Гости как по команде дружно посмотрели на Марику. Та невольно поёжилась.
   – Итак, я рассказываю дальше? – переспросил Джулиан, выпуская через ноздри очередную порцию дыма.
   – Да, конечно, – подтвердил Дон. – Извини, Джуд, что перебили тебя.
   – Ничего, – отмахнулся Джулиан и продолжил свой рассказ:
   – Мать моя умерла во время родов. Отец работал врачом в одной из частных клиник в Бостоне. Он очень много поездил по свету и почти всегда брал в очередное путешествие и меня. Больше всего меня тянуло, как это ни банально, в Африку. Побывав как-то раз в Каире, я навсегда полюбил Египет. Отец говорил, что наши предки жили когда-то в этой стране и уехали оттуда в позапрошлом веке. Вернее, их вывезли работорговцы. С тех пор, как я узнала об этом, белые люди начали меня раздражать. Единственное исключение – это Марика…
   Джулиан затянулся и немного помолчал. Затем встал, открыл шкаф и достал оттуда несколько фотографий.
   – Вот, посмотрите, это – Каир.
   И он протянул Сплинтеру фото. На любительских чёрно-белых снимках были видны плоские черепичные крыши грязноватых лачуг и стройные высокие небоскрёбы. На одной из фотографий на фоне какого-то здания стоял юноша, чем-то напоминающий Джулиана и высокий темнокожий мужчина в феске.
   – Это ваш отец? – спросил Сплинтер.
   – Нет. Этого человека зовут Делихьяр. Я познакомился с ним во время одного из путешествий. Он, кстати, и научил меня всему тому, что я сегодня умею.
   Джулиан снова уселся в своё кресло и начал набивать новую трубку. Черепашки взяли у Сплинтера фотографии и с интересом рассматривали их.
   – Нас познакомил отец. Делихьяр работал в то время в цирке. Он дрессировал змей, глотал огонь и вгонял иглы себе в ноги. Обычный балаган, в общем. Только Делихьяр на самом деле умел гораздо больше. Он был настоящим врачом, пожалуй, единственным в своём роде в Северной Африке. Делихьяр мог поднять на ноги любого безнадёжного больного за пару дней.
   – А почему же тог да он выступал в цирке, а не лечил людей? – спросил Сплинтер.
   – Ему не разрешали приближаться к больным. Делихьяра подозревали в занятиях чёрной магией. А в Египте есть закон, который под страхом смертной казни запрещает заниматься чернокнижием, или койу, как это у них называется. Когда мы познакомились, отец сказал, что Делихьяр очень серьёзно болен и не в состоянии помочь себе. Он должен был умереть через несколько месяцев. Поэтому ему нужен был ученик, которому можно было бы передать все знания и опыт, которые накопил колдун. Я с радостью согласился… О чём ещё ни разу не пожалел.
   – И этот Делихьяр научил тебя делать кукол? – полюбопытствовал Леонардо.
   – Да, именно он, дружок. Конечно, по мастерству мне пока так и не удалось приблизиться к своему учителю. Но впереди ещё долгая жизнь.
   – Странно как-то, – произнёс задумчиво Мик, – искусный врач и вдруг занимается изготовлением каких-то игрушек.
   – Ничего странного, старик, тут нет, – перебил его Джулиан. – Если бы Делихьяр не был кукловодом, он никогда бы не стал врачом. И наоборот. Весь фокус в том, что настоящие кукловоды делают кукол как две капли воды похожих на людей. И поэтому они должны до мелочей знать, как устроен человек, как работает его организм и всё такое прочее. А с другой стороны, совершенствуясь в изготовлении кукол, Делихьяр больше узнавал о внутреннем устройстве человека. Понимаешь?
   Микеланджело почти ничего не понял, но на всякий случай кивнул.
   – Я проучился у Делихьяра полгода. И когда отец прилетел в Каир, чтобы забрать меня, я знал и умел достаточно, чтобы совершенствоваться дальше самостоятельно.
