С той самой поры домовладелец стал замечать за собой всякие странности. То ему ночью белые кошки мерещатся, то утром (вот как только что) покойная жена будит его и начинает устраивать головомойку за просроченную уплату налога на недвижимость… Надоело это всё бедняге Фредрикссону. Вот он как-то утром и отправился к частному психотерапевту.
   – Ничего страшного, – успокоил его врач. – Обычные галлюцинации.
   – Серьёзно? – с сомнением переспросил Роджер.
   – Серьёзно, – с ободряющей улыбкой закивал головой психотерапевт.
   – И что теперь? – поинтересовался домовладелец, чувствуя по разговору, что могло быть и хуже.
   – Покой и свежий воздух, – доктор схватился за ручку и навыписывал мистеру Фредрикссону кучу каких-то дорогих таблеток.
   Ободрённый, вышел тогда Роджер на улицу.
   – Покой я люблю, – размышлял он. – К тому же это всего-навсего галлюцинации.
   По правде говоря, перед визитом к врачу мистера Фредрикссона больше всего беспокоило, что его супруга на самом деле восстала из могилы, чтобы допекать своего муженька и после смерти. Он даже пару раз сходил в костёл, чего за ним не наблюдалось уже долгие годы. Именно пастор посоветовал Роджеру обратиться к психотерапевту.
   – Ну, теперь дело получило совсем другой, куда более приятный оборот, – заключил домовладелец, нащупывая в кармане шелестящие пачки спасительных таблеток.
   …Сегодняшнее утро не сулило Фредрикссону никаких неожиданностей. Завтра жильцы должны внести квартплату, послезавтра намечался неприятный визит двоюродного брата Долби… Ох, уж ему этот Долби, чёрт его дери! Именно кузен познакомил Роджера с его будущей супругой. Как же! Ведь они вместе работали на телевидении! Всё-таки не зря Долби прозвали Брюшным Типом. Он думает брюхом, а не головой. В противном случае Фредрикссону никогда бы не пришлось связывать свою жизнь с этой мегерой.
   «Ты главное женись на ней, а потом хоть трава не расти. Её папаша сидит на хороших деньгах. Поверь моему чутью, Роджер!» – шептал Долби, когда на одной из вечеринок показал Фредрикссону на полноватую даму, хлеставшую мартини, как лошадь…
   – Эх, – судорожно вздохнул домовладелец, припоминая тот роковой вечер. Крутой папаша разорился через неделю после их свадьбы, а дальше началось такое… Лучше и не вспоминать. Роджеру Фредрикссону удалось сохранить в конце концов лишь мизерную часть своего состояния, но и это было удачей.
   – Так бы ты, милочка, мог оказаться и в долговой яме. Да. – Домовладелец от волнения снова заговорил вслух…
   Но и эту малость, которую он ценой героических усилий спас от алчной супруги, у него хотят отнять. Послезавтрашний визит Брюшного Долби будет посвящён скорее всего именно этому.
   – Нет, нет, я ничего тебе не отдам, Двоюродный Тип, – забормотал Роджер, шагая по спальне. – И не протягивай ко мне свои потные волосатые руки.
   Фредрикссон забрался на кровать, подобрав ноги под себя. Да… Какой тут покой, чёрт подери? Милый кузен требует себе двадцать процентов годового дохода от этого дома. В каком-то там завещании, которое он обнаружил на пыльном чердаке бабушкиного дома, об этом, мол, ясно сказано.
   – А вот и нет, а вот и нет, – скороговоркой выпалил Фредрикссон.
   Да, после того, как телекомпания Долби стала приносить бешеные деньги, он совсем свихнулся от жадности. Накупил себе всяких безделушек, и всё ему мало. Зачем, спрашивается, нормальному человеку бассейн с искусственной волной? Или этот пёс-далматин, от которого проку не больше, чем от козла молока?
   Роджер хихикнул. Он любил ввернуть в свою речь какую-нибудь народную мудрость.
   – Дурак ты, милый братец, – подытожил свои утренние размышления домовладелец и отправился принимать душ.
