Беверли Джо. Цветок Запада

   Имоджин прикрыла глаза и представила внутри себя клубок танцующих и извивающихся дьяволов, но от прикосновения его руки ей вроде бы стало легче.
   – Глубже, – пробормотала она.
   – Имоджин, я должен проникнуть в тебя глубже, чтобы избавить тебя от дьяволов, – пробормотал Фицроджер.
   Вот теперь ей кое-что стало ясно. Она резко двинулась навстречу его руке. В этот момент ее действиями управлял только инстинкт.
   – Тогда сделай это, я умираю.
   – Нет, ты не умрешь, – хрипло шепнул Фицроджер. – Твой рыцарь спасет тебя.
   Он оказался у нее между ног, и она почувствовала, как его твердая плоть касалась ее лона.
   – Да, – задыхаясь, подтвердил Фицроджер. – Имоджин из Каррисфорда, тебя так трудно спасти от дьяволов…
   Дьяволы продолжали терзать ее тело. Имоджин крепче ухватилась за него.
   – Быстрей, быстрей! – требовала она. Внезапно Имоджин почувствовала, как он начал заполнять ее без остатка, и ей стало больно. Но в этой боли заключалось избавление от еще больших мук.
   – Так хорошо, – шептала она, – так хорошо.
   – Да, – простонал Фицроджер и поцеловал ее. Не открывая рта от ее губ, он выдохнул:
   – Мой цветочек, мое сокровище, моя радость.., и мое удовольствие…
   Имоджин широко раскрыла глаза и очнулась:
   – Удовольствие!
   Казалось, что сам отец Фульфган навис над их постелью.
   – Нет! – завопила она и попыталась оттолкнуть Фицроджера. – Подумай о наших детях!
   – Фульфган будет мертв! – мрачно пообещал он ей и с силой попытался войти в нее.
   Боль, сильная боль! Это Божье наказание! Имоджин принялась кричать и извиваться.
   – Ты и есть тот самый дьявол! Господи, спаси и помоги мне!
   Теперь она понимала, почему кричала Жанин. Имоджин с новой силой принялась бить Фицроджера и истошно вопить:
   – Прекрати, пожалуйста, прекрати. Ничего не помогало, и она пробовала вцепиться ему ногтями в глаза, но Тайрон схватил ее за руки.
   – Имоджин, перестань!
   Казалось, что его голос доносился к ней откуда-то издалека. Теперь она видела только Ворбрика, который насиловал ее кричащую горничную, чувствовала, что не может избавиться от этого видения, и ощущала ужасную боль. Имоджин в слезах молила:
   – Святая Мария, помоги мне!
   Потом она почувствовала, что освободилась, и, скатившись с кровати, свернулась в клубочек на полу. Ее трясло так, что временами ей казалось, будто бы стены замка вибрируют вместе с ней. Она боялась посмотреть, не последовал ли из видения в явь за ней этот монстр.
   Затем послышался щелчок дверного замка. Она со страхом посмотрела на постель, а потом осмотрела комнату. Она была пуста. Значит, Фицроджер ушел. Имоджин истерически зарыдала.