   – А что Делихьяр? – спросил Раф.
   – Он умер через день после моего отъезда. Делихьяр сделал все свои дела на земле и спокойно перешёл в лучший мир… А я, – продолжал Джулиан, – очень скоро потерял и отца. По глупому и досадному недоразумению большая часть денег, которые он оставил мне, оказалась в руках проходимцев. Я с четырнадцати лет был вынужден обеспечивать себя сам. Я работал на стройке, в магазине. Почти целый год я пахал на военном заводе, где делают баллистические ракеты. Мне довелось работать даже на бойне… Короче, насмотрелся я всякого. В конце концов мне удалось устроиться в передвижной цирк-шапито. Но и здесь мне не повезло. Я подрался с директором, который посмел обозвать меня «черномазым» и очень скоро вновь оказался на улице. Вот тогда-то меня и занесло в Даллас, в ортопедический центр, где я познакомился с Марикой.
   Джулиан заулыбался.
   – Чтобы не попасть впросак, как Делихьяр, я обучаю её всем премудростям, которые успел узнать. Она очень способная ученица.
   Усмехнувшись, Марика поднялась и начала убирать чашки.
   – Может, кто-нибудь хочет ещё кофе? – спросила она у черепашек.
   – Нет, спасибо, – ответил за всех Раф. – Боюсь, что потом не уснём.
   – А кем ты работала в этом ортопедическом центре, Марика? – спросил Дон.
   – Обычной медсестрой, – ответила она. – И до сих пор, наверное, прозябала бы там, если бы не Джулиан. Он меня буквально вызволил из этого ужасного города.
   – Это она сейчас так говорит, – продолжал улыбаться Джуд. – А тогда я только и слышал, какой Даллас замечательный, современный и красивый.
   – Было, было, – согласилась девушка. – Но стоило тебе показать мне подземный город, как я поняла, что такое настоящая жизнь.
   – Подземный город? – переспросил Сплинтер. – Какой такой подземный город?
   Джулиан и Марика переглянулись.
   – Обычный подземный город, как и все подземные города, – пожав плечами, ответил мулат. – Я показал его Марике на второй день нашего знакомства. Вот как она меня очаровала. И хотя меня в Далласе в конце концов стали называть колдуном, секретом настоящего колдовства всё-таки обладает именно эта симпатичная девушка, а не я.
   – Джуд, расскажи всё-таки про подземный город, – тряхнул головой Донателло. – Если начал, то не тяни уже резину.
   – Ну, ладно, – вздохнул Джулиан. – Делихьяр когда-то посвятил меня в эту тайну. Оказалось, что под землёй, где, по обычным понятиям только черви, кроты и полезные ископаемые, течёт своя жизнь, такая же сложная и разнообразная, как и на поверхности. Очень давно, ещё в восемнадцатом веке, когда в этих краях процветала работорговля, небольшая группа рабов, которая вкалывала на медном руднике под Цинциннати, обнаружила огромную просторную шахту. Она сохранилась, видимо, ещё с тех пор, когда коренное индейское население обладало необычайно высоким уровнем культуры. Посовещавшись между собой, рабы решили никому ничего не говорить о находке. В один прекрасный день им удалось незамеченными ускользнуть от надсмотрщиков и укрыться в шахте. Готовя побег, они тайком носили сюда продукты, и у них образовался довольно солидный запас, которого должно было хватить на несколько недель. Беглые рабы не теряли времени даром и тщательно обследовали шахту. Оказалось, что она имеет массу ответвлений, которые тянутся на многие километры под землёй и имеют несколько выходов на поверхность. Таким образом проблема с избавлением от преследования, казалось, была решена. Рабы могли выйти наружу уже на территории другого штата. Правда, стоило это сделать, как одного из них тут же схватили. Власти трёх соседних штатов устроили настоящую травлю на беглых рабов. Увы, бедолагам ничего не оставалось, как снова спуститься под землю. Среди рабов был один знахарь из Северной Африки. Он раньше жил в небольшом племени, которое было подчистую вывезено работорговцами в Америку. Это был хороший, умный человек, который в совершенстве знал искусство койу – того самого колдовства, которое ныне преследуют власти современного Египта. Знахарь сказал своим друзьям, что, видно, само провидение спустило их под землю и что они должны дать начало новой цивилизации. Они работали не покладая рук, расширяя и углубляя шахту, строя подземные жилища, систему вентиляции и многое-многое другое. Еду подземные жители добывали, делая ночные набеги на военные форты и поселения. Постепенно молва о них дошла до других рабов, и под землю стали стекаться чернокожие, которым удалось убежать от своих хозяев. Появилось оружие. Появились целые подземные деревни, готовые насмерть бороться с белыми людьми. Только силы пока что были слишком неравны. Подземные люди попытались провести крупную операцию по освобождению рабов на одной из плантаций. Только ничего не получилось. Чернокожие начали отвыкать от большого пространства и плохо ориентировались. Очень много людей тогда погибло. Единственное, чего удалось добиться людям из шахты – это того, что суеверные бледнолицые стали пугать ими своих детей.