   Осторожно приоткрыв дверь в ванную, мистер Фредрикссон заглянул туда, чтобы проверить, нет ли там белых кошек или какой другой напасти. Нет, ванная комната сияла кафелем и фарфором, и ни одной белой кошки с чёрной отметиной на лбу (ну конечно, как это он мог забыть о такой важной подробности – у всех кошек, которые преследовали его, были большие чёрные пятна на мордах! Надо будет обязательно рассказать об этом психотерапевту) не сидело на потолке. Весело напевая, Роджер проследовал в душ.
   И только там он обнаружил на ноге огромный синяк. Ну просто гигантский синяк.
   – Что же это мы, милочка, совсем не следим за своим здоровьем? – с лёгким укором обратился мистер Фредрикссон к себе.
   – Так ведь его не было вчера, – попытался оправдаться он.
   – Может, это снова галлюцинация? – предположил Роджер и потрогал ушибленное место, Нетушки. Болит.
   – Ну, тогда надо вызвать опытного врача, – последовал мудрый совет.
   Домовладелец тщательно вымылся, почистил зубы и позвонил горничной, чтобы та принесла завтрак. Потом открыл телефонный справочник и внимательно изучил страницы, озаглавленные «Медицинская помощь. Ортопедия. Частная практика».
   У Роджера Фредикссона, как и у многих людей, обогатившихся одно-два поколения назад, ещё не вошло в привычку иметь своего врача. Каждый раз он обращался к новому доктору и каждый раз бывал недоволен. Против многих фамилий в телефонном списке стоял лаконичный крестик.
   – Хм, но вот посмотрите-ка, – пробормотал он. – Фамилия доктора Банго подчёркнута красным маркером. Кто такой этот Банго? Хм, хм, не при помню. Но раз я подчеркнул его, а не поставил крестик, значит, это единственный хороший врач, которого мне удалось разыскать среди прочего сброда. Что ж, очень хорошо. Очень. Тем более, что, судя по номеру телефона, доктор Банго живёт совсем неподалёку.
   В дверь постучали. Молодая горничная с трудом вкатила в комнату тележку с обильным завтраком.
   – Здравствуйте, мистер Фредрикссон, – пролепетала девушка.
   – Да, – согласился домовладелец и неожиданно добавил:
   – А у меня на ноге такой неслабый синяк образовался, ты просто упадёшь. Вот посмотри-ка.
   С этими словами Роджер задрал полу банного халата и с гордостью продемонстрировал горничной синюю опухоль под правым коленом.
   Той ничего не оставалось, как выразить своё восхищение новым приобретением мистера Фредрикссона и, не мешкая удалиться.
   – Да. Это синяк, – сделал заключение Роджер и, придвинув к себе телефонный аппарат, набрал номер доктора Банго.
   – Алло! Мистер Банго? – произнёс он в трубку. – Меня зовут Роджер Фредрикссон. Я домовладелец. Да. Вы случайно никогда не были у меня по вызову? А, ну понято, да. Ещё бы, раз такой известный врач, то конечно. Да. Что? А-а-а, так у меня синяк. Нет, ну просто чудовищный синяк. Причём настоящий. Как у того защитника «Филадельфия бамберз», помните? Ха-ха! Огромный, да. Синий. Да. Синяк. Совсем. Так что прошу вас сегодня появиться по адресу… Как, вы знаете? Да, конечно, я известный домовладелец, да. Ну тогда с нетерпением жду.
   Положив трубку, Роджер неторопливо, со знанием дела поглотил завтрак и откинулся в удобном кресле. Этот человек очень любил своё бренное тело и любовно выдавливал каждый крохотный прыщик, пустивший корни в его рыхлую плоть.
   – Нет, где же всё-таки я подцепил этот гигантский синяк? – попытался вспомнить мистер Фредрикссон. – А, понял, да. Это строители, чтобы им пусто было, оставили в подъезде здоровый такой кирпич. И там ещё свет не горел. Ну конечно, я споткнулся!