* * *

   Когда Ренальд де Лисл наконец нашел свою маленькую комнату, что было сложно сделать после столь обильного возлияния за свадебным столом, он обнаружил там на своей узкой койке жениха. Тайрон подложил руки под голову и лежал, уставившись на балки потолка. В полумраке комнаты было трудно различить выражение его лица.
   Ренальд попытался что-то сказать, но не мог подобрать подходящие слова. Заговорил первым Тай:
   – Я обещал больше не портить цветы, я солгал.
   Тай лежал неподвижно, а это было плохим признаком.
   Ты был прав насчет священника, – наконец заметил Тайрон. – Мне не следовало ему доверять. Постарайся, чтобы он мне больше не попадался на глаза.
   Было похоже, что Тайрон хотел, чтобы священника немедленно прикончили.
   Ренальд не имел ни малейшего понятия, что случилось на брачном ложе, но ему показалось, что будет нелегко расправиться с отцом Фульфганом.
   – Я его вышвырну завтра же. Последовало затянувшееся молчание.
   – Он здесь останется столько, сколько этого пожелает Имоджин.
   Рональду было трудно соображать из-за выпитого вина, но он понимал, что Таю необходима его помощь. Теперь он пожалел, что так сильно напился.
   – Ч-что с-случилось? – спросил он друга. Голос Тая был почти спокойным:
   – Ничего особенного. Спи, Ренальд. Может, я и не все могу сделать, но если возникнет необходимость, то я смогу отразить нападение.
   Ренальд услышал, как зашуршала занавеска, после того как Тайрон вышел из комнаты.
   Черт побери, не стоило мне так напиваться, подумал де Лисл, но уже не смог бороться со сном.
   Имоджин не понимала, что с ней произошло. Спала ли она? Или упала в обморок? Тогда комната была багряной в лучах заходящего солнца, а сейчас ее посеребрил свет луны. Это была комната ее отца, где она всегда чувствовала себя в безопасности. Здесь она играла ребенком и, когда подросла, приходила к отцу, чтобы тот отвечал на сотни ее вопросов.
   Теперь комната не казалась ей безопасной. Там пахло по-иному, и ей вспоминались неприятные вещи. Насилие. Смерть. Трупы…
   Она стала вспоминать.
   Ублюдок Фицроджер теперь ее муж.
   Девушку передернуло, когда она вспомнила все, что случилось, – и испытанное ею удовольствие, и острую боль.
   Удовольствие? Да, она помнила ощущение его и лицо мужа, когда между ними все было хорошо. Наконец-то он снял свою маску, и она увидела человека, у которого была душа. Это было такое мимолетное, прекрасное мгновение.
   Потом она начала с ним бороться и кричать. Он ей вдруг представился в образе порочного монстра Ворбрика. И он оставил ее.
   Что же она наделала?
   Она может обвинять в случившемся Фицроджера и говорить, что следовало бы подождать, пока она к нему привыкнет, но он был с ней нежным. Имоджин вспоминала, как она сама молила его, чтобы он сильнее ее ласкал. Но это все было до начала боли.
   С чем она боролась – с болью или удовольствием? Боль была сильнее, чем она ожидала, но ее испугало головокружительное ощущение непомерного удовольствия. Это ощущение ужасно перепугало ее.
   Отец Фульфган был прав. Половое влечение прямиком ведет в ад.
   Почему-то Тай считал, что удовольствие, полученное во время плотских утех, не было страшным грехом, но он не был в Святой Земле, и его не распинали на кресте за веру. Он не постился почти весь год и не истязал себя плетью с металлическими наконечниками на ремнях.
   И оказалось, что он ошибался, потому что ужас и боль, вставшие преградой между ними, наверно, и есть наказание за их похоть. Если бы он просто вошел в нее, так было бы лучше.
   Имоджин знала, что на ее стороне добродетель, но она также понимала, что не правильно обошлась с мужем. Что мог подумать Фицроджер, когда она, лежа под ним, принялась вопить и сопротивляться? Ведь он старался сделать все как можно лучше.
   Девушка желала, чтобы кто-то был рядом с ней, чтобы что-то посоветовал ей или в какой-то мере поддержал ее.
   – Отец, отец, – стонала она, – почему ты умер? Ты.., ты не подумал обо мне! Мне нужно с тобой посоветоваться!
   Она представила, как ее отец говорит ей:
   – Имоджин, дорогая, тебе следует как можно скорее подрасти.
   Девушка выпрямилась. Она, казалось, слышала голос отца здесь, в этой комнате, где они чудесно проводили время вместе.
   – Ты оказалась в гуще зла, от которого я старался тебя оградить. Но ты выбрала свой путь – правильный путь, – и тебе придется пройти по нему до конца.
   Может, она сходит с ума? Имоджин закрыла глаза и сформулировала следующий вопрос:
   – Отец, как ты относишься к Фицроджеру?
   – Я бы не выбрал для тебя такого мужа, дитя мое. Должен признаться, что я, как каждый отец, не желал бы для тебя такого молодого сильного жеребца. Но он станет хорошо служить тебе, если ты ему это позволишь. И помни, что ты тоже должна верно служить ему.
   – На брачном ложе?
   – Не только. Дочь моя, меньше всего именно в этом качестве. Ни один человек, даже очень сильный, не сможет выстоять один. Позаботься о своем муже.
   Позаботиться о Фицроджере? Но она нужна ему только в качестве жены и матери его детей. Он еще намекал, что она сможет вести хозяйство в Кливе…
   Наверно, отец имел в виду именно это. Ей, видимо, придется попытаться выдержать все муки в постели.
   – А как насчет наставлений отца Фульфгана? Он прав в отношении похоти?
   Имоджин могла поклясться, что отец ответил ей с присущим ему юмором, без которого он не обходился при жизни.
   – Имоджин, святых присылают к нам, чтобы они не помогали нам, а раздражали самые больные язвы, а Фульфган прекрасно умеет это делать. Именно ради этого я привез его в Каррисфорд, потому что мне не были чужды многие земные радости и утехи. Но я не забывал о своей душе и понимал, что кто-то должен стать моей совестью. Дочь моя, даже святые не всегда знают правду. Ты забыла мои уроки? Почтительно слушай поучающих тебя, но принимай решения своим сердцем и затем не бойся отвечать за последствия.
   Отвечать за последствия… Необходимо что-то срочно делать, решила Имоджин.
   Она соскочила с постели и быстро накинула на себя одежду. Она не знала, что делать, но нужно было срочно найти мужа.
   Где же он?
   Девушка выглянула из двери, надеясь, что он там, но Ублюдка нигде не было. Имоджин слышала шум продолжающейся пирушки в зале. Там раздавался женский визг, и она решила, что служанки также принимают участие в попойке.
   Она отправилась по узкой спиральной лестнице, вышла на парапет стены к бойницам и там нашла мужа. Он стоял как на посту, освещаемый белым светом огромной, низко опустившейся к горизонту луны.

