Бейкер Мэдлин. Сердце беглеца

   Итак, Рэйчел принялась умело промывать рану.
   Тайри застонал, когда невидимые руки коснулись его левого бока. Легчайшее прикосновение вызывало у него нестерпимую боль, и он стиснул зубы, когда Рэйчел нащупала пулю. И все это время он крепко сжимал в руках свой «кольт», черпая в нем утешение, хотя и сам не понимал, почему это было так важно.
   Рэйчел прикусила губу, брови ее сошлись к переносице… И вот она удалила пулю. Затем еще раз промыла рану и протерла кожу крепким раствором карболки.
   С легким вздохом удовлетворения она перекатила полубесчувственное тело на бок, чтобы убрать пропитанные кровью простыни, и тут увидела шрамы на широкой спине. Она знала, что в тюрьме заключенных частенько наказывают плетьми за неповиновение, и похолодела, подумав, что человек, беспокойно мечущийся на постели, возможно, беглый заключенный.
   Но несмотря на страх, она, как под гипнозом, продолжала рассматривать широкую покрытую шрамами спину, вдруг в каком-то странном помрачении испытав прилив глубокой жалости. Ни одно человеческое существо, независимо от его деяний, не должно подвергаться столь жестокому наказанию!
   Нежно и осторожно Рэйчел обмыла бронзовую от загара спину, постелила чистую простыню и прикрыла раненого одеялом.
   Затем она снова начала рассматривать его. Он был крупным мужчиной, высоким, поджарым с крепкими, как канаты, мускулами. Хотя он очень исхудал, нетрудно было догадаться, что когда-то он мог поразить могучим сложением. Нижнюю часть лица закрывала густая черная борода, поэтому трудно было определить его возраст и понять, красив ли незнакомец.
   Когда он в беспамятстве что-то бормотал, речь его пересыпалась грубыми ругательствами, не предназначенными для ушей леди. Даже Рэйчел, привыкшей к мужской брани и наслушавшейся ее от работников ранчо, редко доводилось слышать такое.
   Внезапно мужчина начал беспорядочно метаться по постели. Веки его затрепетали и поднялись, и он незрячими глазами уставился на Рэйчел.
   – Ты, грязный сукин сын, – проворчал он, – будь у меня свободные руки, я бы вырвал у тебя плеть и дал тебе отведать твоего собственного лекарства.
   Теперь он лежал тихо, оцепеневший, и будто прислушивался к какому-то отдаленному и ему одному слышному звуку или голосу, потом рассмеялся низким отрывистым смехом, но в смехе этом можно было отчетливо различить отчаяние.
   – Давай, действуй, ты, ублюдок, делай свое черное дело!
   Рэйчел, сжав губы, молча наблюдала, как его тело вдруг напряглось. Рот превратился в одну тонкую линию, на лбу выступила испарина – он, очевидно, вновь переживал те минуты, когда плеть прогуливалась по его телу.
   Видеть это было слишком ужасно. Шагнув вперед, Рэйчел положила руку ему на плечо и слегка встряхнула.
   – Все кончилось, – прошептала она, стараясь, чтобы слова ее звучали убедительно. – Забудьте об этом. Спите. Все прошло. Постарайтесь заснуть.
   Слова утешения, произнесенные столь нежным голосом, словно пробудили Тайри – глаза его открылись. Он, не отрываясь, смотрел на склонившуюся над ним женщину, ожидая найти в ней черты той, кого любил больше жизни. Но маячившее над ним лицо было цвета бледной слоновой кости, а не медного, а волосы женщины оказались золотистыми, как мед, а не черными, как у индианок. Глаза же были вовсе не шоколадными, а невероятного синего, как небо, оттенка.
   Разочарованный, он закрыл глаза и снова провалился в глубокую черную бесконечную пустоту.
   Следующие несколько дней Рэйчел почти постоянно находилась у его постели. Она удерживала его, когда он начинал метаться, опасаясь, что ужасная рана снова откроется. Он и так уже потерял много крови, и новое кровотечение было слишком опасно.