   – А как же они жили без солнца и свежего воздуха? Да к тому же под землёй, наверное, всё время очень холодно? – спросил Донателло.
   – Подземным людям, конечно, пришлось натерпеться всякого. Но в конце концов решение почти всех проблем было найдено. В шахты поступал свежий воздух, была придумана оригинальная система канализации. К тому же у подземных людей появилось золото – не зря же они исползали на коленях каждый дюйм шахты. Теперь они могли покупать еду, одежду и другие вещи.
   – Но ведь тогда люди наверху, наверное, догадались, где скрываются беглые рабы?
   – Кто-то, безусловно, догадывался. Только после этого он, как правило, долго не жил. Подземные рабы могли постоять за себя. Да и, честно, говоря, в какой-то момент обнаружилось, что не только белые могут охотиться на людей. Люди койу тоже научились устраивать облавы на белых. Только по-своему.
   – А это как? – поинтересовался Дон.
   – Очень просто, старик. Тому, кто знаком с искусством древнего колдовства, необязательно гоняться за добычей по холмам. Он настигнет её и сидя под землёй на глубине в сотню футов.
   Джулиан замолчал. Он тяжело дышал, широко раздувая ноздри. В комнате стоял собачий холод, но его тонкое лицо было покрыто мелкими бисеринками пота. Черепашки за этот вечер впервые увидели его таким. И, честно говоря, немного испугались. Почему-то им стало стыдно. Будто это они виноваты в том, что неграм так плохо жилось.
   – Не расстраивайся, Джулиан, – не выдержал Леонардо. – Мы ведь тоже почти как негры.
   Резко обернувшись, мулат вперил в Лео горящий взгляд. Тут уж друзья испугались по-настоящему. Но Джулиан неожиданно громко засмеялся и смеялся очень долго, пока не обнаружил, что его трубка погасла.
   – Ты мне зверски нравишься, старик, – произнёс он, поднося спичку к трубке. – Значит, ты хотел успокоить меня, поддержать, да?
   Огромное тело Джулиана снова начало сотрясаться от безудержного смеха. Леонардо сидел ни жив ни мёртв.
   – И если я, – продолжал сквозь хохот великан, – буду много работать над собой, то превращусь в черепашку? А? Ааа-хахахх!!!
   Лео превратился из зелёного в светло-салатового. Он буквально не находил себе места от смущения. Тут Марика решительно поднялась.
   – Тебя начинает разбирать, Джуд, – сказала она. – Прекрати, пожалуйста.
   Джулиан засмеялся ещё громче. Это было похоже на истерику.
   – А ты? – прокричал он, давясь от смеха, – ты тоже считаешь, что если моя кожа поменяет цвет, то это будет эволюция?
   Даже мудрый Сплинтер отказался понимать этот бред.
   – Нам лучше пойти домой, ребята, – громко сказал он. – Мы, пожалуй, чересчур засиделись.