* * *

   Фицроджер был спокоен, но почему-то при виде его у Имоджин заныло сердце. Это была боль от осознания своей вины.
   Девушка быстро прочла молитву и подошла к мужу.
   Он услышал ее шаги и резко повернулся. В его руке блеснул кинжал, остановившийся в нескольких дюймах от ее тела.
   Тайрон резко выдохнул и сказал:
   – Никогда так не подкрадывайся ко мне, Имоджин.
   – Извини, – дрожащим голосом стала оправдываться она, – я не думала…
   – А пора начинать думать, – резко парировал ее слова муж.
   Имоджин прикусила губу. Ей хотелось о многом с ним поговорить, но сейчас он был чересчур зол, к тому же часовой мог слышать каждое их слово.
   Наверно, Ублюдок перехватил ее тревожный взгляд, поэтому, видимо, собрался вернуться обратно в их комнату.
   Имоджин схватила его за руку – она пока была не готова туда пойти. Потом она отдернула свою руку, словно бы обожглась.
   Муж остановился и посмотрел на нее, а затем обнял Имоджин за талию. Его рука была теплой. Имоджин не сопротивлялась, и он нежно притянул ее к себе.
   Имоджин даже не подозревала, как ей были желанны его объятия. У нее покатились слезы, и девушка поняла, что ей просто необходимо выплакаться у мужа на груди. Потом она подумала, что слезы могут его обидеть, ведь она уже много раз делала это.
   Только тогда он тихо произнес:
   – У нас в комнате есть хорошая кровать. В тот момент она очнулась и поняла, что задремала, а может быть, уже спала у него на руках.
   – Тебе тоже нужно поспать.
   Только потом Имоджин поняла, что ее фразу можно расценить как приглашение.