   Где-то в глубине ее сознания таилась мысль о том, что, возможно, он преступник, которого ищут, и это не давало ей покоя. Помогать беглому арестанту – противозаконно! И хотя Рэйчел пыталась убедить себя, что он убегал вовсе не от правосудия, а от бродяг или индейцев, она понимала, что это не так. Шрамы на спине, странная окраска кожи на запястьях и щиколотках, безошибочно указывали на то, что он носил кандалы, да и те слова, что он бормотал в забытьи, – все вместе не оставляло сомнений в том, что он бежал из тюрьмы.
   И тогда, когда Рэйчел занималась обычными домашними делами, мысли ее по-прежнему были заняты незнакомцем. Кто он? Что натворил? Безопасно ли находиться с таким человеком под одной крышей? Когда она высказала свои опасения отцу, тот только пожал плечами.
   – Не думаю, что в ближайшие дни он может представлять опасность, – лаконично заметил Джон Хэллоран. – Но если он тебя беспокоит, я скажу ребятам, чтобы отвезли его в город к доку Фрэнклину.
   – Нет, – быстро возразила Рэйчел, – не думаю, что его уже можно перевозить, нет, пока не стоит.
   Чужой. Она теперь не могла думать ни о чем другом. Продолжая за ним ухаживать, она невольно замечала, как широки его плечи и как его длинные черные волосы завиваются вокруг ее пальцев, когда она его причесывает. Его усы, казавшиеся такими жесткими, оказались шелковистыми на ощупь. Она старалась не смотреть на его наготу, когда отирала с его тела пот или меняла повязку, но взгляд ее постоянно притягивали его плоский живот и узкие бедра. Все его тело было коричневым и не только там, где его могли касаться солнечные лучи.
   Щеки Рэйчел залил яростный румянец, когда она поймала себя на мысли, каково было бы почувствовать прикосновение этих сильных рук, а если бы он обнял ее…
   Незваный гость был источником возможных неприятностей. Интуиция Рэйчел просто кричала об этом! Конечно, следовало молить Бога о его скорейшем выздоровлении, но где-то внутри Рэйчел таилось нежелание отпустить его. Как глупо: ведь она даже не знала этого человека! Несомненно, следовало настоять на том, чтобы отец сообщил о нем властям немедленно, но жалость не позволяла ей обречь человека на возвращение в тюрьму в столь бедственном состоянии. Это не поздно будет сделать, когда он достаточно оправится и почувствует себя здоровым.
 
   Тайри очнулся, ощутил боль и увидел темноту вокруг. Жажда, усугубляемая сжигавшей его лихорадкой, мучила несказанно. Он беспокойно задвигался на своем матрасе и сбросил одеяла, давившие на него свинцовой тяжестью. Пальцы его инстинктивно сжали рукоять револьвера, который он все еще держал в руке. Но вдруг из тени материализовалась легкая фигурка. Нежная рука легонько прикоснулась ко лбу, с его лица и шеи осторожно отерли испарину прохладной тканью. И он почувствовал, как напряжение покидает его тело. Это была та, которая постоянно ухаживала за ним.
   – Лежите спокойно, – прошептала Рэйчел. – Вы среди друзей.
   Она бросила взгляд на револьвер, который он все еще сжимал в руке, но не сделала попытки отобрать его.
   Тайри хотел бы задать ей множество вопросов, но когда он попытался заговорить, из горла вырвался только придушенный шепот.
   Он ощутил сильный запах серы, потом вспыхнул огонек: женщина чиркнула спичкой, чтобы зажечь свечу на столике возле постели.
   – Вам больно? – спросила незнакомка ласково. – Повязка слишком тугая?
   – Нет. – Голос Тайри был слабым и ему самому показался чужим.
   – Есть ли у вас кто-нибудь, кому я могла бы о вас сообщить? Например, жена?