   У Джулиана выпала изо рта трубка и покатилась под шкаф. Он, казалось, очнулся от какого-то наваждения, но в это время Марика уже вывела гостей из комнаты и провожала по коридору.
   – Вы куда? – Силуэт Джулиана возник на фоне распахнутой двери.
   – Я сейчас вернусь, – крикнула ему Марика. – Никуда не выходи.
   – Ещё чего! – удивлённо протянул мулат и двинулся вслед за черепашками.
   – Вот чёрт побери, – ругнулась вполголоса Марика, – с ним сейчас лучше не общаться. Вы идите сами, а я его задержу.
   Удивлённые черепашки попятились к люку.
   – Так что ты хотел мне сказать? – раздался громкий резкий голос Марики. Она отвернулась от черепашек и медленно направлялась к Джулиану.

Глава 6. Беспокойная ночь

   – Странный всё-таки парень, – произнёс Мик, когда они выбрались из люка наружу. Леонардо сдвинул на место мусорный контейнер и подул на озябшие руки.
   – Ну и холодина же у них в комнате, – сказал он. – Если бы я был африканцем, в жизнь бы не полез под землю.
   Друзья в полном молчании прошли к входу в своё жилище. Пока они сидели у Джулиана, на улице прошёл хороший снежок. Небо очистилось. На месте входа в подземелье образовался большой сугроб. Черепашки принялись разгребать снег.
   – Завтра будет сильный мороз, – негромко произнёс Сплинтер. – Кто у нас дежурный?
   – Я, – вздохнул Донателло.
   – Надо будет включить на ночь все обогреватели. И смотри, чтобы ничего не загорелось.
   – Да у нас, в принципе, и гореть-то особенно нечему, – пожал плечами Дон.
   – Конечно, – проворчал учитель. – Если не считать твоей лаборатории.
   «Сегодня, видимо, неблагоприятный день. Все какие-то раздражённые», – думал Донателло, отгребая в сторону снег.
   – Сплинтер! Сплинтер! – крикнул Лео, показывая куда-то в сторону. – Смотри, там, видимо, твой родственник побежал!
   Сплинтер терпеть не мог сухопутных крыс. Если это было возможно, он их просто не замечал. В противном случае учитель становился агрессивным.
   – Ну-ка, нагнись, Лео, – попросил он.
   Лео, все ещё глядя в сторону, наклонил голову к Сплинтеру. Тот отвесил ему звонкую затрещину.
   – За что, учитель? – обиженно шмыгнул носом Леонардо.
   – Не имей привычки подкалывать старших, – сухо оборвал его Сплинтер.
   – Да я никого не подкалываю, честное слово! Вот здесь, видите, пробежала крыса или какая-нибудь мышь, – Лео показал на цепочку следов и потрогал покрасневшее ухо. – И, главное, сразу затрещину…
   Раф выпрямился и посмотрел в ту сторону, куда только что смотрел его друг.
   – А точно, – произнёс он, – там и сейчас кто-то копошится.
   Рафаэль сделал два шага и остановился. Сейчас и остальные заметили, как какой-то зверёк отчаянно пытается пробраться по снегу в сторону мусорного контейнера.
   – Голодный, – заключил Леонардо. Он подошёл к копошащемуся существу и попытался взять его на руки. Раздался пронзительный писк. Лео невольно подался в сторону, оступился и упал.
   Сплинтер покачал головой.
   – Ты чудовищно невежлив сегодня, – наставительно произнёс он. – Любому зверю неприятно, когда к нему без разрешения тянут руки.
   Снег рядом с Леонардо зашевелился и застыл. Лео хлопнул рукой, надеясь накрыть ею зверя, потом ещё раз, но было поздно.
   – Убежал! Ёлки-палки, убежал! – закричал неудачливый охотник.
   – А почему ты так расстраиваешься? – удивился Дон.