* * *

   Имоджин не могла понять, что у него было на уме. Хотя исчезла прежняя напряженность в их взаимоотношениях, он все равно был настороже.
   Все в замке наконец стихло.
   Фицроджер продолжал молчать, поэтому девушке пришлось первой заговорить.
   – Извини, я плохо себя вела.
   Фицроджер спокойно стоял посреди комнаты.
   – Дело не только в этом. Извини, что я не смог сделать все так, чтобы это произошло как можно легче.
   Его равнодушный тон обидел девушку.
   – Я уверена, что в следующий раз все будет гораздо лучше.
   – Ложись в постель, – сказал Фицроджер и направился к двери.
   – Куда ты идешь? – заволновалась Имоджин.
   – Все в порядке. Ты почти ничего не ела во время пиршества, а я забыл, что ты перед этим постилась. Тебе станет лучше, если ты немного поешь.
   – А ты разве не постился?
   – Нет.
   Имоджин чувствовала, что он из последних сил старается быть терпеливым.
   – Имоджин, я клянусь, что на коленях поползу в Иерусалим, если у тебя родится кролик.
   – Не говори так!
   – Имоджин, женщины не рожают кроликов.
   – Господь Бог может творить любые чудеса.
   – Сомневаюсь. Я уверен, что всесильный Господь занят более важными делами.
   Имоджин прикусила губу. Его доводы показались ей правдивыми, но в то же самое время были явным богохульством.
   – А как же монстры? – спросила она.
   – Да, иногда у женщин рождаются странные дети – уроды, или без рук, или без ног. Но я не верю, что это сделал Господь, чтобы наказать родителей за полученное половое удовольствие или за адюльтер. Я видел таких же изуродованных и среди животных. Интересно, они тоже были наказаны за грех?
   Имоджин не могла придумать, что сказать ему в ответ. Ведь она и сама как-то видела ягненка с шестью ногами.
   Фицроджер ласково погладил ее по щеке, и она могла поклясться, что он улыбается.
   – Мой самый большой грех в том, что я забыл, как ты молода и наивна. Иногда ты бываешь такой смелой и сильной. Иди ложись в постель, я скоро вернусь.