   – Нет. Воды… – Губы его шевелились, пытаясь произнести слова, но звука слышно не было.
   Но женщина поняла и быстро наполнила стакан водой из кувшина, стоявшего на прикроватном столике. Она приподняла его голову и держала так, пока он пил. Утолив жажду, он снова заснул.
   Следующие несколько дней представлялись ему калейдоскопом боли и лихорадки. Бок безбожно болел. Казалось, внутри горят все огни ада, и он беспокойно метался из стороны в сторону, не в силах ускользнуть от свирепой жгучей боли или кошмарных образов, наводнявших его сны. Сны о железных решетках и холодных серых стенах, о давно умерших людях, погибших от его руки. Иногда в этих кошмарных снах появлялось нежно улыбавшееся ему лицо Ред Лиф, и он сам слышал, как бормочет неразборчивые слова на гортанном языке апачей, слышал, как снова и снова выкрикивает ее имя, словно испуганный маленький ребенок, призывающий мать.
   В моменты просветления Логан осознавал, что у его постели сидит женщина с прекрасными небесно-синими глазами. Ее лицо было спокойным, добрым и полным сострадания, отирала ли она губкой обильный пот с его лба или утоляла его жажду, поднося к губам кружку с водой. Она всегда оказывалась здесь, рядом, когда он в ней нуждался. Голос у нее был низкий, нежный и приятный для слуха, как звук летнего дождя, обрушивающегося на выжженные солнцем травы прерий. Даже блуждая по темным коридорам прошлого, он каким-то образом чувствовал ее присутствие и то, что она желает ему блага. И по какой-то извращенности натуры испытывал раздражение: его бесили эти постоянные внимание и забота, приводили в ярость его собственная слабость и зависимость от другого человеческого существа.
   Но ничто не длится вечно, и человек или выздоравливает, или умирает. А Тайри еще не был готов к смерти. Наступил день, когда он наконец открыл глаза и понял, что худшее миновало. Температура упала, лихорадка прошла, оставив его слабым, как новорожденного щенка. Бок все еще болел, прикасаться к нему было мучительно, но при всем этом Логан чувствовал себя много лучше, чем во все предшествовавшие долгие дни.
   «А сколько их прошло?» – гадал Тайри, с любопытством разглядывая окружавшую его обстановку: узкую, скудно меблированную комнату с маленьким дубовым столом, высоким комодом и кроватью, которую он занимал. Одежда его, выстиранная и выглаженная, была аккуратно сложена на комоде. Револьвер покоился на столике возле кровати. И достать его не составило бы труда. Он подумал: как этой женщине удалось разжать его пальцы и вынуть оружие из его руки? Он удивился: «кольт» его был все еще в боевой готовности.
   Тайри не очень уверенно размышлял о том, не попытаться ли встать, когда дверь спальни отворилась и в комнату вошла женщина с небесно-синими глазами – ее юбки с шуршанием льнули к стройным щиколоткам. Она нахмурилась, видя, что рука Тайри сжимает рукоять «кольта» и его длинный смуглый палец лежит на спусковом крючке – он сделал это автоматически.
   – Вы, конечно, понимаете, что я не желаю вам зла, – сказала Рэйчел сухо, и Тайри впервые заметил, что она едва вышла из детского возраста. Ей было лет девятнадцать или двадцать.
   Но какая красавица! Роскошные длинные золотые, как мед, волосы перевязаны на затылке белой лентой, глаза глубокие и синие, как воды Тихого океана, маленький носик чуть вздернут, а рот просто создан для поцелуев. Тайри давно не видел женщин, и глаза его задержались на ее фигуре, с восхищением отмечая все ее достоинства. Широкий синий кушак опоясывал талию, столь тонкую, что он не сомневался – мог бы охватить ее одной рукой!
   С минуту Логан раздумывал: не стоит ли попытаться затащить ее к себе в постель и попробовать, каковы на вкус эти пухлые розовые губы, нежные, как лепестки шиповника?
