В переводе с любимого мною французского языка означает "дружеское свинство". Русский синоним можете, так и быть, подобрать сами.
Подбирать синоним он, так и быть, не стал, а поднял руку и щелкнул пальцами, подзывая официанта. Роскошный жест, надо бы перенять. Правда, вместе с жестом неплохо было бы перенять и кое-что еще. Должность, например, или звание. Интересно, какое оно у него? Подполковник? Полковник?
- Принесите нам двести граммов водки, - негромко сказал Владимир Николаевич подскочившему официанту. - Или дама предпочитает что-нибудь другое?
Если честно, дама из всех напитков предпочитала кофе. Но не могла же я вот так взять и сказать, что моим личным рекордом является полбокала слабенького винца на студенческой вечеринке. Большее количество из меня просто немедленно выплескивается обратно.
- Дама предпочитает водку, - нахально заявила я.