   Вспомнив, казалось бы, все, домовладелец решил наконец снять халат и одеться. Но когда эта процедура была закончена, сомнения снова одолели его.
   – Я отдаю должное нашей проницательности, милочка, – продолжал он свою логическую цепочку. Когда Роджер начинал испытывать к себе уважение, он обращался к своей особе во множественном числе. – Споткнуться коленом о валяющийся на полу кирпич – это по меньшей мере смешно. Да. Но тогда что же?
   Стук в дверь снова прервал его размышления. Но на сей раз это был долгожданный доктор Банго.
   – Приветствую вас, уважаемый мистер Банго. – Домовладелец протянул рослому смуглому доктору вспотевшую ладошку. – Очень рад, что вы так быстро нашли мой дом.
   – Да я его и не искал. Я живу неподалёку, – сдержанно ответил Банго.
   – Прекрасно, прекрасно, – протянул Роджер, усаживаясь в кресло и приглашая гостя последовать его примеру. Доктор не спеша осмотрелся и сел, положив на колени саквояж.
   – Итак, мистер Фредрикссон, где ваш замечательный синяк? – спросил он.
   – А вот он, – высоко закатав брюки, Роджер продемонстрировал врачу большое синее пятно.
   – Ну, это пустяки, – улыбнулся Банго, – здесь работы на десять центов, не больше.
   – Серьёзно? – обрадовался больной. В следующую секунду он спохватился и произнёс:
   – О, я понимаю, это шутка! Пусть уважаемый доктор не беспокоится, я – человек щедрый и плачу по высшему разряду. Да.
   – Ну что ж, посмотрим, – пробормотал Банго и наклонился к ноге Фредрикссона. Даже в таком положении рослый доктор возвышался подобно горе, над своим пациентом.
   Он внимательно осматривал ногу Роджера, надавливая на синяк и простукивая молоточком колено.
   – Так не болит? – спросил доктор, подняв лицо к Фредрикссону.
   – Больно, – ответил тот. Затем как-то странно взглянул на Банго и произнёс:
   – Простите, а вы, случайно, не… Не негр?
   Доктор отпустил колено и спокойно ответил:
   – Да, я – негр. Вас это смущает?
   – Не, не так, чтобы очень, – замялся Роджер, – но вам нужно было бы просто указать это в справочнике, чтобы не возникло какого-нибудь недоразумения.
   Глаза Банго сверкнули. Он ухмыльнулся про себя и опять склонился над синяком мистера Фредрикссона.
   – Тааак, – протянул он, словно не расслышав последнего замечания пациента, – сейчас я проведу одну крохотную процедуру, и вы увидите, как синяк прямо на ваших глазах исчезнет. И боль – тоже.
   – Вы это серьёзно? – воскликнул заинтригованный Роджер.
   – Вполне, – ответил доктор, раскрывая саквояж и извлекая из него длинную блестящую иглу.
   Домовладелец широко раскрытыми глазами следил за его движениями.
   – И вот это, – голос его задрожал, – вы хотите всадить в моё любимое колено?
   – А как же? – удивился Банго. – Именно в ваше любимое колено я собираюсь всадить, как вы выражаетесь, эту замечательную иглу.
   – Но это же больно! – вскричал перепуганный Фредрикссон.
   – Отнюдь, – возразил доктор, резким точным движением вонзая иглу в ногу пациента. Роджер дёрнулся в кресле и застыл.
   Он со страхом и ожиданием смотрел на Банго.
   – Разве больно? – улыбнулся врач.
   – Ээээ… Не очень, – попытался улыбнуться в ответ несчастный.
   – Ну, тогда мы сделаем так, – произнёс Банго и повернул иглу вокруг оси.
   – Теперь больно, – послышался неуверенный голос домовладельца.
   – А это уже не страшно, – врач выдернул иглу из колена и с холодной улыбкой добавил:
   – Зато теперь вы сможете увидеть фокус, который я вам обещал.