Глава 11

   «Молода и наивна». Хотя это и была сущая правда, эти слова были ей неприятны. Но Тай сказал, что иногда она бывает смелой и сильной, и это ее успокаивало.
   Фицроджер считал, что причиной ее духовного смятения были угрызения совести на религиозной почве, но Имоджин понимала, что это совсем не так. Причиной всего был необъяснимый страх, который усилился после проповеди Фульфгана.
   Ей нечего было бояться, но она ничего не могла с собой поделать. Когда у нее была, как сейчас, ясная голова, она прекрасно понимала, что Фицроджер не Ворбрик, что он не собирается ее насиловать и что она сама хочет быть с ним.
   Но иногда все напоминало боязнь крыс. Сколько бы она ни размышляла о том, что глупо так панически бояться их, она всегда станет опасаться крыс и никогда по доброй воле к ним не прикоснется. Девушка была уверена, что страх только обострял боль. Неужели она никогда не сможет преодолеть его и позволить мужу совершить все до конца? Имоджин в отчаянии прикрыла лицо руками. Она должна была решиться и выдержать все.
   Девушка набралась храбрости, разделась и улеглась под прохладные простыни. Уж на этот раз она постарается прилично себя вести.
   Она стала вспоминать жития святых мучениц. Святая Екатерина выдержала колесование, а святой Агате отрезали груди…
   Потом ей пришло в голову, что эти рассказы лишь подтверждали проповеди Фульфгана, потому что этих мучениц казнили, а потом возвели в ранг святых за то, что те отказывались иметь дело с мужчинами.
   Вместо этого ей следовало вспомнить, какой мучительно трудной была дорога в Клив. Но ее нужно было преодолеть, и девушка сделала это.
   Фицроджер вернулся с едой, кувшином вина и двумя кубками. Все благородные помыслы заглушило обыденное чувство голода. У нее заурчало в животе. Тай поставил перед ней еду. Имоджин схватила кусок холодной курятины и чуть ли не урча вгрызлась в него. Потом она быстро расправилась с медовым кексом с миндалем и даже облизала крошки на пальцах. Неожиданно ей стало стыдно за свою жадность, и она посмотрела на Тая. Он наблюдал за ней как кот за мышкой, но кажется, ему это нравилось, и Тайрон предложил ей вина.
   Имоджин попыталась улыбнуться, когда она протянула руку за кубком.
   – Спасибо, милорд, – поблагодарила она. Он задержал в руках кубок.
   – Тайрон, – поправил он ее, – или Тай, или, если хочешь, Ублюдок.
   Имоджин попыталась поддразнить его.
   – Ублюдок.
   Он улыбнулся и подал ей вино.
   – Ты не против, если я буду тебя так называть? – спросила Имоджин, прихлебывая вино и глядя на него поверх края кубка.
   – За спиной меня так называли всю жизнь, но я убивал каждого, кто произносил это при мне.
   – Что ты сделаешь со мной, если я стану так называть тебя при посторонних?
   – Я сам разрешил тебе это делать. И если тебе понадобится кто-то, кто постарается отправить тебя на тот свет, я уверен, что Фульфган тебе не откажет. Но, жена моя, если ты станешь так называть меня при людях, тебе придется каждому рассказывать историю взаимоотношений моей матери с Роджером Кливским.
   – Какова же эта история? – спросила Имоджин.
   – Моя мать была замужем за Роджером из Клива, и у меня имеются на то документы, хотя он пытался их уничтожить. Когда этот брак перестал удовлетворять его, он его аннулировал на основании того, что я будто бы родился не от него. Я появился на свет восьмимесячным, а ему удалось доказать, что за девять месяцев до этого он был в Англии.
   – Ты был недоношенным? – изумилась Имоджин.
   – Конечно, но это его не волновало, и даже церковь не приняла данный факт во внимание. Епископ посчитал, что ему лучше получить за это побольше денег.
   – Но теперь законность твоего рождения доказана.
   – Да, деньги и власть теперь на другой чаше весов, – сказал Фицроджер и продолжал:
   – Конечно, со временем все стало проще, ведь у сэра Роджера не было еще одного наследника.
   – Ну да, твой сводный брат Хью так вовремя скончался.
   Девушка пожалела, что не сдержалась. Говорили, что Хью подавился за столом, но ходили и другие слухи…
   Внезапно глаза Тая заблестели, и Имоджин поняла, что во время еды и сейчас, пока они разговаривали, сидела на постели совершенно голая. Она закудахтала, словно курица, и собралась было нырнуть под покрывало, но он с быстротой молнии выхватил его у нее из рук.
   Имоджин вспомнила о своих намерениях и замерла. Сердце у нее бешено забилось, и она почувствовала, что щеки заливает румянец.
   – Ты прелестна, – сказал Тай, – и тебе не стоит стесняться меня.
   – Нужно быть скромной, – возразила девушка и прикусила губу.
   – Ты можешь спокойно оставаться обнаженной в присутствии мужа.
   Тай прикрыл ее простыней, и она поняла, что опять проиграла. Что же ей теперь делать? Несмотря на благие намерения, она боялась, что, если он снова попытается овладеть ею, опять все будет по-прежнему.
   Но если они не станут фактическими мужем и женой, их брак будет считаться недействительным.
   – Мне бы хотелось, чтобы ты лег в постель, – прошептала Имоджин. – Пожалуйста.
   Она решила, что он откажется, но Тайрон разделся и лег рядом. Он перевернулся на бок и поигрывал с прядкой ее волос.
   – Интересно, что ты станешь делать, если я снова начну?
   Имоджин с трудом проглотила слюну.
   – Подчинюсь, – храбро заявила она.
   – Так я и думал. Спи, Рыжик. Нам нужно как следует выспаться.