   – Так ведь это не крыса была, честное слово! – постучал себя в грудь Лео. – Когда я наклонился, то сразу это понял. Он, понимаете…
   И тут все увидели, как неведомый зверёк вынырнул из снега шагах в пяти от них. Можно было держать пари, что это не крыса. Мелькнули крохотные, как у лемура, ручки с острыми коготками. Сплинтеру показалось, что он увидел плоскую чёрную мордочку зверька с огромной красной пастью. Зверёк на несколько секунд появился на поверхности и, будто пловец, вынырнувший, чтобы набрать воздуха, быстро скрылся под снегом.
   – Ого, – только и смог произнести Донателло.
   Черепашки подошли к этому месту и поковыряли снег. Нет, удивительный зверь окончательно скрылся.
   – Что ты скажешь по этому поводу? – поинтересовался Мик у Сплинтера.
   – Я скажу, что, если вы намерены завтра начать вовремя разминку, нам следует быстро отправляться спать, – сердито ответил учитель.
* * *
   Донателло долго не мог уснуть. Четыре мощных обогревателя ему удалось подключить к «пиратской» электросети, которую Дон ещё прошлой осенью отвёл от распределителя мистера Фредрикссона. Вообще-то Донателло давно изобрёл небольшой кварцевый генератор, который мог бы обслужить целый жилой квартал, но его приходилось держать на чёрный день. Когда его включали последний раз, Дон забыл отрегулировать выходную мощность, и целый квартал чуть не взлетел на воздух. Донателло потом дежурил целый месяц и всё это время отдраивал стены комнаты от копоти. Так что сейчас чудо-машина скромно дожидалась своего чёрного дня в дальнем пыльном углу за телевизором.
   Обогреватели работали на всю мощность. Воздух прогрелся чуть ли не до девяноста градусов по Фаренгейту, но мало того – машины просто сотрясали воздух своим гулом.
   «Непонятно, как им удалось уснуть, – думал Дон, различая за надоедливым гулом спокойное посапывание друзей. – Так и тепловой удар схватить можно».
   Он встал с кровати и прошёлся по комнате, натыкаясь на табуретки и пустые коробки из-под колы. Тьма была – хоть глаз выколи. Да и как иначе может быть зимней ночью в подземелье?
   Сделав пару шагов, Донателло прислушался к ушибленному этим вечером колену. Удивительно, как Джулиану удалось быстро снять боль… Жаль, конечно, что замечательный вечер завершился так нелепо. И рассказ про подземных людей остался незаконченным… Что же произошло с Джулианом?
   И тут Донателло почувствовал, как его колено немеет. На какое-то время он просто перестал его чувствовать. Словно долго сидел в неудобном положении.
   Дон помассировал колено, но ничего не изменилось. Он почувствовал, что может упасть. Нога стала тяжёлой и неподвижной, как протез.
   Еле добравшись до своей кровати, Донателло сел. При этом он свалил на пол стопку книжек по квантовой механике, которые читал на ночь.
   – Что? Что? Куда Ааа?… – пробормотал во сне Мик и перевернулся на другой бок.
   «Нет, будить никого не буду, – подумал Дон, – это сейчас пройдёт». Он ожесточённо растирал колено и, казалось, оно постепенно приходило в норму. Донателло почувствовал лёгкое приятное покалывание – кровь снова побежала по жилам и капиллярам.
   Под креслом Сплинтера послышался тихий жалобный писк. Донателло усмехнулся. «Хоть Сплинтер и не любит мышей и крыс, они его, пожалуй, очень даже любят, – думал он. – Сколько раз мы вывешивали предупреждающие надписи для всех подземных грызунов, чтобы не появлялись здесь! Все равно какие-то нахальные Чипы и Дейлы постоянно пробираются сюда, чтобы потом рассказывать своим друзьям и подругам: вот, мол, я видела знаменитого Сплинтера совсем рядом… Какие они всё-таки глупые». Донателло специально ставил мышеловку под кресло учителя, потому что все мыши, которые пробирались в комнату, считали своим долгом посетить это святое место. Пленниц для острастки оставляли в заточении на денёк-другой, после чего некоторые даже поправлялись на пицце с сыром, но визиты эти, как вы догадываетесь, не прекращались.