   Мистер Фредрикссон взглянул на ногу и вскрикнул:
   – Мамочка, это что с нашей ногой делается такое-растакое?
   На его глазах синяк рассасывался, будто какая-то промокашка под кожей впитывала в себя запёкшуюся кровь. Так же стремительно исчезала и опухоль. Но вместе с тем кожа неуловимо меняла цвет и становилась какой-то жухловатой, словно срез ольхи. Сначала эта метаморфоза охватила одну ногу, затем Роджер почувствовал такое же щекотание под другой брючиной и на всём теле…
   – Теперь, надеюсь, вас ничего не беспокоит? – Доктор Банго продолжал улыбаться. Только теперь его улыбка была откровенно зловещей.
   Фредрикссон хотел сказать, что это насилие над личностью и он в срочном порядке вызовет полицию, но с ужасом почувствовал, что не может произнести ни слова. Более того, он не в состоянии даже шевельнуть пальцем!
   – Спокойно, спокойно, – произнёс Банго. – Не кипятись. И запомни одну вещь: отныне я – твой Хозяин. Именно так, с большой буквы. Запомнил? Ну, кивни же, малыш.
   Шея мистера Фредрикссона медленно наклонилась и выпрямилась.
   – Хозяин, – повторил он писклявым, как у героя какого-то мультяшного сериала, голосом.
   – Теперь присядь триста шестьдесят пять раз и потом можешь отдыхать. Пока не позову.
   Домовладелец поднялся, глядя перед собой пустыми глазами и, словно болванчик, начал приседания. Доктор Банго минуту наблюдал за его механическими движениями, потом повернулся и вышел из комнаты.
   …Горничная, что-то напевая, шла по коридору с бельевой корзиной в руках, когда ей навстречу из комнаты босса вышел этот верзила-доктор с саквояжем в руке. Вид у него был донельзя довольный. Увидев девушку, он расплылся в широкой белозубой улыбке.
   – Куколка ты моя фаянсовая, – неожиданно произнёс он, потрепав опешившую горничную по щеке. Затем танцующей походкой направился к выходу.

Глава 8. Старина Фыр Гаубиц

   Сплинтер проснулся и сначала не понял, что случилось. Под его креслом раздавалась какая-то возня. Он свесил голову и заглянул вниз. Оттуда на него смотрело растерянное лицо Донателло.
   – Ты что, дружок, решил пораньше встать? – поинтересовался учитель.
   – Да нет, – поморщился Дон. – Хотел показать вам одну штуку и никак не могу её найти.
   – Вот как? – Сплинтер поднялся с кресла и начал делать разминку. – Что же это был за предмет?
   – Мышеловка, – послышалось из-под кресла.
   – Очень жаль, – произнёс Сплинтер, делая отжимания. – Так давно хотел полюбоваться на это сказочное устройство. И вот на тебе.
   – Не издевайся, учитель, – сказал Дон, выбираясь наружу. – Это очень важно.
   – Хотел бы я знать, что в мышеловке важнее всего, – не переставал подкалывать его учитель, выполняя между делом подъем-переворот на спинке стула.
   – Ты помнишь, как ночью тебя разбудила мышь? – Донателло игнорировал несерьёзный тон Сплинтера.
   – По-моему, это ты меня разбудил, а не мышь.
   – Не важно, – отмахнулся Дон. – Так вот, перед этим я долго не спал и вдруг услышал чей-то писк. Естественно, я подумал, что в мышеловку попалась очередная охотница за знаменитостями, вроде тех нахальных грызунов, которые оккупировали нас недавно… Но, когда я поднялся, думая проверить свою догадку, то нашёл нашу мышеловку в самом плачевном состоянии. Дверца на ней была покорёжена, будто там проехал гусеничный трактор…
   – И в чём мораль этой печальной истории? – поинтересовался учитель.
   – Кто-то был у нас ночью, – ответил Дон. – Мышка, которую ты поймал за хвост, не могла учинить в мышеловке такую разруху.
   – Ага, вот в чём дело, – покрутил ус Сплинтер и задумался.