* * *

   Когда Имоджин проснулась, был уже день и она лежала на постели одна.
   Она услышала звуки голосов и ржание лошадей во дворе. Он уезжает, было первое, что пришло ей в голову.
   Имоджин хотела было подняться, как вдруг открылась дверь и вошел Фицроджер. Он поднял с полу ее платье и кинул его ей. Когда она его надела, он широко открыл дверь и впустил двух прислужников. Они постелили на стол скатерть, разложили мясо и хлеб, а затем поставили кувшин в элем.
   Когда они ушли, Фицроджер сказал ей:
   – Доброе утро. Видно, что ты хорошо отдохнула.
   – Да, я прекрасно выспалась.
   Потом Имоджин подумала, следовало ли ей так отвечать. Может, ей следовало бы не спать всю ночь?
   Девушка соскочила с кровати и села рядом с мужем за стол. Свежий теплый хлеб напомнил ей тот, который она ела в Кливе. Если бы она не добралась туда, что бы с нею стало?
   Если бы она попала в лапы Ворбрика, то в любом случае она была бы сейчас уже мертва, потому что непременно покончила бы с собой. В это чудесное солнечное утро, когда так звонко пели птицы и в воздухе стоял запах прогретой земли, она была рада тому, что жива-здорова.
   Она, конечно, может, смогла бы добраться и до короля, и ее оттуда сразу же отправили бы к Фицроджеру; тогда бы ей не пришлось диктовать ему свои условия.
   Но может, она смогла бы выйти замуж за Ланкастера. Имоджин представила себе Ланкастера в постели. У него были мясистые и влажные руки, и он постоянно облизывал губы, поэтому они постоянно мокры. У него из-за гнилых зубов изо рта дурно пахло. И она точно знала – ори не ори, Ланкастер, не задумываясь, овладел бы ею в первую же брачную ночь!
   – Что такое? – поинтересовался Фицроджер.
   – Ничего. Все уже встали?
   – У всех слуг с похмелья трещит голова, даже у тех, кто ночью стоял на вахте. Мне кажется, что почти все прекрасно провели время, – ответил Фицроджер.
   Все, кроме нас, подумала Имоджин.
   – Хэл уже встал и собирается на охоту. Имоджин решила, что Фицроджер начинает, слишком сильно опекать ее.
   – Я тоже хочу поехать, – заявила она.
   – Сегодня ты не можешь это сделать.
   – Я что, должна сидеть в комнате, да?
   – Имоджин, Каррисфорд – твой, и ты можешь делать все что угодно и идти куда угодно. Если хочешь, поезжай на охоту. Я уверен, что моя репутация от этого не пострадает, а тебе, видимо, на свою наплевать!
   Теперь она все поняла и покраснела. Если она проведет в седле весь день, все будут знать, что брак не был физически завершен или того пуще – решат, что она не была девственницей.
   – Ладно, я не поеду на охоту, – наконец смирилась она.
   – Как пожелаешь.
   Девушка грустно покачала головой. Ей хотелось рассказать ему о демонах и извиниться за свою глупость. Но она не могла подобрать подходящие слова.
   – Тебе необходимо женское общество. У тебя есть родственницы, которые могли бы приехать и жить здесь? – спросил Фицроджер.
   Имоджин отрицательно покачала головой.
   – Была моя.., тетка. У моего отца есть родственники во Фландрии, но я их не знаю…
   – Я что-нибудь придумаю. А пока я попрошу, чтобы несколько монашек из Хилсборо пожили у нас. Мне кажется, что тебе будет веселей в их компании.
   – Хорошо, – согласилась Имоджин.
   – Не смотри на меня так, – резко сказал Фицроджер. – Я не собираюсь на тебя набрасываться.
   Он вышел из-за стола, открыл сундук и вытащил из него пару перчаток для соколиной охоты и плетку, а потом направился к двери.
   – Отдыхай! – бросил он ей на ходу. Имоджин хотела пошутить и сказала:
   – Что это – приказ?
   Тайрон уже стоял в дверях.
   – Делай что хочешь. Каррисфорд твой, и ты его заслужила.