   Донателло вздохнул и поднялся посмотреть, не прижала ли автоматическая дверца мышеловки хвост не в меру любопытному грызуну. Но когда он залез под кресло, оказалось, что мышеловка пуста, а её дверь висит на одной петле, скрученная, как если бы была сделана из варёных спагетти. Дон долго с недоумением вертел в руках покалеченную мышеловку, пытаясь понять, как её можно было так обработать. Он попробовал сам согнуть закалённую стальную проволоку, но у него ничего не вышло.
   Прислушавшись, Дон не уловил ничего, кроме тарахтения обогревателей и тонкого свиста, вырывавшегося из открытой пасти Сплинтера. Донателло на цыпочках обошёл комнату, заглянул под кровати и стол, обследовал кухонную посуду, но не нашёл следов пришельца. «Так придётся медвежий капкан ставить, – пронеслось в его голове. – Неужели к нам пробралась чёрная крыса»?
   Когда-то давно, ещё только обживаясь здесь, друзья заметили, что из кухни пропадает великое множество съестных припасов. Потом они находили в самых неожиданных местах прогрызенные банки из-под консервированных ананасов, недоеденные, надкусанные полуфабрикаты тосканской пиццы, испорченный молочный шоколад. Несколько ночей черепашки по очереди дежурили на кухне, но поймать вредителя никак не удавалось. Наконец Сплинтер как-то сказал:
   – Я, кажется, понял, кому мешает наша кухня. Это Бильбауфман, чёрная портовая крыса.
   – Так это твой знакомый? – удивились черепашки.
   – Если я не ошибаюсь, то это именно он, – подумав, ответил учитель.
   – Хороши же твои друзья, – с кислой миной произнёс Мик.
   – Это не друг, – пропустив колкость мимо ушей, ответствовал Сплинтер. – Мы когда-то плавали вместе на «Трепанге» между Калькуттой и Гамбургом. Там было хорошо. Корабль ходил с полными трюмами южных плодов и мясных консервов, и жаловаться на жизнь нам с Бильбауфманом, сами понимаете, не приходилось. Поначалу мы ладили, но потом чёрная крыса решила сделать бизнес на «Трепанге», беря плату с сородичей за каждый рейс. Ну, дело такое, пришлось его высадить на одном коралловом рифе…
   – И ты полагаешь, что он тебя специально нашёл в Нью-Йорке, чтобы отомстить? – с сомнением покачал головой кто-то из черепашек.
   – Не думаю, что только во мне дело. В этом городе хватает соблазнов.
   – Но откуда такая уверенность, что это именно тот самый Буль… Бильфенштейн? – спросил Лео.
   – Бильбауфман, – поправил его Сплинтер. – Он больше всего на свете любил ананасные консервы «Пайн». Примерно так же, как вы пиццу. И только он мог открывать зубами миллиметровые жестяные крышки. И ещё у него был один железный клык, который поставили ему гамбургские крысы-пираты. Посмотрите на эту банку, которую я только что нашёл.
   Сплинтер протянул Дону прогрызенную в нескольких местах жестянку из-под ананасов с красочной надписью «Пайн – симфония для желудка с оркестром». Эти ананасы неделю назад приносила Эйприл. Дон с сожалением вздохнул и внимательно посмотрел на крышку. На местах, где тайный недоброжелатель пытался прокусить металл, отчётливо виднелись отверстия, будто оставленные трёхдюймовым гвоздём.
   – Этой ночью дежурю я, – произнёс Сплинтер.
   И он дежурил три ночи подряд, пока наконец однажды, помятый и обессиленный не разбудил под утро Донателло и не сказал ему:
   – Бильбауфман обещал отныне быть хорошим мальчиком и питаться исключительно земляными червячками.
   Надо ли говорить, какое облегчение испытали тогда друзья… Не очень-то приятно представлять, как по погружённой во мрак комнате в нескольких шагах от тебя прогуливается огромная чёрная крыса со стальным зубом.