   – Ну? – спросила Рэйчел, не сводившая глаз с револьвера, который он все еще сжимал в руке.
   С кривой усмешкой Тайри отложил «кольт» в сторону.
   – Давно я здесь?
   – С неделю.
   С минуту Логан переваривал это сообщение, лицо его стало задумчивым.
   – Девочка, которая меня нашла, ваша?
   – Нет. Племянница Джо Кохилла.
   – Кохилла?
   – Он у нас работает. Эми живет в городе, но на уик-энд приезжает навестить Джо.
   – О, я в долгу у вас и у ребенка, – сказал Тайри, перенося длинные ноги через край узкой кровати. – А теперь, если позволите, я оденусь и отправлюсь восвояси.
   Рэйчел, хмурясь, смотрела на него. Шутит он, что ли? Он был совсем не в том состоянии, чтобы отправляться в путь. Она собиралась сказать ему об этом в самых недвусмысленных выражениях, но тут простыня сползла, обнажив его поджарое тело.
   Глаза Рэйчел не могли оторваться от этого зрелища, и вдруг она почувствовала, как кровь прихлынула к ее щекам при виде его понимающей усмешки. Конечно, она видела его обнаженным, пока ухаживала за ним, но теперь все было иначе. Тогда он был слаб и не в силах позаботиться о себе. Но сейчас он бодрствовал, и от него исходила удивительная сила, одновременно пугающая и притягивающая.
   – И думать не смейте! – резко бросила Рэйчел, уязвленная его грубыми манерами. – Вы не в том состоянии, чтобы путешествовать.
   – Уж попытаюсь.
   Улыбка Рэйчел стала ядовитой, хотя и не утратила сладости, в то время как она начала собирать одежду Тайри, а затем аккуратно сложила ее и взяла под мышку. Когда она заговорила, голос ее тоже оказался полным желчи.
   – Уверена, что вы могли бы попытаться, – сказала она, четко выговаривая каждое слово. – Но я не могу допустить, чтобы все мои усилия вылечить вас пошли прахом. Вы и шагу не сделаете отсюда и не встанете с постели еще неделю. – Она снова улыбнулась ему медовой улыбкой. – А теперь будьте пай-мальчиком, полежите, а я принесу вам завтрак. Похоже, вам не повредит плотная трапеза.
   Сказав это, она повернулась на каблуках и выбежала из комнаты, держа под мышкой узел с его одеждой. Спина ее казалась прямой, как шомпол, и вся фигура выражала непреклонную решимость.
   Тайри выругался сквозь зубы. Черт возьми! Что она о себе вообразила. Она думает, что имеет право указывать ему, что делать, а чего не делать? Черт бы побрал этих баб, которые лезут не в свое дело!
   Он кисло улыбнулся и снова опустился на подушки. И все же, подумал он, не мешает устроиться поудобнее. Он, конечно, никуда не мог двинуться без одежды.
   Когда она вернулась, Тайри все еще сидел на постели с руками, скрещенными на груди, с простыней до неприличия низко спустившейся на бедра. Она вошла, держа в одной руке миску с овсяной кашей, а в другой изящную фарфоровую чашку с блюдцем.
   Рэйчел остановилась как вкопанная, и в глазах ее засверкал гнев. Простыня, едва прикрывавшая его бедра, казалась ослепительно белой по сравнению с его смуглой кожей.
   Она глубоко вздохнула, решив не показать ему ни за что на свете, как глубоко взволновало ее созерцание этой мужественной обнаженной груди.
   – Я покормлю вас? – спросила она, роняя слова, как льдинки. – Или будете есть сами?
   – Я думал… вы сказали, что это будет плотная пища, – проворчал Тайри, с отвращением разглядывая овсянку.
   – Для человека, который в течение недели не ел ничего, кроме крепкого говяжьего бульона, это достаточно плотная пища, – возразила Рэйчел. – Хотите ешьте, хотите нет.