* * *

   Имоджин из окна видела, как мужчины отправлялись на охоту. Наверно, король прекрасно чувствовал себя после попойки, потому что только он и Фицроджер, казалось, с удовольствием сидели в седле. Остальные рыцари еле взобрались на коней, видимо, у них трещали с похмелья головы.
   Имоджин захихикала, когда один из рыцарей с неимоверным усилием взобрался на лошадь, но тут же упал на землю.
   Фицроджер почувствовал, что Имоджин смотрит на них. У него появилось радостное выражение на лице, и он послал ей воздушный поцелуй. Имоджин улыбнулась и скромно помахала рукой.
   Король что-то ему сказал. Она поняла, что он предложил Тайрону остаться дома, но тот отказался.
   Подошли сокольничьи с птицами, и некоторые рыцари посадили их на руковицы. Ее муж посадил на руку прекрасного сокола. Его голова, закрытая чехлом, повернулась на зов Тайрона, и птица изогнула шею под его ласковым прикосновением.
   Интересно, сохранились ли клетки с ее птицами и жив ли ее кречет? Ею овладело предчувствие самого плохого. Гончие рвались с поводков, таща псарей к воротам. Среди них девушка не увидела ни одной собаки своего отца. Их, видимо, украли или убили.
   Король подал сигнал, и все двинулись к воротам.
   А где лошади? – подумала Имоджин и вздохнула. Она уже не надеялась, что ее кобылка, белоснежная Изольда, смогла уцелеть после нашествия Ворбрика.
   Сейчас настало время отправиться в сокровищницу и начать по-настоящему вести дела в Каррисфорде. Ей до сих пор не хотелось подпускать Фицроджера к своим сокровищам.
   Как может быть так, что она одновременно и доверяет, и не доверяет ему?
   Да, в какой-то мере она доверяла ему, но она не верила, что он ради нее может принести в жертву свои интересы и интересы короля. Генрих и Фицроджер были, как говорится, «новыми людьми» и жаждали неограниченной власти. Ее муж желал прославить Клив, а королю необходима надежная база в этой части страны.
   Имоджин опять проклинала израненные ноги. Не могла же она босиком отправиться в сокровищницу.
   Где Марта? Хотя она и не была хорошей горничной, но другой у нее не было. Имоджин решила, что ей придется обойтись без услуг и в первый раз в жизни одеться самой.
   Она сама расчесала волосы, но заплести их в косу ей не удалось – они были слишком длинными и густыми.
   Как замужней леди ей следовало бы носить покрывало на голове, но сейчас у нее не было под рукой ни одного головного обруча. В сундучке Тайрона их тоже не оказалось. В ее же сокровищнице их более чем достаточно.
   Имоджин пришлось спуститься вниз босиком и с распущенными волосами. Если кого-то это шокирует, ну и пусть! Она прекрасно понимала: что бы ни делала жена Ублюдка Фицроджера, никто не посмеет даже высунуть язык, – и гордилась этим.
   Когда она увидела народ в зале, то с трудом удержалась от смеха. Вчера повеселились на славу. Рональд де Лисл развалился за столом, положив голову на руки.
   Имоджин подошла к нему.
   – Доброе утро, сэр Рональд.
   Она произнесла это очень тихо, но он дернулся, как будто кто-то закричал ему прямо в ухо. Но потом он вспомнил о хороших манерах и, пошатываясь, привстал перед ней.
   – Доброе утро, маленький цветок.
   Он пристально посмотрел на нее и добавил:
   – Вы прекрасно выглядите. У него затрещало в голове от собственных слов, и он болезненно поморщился.
   – Спасибо, у меня все в порядке. И я могу сказать, что я в лучшем состоянии, чем большинство людей в замке. Вы не захотели отправиться на охоту?