   …Сейчас Дону пришлось вспомнить это жуткое чувство. Он подобрал с пола нунчаку и совершил ещё один обход. В какой-то момент ему показалось, что он снова услышал тоненький писк. «Может, это Сплинтер изобрёл новый способ похрапывания?» – подумал Донателло, приближаясь к креслу учителя.
   И тут он заметил, как сгусток темноты, более чёрный, чем ночь, отделился от его собственной кровати и метнулся в сторону генератора.
   – Стой, – вырвался у Дона хриплый сдавленный крик. Он не боялся, нет. Но в этот момент проклятое колено снова отказалось его слушаться.
   Донателло присел и, не в силах ничего сделать, следил глазами за перемещениями ночного гостя. Тот, как ни в чём ни бывало, забрался на стол, где стоял телевизор, затем перепрыгнул на генератор. «Нет, это не Бильбауфман», – подумал Дон, но не испытал почему-то никакого облегчения. Существо перемещалось в вертикальном положении. Оно иногда взмахивало передними конечностями и издавало тревожный тихий писк.
   – Это ты, Дон? – вдруг приподнялся в своём кресле Сплинтер и протёр лапой глаза.
   – Тсс, – Донателло указал рукой на генератор. – Смотри, там гости.
   Сплинтер встал с кресла и бесшумно подкрался к выключателю. В следующее мгновение комнату озарил яркий свет.
   На генераторе, щурясь и отчаянно пища, сидела на задних лапках обыкновенная серая мышь.
   – Дрессированная. Не боится, – произнёс Сплинтер, бесцеремонно приподнимая ночную гостью за хвостик и выбрасывая её на кухню. – Наверное, из Института вивисекции сбежала. Пусть подкрепится немного.
   Донателло почувствовал, что снова в состоянии двигаться. Колено сгибалось и выпрямлялось, будто с ним никогда ничего и не случалось. Он открыл уже было рот, чтобы рассказать Сплинтеру о том, какие кренделя выкидывала этой ночью его нога, но, подумав, остановился. «Сплинтер опять начнёт катить бочки на Джулиана, – подумал он. – Нет, между ними и так чёрная кошка пробежала. Лучше промолчу».
   – Если тебе жарко, выключи обогреватели, – сказал Сплинтер, направляясь к креслу. – Мой прогноз погоды, кажется, не оправдался. Да, и выключи заодно свет.
   Учитель свернулся клубком на мягкой обивке кресла и в ту же минуту уснул. Дон выключил свет и обогреватели и лёг на успевшие немного остыть простыни. Он с наслаждением потянулся, посмеиваясь над собой и своими недавними страхами. И вдруг, что-то вспомнив, резко поднялся с кровати.
   Он достал из-под кресла Сплинтера мышеловку и ещё раз внимательно осмотрел её изувеченную дверцу.
   – Вот чему учат их в Институте вивисекции, да? – задумчиво прошептал он.

Глава 7. Нога мистера Фредрикссона

   Мистер Фредрикссон проснулся от чьего-то осторожного прикосновения. Он мгновенно открыл глаза и огляделся… Никого. Через огромные окна высотой с баскетбольного защитника в комнату вливался яркий утренний свет солнца, отражённый мириадами снежинок.
   Грузный владелец доходного дома протёр глаза и на всякий случай ещё раз окинул комнату мутным взглядом.
   – Это у меня после аварии началось, – пробормотал он.
   Роджер Фредрикссон имел обыкновение разговаривать сам с собой – обычное дело для одинокого вдовца. Прошлой зимой он возвращался с женой из Бостона на новеньком «Кадиллаке» и спьяну врезался в рефрижератор. Теперь ни «Кадиллака», ни жены. Вообще-то супругу Роджера никто не рискнул бы назвать человеком душевным. Включая самого Роджера – уж он-то натерпелся от избалованной дочки телепродюссера больше остальных… А вот машину ему было по-настоящему жалко.