   – Может, это всё-таки был Бильбауфман? – предположил Дон. – Ведь он мог покорёжить стальную проволоку?
   – Может быть и так, – согласился Сплинтер. Помолчав ещё немного, он добавил:
   – А ты помнишь того зверька, которого мы обнаружили вечером на улице?
   – Помню, – кивнул Дон. – Только я его плохо разглядел.
   – Мда, – с сожалением причмокнул Сплинтер. – Я его тоже не смог рассмотреть как следует… А жаль.
   – Ты думаешь, что тот неведомый зверь мог пробраться к нам?
   – Не знаю, – вздохнул учитель. – Не знаю. Хотя мне очень хочется узнать. Пока что можно что-то предполагать. Но не более того.
   Донателло присел на край кровати и постарался пошевелить онемевшими за бессонную ночь мозгами. После нескольких бесплодных попыток он резко поднялся и сказал:
   – Пошло оно все к чёртовой бабушке. Сегодня я активно тренируюсь и занимаюсь антигравитационным покрытием.
   – Вот это разумное решение, дружок, – согласился Сплинтер и пошёл будить остальных черепашек.
   Пока учитель уговорил Мика, Лео и Рафа подняться с кроватей, пока они почистили зубы и со стонами и уговорами съели по яйцу всмятку, прошёл целый час.
   – Наверху, должно быть, солнце светит вовсю, – предположил Сплинтер. – Пойду-ка я на свежий воздух. Заодно, может, газету какую раздобуду.
   – А мы пока позанимаемся, – предложил Мик. – Покувыркаемся, поборемся, посражаемся… Поразвлекаемся и поразминаемся, короче.
   – Дело молодое, – согласился Сплинтер и, захватив короткую палку, чтобы отбиваться от надоедливых собак, отправился наверх.
   – Кстати, – обернулся учитель на пороге, – если мистеру Джулиану снова захочется поиграть в баскет на морозце, советую вам вежливо выставить его за дверь.
   …Он долго щурил глаза от яркого света, стоя у выхода из подземелья.
   – Вот это зима, вот это я понимаю, – с удовлетворением произнёс, наконец он. На небе, синем, как радужная оболочка Клаудии Шиффер, не было ни единого облачка. Зато снегу было предостаточно. А снег для подземных жителей – самое первое дело. С таким теплоизолятором можно пережить и самую холодную зиму. Конечно, на душе порой бывает неспокойно, когда видишь, что каждый твой шаг чётко отпечатывается на пустой белой поверхности… Но за красоту надо честно платить. Никогда не бывает так, чтобы природа что-то дала, не попросив ничего взамен. Сплинтер отлично это понимал. И принимал как должное.
   «Хрум, хрум», – упруго заскрипел снег под его лапами. Сплинтер осторожно ступал, стараясь не провалиться в яму и не споткнуться о засыпанный снегом кирпич.
   «Надо бы попросить ребят, чтобы раздобыли мне где-нибудь солнечные очки, – думал учитель, чувствуя, как слезятся отвыкшие от яркого света глаза. – А то снежную слепоту заработаю на старости лет. Все домовые мыши обхохочутся».
   Сплинтер обошёл дом мистера Фредрикссона и вышел на улицу, огибавшую муниципальный парк. Здесь продавали мороженое, жареные каштаны и засахаренный арахис. В подвале большого двенадцатиэтажного дома с внушительной вывеской «Первый Инвестиционный банк Восточного побережья» на фасаде, располагалась контора, насколько Сплинтеру было известно, занимавшаяся всего лишь скупкой кукурузы и разных других продуктов у фермеров. Но среди домашних грызунов она котировалась выше любых транснациональных банков и опиумных картелей. Кукуруза! Любому дураку было ясно, что в подвалах этого здания проживает крысиная и мышиная элита районного масштаба. С некоторыми из них Сплинтер был знаком.
   Прокравшись по выщербленным ступенькам в подвал, учитель почувствовал запах дорогих сигар и хорошо выдержанного швейцарского сыра.