   Тайри хмуро принял миску и скорчил гримасу, проглотив первую ложку овсянки.
   Пока он ел, Рэйчел откровенно изучала его. Лицо его было жестким и неприветливым, глаза под прямыми черными бровями казались холодными и жестокими. Теперь, когда он полностью пришел в себя, в его облике была заметна напряженность и настороженность, нечто напоминающее поведение преследуемого животного, будто он каждую секунду ожидал, что сейчас на него выпрыгнут из засады.
   Отставив миску в сторону, Тайри посмотрел на Рэйчел и встретил ее прямой взгляд.
   – Я съел это, как послушный мальчик, – сказал он с усмешкой. – Но чай пить не буду.
   – Вы предпочли бы кофе?
   – Я предпочел бы виски.
   – Боюсь, вам придется удовольствоваться кофе, – сказала Рэйчел твердо.
   Забрав грязную миску и нетронутый чай, она выскользнула из комнаты. Тайри проводил ее пристальным взглядом, полным бессильного гнева. Женщина вернулась в сопровождении крепко сколоченного старика.
   – Я Джон Хэллоран, – представился тот, протягивая левую руку. – Думаю, вы уже познакомились с моей дочерью Рэйчел.
 
   Джон Хэллоран был высоким и прямым с волосами цвета железа и с лицом, напоминавшим оттенком старое седло. Его правый рукав от локтя был пуст и заправлен в карман штанов. Пожатие его было крепким.
   Такие же, как у дочери, ярко-синие глаза Хэллорана искрились весельем. Он заметил, что Тайри рассматривает его пустой рукав, и добродушно пояснил:
   – Потерял руку несколько лет назад, когда скотина вырвалась на волю. Но сейчас уже привык. А вы как себя чувствуете?
   – Много лучше. Я благодарен вам за гостеприимство.
   – Рад вам помочь, хотя в этом случае все заслуги принадлежат Рэйчел. Я не расслышал вашего имени.
   – Не думаю, чтобы я его называл. Но можете звать меня Смитом.
   – О, беглец, да? – догадался Хэллоран и добродушно хмыкнул. – Расслабьтесь, Смит. Здесь вы очень далеко от тех, кто вершит правосудие. – Он мимоходом бросил взгляд на лежащий на прикроватном столике револьвер. – Умеете управляться с этой штукой? Тайри пожал плечами.
   – Обычно попадаю, куда целюсь. Джон Хэллоран кивнул:
   – Да, да. Похоже, вы говорите правду. Лишнее оружие может пригодиться, как и руки, умеющие с ним обращаться, – пробормотал он с таинственным видом и поспешно вышел из комнаты, нахмурив седые брови, будто он размышлял о чем-то серьезном и неприятном.
   Когда старик ушел и они остались наедине, Рэйчел спросила прямо:
   – Вас разыскивают власти, мистер Смит?
   – Послушайте, леди, – ответил Тайри раздраженно, – я ваш должник, вы заботились обо мне, но мои отношения с властями и законом вас не касаются.
   – Пожалуй, вы мне не очень-то нравитесь, – отозвалась Рэйчел, и в ее небесно-синих глазах вспыхнул гнев.
   – А я мало кому нравлюсь.
   – А вас самого это устраивает? Хотя, кажется, вы этого и добиваетесь, – высказала догадку Рэйчел. – С той самой минуты, как я вошла в эту комнату сегодня утром, вы сделали все возможное, чтобы вызвать к себе неприязнь. А зачем? Что вы пытаетесь доказать?
   – Вы надоедливая дамочка, – побормотал Тайри. – Неужели ваш старик не научил вас не совать нос в чужие дела?
   Рэйчел отпрянула, будто ей дали пощечину.
   – Прошу прощения, – сказала она как можно суше. – Больше я в ваши дела соваться не буду.
   И, окутанная с головы до пят, как плащом, чувством собственного достоинства, она вышла из комнаты.