   – Вот ведь живут, бездельники, – пробормотал он.
   Этот подвал был грязнее любой забегаловки. Среди большинства нью-йоркских крыс не считалось зазорным мусорить там, где ешь. Наоборот, швырнуть изящным движением шкурку от салями на пол – это, по мнению местных грызунов, было признаком утончённых манер.
   – Ох! – воскликнул Сплинтер, поскользнувшись на недоеденном бутерброде с зернистой икрой.
   – Опять ты мне на завтрак подала непрожаренную форель! – из ближайшей норки доносились звуки нешуточного семейного скандала.
   – Вот она, нелёгкая жизнь глубинки, – туманно пошутил учитель. Он поднялся на ноги и пошёл дальше, вспоминая номер норы своего знакомого Фыр Гаубица.
   Когда-то Фыр Гаубиц плавал на кораблях устричных пиратов в Гудзоновом заливе. В то далёкое время он был отчаянным рубахой-парнем. Сплинтер познакомился с ним в одном трюме, до отказа забитом вкуснейшими устрицами и сардинами, которые через полчаса должны были попасть на утренний рынок в одном из портовых городов. Фыр принял тогда Сплинтера, как дорогого гостя и, несмотря на то, что в Штатах и Канаде в то время свирепствовал очередной экономический кризис, до отвала накормил его отборными лакомстами… Потом этот рубаха-парень вдруг занялся торговлей и, неудачно вложив сбережения в партию сырных обрезков с истёкшим сроком годности, вчистую прогорел. Сплинтер в это время отвоевал два места в трюме пассажирского лайнера, отправлявшегося на Гватемалу и предложил Фыр Гаубицу плыть вместе.
   – И от кредиторов своих заодно скроешься, – убеждал Сплинтер друга.
   – Нет, – подумав, ответил Фыр. – Знаешь, в таком городе, как Нью-Йорк, игра всегда идёт по-крупному. И я не теряю надежды, что мне выпадет очко. А Гватемала… Это, конечно, хорошо. Я туда обязательно с тобой поеду. Но только когда заработаю свой первый центнер копчёного сала.
   Так они расстались и не виделись много-много лет. Сплинтер вновь встретился с Фыр Гаубицем совсем недавно, теперь уже в качестве просто знакомого. Тот и в самом деле дождался своей удачи. Его нора находилась в приличном доме (о котором мы уже говорили), он поставлял крупные партии кукурузы в Советский Союз и на остров Пасхи, питался исключительно в погребах хороших ресторанов и занимался благотворительностью. К нему в нору два раза в неделю приносили относительно свежую прессу, которую местные мыши за небольшую мзду таскали из китайского ресторанчика неподалёку. Китайцы заворачивали в эти газеты рыбу и потому, просмотрев новости, Фыр Гаубиц обычно с удовольствием съедал это чтиво.
   Сегодня Сплинтер надеялся успеть до того, как пресса будет проглочена и запита банкой прохладного пива.
   – Ага, – произнёс он, рассматривая норку под номером 56. На двери была сделана прорезь для газет. Никто из Нью-йоркских крыс, насколько учителю было известно, не интересовался газетами.
   – Если не здесь, то, значит, нигде, – рассудил Сплинтер и потянул за пеньковую верёвочку, какими обычно перевязывают колбасы на мясокомбинате. За дверью раздался мелодичный звонок.
   – Да! Входи! – послышался бодрый голос Фыр Гаубица.
   Сплинтер открыл круглую дверь и вошёл. Его бывший друг сидел в кресле, вылепленном из хлебного мякиша и листал вчерашний номер «Вашингтон пост», светящийся насквозь от обильных жирных пятен.
   – Вот это сюрприз! – воскликнул Фыр. – Вот это гость! Проходи, Сплинтер! А у меня как раз завалялась мензурка с прекрасной тормозной жидкостью. У нас на Строубери-стрит это сейчас последний писк!
   – А ты совсем неплохо устроился, – заметил учитель, присаживаясь на соседнее кресло. – Давно приобрёл гарнитур?