   Тайри долго смотрел ей вслед, мысленно проклиная за то, что она забрала его одежду. Не мог же он в самом деле выйти из этого дома в одних сапогах с гордой улыбкой на лице. Будь она проклята, эта женщина! Почему бы ей не заняться ее собственными чертовыми делами, а его не оставить в покое?
   Оставшуюся часть утра Тайри проспал, и, когда Рэйчел принесла ему говяжий бульон и кусок свежеиспеченного хлеба на ленч, он покорно принял еду и вежливо попросил добавки.
   Смягченная внезапным аппетитом Тайри и его послушанием, Рэйчел принесла ему еще кусок хлеба, только что вынутого из духовки, и вторую порцию бульона. Она предложила ему также кружку горячего черного кофе, умеренно сдобренного бренди. Пока он ел, она прибирала в комнате, ощущая спиной его взгляд.
   – Я сожалею о своей грубости сегодня утром, – сказал Тайри через некоторое время. Тон его был не слишком любезным, и Рэйчел заключила, что он не привык извиняться за свои слова или поступки.
   – Я тоже об этом жалею, – сказала Рэйчел с улыбкой.
   – Вы с отцом одни ведете дела на своем ранчо?
   – Да, вроде того. Джоб Уэлш и апачи распугали всех наших работников.
   – Уэлш?
   – Он владеет ранчо, расположенным к востоку отсюда. В этой части страны оно самое большое.
   – И хочет прибрать к рукам и ваши владения, да?
   – А вы откуда знаете?
   – Ну, это старая история, – сказал Тайри, пожимая плечами. – Должно быть, у вас очень хороший кусок земли, если Уэлш хочет ее заполучить.
   – А вы знаете Уэлша?
   – Нет, я знаю людей его типа.
   – Значит, вы понимаете, какому напору нам приходится противостоять.
   – Я понимаю, что вы дура.
   – Прошу прощения?
   – Вы меня отлично расслышали. Вы просто сошли с ума, если с одной стороны вас теснят апачи, а с другой такой грабитель и хапуга, как этот Уэлш, и вы еще сопротивляетесь.
   – Возможно, – ответила Рэйчел резко. – Но здесь, в этой земле, наши корни. Мы пустили их глубоко. Здесь похоронены моя мать и маленький брат. И мы эти места не покинем.
   – Ну что ж, вам решать. Не с меня же будут драть шкуру.
   – Нет, не с вас, – сердито огрызнулась Рэйчел и выскочила из комнаты, изо всех сил хлопнув дверью.
   Джон Хэллоран с нежностью смотрел на дочь, которая сновала по просторной кухне, занятая приготовлением обеда. Она была красивой девушкой, к тому же леди с головы до пят, несмотря на то что вела такую суровую жизнь. Он гордился ее строгой красотой и тем, как она несла свою ношу, без жалоб выполняя свою долю работы, гордился силой ее характера.
   «Да, мы можем гордиться, Элен, – думал он. – Нам есть чем гордиться!»
   – Ты знаешь, что его разыскивают власти? – сердито поинтересовалась Рэйчел. Она все еще злилась на того, кто назвал себя Смитом. Его лексикон и высокомерие явно выходили за рамки дозволенного. – Нам больше незачем оставлять его у себя.
   – Еще день-другой можно потерпеть, – мягко возразил Хэллоран. Но Рэйчел была права. Совершенно очевидно, что этот человек в бегах. У него вид преследуемой дичи – настороженный и недоверчивый, столь свойственный всем существам, за которыми охотятся, будь то человек или зверь.
   – Он мне не нравится, – пробормотала Рэйчел, расстилая на столе клетчатую красно-белую скатерть.
   – Скоро он уедет, – успокаивающе заметил Хэллоран. Он поднялся и налил себе чашку кофе из большого черного кофейника, постоянно кипевшего на маленьком огне. – Мне хотелось бы…
   – Хотелось бы чего? – спросила Рэйчел подозрительно.