   – Хо! Я эти гарнитуры меняю каждую неделю, – отмахнулся Фыр, вставая и направляясь к коробке из-под шоколадных конфет, в которой у него хранились горячительные напитки. – А ты все учительствуешь?
   – Учительствую помаленьку, – отозвался Сплинтер. Он с сожалением поглядывал на располневшую фигуру бывшего устричного пирата.
   – И как?
   – По крайней мере на меня не устраивают облавы и не травят мышьяком.
   – Это дело наживное, – успокоил Сплинтера Фыр Гаубиц, возвращаясь с пузырьком из-под аспирина, наполненным чем-то мутным. Фыр поднял его над головой и воскликнул:
   – Вот – лучшее средство от мышьяка и печали! Чайная ложка в день – и можно не бояться ничего.
   – Нет-нет, – запротестовал учитель, – я к тебе по делу.
   – Нууу, – разочарованно протянул Фыр, – раз в столетие появляешься и тут же находишь какие-то дела…
   – Не обижайся, Фыр. Когда-то и ты был таким же. Помнишь, как не хотел плыть со мной в Гватемалу?…
   – Так ведь это было давно. Хо! Вспомнил!
   Сплинтер встал и поднял с пола замасленную газету. На первой странице пестрел огромный заголовок: «Суперкрысы в подземных коммуникациях Нью-Йорка! Стальные клыки и маниакальная свирепость! Это будет почище мировой войны!»
   – Что за трескотня? – поморщился Сплинтер, показывая на газету.
   – Это не трескотня, – вздохнул Фыр. – К большому моему сожалению. Похоже, старина, что Бильбауфман вернулся в Нью-Йорк со своей командой.
   – Вот как? – учитель в задумчивости ходил по комнате. – Это точно?
   – Точнее некуда. Я сам видел на мусорке банки со следами его железного зуба. И чего этому идиоту приспичило наезжать сюда?
   – «Нью-Йорк, это город, где игра всегда идёт по-крупному…» – с улыбкой процитировал Сплинтер. – Возможно, Бильбауфман тоже ищет свой шанс.
   – Его шанс в Институте вивисекции, – с ожесточением ответил Фыр.
   – Не все так уж плохо, – учитель попытался вывести кукурузного короля из мрачного расположения духа.
   – Да откуда тебе понять! – вскинул вверх лапу Фыр. – Ты ему, конечно, сто лет ещё не понадобишься. Бильбауфман придёт ко мне.
   – А ты ему – в челюсть, – посоветовал учитель.
   – Хо! А за его спиной – ещё дюжина таких же обормотов и потом окажется, что кому-то из них недавно тоже поставили железную фиксу в Гамбурге.
   Сплинтер развёл руками.
   – Ну вот, видишь теперь, что в профессии учителя есть свои светлые стороны? – спросил он.
   Досадливо отмахнувшись, Фыр с размаху сел в своё кресло и замолчал. Потом резко встал, налил себе из пузырька, выпил и, вздохнув, сел обратно. А через минуту он снова шутил и радовался жизни, как и десять минут назад.
   – Ладно, Фыр, – произнёс учитель, поднимаясь. – Я пойду.
   – Хо! А как же твоё дело?
   – Да я просто хотел взять у тебя газету…
   – Так бери! Для хорошего грызуна ничего не жалко. Вот на твой день рождения я тебе обязательно подарю целую подшивку таких газет. Целый год потом будешь есть. В день по газете! Хо!
   Сплинтер взял «Вашингтон Пост» и, попрощавшись, вышел. Когда дверь за ним закрылась, Фыр Гаубиц вновь поднялся и судорожно схватился за пузырёк…
   На улице учитель наткнулся на Джулиана. Он выходил из дома мистера Фредрикссона. На Джулиане был приличный серый костюм и галстук явно не из ближайшего магазина одежды. Великан улыбался во весь рот и напевал что-то из репертуара «Ю-Би-40». Сплинтера он, к счастью, не заметил.