   – Ничего, ничего, – торопливо ответил Хэллоран. Но в голове его уже зрела мысль. Человек, назвавший себя Смитом, возможно, и разыскивался властями, возможно, и был опасен, но вместе с тем он мог бы стать ценным приобретением для их ранчо. Все в его облике говорило о том, что он хороший стрелок, а они сейчас отчаянно нуждались в защите.
   Размышления Джона Хэллорана были прерваны Рэйчел, подавшей на стол обед. Обед был приготовлен отменно, но Рэйчел все удавалось, за что бы она ни взялась и к чему бы ни приложила руку.
   Во время трапезы они болтали о разных не слишком важных вещах, в основном о делах, касавшихся ранчо. Рэйчел не любила касаться во время еды неприятных тем, и Хэллоран уважал ее волю. Поэтому то время, что они проводили за совместными трапезами, всегда было отдохновением и радостью, ведь они были не только отцом и дочерью, но и добрыми друзьями.
   Рэйчел улыбнулась отцу, и он снова наполнил едой свою тарелку. Ее всегда удивляло, что он ничуть не прибавлял в весе, несмотря на то что ел всегда за двоих. Он на редкость добр, думала она с нежностью. Несмотря на то что земля у них была скудна на урожай, жизнь сурова, а распри с Джобом Уэлшем все продолжались, отец ее оставался мягким человеком с нежным сердцем и чистой душой.
   Отложив в сторону вилку, Рэйчел приготовила еду, чтобы отнести Смиту. Ее пугала новая встреча. Ей было неуютно находиться в одной комнате с их незваным гостем. Она решила, что никогда в жизни не встречала столь неприятного, вызывающего раздражение человека.
   Как только она вошла, Рэйчел почувствовала его взгляд. И ей сразу стало не по себе, а на щеках выступили красные пятна.
   – Пахнет хорошо, – процедил он, растягивая слова.
   Не говоря ни слова, Рэйчел поставила поднос на столик возле постели. Всем своим видом она хотела показать, что его присутствие в их доме для нее нежелательно.
   – Приходится пожалеть, что я не умер, – раздраженно пробормотал Тайри. – Это избавило бы вас от лишней работы.
   – Да, – согласилась Рэйчел. – Я вернусь за подносом позже.
   Тайри проводил ее хмурым взглядом. Никогда ни одна женщина не смотрела на него с таким отвращением. Он с яростью набросился на еду, неохотно признавая, что она отличная кухарка.
   На кухне Рэйчел собрала грязные тарелки, оставшиеся после обеда, а затем присоединилась к отцу в маленьком кабинете, где они имели обыкновение играть в шашки. Это была лучшая часть дня, время, когда они обменивались мыслями, делились впечатлениями, рассказывали о том, что произошло, а также вместе принимали те или иные решения.
   Их игра была прервана стуком во входную дверь. Джон Хэллоран осторожно открыл и впустил незваных гостей.
   Голос Толстозадого вторгся в сон Логана Тайри и мгновенно пробудил его. С закрытыми глазами Тайри вслушивался в разговор: Джон Хэллоран уверял Броуди, что на их ранчо не появлялся человек, отвечающий описанию внешности и приметам Тайри.
   – Но вы можете обыскать наш дом, если угодно, – предложил Хэллоран. Тайри затаил дыхание, ожидая ответа.
   – Нет нужды, – ворчливо ответствовал шериф. – Но если он появится и будет здесь бродить, сначала стреляйте в него, а потом уже задавайте вопросы. Он наемный убийца. Вот так.
   – Убийца? – В голосе Рэйчел прозвучала подлинная тревога.
   – Да, мэм, – подтвердил Броуди. – Хладнокровный наемный убийца. Несколько лет назад без всякой причины застрелил двоих мужчин в техасском борделе. Не дал им даже возможности вытащить пистолеты. Убил человека в Аризоне. И это только трое из длинного списка.